CC BY
43П. А. Искендеров
(Институт славяноведения РАН, Москва)
РОССИЯ
И СЕРБО-АЛБАНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ (начало XX в.)
В эволюции политики России по различным аспектам развития сербо-албанских отношений, а в более широком плане - по проблеме Албании - можно выделить несколько ключевых этапов. Впервые данные сюжеты оказались в фокусе пристального внимания российской дипломатии во время Великого восточного кризиса 1875-1878 гг. и особенно в период его международно-правового урегулирования. Именно албанская проблема стала одним из важнейших узлов противоречий не только регионального, но и общеевропейского масштаба. Упомянем, в частности, что даже секретное Рейхштадтское соглашение России и Австро-Венгрии, заключенное 8 июля 1876 г. по итогам свидания российского императора Александра II и министра иностранных дел князя А. М. Горчакова с их австрийскими коллегами Францем Иосифом и Д. Андраши в Рейхштадтском замке в Чехии, оказалось составленным таким образом, что русская и австрийская записи различались как раз применительно к албанским делам. В частности, согласно записи Андраши, Албания должна была стать автономной провинцией Османской империи наравне с Болгарией и Румелией. В русской же версии упоминание об Албании отсутствова-ло1. Не прояснила ситуацию насчет Албании и подписанная 15 января 1877 г. в Будапеште еще одна секретная русско-австрийская конвенция, а также подписанная 18 марта того же года, но датированная также 15 января дополнительная конвенция2. Последний документ особо оговаривал «ожидаемые результаты предстоящей войны»3.
После завершения работы Берлинского конгресса и вызвавшего немало проблем воплощения в жизнь его решений касательно территориального разграничения балканских соседей проблематика Албании и сербо-албанских отношений примерно на четверть века отошла
в деятельности российской дипломатии на второй план. Это было связано как с занятостью Петербурга другими проблемами, так и с произошедшим после разгрома турецкими властями албанской При-зренской лиги спадом албанского национального движения. Ситуация кардинально изменилась в 1910-1911 гг. Регулярно вспыхивавшие все более мощные восстания албанцев против режима младотурок вкупе с активной поддержкой оружием, деньгами и добровольцами, оказывавшейся албанским лидерам Черногорией, привели к осложнению как черногорско-турецких отношений, так и общей международной ситуации на Балканах. Великие державы в этот период уже предполагали возможность обсуждения в той или иной форме албанского вопроса на международном уровне. Об этом, в частности, свидетельствует телеграмма временно управляющего министерством иностранных дел России А. А. Нератова от 27 июля 1911 г. российскому послу в Константинополе, в которой сообщение о беседе с представителем Австро-Венгрии в России графом Турном завершалось выводом: «Само собою разумеется, что вопрос об улаже-нии Албанского кризиса, входящий в область внутренних дел Турции, не должен исключаться из программы предстоящих обсуждений, посколько это будет приемлемо для Турции»4.
Что же касается политики Сербии, то она в тот период определялась ее негативным отношением к развитию албанского национального самосознания и к подъему национально-освободительного движения. Как указывалось в секретной телеграмме российского посланника в Белграде Н. Г. Гартвига от 11 мая 1912 г., «сербское правительство, отклонившее ходатайство албанских главарей о помощи, крайне встревожено тем обстоятельством, что ... восстание организуется в Косовском вилайете, в непосредственной сфере влияния Сербии»5. А уже в начале марта 1913 г. Певческий мост получил из посольства Сербии в России послание, в котором была сформулирована позиция Белграда по проблеме сербо-албанского разграничения и содержалась прямая апелляция к политико-дипломатическому содействию со стороны России. В документе, написанном по-русски (орфография текста сохранена), говорилось, что «из известий некоторых посланников выходит, что не все довольно ясно и решительно сообщили решение правительства (Сербии - П.И.): что мы не покинем Долину Дебарскую, Джаково (Джяковица - П.И.) и Ипек с долиной Белого Дрима, не смотря какое будет решение великих держав. Из этих
краев может прогнать сербскую армию только более сильная армия. Эти края соединены неразделимо с Старой Сербией и разделены с Албанией высокими горами, которые представляют географическую и экономическо-коммуникационную границу между Старой Сербией и Албанией. Арнауты в этих краях по происхождению сербы и теперь еще говорят по-сербски и не имеют никакой связи с приморскими арнаутами. Ипек, Джаково и Призрен лежат в колыбели Старой Сербии и полны монастырей, церквей, школ и святынь сербских. Эти края освободила сербская армия большими жертвами и никто не может ее заставить уйти оттуда кроме иностранной армии и то только в том случае как уничтожит сербскую армию.
Заявите откровенно, что мы этим не угрожаем, что это не шантаж но что мы сообщаем по должности что не можем уйти из этих краев если такое будет решение великих держав. Мы принесли великие жертвы для одержания мира и для осуществления Албании. Больше их не можем приносить, пусть произойдет самая кровавая война.
Слова эти заявляем потому что кажется что великие державы не
6
приняли это заявление так серьезно как мы его сделали» .
Какие международно-правовые документы имели на руках великие державы и Сербия накануне нового раунда дипломатических -и не только - маневров вокруг Албании и сербо-албанского разграничения? Положение самого Албанского государства регулировалось документом о внутреннем устройстве Албании, принятым на 54-м по счету заседании Совещания послов великих держав в Лондоне 29 июля 1913 г. В его основе лежал австро-итальянский проект. Этот документ не признал ни решение о независимости Албании, принятое всеалбанским национальным конгрессом во Влёре 28 ноября 1912 г., ни образованное неделю спустя Временное албанское правительство во главе с Исмаилом Кемали, состоявшее из семи министров - мусульман и христиан7. К числу ключевых фигур кабинета Кемали, отвечавших, в частности, за организацию албанских правительственных войск, относились Риза-бей из Джяковицы и Иса Бо-летини, который незадолго до этого, отступая перед сербской армией, прибыл во Влёру через Люму8.
Между тем, на следующий день после провозглашения независимости, Исмаил Кемали направил телеграммы министрам иностранных дел ведущих европейских государств, а также Турции, в кото-
рых он проинформировал их о принятых во Влёре решениях и призвал признать албанскую независимость и защитить албанцев «от любого посягательства на их национальные права, а территорию от расчленения». В документе говорилось, что «албанцы, входящие в семью народов Восточной Европы и гордящиеся тем, что они являются ее древнейшим народом, преследуют только одну-единственную цель: жить в мире со всеми балканскими государствами и стать стабилизирующим началом в регионе».9 В телеграммах, адресованных странам Балканского союза, содержались требования прекратить враждебные действия и вывести свои войска с албанских земель.
Министр иностранных дел России С. Д. Сазонов оперативно проинформировал о решениях конгресса во Влёре российских дипломатических представителей в Белграде, Софии, Париже, Лондоне, Вене и Берлине. Он особо отметил важность того, чтобы Сербия в сложившейся непростой ситуации соблюдала осмотрительность в албанском вопросе и, в частности, отказалась от планов присоединения прибрежных областей Центральной Албании: «Сербы не должны ставить нас перед необходимостью публично отрекаться от солидарности с ними, поддерживая то, что мы считаем излишним»10.
Российские призывы к сдержанности оказали определенное влияние на настроения в Белграде, однако не заставили правительство пересмотреть свои приоритеты в отношении Албании. На экстренном заседании совета министров Сербии было принято решение о частичном отводе сербских войск с албанской территории с сохранением позиций, преграждавших албанцам доступ на сербскую территорию, вплоть до нормализации положения внутри Албании. По окончании заседания управляющий сербским министерством иностранных дел М. Спалайкович встретился с Штрандтманом (информация о данной беседе была немедленно сообщена российским поверенным в делах в Санкт-Петербург секретной телеграммой от 12 сентября 1913 г.) и на замечание последнего о возможности для Сербии защитить свои границы путем перевода войск на позиции, находящиеся на сербской территории вдоль намеченной сербо-албанской пограничной линии, возразил, что «ключи проходов, ведущих в Сербию, лежат в Албании», и что до «установления порядка в Албании сербское правительство не считает себя вправе оставить беззащитной эту границу, постоянно подвергающуюся нападениям и к тому же Комиссией (по разграничению - П.И.) оконча-
тельно еще не установленную»11. Он также заявил о том, что подобный же ответ сербское правительство намеревается дать и на новое коллективное представление великих держав, чьи дипломаты в Белграде уже получили от своих правительств соответствующие инст-
рукции12.
Однако после дополнительных консультаций с итальянским поверенным в делах, убедившись в реальности возникновения серьезных осложнений в случае отказа Сербии считаться с требованиями европейского сообщества, Спалайкович признал желательность для своей страны полного освобождения албанской территории и пообещал вновь обсудить этот вопрос на заседании Совета министров. После указанного обсуждения глава сербского кабинета Никола Пашич обратился к Штрандтману с просьбой довести до сведения министерства иностранных дел России следующее заявление кабинета; что и было сделано российским поверенным в делах в секретной телеграмме от 15 сентября 1913 г.: «Сербское правительство, желая, в согласии с дружественными указаниями России, избежать нарекания со стороны держав, выражает готовность отозвать свои войска из Албании, в каковом смысле завтра будут отданы соответствующие приказания. Вместе с тем оно однако не может еще раз не отметить то состояние анархии, которое ныне царит в Албании и следствием коего, по всей вероятности, явится возникновение новых беспорядков с уходом сербских войск, а равно вынуждено предвидеть необходимость для последних, в видах обеспечения сербской окраины от нападений, принимать и в будущем обусловливаемые обстоятельствами меры. Поэтому сербское правительство искренне надеется, что к водворению в Албании надежных административных и полицейских властей будет приступлено возможно скоро, ибо до осуществления этого условия ему крайне трудно совмещать обязанности по охране жизни и имущества своих подданных с желанием строго уважать пограничную линию, пока еще только намеченную»13.
Тем не менее, сообщив о принятом на заседании кабинета решении российскому и французскому дипломатическим представителям, Спалайкович еще раз повторил оговорку о неизбежном, по мнению сербского правительства, возникновении новых беспорядков в Албании и о вероятном новом занятии сербскими войсками тех же позиций, что позволяло реально оценить отношение Пашича к принятому им самим решению. В самом деле, в тот же день австро-
венгерскому поверенному в делах в Белграде было заявлено не об очищении территории Албании, а об отводе сербских войск на правый берег реки Черный Дрин как на крайнюю возможную линию их отхода.
Это несоответствие было объяснено российскому представителю простым недоразумением, происшедшим вследствие того, что Спа-лайкович передал данное сообщение фон Сторку не лично, а через начальника политического отдела министерства иностранных дел. Однако последний в беседе со Штрандтманом подчеркнул, что в данном случае Спалайковичем была сделана сознательная попытка, во-первых, удовлетворить австро-венгерское правительство минимально уступкой из опасения навлечь на себя неудовольствие Пашича слишком поспешным решением вопроса, а во-вторых, вызвать затяжку времени в расчете на то, что какие-либо новые антисербские выступления албанцев убедят Международную разграничительную комиссию в необходимости изменить в пользу Сербии постановления лондонского совещания послов великих держав относительно сербо-албанской границы, в первую очередь в том, что касается Люмы.
В конце сентября - начале октября 1913 г. сербские власти в целом были мало озабочены реакцией и позицией Европы. Правительство королевства разрабатывало собственную далекоидущую стратегию в албанском вопросе, и она преследовала цель решать его отнюдь не только военными мерами. Российский поверенный в делах в Сербии Штрандтман, имевший неоднократные беседы со Спалай-ковичем, передал тогда в МИД России изложение той программы, которую решил взять на вооружение кабинет Пашича.
По свидетельству дипломата, сербское правительство пришло к выводу о возможности использования внутренних неурядиц в Албании в целях решения двух задач: добиться пересмотра в свою пользу пограничной сербо-албанской линии, намеченной решениями Лондонского совещания послов великих держав, и содействовать приходу к власти в Албании правительства, не находящегося под влиянием Австро-Венгрии и проявляющего дружеское расположение по отношению к Сербии. С этой целью оно решило оказать посильное содействие крупному албанскому землевладельцу и военачальнику Эссад-паше Топтани, боровшемуся против правительства Исмаила Кемали, поставив условием получение Сербией, в случае его прихода к власти, соответствующего приращения сербской территории.
Сообщив Штрандтману о планах сербского правительства использовать Эссад-пашу, Спалайкович стал убедительно просить его сохранить данную информацию в строгой тайне и не сообщать ее в Санкт-Петербург, из опасения крайне нежелательной для Сербии огласки. Он также привел некоторые конкретные детали указанного плана. От самого Эссада, с которым сербское правительство уже в течение некоторого времени находилось в тесном контакте, Пашич ожидал военного разгрома и изгнания находящегося во Влёре албанского правительства в лице Исмаила Кемали, а также Исы Боле-тини, и занятия им поста генерал-губернатора. Своим первым указом Эссад-паша должен будет признать суверенитет турецкого султана и согласиться на пересмотр сербо-албанской границы в соответствии с требованиями Сербии. Вслед за этим сербские войска оккупируют уступленную территорию под предлогом временного нахождения там в интересах сохранения порядка и на основании соответствующей просьбы самого Эссад-паши. Наконец, после укрепления своих позиций внутри страны, Эссад-паша должен будет провозгласить себя албанским князем.
В ответ Штрандтман обратил внимание Спалайковича на серьезные негативные последствия, с которыми неминуемо столкнется его страна в случае осуществления вышеуказанного плана, ибо великие державы единодушно и решительно выступят против подобной политики. В ответ управляющий сербским министерством иностранных дел принялся убеждать российского дипломата, что «страна не должна довольствоваться лондонской границей, которую Австрия создала для того, чтобы Сербия не могла приступить к мирному развитию своих сил; что добрососедские отношения с Эссадом обеспечат спокойствие на Балканском полуострове; что нынешняя благоприятная минута не повторится, так как через три года Австрия перевооружится и Болгария оправится и, наконец, что сербское правительство сумеет успокоить Европу, указав в особом обращении к державам на вынужденный и чисто временный характер принимаемых военных мер, обусловленных вторжением албанцев на сербскую территорию»14. Одновременно он заявил, что сожалеет по поводу принятого несколько дней назад сербским правительством решения о выводе войск из Албании, ибо последнее албанское нападение, закончившееся взятием Дебара, могло бы быть отбито с гораздо меньшими потерями со стороны сербских войск, если бы они нахо-
дились на прежних стратегических позициях в глубине албанской территории; согласившись, однако, со своим собеседником в том, что и в этом случае Сербия не могла бы рассчитывать на свою полную защищенность от нападения албанцев, ибо численность сербского пограничного отряда, занимавшего позиции в албанских ущельях, не превышала одного батальона.
Как уже говорилось выше, информация о состоявшейся беседе была немедленно доведена Штрандтманом до сведения российского внешнеполитического ведомства, откуда он вслед за этим получил две секретные телеграммы, датированные 28 и 29 сентября 1913 г. и подписанные товарищем министра иностранных дел А. А. Нерато-вым, в которых говорилось, что, несмотря на заявления Спалайко-вича о якобы строго секретном характере сообщения, последний успел поделиться своими соображениями относительно нового направления сербской политики в албанском вопросе также и с итальянским дипломатическим представителем в Белграде, который немедленно поставил в известность свое правительство; причем управляющий министерством иностранных дел Сербии заявил итальянскому дипломату, что данный план уже встретил полную поддержку со стороны правительства России. В связи с этим Нератов дал указание Штрандтману в кратчайшие сроки поставить Спалайковича в известность о позиции России, всегда выступавшей против намерений Сербии следовать авантюрной и создающей угрозу международной безопасности политике, а также сообщить ему, что по сведениям, имеющимся у российского правительства, личность Эссад-паши в любом случае не может внушать доверия, ибо его поддержка может быть получена лишь путем выделения ему крупных денежных сумм, а в этом отношении Сербия не может составить конкуренции Австро-Венгрии, так же как и в отношении вооруженных сил - вне зависимости от сроков перевооружения австро-венгерской армии15. Кроме того, по словам товарища министра, предание международной огласке тайных замыслов Сербии неминуемо вызовет «самое решительное осуждение со стороны всех держав, утомленных длительным политическим кризисом и стремящихся к водворению прочного мира»16.
После получения данных инструкций Штрандтман ознакомил с их содержанием Спалайковича, который в ответ заявил, что «Сербия ни в каком случае не сделает опрометчивого поступка, который мог
бы иметь гибельные последствия, прежде всего, для нее самой, и что и впредь она будет вести политику строгого благоразумия» . Что же касается сообщений итальянского поверенного в делах, то, по словам Спалайковича, сербское правительство уже сделало официальные заявления здешнему итальянскому, а также австро-венгерскому представителям, что Сербия действовала и в будущем будет действовать лишь оборонительными методами, не имея намерения захватывать чужие территории и уважая постановления Лондонского совещания. По мнению Спалайковича, выразившего российскому представителю свое глубокое сожаление по этому поводу, речь шла либо о недоразумении, заключавшемся в недостаточной информированности поверенного в делах Италии в Санкт-Петербурге о миролюбивой позиции Сербии, либо о его сознательной попытке таким путем выяснить отношение самой России к албанской проблеме .
В данных обстоятельствах российский поверенный в делах, получивший, кроме того, секретную телеграмму российского посла в Париже А. П. Извольского, в которой сообщалось о переданных сербскому представителю в этой стране М. Весничу министрами иностранных дел России и Франции С. Д. Сазоновым и С. Пишоном настоятельных советах выполнить требования держав Тройственного союза, немедленно связался с главой сербского кабинета Паши-чем и рекомендовал ему изыскать какой-либо иной способ защиты сербской территории от албанских вторжений, без занятия стратегических пунктов. Пашич с пониманием встретил указание российского представителя и пообещал обсудить этот вопрос с главнокомандующим сербской армии воеводой Путником. Но прежде чем Пашич успел сообщить о данной беседе другим членам сербского руководства, поверенный в делах Австро-Венгрии в Белграде вручил 18 октября главе сербского кабинета ультиматум своего правительства, в котором Сербии предлагалось в восьмидневный срок очистить албанскую территорию, под угрозой принятия Австро-Венгрией более решительных мер в случае неудовлетворительного ответа19. Вслед за этим министр иностранных дел Австро-Венгрии Берхтольд пригласил к себе сербского посланника в Вене и категорически заявил ему, что монархия Габсбургов предпримет самые решительные действия против Сербии «в случае оставления хотя бы одного сербского солдата вне определенной конференцией границы»20.
Ультиматум привел в сильное возбуждение правительственные круги Сербии. Ряд членов кабинета высказались за категорическое отклонение требований Австро-Венгрии. Однако в итоге возобладала более умеренная позиция главы правительства. Посетив российскую миссию сразу после заседания Совета министров, Пашич сообщил, что кабинет принял решение вывести из Албании сербские гарнизоны, подчиняясь в данном случае не угрозам со стороны монархии Габсбургов, а исключительно благожелательным советам России. При этом Пашич пояснил, что гарнизоны будут переведены на сербскую сторону пограничной линии и размещены с таким расчетом, чтобы при первом же появлении с албанской стороны вооруженных отрядов последние могли бы быть подвергнуты массированному удару сербских войск. Одновременно председатель Совета министров сообщил, что его правительство решило в самое ближайшее время обратиться к европейским державам с настоятельной просьбой о скорейшем создании в Албании международной полиции и жандармерии, которые явятся существенной гарантией спокойствия на сербо-албанской границе21.
Согласно извещению сербского верховного военного командования, к десяти часам утра 25 октября 1913 г. - то есть на двадцать четыре часа ранее установленного ультиматумом срока - сербские войска полностью покинули албанскую территорию22.
Кризис вокруг австрийского ультиматума стал не первым в рассматриваемый период, когда российский фактор сыграл во многом ключевую роль в стабилизации обстановки в Сербии и вокруг нее. Так, еще в мае 1913 г. в сербской Народной скупщине разразились острые дебаты по поводу внешней политики кабинета Пашича, в ходе которых депутаты от оппозиции потребовали от правительства занять более решительную позицию в отношении территориальных и иных требований Болгарии23. Спустя некоторое время, 30 июня, на заседании скупщины депутаты от Либеральной партии прямо обвинили Пашича и его правительство в чрезмерной уступчивости в том, что касалось сербо-болгарских отношений, и одновременно осудили позицию по указанному вопросу России, которая, по их мнению, всегда покровительствовала Болгарии в ущерб Сербии24.
Однако предполагавшийся многими парламентский кризис разразился позднее - в декабре 1913 г., а именно 26 декабря. Тогда оппозиционные партии, выступавшие против введения в присоединенных к Сербии по итогам Балканских войн областях положений от-
дельного «Указа» вместо распространения на них действия конституции, устроили антиправительственную обструкцию на заседании, обсуждавшем ряд статей государственного бюджета, в связи с чем работа высшего законодательного органа страны была прервана до 29 декабря25.
Другим важным пунктом, по которому оппозиционные партии подвергли критике кабинет Пашича, был вопрос о Восточной железной дороге. Они, а также некоторые министры в самом правительстве, находили более отвечающим экономическим и политическим интересам Сербии приобретение в собственность того участка линии, который проходил по сербской территории, в то время как сам Пашич и его ближайшие советники считали подобный путь в сложившихся политических условиях трудноосуществимым, и в
связи с этим согласились на выдвинутое группой французских фи-
26
нансистов предложение об интернационализации дороги .
В принципе, правительство Пашича, используя голоса депутатов-старорадикалов, могло получить необходимый для работы кворум и добиться принятия данного законопроекта без участия в заседании депутатов от оппозиционных партий. Тем не менее, кабинет Пашича принял решение уйти в отставку, будучи уверенным, что ни одна из оппозиционных партий не сумеет образовать работоспособное правительство, а на новых выборах старорадикалы получат подавляющее большинство голосов избирателей27.
Сразу после объявления перерыва в работе скупщины Пашич посетил посланника России в Белграде Гартвига и изложил ему свои соображения относительно будущего возглавляемого им кабинета. На замечание российского дипломата о серьезной опасности осуществления вышеуказанной комбинации в условиях отсутствия политической стабильности в стране и на Балканах в целом, Пашич, в принципе согласившись с подобными опасениями, подчеркнул, что, принимая решение об отставке, его правительство руководствовалось следующими соображениями. Во-первых, с точки зрения интересов Сербии, сознательное допущение внутриполитических осложнений именно в данное время представляется более безопасным шагом, нежели осуществление этого плана весной будущего года, когда резко возрастет вероятность разного рода внешнеполитических осложнений. Во-вторых, новый кабинет, если он будет сформирован усилиями оппозиции, в первую очередь, младорадикалов и напред-няков, будет, по его мнению, неукоснительно следовать нынешнему
внешнеполитическому курсу Сербии. По словам Пашича, решение о необходимости отставки будет принято после всестороннего обсуждения данного вопроса в Совете министров, а непосредственным предлогом должно послужить прошение об отставке, поданное военным министром генералом М. Божановичем, ввиду отказа правительства утвердить представленную им смету военных расходов28.
На заседании скупщины 29 декабря 1913 г., несмотря на демонстративное отсутствие всех депутатов от оппозиционного блока, правительству Пашича удалось собрать необходимый кворум и провести через парламент законопроект о государственном бюджете, который получил одобрение 85 депутатов при одном голосе «против»29. Однако после окончания заседания представители трех оппозиционных партий (Либеральной, Младорадикальной и Напредняц-кой) имели беседу с Пашичем, в ходе которой поставили его в известность, что они будут неукоснительно придерживаться избранной ими тактики обструкций, направленной на срыв нормальной работы законодательного органа30. В этих условиях, на следующий день, 30 декабря, утром, старорадикальный кабинет Пашича подал королю прошение об отставке. Сразу вслед за этим шагом Пашич побывал в российской дипломатической миссии, где сообщил Гарт-вигу о принятом решении31. К этому моменту российский посланник уже имел на руках секретную телеграмму Сазонова, датированную
29 декабря, в которой министр иностранных дел России аргументировал позицию российского правительства, считавшего желатель-
ным сохранение у власти кабинета Пашича. Сазонов отмечал, что в
МИД России полностью разделяют опасения самого Гартвига относительно оставления Пашичем своего поста при далеко еще не выяснившейся внешнеполитической обстановке. По его словам, существовала реальная опасность возникновения на Балканах новых осложнений, которые могли потребовать использования политического опыта и выдержки главы Старорадикальной партии, которые сыграли свою позитивную роль в событиях осени 1913 г., связанных с ультиматумом Австро-Венгрии, и не позволили произойти непоправимым для самой Сербии событиям32.
Пашич был глубоко тронут высокой оценкой его деятельности на посту главы сербского правительства, однако он твердо заявил Гартвигу, что обязан подать в отставку в силу конституционного порядка, но что вопрос о власти тем не менее еще не решен, ибо окончательное заключение будет зависеть от короля. Пашич проци-
тировал российскому посланнику текст представленной им королю Петру докладной записки, в которой намечался оптимальный, с его точки зрения, выход их создавшегося положения: «В случае желания Его Величества оставить у власти правительство, пользующееся доверием большинства народных представителей, представлялось бы необходимым распустить скупщину и назначить новые выбо-ры»33. Со своей стороны Гартвиг рекомендовал Пашичу довести содержание вышеуказанной телеграммы Сазонова до сведения короля, с которым у него была назначена аудиенция на 4 часа в тот же
34
день .
В ходе данной аудиенции король Петр заявил Пашичу, что лично он испытывает по отношению к нему доверие и желает оставить у власти его кабинет. Тем не менее, согласно конституции, он должен обсудить вопрос о сформировании нового правительства с лидерами оппозиционных партий35.
В результате переговоров король, на основании сделанного им вывода о невозможности для оппозиции образовать работоспособный кабинет, поручил Пашичу продолжать исполнять обязанности председателя Совета министров. Король также предоставил ему право ходатайствовать о роспуске данного состава скупщины, если оппозиция не изменит своей тактики после возобновления парламентской сессии. Встретившись затем с российским посланником в Белграде, Пашич настоятельно просил его передать Сазонову искреннюю признательность за высокую оценку своей деятельности36.
3 января 1914 г. кабинет Пашича, после обсуждения вопроса в Старорадикальном клубе и на заседании совета министров, принял окончательное решение продолжать функционировать в своем полном составе, за исключением военного министра, вопрос о преемнике которого должен был быть решен дополнительно37.
На заседании скупщины 4 января, несмотря на продолжавшееся отсутствие депутатов от оппозиции, 88 голосами против 1 был утвержден предложенный правительством законопроект о государственном бюджете, а также об ассигнованиях, необходимых ему на обустройство новых областей. Вслед за этим в работе высшего законодательного органа страны был объявлен перерыв до 4 февраля 1914 г38.
Тем не менее, еще до возобновления заседаний скупщины, политическая обстановка в стране вновь осложнилась. Это было связано с обсуждением вопроса об отставке военного министра Сербии ге-
нерала М. Божановича, последовавшей, как уже говорилось, вслед за отказом со стороны правительства удовлетворить его запрос о выделении дополнительных ассигнований на военные нужды39. Целый ряд высших военных руководителей отказались занять предложенный им пост главы военного ведомства из чувства солидарности с Божановичем, а также полагая, что военное министерство не сможет нормально функционировать при отсутствии дополнительных военных кредитов40. 17 января 1914 г. король провел чрезвычайные переговоры с последним из предложенных кабинетом кандидатов - полковником Душаном Стефановичем, являвшимся во время первой Балканской войны командующим сербских дивизий, действовавших в районе Адрианополя41. К этому времени обстановка сложилась таким образом, что отказ Стефановича возглавить министерство с урезанными правительственными субсидиями автоматически повлек бы за собой отставку всего кабинета и вероятное формирование коалиционного правительства42. Однако после аудиенции у короля и беседы с Пашичем полковник Стефанович согласился занять пост военного министра, и таким образом вероятность нового правительственного кризиса была, по крайней мере на время, устранена43.
Сообщая в российское министерство иностранных дел о причинах внутриполитического кризиса в Сербии, Гартвиг подчеркнул, что по имевшимся у него сведениям, в его основе лежали старые чисто партийные разногласия, стихшие во время Балканских войн, а сейчас вспыхнувшие с новой силой. Либералы, напредняки и младо-радикалы (самостальцы) были уверены, что с успешным окончанием войн должно было само собой прекратиться единоличное и полновластное политическое господство старорадикалов, что последние, «не имея в своей среде достаточного контингента опытных людей для занятия многообразных должностей в присоединенных к Сербии новых краях, - поневоле прибегнут к содействию других политических групп; что таким образом постепенно будут сглаживаться существующие между партиями разногласия по делам внутренней политики, и что это, в свою очередь, поведет сначала к образованию коалиционного правительства, а затем, при благоприятных обстоятельствах, произойдет быть может и столь желанное для Сербии слияние четырех партий в две сильные политические группы»44. Эти надежды разделял и Пашич, который не только допускал сотрудничество с оппозиционными партиями, но равным образом «считал неминуемой коренную переоценку существующих в Сербии плат-
форм»45. Однако он, в отличие от них, считал, что к внутриполитическим преобразованиям следовало приступать лишь после окончательного разрешения внешнеполитических вопросов, в то время как вся оппозиция стремилась «ныне же занять равное со старорадика-лами положение и принять участие не только в совместном обсуждении вопросов нынешней политики, но и переустройстве всех отраслей государственного управления на новых началах»46.
Очередное обострение политической обстановки в Сербии произошло в мае 1914 г., когда отношения между правительством Па-шича и оппозиционными партиями вновь осложнились на почве внутренней ситуации в стране и, в частности, в присоединенных областях. Пашич вновь заявил о своем намерении подать в отставку, но на некоторое время воздержался от осуществления данного шага, во многом под влиянием неоднократных консультаций с Гартвигом, который указывал ему на то неблагоприятное впечатление, которое произведет на российское правительство его уход в отставку до окончательного разрешения важных вопросов, связанных с международным положением Сербии47.
Тем временем ситуация в скупщине еще более накалилась. Резкие взаимные обвинения, которыми в ходе заседаний обменивались депутаты, представлявшие различные политические партии, привели к оформлению оппозиционного блока (ядро которого составили младорадикалы, сплотившие вокруг себя представителей других групп), решившего продолжать бороться с правительством испытанным методом обструкций, покидая зал при открытии каждого заседания, начиная с 22 мая 1914 г. Формально у правительства имелся достаточный для работы кворум, но его незначительность создавала угрозу срыва работы парламента в любой момент. Потерпев неудачу в своих попытках 22-23 мая добиться компромиссного решения с руководителями оппозиционных фракций, Пашич принял решение предложить королю распустить скупщину и назначить новые парламентские выборы, предоставив ему право решать, какое правительство будет функционировать в стране на период выборов -нынешнее во главе с Пашичем или коалиционный кабинет, образованный оппозиционным блоком. Однако, в любом случае, проведение выборов в этот период встретило бы серьезные затруднения чисто практического свойства в Сербии как аграрной стране из-за наступления сезона полевых работ48.
В последующие дни оппозиционные партии продолжали прибегать к обструкциям, блокировавшим нормальную деятельность скупщины, в результате которых, после неоднократных попыток организовать работу парламента с имевшимся у правительства абсолютным большинством в два голоса, Пашич вынужден был прекратить свои усилия, и 2 июня 1914 г. он подал королю письменное прошение об отставке всего кабинета49.
Переговоры короля с лидерами парламентских фракций продолжались более недели. Первым на аудиенцию был приглашен председатель скупщины, член Старорадикальной партии А. Николич, который категорически отказался от формирования кабинета из членов своей партии и указал королю на желательность призвания к власти оппозиционного блока как на лучший выход их создавшегося затруднительного положения. Аналогичные заявления в смысле отказа от создания правительства были сделаны также лидерами Напред-няцкой и Либеральной партий. Иную позицию заняли младорадика-лы. Они выразили готовность силами своей партии образовать новый кабинет, тем самым непроизвольно нарушив планы оппозиционного блока создать коалиционное правительство. Король согласился предоставить право образования нового правительства Сербии младорадикалам, но поручил их лидеру Л. Давидовичу предварительно представить на его рассмотрение политическую программу будущего кабинета. В ходе рассмотрения данной программы король нашел ее несостоятельной и в результате принял решение вновь призвать к власти Пашича, который, восстановив свой кабинет в прежнем составе, получил одновременно согласие на роспуск скупщины и проведение досрочных парламентских выборов50. В течение нескольких дней скупщине удалось, в условиях продолжающейся обструкции, используя голоса депутатов-старорадикалов, присутствовавших в полном составе, принять ряд не терпящих отлагательства законопроектов, в том числе закон о дополнительных кредитах на военные нужды, без которых военное министерство оказалось бы в крайне затруднительном положении51. На последнем заседании парламента, состоявшемся 24 июня 1914 г., был зачитан указ короля о роспуске скупщины, о назначении новых парламентских выборов на 14 августа и о созыве чрезвычайной сессии нового состава высшего законодательного органа Сербии 23 сентября 1914 г52.
Говоря о внутренней ситуации в стране, необходимо отметить, что в целом положительным для Сербии следствием балканского
кризиса явился поворот в общем политическом мировоззрении ряда сербских политических кругов. Так, партия напредняков (прогрессистов), являвшаяся особенно сильной и влиятельной в конце XIX в., в период правления короля Милана Обреновича, традиционно выступала главным проводником австро-венгерского влияния в стране, полагая, в противовес старорадикалам, всегда опиравшимся на Россию, что Сербия сможет достичь осуществления своих национальных идеалов лишь при покровительстве Австро-Венгрии. Аннексия Боснии и Герцеговины в 1908 г. нанесла серьезный удар по позициям напредняков, которые, однако, возложили всю ответственность за этот акт на Россию, «предавшую обе провинции в руки соседней монархии Рейхштадтским соглашением»53.
В период балканского кризиса все оппозиционные партии, в том числе и напредняки, отодвинув на второй план партийные разногласия, объединились вокруг старорадикального правительства, на долю которого выпала основная ответственность. Одновременно каждая из партий внимательно следила за декларациями и действиями великих держав. В ходе балканских событий выявился кризис внешнеполитической ориентации напредняков, которым Австро-Венгрия, по словам российского посланника в Сербии Гартвига, «безрассудным поведением нанесла второй и на сей раз роковой удар, оттолкнув от себя своих последних горячих приверженцев»54.
В результате после Балканских войн в политической жизни Сербии практически исчезло организованное австрофильское направление. Партия напредняков отказалась от своего прежнего курса и приняла решение ориентироваться отныне на Россию. Это обстоятельство могло иметь чрезвычайно важное значение для политического будущего страны, ибо оно, как обоснованно писал Гартвиг, «открывает путь сначала к сближению, а затем быть может и к полному слиянию под знаменем русофильства двух самых выдающихся и наиболее влиятельных в стране политических партий»55.
Первый шаг в этом направлении был уже сделан в интересующий нас период. Понимая необходимость «несколько оживить свою партию, застывшую на устарелых формах внутренней политики, не отвечающих новым создавшимся последними событиями условиям государственной жизни», Пашич обратился к Гартвигу с просьбой организовать ему встречу со вторым лидером партии прогрессистов П. Маринковичем, чтобы обсудить с ним, «под благословением рус-
ского представителя», принципиальные вопросы, связанные с достижением возможного соглашения между двумя партиями56. Российский представитель дал на это обращение утвердительный ответ, и в середине июня 1914 г. в помещении российской миссии в Белграде состоялась встреча Пашича и Маринковича. В результате переговоров оба политических деятеля пришли к заключению, что «при доброй воле с той и другой стороны покончить с закоренелыми предубеждениями, сближение обеих партий вовсе не представляет непреодолимых трудностей»57.
Главное противоречие между двумя партиями заключалось в их различном подходе к структуре государственной власти в Сербии. Старорадикалы всегда отстаивали существование в Сербии однопалатной системы народного представительства, а напредняки являлись сторонниками двухпалатной системы, настаивая на учреждении в стране верхней палаты, которая могла бы регулировать «безапелляционные и порой совсем несуразные» решения скупщины58. По этому поводу Пашич подчеркнул, что, «ввиду изменившихся условий и знаменательного расширения пределов королевства, в среде его партии за последнее время стало преобладать мнение, согласное со взглядами напредняков, и что посему вопрос о двухпалатной системе может быть решен в утвердительном смысле»59.
В ходе дальнейшей дискуссии собеседники обсудили вопрос о приемлемой для обеих партий формуле, на базе которой могла бы быть достигнута координация деятельности двух партий. Пашич предложил, чтобы в новом правительстве, которое будет сформировано по итогам внеочередных парламентских выборов, два портфеля были предоставлены напреднякам; тогда как Маринкович полагал более справедливым, чтобы непосредственно после роспуска скупщины обе партии, образовав коалиционное министерство, выступили на выборах единым блоком, что обеспечило бы им подавляющее большинство депутатских мест в будущем составе скупщины. Весьма логично - учитывая несравнимый в тогдашней Сербии вес на-предняков и политических «тяжеловесов»-старорадикалов.
Не отвергая принципиально предложения Маринковича, Пашич обещал сообщить результаты данных переговоров на заседании Старорадикального клуба, выразив вместе с тем надежду, что его единомышленники сумеют найти подходящую основу для соглашения с Напредняцкой партией60.
Однако Старорадикальный клуб выступил категорически против предлагавшегося Пашичем закрепления двух министерских портфелей за представителями напредняков до окончания выборов61. Это обстоятельство привело к срыву намечавшегося соглашения между Пашичем и Маринковичем, в результате чего партия напредняков присоединилась к другим партиям оппозиционного блока, принявшим решение о совместном выступлении на парламентских выборах против старорадикалов62.
Для лучшего понимания перипетий внутриполитической ситуации в предвоенной Сербии небезынтересно обратиться к частному письму, вышедшему из-под пера российского посланника в Черногории А. А. Гирса. Оно было адресовано начальнику Ближневосточного отдела министерства иностранных дел России князю Г. Н. Трубецкому и посвящено как раз последнему правительственному кризису в Сербии. Письмо было датировано 23 июня 1914 г. и отправлено из Дубровника, где его автор находился на отдыхе. В качестве источника сообщаемых сведений российский дипломат ссылается на одного серба, проживавшего по делам службы в Белграде и являвшегося подданным Австро-Венгрии. Данное лицо, по словам Гирса, было близко знакомо с настроениями и деятельностью сербских политических партий и имело доступ к секретной информации, касающейся функционирования государственной машины этой страны. Гирс подчеркивал, что нижеприведенные данные были получены им в ходе дружеской и доверительной беседы с этим человеком (имени которого он по соображениям секретности не называл), хотя и не ручался за их полную точность.
Собеседник Гирса указывал, что конфликт, возникший между Пашичем и сербскими военными кругами на почве проверки деятельности «Офицерской задруги» (объединения сербских офицеров), представлял собой явление частного порядка «в общей планомерной борьбе с правительством известных кругов армии»63. Он получил особую остроту вследствие того, что его центральной фигурой являлся председатель «Задруги» генерал Дамьян Попович, командовавший сербскими войсками под Шкодером и в ряде других районов Албании и, кстати, являвшийся одним из наиболее активных участников заговора против короля Александра Обреновича.
После того, как правительство Пашича решилось наконец избавиться от такой неоднозначной и потенциально опасной фигуры и
уволило Поповича в отставку под предлогом непринятия надлежащих мер для отражения албанского вторжения, высшее сербское офицерство поспешило избрать его в совет своей «Задруги». Затем конфликт был перенесен в Скупщину, но возникший при этом правительственный кризис имел своей глубинной причиной не отставку Пашича, а столкновение между гражданскими и военными властями в присоединенных к Сербии новых областях, где военные потребовали признания за ними преимущественных прав управления. Кризис, тем не менее, был достаточно благополучно для правительства разрешен. Временно уйдя в отставку, Пашич - как уже говорилось выше - затем снова возглавил кабинет, и «дело о Дамьяне Поповиче пока заглохло» - правда, неизвестно, на какой срок64.
Однако вполне определившимся, по мнению вышеуказанного лица, результатом данного политического эпизода явился рост недовольства королем со стороны сербского офицерства, которое в более скрытой форме существовало уже длительное время. Гирс указывал, что по полученным им от его собеседника сведениям, «короля Петра офицеры уже давно упрекают в том, что преувеличенно, по соображениям личного и эгоистического свойства, истолковывая свои обязанности конституционного правления, он не только не принимает действительного участия в делах армии, но и не обнаруживает никакого интереса к жизни и трудам офицеров, уклоняясь даже от установленных обычаем внешних проявлений своей связи с армией, как ее верховного вождя»65.
Самих же обвинителей собеседник Гирса характеризовал следующим образом. Сербские офицеры, значительное большинство которых были прямо или косвенно причастны к государственному перевороту 1903 г., после него, несомненно, заразились преторианским духом, «а две победоносные Балканские войны взрастили в них крайнее самомнение. Уверенные, что сербской армии придется в недалеком будущем сыграть крупную роль в деле укрепления Сербского государства, они уже заблаговременно заботятся о сохранении за ней первенствующего в стране положения и ведут упорную борьбу с гражданской властью, олицетворяемой в настоящее время радикалами с Пашичем во главе»66. У них нет привязанности к той или иной династии. Предвидя неминуемое объединение Сербии и Черногории, они пока мало озабочены вопросом о том, кто займет объединенный сербский престол, одинаково отрицательно относясь и к королю Петру, и к королю Николе; «им нужно процветание
сербства, и ради него они не остановятся ни перед какими династическими соображениями»67.
Эти взгляды и задачи лежали в основе деятельности сербского офицерского общества «Черная рука», преследовавшего исключительно патриотическую - в вышеприведенном толковании - цель, выступавшего за создание «Великой Сербии» и критически относившегося к существовавшей в стране политической власти и самому королю Петру. Общество действовало негласно, однако его члены не преследовались правительством.
Во время пребывания в России престолонаследника Александра, несколько офицеров - членов вышеуказанного общества, находясь под впечатлением известий о благосклонном приеме, оказанном королевичу при российском императорском дворе, явились к сербскому королю и предложили ему воспользоваться благоприятными для Сербии обстоятельствами и отречься от престола в пользу своего сына, отличившегося во время войны. В ответ король заявил, что добровольно он власть не отдаст и «предпочитает погибнуть от руки требующих такого отречения»68. На это офицеры ответили, что такой ценой они не собираются добиваться перехода престола в другие руки, в связи с чем ситуация, по крайней мере на определенное время, несколько разрядилась69.
По мнению Гирса, данные сведения позволяют сделать вывод о том, что указанные настроения, имевшие широкое распространение в среде сербского офицерского корпуса, чреваты различными и, главное, непредсказуемыми последствиями для дальнейшего внутреннего положения и внешнеполитического курса страны. Однако несомненным было одно: сербская армия имела все основания рассчитывать на сохранение за собой определяющей роли во всех событиях, которые могли последовать за тем или иным разрешением жизненно важных для Сербии вопросов, среди которых на первом плане по-прежнему находились сербо-черногорское объединение, албанская проблема и перспективы и возможности нормализации сербо-албанских отношений70.
Но действительность оказалась еще драматичнее. Выстрелы в Сараево, ответственность за которые в определенной степени лежала и на «Черной руке», стали сигналом не к сербо-албанскому конфликту, а к общеевропейской войне. И российская дипломатия здесь уже оказалась бессильной.
Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ в рамках исследовательского проекта РГНФ («Великая Албания: прошлое, настоящее, будущее»), проект № 11-01-00259а.
Примечания
1 Сборник договоров России с другими государствами. 1856-1917. М., 1952. С. 144-148.
2 Там же. С. 149-155.
3 История дипломатии. Т. II. М., 1945. С. 38.
4 Архив внешней политики Российской империи (далее - АВПРИ). Ф. Политархив. Оп. 482. Д. 2084. Л. 231.
5 Там же. Л. 353.
6 Там же. Д. 2087. Л. 260-261.
7 Castellan G. L'Albanie. Paris, 1980. P. 21; Grothe H. Das albanische Problem. Halle ( Saale), 1914. S. 12-13.
8 Ъор^евиН Д. Излазак Србще на Jадранско море и конференпща амбасадора у Лондону 1912. Београд, 1956. С. 84-85.
9 Цит. по: Смирнова Н.Д. История Албании в XX веке. М., 2003. С. 56. 11 Там же. С. 56.
11 АВПРИ. Ф. Политархив. Оп. 482. Д. 531. Л. 340. Вопросы состава, принципов и сроков деятельности Международной комиссии по определению северной и северовосточной границ Албании активно дебатировались на Лондонском совещании послов еще в начале 1913 г. При этом, пожалуй, ключевую роль играл временной фактор. Как признавался в беседе с российским посланником в Белграде Пашич, «в виду топографического характера местностей работы комиссии могут затянуться на многие месяцы, в течение коих Сербии пришлось бы содержать свою армию на местах в настоящем боевом положении; а это неминуемо повлекло бы громадные расходы и сильное недовольство в войсках со всеми последствиями внутренних неурядиц». - АВПРИ. Ф. Канцелярия. 1913 г. Оп. 470. Д. 113. Л. 11. В итоге непосредственные работы на местности начались в октябре 1913 г. В состав комиссии входили шесть делегатов - по одному от каждой из великих держав, а также необходимый для осуществления конкретных работ на местности персонал, в первую очередь, геодезисты, топографы и корпус вооруженной охраны. В силу существовавших между членами Комиссии разногласий по вопросам определения государственной принадлежности тех или иных территорий и толкования соответствующих решений Лондонской конференции, а также наступивших в горах неблагоприятных погодных условий, сделавших практически невозможными какие-либо изыскания в указанных областях, работы по окончательному определению сербо-албанской границы не были завершены, и в начале декабря 1913 г. члены Комиссии прекратили работы по разграничению. - АВПРИ. Ф. Политархив. Оп. 482. Д. 530, 531.
12 АВПРИ. Ф. Политархив. Оп. 482. Д. 531. Л. 340. 12 Там же. Л. 343.
15 Там же. Л. 352.
15 Там же. Л. 358-359. Что же касается показателей, характеризующих Сербию и Австро-Венгрию в военном отношении, то к началу Первой мировой войны кадровая
численность сербской армии в мирное время составляла 52000 человек, а союзной с ней Черногории - 2000 человек; в случае же военной опасности их боевая численность могла составить 247000 человек у Сербии и 60000 у Черногории. Численность же предвоенной армии, имевшейся в распоряжении Австро-Венгрии, составляла 478000 человек. В случае же начала военных операций ее командование могло поставить «под ружье» 1421250 человек // Зайончковский А. М. Мировая война 1914-1918 гг. Т. I. Кампании 1914-1915 гг. М., 1938. С. 20-21.
16 АВПРИ. Ф. Политархив. Оп. 482. Д. 531. Л. 358.
17 Там же. Л. 362.
18 Там же.
19 Там же. Д. 530. Л. 183-184.
20 Там же. Д. 531. Л. 385.
21 Там же. Д. 530. Л. 184.
22 Там же. Л. 187; Д. 531. Л. 385.
23 Там же. Д. 531. Л. 183.
24 Там же. Л. 240.
25 Там же. Л. 458.
26 Там же. Д. 2912. Л. 12.
27 Там же. Д. 531. Л. 458.
27 Там же. Л. 461. Генерал Божанович, отличившийся в качестве командира Дунайской дивизии в бою под Куманово, был назначен военным министром Сербии в январе 1913 г. после отставки с этого поста, вследствие разногласий с воеводой Путником, его предшественника полковника П. Бойовича // Там же. Л. 2. 2!) Там же. Л. 462.
30 Там же.
31 Там же. Л. 460, 462. 33 Там же. Л. 462.
33 Там же.
34 Там же. Л. 464.
35 Там же. Л. 462; Там же. Д. 2912. Л. 13.
36 Там же. Л. 13.
37 Там же. Д. 531. Л. 464. 37 Там же. Л. 465.
3!) Там же. Д. 2912. Л. 14.
40 Там же.
41 Там же. Д. 4042. Л. 69. 43 Там же. Д. 2912. Л. 14. 43 Там же. Л. 15а.
45 Там же. Л. 12.
45 Там же.
46 Там же. Л. 12-13.
47 Там же. Л. 20.
47 Там же. Л. 20, 24.
49 Там же. Л. 21, 24.
50 Там же. Л. 24.
51 Там же. Л. 24, 31.
52 Там же. Л. 27, 31. Однако данным выборам не суждено было состояться вследствие начавшейся Первой мировой войны.
53 АВПРИ. Ф. Политархив. Оп. 482. Д. 2912. Л. 25.
54 Там же.
55 Там же. 57 Там же.
57 Там же.
58 Там же.
59 Там же. Л. 25-26.
60 Там же. Л. 26.
61 Там же. Л. 31.
62 В целом внутриполитическая ситуация в Сербии в этот период складывалась не очень благоприятно для правящей партии. Оппозиционный блок обвинял Пашича, а также поддерживавшего его короля Петра в стремлении действовать в обход скупщины, видя в досрочном роспуске парламента угрозу для конституционного порядка в стране. По предварительным оценкам, партия старорадикалов могла рассчитывать в новом составе скупщины в лучшем случае на 80-85 депутатских мест из 166 // Подробнее см.: Писарев Ю. А. Сербия и Черногория в первой мировой войне. М., 1968. С. 23-24.
63 АВПРИ. Ф. Политархив. Оп. 482. Д. 2912. Л. 34. 65 Там же. Л. 35.
65 Там же. 67 Там же. 67 Там же.
69 Там же. Л. 36.
69 Там же.
70 Там же. Подробнее см.: ЕкмечиЬМ. Ратни цил>еви Срби|е. Београд, 1973.
