CC BY
63
Первым студентом-европейцем, окончившим Токийский императорский университет, был молодой русский - Сергей Григорьевич Елисеев (1889-1975), впоследствии ставший выдающимся учёным-японоведом. Летом 1912 г. он получил диплом Токийского университета, сдав выпускные экзамены на отделении японского языка и литературы историко-филологического факультета и защитив дипломную работу о замечательном средневековом японском поэте Басё. Выпуск Елисеева из японского университета тут же был отмечен в российском издании: «В токиоском императорском университете окончил курс Сергей Елисеев, 23 л., по факультету японской словесности. До сего времени ни одному европейцу не удавалось окончить японский университет. Оканчивали индусы и китайцы. Таким образом, С. Елисеев является первым европейцем, удостоившимся получить учёную степень "бунгакуси"1. Учёная степень "бунга-куси" молодому учёному присуждена за литературную работу: "О поэзии Басио, великого народного поэта Японии"»2.
Через два года, пройдя курс обучения в аспирантуре - Дайгаку-ин, летом 1914 г. Сергей Елисеев вернулся в Петроград, намереваясь продолжить образование на факультете восточных языков университета, а затем в каком-либо университете Европы. Этому не суждено было сбыться в связи с началом Первой мировой войны. После сдачи магистерских экзаменов С.Г. Елисеев в декабре 1915 г. стал преподавателем японских филологических дисциплин в университете.
Он служил также в ряде других исследовательских и учебных учреждений и состоял членом многих научных обществ Петрограда. Наряду с Императорским обществом востоковедения, Императорским русским
археологическим обществом, Императорским русским географическим обществом, Русско-Японским обществом, он был членом довольно «странного» объединения -«Общества окончивших университеты в Японии». Из этого следует, что факт получения высшего образования в Японии русскими не был единичным. Мы, к сожалению, обладаем некоторыми сведениями об этом только относительно самого Токио3.
Сергей Елисеев поступил в Токийский императорский университет в сентябре 1908 г. На своём факультете он был единственным иностранцем. Однако возможно, что одновременно с ним на других факультетах также учились западные студенты, но информация об этом очень скудна. Нам известно лишь о двух подобных случаях. Востоковед Д.М. Позднеев, находившийся в Японии в 1905-1910 гг., в письме Сергею Николаевичу (фамилия неизвестна) от 6 апреля 1909 г. упоминает некоего «студента Андреева, учащегося на третьем курсе медицинского факультета Токийского университета»4. Значит, тот должен был поступить в университет в 1906 г., на два года раньше С.Г. Елисеева. Об этом же Андрееве как о «русском студенте, учащим медицину в здешнем университете», пишет в своём дневнике за 11 (24) марта 1910 г. начальник православной миссии в Токио отец Николай (Касаткин)5. Он же сообщает, что 25-летний Андреев уже два года находится в связи с православной замужней японкой, т.е. живёт в Японии явно более двух лет.
В Дипломатическом архиве Токио отложилась переписка между российским послом Н.А. Малевским-Малевичем6 и министром иностранных дел Японии Комура Дзютаро7, относящаяся к сентябрю 1909 -апрелю 1911 г., о возможности обучения русских студентов в Токио. Письма написа-
ны по-французски, их немного. Есть также небольшая переписка Комура с другими японскими официальными лицами. Однако письма на японском языке трудно читаются, т.к. с тех пор язык претерпел значительные изменения. В этих документах упоминаются всего три русских имени - Моисей Бендер-ский, Трофим Макаров и учёный Василий Мендрин8. О Моисее Бендерском сказано только то, что он окончил гимназию во Владивостоке и хочет учиться в Японии, а отца его зовут Д.С. Бендерский, из Владивостока. Согласно другому архивному документу, в 1909 г. в Токийский императорский университет поступил некто Т.Н. Бендерский, окончивший гимназию во Владивостоке. Факультет не указан9. Но вот что существенно. В специальном издании «Список [студентов] императорского университета» по факультету литературы в 1908/1909 учебном году как поступивший значится Сергей Елисеев10. В списках за 1906/1907 по медицинскому факультету как студент I курса числится Николай Андреев из России11. Однако имя Бендерского так и не появляется в списках ни за 1909/1910, ни за более поздние годы. Елисеев присутствует также в списках выпускников, а Андреев и Бендер-ский нет. На вопрос относительно Андреева ответил отец Николай. Запутавшись в своём любовном романе и попытавшись покончить с собой, Андреев по настоянию священника и, вероятно, матери, к которой отец Николай обратился с письмом, в феврале 1911 г. уехал в Россию12. Таким образом, он не окончил Токийский университет. О Бендерском данных нет. Возможно, он был вольнослушателем и не получил диплом или, как Андреев, был отчислен.
Вызывает недоумение, почему Андреев, который был родом из Санкт-Петербурга, поехал через всю страну в Японию изучать именно медицину. Желаемую специальность он мог приобрести и в родном городе, и в других российских городах. К тому же для учёбы в Токио ему было необходимо сносное владение языком, правда, изучить японский в Санкт-Петербурге возможности были.
Желание Бендерского получить высшее образование в Японии (нам не известно, в какой области) вполне объяснимо, так как единственным высшим учебным заведением на российском Дальнем Востоке был открытый в 1899 г. Восточный институт во Владивостоке. Однако он готовил лишь востоковедов-практиков и офицеров-переводчиков. Что же касается начального знания японского, необходимого для учёбы в Токио, то в мужской классической гимназии, которая размещалась в одном здании с Восточным институтом и находилась в подчинении его директора, могли работать восточные языковые классы. Раньше, когда эта гимназия размещалась в другом месте, в ней был специальный китайский класс, упразднённый, однако, в 1895 г. Всегда существовала возможность брать частные уроки японского языка у проживавших во Владивостоке японцев или тех же студентов Восточного института.
Обучение студентов факультета восточных языков Санкт-Петербургского императорского университета и Восточного института во Владивостоке японскому языку предполагало обязательную практику в Японии. Практика могла длиться от нескольких месяцев до нескольких лет. Восточный институт был, вероятно, лучше обеспечен средствами на заграничные командировки студентов, и они имели возможность ездить на Восток каждое лето в течение четырёх лет обучения. Это было связано с тем, что почётный попечитель института, известный на Дальнем Востоке коммерсант А. С. Дат-тан, «относился с неизменной отзывчивостью к материальным нуждам института и, например, в 1912 г. из своих собственных средств сделал щедрый дар в две тысячи золотых рублей для пополнения средств для организации заграничных студенческих ко-мандировок»13.
Обычными были поездки во время летних каникул, когда студенты и офицеры-слушатели знакомились со страной изучаемого языка и совершенствовали японский, нанимая репетиторов из местных жителей. Обязательны были отчёты о командировках.
Первым таким «практикантом» в Японии был Павел Юрьевич (Георгиевич) Васкевич (1876-1958). Он поступил в Восточный институт во Владивостоке в первом его наборе в 1899 г., но главное, что он единственный из японистов-однокурсников дошёл до выпуска в мае 1903 г. и стал первым в России профессионально подготовленным японоведом. Летом 1900 г. и 1901 г. он посещал Японию, где собрал обширный «полевой» материал для своего студенческого исследования. 17 октября 1902 г. его научная работа была удостоена Золотой медали имени генерал-лейтенанта Н.М. Чичагова Восточного института14. Во время русско-японской войны Васкевич служил советником-переводчиком в дипломатической канцелярии наместника на Дальнем Востоке адмирала Е.И. Алексеева. Затем был управляющим русского консульства в Фузане (Корея), в 1911-1917 гг. - драгоманом посольства царской России в Токио. В 1917-1925 гг. Васкевич - консул в Дайрене. До конца дней прожил в эмиграции в Японии.
Воспоминания И.Г. Баранова сохранили для нас ряд малоизвестных имён японистов из числа студентов, учившихся в 19071911 гг. вместе с ним в Восточном институте. Из более старших студентов это Борис Воблый, который перед отъездом на Сахалин чиновником особых поручений был удостоен встречи с премьер-министром П. А. Столыпиным. Он поручил Воблому составить описание Сахалина, чего тот не сде-лал15.
Старшекурсниками были также Троиц-кий16 и М.С. Алексин, написавший выпускную работу по японским источникам и своим наблюдениям «Трепанг, его промышленное значение». Работа была опубликована в Санкт-Петербурге в 1912 г. М.С. Алексин стал крупным специалистом в области ры-боловства17. В выпуске И.Г. Баранова единственным японоведом из гражданских студентов был Николаенко. Он подготовил выпускную работу на тему «Коммерческое образование в Японии»18. Для сбора материала эти студенты, несомненно, побывали в Японии.
В первой половине 1910-х годов Японию посетили (часто и не один раз) все начинающие русские японисты - студенты и выпускники Санкт-Петербургского/Петроградского университета, Практической восточной академии, Восточного института и, вероятно, ряд студентов из других учебных заведений с японскими классами. Среди них были Василий Мендрин (1866-1920), братья Олег (1893-1929) и Орест (1892-1970) Плет-неры, Николай Конрад (1891-1970)19, Николай Невский (1892-1937), Мартин Рамминг (1889-1988), Оттон Розенберг (1888-1919), Евгений Поливанов (1891-1938), Алексей Редников20 и другие, чьих имён мы не знаем. Обычно они приезжали только на несколько летних месяцев, когда университеты были закрыты, и занимались сбором этнолингвистических данных для своих студенческих работ, а также улучшали знания в языковой среде. Иногда им удавалось получить консультации университетских профессоров. Е.Д. Поливанов, к примеру, смог поработать в фонетической лаборатории при Токийском университете, занимаясь изучением различных японских диалектов. Были и те, кому посчастливилось остаться в стране изучаемого языка на год или более. Но никто из них, кроме В.М. Мендрина, О.О. Розенберга, Н.И. Конрада, а в 19171919 гг. и Ореста Плетнера21, не имел возможности систематически совершенствовать свою японистическую подготовку в стенах японских высших учебных заведений.
Среди тех будущих японоведов, чья «практика» в Японии была длительнее, чем обычно, был Михаил Георгиевич Попов (1884-1930), офицер-слушатель (в отличие от гражданских лиц - студентов) Восточного института во Владивостоке. М.Г. Попов окончил Алексеевское военное училище в Москве и участвовал в русско-японской войне. В 1906 г. как боевой офицер поступил в Восточный институт на японско-китайское отделение с целью получения квалификации военного переводчика. Для военных в институте имелись специальные офицерские вакансии. За период учёбы Японию
он посетил дважды: в 1907-1908 гг. и 19081909 гг. Во время своей второй практики в Японии он познакомился с Сергеем Елисеевым и даже снимал с ним вместе жильё -просторный дом из семи комнат с садом. Дом находился рядом с Токийским университетом, около синтоистского храма в районе Бункё-ку Яёи 2-тёмэ22.
Правда, вместе они прожили недолго. Обидевшись на Елисеева за то, что тот слишком много занимался, а не гулял по Токио вместе с ним, Попов съехал и, видимо, нашёл себе другую компанию23. Ничего не известно о том, в чём заключалась столь длительная «практика» Попова. Занимался ли он только с частными репетиторами-японцами, или же ему было разрешено посещать Токийский университет? Скорее всего, первое, так как получение разрешения было сопряжено с бюрократической процедурой, и, видимо, даже поступление в японскую аспирантуру не гарантировало посещения всех желаемых курсов. Так или иначе, М.Г. Попов прекрасно овладел японским и, в меньшей степени, китайским языками24. Во время Первой мировой войны он находился в действующей армии и дослужился до чина полковника.
При советской власти Попов занимался секретной политической и дипломатической деятельностью, связанной с Китаем. В 1920-е гг. он преподавал японский язык и экономику Японии в Военной академии РККА и китайский - в Институте живых восточных языков (вскоре - Институт востоковедения). Судьба его сложилась трагически. Он был арестован 23 декабря 1929 г. по обвинению в шпионаже, масонской деятельности и участии в контрреволюционной монархической организации «Русский национальный союз». 13 августа 1930 г. был приговорён к высшей мере наказания и 17 августа расстрелян25.
И.Г. Баранов не упомянул М.Г. Попова в числе японистов Восточного института, видимо, потому, что военные не часто общались с гражданскими студентами и жили в городе на частных квартирах, а не в общежитии. Зато Баранов зафиксировал примеча-
тельный факт - в Восточном институте была студентка, и никто иная, как родная сестра М.Г. Попова. «Александра Георгиевна Попова, единственная будущая студентка нашего курса, прибыла из Астрахани, по окончании в России средней школы и во Франции какого-то учебного заведения»26.
В 1911 г. в аспирантуру Токийского императорского университета поступил выпускник Восточного института Василий Ме-лентьевич Мендрин. В 1889 г. он окончил Алексеевское военное училище в Москве и проходил службу в Забайкалье. Уже в немолодом возрасте поступил в Восточный институт на японско-китайское отделение, но во время русско-японской войны был возвращён в действующую армию, поэтому в институте учился дольше обычного. В 1907 г. Мендрин был оставлен при институте для приготовления к профессорской деятельности по кафедре японской словесности. Вскоре он уехал в Японию: Г.И. Баранов писал, что «оставленный при институте Мендрин жил в продолжительной командировке в Японии, а 12.12.11 г. ходатайствовал о продлении ему командировки до 1 августа 1913 г.»27.
В Японии, где в итоге Мендрин провёл около пяти лет, он приступил к переводу многотомной «Истории сёгуната в Японии» («Неофициальной истории Японии» - «Ни-хон гайси»), написанной в XVII в. Публикация первых шести книг, переведённых Мен-дриным, с его примечаниями и комментарием началась уже в 1910 г. в формате «Известий Восточного института» и продолжалась до 1915 г. Он написал учебник письменного японского стиля «Соробун. Анализ японского эпистолярного стиля», изданный там же в 1910-1914 гг. Ещё в 1904 г. в переводе Мен-дрина была опубликована одна из важнейших книг известного английского дипломата и востоковеда У.Дж. Астона «История японской литературы».
Весной 1911 г. В.М. Мендрин собрался поступать в аспирантуру Токийского императорского университета. В «Списке [студентов] Токийского императорского университета» за 1912-1913 гг. Мендрин значится
как аспирант отделения национального языка и литературы28, а за 1911-1912 гг. данных мы не имеем.
В отличие от ситуации с Сергеем Елисеевым, когда Российское посольство отказало ему в помощи при поступлении в уни-верситет29, создав этим молодому человеку лишние сложности, в судьбе Василия Менд-рина большое участие принял российский посол Н.А. Малевский-Малевич, хлопотавший за него перед японскими властями. Сохранилось следующее письмо Малевского-Малевича графу Комура от 20 марта (2 апреля) 1911 г.
«Посольство императорской России.
Токио.
Мой дорогой граф! Русский учёный Мендрин, который посвятил себя изучению японского языка и с этой целью уже три года живёт в Токио, обратился ко мне с просьбой получить для него разрешение посещать в Токийском императорском университете занятия профессоров филологии и права. Зная Мендрина как человека, преданного науке и безупречного характера, я прошу Ваше Превосходительство воспользоваться Вашими заслугами перед своим коллегой из Министерства народного образования, чтобы Мендрин мог быть принят в Императорский университет Токио для посещения вышеупомянутых занятий в течение нынешнего учебного года и также в следующем году. Примите, мой дорогой граф, заверения в моём самом глубоком уважении.
Н. Малевский-Малевич
Его Превосходительству графу Комура,
30
министру иностранных дел» .
25 марта Комура ответил российскому послу:
«Господин Посол!
Я постарался сразу же сообщить в Министерство народного образования содержание письма от 20 марта (2 апреля) 1911 г., которое Ваше Превосходительство направило мне по вопросу о желании Мендрина, русского учёного, быть допущенным к посещению занятий в Токийском императорском университете. Господин Комацубара только что сообщил мне, и я имею честь довести до
сведения Вашего Превосходительства, что было решено по его просьбе допустить Мендрина в Дайгакуин в качестве студента, изучающего литературу, в соответствии с правилами этого учреждения.
Примите, господин Посол, мои искренние уверения в моем глубоком расположении. Комура Дзютаро.
Его Превосходительству господину Н. Малевскому-Малевичу, послу императорской России»31.
По окончании аспирантуры Токийского университета В.М. Мендрин продолжил деятельность в качестве профессора Восточного института во Владивостоке и зарекомендовал себя как один из крупных русских японоведов начала ХХ в. Когда в 1918 г. Восточный институт пришёл к своему распаду, учёный стал одним из организаторов на его базе Высшего политехникума и стал его ректором.
В упомянутом списке поступившим в 1912 г. в аспирантуру по специальности «Философия буддизма» значится О. Розен-берг, вскоре ставший одним из ведущих буддологов России32. В 1910 г. Оттон Отто-нович Розенберг окончил факультет восточных языков Санкт-Петербургского университета, где изучал санскрит, пали, пракрит, китайский, японский, тибетский и монгольский языки33, и был оставлен при кафедре санскритской словесности. Вернувшись в
1911 г. из командировки в Берлин, где он совершенствовался в японском языке, перешёл на кафедру японской словесности. В
1912 г. он был направлен на стажировку в Японию для изучения буддизма. Обучение в аспирантуре в Японии несколько отличалось от западного (и российского). Вот что пишет О. Розенберг об аспирантуре отцу 12 сентября 1912 г.: «... недавно я получил разрешение на доступ в так называемый Daigaku-in (буквально, «университетский зал», это то, что.у нас называется belassen wеrden [быть оставленным для приготовления к профессорскому званию, т.е. аспирантура - С.М.], только иностранцы должны платить 35 иен в год). Я могу теперь пользоваться университетской библиотекой и даже
самостоятельно подходить к книжным шкафам и брать книги - совсем как дома в Петербурге. Кроме того, я имею право слушать любые лекции»34.
В реальности всё обстояло несколько иначе. «Я наконец-то получил мой библиотечный билет в Daigaku-in. Бумажная волокита здесь едва ли не больше, чем в Петербурге. Можно теперь пользоваться библиотекой, только, к сожалению, там не слишком много. О лекциях я уже писал. У меня есть официальное право и добрая воля господ профессоров помогать мне - в том случае, если у них будет соответствующая возможность»35.
За четыре года пребывания в Японии О. Розенберг написал важнейший труд - два тома «Введения в изучение буддизма по китайским и японским источникам», а его первую часть - «Свод лексикографического материала» - ему удалось опубликовать в Токио в 1916 г. В том же году в Петрограде за эту работу ему была присуждена степень доктора японской словесности. Он стал приват-доцентом, а в мае 1919 г. профессором японской филологии факультета восточных языков Петроградского университета. Читал курсы лекций по истории религии и религиозно-философской литературе Японии и др. Был также помощником хранителя Этнографического отдела Русского музея, где разбирал буддийские коллекции, и научным сотрудником Азиатского музея, где работал над китайскими текстами из Дуньхуана.
23 октября 1919 г. О. Розенберг ушёл вместе с отступавшими от Петрограда войсками белых, но, оказавшись в Таллине, умер 26 ноября либо от осложнения скарлатины, либо от сыпного тифа, эпидемия которого тогда подкосила Северо-Западную армию.
Оттон Розенберг неизбежно должен был столкнуться в Дайгаку-ин с Сергеем Елисеевым и Василием Мендриным, которые, по-видимому, ввиду особенностей его характера очень ему не понравились. В письме к матери от 10 ноября 1912 г. он едко отзывается о них обоих: «Дорогая мамочка!.. Что касается обоих - Мендрина и Елисеева, то
первый окончил институт во Владивостоке, уже 4/ года пребывает в Токио, но весьма мало преуспел, в общем, не очень образованный бывший казачий офицер, кажется не вполне нормальным, поэтому его невоспитанностью в обществе не особенно возмущаются. Как-либо полезен мне он быть не может...»36. Далее следует примерно такая же характеристика Елисеева.
Немало иностранцев обучалось в начале ХХ в. в других учебных заведениях Токио. В конце XIX в. в Токио в районе Киобаси была создана школа японского языка для иностранцев, директором которой стал Ма-цуда Исао, бывший профессор Высшей нормальной школы (т.е. школы, готовившей учителей японского языка - С.М.). О школе Мацуда следует сказать несколько слов. Школа имела своей целью обучение японскому языку тех иностранцев, которые намеревались работать среди японцев. Речь шла прежде всего о христианских миссионерах, а также секретарях Христианской ассоциации молодежи (Young Men's Christian Association) и родственных ей общественных учреждений, прибывших из стран Запада37. Школа находилась под управлением начальника (Мацуда Исао) и Совещательного совета, который состоял из священников и профессоров из Великобритании и США. Член Совещательного совета священник Х.Х. Гай (Guy) так отзывался о её деятельности: «Я надеюсь, что всякая миссия в Японии, имеющая новоприезжающих миссионеров, признает нужным, чтобы они проходили в этой школе по меньшей мере один год, если же возможно, то два года. Это должно быть одобрено центральными миссионерскими учреждениями в Америке и в Англии»38.
В школе Мацуда использовались почти полностью образовательные программы Совещательного совета, занятия проводились на английском языке. Существовали два разных курса - обыкновенный (регулярный), который был рассчитан на миссионеров и длился три года, а также специальный (нормальный) курс произвольной продолжительности, предназначенный для тех, кто
собирался стать учителем японского языка. Кандидаты в студенты должны были иметь рекомендательное письмо от лица, известного начальнику школы или членам Совещательного совета.
Учебный год в школе Мацуда состоял из трёх триместров - с 1 октября по 28 июня. Программа обучения японскому языку начиналась с наиболее лёгких аспектов: разговор, чтение и перевод; грамматика и упражнения; письмо и диктант; заучивание наизусть. И только с третьего триместра первого года присоединялись такие предметы, как перевод с английского на японский; грамматика письменного языка; китайские иероглифы и их письмо. Курс японской литературы и сочинение на японском языке вводились на следующих курсах, затем предметы становились всё более сложными. У Мацуда Исао в школе, кроме него самого, были ещё двое, а фактически, четверо преподавате-лей39.
Осенью 1905 г. в Японию прибыл бывший директор Восточного института Дмитрий Матвеевич Позднеев (1865-1937), ставший блестящим преподавателем и учёным в области японоведения и истории Китая. Позднеев окончил факультет восточных языков Санкт-Петербургского императорского университета по китайско-монгольско-маньчжурскому разряду. Работая по Министерству финансов, в 1898-1904 гг. он служил в Пекинском отделении Русско-Китайского банка. В 1904-1905 гг. возглавил Восточный институт во Владивостоке после своего брата, выдающегося монголоведа А.М. Позднеева, первого директора института. Осенью 1905 г. он уехал в Японию в командировку, вскоре подал в отставку в Восточном институте и остался там до 1910 г. В середине ноября 1905 г. он прибыл в порт Нагасаки, а 24 ноября (7 декабря) через Кобэ добрался до Токио40.
В 1905-1908 гг. Д.М. Позднеев состоял обыкновенным, или регулярным, учеником школы Мацуда. В 1906 г. он сдавал экзамен за первый год обучения и был единственным русским среди семи студентов. Остальные приехали из Америки (или Англии),
четверо из них были женщины. Д.М. Позд-неев делал в школе Мацуда большие успехи. Священник Х.Х. Гай, принимавший экзамен, так отозвался о нём: «...В этом году г. Позднеев, русский, состоял в школе и установил как студент прекрасный рекорд. Нужно надеяться, что школа будет полезна деловым людям так же, как и миссионе-
41
рам» .
Однако поступление Позднеева в школу было связано не только с желанием овладеть японским языком. Для этого у него был репетитор-японец. Позднеев преследовал и другую, далеко идущую цель, - изучив на своём опыте систему преподавания японского языка для иностранцев в хорошо зарекомендовавшей себя школе Мацуда, подготовить первый учебник японского для русских учащихся на русском языке. Вот что он сам пишет: «Желая проверить на практике пригодность означенного курса, я состоял в школе Мацуда»42. В основу своей научно-педагогической идеи Д.М. Позднеев положил подход к преподаванию, принятый в японских начальных школах и, очевидно, в школе Мацуда. Он имел все основания считать этот подход правильным и эффективным: «Если в японских школах ныне грамотность преподаётся по особым пособиям, разработанным Японским Министерством народного просвещения, то нет сомнений, что цикл этих пособий, ведущих ученика от простейших понятий приготовительного класса до знаний кончающего курс гимназиста, составлен наиболее рационально»43.
Таким образом, Д.М. Позднеев приспособил учебники японских начальных школ (хрестоматии для чтения, пособия по истории Японии и пр.) для русских училищ и гимназий, где вскоре начали открываться японские классы. Уже в 1907 г. он сумел издать в Токио первое такое пособие «Току-хон, или Книга для чтения и практических упражнений в японском языке», ч. I. В 1908 г. в Йокохама вышла в свет часть II «Токухон». В том же году в России была опубликована «Программа начального изучения японского языка» (СПб., 1908) Д.М. Позднеева. Учебник Позднеева приво-
дил оригинальный текст по-японски, затем шла его транскрипция на латинице (ромад-зи), русская транскрипция (не всегда), перевод и словарь. Эта система преподавания была опробована в школе японского языка при православной миссии в Токио44.
В ноябре 1909 г. некто «Наблюдатель»45, характеризуя деятельность Д.М. Позднеева, так оценил его вклад в дело распространения японского языка в России: «Сделать доступным русским учащимся изучение этих японских пособий и явилось ближайшей задачей Д. Позднеева, причем метод, принятый им за основание... открыл русскому учащемуся доступ в святая святых предмета, т.е. в психологию японской мысли, ибо переводимые книги составлялись для японцев японцами»46.
Система преподавания японского, созданная Д.М. Позднеевым, очень быстро была внедрена в России. Газета «Россия» за № 1064 13 мая 1909 г. поместила заметку «О преподавании японского языка в России». В ней упоминается 2-я Санкт-Петербургская гимназия императора Александра I, в которой экзамен по японскому языку блестяще выдержали все пятеро учеников. «Гимназия Александра I в отношении преподавания японского языка является единственною не только в России, но и во всей Европе. Преподавание ведётся по учебникам проживающего в Йокохама профессора Д.М. Позднеева, носящим название "Току-хон"»47. Попов48 в ближайшее время собирался открыть курс японского языка в 8 классе женской гимназии Ефросинии Суздальской. Пример Позднеева по переводу японских учебников тут же нашёл своих последователей: преподаватель японского языка гимназии Александра I Завадский-Краснопольский49 перевёл на русский язык начальный учебник японской географии, а протоиерей русского посольства в Токио Пётр Булгаков (1861-1937) был в то время занят изданием начального учебника морали, преподаваемой в низших школах Япо-нии50. В дальнейшем Д.М. Позднеев использовал свои пособия во время преподавания японского языка в Практической вос-
точной академии в Санкт-Петербурге/Петрограде.
Благодаря Д.М. Позднееву нам стал известен состав русской колонии в Токио и Йокохама в 1908 г. Колония состояла из лиц, принадлежавших к посольству России и православной миссии. Никакие возможные студенты и учащиеся не указаны, хотя, начиная с 1907 г., в Токийском университете учился Андреев, а с сентября 1908 г. -С. Елисеев. Но об этом Д.М. Позднеев мог тогда не знать.
Помимо изучения японского языка и научной работы, он служил корреспондентом Санкт-Петербургского телеграфного агентства. Под прикрытием этой деятельности по поручению военного агента (атташе) в Японии полковника Генштаба В.К. Самойлова занимался сбором разведданных. Вернувшись в Россию в 1910 г. и став к тому времени уже очень известным японоведом, до 1917 г. он преподавал в Практической восточной академии, затем - в Ленинградском институте живых восточных языков/Ленинградском восточном институте, Ленинградском государственном университете, Военной академии РККА в Москве. Был экспертом по Дальнему Востоку в советских и военных организациях и консультантом Музея этнографии. В 1937 г. Д.М. Позднеев был арестован по ложному обвинению и приговорен по ст. 58 к высшей мере наказания51.
Вернёмся снова к школе Мацуда для иностранцев. В Дипломатическом архиве в официальной переписке по поводу русских, желающих учиться в Японии, уже всплывало имя якута Трофима Макарова из Якут-ска52. Оказывается, он и сам написал письмо министру иностранных дел Японской империи графу Комура.
«. Якутское общество для вспомоществования учащимся якутам послало [меня] в Японию с целью изучения японского языка в школу Мацуда для иностранцев, для приобретения более или менее достаточных знаний, необходимых в будущем, предполагаемым . [неразборчиво] и ином общении нашей несчастнейшей России с Японией, настолько меня заинтересовавшим, что я, не
страшась ни дали, ни чуждости ... [неразборчиво] страны и тех лишений и затруднений, которые могли постигнуть меня благодаря моей неучёности в материальном отношении на новом местожительстве, обуслов-левающемся тем, что упомянутое общество при всём своём желании, отправляя меня к Вам, не дало денег по скудости средств и отчасти не надеясь успешного результата моей поездки в Японию, ограничившись ассигнованием только прогонных денег на проезд в Токио ... [неразборчиво] я, проникнувшись единственной целью быть полезным своим единоплеменникам и служить примером якутам, отчаянно решаясь ехать в Японию. Ввиду всего этого вышеизложенного я прошу покорнейше Ваше Высокопревосходительство всякого содействия при достижении данной моей цели и, вошедши в крайнее моё критическое положение, дать возможность поступить в названную школу и назначить мне стипендию»53.
Ответ графа Комура утрачен, но хочется надеяться, что упоминание Трофима Макарова в письмах за 1909-1911 гг. служит доказательством его поступления в школу Ма-цуда.
Так кто же, кроме Сергея Елисеева, мог состоять в «Обществе окончивших университеты в Японии»? Когда оно было создано и объединяло ли только жителей Санкт-Петербурга/Петрограда или и других городов России? К тому же его членами должны были быть не только востоковеды, к которым мы можем добавить О.О. Розенберга и В.М. Мендрина, а также представители других специальностей. Выявить этих людей - это большая работа на будущее.
Примечания
1 Бакалавр словесности.
2 Записки Приамурского отдела Императорского общества востоковедения. 1912. С. 300.
3 Автор сердечно благодарит Катитакэ Киэко, Мацубара Хитоси и Петра Подалко за прочтение документов на японском языке.
4 Отдел рукописей РНБ. Ф. 590. А.М. и Д.М. Позднеевы. Ед. хр. 117. Л. 258.
5 Дневники святого Николая Японского. СПб.: Гиперион, 2004. Т. 5 (1904-1912). С. 631.
6 Малевский-Малевич Николай Андреевич (1856 - не ранее 1917) - дипломат. На службе в МИД с 1881 г. Способствовал урегулированию русско-японских отношений после русско-японской войны 1904-1905 гг. С июля 1908 до 1916 г. - посол России в Японии.
7 Комура Дзютаро (1855-1911), барон - японский дипломат. Министр иностранных дел Японии в 1901-1906 гг. и 1908-1911 гг. Играл видную роль в подготовке русско-японской войны и последующих мирных переговорах. Подписал Портсмутский мирный договор 1905 г.
8 Токио. Дипломатический архив. 3.10.5 4-3.
9 Там же.
10 Токио Тэйкоку Дайгаку Итиран. Список [студентов] Токийского императорского университета. Токио: Токио Тэйкоку Дайгаку. Издательство Токийского университета. 19081909 гг. С. 85.
11 Там же. 1907-1908 гг. С. 55.
12 Дневники святого. С. 718, 730.
13 Большой объём ценной информации о Восточном институте сохранили для нас воспоминания его выпускника 1911 г. китаиста Ипполита Гавриловича Баранова (1886-1972) // АВ ИВР РАН. Ф. 153. И.Г. Баранов. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 15.
14 http://khisamutdinov.ru/forum/viewtopic.php? р=28
15 Б. Воблый после Сахалина преподавал русский язык в Японии, но после Октября 1917 г. решил вернуться на Родину. Однако о его жизни в СССР Баранов ничего не знал // АВ. Ф. 153. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 52-54. Борис Воблый упоминается в издании «Дневники святого Николая Японского». С. 322: «Пришло прошение от псаломщика Бориса Воблаго, кончившего курс Семинарии при церкви в ст. Пограничной Китайско-Восточной железной дороги; просится сюда на службу; тотчас же послал отказ: здесь нужны только миссионеры - молодые иеромонахи-академисты, а все прочие службы по Миссии и Церкви исполняются японцами» (от 23 февраля/8 марта 1906 г.).
Возможно, речь идёт о Воблом Борисе Ивановиче (2.08.1883-20.07.1956), участнике Белого движения, затем в эмиграции в США http://xn--90adhkb6ag0f.xn--p 1 ai/arhiv/uchastniki-belogo-dvizheniya-v-rossii/uchastniki-belogo-dvizheniya-v-rossii-vo-vya.html
16 Троицкий затем работал в должности крестьянского начальника в русском Приамурье,
эмигрировал в Канаду // АВ. Ф. 153. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 60.
17 Хисамутдинова Н.В. От Восточного института - к Дальневосточному федеральному университету // Актуальные вопросы современной науки. № 7-1. 2009.
18 АВ. Ф. 153. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 105-106.
19 Н.И. Конрад во время научной командировки в Японии в июле 1914 - июле 1917 г. слушал лекции по японской филологии в Токийском императорском университете // Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ). Ф. 1675. Н.И. Конрад. Оп. 1. Архивная справка.
20 Студент второго курса Практической восточной академии, который летом 1914 г. вместе с братьями Плетнерами должен был посетить Японию «для практического усовершенствования в языке и для ознакомления с бытом страны» // РНБ. Ф. 590. Ед. хр. 115. Л. 205.
21 Список [студентов] императорского университета. С. 5.
22 Курата Ясуо. Нацумэ Сосэки и легенда японоведения. Токио, 2007. С. 84-85; Кавагути Хисао. Ветер из Дуньхуана. Т. 6. Люди, посещавшие Дуньхуан. Префектура Нагано: Мэйдзи-сёин, 2001. С. 142.
23
Кавагути. Указ. соч. С. 142.
Баранов вспоминал, что «на японско-китайском отделении учащиеся продолжали изучать китайский язык, но более краткой программы, чем на других отделениях. Главное внимание они должны были обращать на усвоение японского языка» // АВ. Ф. 153. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 106.
25 Центральный архив ФСБ РФ. Р-40164, т. 6. // Цит. по: Эзотерическое масонство в Советской России. Документы 1923-1941 гг. / Публ., вступит. статьи, коммент., указ. А. Л. Никитина. М., 2005. С. 260-274; Люди и судьбы. Биобиблиографический словарь востоковедов - жертв политического террора в советский период (19171991) / Изд. Васильков Я.В., Сорокина М.Ю. СПб, 2003. С. 311-312; Крюков М.В. Улица Мольера, 29. Секретная миссия полковника Попова (документальная повесть). М: Памятники исторической мысли, 2000.
АВ. Ф. 153. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 35 Там же. Л. 68 об., 69.
28 Список [студентов] Токийского императорского университета. 1912-1913 гг. С. 6.
29 От российского посла требовалось стать гарантом достойного поведения русского студента
в Японии. Однако Н.А. Малевский-Малевич занял свой пост менее двух месяцев назад, и Елисееву было отказано в связи с отсутствием прецедента.
30 Токио. Дипломатический архив. 3.10.5 4-3.
31 Там же.
32 Список [студентов] Токийского императорского университета. 1912-1913 гг. С. 6.
33 ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 3. Д. 45758. Л. 1, 2, 2 об., 5, 9, 10.
34 Вигасин А.А. Изучение Индии в России (очерки и материалы). М.: Изд. Степаненко, 2008. С. 450.
Там же. С. 455.
36 Там же. С. 466.
37 РНБ. Ф. 590. Ед. хр. 4. Б/л; Ед. хр. 117 Л. 13.
38
39
РНБ. Ф. 590. Ед. хр. 4. Б/л. Там же.
40 Дневник Д.М. Позднеева за 1903-1906 гг. // РНБ. Ф. 590. Ед. хр. 12. Б/л.
41 РНБ. Ф. 590. Ед. хр. 4. Б/л.
43
РНБ. Ф. 590. Ед. хр. 117. Л. 13. Там же. Л. 321.
44 Михайлова Ю.Д. «Познать Японию чрезвычайно сложно»: Дмитрий Позднеев о Японии и русско-японских отношениях // Известия Восточного института Дальневосточного госуниверситета. № 16. 2010. С. 26-41.
45 Ю.Д. Михайлова справедливо полагает, что за этим псевдонимом мог скрываться Сыромятников Сергей Николаевич (1864-1933) - журналист, писатель и публицист, китаевед, сотрудник журнала «Новое время», редактор газеты «Россия». Работал в Китае и Корее, недолго был в Японии. Интересовался проблемами российского востоковедения, так как одну из причин поражения России в русско-японской войне видел в недостаточном знании Японии и японского языка. Состоял в переписке с Д.М. Позднеевым и был в курсе его работы над японскими учебниками, приспособленными для русских гимназий. Относился к этому положительно. По его предложению Позднеев писал очерки для «России» // Хохлов А.Н. Петербургское японоведение с середины 50-х гг. XIX в. до октября 1917 г. (по архивным материалам и письмам российских японистов) // С.Г. Елисеев и мировое японоведе-ние (Россия, Япония, США, Франция, Швеция, Вьетнам). Материалы международной научной конференции. М., 2000. С. 218-219.
РНБ. Ф. 590. Ед. хр. 117. Л. 321.
Там же. Л. 259.
48 Весьма вероятно, речь идет о Попове-Тативе Николае Михайловиче (1883-1937), востоковеде, японисте, переводчике. В 1906 г. окончил специальные классы Лазаревского восточного института в Москве по отделению Ближнего Востока (арабский, персидский и турецкий языки). В 1910 гг. окончил курсы востоковедения при Обществе востоковедов по японскому отделению. Изучал также китайский и хинди (индустани). Преподавал в Практической восточной академии. В 1914-1917 гг. учёный секретарь Японского отделения Общества востоковедов. В 1920-е гг. преподавал в ряде востоковедных учебных заведений Москвы // РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 10. Ед. хр. 496. Л.1. Curriculum vitae Н.М. Попова // Цит. по: Никитина В.Р. Дом окнами на запад: Воспоминания. М., 1996. С. 88, сн. 62. 10 декабря 1937 г. приговорён «за шпионскую деятельность и участие в террористической группе» к высшей мере наказания и расстрелян в тот же день // Люди и судьбы. С. 313. В письме В.А. Завадскому-Краснопольскому (сн. 44) от 22 июля 1909 г. Д.М. Позднеев спрашивает: «Кто это г-н Попов... и действительно ли надеется он найти среди девушек лиц, интересующихся данным предметом?» // Цит. по: Хохлов А.Н. Указ. соч. С. 221.
49 Завадский-Краснопольский Владимир (Валериан?) Андреевич (1871 - не ранее 1936) -филолог-классик, востоковед-японист, педагог, преподаватель классических, русского и японского языков, русской литературы. Выпускник классического отделения историко-филоло-гического факультета Санкт-Петербургского университета (1896 г.), в 1896-1905 гг. преподаватель 2-й гимназии в Санкт-Петербурге. В 1899 г. открыл частные курсы древних языков, а в 1905 г. - бесплатный курс японского языка. Преподавал японский и другие языки в ряде гимназий. В советское время, вероятно, преподавал в средних школах Петрограда/Ленинграда или Москвы // Варнеке Б.В. Старые филологи. Вступительная статья, подготовка текста и комментарии И.В. Тункиной // Вестник древней истории. 2013. № 4. С. 134. Очевидно, он первым в Санкт-Петербурге начал преподавание японского для детей и юношей.
«В России нет ни одного учебного завеления, где бы русские мальчики с юных лет изучали язык самураев и постепенно овладевали им как родным. Этот пробел по собственному почину решил восполнить энергичный преподаватель 2-й Петербургской гимназии В. А. Завадский-Краснопольский, и на собственные средства этот человек идеи открыл бесплатные курсы японского языка. Курсы существуют уже четвёртый год и разделяются на две группы: старшую, где в настоящее время занимаются два воспитанника гимназии, и младшую (шесть гимназистов и один гардемарин Морского кадетского корпуса). Японский язык проходится по руководству ректора Православной семинарии в Токио И. Сэну-ма и по хрестоматиям Д.М. Позднеева и японского Министерства народного просвещения... Курсы Завадского, изучавшего постановку преподавания японского языка в Берлине, Париже и Лондоне, заслуживают особенного внимания» (Д.Е. Янчевецкий. Японский язык в С.-Петербурге // «Россия». 4 мая 1908 г.) // Цит. по: Хохлов А.Н. Указ. соч. С. 222.
50 РНБ. Ф. 590. Ед. хр. 117. Л. 259.
51 Михайлова Ю.Д. Указ. соч. С. 26-41; Подал-ко 77. Э. Япония в судьбах россиян. Очерки истории царской дипломатии и российской диаспоры в Японии. М., 2004. С. 98-99.
52 По данным Орулуура Оруоса, Макаров Трофим Афанасьевич родился 20 мая 1887 г. в Батурусском урусе Якутской области, но жил в Иркутске. 9 ноября 1910 г. у него в доме при обыске были обнаружены документы тайного кружка якутских националистов «Независимые от русских», которые, недовольные усилением русификации и навязыванием им новых форм хозяйствования, выступали за присоединение Якутии к Японии. Этот кружок и направил своего члена Т. Макарова на учёбу в Токио, используя средства «Якутского общества для вспомоществования учащимся якутам»: http://uhhan.ru/ news/2012-02-27-5523 Автор ссылается на некие документы из Государственного архива Иркутской области, но не приводит их точные данные. Вопрос нуждается в проверке и доработке.
53 Токио. Дипломатический архив. 3.10.5 4-3.
