CC BY
73
ТЕОРИЯ ДИСКУРСА
УДК 81
С. В. Иванова, О. Е. Артемова
Роль карнавализации в идентификации культурного кода
(на материале современного американского медиадискурса)
Статья посвящена изучению исследовательского потенциала теории карнавализации применительно к процессу декодирования культурных кодов в медиадискурсе. Обнаружение элементов карнавализации в медиадискурсе свидетельствует о заложенных в сообщении культурных кодах, которые могут быть подвергнуты декодированию посредством интерпретационного анализа карнавализационных масок.
The article studies investigational potential of carnivalisation theory in its relation to deciphering cultural codes in media discourse. Identification of elements of carnivalisation in media discourse testifies to the existence of cultural codes which can be decoded by way of carnivilisation mask interpretation analysis.
Ключевые слова: теория карнавализации, культурный код, речепове-денческий код, медиадискурс, ирония, бинарная оппозиция, лингво-культурное сообщество.
Key words: theory of carnivalisation, cultural code, speech behavioral code, media discourse, irony, binary opposition, lingvo-cultural community.
Современное понимание лингвокультурологии предполагает обращение к проблематике культурного кодирования как одной из основополагающих сфер данной области лингвистических исследований. Культурный код вошел в обязательный перечень базовых лингвокультурологических категорий и понятий. Полномасштабное изучение природы данного явления предполагает как обращение к различным типам дискурса, так и анализ специфики культурного кодирования в связи с его вербализацией. Цель данной статьи состоит в установлении возможности идентификации культурного кода посредством обращения к исследовательскому потенциалу теории карнавализации. Объектом данного исследования является современный американский медиади-скурс. Предмет исследования составляет карнавализация как один из способов кодирования и декодирования культурных кодов.
В последнее время в связи с расширением и углублением межкультурных связей, термин «код культуры»/«культурный код» все чаще упоминается в работах социологов, политологов, специалистов по межкультурной коммуникации. Задача лингвистов состоит в поиске и систематизации подходов к декодированию содержащейся в сообщении оязыковленной культурологической информации.
Как известно, интеллектуальная мода на понятие кода связана с именем крупнейшего отечественного семиотика Ю.М. Лотма-на. Ученый трактовал код как «тайные языки» различных возрастных и социальных групп, религиозные, политические и профессиональные тайны и пр. [11, с. 165]. Несмотря на индивидуальность восприятия этих тайных знаков и неуловимость значений, Ю.М. Лотман представлял возможным расшифровку данных кодов.
Нет нужды говорить о том, что сложность понятия «код культуры» объясняет существование различных подходов к определению этого термина. Так, согласно концепции В.В. Красных, код культуры может быть представлен в виде «сетки» наброшенной культурой на окружающий мир. Эта «сетка» «членит, категоризи-рует, структурирует», оценивает мир, что и находит отражение при кодировании [8, с. 232]. Д.Б. Гудков и М.Л. Ковшова определяют код культуры как систему знаков «материального и духовного мира, ставшие носителями культурных смыслов» [6, с. 9]. Подытоживая наработки в области проблематики культурного кодирования, проф. Чанышева З.З. предлагает обобщающее определение кода культуры как (1) внутренне связанной системы носителей культурно ценностной информации и установок, которая (2) формируется в пределах языков культуры в результате культурного соглашения и (3) выражает глубинное смысловое поле культуры [7, с. 282].
Кроме сложности, связанной с определением культурного кода, обращает на себя внимание их большое разнообразие и отсутствие конечного перечня (см. работы Д.Б. Гудкова и М.Л. Ковшовой, В.В. Красных, О.А. Леонтович, Р. Барта, У. Эко), что, собственно, в своих изысканиях прогнозировал Ю.М. Лотман,
указывая, что «во всякую живую культуру «встроен» механизм умножения ее языков» [11, с. 164].
Типичным для культурного кода является его объективизация в устном народном творчестве, в художественной литературе; культурные коды могут фиксироваться в текстах в виде образной лексики, фразеологических единиц и т. п. [6, с. 62]. Среди средств «перекодирования обращает на себя внимание карнавализация, потенциал которой особенно заметен в рамках комической ситуации. Под карнавализацией понимается семиотическая теория карнавала, изложенная М.С. Бахтиным в работе «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья». Источником для исследования М.М. Бахтина явилась традиция проведения праздников карнавального типа в средневековой Европе. Помимо карнавалов как таковых в то время существовала традиция справлять особые праздники, носившие названия: «праздник дураков» и «праздник осла». Также практически каждый церковный праздник имел свою «народно-площадную смеховую сторону». Чаще всего это были ярмарки и народные увеселения с участием великанов, карликов, уродов, «ученых» зверей. Неизменными участниками таких народных праздников выступали шуты, которые пародировали различные моменты серьезного церемониала. Такие обрядо-во-зрелищные формы разделяли мир на «серьезный, официальный - церковных и феодально-государственных - культовых форм и церемониалов и второй мир или вторую жизнь» [4, с. 13]. «Они давали совершенно иной, подчеркнуто неофициальный, внецерковный и внегосударственный аспект мира, человека и человеческих отношений; они как бы строили по ту сторону всего официального второй мир и вторую жизнь, которым все средневековые люди были причастны, в которых они в определенные сроки жили» [4, с. 13].
Для организованной на начале смеха карнавальной культуры свойственно создание своего рода ''второго мира'' и ''второй жизни'' [4, с. 10], где все не похоже на действительность. Так, например, то, что является важным и серьезным в действительности, в этом мире представляется смешным, воспринимается и постигается в своей смеховой ипостаси. Поскольку в центре кон-
цепции карнавализации находится «идея об "инверсии двоичных противопоставлений", то есть переворачивание смысла бинарных оппозиций» [13], то можно заключить, что карнавальное мировосприятие характеризуется амбивалентностью, двоичностью культурных образов (смыслов), при котором основное противопоставление идет по линии полюсов (верх-низ, смешное-серьезное, приличное-неприличное и т.п.). Объединение противопоставленных модусов служит снижению признаваемых в данное время и в данном обществе ценностей.
Смысл концепции карнавализации, по М.М. Бахтину, состоит в том, что понятие средневекового карнавала - архаической традиции, связанной в европейской культуре со стихией всеобновляю-щего смеха - может быть применено ко всем явлениям культуры Нового времени, в том числе и к литературным произведениям [2, с. 143]. Весьма ценным является замечание автора о том, что даже в эпоху современности, когда многие жанры имеют лишь отдаленную связь со средневековыми традициями, они "сохраняют в себе карнавальную закваску (бродило), резко выделяющую их из других жанров" [2, с. 143]. Соответственно, карнавальное мироощущение и гротескная образность воплощаются в настоящее время в произведениях смехового жанра, а также в текстах других жанров для отображения смеховой ситуации.
М.М. Бахтин выделяет несколько этапов карнавализации в литературе, начиная от поздней античности (диалоги Сократа, памфлеты) до карнавальных тем Средневековья и карнавала, выполняющего ту же, что и театр, функцию (средство массовой пропаганды), в эпоху барокко [2]. Таким образом, со временем карнавализация приобретает статус исключительно литературного явления. И этот процесс сопровождается модификацией карнавальных форм в собственно художественные средства. Так, редуцированные формы карнавального смеха, например, ирония (М.М. Бахтин в исследовании творчества Ф.М. Достоевского говорит также о юморе и о сарказме) транспонировали свою природную амбивалентность во вместившие их в себя художественно-изобразительные системы. Представляется, что именно ирония наилучшим образом отражает амбивалентную природу карна-
вальных образов, которые объединяют в себе оба полюса смены и кризиса: благословение и проклятие, хвалу и брань, юность и старость, верх и низ, глупость и мудрость [2].
В качестве подтверждения данного тезиса целесообразно напомнить определение термина «ирония» как стилистического средства в отличие от понимания иронии как насмешливости. При использовании иронии как стилистического приема в слове «появляется взаимодействие двух типов лексических значений: предметно-логического и контекстуального, основанного на отношении противоположности (противоречивости)» [5]. Таким образом, ирония приобретает статус одного из тропов, суть которого заключается в переносе значения по противоположности. Отличительный признак этого приема - "двойной смысл, где истинным будет не прямо высказанный, а противоположный ему, подразумеваемый" [14, с. 97].
Ирония как редуцированная форма карнавализованного мироощущения, которая не позволяет мысли автора «остановиться и застыть в односторонней серьезности» [2], широко используется в медиа-дискурсе. Соответственно, благодаря идентификации элементов карнавализации адресат сообщения имеет возможность декодировать культурные смыслы сообщения, отсылающие к бытующим в данном ЛКС ценностям.
Для понимания дискурса СМИ важно осознавать то, что он «представляет собой сиюминутный срез языкового и культурного состояния общества, поскольку в силу своей природы отражает как языковое, так и культурное статус-кво социума» [7, с. 144]. В результате, в тексте масс-медиа находят выражение «имеющиеся в том или ином ЛКС установки к созданию речевого продукта <...>» [7, с. 144]. Данное утверждение тесно связано с теорией культивации/культивирования (cultivation), автором и разработчиком которой является Дж. Гербнер [15]. Смысл данной теории заключается в том, что СМИ являются мощным фактором культурной социализации. Это означает, что аудитория (зритель, а в нашем случае - читатель) из средств массовой информации узнает об образцах поведения, о нормах реагирования на конкретные явления и получает то представление об обществе, которое
129
доминирует в СМИ. Иными словами, можно сказать, что при помощи масс-медиа последовательно культивируются определенные культурные ценности. Данную точку зрения разделяют и отечественные исследователи. Так, Г.Я. Солганик утверждает, что картина мира, создаваемая в СМИ, предназначена не только для информирования, но и для убеждения, воздействия [9, с. 795].
Суммируя все вышесказанное о дискурсе СМИ, можно утверждать, что, с одной стороны, «дискурс масс-медиа порождает тексты в определенном культурном контексте» [7, с. 144], тиражируя имеющиеся культурные установки и ценности, а с другой стороны, он способен формировать в сознании аудитории новые тенденции. Безусловно, масс-медийные издания во многом различаются по своим информативным задачам, но, тем не менее, одна из основных задач, их объединяющая, состоит в том, чтобы заинтересовать читателя, сделать сообщение стилистически привлекательным и убедительным для аудитории. Говоря о СМИ как о средстве убеждения, можно привести в качестве примера язык советской прессы, широко использовавшей средства прямой агитации. Ценностные установки насаждались СМИ посредством прямых призывов: "Поля зовут на ударный труд!", "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!".
В этой связи нельзя не отметить чужеродность подобного агитационного ракурса для современных англо-американских СМИ, так как использование императивной модальности несвойственно для представителя данной культуры. Это ограничение вытекает из существования такой специфической черты английского коммуникативного поведения, как "неимпозитивность - недопустимость или сведение до минимума прямого коммуникативного воздействия на собеседника" [10, с. 137]. Автор сообщения, таким образом, вынужден искать такие средства выражения, которые были бы приемлемы для представителей данного ЛКС. Одним из таких средств, например, является ирония как способ непрямой оценки, как внешний сигнал карнавализации.
Для иллюстрации сказанного необходимо обратиться к анализу практического материала. Весьма показательным в этом отношении является текстовый отрывок из статьи о скандале вокруг
корпорации Enron. Автор публикации дает следующую оценку этому событию: The collapse of Enron, we now hear, is not a "political scandal" -- it's a business story. A fine distinction! So far, no one possesses evidence that government officials lied, goofed around with interns, ran guns from the White House basement, burglarized opponents' campaign offices or accepted bags of unmarked bills. And so a growing chorus in the media now chants that the Enron affair should not be considered in the same class as Whitewater, Watergate, Iran/Contra or any of the other previous brouhahas that have consumed Washington and brought presidencies to their knees. "I don't think it's a political [scandal] story yet. I think it's a business scandal" -that's how the National Journal's Charlie Cook put it during a journalism panel covered in the Hotline. "Reporters try to put everything into a Whitewater/Watergate prism".1
Суть данного скандала заключается в том, что компания, которая обманывала своих инвесторов, лгала о прибылях и проводила целый ряд теневых сделок, оказывается, была тесно связана с Белым домом, в том числе, конкретно с президентом Дж. Бушем. Так, Enron выделил миллионы долларов на финансирование избирательной компании Джорджа Буша в 2000 г. Автор статьи проводит параллель с Уотергейтским скандалом - символом нечистоплотности в политических делах. Свою оценку автор выражает комментарием A fine distinction! на реплику The collapse of Enron,..., is not a "political scandal" -- it's a business story. Слово fine. в своем прямом значении обозначает нечто хорошего качества, прекрасное, либо тонкое, изящное: 1. - if something is fine, it is good enough and acceptable to you, 2. - very thin and narrow, not thick or heavy [16].Таким образом, фразой A fine distinction! (рус.: тонкое отличие, небольшая разница), являющейся выражением иронии, автор привлекает внимание читателя к тому факту, что на самом деле политический скандал (political scandal) и ведение дел, бизнес (a business story) - это диаметрально противоположные понятия, стоящие на разных полюсах представления о порядочности как общечеловеческой ценности. Но участники скандала своими действиями сближают эти понятия, подменяя одно другим, и в ре-
1 Отчет от 18.01. 2002. Режим доступа http://open.salon.com
131
зультате, под маской business story скрывается political scandal и, оказывается, что, действительно, четкая грань между ними практически стирается. Таким образом, используя теорию бинарных оппозиций как одну из характеристик теории карнавализации, представляется возможным обнаружить культурный код, используемый автором (идея о несовместимости скандала и честного ведения дела), и его вербальное воплощение - эпитет, служащий выражению иронии.
Второй пример иллюстрирует использование в качестве иронии такого приема, как «сближение человеческого мира с животным» [9, с. 228], лежащий в основе зооморфного кода. В статье Chinese Tiger ate US Dove for lunch (издание New York Post), автор представляет переговоры лидеров двух стран - Китая и США - как борьбу двух символических животных: президент Ху Цзинь-тао представлен в образе тигра, символа силы и быстроты (Tiger Leader), а президент США - в образе голубя, символа миролюбия, покорности и чистоты (Dove Leader). Важно напомнить, что метафора сама по себе представляет один из способов карнавализа-ции, так как маска, двойная жизнь, реальная и образная - это существенная черта карнавала. В рамках социологического подхода маска связана с понятием «имидж» и представляет собой способ самопрезентации индивидуума в социуме, причем мировоззрение, культура, ценностные установки ЛКС могут влиять на выбор маски. В лингвистическом смысле маска выступает как элемент речевого общения, который может определенным образом характеризовать говорящего. Каждый участник коммуникативного процесса, сознательно или бессознательно, выбирает тот или
w w п
иной сценарий поведения и надевает соответствующую маску. В понимании М.М. Бахтина, маски задают свой тон, т.е. жанр и стиль высказывания зависят от того, в качестве кого и как (то есть, в какой ситуации) выступает говорящий человек [3, с. 377-378]. В анализируемой статье автор сам надевает маски на участников коммуникативного акта - согласно имиджу, который те для себя выбрали. Так, американский лидер выступает в образе всеобщего миротворца - Dove. Что касается президента КНР, то, представляется, что автор вводит сравнение с Tiger по аналогии с терми-
ном «азиатские тигры» (четверка азиатских стран, характеризующихся мощным и агрессивным экономическим поведением на мировом рынке), причисляя авансом бурно развивающийся Китай к вышеупомянутой группе стран. Таким образом, Dove и Tiger - это, прежде всего, политические и, кроме того, коммуникативно-ролевые маски участников переговоров. Однако, и в дальнейшем мы попробуем это доказать, эти образы вступают в противоречие с ожиданиями и принятыми в каждом ЛКС речеповеденческими кодами и культурными ценностями. Событие политической жизни, представленное сквозь призму карнавального сознания, подвергается кодированию, что дает возможность автору статьи дать собственную оценку происходящего.
Прежде всего, хотелось бы остановиться на использовании в тексте статьи метафорических имен Tiger и Dove. Так, принимая во внимание значение христианской и принятой в США политической символики понятия Dove1, поведение Dove Leader во время переговоров полностью увязывается с взятой на себя американским президентом ролью политического голубя: президент Обама «likes to do a lot of bowing and scraping», «He is crowing about $45 billion in US exports he got China to agree to.», «he really busted Hu's chops over his country's unfettered piracy of everything from designer handbags to software to drugs to sophisticated electronic gadgetry that American companies have plowed billions upon billion of dollars of research and development into ...» 2. Однако в закодированной форме автор статьи апеллирует к читателю и передает ему негативное отношение к избранной президентом США маске: не подобает руководителю великой державы выполнять «голубиные» действия (bowing and scraping, crowing). Таким образом, автор выражает мнение как в отношении возможности договориться представителям разных экономических систем, цивилизаций и культур, так и в целом по поводу перспектив развития американо-китайских отношений. Кроме того, совершенно очевидно столкновение речепо-
1 Умеренные политические деятели, выступающие за решение международных проблем мирным путем (голубь - один из символов мира). Ср. hawks (ястребы) [ABBYY Lingvo x3].
2 http://www.nypost.com
веденческих культурных кодов, свойственных двум разным культурам. Так, для представителя азиатской культуры свойственно уходить от прямых конкретных ответов, поддерживать так называемый «дух дружбы», несмотря на жесткость ситуации, у них не принято улыбаться «просто так» (Hu Jintao likes to do a lot of not smiling), что совершенно неприемлемо с точки зрения американского речеповеденского кода. Как правило, китайцы делают уступки лишь под конец переговоров, так как дипломатические встречи в их понимании служат только для сбора информации [12, с. 379381]. Так, согласно тексту статьи, только в конце беседы, чтобы спасти переговоры, президент Китая идет на уступки, очень сомнительные, впрочем, с точки зрения автора (Then came Hu's big concession to Obama -- perfectly illustrating his country's regard for intellectual property. Hu promised he would try to get his own government agencies to quit using pirated software. You call this a concession? No, that is called complete bamboozlement).
Для представителя американского ЛКС важным является достижение конкретных результатов. Американцы, как правило, стремятся обсудить не только общие подходы, но и детали, связанные с реализацией договоренностей, ценят открытость и быстро переходя к сути разговора, часто теряют терпение, если не встречают аналогичной реакции у собеседника [12, с. 237-243]. Так, в самом начале статьи автор обрисовывает действия президента США, при этом стилистика фраз подчеркивает нарастающее нетерпение Dove Leader; He speaks endlessly; he likes to do a lot of bowing; he is still talking; He is crowing, и, наконец, только когда Obama ... wagged his finger in Hu's face over China's human-rights record, Tiger Leader идет на существенную уступку - surprised many -- and surely caused the Dove Leader's heart to flutter -- by admitting that his country could do more in the area of human rights. И даже это, значительное, с точки зрения носителя азиатской культуры, признание, автор называет a baby step in the right direction. Интересно здесь даже не столько речевое поведение президента США, сколько интерпретация автором статьи речевого взаимодействия героев, скрывающихся за масками. Интерпретация ролевого поведения президента США, таким образом, представляет собой иллюстра-
цию к идее о том, что многие американцы, считают свою страну самой преуспевающей экономической и демократической системой, а американские нормы единственно верными [12, с. 239]. Именно это обстоятельство обусловливает ироническое отношение автора статьи к поведению своего лидера - на карнавале политических амбиций Америка не может играть роль миролюбивого и покорного Голубя. Проникнутая иронией карнавализация служит декодированию отношения автора, как к своим героям, так и к более широкому событийному политическому контексту.
Кроме того, эмпирический материал свидетельствует, что культурные коды входят в сложные отношения взаимодействия друг с другом, взаимонакладываясь, пересекаясь, но при этом существуя в общей для них семиосфере. При этом «масса конструкций как носителей семиотических значений» [11, с. 170] сводится воедино и организует культурологическую информацию, снимая элементы энтропии, понимаемой как некий информационный хаос. Все это подтверждает вывод Ю.М. Лотмана о том, что в таком случае «система выигрывает в степени структурной организованности, но теряет внутренние запасы неопределенности, с которыми связаны ее гибкость, способность к повышенной информационной емкости и резерв динамического развития» [11, с. 171].
В качестве итога хотелось бы отметить, что вербализация сообщения, содержащего культурологическую информацию, предполагает возможность вычленения этой информации посредством анализа языковой стороны сообщения сквозь призму проблематики культурного кодирования. В таком случае культурологическая информация получает полноценное лингвокультурологическое освещение с учетом ценностных ориентаций ЛКС. При этом исследователь имеет возможность реконструировать то, что Н.Ф. Алефиренко называет «ценностно-смысловым пространством языка» [1]. Анализ медиадискурса показывает, что мощным средством кодирования/декодирования культурологической информации выступает карнавализация. Механизм декодирования в этом случае основывается на заложенном в основе данного типа кодирования амбивалентном принципе построения образов, на
наличии интерпретируемых «масок», что является основным принципом теории карнавализации. Таким образом, можно заключить, что исследовательский потенциал теории карнавализации может быть успешно использован в целях декодирования культурологической информации, овнешненной языковой тканью.
Список литературы
1. Алефиренко Н.Ф. Лингвокультурология: ценностно-смысловое пространство языка. - М.: Флинта: наука, 2010.
2. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - М.: Советский писатель, 1963.
3. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. 2-е изд. - М.: Искусство, 1986.
4. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. - 2-е изд. - М.: Худож. лит., 1990.
5. Гальперин И.Р. Очерки по стилистике английского языка. - М.: Изд. лит. на ин. яз., 1958.
6. Гудков Д. Б., Ковшова М. Л. Телесный код русской культуры: материалы к словарю. - М.: Гнозис, 2007.
7. Иванова С.В., Чанышева З.З. Лингвокультурология: проблемы, поиски, решения. - Уфа: РИЦ БашГУ, 2010.
8. Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология: Курс лекций. - М.: ИТДГК Гнозис, 2002.
9. Культура русской речи: Энциклопедический словарь-справочник / под ред. Л.Ю. Иванова, А.П. Сковородникова, Е.Н. Ширяева и др. - М.: Флинта: Наука, 2003.
10. Ларина Т.В. Категория ''вежливость'' как отражение социально-культурных отношений // Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация, 2003. - № 4. - С. 137-146.
11. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семи-осфера - история. - М.: ''Языки русской культуры'', 1999.
12. Льюис Р.Д. Деловые культуры в международном бизнесе (от столкновения к взаимопониманию). - М.: Дело, 1999.
13. Руднев В.П. Словарь культуры ХХ века. - М.: Аграф, 1997. - Отчет от 23.03.2010. Режим доступа http://rudnevslovar.narod.ru/i2_k1.htm#kar
14. Русова Н. Ю. От аллегории до ямба: Терминологический словарь-тезаурус по литературоведению. - М.: Флинта: Наука, 2004.
15. Gerbner G., Gross L., Morgan M., Signorielli N. Charting the Mainstream: Television's Contributions to Political Orientations // Journal of Communication. - 1982. - № 32:2. - Pp. 100-127.
16. Macmillan English Dictionary for Advanced Learners. - Macmillan Publishers Limited, 2002. - XIV, 1692 p. [Macmillan].
