CC BY
84
Светлана САНЬКОВА
Российская монархия в представлении идеологов государственного национализма
В последние два десятилетия понятия «монархизм» и «национализм» обрели в России новую жизнь, перестав быть исключительно предметом интереса историков.
В частности, широко представляемые в отечественных СМИ материалы о покойной царской семье и ныне живущих за рубежом представителях династии Романовых в 1990-х гг. породили общественно-политические дискуссии о возможности восстановления в России монархии.
Понятие «национализм» в настоящее время становится одним из наиболее часто употребляемых в различных общественно-политических дискуссиях. При этом оно имеет весьма широкий спектр толкований и свою историю. К сожалению, разработке вопросов русского национализма в дореволюционной общественно-политической мысли отечественными историками уделяется меньше внимания, хотя в смежных гуманитарных областях данная проблематика уже находит своих исследователей.
Остановимся подробнее на понятии «государственный национализм», получившем распространение в XIX - начале XX в.1 Основную характеристику государственного национализма можно определить как отстаивание приоритетов государствообразующей нации не ради неё самой, а ради общегосударственных интересов в целом. Эта нация рассматривается приверженцами идей государственного национализма в качестве основной цементирующей силы государства как единой территориальной, общественной и политической целостности. При таком подходе дополнительные права, которые они требуют для данной нации, являются своеобразной компенсацией за дополнительные обязанности, исторически ею принятые на себя в ходе строительства российской империи. Отстаивание интересов титульной нации, по
1 Саькова С.М. Век русского национализма (Трансормация идей государственного национализма в России с начала XIX - начала XX вв.) // Россия в условиях трансформаций. Историко-политологический семинар. - М., 2003, стр. 34.
мнению государственных националистов, должно проходить исключительно на уровне верховной власти. Подобные действия правительства призваны были решить проблему стихийных межэтнических столкновений.
Политическую оформленность идеи русского национализма получили с возникновением в 1909 г. партии русских националистов - Всероссийского национального союза (ВНС). Но в качестве их идеологических предшественников можно назвать М.Н. Каткова, А.С. Суворина, М.О. Меньшикова. Все представители государственного национализма принадлежали к консервативной и промонархически настроенной части российского общества. Однако это не мешало им расходиться во взглядах с другими консерваторами и монархистами. Попытка проанализировать причины подобных расхождений с неизбежностью приводит к необходимости переосмысления понятия «монархист» или «сторонник самодержавия». Так, следует разделить такие составляющие понятия «монархизм», как приверженность личности монарха (династической фамилии) или институту как таковому. И в данном случае сторонники самодержавия в разных формах его понимания будут во многом расходиться в своих взглядах и отстаиваемых интересах.
Приверженцы монархии как института выступали за единовластие, предполагающее единоответственность. В данном случае самодержавие воспринималось не как часть бюрократической машины, а как стоящий над ней всесословный гарант законности, являясь не синонимом произвола, а его антитезой. Именно неуклонная тенденция ослабления на протяжении всего XIX в. монархии как института через ослабление единовластия монарха на фоне усиления династической фамилии и связанных с нею высших кругов объясняет парадоксальную ситуацию, когда лица, исповедовавшие идеи государственного национализма и самодержавия, не пользовались безусловной поддержкой государственной власти.
Михаил Никифорович Катков, признанный лидер консерватизма и «охранитель» весьма критически отзывался об эпохе Николая I, полагая, что именно в ней следует искать истоки нигилизма, распространившегося в Рос-
сии уже в 1860-е гг. По его мнению, официальное провозглашение теории общественного служения, которая была призвана оправдать отсутствие общественной жизни, не способствовало развитию национального самосознания. Экономическая и политическая государственная жизнь страны была в упадке. Отсутствие личной заинтересованности порождало общественную апатию. Описывая период становления взглядов Каткова, Н.А. Любимов отмечал: «В Севастопольском испытании ... потерпела крушение система управления при общественном безмолвии, как главном условии государственного порядка»1. Катков, как и многие его современники, радовался поражению России в войне, рассматривая его как поражение николаевского режима. «Если бы император Николай восторжествовал, - говорил он, - то трудно и представить себе, что сделалось бы с ним; он уподобился Навуходоносору, - вышел бы в летний сад и стал бы щипать траву.»2.
Для понимания позиции Каткова по отношению к самодержавию при Александре II следует иметь в виду, что в этот период общество ощущало отсутствие четкой программы действий у государственной власти, твердой решимости эту программу проводить в жизнь и реальных возможностей кон-
3
тролировать её осуществление .
В первые годы редактирования «Русского вестника» Катков в частной переписке выражал досаду на власть, которая не желает воспользоваться поддержкой общества в таком важном деле, как подготовка государственных реформ. Через свои широкие связи Катков, безусловно, был осведомлён о том, какая борьба ведется среди царского окружения по вопросу о необходимости и степени радикальности преобразований. Он полагал, что в противостоянии фамилии и стоящим за ней кругам самодержец мог опереться на единственную силу - общественное мнение.
В ходе польского восстания Катков впервые в истории русской журналистики осмелился открыто обвинить члена императорской фамилии в госу-
1 Любимов Н.А. М.Н. Катков и его историческая заслуга. По документам и личным воспоминаниям. - СПб., 1889, стр. 5.
2
За кулисами политики. - М., 2001, стр. 64.
3 Розанов В. Суворин и Катков // Новое время, 1997, № 7, стр. 36.
дарственной измене. Нерешительность действий императора, не торопившегося отстранить великого князя Константина Николаевича от управления Царством Польским, стала первым, но далеко не единственным проявлением фактической слабости и зависимости самодержца. Только в этой связи становятся понятными слова Каткова, сказанные Б.М. Маркевичу в 1864 г. уже после того, как Катков был удостоен личной аудиенции Александра II и получил право обращаться к нему в любое время в личных письмах: «Для кого писать? Тот, для кого единственно держал я перо в руках, сам отступает от своей власти, удерживая только её внешность. Всё остальное мираж на болоте.»1.
Нам представляется, что Катков не ассоциировал царя с реальной властью. И именно предвидя трагические последствия такого хода вещей, он писал, во многом пророчески приоткрывая горизонты будущего: «Вырвите с корнем монархическое начало, - оно возвратится в деспотизме диктатуры; уничтожьте естественный аристократический элемент в обществе, - место его не останется пусто: оно будет занято или бюрократами, или демагогами, олигархией самого дурного свойства.»2.
Непродолжительное время Катков, восхищаясь английской политической стабильностью, высказывался в пользу парламента, рассматривая его как инструмент общественной поддержки для самодержца, но вскоре навсегда отказался от этой идеи, уяснив, что в современных ему реалиях российской действительности такой парламент стал бы средством давления на самодержца различных группировок, преследующих свои корпоративные, а отнюдь не государственные интересы.
Даже при Александре III, который во многом отвечал определению «самодержец», Катков не был до конца уверен относительно правильной организации самодержавного дела в России. Его не устраивало то обстоятельство, что государь в недостаточной степени в своей политике учитывает мне-
1 Любимов Н.А. Указ. соч., стр. 346.
Катков М.Н. К какой принадлежим мы партии // Русский вестник, 1862, № 2, стр. 841.
ние прогосударственно настроенных подданных, выразителем которого Катков считал и себя.
Наследником дела Каткова общественное мнение единодушно объявило Алексея Сергеевича Суворина. Его вполне устраивала личность Александра III в качестве российского самодержца, но ещё при жизни последнего он был крайне озабочен проблемой преемника верховной власти в России. Более всего Суворина тревожила «серость», ограниченность интересов Николая и его психологическая зависимость от окружающих. Поведение царя и его окружения во время и после Ходынских событий подтвердили все опасения Суворина.
Между тем изменение ситуации в России с неизбежностью ставило на повестку дня вопросы политической модернизации. Слишком велик был контраст между ростом экономики России и сохранением прежней придворной системы управления. Если при Каткове великие князья были участниками политических авантюр, то при Суворине они стали объектами экономических спекуляций при сохранении прежней высокой степени влияния на императора. Особо остро это показала русско-японская война. Почти за каждой провальной концессией стоял кто-либо из дома Романовых. Суворин уже не верил в силу прессы как выразителя общественного мнения, способного побудить императора пренебречь интересами семьи во имя государственных интересов. Поэтому с конца 90-х гг. XIX в. он кулуарно и на страницах своего дневника высказывается в пользу парламентаризма, надеясь, что Дума сможет стать той реальной силой, которая вернет самодержцу его самодер-жавность. Ясно осознавая на основе западно-европейского опыта, что и парламентаризм отнюдь не лишён внутренних противоречий и недостатков, Суворин, тем не менее, надеялся, что, будучи вынужденными вести совместную работу, российский парламент и власть будут эволюционировать в положительном направлении.
Существовавший в начале XX в. спектр политических партий не удовлетворял Суворина. Поначалу сочувственно отнесшийся к черносотенцам, он
довольно быстро охладел к ним, полагая, что опора на них царя лишь дискредитирует последнего. В 1906 г. он начинает разрабатывать программу «Национально-демократической партии». Эта работа была прервана тяжелой болезнью Суворина.
Задачу политического оформления идей русского государственного национализма частично взял на себя ведущий сотрудник суворинского «Нового времени» Михаил Осипович Меньшиков. Заявляя себя убеждённым монархистом и националистом, Меньшиков, так же как и Суворин, не питал никаких иллюзий относительно династии Романовых.
В годы «первой русской революции» он считал, что парламент может помочь изменить ситуацию в России через гласное обсуждение государственных дел, и даже по просьбе Витте составил свой вариант манифеста. По сути, перед Меньшиковым встала необходимость совместить несовместимое - принцип неограниченной монархии и представительные учреждения. Меньшиков предпочёл не увидеть в соседстве этих, по сути взаимоисключающих друг друга, положений никакого противоречия. Он исходил из своеобразия российской политической системы по сравнению с западными конституционными образцами. «Наш парламент и наша конституция, - писал он, - должны быть национальными..., наша конституция должна быть строго монархической.». Государственную думу Меньшиков сравнивал с «управляющим, призванным творить волю хозяина»1.
Однако личность Николая II плохо увязывалась с образом «хозяина». Добровольный отказ династии от престола, расценённый Меньшиковым как предательство нации, окончательно приводит его на позиции сторонника сильной власти как таковой безотносительно к её политической оформленно-сти и личным носителям. По сути, он приходит к той же идее, которую за сто лет до него исповедовал П.И. Пестель. Выступая за изменение внешней формы правления, Меньшиков пытался вернуть монархизму его исконное значение - сословно не ограниченное и независимое правление в интересах всех
1 Меньшиков М.О. Государственный скандал // Новое время, 1909, 24 марта.
подданных. Он становится сторонником диктатуры, видя в ней единственное средство водворить в империи порядок и тем спасти её.
Таким образом, можно констатировать, что представители идеологии государственного национализма требовали от самодержавия выступить гарантом соблюдения интересов русского народа, как необходимого условия самосохранения государства. Выступая сторонниками самодержавия как формы государственного управления в России, они выражали озабоченность относительно несоответствия его носителей принципу действительного единоначалия. Неспособность монархов выйти из-под давления придворного окружения и ставить интересы государства выше интересов фамилии постепенно приводит к разочарованию государственных националистов и в самой системе монархического правления. Будучи принципиальными сторонниками сильной единой централизованной власти, они были готовы принять любую новую политическую форму государственного устройства, если по содержанию она соответствовала бы монархическому управлению.
САНЬКОВА Светлана Михайловна - к.и.н., доцент кафедры философии и истории Орловского государственного технического университета
