CC BY
67
ФИЛОЛОГИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2015. № 1. С. 229-231.
УДК 82.091 Н.М. Солнцева
РЕВОЛЮЦИЯ В ПОЭТИЧЕСКОМ ВОСПРИЯТИИ А. ГАНИНА
Революционная тема поэзии А. Ганина (1893-1925) рассмотрена как пример идеологии «скифов» 1910-х гг. Во многом его понимание революций 1917 г. близко взглядам С. Есенина, Н. Клюева, отвечает идеям Т. Карлейля и представляет собой социальную и антропологическую утопию, сменившуюся впоследствии дистопией.
Ключевые слова: земной рай, крестьянин, миф, революция, символ, скиф, тезисы, утопия.
А. Ганин «по-скифски» мифологизировал социальные потрясения 1917 г. как пассионарный взрыв, грандиозный импульс, в результате которого Россия станет земным раем, Новым Городом. К «скифам» он примкнул в 1917 г. Судя по письму А. Белого, тогда (с 30 января по 8 марта) произошло знакомство Ганина, С. Есенина, Н. Клюева с Р.В. Ивановым-Разумником [1, с. 96]. Иванов-Разумник привлек Ганина к сотрудничеству с газетами «Дело народа», «Знамя труда», журналом «Наш путь», особенно широко его поэзия представлена во втором номере альманаха «Скифы» (1918). Отзываясь об авторах сборника, Иванов-Разумник 16 сентября 1917 г. писал Белому о Ганине: «...новый мужичок, подает небольшие надежды» [1, с. 134], но в эмиграции Иванов-Разумник назвал опубликованные в «Скифах» ганинские «Облачные кони» яркими, а в вологодских книгах Ганина (1921) увидел «силу растущего мастера» [2, с. 52].
В лирике Ганина скифского содержания один из главных символов -«огнерыжие, крылатые» кони, «кони огневые»; уже в 1916 г. появился «огненный», «огнехрапый» конь [3, с. 35, 36, 59, 101] - символичный образ для новокрестьян-«скифов». Например, красный конь в «Пантократоре» (февраль 1919 г.) Есенина, он же у Клюева («Красный конь», 1919). Возможно, это цитата раннего образа К. Петрова-Водкина («Купание красного коня», 1912; позже - «Фантазия», 1925), вдохновленного красными конями на новгородских иконах («Святые Борис и Глеб на конях», Х1У в.; «Чудо архангела Михаила», ХУП в. (?)) и впоследствии оформившего сборники «Скифы». В начале 1920-х гг. не принадлежавший скифству новокрестьянин А. Ширя-евец деромантизировал этот символ: «.Солнце на красной лошади / Скачет - пьяный опричник злой. / Господи! / Господи! / Сжалься над Русской Землей!..» («Голодная Русь», 1921-1922) [4, с. 246].
Поначалу Ганин придал революции космогонический смысл. В поэме «Звездный корабль» (1916-1917) воинственный Ангел рассекает полнеба, огневые реки опоясали небо, разрушен черный Город, появляется «Новый Город / С всемирным храмом, / С лазурными башнями / В золотом частоколе» [3, с. 155]. Герой скифской лирики Ганина - избранник космогонической истории: «Из облачной рощи, с небесных полей, / Где звездные гроздья горят средь ветвей - / Четыре великие Ветра-Огня / На крыльях могучих умчали меня» [3, с. 58], и это сближает его с харизматическими участниками российского и вселенского преображения из маленьких революционно-мистических поэм Есенина 1917-1918 гг., из «Песни Солнце-носца» (1917) Клюева.
При всем своем титанизме герой Ганина, противостоящий Змию, созидает новый мир с Богом, что опять же сближает его представления о революции с идеями и Есенина, и Клюева. «Причастье тайны» (общее название его стихотворной подборки в «Скифах») начинается с эпиграфа из Псалма 41 («Вся высота Твоя и волны Твои на мне преидоша»), в кото-
© Н.М. Солнцева, 2015
230
Н.М. Солнцева
ром рассказано, как душа возжаждала Бога Живого и дивного Божьего «селения». В утопии Ганина с этими «селениями» коррелируют крытые золотом «дворец и изба», там люди-братья за общим столом вкушают «Медовые хлебы под птичий псалом», и эти образы, конечно, родственны есенинскому («Отчарь», 1917; «Ключи Марии», 1918) и клюевскому («Четыре вдовицы к усопшей пришли...», 1916) представлению о рае.
В революцию Ганин пришел сознательно. В 1918 г. поэт служил на Северном фронте фельдшером, в госпитале написал стихотворение «Братья, плотнее смыкайте ряды.» - о «красной родине», которая «сдавлена черным кольцом» Зверя [3, с. 66]. Ганин не идеализировал реальную деревню, она, как Россия, уже в лирике 1915 г. -«грешная, печальная и убогая» [3, с. 36]. Но он поэтизировал крестьянский труд. В его сознании бытие и сермяжный быт не антитезы, отсюда сентенция: «Кто будет выбивать лабазнику медали / И строить палачам для завтра мавзолей? / Отныне алтарей, всех библий и скрижалей / Священней во сто крат упругая мозоль» [3, с. 84]. Однако когда Городецкий («Обзор областной поэзии», 1921) одобрительно писал о том, что Ганин воспевает упругую трудовую мозоль, он был не совсем прав. Здесь мозоль - не столько социальный, сколько бытийный образ: в новом мире рождается новая телеология. Мы можем лишь предполагать, что между Есениным и Ганиным возникали разговоры о номинативности (автологии, ада-мизме) и тропеичности «низких» образов. В «Ключах Марии» (1918) Есенин нападал на клюевскую изобразительность, сравнивал его стиль с идилличностью английских гравюр, иронизировал по поводу того, что Клюев вставлял мужицкую мозоль в пятку, как в алтарную ладанку. Действительно, у Клюева есть такие строки: «И морем сермяжным, к печным берегам / Грома-корабли приведет ли Адам, / Чтоб лапоть мозольный, чумазый горшок / Востеплили очи - живой огонек» («Белая Индия», между 1916 - 1918) или «Как воск алтарный - мозоль на пятке» («Революцию и Матерь света.», 1918) [5, с. 309, 381]. Через эту же мозоль в поэзии Ганина преломляются смыслы существования и крестьянина, и всего мира, поскольку крестьянин приблизит человечество к земному раю. Скорее всего, Ганин был знаком с идеями Т. Карлейля о религиозной и социальной миссии крестьянина: труд его свят, сам он свят и главная сила социализма, он приведет человечество в новый Назарет и т. д. Перевод книги Карлейля «Крестьянин - святой» вышел в России в 1912 г. с предисловием знакомого Клюеву по голгофскому христианству И. Брихничёва. Из «скифов» Кар-лейлем был увлечен и А. Белый. Идеи Кар-лейля могли быть известны в России по ре-
цензиям К. Маркса и Ф. Энгельса («Положение Англии. Томас Карлейль. “Прошлое и настоящее”», 1848; «Томас Карлейль. “Современные памфлеты” № 1. “Современная эпоха” № 2. “Образцовые тюрьмы”», 1850).
Но, как Есенин и Клюев, Ганин достаточно быстро увидел колоссальную разницу между своими мечтами о революции и реальной революцией. В его лирике действительность начала представать «сегодняшней» бедой, «татарской былью», пиром «ханской орды» [3, с. 56, 85] и т. п. В его поэме «Былинное поле» (1917-1923) пахарь, правнук Микулы, на огнекрылом коне устремляется к Ладе, чтобы освободить ее из плена Ночи. Ему противостоит лесная нежить, которая обморочила крестьянский мир словами о несправедливой жизни: «В думах мужичьих просторно, как в поле, / гуляй, кому надо, / что хочешь, топчи, / Только про счастье мужичье шепчи, / Да жалобней вякай про горькую долю» [3, с. 123]. Поскольку сила Микулыча - мирская, а крестьянский мир сбит с толку и «черносошная сила» гибнет «от Камчатки до Волги» [3, с. 125, 126], гибнет и он.
Об обманутых надеждах рассказано в самой оппозиционной поэме Ганина - дистопии «Сарай». Возможно, поэт намеренно датировал изданный в 1921 г. текст 1917 годом. Герой ждет с неба «светлого хранителя», но ему является «темный проводник Земли», он показывает ему дорогу в рай, однако путь привел героя к «глухому Сараю»: из щелей плывет «дух мертвечины», «дверь в крови», гости на дьявольском пиру пьянеют «трупным запахом», поедают «обрывки ног своих и рук», чьи-то черепа, «шумно хвалят повара», по стенам развешены кишки, на подносе - мозги (они кричат «ура»), в ковшах кровь, каша из грязных тел [3, с. 131-133]. Символика жесткого натурализма, в целом не свойственная стилю новокрестьян, ярко проявилась и в «сне» Клюева «Мертвая голова» (1922) - его реакции на репрессии: «на прилавках колбаса из человеческих кишок», обсыпанная луком мертвая голова, туловище «на крюке висит», и всем этим торгуют демоны, «люди с собачьими глазами» [6, с. 81, 82]. Итак, «В кумире дьявол обнаружился.», он уничтожает обманутых грезами о храме: «И слышу: дети в рваных лапотках / Хрустят у Дьявола в зубах» [3, с. 136].
1923 год - переломный в жизни Ганина. Он стал участником известного «Дела четырех поэтов», получившего резонанс в общественной жизни и в литературе (мы имеем в виду и эпиграммы на поэтов, и эпизод в ресторане из первой редакции «Мастера и Маргариты» М. Булгакова). В 1924 г. Ганина арестовали, были изъяты его антисоветские тезисы «Мир и свободный труд народам», в которых очевидны мотивные совпадения со «Страной негодяев» (1923) Есенина. Есенину
Революция в поэтическом восприятии А. Ганина
231
же он предлагал после переворота возглавить министерство народного просвещения. Ганин писал об авантюристах от революции, о РКП - воинствующей секте, о терроре в деревнях, произволе Ревтрибунала, псевдонаучности марксизма, гибели России как христианского государства, а также гибели христианско-европейского Запада и Америки. Стилистически тезисы близки эмигрантской публицистике (Ганин, предлагая вступить в организацию П. Карпову, сказал ему и о больших деньгах из-за границы). Он был расстрелян во внутренней тюрьме ВЧК 30 марта 1925 г. По-видимому, арест не был для него неожиданным. О.Н. Вышеславцева, тайная монахиня Мария, вдова известного и в Серебряном веке, и в советские годы художника Н.Н. Вышеславцева, рассказывала мне, как накануне он пришел к ней домой и сказал: «Ну, охота за мной хорошая идет, други. Пожалуй, что мы не увидимся больше». Было арестовано тринадцать человек, группу следователи квалифицировали как «Орден русских фашистов». Ганина определили главой заговора.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Андрей Белый и Иванов-Разумник. Переписка / публ., вступ. ст., коммент. А. В. Лаврова, Дж. Мальмстада. СПб. : Atheneum : Феникс, 1998. 736 с.
[2] Иванов-Разумник. Писательские судьбы //
Иванов-Разумник. Писательские судьбы.
Тюрьмы и ссылки / вступ. ст., сост. В. Г. Белоуса. М. : НЛО, 2000. 544 с.
[3] Ганин А. Стихотворения. Поэмы. Роман / сост., предисл., коммент. С. Ю. Куняева, С. С. Куняе-ва. Архангельск : Северо-Западное изд-во, 1991. 218.
[4] Ширяевец А. Песни волжского соловья // Избр. / предисл. С. И. Субботина, вступ. ст. Е. Г. Кой-новой. Тольятти : Фонд «Духовное наследие», 2007. 276 с.
[5] Клюев Н. Сердце Единорога / предисл. Н. Н. Скатова, вступ. ст. А. И. Михайлова, сост. и примеч. В. П. Гарнина. СПб. : РХГИ, 1999. 1072 с.
[6] Клюев Н. Словесное древо / вступ. ст. А. И. Михайлова, сост. и примеч. В. П. Гарни-на. М. : Росток, 2003. 688 с.
