CC BY
30
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2016. № 2
С.М. Малкина*
РИТОРИКА О ПРЕОДОЛЕНИИ МЕТАФИЗИКИ:
СЕРИАЦИЯ И ЦЕПОЧКА ДОПОЛНЕНИЙ
Статья посвящена рассмотрению проблемы постоянного возобновления в истории философии дискурса о преодолении метафизики. Это явление исследуется с применением концептов «серия» Ж. Делёза и «восполнение» Ж. Деррида. Делается вывод о том, что вопрос о необходимости преодоления метафизики связан не с идейным содержанием той или иной философии (в этом смысле в философии не работает деление на «метафизическую» и «неметафизическую»), а с серийным формированием концепта «метафизика», отмеченного событийностью возобновляемого смысла и логикой восполнения.
Ключевые слова: серия, преодоление метафизики, восполнение, метафизика, деконструкция.
S.M. M a l k i n a. Rhetoric on overcoming metaphysics: serialization and the chain of supplements
The article considers the problem of permanent renewal of discourse on overcoming metaphysics in the history of philosophy. This phenomenon is studied using Deleuze's concept of "series" and Derrida's concept of supplement. The author concludes that the question on the necessity of overcoming metaphysics is connected not with the ideas of this or that philosophy (in this sense the division into "metaphysical" and "non-metaphysical" does not work in the philosophy), but with the serial formation of the very concept of "metaphysics"which is markedby the eventualityof renewal sense and by the logic of supplement.
Key words: series, overcoming metaphysics, supplement, metaphysics, de-construction.
Риторика о преодолении метафизики во всех ее проявлениях стала не просто привычной темой философствования последних столетий — со времен Канта она рассматривается как непременное условие для всякой философии, желающей быть современной. Гегель и Конт, Ницше и Хайдеггер, Рассел, Адорно и другие мыслители не только внесли свой вклад в дальнейшее обогащение нашего представления о возможностях критики метафизики, но и показали удивительную жизнеспособность самой метафизики, каждый раз воскрешающей уже в обновленном виде, нейтрализо-
* Малкина Светлана Михайловна — кандидат философских наук, доцент, доцент кафедры теоретической и социальной философии Саратовского государственного университета, тел.: 8 (845) 221-36-10; е-mait malkinasm@rambler.ru
вав ту критику, которой она подвергалась. Так, для диалектического разума Гегеля кантовская критика метафизики уже сама метафизична, позитивизм подобным же образом «разоблачает» метафизику Канта и Гегеля, являясь, в свою очередь, вырожденной формой метафизики для Ницше, которого Хайдеггер назовет последним мыслителем метафизики, чтобы, в свою очередь, быть изобличенным в той же метафизике со стороны Деррида... И здесь дело не только в том, что философ, критикующий метафизику, незаметным образом ее же и воспроизводит, каждый критикующий метафизику имеет свое представление о ней, то, что критикуется Кантом, Гегелем, Контом, Ницше, Хайдеггером или Деррида, — это все разные метафизики, поэтому они и оказываются под прицелом друг у друга. Как отмечает Ж. Бенуа, «метафизики» как таковой не существует [Ж. Бенуа, 2011, с. 213]. Поэтому какой бы радикальной ни была критика метафизики, последующий философ играет на повышение ставки и уже на кону метафизики оказывается сам «антиметафизический» предшественник. «Никто не замечает, — пишет В.В. Бибихин, — сколько старой метафизики в этом "преодолении", ведь вся метафизика и есть "преодоление", вы-хождение за» [В.В. Бибихин, 2005, с. 47].
В чем же состоит настоятельная необходимость возобновления проектов преодоления метафизики и какова та причина, которая с завидным постоянством, напоминающим скорее неторопливую, но неотвратимую поступь античного рока, обрекает все эти проекты на неизбежную неудачу? Последовательность этих проектов образует серию в смысле делёзовского концепта. Ж. Делёз обратил внимание на то, что в последовательности употреблений того или иного понятия мы имеем дело с определенным смещением, которое образуется за счет того, что каждое наименование «сначала берется с точки зрения того обозначения, которое оно осуществляет, а затем — того смысла, который оно выражает, поскольку именно этот смысл служит в качестве дессигнанта для другого имени» [Ж. Делёз, 2011, с. 54]. Это, в частности, объясняет тот постоянный дрейф смысла, который происходил в истории с понятием метафизики. Каждая зрелая философия, представляя собой событие, осуществляла сдвиг в понимании сущности метафизики. Каждая такая новая философия была повторением метафизики, которое Делёз понимает как событие, всегда сингулярное, единичное, а не всеобщее. Это повторение наподобие театрального представления, каждый раз нового, хотя и разыгранного по одному сценарию. С точки зрения Делёза, повторение — это не копирование, а всегда творческий акт, в котором и сохраняется философская жизнь: «История философии совершенно неинтересна, если не ставит перед собой задачу
оживить дремлющий концепт, сыграть его заново на новой сцене, хотя бы и обернув его против него самого» [Ж. Делёз, Ф. Гваттари, 2009, с. 97].
Воспользовавшись концептом серийности, можно сделать и другие выводы в отношении серии риторик о преодолении метафизики. Существенным моментом, на который указывает Делёз, является то, что «сериальная форма необходимым образом реализуется в одновременности по крайней мере двух серий, одна из которых играет роль означаемого, другая — означающего» [там же] (хотя эти роли могут и меняться в зависимости от точки зрения). В нашем случае две серийные последовательности — это история трактовок сущности метафизики и история критики метафизики, где «метафизика» выступает то в роли означающего, то в роли означаемого, каждый раз при этом осуществляя смысловой сдвиг. В каждой из этих серий осуществляется сдвиг через повторение, т.е. творческое воспроизведение, и при этом относительно друг друга они выстраивают сложную систему отношений.
Ж. Делёз выделяет три важных характеристики серийности [там же, с. 58—61], которые помогут нам лучше понять данную ситуацию.
Во-первых, термины каждой серии находятся в непрерывном смещении в отношении терминов другой серии. Как мы уже заметили, все ниспровергатели метафизики имеют своим объектом разное, каждый осуществляет определенный сдвиг в представлении о том, чем метафизика является. Несовпадение между терминами двух серий является не попыткой что-то подтасовать или намерением замаскировать различие под сохранением единой «торговой марки». Такое смещение является «изначальной вариацией», которая и заставляет серийность раздваиваться и повторять себя.
В случае с понятием метафизики такой «изначальной вариацией» является, с одной стороны, открытость в трактовке первоначал, необходимость для философии начинать все каждый раз с самого начала и безусловно. С другой стороны, «изначальная вариативность» понятия метафизики вызвана двусмысленностью определения метафизики как науки о «сущем вообще» ^тодп^каВб^ои) (МйарИ., XI, 3, 1060 Ь 31).В первом смысле, поскольку сущее как сущее не является каким-то конкретным сущим, метафизика выносится за пределы всех прочих частных наук, исследующих тот или иной род сущего. Во втором смысле здесь вычитывается намек на некое сущее, по преимуществу обладающее особыми бы-тийственными характеристиками, дарующее существование иным видам сущего, будучи для них первоначалом. Из этой двойственности в истории философии возникает разделение на ше1арИуз1са
generalis и metaphysica specialis. М. Хайдеггер отмечает, что указание на «сущее в целом» как предметную область метафизики выявляет фундаментальную проблему метафизики: в чем заключается сущность познания бытия сущего? Именно удержание этой проблематичности и характеризует, по Хайдеггеру, суть метафизики: «Эта двоякая характеристика np®xn9i^OG09ia не предполагает двух принципиально различных, друг от друга независимых путей мысли, так же как не предполагает возможности ослабить или искоренить один ради другого; и уж совсем невозможно на скорую руку примирить эту мнимую расщепленность в некоем единстве. Скорее, следует прояснить основания мнимой расщепленности и характер взаимосвязанности обеих определенностей в свете ведущей проблемы "первой философии" сущего... Западная послеаристо-телевская метафизика обязана своим развитием не восприятию и продолжению мнимо существующей аристотелевской системы, но непониманию той проблемности и открытости, в которых центральные проблемы были оставлены Платоном и Аристотелем» [М. Хайдеггер, 1997, с. 4-5].
Во-вторых, одна из двух серий (означающая) представляет собой избыток по отношению к другой. В нашем случае означающая серия — это последовательность философий как событий, она всегда больше того, что можно зафиксировать в понятии метафизики, в той или иной ее трактовке. Метафизика тем самым оказывается синонимом опредмеченного события, философии как риска бессобытийности. Именно эта нехватка, вызванная совершенно различными причинами (но, в первую очередь, видимо, углом прочтения), толкает философов на возобновление философского события, т.е. на критику метафизики и создание собственной философии. Это напоминает историю «неправильных прочтений» Х. Блума, когда история непонимания создает историю новых творений. С точки зрения последнего, необходимо говорить не столько о текстах, сколько об отношениях между ними, а они таковы, что каждый «сильный» читатель осуществляет по отношению к предшественнику критическое действие, перетолковывающее текст и «недоносящее» его смысл. Блум называет это явление ревизионизмом, который он понимает как «пере-нацеливание или пере-смотр, приводящий к пере-счету или пере-оценке» [Х. Блум, 1998, с. 138]. И он предлагает следующую формулу: «Ревизионист борется за то, чтобы увидеть снова, чтобы иначе рассчитать и оценить, так, чтобы "точно"прицелиться» [там же]. Таким образом, получается, что прочтение «сильным» читателем произведения предшественника независимо от его воли — это «мастерски извращенное» прочтение, страдающее неизбежным недонесением автор-
ского смысла, причем именно тогда, когда читатель стремится наиболее точно «вычитать» смысл произведения.
В-третьих, в сериях представлена парадоксальная инстанция, несводимая ни к одному из элементов серий, но представленная в обеих сериях, осуществляющая смещение серий друг относительно друга и их коммуникацию. Это возможно потому, что главное свойство этой двуликой инстанции-зеркала — всегда быть смещенной в отношении самой себя. «Нужно сказать, что эта парадоксальная инстанция никогда не бывает там, где мы ее ищем, и наоборот, мы никогда не находим ее там, где она есть. Кроме того, ей недостает еще и самотождественности, самоподобия, саморавновесия и самопроисхождения», — так ее характеризует сам Делёз [Ж. Делёз, 2011, с. 60]. В одной серии эта инстанция присутствует в качестве избытка, в другой — недостатка. Как мы уже отмечали, философия, в том числе как метафизика, является событием смысла — событием, не формализуемым, а потому и не улавливаемым до конца в сети означающего/означаемого. Поэтому это событие всегда оказывается лишенным самотождественности, всегда чувствуется недосказанность и возможность (и даже необходимость) дальнейшего движения по осмыслению. Поэтому если метафизика как объект критики пытается зафиксировать сущность метафизики, то метафизика как событие философии ускользает от означивания, в результате чего мы и имеем дело с такой парадоксальной инстанцией. Именно ее парадоксальность и послужила двигателем для двух серий, когда каждый претендующий на новизну философ начинает с критики метафизики, чтобы самому в конце концов создать философию, которую последующие философы также будут обвинять в метафизичности, но уже в другом смысле.
Когда М. Фуко в работе «Надзирать и наказывать» рассматривает функционирование института тюрьмы и ее постоянную критику, он приходит к выводу, что состояние кризиса не только является нормальным для тюрьмы, более того, именно оно обеспечивает наилучшее функционирование данного института [М. Фуко, 1999, с. 396—397]. Он пишет, что появление тюрьмы, ее «кризис» и его преодоление — это не историческая последовательность ступеней, а синхронные процессы, характеризующие и поддерживающие друг друга. Он замечает, что, несмотря на длительную критику, тюрьма продолжает существовать, значит, она все же выполняет свою функцию, хотя она, быть может, заключается совсем не в том, что декларируется. Чтобы эту функцию увидеть, Фуко уводит анализ на уровень микрофизики власти, где и тюремные практики, и тю-
ремная архитектура, и критика тюрьмы оказываются частью общей диспозиции.
Видимо, то же самое мы можем заключить и о метафизике. Если всерьез принимать пророчества о конце метафизики, невозможно понять, почему, будучи так упорно критикуема, она, тем не менее, продолжает серийность все новыми и новыми повторениями. История метафизики — это история не только ее критики, но и ее «восстановлений». Что заставляет метафизику постоянно восполняться, из каких ресурсов она черпает эти возможности для реабилитации? И не является ли восстановление необходимым условием ее критики?
Возможно, мы лучше поймем происходящее, если отойдем от тех терминов, в которых метафизика традиционно оценивает себя. Она либо претендует на исключительный статус абсолютной науки (обладающей полнотой бытия), либо посыпает голову пеплом и пытается заявить о падшести своего бытия, своей полной ущербности. Но комплекс неполноценности — это инверсия мании величия, поэтому не удивительно, что от одного состояния метафизика может практически мгновенно перейти к другому. Поэтому необходимо переключиться на своего рода микроонтологический уровень анализа, обратившись к понятию дополнения (supplément) деконструкции.
Логика дополнительности объясняет необходимость постоянного возобновления критики метафизики: «С того момента, как открыто внешнее дополнение, его структура предполагает, что оно само может "копироваться", "типизироваться", замещаться своим двойником, так что дополнение дополнения является возможным и необходимым» [Ж. Деррида, 2007, с. 136—137]. Так и критика метафизики, будучи дополнением метафизики, являясь тем самым ее излишком («восполнение есть то, что добавляется (s'ajoute), это избыток, полнота, которая обогащает другую полноту, наполняет ее наличностью (lecombledelapr sence)» [Ж. Деррида, 2000, с. 295]), одновременно открывает в ней лишенность, зияние пустоты («оно вторгается, занимая чужое место; если оно и наполняет нечто, то это нечто — пустота. Оно способно представлять или изображать нечто лишь потому, что наличие изначально отсутствует» [там же, с. 295—296]), которое требует уже нового дополнения в виде новой критики метафизики.
Критика метафизики как восполнение не является случайной добавкой к наличествующей метафизике. Деррида говорит о структурной необходимости того, что он называл бездной (l'abîme): «Бесконечный процесс нанизывания восполнений на всегда-уже початое наличие включил в него пространство повторения и само-
удвоения. Изображение наличия в бездне зеркал — это не случайность; напротив, желание наличия возникает в бездне изображений, в бездне изображений в изображениях и т.д.» [там же, с. 318-319].
Логику дополнительности Деррида иллюстрирует на примере философии воспитания Руссо, у которого образование — это добавка, без которой природа человека не может быть выражена. Правильное воспитание — такое воспитание, которое делает возможным раскрытие человеческой природы, неправильное же воспитание ее извращает. Это означает, что человеческая природа изначально недостаточна, она нуждается в воспитании, которое позволит ей реализоваться. Подобным же образом критика метафизики, представляясь кажущимся избытком по отношению к ее существованию, способствует ее актуализации в настоящем, раскрытию ее возможностей, тем самым становясь существенным условием для того, что она дополняет. Непосредственное «начало» (исходное «естественное» состояние, «изначальная сущность» метафизики) у Деррида, таким образом, оказывается под знаком вычеркивания, отсылка к нему носит мифологический характер. «Первичным» является всегда дополняющий посредник, от которого мы и узнаем о предполагаемом «начале». А можно ли говорить о периоде метафизики, когда она не была критикуема? Не оказывается ли причиной неопределенности в дефиниции метафизики именно то, что она представляет собой мифическое основание для ее критики? Не от критической ли риторики мы узнаем о необходимости как-то помыслить метафизику, задаемся вопросом о ее природе?
Наиболее определенные высказывания в отношении метафизики мы находим у Фомы Аквинского, Франсиско Суареса и Христиана Вольфа (поскольку у Аристотеля такого термина нет, то и претендовать на нечто большее, чем мифичность, он заведомо не может). Можно ли сказать, что именно у них мы находим ту исходную метафизику, которая послужила основанием и поводом для дальнейшей критики? Однако «видимой» метафизика становится только под взглядом критики. Так же, как и в случае с «природным человеком» Руссо, мы можем говорить о ней тогда, когда изначальное состояние уже утрачено. Начало оказывается одновременно возможным (поскольку мы имеем отсылку к нему) и невозможным (поскольку оно никогда не дано нам непосредственно). Только в состоянии дополненности мы и можем увидеть задним числом состояние «полноты» метафизического бытия, поэтому вопрос о том, было ли оно когда-либо для нас, всегда возможен только из дополненного критикой метафизики состояния. Быть может, кри-
тика обращается не столько к предшествующей метафизике, сколько к метафизике как идее, метафизике вообще (могущей появиться в каком-либо статусе)? Но тогда метафизика тем более является мифическим созданием, зависимым в своем существовании от актуализирующей ее критики.
Риторика о преодолении метафизики возникает, чтобы восполнить ее недостаток, но тем самым обнаруживается существование принципиальной недостаточности, невозможности прийти к «полному», «безупречному» бытию философии, что вызывает все новые и новые волны критики. Концепт «дополнения» направлен на «демистификацию», «разоблачение» самого представления о «полном», «исчерпывающем наличии», что делает понятным логику невозможности «окончательной» критики метафизики.
Понятие метафизики, таким образом, оказывается лишь по видимости самодостаточным термином, за которым скрывается логика дополнительности, требующая все нового и нового продолжения в дополнениях-замещениях. «В этой цепочке восполнений обнаруживается своего рода необходимость — необходимость в бесконечном сцеплении звеньев, в неотвратимом умножении восполняющих посредников, которые и вырабатывают смысл того, что при этом отодвигается-отсрочивается, а именно иллюзию самой вещи, непосредственного наличия, изначального восприятия. Все непосредственное уже заведомо оказывается производным. Все начинается с посредника, и именно это оказывается "непостижимым для разума"» [там же, с. 311—312]. Критика метафизики, выступая в качестве такого посредника, создавая таким образом цепочку ее восполнений, поддерживает иллюзию существования «метафизики как таковой», однако без критики это понятие является неопределенным и совпадающим по своему смыслу с философией вообще. Критика/восстановление метафизики — это два движения в одном и том же процессе, направляющим философию, подчиненном работе де-конструкции, т.е. одновременно работе разрушения и восстановления.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Аристотель. Метафизика. Переводы. Комментарии. Толкования. СПб.; Киев, 2002.
Бенуа Ж. Преодоления метафизики // Историко-философский еже-годник—2010. М., 2011 (Benoist J. Dépassements de la métaphysique // Revue philosophique de la France et de l'étranger. 2004. N 2).
Бибихин В.В. Чтение философии // Точки. 2005. 1—2 (5).
Блум Х. Страх влияния. Карта перечитывания. Екатеринбург, 1998 (Bloom H. The Anxiety of Influence: a theory of poetry. N.Y, 1973; Bloom H. A Map of Misreading. N.Y, 1975).
ДелёзЖ. Логика смысла. М., 2011 (Deleuze G. Logique du sens. P., 1969). Делёз Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? М., 2009 (Deleuz,e G., GuattariF. Qu'est-ce que la philosophie? P., 1991).
Деррида Ж. Диссеминация. Екатеринбург, 2007 (Derrida J. La dissémination. P., 1972).
Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000 (Derrida J. De la grammotologie. P., 1967).
Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М., 1999 (Foucault M. Surveiller et punir. Naissance de la prison P.J* 1975).
Хайдеггер М.Кант и проблема метафизики. М., 1997 (Heidegger M. Kant und das Problem der Metaphysik. Bonn, 1929).
