CC BY
180
1. Баева В.В. Консалтинг в условиях кризиса. Пути развития рынка консалтинговых услуг в условиях мирового финансового кризиса. // Российское предпринимательство. 2009. № 1-1. С. 115-119.
УДК 336.018
РОЛЬ ТЕОРИИ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОГО ИЗОМОРФИЗМА В МОДЕРНИЗАЦИИ РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИКИ Потемкин Анатолий Иванович, доктор экономических наук, профессор кафедры корпоративного управления и электронного бизнеса, Задорожная Ирина Владимировна, кандидат юридических наук, доцент кафедры корпоративного управления и электронного бизнеса, [email protected],
ФГБОУ ВПО «Российский государственный университет туризма и сервиса»,
г. Москва
В статье обосновывается необходимость модернизации российской экономики, начиная с тех теорий, на которых она базируется. Исходя из того, что отечественная экономическая наука активно использует выводы и рекомендации зарубежной экономической теории, в качестве примера рассматривается теория институционального изоморфизма. В статье дается краткая историческая справка возникновения теории институционального изоморфизма, приводятся мнения отечественных и зарубежных ученых, обозначаются методологические трудности, препятствующие ее становлению и закреплению в сегодняшних российских условиях, изучается влияние теории институционального изоморфизма на российские финансовые институты.
Ключевые слова: институциональный изоморфизм, финансовые институты, теория.
The article substantiates the need for modernisation of the Russian economy starting with the theories it bases upon. Basing on the fact that the Russian economics actively uses conclusions and recommendations of foreign economic theory, the author considers institutional isomorphism theory as an example providing a brief historical background of the origin of institutional isomorphism theory, quoting opinions of Russian andforeign researchers, revealing methodological difficulties hampering its establishment and promotion in today's Russian conditions, and analyses the impact of institutional isomorphism theory on Russian financial institutes.
Keywords: institutional isomorphism, financial institutes, theory.
Исходя из реалий российской действительности, возникла необходимость пересмотра основополагающих начал отечественной экономической науки. Не секрет, что отечественная экономическая наука активно использует выводы и рекомендации зарубежной экономической теории. Истоки этого явления кроются в формировании
социально ориентированной мировой рыночной экономики. Таким образом, процессы модернизации российской экономики неотъемлемо связаны с изучением зарубежного опыта экономического развития. Нам следует пересмотреть принципы экономической науки с учетом того, что выработано на протяжении длительной истории становления и развития экономической теории, и на основе современных достижений мировой экономической науки. Однако исследования институциональных экономических изменений сталкиваются с методологическими трудностями, анализу которых посвящены труды ряда зарубежных и отечественных авторов.
В частности, особого внимания заслуживает статья 1989 года «Повторное посещение железной клетки: институциональный изоморфизм и коллективная разумность в областях деятельности организаций», в которой авторы - П. Димаджо и У. Пауэлл -излагают новый институциональный подход, сведенный к критике традиционного организационного анализа за его изначальную концентрацию на проблеме эффективности.
В данной статье можно выделить три основных идеи.
1. Бюрократизация противоречит устоям рыночного механизма, делает организации схожими, но не эффективными в работе, тогда как процессы, действующие вне организации, открывают новые возможности.
2. Концепция деятельности организации имеет решающее значение. Области действия организаций возникают с течением времени, и преемственность может соблюдаться только в том случае, если они функционируют в сходных внешних условиях.
3. Действие разных организаций одной направленности становится похожим друг на друга. Механизм, посредством которого данный процесс происходит, получил название «изоморфизм».
Исследователь Макс Вебер связывал стремительное развитие бюрократии в XIX в. с промышленной революцией. Он полагал, что бюрократия как форма организации была необходима для управления децентрализованными, сложными операциями в промышленности и для координации работы железнодорожного транспорта. В концепции Вебера бюрократия представлена как совокупность средств контроля, осуществляемого через скрупулезное структурирование информации, основанного на обезличенных связях и неизбежно стремящегося к рационализации. Альфред Чандлер, историк бизнеса, исследовал эволюцию современных корпоративных организаций и практику их функционирования. Джеймс Бенигер рассматривал информационную революцию как этап в более чем столетних усилиях по ускорению производственных процессов и обеспечению контроля над ними. Он считал, что развитие компьютерных технологий, как
правило, является реакцией на кризис контроля. Джоан Ятс писал о том, что доминирующие модели коммуникации в сложных организациях возникли между 18501920 гг., при этом формальная коммуникация включила в себя ранние, менее формальные способы взаимодействия. Ванда Орликовски описала разницу между характеристиками информационных технологий и «technology-in-use». Стефан Бэрли исследовал отношения между информационными технологиями и организацией работы. Другие ученые также обращали внимание на социальные и структурные механизмы, посредством которых индивиды и организации используют новые информационные технологии, и исследовали их влияние на организацию и проектирование рабочих процессов.
П. Димаджо и У. Пауэллом сформулированы типы изоморфизма: конкурентный и институциональный.
Авторы уверены, что конкурентный изоморфизм в большей степени применим в ситуациях, когда наблюдается свободная и открытая конкуренция, он особенно проявляется на вновь возникающих рынках, где покупатели и продавцы конкурируют за ограниченные ресурсы. По мере того, как организационное поле приобретает более зрелый вид и стабилизируется, снижается уровень конкуренции, конкретные компании или группы компаний аккумулируют ресурсы и получают иные преимущества, заметно увеличивается институциональное воздействие. Институциональный изоморфизм распространяется на всю социальную систему общества, где организационные структуры являются отражением институциональных правил общества. Менее успешные компании ощущают давление, которое приводит их к схожему поведению с лидерами. Общество навязывает индивидам объективную реальность, основанную на институциональных правилах, которые воспринимаются как неизменные объективные факты, а применение этих правил - как устоявшаяся общепринятая практика.
В качестве видов институционального изоморфизма авторами выделены принудительный, нормативный и подражательный.
Принудительный изоморфизм (coercive isomorphism) связан с государственным законодательством и регулированием. Основная задача организации в данном случае показать, что она считается с предпочтениями общества. Это соответствие социальным предпочтениям помогает организации закрепить за собой экономические ресурсы, влияние и власть. Принудительный изоморфизм также может быть связан с потребностью мировых рынков капитала в гармонизации деятельности кредитных организаций.
Нормативный изоморфизм (normative isomorphism) берет начало в деятельности профессиональных сообществ, участники которых коллективно определяют условия и
методы своей работы и устанавливают легитимность своего институционального поля, в котором соответствующее поведение прописано или рассматривается как само собой разумеющееся.
Подражательный изоморфизм (mimetic isomorphism) предполагает заимствование успешного опыта других индивидов и групп, действующих в том же институциональном поле. Можно сказать, что подобным образом организации реагируют на риски и неопределенность окружающей обстановки.
Мы полагаем, что все три вида изоморфных изменений стимулируют организации принимать и формировать конкурентоспособные структуры и практики. Безусловно, в сложившихся условиях принудительный изоморфизм оказывает наибольшее влияние на формирование отечественной экономической науки и практики. И это не удивительно -программа модернизации работы российских организаций должна быть направлена на построение такой модели, которая учитывала бы интересы всех заинтересованных сторон. В основе этой модели лежит разумное сочетание деятельности органов государственной власти и общественности.
Рассмотренные вида изоморфных изменений оказывают значительное воздействие на организационную структуру организаций, но нельзя не учитывать, что на нее также влияют требования, обусловленные особенностями предоставляемых ими продуктов и услуг и рынками, на которых функционируют организации. Вследствие этого возможно появление противоречий между институциональными и иными требованиями. Поэтому организации могут отделить определенные черты организационной структуры от своей основной деятельности. Это позволит компании соблюдать различные институциональные требования, при этом, организуя деятельность по своему усмотрению и часто более эффективно, чем это было бы возможно при соблюдении всех институциональных требований.
Хотя институциональное давление в высоко институционализированной среде вызывает ответную реакцию организации, такая реакция не обязательно одинаковая во всех организациях. Интерпретация организациями действий институциональной среды может варьироваться среди организаций в зависимости от различий между самими организациями. Одни организации сопротивляются процессу институционализации, в то время как другие активно стремятся сформировать свою институциональную среду. В опубликованной в 1991 году работе «Новый институционализм в организационном анализе» («The New Institutionalism in Organization Analysis») П. Димаджо и У. Пауэлл
пересматривают свои позиции, отдавая предпочтение новым институциональным подходам, и приводят практические примеры их применения.
На микроуровне подход разумных действующих лиц заменяется теоретическим описанием практического действия как результата использования методов когнитивного руководства (March and Simon, 1958); используется этнометодология, представление П. Бурдье (Bourdieu, 1977) о характере (habitus) и теории структурирования; поощряется использование протяженной характеристики. Эмпирические исследования лежат в области изучения вопросов функционирования механизмов, порождающих институциональные изменения в организации.
У. Пауэлл и Д. Димаджо делают акцент на четырех темах.
1. Институционализм придает большое значение формальной структуре, легитимности деятельности, традиционности, укреплению дисциплины среди сотрудников, т.е. организация консолидируется изнутри, провоцируя конфликты во внешней среде.
2. Институты функционирования организации разрабатываются на основе предыдущего опыта.
3. Организация изолируется от других общественных институтов, для которых основным источником правил и законов является государство. Рыночные процессы приобретают явно выраженную институциональную суть. Ранее выдвинутая ими теория была опровергнута, т.к. там, где государство играет ключевую роль в позиционировании секторов экономики в соответствии с национальными приоритетами, имеет место быть широкая социальная система межорганизационных сетей со своими специфическими национальными культурами, ролями и правилами, что негативно влияет на содержание и формы «импортируемых» инноваций и приводит к созданию гибридов.
4. Особое внимание уделяется объяснению происхождения, воспроизводства и исчезновения институционализированных форм и роли межорганизационных сетей во внедрении инноваций; примеры межорганизационной конкуренции, взаимного влияния и координации; автономия уровней и роль центра.
В работе «Scott» 1995 года Д. Димаджо и У. Пауэлл считают необходимым приспособление организаций к окружающим внешним условиям и осуществляют глубокие исследования в области экономической социологии.
Отметим основные моменты:
- многоуровневая структура организаций на социальном уровне тесно связана с мировой экономикой, но каждый уровень обладает элементами автономии;
- взаимосвязь организаций обеспечивается идентичными подходами и национальной системой инноваций, особенно с точки зрения требований конкуренции (все это подразумевает проведение более глубоких исторических и сравнительных исследований);
- влияние рыночной конкуренции, обусловленной международной торговлей, что и привело к появлению многочисленных случаев деинституционализации, которые возникали как в основных отраслях (например автомобилестроении), так и в отдельных видах профессиональной деятельности (например бухучете) (процесс трансформации областей деятельности организаций определяется несколькими ключевыми моментами; изучение определяющих эти процессы движущих сил и политических приемов позволяет выявить неожиданные возможности, возникающие вследствие наличия противоречий, конкуренции и конфликтов, раскрывая возможности проектирования);
- на организационном уровне на институциональные процессы изоморфизма могут последовать различные стратегические реакции в зависимости от того, какие защитные способности разработаны организацией; организации сами формируют зоны маневрирования в рамках конкретных сфер деятельности;
- институционализм - это, безусловно, социальная конструкция, но она должна постоянно приспосабливаться к текущей ситуации;
- понятию «эффективность» на уровне фирмы придается особое значение.
Некоторые тенденции, приведенные выше, мы уже наблюдаем в России, в
частности, меняется мировоззрение в понимании бизнес-процессов в организации как института неотъемлемого от социальных отношений и общества. Применение данного подхода лежит в плоскости таких наук, как социология и теории организации. Практическая реализация целей деятельности организации определяется институциональной средой, в которой она функционирует и с которой взаимодействует.
В своем аналитическом обзоре М. Шнейберг и Э. Клеменс предприняли попытку классификации и методологической оценки типичных исследовательских планов, используемых для институционального анализа [10]. С точки зрения этих авторов, методологическая рефлексия относительно исследовательских стратегий институционального анализа должна отвечать на следующие ключевые вопросы:
- насколько эффективно институциональные контексты глобальной социальной системы, наднациональные и национальные институты влияют на поведение национальных государств?
- возможные специфические механизмы такого влияния?
- можно ли проследить и оценить эмпирически степень согласованности или вариативности/гетерогенности институциональных эффектов?
С точки зрения Шнейберга и Клеменс, существующие исследовательские результаты изобилуют примерами высокоуровневых эффектов, т.е. говорят о возможности положительного ответа на первый из поставленных вопросов. Однако многочисленные описанные институциональные эффекты не позволяют полностью исключить альтернативные социологическому институционализму объяснения с точки зрения теории рационального выбора и экономического «нового институционализма». В этой ситуации способность социологов продемонстрировать возможность того, что институты, «культурно конституирующее действие», могут порождать и согласованность, и вариативность, или гетерохронность, институциональных изменений, представляется решающей.
Ряд авторов предлагает классифицировать типы исследовательских планов, используемых при изучении институциональных изменений в соответствии со следующими критериями:
1) по уровням анализа и дисциплинарным областям;
2) по причинным механизмам институциональных изменений (адаптация к изменившимся внешним или внутренним условиям, механизмы предполагаемого институционального изоморфизма [5]), спонтанная изменчивость и эволюционный отбор институциональных образцов;
3) по степени целенаправленности или непреднамеренности последствий институциональных сдвигов (структурные подстройки, институциональный дизайн, контекстуальные эффекты),
4) по траектории институциональных изменений (конвергентные или дивергентные) [7].
Однако Шнейберг и Клеменс в попытке систематизации ключевых исследовательских планов опираются преимущественно на первый и второй из перечисленных критериев. Так, анализируя исследования влияния глобальных и международных политических институтов и структур на изменения, происходящие на уровне национальных государств, они выделяют четыре типа исследовательских проблем, начиная с эволюции институтов глобальной политики или культуры, их взаимосвязи с социально-культурными и экономическими изменениями на уровне национальных государств. Опираясь на работы Дж. Майера и его коллег [10], Шнейберга и Клеменс
сформировали четыре стандартных исследовательских плана для регистрации влияний мировой политики и глобальных институциональных образцов на национальные политики и институты [3]. В их число входят:
- исследовательский план с «приписываемыми эффектами» (демонстрирует значимость международной политикой и взаимовлияние между странами; подтверждает гипотезу о том, что динамика национальной политики может быть результатом агрегирования эффектов группового или индивидуального уровня, опосредованных межличностными или межгрупповыми коммуникациями за пределами национальных границ) [10];
- исследовательские планы и объяснительные стратегии, основанные на демонстрации воздействия глобальных событий, на структуры и политики национальных государств (для этого исследовательского плана определяющим моментом является возможность локализации тех или иных глобальных событий; Шнейберг и Клеменс отмечают, что само документирование эффектов транснациональной политики и глобальной культуры становится более лёгкой задачей по мере создания всё большего числа международных организаций и агентств по мониторингу, принимающих или регистрирующих стандарты и решения, фиксирующие те или иные когнитивные образцы или регулятивные требования);
- исследовательские стратегии, основанные на демонстрации эффектов глобальных взаимосвязей (global linkage effect strategies), в которых индикаторами взаимосвязей выступают последствия присоединения к транснациональным или глобальным организациям, например ВТО (наиболее простые в реализации версии исследовательских планов этого типа используют в качестве независимых переменных членство в международных организациях или принятие глобальных или транснациональных культурных моделей, политических структур или моральных образцов, в том числе через ратификацию конвенций, присоединение к декларациям; более сложные версии таких исследовательских планов предполагают объяснение эффектов глобальных взаимосвязей через механизм институционального изоморфизма);
- стратегии построения моделей, привязанных к конкретным периодам времени, используются в оценке динамики инноваций (другая возможность заключается в оценке соответствия множества моделей некоторой совокупности сравнительных данных).
Несмотря на значительное число работ, в которых использование описанных планов и стратегий позволило успешно продемонстрировать наличие эффектов
воздействия глобальных культур на уровне отдельных национальных государств, возможность альтернативных объяснений этих эффектов, например, с помощью механизмов индивидуального рационального выбора или идеологического доминирования, остаётся открытой, что отмечают и авторы рассматриваемой классификации: «...более убедительная демонстрация институциональных эффектов требует стратегий измерения, которые позволят выносить решения в пользу тех или иных институциональных механизмов с большой точностью» [2].
Вопрос о механизмах, обеспечивающих институциональные эффекты, получает ответ в исследованиях межорганизационных взаимодействий и организационных полей. Следуя популярной концепции трёх основных механизмов институционального изоморфизма - принудительного, символического и миметического [10], исследователи со значительной долей детализации изучают процессы межорганизационной диффузии институциональных образцов. При этом зачастую используются уже описанные выше исследовательские планы и стратегии («приписываемого эффекта», воздействия событий, происходящих на макроуровне и т.д.), адаптированные к изучению корпоративных акторов на мезоуровне [8]. Однако влияние механизмов институционального изоморфизма распространяется не только на уровень корпоративных акторов, но и на уровень индивидов, т.к. механизмы принуждения заведомо легче применить на уровне индивидуальных акторов, чем на межорганизационном.
Особого внимания заслуживает неоэволюционная теория институциональных подстроек, разработанная П. Ричерсоном и Р. Бойдом [8]. Исходным пунктом этой теории является предположение о том, что механизмы родственного отбора, реципрокного альтруизма и группового отбора просоциальных культурных норм и поведенческих образцов, обеспечивающие кооперацию и социальную интеграцию на уровне семейной группы и племени, максимально эффективны для небольших, локально распределенных популяций. Причины таких ограничений связаны с пространственными и временными факторами, воздействующими на вероятность и интенсивность межличностной коммуникации и обмена в большинстве известных обществ. Ричерсон и Бойд предложили гипотезу институциональной эволюции сложных обществ голоцена как результата возникновения ряда «временных приспособлений», обходных путей (work-around), позволивших отчасти использовать более древние социальные инстинкты, отчасти -обойти их. «Культурная эволюция сложных обществ в эпоху голоцена должна была обойти (to work around) эти неудобные реальности наших древнейших и племенных инстинктов, используя содержащиеся в них просоциальные элементы, и при этом ловко
обогнуть элементы, не отвечающие требованиям больших социальных систем» [4]. Основными типами институциональных «обходных путей», по мнению этих авторов, являются: принудительное господство; сегментарная (вложенная) иерархия управления и контроля; использование символических систем; легитимные институты.
В теории институциональной эволюции, предложенной Ричерсоном и Бойдом, речь идёт о легитимации существующих социальных сегментов, символических институтов и властных иерархий в глазах большинства. Эта легитимация достигается и закрепляется с помощью кодификации права, рационально организованной бюрократии, социально эффективного распределения прав собственности, а также тех или иных узаконенных форм политического участия, т.е. с помощью совокупности институтов легитимации, или легитимных институтов. Ощущение справедливости и правильности существующего институционального порядка может достигаться разными средствами - от прямого участия в работе советов деревенских старейшин, или народных собраниях, или возможности личного обращения к вождям, правителям, судьям или религиозным лидерам в сложных обществах древности до политического участия и влияния на представительство в законодательной и исполнительной власти в индустриальных и постиндустриальных обществах. Легитимные институты, в отличие от принудительных, основаны на предполагаемых универсализме и совместности норм, равно обязывающих тех, кто получает выгоду от их соблюдения, и всех остальных, что подразумевает некоторую общность интересов со стороны первых и вторых. Отсутствие общественного доверия по отношению к существующему институциональному порядку может порождать кризис легитимации и революционную мобилизацию масс. Другой проблемой легитимных институтов является их внутренняя уязвимость для инструментального использования специальными группами интереса, всё более очевидная в современных демократиях и требующая поиска новых «обходных путей». Легитимные институты представляют собой интересный пример исторической вариативности дизайна и трудностей воспроизводства однажды найденных институциональных инноваций.
Однако существует и другая сторона этих изменений: на уровне отдельных стран противоположно направленные тенденции институциональной динамики проявляются, прежде всего, в стремлении к частичной легитимации государственной политики посредством близких к прямой демократии форм «обратной связи» с гражданами, демонстрирующих общественную подотчетность власти. Частное проявление описанных тенденций - постоянно расширяющийся доступ к архивам государственных документов и
к государственной статистике, в том числе к индикаторам, отражающим эффективность социальной и экономической политики [11].
Следует помнить, что далеко не во всех случаях попытки легитимации политических или культурных решений или культурных образцов с опорой на мнение масс являют собой зародыши «прямой демократии» — сугубо ритуальное участие представителей народа в принятии политических решений характерно не только для тоталитарных демократий типа сталинской или гитлеровской [10], но и для традиционных демократических государств и респектабельных международных агентств и институций. Существенная, хотя и не единственная, причина хрупкости демократических институтов легитимации заключается в том, что почти всякий коллективный выбор зависит от интерпретации правил и условий голосования и, следовательно, легко может быть подвергнут манипулированию и инструментализации.
Ещё одним направлением исследования глобальных институциональных изменений может стать анализ новых форм легитимации норм социальной справедливости, прежде всего, дистрибутивной справедливости. Способы обоснования и оценки дистрибутивной справедливости демонстрируют не просто многообразие, но и недвусмысленную зависимость от специфического историко-социального контекста: контексты семьи, родства или малой группы предполагают системы эгалитарного «выравнивания» статусов, основанные на реципрокном альтруизме и регулятивных механизмах перераспределения; контексты коллективного действия или организационного взаимодействия предполагают существования сетей обобщенного обмена и т.п. Глобальный контекст требует новых институциональных механизмов поддержания дистрибутивной справедливости, попытки закрепления которых могут быть зафиксированы на эмпирическом уровне как согласие или несогласие относительно легитимного характера тех или иных паттернов аллокации прав собственности со стороны различных социальных групп. Выражение этого согласия или несогласия принимает формы новых социальных движений, в том числе существующих исключительно или преимущественно как «межсетевые социальные движения» (internetworked social movements) и организации «виртуальной публичной сферы» [9].
Многие потенциальные индикаторы изменений в институтах легитимации требуют детальной оценки их валидности и надёжности с учётом потенциальных проблем: сравнимости измерений на локальном, национальном и глобальном уровнях, недостаточной «временной глубины» имеющихся наблюдений, неустойчивости «персонала» возникающих институциональных сообществ в условиях неоднозначности
существующих критериев членства и лояльности и т.д. Однако в любом случае, анализ динамики вновь возникающих наднациональных и глобальных институтов легитимации может существенно продвинуть понимание грандиозных трансформаций, порожденных процессами де-территориализации, инфраструктурной революции в моделях коммуникации и, в пределе, становления нового «глобального гражданства».
Напомним, что внешняя институциональная среда представляет собой нормы права, экономические устои, культурные предпочтения и определяет, прежде всего, установленные общественные приоритеты. Тогда как внутренняя, формируется политическим строем, уровнем организационной культуры, личными качествами работников и руководства. Таким образом, деятельность любой организации не является изолированной, она часть институциональной среды государства. «Институциональная среда характеризуется разработкой правил и требований, которым должны соответствовать конкретные организации, если они собираются быть легитимными и получать поддержку государства» [1].
Процесс институционализации может быть представлен посредством взаимосвязей трех уровней.
Первый, самый высокий уровень представляет собой политическую, экономическую и социальную системы, в рамках которых устанавливаются обычаи, ценности, нормы поведения, передающиеся членам общества.
Второй уровень, уровень организационного поля, является той средой, в которой действуют организации, включая промышленные группы, профессиональные институты, и т.п.
Третий уровень, уровень организации. Политическая, экономическая и социальная системы влияют на создание институтов на уровне организационного поля, а организационное поле, в свою очередь, воздействует на институты на уровне отдельных организаций.
Процесс институционализации учетных практик может быть рассмотрен в контексте наиболее общих и широких норм и практик, принятых на социальном уровне. С переходом российской экономики на рыночные отношения появился конкурентный рынок, следовательно, возникла необходимость в коммерческой тайне, внедрению усовершенствованного управленческого учета, разработке новых банковских продуктов. «Предприниматель обычно сталкивается в процессе своей деятельности с противодействием внешней среды. Чтобы преодолеть это сопротивление предприниматель применяет новшества. Именно инновационный процесс, в конечном итоге, по Й. Шумпетеру, и определяет степень прогресса экономической системы» [6].
Таким образом, новые практики организационного поля, неизменно влияют на критерии политической и экономической системы, поддерживая нормы и практики, сформулированные интересами различных промышленных групп, модифицируют или устраняют их, тем самым, регулируя процесс распределения ресурсов на уровне общества.
Литература
1. Dillard J.F., Rigsby J.T., Goodman C. The making and remaking of organizational context. Duality and the institutionalization process // Accounting, Auditing & Accountability Journal. 2004. - Vol. 17, N 4. - P. 506-542. http:www.emeraldinsight.com (Дата обращения: 10.02.2012).
2. DiMaggio P. J., and W. Powell. The Iron Cage Revisited: Institutional Isomorphism and Collective Rationality in Organizational Fields // American Sociological Review. 1983. Vol.48. #2. P. 147-160.
3. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики / пер. с англ. М.: Фонд экономической книги «Начала», 1997.
4. Jang Y.S. The World-Wide Founding of Ministries of Science and Technology, 19501990 // Sociological Perspectives, 2000. Vol. 43. # 2. P. 247-270.
5. Кастельс М. Информационная эпоха. Экономика, общество и культура / пер. с англ. под науч. ред. О.И. Шкаратана. М.: ГУ ВШЭ, 2000.
6. Материал из Википедии энциклопедии. http://ru.wikipedia.org (Дата обращения: 08.02.2012).
7. Meyer J.W., J. Boli, G.M. Thomas, and F.O. Ramirez. World Society and the NationState // American Journal of Sociology. 1997. Vol. 103, P. 144-181.
8. Richerson P.J., Boyd R.T. Institutional Evolution in the Holocene: The Rise of Complex Societies // W.G. Runciman (editor). The Origin of Human Social Institutions. Proceedings of the British Academy. Vol. 110, 2001. P. 197-204.
9. Ronfeldt D. Tribes, Institutions, Markets, Networks. (RAND Paper). Santa Monica, Ca: RAND, 1996. url: http://www.rand.org/pubs/papers/P7967 (Дата обращения: 11.02.2012).
10. Schneiberg M., Clemens E.S. The Typical Tools for the Job: Research Strategies in Institutional Analysis // Sociological Theory. 2006. Vol. 24. # 3. P. 195-227.
11. Talmon J.L. The Origins of Totalitarian Democracy, London: Secker and Warburg,
1955.
