ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2011. № 5
Пономарева В.В., Хорошилова Л.Б.
(ст. научные сотрудники лаборатории истории культуры исторического
факультета МГУ имени М.В. Ломоносова)*
РОЖДЕНИЕ УНИВЕРСИТЕТА: СПОДВИЖНИК
ЛОМОНОСОВА ИВАН ИВАНОВИЧ ШУВАЛОВ
В статье рассматривается основание старейшего российского университета как результат взаимодействия великого ученого М.В. Ломоносова и вельможи И.И. Шувалова — покровителя наук, выступавшего в роли посредника между ученым сообществом и властью.
Ключевые слова: И.И. Шувалов, Московский университет, национальная модель образования, куратор университета.
The article covers the founding of the oldest Russian university through the interaction of the great scholar M. Lomonosov and the nobleman I. Shuvalov — patron of learning, who served as an intermediary between the academic community and the authorities.
Key words: I. Shuvalov, Moscow State University, national education model, university curator.
* * *
...Шувалова, который покровительствовал Ломоносова, никогда не забудем. Имя его навсегда останется драгоценно музам отечественным.
К.Н. Батюшков
В национальной истории культуры есть события, которые невозможно переоценить. Одним из них явилось основание Московского университета, на долгое время ставшего авангардом русской духовной жизни. Появлением в середине XVIII в. первого отечественного университета мы обязаны сотрудничеству двух людей — Михаила Васильевича Ломоносова и Ивана Ивановича Шувалова.
Создание университета было делом нелегким. Страна, во многом сохранявшая традиционную основу, но тем не менее вставшая с начала XVIII в. на путь модернизации, нуждалась в подготовленных специалистах. Общая бедность населения, отсутствие среднего класса, крайняя малочисленность по-современному образованных людей предопределяли важнейшую роль государства в деле строительства своего собственного, национального образования. Однако без той воли, без горячего стремления к насаждению в России
* Пономарева Варвара Витальевна, Хорошилова Любовь Борисовна, тел. (495) 939-20-56; e-mail: culture@his.msu.ru
просвещения, которые проявили два великих человека, добиться цели было бы невозможно. При этом роль этих людей была различной, но одинаково весомой.
* * *
Известность рода Шуваловых началась не ранее первой четверти XVIII в. Иван Максимович Шувалов в свое время обратил на себя внимание Петра Великого, поручившего ему должность коменданта в завоеванном Выборге. Его сыновья Александр и Петр заслужили особое расположение великой княгини Елизаветы Петровны, что и определило дальнейшую судьбу Шуваловых. Можно сказать, что они принадлежали к числу людей новых, вызванных к государственной деятельности петровскими преобразованиями, как пишет биограф И.И. Шувалова П.И. Бартенев.
Будущий основатель Московского университета и его первый куратор родился 1 ноября 1727 г. в бедной, незнатной дворянской семье. Основы его характера были заложены тем бытом, который называют допетровской стариной. После возвышения двоюродного брата Петра юный Иван был взят пажом ко двору. Бедность и пренебрежение знатных родственников делали одиноким тихого и скромного юношу и оказали большое влияние на окончательное складывание его характера. В нем рано обнаружилась жажда знаний и любовь к просвещению. Окружающие видели его всегда с книжкой в руках. Скудость биографических сведений не позволяет проследить, как он получил образование. Отметим, что сама неполнота сведений о первоначальном обучении подростков в первой половине XVIII в. красноречиво свидетельствует, что образованию уделялось много меньше внимания, чем во второй его половине; впоследствии же мемуары изобилуют подробными рассказами о школах, пансионах, учебных предметах и, конечно, об учителях.
Похвалы великой княгини Екатерины Алексеевны, чьим камер-пажом был Шувалов, обратили на него внимание императрицы Елизаветы Петровны. Красота, эта родовая черта Шуваловых, и привлекательный характер помогли ему утвердиться в 1751 г. фаворитом императрицы. Помимо прекрасной наружности, Шувалов обладал ясным умом, мягким характером и тем человеколюбием, которое так выгодно и резко отличало его от всех временщиков предыдущих царствований. Но помимо этих дарований он имел много навыков, которые даются только постоянной, настойчивой работой над собой: он был прекрасно образован и начитан, знаком со всей современной литературой, знал французский, итальянский, немецкий языки и латынь, обладал чувством достоинства и тактом, умением держать себя в обществе. Для бедного дворянина первой половины XVIII в. это было необычно. Есть туманные сведения,
что в 1737 г. он поступил в гимназию при Академии наук, где пробыл до 1743 г. Эта страница его биографии нуждается в изучении. Ясно одно: Иван Иванович Шувалов учился всю жизнь.
И.И. Шувалов
С начала своего фавора Шувалов взял под свое покровительство М.В. Ломоносова. Он неизменно сохранял с ним дружеские отношения, учился у него (как видно из сохранившегося конспекта ломоносовской риторики, написанной рукой Шувалова). Как известно, он был защитником Ломоносова в его борьбе в Академии наук, докладчиком его заслуг перед императрицей. Именно Шувалов побуждал Ломоносова писать историю России, в изучении которой чувствовал огромную необходимость. Да и в материальном отношении Шувалов нередко приходил Ломоносову на помощь. Заметим, что роль покровителя Ломоносова была отнюдь не синекурой; горячий, строптивый характер Михайлы Васильевича, его обостренное чувство собственного достоинства, вполне адекватная оценка (как стало ясно обществу много позже) собственной значимости общеизвестны. В атмосфере всеобщего «ласкательства» перед вельможами, когда безусловно царил чин, поведение обоих было необычным. Один не заискивал, оставаясь самим собой, дру-
гой не только не ждал «искательства», напротив, принимал и ценил именно тот склад отношений, который ему предлагался.
Сближние этих двух, таких разных людей принесло России великие плоды. Их сотрудничеству мы обязаны возникновением университета. В 1754 г., во время пребывания императрицы Елизаветы Петровны в Москве, было решено основать университет в древней столице. 12 (25) января 1755 г. императрица Елизавета подписала Указ об учреждении в Москве университета и двух гимназий. Имя Шувалова оказалось тесно связано с этими событиями. В разные времена выдвигались их разные политически ориентированные версии. Монархическая историография склонна была превозносить участие Шувалова, в советское время основателем университета становится один лишь Ломоносов. Наверное, справедливость требует отдать должное именно их сотрудничеству.
Шувалов принял самое деятельное участие в организации университета, став его первым куратором. Уже в проекте об учреждении Московского университета говорилось: «Всяк желающий в университете слушать профессорских лекций, должен наперед научиться языкам и первом основаниям наук. Но понеже в Москве таких порядочно учрежденных вольных школ не находится, где бы к вышним наукам молодые люди надлежащим образом приготовлены и способными учинены быть могли; того ради е.и.в. всеми-лостивейше не соизволит ли указать, чтоб при Московском университете и под его ведомством учредить две гимназии: одну для дворян, а другую для разночинцев, кроме крепостных людей». Предполагалось «для различения дворян от разночинцев учиться им в разных гимназиях, а как уже выйдут из гимназии и будут студентами у вышних наук, таким быть вместе как дворянам и разночинцам, чтоб тем более дать поощрение к прилежному учению»1. Таким образом, средняя школа оставалась сословной, тогда как высшая была бессословной. Университетское образование выдвигалось в качестве стимула для получения разночинцами дворянских привилегий.
Неудивительно, что именно разночинцы заполнили аудитории университета. Принадлежавшие к податному сословию, они не просто имели право, но были обязаны учить своих детей, «ибо учение в XVIII в. приравнивалось к государственной службе»2. Выходцы из духовного сословия — семинаристы — были лучше подготовлены к систематическому учению, получили предварительную подготовку, знали латынь и, следовательно, могли слушать лекции профессоров-иностранцев.
1 Московский университет в воспоминаниях современников. М., 1989. С. 35.
2 Вердеревская Н.А. О разночинцах // Из истории русской культуры (XIX век). Т. 5. М., 1996. С. 456—457.
Шувалов считал важнейшей задачей привлечь в университет дворянство — не только с просветительскими целями, но и для повышения престижа нового учебного заведения. 17 мая 1756 г. по его представлению был принят указ, гласивший, что дворяне, зачисленные на военную службу и учившиеся в университете или гимназии, получали право на производство в очередной чин наравне с состоящими на действительной службе.
В середине XVIII в. остро стояла проблема языка преподавания. Русский как язык науки только формировался. Дворянству в целом было свойственно пренебрежительное отношение к латыни. Латинский язык не входил в обычное образование русского дворянина. Подобно тому, как французский язык сделался знаком дворянской образованности и был неотделим от представления о светском галломане, латынь являлась обязательным признаком учености, даже «неприличной» для дворянина, педантизма, которым щеголяли образованные поповичи3. Шувалов, пытаясь разрушить это предубеждение, при учреждении университета установил, чтобы всякий студент, изучивший латынь, выпускаем был из университета обер-офицером4.
Если латинский язык виделся символом «поповской учености», то знаком учености дворянской было чтение на французском, который в то время выполнял роль языка также научной и философской мысли. Выравнивание сословий в ходе образования происходило как за счет «признания» дворянами необходимости латыни, так и за счет усвоения разночинцами дворянских культурных ценностей, важное место среди которых занимало знание современных иностранных языков. Разночинцы, втянутые в сферу университетского образования, приобщались к дворянским ценностям, прежде всего к культурным, и лишь затем — к социальным.
Помимо обязательного набора предметов выбирались и другие — по желанию учеников, вернее, по возможностям их кошелька. Гимназисты, не собиравшиеся учиться в университете, по окончании первой ступени — «русской школы», направлялись в немецкую или французскую. Раз в неделю гимназисты могли заниматься по выбору рисованием, танцами, музыкой или фехтованием. Университет предоставлял широкие возможности получить или дополнить образование. Программа была достаточно гибкой: она подразумевала разное отношение к конечным целям образования.
Поскольку университет, кроме Сената, не подчинялся никакому государственному учреждению, значение куратора было очень велико, от его личности зависело многое. Можно утверждать, что ха-
3 См.: Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. СПб., 1994. С. 303.
4 См.: Долгорукий И.М. Воспоминания // Помещичья Россия по запискам современников. М., 1911. С. 39.
рактер Шувалова наложил заметный отпечаток на все первые годы существования университета. Куратору подчинялся директор университета, а профессора выбирали систему преподавания и учебники в порядке предписания «профессорского собрания и куратора». Не профессора и студенты, как это станет позже, но куратор и директор университета, их деловые качества, нравственный облик, душевные пристрастия определяли общую атмосферу в университете. Именно они были посредниками во взаимоотношениях университета с властью, предъявлявшей свои требования, они же освобождали профессоров от бытовых забот, решая многочисленные финансовые и хозяйственные вопросы, что в российских условиях было немаловажно. Здесь сказывалась государственная опека со всеми ее плюсами и минусами. Да она была и неизбежна в период становления университета, возникшего по воле власти, когда условия для развития высшего российского образования еще недостаточно созрели. Вольности, о которых мечтал Ломоносов («как в Лейденском университете»), в то время не могли реализоваться и по объективным причинам — еще не было ученого сообщества, которое вполне осозновало бы свое место в этом мире, свое единство, свои права и обязанности, достоинство и перспективы.
Фаворит императрицы жил среди «русского модного света с его балетами, песенками и романами, с его беззаботным пренебрежением к непонятной для него окружающей действительности» (В.О. Ключевский), среди, но вне его. Увлекаясь французской культурой, высоко ценя французскую литературу, то новое, что она несла миру, Шувалов отвергал интеллектуальную распущенность и цинизм, сопровождавшие распространение новых, революционных идей, рушивших традиционные воззрения, — то явление, которое в русской жизни назвали «вольтерьянством». Шувалов читал и перечитывал Вольтера, но при этом приговаривал: «Вот как не люблю его, бестию, а приятно пишет!». Вельможа был знаком с Вольтером лично, а не только с его сочинениями; он прожил в Фернее у знаменитого философа около двух недель, «после чего много убыло его уважения к нему», как пишет современник5. И.М. Долгорукий вспоминал, как отец хотел отправить его за границу учиться, «но советы Ивана Ивановича Шувалова поколебали его в этом намерении. Шувалов долго жил в Париже и нагляделся на образ воспитания молодых Россиян, приезжавших туда учиться. Лета его и опытность давали ему право в предмете сем рассуждать решительно. Он, наклонен будучи к пользам своего общества, любя истинное просвещение и питая почти пристрастное чувство к российскому университету, убедил отца моего записать меня в оный»6.
5 Записки Ильи Федоровича Тимковского // Русский архив. 1874. № 6. Стб. 1455.
6 Долгорукий И.М. Указ. соч. С. 87.
Характер системы образования (его идеалы, набор учебных дисциплин, формы взаимоотношений учителя и ученика, организация школьной жизни и т.д.) самым непосредственным образом связаны с соответствующим типом культуры и меняются вместе с ним, — пишет современный исследователь7. Шувалов был хорошо знаком с зарубежной педагогической практикой и понимал, что России не обойтись без заимствования опыта образовательных учреждений стран Западной Европы (известно, помимо прочего, что в его библиотеке имелся экземпляр книги «Описание Оксфордского Университета»)8. Тем не менее, используя иностранный опыт, он стремился развивать национальное образование, соответствующее историческим традициям и менталитету русского народа.
Первой половине XVIII в. — эпохе петровских преобразований и последующим десятилетиям — соответствовал чисто утилитарный подход к образованию. Университет, академия, кадетский корпус, специализированные школы должны были готовить для государства специалистов — шкиперов, инженеров, артиллеристов, врачей, переводчиков. Шувалов относился к «людям елизаветинской школы, то есть самоучкам» (В.О. Ключевский), однако он, безусловно, умел ценить систематическое образование, прекрасно сознавал его самоценность. Вся его деятельность в Московском университете подтверждает свойственный ему широкий подход к смыслу образования вообще.
Куратор уделял самое пристальное внимание выбору первого поколения профессоров. Из его переписки с академиком Г.-Ф. Миллером видно, как Шувалов стремился привлечь в Московский университет первоклассные силы ученой Европы; ему удалось пригласить Роста из Геттингена, Дильтея из Вены, Рейхеля и Келнера из Лейпцига, Шадена из Тюбингена; первые русские магистры — Поповский, Яремский, Барсов — также были вытребованы Шуваловым для университета. Большое значение придавал Шувалов речам профессоров на торжественных актах университета. Ведь эти акты были важны не только для студентов, на них сбиралась московская публика, для которой университет постепенно становился частью жизни. Шувалов не терпел в профессорских речах шаблона и повторов, предупреждая, что в речах «довольно уже хвалить науки и друг друга, эта материя довольно уже истощена».
Не менее научной подготовки профессоров куратора интересовал нравственный облик привлекаемых для преподавания людей, навыки у них светского общения, умение воспитывать молодых,
7 См.: Лекторский В.А. Гуманизация, гуманитаризация и культурологический подход к образованию // Вопросы философии. 1997. № 2. С. 3.
8 Часть шуваловской библиотеки (более 600 томов) хранится сейчас в Отделе редкой книги Научной библиотеки МГУ.
развивать в них «людскость и розвязь в обращении» (по выражению Г.Р. Державина). Ведь в университет по первому призыву пришли учиться выпускники духовных училищ и семинарий, в большинстве люди очень бедные, многие — сироты. По замыслу куратора они должны были получить в университете не только образование, но и воспитание, навыки светского обхождения, чтобы после окончания университета войти в новую, незнакомую для них жизненную среду. На своем личном опыте Шувалов знал, как важно для бедных и незнатных юношей приобрести необходимое воспитание и манеры. Так, уже в первые годы существования в Московском университете определилось соединение образовательных и воспитательных задач как типологическая черта русского образования.
Шувалов, заботясь об учениках, наказывал «учителям подтвердить, чтоб ни с кого с учеников ни подарков, ни денег не брали, будучи на жалованьи е.и.в., кроме дозволить всякому иметь по шести пенсионеров, которых обучать особливо в часы, когда нет клас-сов»9. Беспокоясь о правильном образе жизни учащихся, он добился разрешения завести недалеко от университета обержу (харчевню) под «университетским смотрением». Создав университет, Шувалов для тысяч людей XVIII в. открыл возможность найти свой путь в жизни. Только за семь первых лет гимназию окончило 1800 учеников.
Необходимой составной частью обучения Шувалов считал заграничные стажировки студентов. Он желал знать все подробности пребывания их за границей, запрашивая сведения об их научных занятиях, денежных расходах, условиях проживания, давал рекомендательные письма, советы; студенты, готовясь к серьезной длительной поездке, нередко живали в его доме в Петербурге подолгу.
Первый куратор входил во все подробности университетской жизни. Заботился он и о покупке книг, учебных пособий. При его содействии была открыта университетская типография, в которой с 1756 г. стала печататься первая городская газета «Московские ведомости». Даже во время военных действий его агенты получали указания найти для университета типографа, рисовальщика, гравера; наряду с военными реляциями он получал отчеты о приискании работников для университетского издательства10. Шувалов был далеко не всесилен: известно, какой борьбы, так и не приведшей к полной победе, стоила ему публикация «Опыта о человеке» А. Попа в переводе Н. Поповского, чему всячески препятствовала церковная цензура. Книга в конце концов вышла в университетской типографии, но с купюрами.
9 Документы и материалы по истории Московского университета второй половины XVIП века. М., 1957. Т. 1. С. 301.
10 Сб. РИО. Т. 9. СПб., 1872. С. 487.
Наконец, Шувалов основал в Казани гимназию, дочернюю по отношению к Московскому университету, снабдив ее богатой библиотекой (книги были подобраны и куплены им самим на собственные средства). Первые университетские выпускники стали преподавателями Казанской гимназии, директором же был назначен университетский асессор, протеже Шувалова, Веревкин, который буквально душу вкладывал в новое учебное заведение.
Правила университета запрещали телесные наказания, что для XVIII в. было не вполне в порядке вещей. Однако случались исключения. Куратор настаивал, чтобы обо всех этих исключениях профессорская Конференция докладывала ему лично и сам принимал меры. Ректору и учителям гимназии запрещалось бранить учеников «скверными словами» и тем более бить по голове. В «Инструкции» директору, присланной от Шувалова сразу после открытия гимназии, также рекомендовалось только в исключительных случаях умеренное применение телесных наказаний: «За непристойные поступки понижать местом, сажать за особливый стол и т.д., за великие продерзости выписывать вон из списка гимназии... малолетних штрафовать умеренными иногда побоями, только б то учители без воли директора делать не смели»11.
Первые студенты, пришедшие в университет, попадали в обстановку, где они особенно остро ощущали разрыв с традиционной культурой, в которой выросли и воспитывались.
Нравственная закалка, которую получали питомцы университета, зачастую отличала их в дальнейшем в повседневной жизни. Совмещение нравственных и учебных задач, сочетание воспитания с занятиями наукой в одних стенах — характерное отличие университета Московского, российского от западноевропейских. Изданием учебников, научных и художественных книг, системой публичных лекций и диспутов, общедоступностью библиотеки, подготовкой работников просвещения для всей России университет к концу столетия завоевал заметное место в обществе. Воспитанники университета составляли значительную часть среди преподавателей гимназий XVIII—XIX вв. Фактически университет в эти годы стал во главе среднего образования в России.
Декабрист Николай Тургенев, учившийся в Московском университете и завершавший образование в Геттингене, в своей книге «Россия и русские» отзывается об alma mater подобным образом: «Я, не боясь, могу сказать, что никогда ни в одной стране ни одно учреждение сравнительно не принесло более пользы...»; даже человеческие качества воспитанников университета выделяли их: «если среди той всеобщей подкупности, среди подкупной толпы
11 Документы и материалы по истории Московского университета второй половины XVIII века. Т. 2. № 107.
начальников, вероломных судей, которые тяготеют над Россией, случайно встречается какой-нибудь честный и просвещенный чиновник, какой-нибудь честный и стойкий начальник, то почти можно быть уверенным, что он был в Московском университете»12, — утверждал Тургенев.
Шувалов хорошо сознавал, что создание университета — лишь начало; огромная Российская империя нуждалась в большом количестве учебных заведений разного уровня. Он начертил план основания повсеместно школ, которые давали бы начальное образование, а в крупных городах России следовало учредить гимназии: «...установить школы и гимназии по разным местам, как в моем представлении в Правительствующий Сенат показано.., в которые повелеть в урочные лета юношеству записываться.., а после для совершенства наук итить в кадетский корпус, в университет, в академию, в инженерную школу, в которых быть до семнадцати или осмнадцати лет, и потом дать волю служить или нет». В записке, адресованной императрице Елизавете Петровне «Какие в воспитании юношества неудобства происходят»13, Шувалов пишет о том, что дворяне более озабочены получением их детьми чинов, нежели «должного учения, сходного с их рождением и пользою общею». Все «знатное и достаточное дворянство определяется в гвардию», в кадетский корпус поступают лишь бедные дворяне. Шувалов мечтал о повышении статуса образования в обществе, о создании сети учебных заведений на всей территории Российской империи... Это удалось отчасти сделать лишь Екатерине Великой.
Характер Шувалова особенно сказывается в одной его фразе, которую он любил часто повторять: «тихонько, мало-помалу». Именно так думал он вводить в России это новое дело — университетское образование. Какой контраст с петровскими преобразованиями в области просвещения, когда хотелось утвердить новое быстро и все сразу! Характер Шувалова проявился и в том, что день основания университета, Татьянин день, был избран им в честь своей матери. Тем самым новое, чисто европейское учреждение связывалось с русской традицией. День оказался избран настолько счастливо, что 25 января, Татьянин день, стал не только университетским, но общестуденческим праздником.
Возможно, именно это ощущение традиции, связи, постепенности введения нового помогло Ломоносову и Шувалову создать жизнеспособный университет, который вскоре стал играть выдающуюся роль в русской культуре. В Шувалове мы видим наиболее превлекательный тип русского европейца, всегда открытого для усвоения нового и бесконечно любящего свое.
12 Тургенев Н.И. Россия и русские. М., 1915. Т. 2. С. 193.
13 Русский архив. 1867. Кн. 1. С. 70—71.
После смерти императрицы Елизаветы Шувалов оказался в немилости у новой власти. Воспользовавшись ситуацией, новый куратор университета В.Е. Адодуров поспешил послать донос на Шувалова в Сенат с обвинением «в самочинном переводе денег студентам, посланным за границу 17 декабря 1762 г.». Шувалов с достоинством ответил на запрос Сената: «Господин Адодуров доносит, на каких кондициях и в которых годех студенты посланы, и когда им возвратиться, о чем он от меня никогда не требовал. В канцелярии же онаго знать не почем, ибо оные студенты прежде отсылки жили в Петербурге, обучались некоторые в Академии наук и мною содержаны, и потом с достаточными рекомендациями к нашим министрам и к другим мне знакомым иностранным рекомендованы были. Возвращение же их состоит в воле их командиров, а время до совершения наук предписать не можно. Что же указа и повеления о том нет, то, как я и выше доносил, что попечение о распространении наук мне высочайше доверено было, почему я везде и всегда старался всею моею возможностью и усердием желаемым успехам ответствовать»14.
Русский XVIII век дает нам целую плеяду великих, ярких личностей, но сколько порой в них неистовства, разрушительной силы, отрицания прошлого, нетерпимости. Все это дало повод Ю.М. Лот-ману говорить о «гипертрофии личности» в то время. За этими гигантами так долго в тени оставалась личность Ивана Ивановича Шувалова, человека миролюбивого, кроткого, не терпевшего ссор, порой даже мягкотелого — неслучайно императрица Екатерина II вывела его в образе «Нерешительного» в своих «Былях и небылицах». Когда Шувалов был назначен директором Кадетского корпуса, его друг, поздравляя письмом, не удержался: «Прости, любезный друг, я все смеюсь, лишь только представлю себе вас в штиблетах, как вы ходите командовать всем корпусом и громче всех кричите — "на караул!"»15.
Наверное, настало время воздать ему должное. В эпоху, когда каждый гнался за чином и не скрывал этого, когда тщеславие и «ласкательство» были свойственны и самым достойным людям, отказ Шувалова от графского титула, его спокойная жизнь, полная осмысленных занятий на фоне праздного и развратного двора, представляется присущей человеку с твердой волей, который хорошо сознает, чего он хочет, что ему пристало и что — нет. Признаком твердого характера является стремление отстоять не внешнее достоинство (в чем у Шувалова не было нужды), но — главное —
14 Цит. по: Пенчко Н.А. Выдающиеся воспитанники Московского университета в иностранных университетах (1758—1771 гг.) // Исторический архив. 1956. № 2. С. 162—164.
15 Русский архив. 1869. Кн. 6. Стб. 1844.
достоинство внутреннее. В одном из писем он писал о себе самом: «рожден без самолюбия чрезмерного, без желания к богатству, чести и знатности; ...ни в каких случаях моей алчбы не казал в таких летах, где страсти и тщеславие владычествуют людьми...»16.
Со времен П. Бартенева и М. Снегирева не составлялось жизнеописаний Шувалова; полной биографии не написано до сих пор. В последние годы очевиден интерес к его необыкновенно привлекательной личности.
Шувалов являлся просвещенным меценатом в лучшем смысле этого слова: в 1757 г. им была основана Академия художеств, где он стал первым президентом (до 1764 г. Академия числилась при Московском университете). Более того, Шувалов предоставил для нее свой дом, и первые два года своего существования она размещалась в нем. Именно он заложил основу коллекциям Академии, вытребовав из императорских собраний сотню картин, и неизменно пополнял их: многое передал из своего собственного собрания в Петербурге, позже посылал из-за границы слепки античных статуй, подлинники и копии картин.
Это тем более знаменательно, что в то время практически никто не разделял его интереса к искусству, не поддерживал в стремлении развивать национальное русское искусство. «В его кругу даже говорить об искусстве избегали — оно мало кому было доступно и скорее даже чуждо. На образованные круги Шувалов тоже едва ли мог опираться. Там относились не особенно дружелюбно к худож-никам»17, — пишет исследователь. При таких обстоятельствах трудно переоценить помощь, которую Шувалов оказывал столь многим.
Можно назвать несколько имен, ставших впоследствии известными каждому. Первую поддержку юному «гвардии кондуктору» Гавриле Державину оказал именно Шувалов, — и в старости поэт любил вспоминать об этой помощи. Шувалову многим обязаны Денис Фонвизин, Ипполит Богданович, Василий Баженов, Иван Старов, Ермил Костров, Федот Шубин, Антон Лосенко, Федор Рокотов, Иван Кулибин. Он протянул руку помощи замечательному художнику Евграфу Чемесову: бедный дворянин, тот тянул лямку в армейском полку, и его талант мог погибнуть безвестно. Шувалов поместил его в академические классы знаменитого гравера Шмидта, и Чемесов за короткий срок приобрел необходимые навыки. Больной «горловой чахоткой», Чемесов нередко отдыхал на петергофской даче Шувалова. Все изменилось, когда на посту президента Академии художеств Шувалова сменил Иван Бецкой: талант Чемесова оказался не востребованным по-настоящему.
16 Там же. 1870. С. 1396.
17 Яремич С.П. Основание Академии художеств. Президентство И.И. Шувалова. Русская академическая художественная школа в XVIII в. М.; Л., 1934. С. 52.
Великолепный дом И.И. Шувалова, окруженный обширным садом, со временем стал подлинным культурным очагом. Полагают, что именно здесь возник первый в России литературный салон18. Здесь постоянными посетителями были, помимо императрицы Елизаветы Петровны, М.В. Ломоносов, А.П. Сумароков, Г.-Ф. Миллер, здесь останавливались коронованные особы, здесь подолгу живали студенты, издатели, поэты, художники — всем находился кров и стол. Шувалов интересовался новинками, выписывал множество французских книг и журналов, щедро делился сокровищами своей библиотеки с желающими (среди них оказалась юная Екатерина Воронцова, в замужестве Дашкова, будущий президент Академии наук).
В 1763 г. Иван Иванович уехал за границу. Больше восьми лет он провел в Риме, ездил по всей Италии, побывал в Берлине, Париже и Лондоне, посетил Швейцарию. Всегда, когда мог, он помогал русским художникам, собирал произведения искусства в оригиналах и копиях, пересылая их в адрес своего детища — Академии художеств.
Здесь, вдали от России, Шувалов познакомился со многими великими людьми. Людовик XVI и Мария Антуанетта принимали его в своем интимном кружке, Вольтер, герцог Орлеанский и австрийский император Иосиф II с удовольствием беседовали с ним, в Париже он посещал салоны маркизы дю Деффан и госпожи Неккер, адресовавших ему восторженные послания. Высоко ценил его общество Папа Римский, который предоставил ему право выбора нунция в Варшаве, позволил снять слепки с лучших античных статуй Ватикана, которые были отосланы Шуваловым в Академию художеств19.
Изредка доводилось ему выполнять дипломатические поручения российского правительства, за что он был произведен из генерал-поручика в чин действительного тайного советника. Но Шувалов все больше тосковал по родине, по прежней деятельности, по своему университету, Академии художеств... Красноречиво его письмо к Григорию Орлову, в котором явно видно желание достучаться до императрицы: «Наконец Божеское Милосердие, спасая наше общество, даровало нам такую государыню, на какую лишь могли рассчитывать искреннейшие пожелания добрых подданных, добрых Русских. Своим царствованием она обещает нам счастие, благо-
18 См.: Канторович И.В. Салон И.И. Шувалова // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 8. История. 1996. № 4.
19 См.: Снегирев И. Иван Иванович Шувалов, основатель Московского университета и русский меценат // ЖМНП. 1837. № 8; Бартенев П. Биография П. Шувалова. СПб., 1857. С. 29.
денствие и всевозможное добро. И в это августейшее царствование я один забыт!.. я не способен быть употребленным ни на какое дело, я недостоин благоволения нашей матери...»20.
И вот в сентябре 1777 г. Шувалов вернулся на родину. Возвращение его было триумфальным. «Близкое знакомство с первыми персонами Европы, знание иностранных дворов и политических отношений, — все давало ему право на внимание и отличие», — пишет биограф Шувалова П. Бартенев. Екатерина II дала в его честь в Эрмитаже театральное представление и бал, назначен был ежегодный пенсион в 6000 руб.
Иван Иванович несколько лет прожил в Москве. Когда-то, более двадцати лет назад, он создал здесь университет, участвовал в его жизни, но никогда не посещал его, управляя всем из далекого Санкт-Петербурга. Приезд в Москву как бы замыкал некий круг его жизни. Он снова начал принимать непосредственное, живое участие в университетских делах.
Для университетских людей имя Шувалова всегда было особенным. Студенты посвящали ему свои работы — переводы, стихи; в университетской церкви неизменно служились молебны в день его святого, к нему обращались по всякому поводу. Мы видим в этом феодальный патернализм, который, являясь результатом отсутствия гражданских свобод, независимой общественной жизни, в то же время имел и привлекательную сторону — заботу о человеке. Имя Шувалова рождало чувство защищенности, осознание причастности к клану.
«Певец университета» С.П. Шевырев так описывал торжественный Университетский акт 30 июня 1779 г., когда всем членам университета была доставлена «отменная радость» — присутствие первого куратора: «Шувалов сам раздавал студентам золотые и серебряные медали, а ученикам, удостоившимся производства в студенты, — шпаги. Директор наградил лучших учеников книгами»21.
В 1780 г. И.И. Шувалов вместе с Григорием Потемкиным (питомцем университета), представлял свое детище старому знакомцу, австрийскому императору Иосифу II, а в 1783 г. в шуваловском особняке был дан праздничный обед для университетских людей после торжественного акта в университете.
Иван Иванович Шувалов умер 14 ноября 1797 г. При его погребении «гроб окружали все питомцы Университета, бывшие тогда
20 Бумаги И.И. Шувалова // Русский архив. 1867. Кн. 1. С. 92—93.
21 Шевырев С.П. История императорского Московского университета, написанная к столетнему его юбилею ординарным профессором русской словесности и педагогики Степаном Шевыревым. 1755—1855. М., 1855. С. 247.
в Петербурге»22, — пишет С.П. Шевырев. Похоронен он был в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге.
* * *
Слова, которыми мы охарактеризовали бы личность И.И. Шувалова, — традиционное русское семейное воспитание, европейская образованность, воспитанность, открытость миру, патриотизм, человечность — это ключевые слова для характеристики и университетской жизни уже с самого начала существования. Когда-то, в начале XVIII столетия, Шуваловы были людьми «новыми», вызванными к жизни петровскими реформами. Прошло не так много времени, и старая Москва с удивлением заметила на своих улицах в 1760—1770-е гг. очередных «новых людей» — это были уже университетские люди. Многое сделал Иван Иванович Шувалов для того, чтобы они появились.
Несомненно, Шувалов был человеком выдающимся — по тому духовному пути, который он прошел, по тому грандиозному, что свершил. Мы оставляем за скобками слабости и пороки, которые — столь по-человечески! — были присущи Ивану Ивановичу и которые не преминули отметить современники и биографы. Нас интересуют прежде всего те свойства его личности, которые подвигнули его на грандиозное свершение, без которого немыслима вся история русской культуры.
Иван Иванович Шувалов известен нам как покровитель искусств и создатель Академии художеств, как фаворит императрицы Елизаветы Петровны, как светский человек, состоявший в знакомстве с лучшими умами Европы, как щедрый и добросердечный меценат. И все же из всех его жизненных поприщ наибольшее значение для русской культуры имела дружба с Ломоносовым и создание Московского университета. В своем симбиозе с великим ученым Шувалов играл роль организатора науки и образования, медиатора между ученым сообществом и властью. И эта роль удалась ему блестяще.
Список литературы
1. Бартенев П. Биография П. Шувалова. СПб., 1857.
2. Вердеревская Н.А. О разночинцах // Из истории русской культуры (XIX век). Т. 5. М., 1996.
3. Канторович И.В. Салон И.И. Шувалова // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 8. История. 1996. № 4.
22 Там же. С. 291.
4. Лекторский В.А. Гуманизация, гуманитаризация и культурологический подход к образованию // Вопросы философии. 1997. № 2.
5. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. СПб., 1994.
6. Пенчко Н.А. Выдающиеся воспитанники Московского университета в иностранных университетах (1758—1771 гг.) // Исторический архив. 1956. № 2.
7. Снегирев И. Иван Иванович Шувалов, основатель Московского университета и русский меценат // ЖМНП. 1837. № 8.
8. Шевырев С.П. История императорского Московского университета, написанная к столетнему его юбилею ординарным профессором русской словесности и педагогики Степаном Шевыревым. 1755—1855. М., 1855.
9. Яремич С.П. Основание Академии Художеств. Президентство И.И. Шувалова. Русская академическая художественная школа в XVIII в. М.; Л., 1934.
Поступила в редакцию 11 мая 2011 г.