CC BY
37
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2008. № 4
А.-Х.А. Султыгов
РОССИЙСКАЯ НАЦИЯ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ ХИ в.
Сегодня в российском социуме, преодолевшем последствия системного кризиса, связанного с распадом СССР и партикуляризмом 90-х годов XX в., разворачивается принципиально важная для общества и государства дискуссия вокруг ключевых моментов интерпретации понятия "российская нация". Речь идет о политическом смысле данной категории, отражающей наиболее существенные черты российского многоэтничного и поликонфессионального общества как единой социально-культурной системы.
Современное понимание "нации" как политической категории утверждается в период с 80-х годов XVII — первого десятилетия XIX в. В эпоху Просвещения определяющей характеристикой нации становится гражданство, а ее воплощением — суверенный народ. Концепция согражданства относит к нации всех жителей данного государства, подчиняющихся общим законам и представляемых общим законодателем. Здесь речь идет о свободном обществе, равноправных гражданах страны, участвующих в формировании органов государственной власти. В этот период понятия "нация" и "национализм" становятся синонимами понятий "отечество" и "патриотизм".
Отказ от сословного деления общества и неравенства граждан по признакам национальной и религиозно-этнической принадлежности легли в основу формирования национальных государств и идеологии гражданского (государственного) национализма. Только равенство прав (и изначальных возможностей) превращает народонаселение страны в единую общность, скрепленную общими интересами государства и становящуюся в силу этого нацией-согражданством, нацией-государством.
В отличие от концепции согражданства эпохи Просвещения в монархической концепции персонифицированным воплощением "нации" выступает монарх-суверен. Во французском монархическом государстве нация, как пишет С. Ситрон, сводится "к тонкой прослойке франкоговорящей элиты в многоязычной стране"1. Поэтому вполне естественно, что в XVIII в. высказывались предположения о переименовании России в Петровию или Романовию. Причем историками, вплоть до периода правления Александра II, власть Романовых легитимируется как иностранная династия2.
1 Citron S. Le mythe et la nation française // Sciences humaines. 1993. Janvier. N 24. P. 315.
2 См.: Уортман P.C. Сценарии власти: мифы и церемонии русской монархии: В 2 т. VI.. 2004.
Наиболее последовательно абсолютистская концепция нации излагается французским писателем и государственным деятелем Ж. де Местром. "Пресловутые права человека и гражданина — только замаскированное желание как можно менее нести обязанностей гражданина; права сословия — только стремление создать государство в государстве. При аристократическом режиме нация раскалывается, при демократическом она крошится, и затем от нее не остается ничего, кроме буйной пыли. То или другое сословие отнюдь не должно быть фракцией, выделяющейся из народа и организованной в видах выполнения каких-либо самостоятельных функций, превращаемых в политические права: оно только исполнительный орган, служебное орудие монархии, естественное продолжение державной власти, управляющей народом. Высшее сословие в государстве предназначено быть исполнителем и истолкователем предначертаний державной монаршей воли, передавая ее от центра к оконечностям, блюдя за повсеместным ее распространением и точным соблюдением... Дворяне — прирожденные стражи охранительных истин"3.
Самодержавие, полагал граф С.С. Уваров, представляет главное условие политического существования России. "Россия живет и охраняется спасительным духом Самодержавия, сильного, человеколюбивого, просвещенного". Уваров был убежден в том, что в России "гражданское значение всех и каждого зависит от степени, которая определяется по усмотрению высшей власти". В конституционном или демократическом государстве, где должности не освящены сакральной связью с верховной властью, "быстро образуется новый разряд людей с особенными понятиями, с особенными предрассудками и мечтами, менее привязанных к правительству, а более занятых собственными выгодами". В этом случае государственная служба "вся перейдет в руки так называемых чиновников, составляющих уже у нас многочисленное сословие людей без прошедшего и будущего... похожих на класс пролетариев, единственных в России представителей неизлечимой язвы нынешнего европейского образования"4.
Например, Петр I "не делал каких-либо различий между собой и своим государством". Он был убежден в том, что его подданные "должны служить только ему, их милосердному отцу, верховному правителю, царю и защитнику"5. Начиная с Петра I, в политическом лексиконе России утверждается понятие "отечество", "отчизна", которые стали все чаще употребляться вместе со словом "народ" как наиболее близким синонимом "нация". От слова "отечество" вместо слова "отечествизм", обозначающего служение монарху, отцу
3 Цит. по: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб., 1897. Т. XX (http//liberte.newwail.ru/BE-maistre.html); Местр Д. де. Рассуждения о Франции (http//liberte.newwail.ru/Books/ Maistr-0.html).
4 Виттекер Ц.Х. Граф С.С. Уваров и его время. СПб., 1999. С. 46.
3 Greenfeld L. Nationalism. Five. Roads to Modernity. Cambridge, 1992. P. 197.
отечества, утвердилось производное от французского понятия "patrie" (отечество, отчизна, родина).
Очевидно, что в монархический период дискурс о нации всецело зависит от политических взглядов самодержца. Вот что пишет в 1797 г. о своем видении национального проекта для России ее будущий император Александр I: дарование стране свободы "было бы лучшим образцом революции6, так как она была бы произведена законной властью, которая перестала существовать, как только конституция была бы закончена, и нация избрала бы своих представителей"7.
Однако этому проекту не суждено было сбыться. Определенное влияние на Александра оказало и вышедшее в 1796 г. произведение де Местра "Размышления о Французской революции", которое содержало резкую критику "сатанической" революции. "Писаная конституция, — пишет он, — всегда бездушна, а между тем вся сущность дела в народном духе, которым стоит государство... Этот дух выражается прежде всего в чувстве патриотизма, одушевляющем граждан... Патриотизм есть преданность. Настоящий патриотизм чужд всякого расчета и даже совершенно безотчетен; он заключается в том, чтобы любить свою родину, потому что она родина, т.е. не задавая себе никаких других вопросов — иначе мы начнем рассуждать, т.е. перестанем любить. Монархия — это воплощение отечества в одном человеке, излюбленном и священном в качестве носителя и представителя идеи родины"8.
Став императором, амбициозный Александр уже не мог копировать французскую модель строительства нации.
Как ни парадоксально, но победа в Отечественной войне 1812 г., мятеж декабристов и Польское восстание 1830— 1831 гг. сняли вопрос о конституции и национальном представительстве с политической повестки дня XIX в.
Формирование национальной идеологии в России первой половины XIX в. неразрывно связано с именем С.С. Уварова. Одним из первых его серьезных произведений стала работа о проекте Азиатской Академии, вышедшая в 1810 г. Она была издана на французском языке и переведена на русский В.А. Жуковским. "В момент возрождения наук о Востоке, — писал Уваров, — может ли Россия оставаться позади других наций? Сопредельная с Азией Россия, обладательница всей ее северной части, не может не чувствовать одинако-
6 Мысли Александра — плод долгих раздумий о последствиях Французской революции, начавшейся в 1789 г.: провозглашение Национального собрания, отмена привилегий, Декларация прав человека и гражданина, национализация церковного имущества, "Гражданское устройство духовенства", принятие Конституции, созыв Законодательного собрания, Декрет о предоставлении евреям равных прав, отмена монархии, провозглашение Республики, казнь Людовика XVI и вакханалия террора.
Цит. по: Русский биографический словарь. СПб., 1896. Т. 1. С. 159—160.
8 Там же.
вого нравственного побуждения с прочими народами в их благородных предприятиях; но у нее есть побуждение особенное, политическое, которое, при одном взгляде на географическую карту, становится понятным и несомненным. Россия, так сказать, опирается на Азию"9.
Огромное влияние на идейное формирование Уварова оказали взгляды историографа и писателя Н.М. Карамзина10. "Именно в его эпоху, — пишет член-корреспондент Российской академии наук В.А. Тишков, — в том числе благодаря сочинениям самого ученого, фактически утвердилось представление о самостоятельном субъекте, который назывался российским народом или россиянами — своего рода прототип согражданства или нации"11.
Среди сочинений Карамзина прежде всего следует отметить его знаменитую "Записку о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях" (1811). В документе, обращенном к императору Александру I, Карамзин развивает идеи М.В. Ломоносова, утвердившего в Российской академии наук версию о славянском происхождении российского народа и его государственности: "Россия основалась победами и единоначалием, гибла от разногласия, а спасалась мудрым самодержавием. Во глубине Севера, возвысив главу свою между азиатскими и европейскими царствами, она представляла в своем гражданском образе черты сих обеих частей мира... Такая смесь в нравах... казалась нам природною, и россияне любили оную, как свою народную собственность". Ставя во главу угла вопрос о сохранении культурной самобытности и "гражданских добродетелей", восходящих к "древним россиянам", и наиболее благоприятствующих "любви к Отечеству и нравственной силе оного", Карамзин писал: "Два государства могут стоять на одной ступени гражданского просвещения, имея нравы различные. Государство может заимствовать от другого полезные сведения, не следуя ему в обычаях". В этом смысле "правоверный россиянин есть совершеннейший гражданин в мире, а Святая Русь — первое государство"12.
Забегая вперед, отметим, что теоретические взгляды Карамзина, творчески развитые Уваровым с позиций ученого и государственного деятеля, стали основой великой триады: "Православие, Само-
9 Мысли о заведении в России Академии Азиатской // Вестник Европы. 1811. Ч. 60. № 21. С. 11.
10 Вместе с тем, как пишет Г. Шпет в "Очерке истории развития русской философии", "Уваров был учеником немецких неогуманистов, был воспитан в идеологии, возглавляемой Фр.-Авг. Вольфом и видевшей путь к немецкой народности через эллинизм" (Шпет Г. Очерк истории развития русской философии. Пг., 1922. Ч. I. С. 240).
11 Цит. по: Национализм в мировой истории / Под ред. В.А. Тишкова, В.А. Шнирельмана. VI.. 2007. С. 568.
12 Карамзин Н.М. Записка о древней и новой истории России в ее политическом и гражданском отношениях. VI.. 1991. С. 22—23, 31—34.
держание, Народность". Причем у Карамзина делается акцент не только на самодержавии, но и на принципе "единоначалия" как основании и условии существования России.
В этот период Уваров, уже известный в ученых сообществах России и Европы после проекта Азиатской Академии, будучи попечителем Петербургского учебного округа и членом Главного правления училищ, публикует статью "О преподавании истории относительно к народному воспитанию" (1813)13, получившую высокую оценку Карамзина. Уваров был убежден в том, что "преподавание истории есть дело государственное". Он формулирует основные принципы преподавания: "общей — кратко, современных народов — обширнее, отечественной — со всею нужною подробностью". При этом в отечественной истории надо выделять ее наиболее яркие этапы, где особенно проявлялась "нравственная сила русского народа".
По Уварову, познать самобытность можно только путем изучения отечественной истории и культуры: зная во всей полноте "драгоценное наследие", Россия сможет сбросить оковы "интеллектуальной" колонии: "Внимайте гласу истории! Она вам ответствовать будет, она объяснит все ваши сомнения, решит все ваши вопросы".
Именно в глубоком историческом образовании Уваров видел защиту от революционных потрясений, от разлагающих общество западных атеистических идей. Поэтому особое значение он придавал преподаванию истории на всех уровнях образования. История, по определению Уварова, является главным предметом в воспитании гражданственности и патриотизма: "История образует граждан, умеющих чтить обязанности и права свои, судей, знающих цену правосудия, воинов, умирающих за Отечество, опытных вельмож, добрых и твердых царей".
Рассматривая историю как поступательный процесс движения человечества от "самовластия" деспотий и "безвластия" республик, рабства, крепостничества к просвещенной монархии, Уваров был убежден в том, что в России "гражданское значение всех и каждого зависит от степени, которая определяется по усмотрению высшей власти". В государстве, где должности не освящены сакральной связью с верховной властью, "быстро образуется новый разряд людей с особенными понятиями, с особенными предрассудками и мечтами, менее привязанных к правительству, а более занятых собственными выгодами". В этом случае государственная служба "вся перейдет в руки так называемых чиновников, составляющих уже у нас многочисленное сословие людей без прошедшего и будущего.., похожих на класс пролетариев, единственных в России представителей неизлечимой язвы нынешнего европейского образования".
13 См.: Уваров С.С. О преподавании истории относительно к народному воспитанию. СПб., 1813.
По уваровской реформе образования, в гимназический курс на протяжении всех 7 лет обучения было введено преподавание русской грамматики, истории и литературы. Причем в школу целенаправленно внедрялся классицизм, необходимость которого Уваров объяснял стремлением "основать новейшее русское образование тверже и глубже в древней образованности той нации, от которой Россия получила и святое учение веры, и первые начатки своего просвещения"14. Поддерживая политику "латинизации" школы, в своем письме В.П. Боткину (27—28 июня 1841 г.) В.Г. Белинский писал: "Обаятелен мир древности. В его жизни зерно всего великого, благородного, доблестного, потому что основа его жизни — гордость личности, неприкосновенность личного достоинства. Да, греческий и латинский языки должны быть краеугольным камнем всякого образования, фундаментом школы"15.
В 1833 г. Уваров назначается управляющим Министерства народного просвещения. А уже через месяц утвержден министром с сохранением должности президента Академии наук. Перед министерством стояли грандиозные задачи: "Посреди быстрого падения религиозных и гражданских учреждений в Европе, при повсеместном распространении разрушительных понятий, надлежало укрепить Отечество на твердых основаниях; найти начала, на коих зиждется благоденствие и силы, составляющие отличительный характер России и ей исключительно принадлежащие". Во главу угла ставился решительный отказ от преклонения перед иностранным образованием, а также преодоление засилья частных школ и домашнего образования.
Примечательно, что Уваров обсуждал свое видение реформы российского просвещения в рамках публичного дискурса в университетских кругах. Так, в начале своей деятельности на посту министра, в 1834 г., он неоднократно встречался с профессурой и студентами Московского университета. Вот что писал Белинский, один из участников этих встреч, в своем первом крупном произведении "Литературные мечтания": "Придет время, и просвещение разольется в России широким потоком, умственная физиономия народа выяснится, и тогда наши художники и писатели будут на все свои произведения налагать печать русского духа. Но теперь нам нужно учение! Учение! Учение!". И далее: "Да, у нас скоро будет свое народное просвещение. Нам легко это сделать, когда знаменитые сановники, подвижники царя на поприще народоправления, являются посреди любознательного юношества в храме русского просвещения возвещать ему священную волю монарха, указывать путь к просвещению в духе православия, самодержавия и народности"16.
14 Уваров С.С. Десятилетие Министерства народного просвещения. 1833—1843 гг. СПб., 1864. С. 108.
15 Белинский В.Г. Соч.: В 9 т. VI.. 1975. Т. 9. С. 468.
16 Там же. VI.. 1974. Т. 1. С. 125-126.
За годы деятельности Уварова в Министерстве народного просвещения был создан фундамент системы народного образования в России на действительно русских национальных началах, принципах гражданственности и патриотизма. В соответствии с разработанным Уваровым уставом во всех университетах были открыты специальные кафедры русской истории, всемирной истории, истории и литературы славянских наречий; укреплены кафедры истории и словесности Древней Греции и Древнего Рима; введены заграничные стажировки для молодых преподавателей высших учебных заведений.
При этом Уваров считал необходимым "сохранить все выгоды европейского просвещения, подвинуть умственную жизнь России вровень с прочими нациями". Признавая важность зарубежного опыта, министр народного просвещения постоянно подчеркивал необходимость адаптации его к условиям русской жизни и приведения в соответствие с канонами православной этики, заветами предков и вековыми национальными традициями.
Строго говоря, Уваров продолжил политику решительного отхода от сложившейся на Западе практики, начатую Петром I и Ломоносовым, которая состояла в том, что русские университеты, соединив науку и образование и подчинив их практическим целям подготовки специалистов для государственной службы, изначально были включены в систему Российского государства.
Уваров всемерно поддерживал издание университетами "Ученых записок". Важнейшую задачу "Записок" он видел в том, чтобы "внушить молодым людям охоту ближе заниматься историей отечественной, обратив большее внимание на узнавание нашей народности во всех ее различных видах". Причем изучение отечественной истории должно было юношеству "показать место русского народа в системе народов".
При этом особо следует отметить то большое значение, которое Уваров придавал обучению в российских университетах представителей всех регионов и народов империи — уроженцев Кавказа, татар, калмыков, бурят и др., чтобы "юноши разных концов единого великого Отечества могли видеть друг в друге ближайших сограждан".
В основе мировоззрения Уварова лежали два основных принципа. Во-первых, Россия не должна копировать западный путь развития. "Пора отказаться от попыток сделать Россию английскую, Россию французскую, Россию немецкую. Пора понять, что с того момента, когда Россия перестанет быть русской, она перестанет существовать". Уваров исходил из того, что Россия — особое государство и особый народ, непохожий на другие страны и нации Европы. Обосновывая свою точку зрения, он писал, что в России "господствует наилучший порядок вещей, согласный с требованием религии и истинной политической мудрости. Россия во внутреннем своем быте не похожа на европейские народы. Со своими особыми учреждениями и с древней верой она сохранила патриархальные добродете-
ли и, прежде всего, народное благочестие, доверие народа к предержащим власть и беспрекословное повиновение: такова простота нравов и потребностей не избалованных роскошью и не нуждающихся в ней. На этих основаниях Россия процветает, наслаждаясь своим внутренним спокойствием"17.
Во-вторых, в основе самобытного, эволюционного развития России лежит просвещение всех слоев российского общества на "исторических принципах русской государственности и культуры". "Министерство желает просвещения для всех, в мере способности каждого для вящего утверждения народного духа в верности к религии предков и преданности трону и царю".
Уваров считал, что в странах Западной Европы "порядок вещей искоренил мало-помалу почти в каждом государстве народный дух". Следствием этого явились революционные потрясения. Он был убежден в том, что Россия под руководством монарха может поступательно развиваться без революций, сохраняя свои национальные и духовные традиции.
Уваров так сформулировал задачу своего министерства: приноровить общее всемирное просвещение к нашему народному быту, нашему народному духу, утвердить его на исторических началах православия, самодержавия и народности.
Возвращаясь к оценке этой задачи в "Обзоре деятельности министерства за 10 лет" (1843), он писал: «Направление, данное Вашим Величеством министерству, и его тройственная формула должны были восстановить некоторым образом против него все, что носило еще отпечаток либеральных и мистических идей: либеральных — ибо министерство, провозглашая самодержавие, заявило твердое желание возвращаться прямым путем к русскому началу во всем его объеме; мистических, потому что выражение "православие" довольно ясно обнаружило стремление министерства ко всему положительному в отношении к предметам христианского верования. Наконец, слово "народность" возбуждало в недоброжелателях чувство неприязненное за смелое утверждение, что министерство считало Россию возмужалою и достойною идти не позади, а, по крайней мере, рядом с прочими европейскими национальностями»18.
Основные положения уваровской идеологии образования, получившей спустя четыре десятилетия название "официальной народности"19, были впервые озвучены в 1832 г. в отчете о состоянии
17 Доклады министра народного просвещения С.С. Уварова императору Николаю I / Публ. М.М. Шевченко // Река времени. VI.. 1995. Кн. 1. С. 36—37.
18 Уваров С.С. Десятилетие Министерства народного просвещения. 1833—1843 гг.
С. 38.
19 В 1888 г. в Санкт-Петербурге на немецком языке вышел фундаментальный труд профессора Г. Шмида, в котором на основе текстуального анализа переписки Уварова с Гёте автор справедливо отводит ему роль "насадителя" так называемой
Московского университета: "Православие, Самодержавие и Народность составляют последний якорь нашего спасения и вернейший залог силы и величия нашего общества"; окончательно сформулированы в 1833 г. в докладе Николаю I: «По вступлению моему с высочайшего Вашего Императорского Величества повеления в должность Министра Народного Просвещения, употребил я, так сказать, заглавным местом, лозунгом моего управления следующие выражения: "Народное воспитание должно совершаться в соединенном духе Православия, Самодержавия и Народности"». Они, по Уварову, являются "собственными началами России", "без коих она не может благоденствовать, усиливаться и жить"20.
Поясняя значительно позже смысл своего начинания, Уваров писал: "Посреди быстрого падения религиозных и гражданских учреждений в Европе, при повсеместном распространении разрушительных понятий, ввиду печальных явлений, окружавших нас со всех сторон, надлежало укрепить Отечество на твердых основаниях, на коих зиждется благоденствие, сила и жизнь народная; найти начала, составляющие отличительный характер России и ей исключительно принадлежащие; собрать в одно целое священные останки ее народности и на них укрепить якорь нашего спасения"21.
Великая триада Уварова легла в основу не только народного образования, но и всей его государственной деятельности. Он считал, что эта внешне простая формула, заключающая в себе глубокую "державносозидающую философию", должна стать национальной идеей, вокруг которой сумели бы сплотиться все слои общества на пути эволюционных преобразований в России.
Уваров связывал общественный прогресс прежде всего с прогрессом человеческого духа. Поэтому православие занимает место первого элемента в его диалектической формуле. "Без любви к вере предков народ, как и частный человек, должен погибнуть; ослабить в них веру, то же самое, что лишить их крови и вырвать сердце". По Уварову, вера ограждает человека и общество от крайнего цинизма, скептицизма, материализма, безнравственности, обеспечивает единство русского народа, утверждает начала внутренней общности и определяет нормы поведения и убеждения отдельного человека, народа, державного правителя. Такой подход противостоял распространявшейся в Европе атеистической революции, попыткам поставить знак равенства между верой, ересью, сектой и безверием, а по сути, внедрения мысли об их всеобщей ложности.
"русской официальной народности" (Schmid G. Goethe und Uvarov und ihr Briefwechsel // Russische Revue. Vierteljarschrift. Hgg. v. K. Hammerschmidt. XVII Jahrgang. 2 Heft. St. Petersburg, 1888).
20 Уваров С. С. Десятилетие Министерства народного просвещения. 1833—1843 гг. С. 9-10.
21 Там же. С. 41.
Заметим, что политика Уварова продолжала политику веротерпимости, в буквальном понимании этого термина, начатую Екатериной II, при сохранении за православной Церковью значения первенствующей. Напомним, что публичное обещание охранять мусульманскую веру и храмы было дано в екатерининском манифесте по случаю присоединения Крыма (1783), а крымско-татарская и волж-ско-татарская знать была уравнена в правах с русским дворянством.
Причем первенствующую роль православия и обязанность государства защищать "господствующую церковь" Уваров выводил из ее статуса господствующей народной религии. По его мнению, так же надлежит относиться и к другим традиционным религиям в регионах их преобладания.
В самодержавии и самодержавном правлении Уваров видел главное условие политического существования России. Он считал, что обширная и разнообразная империя требует сильной центральной власти, что только такая власть способна успешно претворять реформы, что самодержавное правление позволит России избежать экономических проблем, сопровождавших индустриализацию в Европе, и что промышленность может и должна развиваться не стихийно, а на основе государственного руководства, и тогда разумный экономический рост способен принести благо народу.
Уваров был убежден в том, что самодержавие соответствует православным и народным традициям, выстрадано и принято народом. Он считал, что любая попытка ослабить эту определяющую форму державного бытия русского народа неминуемо приведет к гибели России: "Русский колосс упирается на самодержавии как на краеугольном камне; рука, прикоснувшаяся к подножию, потрясает весь состав государственный. Эту истину чувствует неисчислимое большинство между русскими; они чувствуют оную в полной мере, хотя и поставлены между собой на разных степенях и различествуют в просвещении и в образе мыслей, и в отношениях к правительству. Эта истина должна присутствовать и развиваться в народном воспитании"22.
Причем подход к роли самодержавия исходит не из провиденциальных, а из утилитарных соображений. Другими словами, институт монархии олицетворяет сильную центральную власть. По сути, Уваров трактовал самодержавие как "консервативный принцип, как инструмент сохранения империи в ее нынешнем виде"23.
Показательно, что Уваров не исключал возможности изменения в отдаленной перспективе формы государственного правления: "Когда Россия будет покрыта процветающими городами, хорошо обработанными полями, промышленными предприятиями, когда рынки сбыта будут открыты".
22 Там же. С. 16.
23 Цит. по: Зорин А.Л. "Кормя двуглавого орла..." VI.. 2001. С. 67.
Из трех элементов диалектической формулы Уварова понятие "народность" было наиболее подвижным. В его понимании "народность", по сути, сводится к исторической самобытности, находящейся в прямой зависимости от глубины познания отечественной истории, и зиждется на бережном отношении к истории, литературе, русскому языку, обычаям. "Дабы Трон и Церковь оставались в их могуществе, должно поддерживать и чувство Народности, их связующее".
Введя понятие "народность" в общественно-политический оборот российского общества, Уваров внес крупный вклад в концептуализацию понятия "нация". Причем во французских оригинальных текстах Уварова "народность" используется как синоним "пагюпаШ" — "национальности"24. Другими словами, речь идет не об этнической идентичности, а гражданской принадлежности, о нации-сограждан-стве, о гражданском национализме.
Таким образом, используя понятие "народность", Уваров создает официально одобренное пространство для дискурса о нации. Подчеркивая эту мысль, А. Миллер приводит переписку Вяземского, который в 1819 г. прямо указывал на то, что употребляет понятие "народность" как "пагюпаМг", в польской версии перевода — "паго-ск)\¥08с"25.
Об этом же Уваров говорил, решая проблемы культурной обособленности немецких и польских элит в контексте их отказа от принадлежности к германской или польской национальности как государствам-нациям. Он понимал, что без перевода образования на русский язык, без подготовки университетских кадров, профессиональной обязанностью которых является говорить об истории и литературе в национальном духе, невозможно обеспечить переход бюрократии окраин на общегосударственный русский язык. В этом смысле русский язык выступает, по Уварову, первейшим средством культурной унификации и интеграции окраинных элит в общегосударственную элиту с общей историей в общем государстве, ибо язык обучения предопределяет характер националистического дискурса.
Уваров считал, что "народность состоит не в том, чтобы идти назад или останавливаться; она не требует неподвижности в идеях. Государственный состав, подобно человеческому телу, переменяет наружный вид свой по мере возраста: черты изменяются с летами, но физиономия меняться не должна". Иноземные веяния следовало воспринимать осмысленно, чтобы не "удушить" национальную культуру и национальное самосознание и тем самым не изменить насильно "физиономию" народа.
24 Там же.
25 Лекция А. Миллера. Триада Уварова (http://www.polit.ru/lectures/2007/ 04/ 11/и varov.html).
Причем классическая триада Уварова не являлась жестко заданной. Напротив, она могла иметь различные формы проявления: "церковь, монарх, народ"; "духовенство, дворянство, крестьянство"; "вера, держава, народ". В русской армии ей органично соответствовал девиз "За веру, Царя и Отечество".
Здесь нужно отметить, что исторически уваровская формула доказала свою жизнеспособность в годину наполеоновского нашествия. Именно в этот период патриотизм закрепощенного народа, вставшего на защиту веры, царя и Отечества, доказал превосходство русской идеологической доктрины над европейской. По сути, народная Отечественная война 1812 г. и возвела категорию "народность" в основу российской политической системы как базовый элемент, связующий и охраняющий могущество Трона и Церкви. Это была не только война армий, но и война российского народа, солдат и гражданского населения. И если во Франции крестьяне стали французами в 1914 г. (см.: Вебер Ю. Из крестьян во французы. Модернизация сельской Франции. 1880—1914), то в России этот исторический переход "крестьян в россиян" начался в 1812 г.
Таким образом, историческая заслуга Уварова состоит в том, что он сформулировал и целенаправленно проводил в жизнь государственную политику просвещения русского и великого множества иноязычных народов, скрепленных российской государственностью. Другими словами, речь идет о политике формирования "российской многонародной нации" (И.А. Ильин) и ее элиты на "исторических принципах русской государственности и культуры", гражданственности и патриотизма, преданности Трону и Отечеству, которая при
Уварове впервые стала осознанным государственным приоритетом.
* *
*
Строго говоря, в эпоху просвещенного русского самодержавия доктрина Уварова отражала суть российского «национализма ("дона-ционального") гражданского типа» (В.А. Тишков) как идеологии российского национального государства и глобального цивилизаци-онного проекта, восходящего к формуле "Россия — Третий Рим".
При этом нужно помнить, что уваровские реформы начали осуществляться в эпоху сплошной неграмотности, задолго до отмены крепостного права. На юге Россия вступила в геополитическую битву за Кавказ, а угрозу революционной опасности извне затмил мятеж "декабристов" — опасность "бонапартистского" переворота по схеме "18 брюмера" и польское восстание (1830—1831).
Утрата динамизма в осуществлении политических реформ после отмены крепостного права, грубые ошибки в религиозно-этнической сфере, а также другие причины, обусловившие затяжное переходное состояние России к полноценному национальному государству, собственно, во многом и предопределили характер раскола его элиты в начале XX в.
4 ВМУ, политические науки, № 4
49
Революция, начавшаяся в феврале 1917 г. с отречения монархов, сразу же вступив в полосу "бонапартизма", завершилась большевистским мятежом — октябрьским переворотом и последующим разгоном Учредительного собрания.
Если между началом и основными этапами Французской революции (провозглашение Национального собрания и конституционные акты, арест и казнь Людовика XVI, первый террор, Робеспьер, термидор, белый террор) и "ноябрьским переворотом" "18 брюмера" прошло 10 лет (1789—1799), то в стремительный XX в. этот период занял в России менее 10 месяцев. Большевики, как и Наполеон, мыслили категориями нации и на свой лад интерпретировали уваров-скую формулу. Место веры заняла идеология большевизма, место самодержавия — самовластие партии большевиков, место народности — пролетарский интернационализм.
Триада Уварова не потеряла своей актуальности и в начале XXI в. Ее модификации и сегодня выдвигаются для публичного дискурса на различных общественно-политических площадках. Один из возможных вариантов этой триады сформулировал идеолог "Русского проекта" И. Демидов: "Русская цивилизация, Президентское народовластие, Российская нация". По-видимому, ставя на первое место понятие "русская цивилизация", автор исходил из того, что оно включает в себя объединяющие российских граждан духовно-нравственные ценности, одновременно являясь синонимом понятия "Русский мир", простирающегося за пределы Российской Федерации.
