CC BY
12
ББК 81.411.2-32+81.411.2-7 YAK 811.161.1 '3742(045)
С.В. БЕЛОУСОВА
S.V. BELOUSOVA
РОЛЬ ВНУТРИСЛОВНЫХ И ПАРАДИГМАТИЧЕСКИХ ДЕРИВАНИОННЫХ СМЫСЛОВ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ
THE ROLE OF INTRA-WORD AND PARADIGMATIC DERIVATIONAL SENSES IN THE LITERARY TEXT
Статья посвящена анализу внутрисловных и парадигматических деривационных смыслов. На материале рассказов Т. Толстой выявляется их роль в художественном тексте, доказывается, что словообразовательные средства способны актуализировать в сознании читателя различные когнитивные смыслы.
The article is devoted to analysis of intra-word and paradigmatic derivational senses. The analysis of T. Tolstaya's stories helps determine their role in the literary text and proves that word-formation means can actualize various cognitive senses in consciousness of readers.
Ключевые слова: деривационные смыслы, деривационные средства, внутрисловные смыслы, парадигматические средства.
Key words: derivational senses, derivational means, intra-word senses, paradigmatic means.
В конце XX века под влиянием когнитивной лингвистики изменилось представление о семантической организации текста. Результатом изучения текста в когнитивном аспекте стало появление таких понятий, как «семантическое пространство», «денотативное пространство», «концептуальное пространство», «функционально-языковое пространство» и др. Мы в своём исследовании опираемся на понятие «деривационно-смысловое пространство текста», используемое Т.А. Сидоровой в докторской диссертации [1, с. 247]. Известно, что не только лексические и синтаксические, но и деривационные средства передают информацию и тем самым участвуют в формировании смыслового пространства текста. Деривационно-смысловое пространство - это совокупность знаний, представлений, понятий, идей, мотивов, актуализирующихся в тексте посредством деривационных средств. Интеграция деривационно-смыслового пространства с другими видами текстовых пространств обеспечивается онтологическими свойствами текста: пространственно-временной целостности, единством материально-смыслового существования текста, единством текстообразующих и текстопри-обретённых свойств языковых единиц, информативностью и функциональностью самого текста и его компонентов, многомерностью и др. В основе деривационно-смыслового пространства лежат деривационные смыслы, которые формируются не только ближайшим контекстом, но и внеязыковым. Поскольку смысл - это функциональное значение, под деривационным смыслом понимается отношение узуального значения единицы деривационной системы (морфемы, словообразовательной модели, словообразовательного типа и т.п.) к текстовой мотивации [1, с. 245]. Деривационный смысл зашифровывается автором, поэтому читатель декодирует его становление, а не просто фиксирует смысл-результат.
В статье осуществляется интерпретация единиц словообразовательной системы с позиции концептуализации ими знаний и представлений о мире. В тексте морфема, как и производное слово, реализует связанные смыслы, формируемые под влиянием лингвистических и экстралингвистических контекстов. Именно контекст детерминирует переосмысление морфем в структуре слова и позволяет объективировать структуры знаний, стоящие за едини-
цами словообразования, в том числе и морфемной синтагмой. На наш взгляд, словообразовательные средства способны актуализировать в сознании читателя различные когнитивные структуры: пресуппозиции, пропозиции, ситуации, компоненты ситуации, образы, представления и т.п.
Фактором актуализации деривационных смыслов является текстовая мотивация.
Т.А. Сидорова отмечает, что формами репрезентации деривационных смыслов являются не только производные слова, но и отдельные морфемы, словообразовательные модели, текстовые словообразовательные парадигмы и деривационные словесные ряды, объединяющие различные производные на основе единого мотивационного кода [1, с. 263]. Это необходимо учитывать при анализе художественного текста, так как автор выбирает ту или иную словообразовательную модель не случайно, а учитывает особенности словообразовательной системы и то, что в его сознании, как и в сознании читателя, хранятся знания о словообразовательных моделях и словообразовательных значениях.
Необходимо также отметить, что в художественном тексте деривационные смыслы существуют не сами по себе, а тесно связаны с лексическими, грамматическими, культурными смыслами, являясь одним из способов отражения авторской картины мира. Художественный текст является средой объективации деривационных смыслов.
Основная задача статьи - выявить роль парадигматических и внутрисловных деривационных смыслов в рассказах Т. Толстой «Факир» и «Круг».
Вслед за Т.А. Сидоровой парадигматическими деривационными смыслами мы будем называть смыслы, объективируемые текстовыми деривационными парадигмами [1, с .297], а внутрисловными деривационными смыслами - возникающие как результат актуализации концептуальной сущности какой-либо морфемы в пределах морфемной структуры слова» [1, с. 271]. Поскольку именно эти типы смыслов доминируют в рассказах Т. Толстой, остановимся на них подробнее.
Как отмечают критики, многие герои Т. Толстой - мечтатели, так как мир фантазий для них - это спасение от грубой реальности. Вымышленный мир героев Т. Толстой отличается от тусклой и мрачной повседневности реальной жизни: он освещён огнями, пронизан светом, которого так не хватает живущим на окраине. Именно поэтому в рассказах «Факир» и «Круг» часто встречаются производные с корнем -сверк-, которые формируют грамматическую парадигму: сверкнув, сверкающий, сверкнули, связанную в этих рассказах со значением «отличаться, выделяясь яркостью, неповторимостью». Ср.: «Василий Михайлович взял Изольду за руку и предложил выпить вина, и винным блеском сверкнули его слова» [2, с. 143], «И Василий Михайлович, задыхаясь во мраке, мысленно посылал Изольде свою душу, зная, что она дойдёт до неё по сверкающей дуге, что соединяет их через полгорода, невидимая для непосвящённых» [2, с. 143], «Теперь очередь была за Изольдой: она должна была обвить его своими слабыми голубыми руками и шагнуть с ним вместе в новое измерение, чтобы молния, сверкнув, расколола обыденный мир, как яичную скорлупу» [2, с. 144]. Молния символизирует наказание за обыденность, кару, а её сверкание сулит изменения к лучшему, светлому, праздничному.
Так как повторяющийся корень -сверк- объективирует мир мечты, противопоставленный мрачной реальности, мы можем утверждать, что такую же роль выполняют и производные с корнями -блест- и -ярк-, ведь в нашем сознании все яркое и блестящее связано со сказкой, с праздником. Повторяющиеся корни сближаются по семантике и составляют единое морфемное смысловое поле с ядерной семой «выделяющийся светом, сиянием». Так, после долгой разлуки Филин кажется Гале неким «гигантом ... с пугающе чёрным взглядом, огромными искрящимися от перстней руками» [2, с. 51-52], да и сама атмосфера в его доме пронизана волшебством: «яркий свет, яркие
цветы, яркая серебряная борода с чёрным пятном вокруг рта» [2, с. 50]. Даже сама Москва, на окраине которой живут герои, из окон квартиры Филина кажется им совершенно другим миром: « ... а за окном тихо визжало под колёсами Садовое кольцо, валил весёлый народ, город сиял вязанками золотых фонарей, радужными морозными кольцами, разноцветным скрипучим снегом...» [2, с. 43]. Как видим, ту же функцию - создание мира мечты - выполняют в рассказах и производные, объединённые семой «цвет». Окраина города же видится совершенно иначе: Галя, Юра, их дочь и собака - «заложники во мраке», живущие «далеко на краю света». Текстовая мотивация слов с корнями -свет-, -сверк-, -ярк-, -блест- базируется на системных первичных семах. Корни объединяются на основе общей текстовой функции, которую можно назвать экспрессивной (передача психического состояния персонажа).
Наиболее ярко, на наш взгляд, вымышленный и реальный мир героя противопоставлены в начале рассказа «Круг». «В шестьдесят-то лет шуба тяжела, ступени круты, а сердце днём и ночью с тобой. Шёл себе и шёл, с горки на горку, мимо сияющих озёр, мимо светлых островов, над головой - белые птицы, под ногами - пёстрые змеи, а пришёл вот сюда, а очутился вот здесь; сумрачно тут и глухо, и воротник душит, и хрипло ходит кровь» [2, с. 137]. Слова с корнем -мрак- формируют корреляционную парадигму: мрак, сумрачно («за окном обручем мрака лежала окружная дорога»). Это значение усиливают производные с такими корнями, как -тоск- («тоскливый огонёк», «с тоской различал унылые пальмы»), -страш- («мир на миг показался кладбищенски страшным»), -темн- («тёмный день», «бездна тьмы»). Так, парадигматические деривационные смыслы помогают Т. Толстой противопоставить два мира героев, актуализируют авторский замысел. Эти корни тоже можно объединить в морфемное смысловое поле с ядерной семой «беспросветность, безысходность». Текстовые функции деривационных смыслов - экспрессивная и эмотивная.
Важную роль играют в рассказах «Факир» и «Круг» и внутрисловные деривационные смыслы. Вспомним, как меняется жизнь Василия Михайловича, героя рассказа Т. Толстой «Круг», после встречи с Изольдой. Само имя героини выбрано автором не случайно. Оно подчёркивает её принадлежность к другому, «нереальному» миру: сделана изо льда. «Василий Михайлович взял Изольду за руку и предложил выпить вина, и винным блеском сверкнули его слова. Он повёл её в ресторан, и толпа расступалась перед ним, и гардеробщик принял её одежды как волшебное лебединое оперение феи-купальщицы, спустившейся с небес на маленькое лесное озеро» [2, с. 143]. Герой уже не пытается «вклиниться в толчею», как было раньше, а толпа расступается перед ним. Префикс рас- актуализирует значение «разъединения с толпой», «выделения из толпы». Причиной же выделения становится чувство восхищения, уважения к человеку. Только с Изольдой герой чувствует себя не частью толпы, а личностью, только она приподнимает его над обыденностью. Префикс в- в слове вклиниться указывает на принадлежность героя общей массе, так как усиливает значение «перемещаться снаружи вовнутрь, проникать, втискиваться в середину чего-либо». Внутрисловный деривационный смысл выполняет эмоциональную функцию, так как актуализирует чувства героя.
В рассказе «Факир» благодаря внутрисловной деривации передаётся авторская ирония: «И вплывут они, королевская чета, избранная на один вечер, в тепло и свет, в сладкие фортепьянные рулады, и прошествуют к столу, где разморенные розы знать не знают ни о каком морозе, ветре, тьме, что обступили неприступную Филинову башню, бессильные пробраться внутрь» [2, с. 38]. На основе первичного значения префикса вв этом в контексте объективируется новая сема «возвеличиться», ведь фраза «Точность - вежливость королей», адресована им. Корень при этом актуализирует переносную сему «перемещаться торжественно, не спеша, с достоин-
ством». Модальные семы корневой морфемы («торжественно», «не спеша», «с достоинством») актуализируют и модальную сему префикса «возвеличиваясь, выделяясь». Эта сема базируется на системной семе «снаружи внутрь».
Для реализации идеи противопоставления вымышленного и реального мира важную роль играют префиксы у- и без-. Производные с префиксом у- не только расположены по принципу градации, но указывают на неизбежность возвращения героев в реальный мир. После вечера у Филина Галя и Юра «уйдут, уползут на свою окраину». Градационная словообразовательная парадигма реализует схему «не только..., но и...»: не только уйдут, но и уползут. Это приём эвокации, позволяющий актуализировать авторский модальный смысл. Ползти - «передвигаться, припадая туловищем к поверхности и перебирая по ней руками и ногами». Уползти - это не просто удалиться, покинуть какое-то место, но удалиться «из последних сил». В контексте глагол актуализирует следующие пропозиции: 1) покинуть место (событийная пропозиция), 2) покинуть место, перемещаясь не только ногами, но и руками (модальная пропозиция), 3) покинуть место, используя максимальные усилия (модальная пропозиция), 4) покинуть место вопреки чему-либо (модально-оценочная пропозиция). Именно последний смысл является эстетически значимым для автора.
Попытка Василия Михайловича вырваться из повседневной жизни приводит к тому, что он «завёл скучный, безрадостный роман с женщиной Кларой». Значение приставки без- усиливается благодаря лексическому значению слова скучный, так как этот префикс образует в предложении имя прилагательное со значением признака, который характеризуется противоположностью качества по сравнению с тем, что названо мотивирующим именем прилагательным. Таким образом, безрадостный роман - это роман без радостей, то есть скучный, обычный. Синонимический ряд скучный, безрадостный как среда функционирования префикса без- актуализирует текстовые семы «отсутствие всяких положительных эмоций», «вызывающий только отрицательные эмоции».
С темой вымышленного и реального мира в рассказах Т. Толстой связана тема однообразия жизни и замкнутости пространства, которая раскрывается не только при помощи лексических средств, но и благодаря парадигматическим деривационным смыслам. Особую функцию выполняют производные с корнем -круг- : кругосветным путешествием называет Т. Толстая жизнь Василия Михайловича, Галя и Юра живут около окружной дороги, солнце и луна «все бегут и бегут, догоняя друг друга, по кругу, по кругу, по кругу». Корень -круг- приобретает в тексте символическую сему. Во-первых, актуализируется интертекстуальная связь с произведениями А.И. Солженицына, где круг - символ советского государства, его законов, его несвободы. У Т. Толстой понятие круга становится символом обычной жизни, в которой ничего не меняется и мечты не становятся реальностью. Для того чтобы изменить что-то в этой жизни, надо измениться самому. Именно эта идея декларируется автором посредством повтора ключевого корня, изоморфного лексеме круг. Деривационный смысл здесь выполняет когнитивную авторскую функцию (передача знаний, опыта).
Таким образом, в рассказах Т. Толстой «Факир» и «Круг» парадигматические и внутрисловные деривационные смыслы актуализируют авторские функции и формируют концептуальное пространство текста.
Литература
1. Сидорова, Т.А. Мотивированность слов фразеологизированной морфемной структуры в современном русском языке (системно-функциональный и когнитивный аспекты) : монография [Текст] / Т.А. Сидорова. - Архангельск : Поморский университет, 2007. - 368 с.
2. Толстая, Т.Н. Не кысь [Текст] / Т.Н. Толстая. - М. : Эксмо, 2010. - 603 с.
