Главная Наука Общество Оборона Блог Научное издание Контакты Наши авторы Энциклопедия
2013-1(1) 2014-1(2) 2017-3(12) 2017-4(13) 2014-2(3) 2015-1(4) 2015-2(5) 2016-1(6) 2016-2(7) 2016-3(8) 2016-4(9) 2017-1(10) 2017-2(11) 2018-1(14)
Kimsa ОБЩЕСТВО OEÜPOHA noo-jouma!. НАУКА. ОБЩЕСТВО. ОБОРОНА
f йВ
Наука. Общество. Оборона (noo-journal.ru). - 2016. - № 1 (6)
Популярное
Россия на пути
укрепления
государственности
Симфония Русской идеи
Трамп и США - главный противник России
Без знания прошлого нет будущего
Военно-историческая наука действительно в упадке
Патриотические сводки от Владимира Кикнадзе
Рубрики
Противодействие фальсификациям отечественной истории
Куренышев А.А.,
доктор исторических наук, профессор
Kurenyshev A.A., Doctor of Historical Sciences, Professor
«Революционный террор» и власть в России (конец XIX - начало XX века)
"Revolutionary terror" and authority in the Russia (end of XIX - early XX century)
Аннотация. Статья посвящена рассмотрению роли и значения террора в политической борьбе в Российской империи конца XIX - начала XX века.
Ключевые слова: политическая борьба, террор, провокация, Россия, история.
Summury. The article considers the role and importance of the terror in the political struggle in the Russian Empire in the late XIX - beginning XX centuries. Keywords: political struggle, terror, provocation, Russia, history.
Многие революционеры, политики, а вслед за ними историки, обратили внимание на некоторые, мягко говоря, странности, сопровождавшие осуществление таких громких террористических актов, как убийство императора Александра II, взрыв на Фонтанке, унесший жизнь министра внутренних дел В.К. Плеве, взрыв почти в Кремле, разорвавший Великого князя Сергея Александровича, гибель от руки агента полиции на глазах у сотен людей, включая монаршую чету главы правительства П.А. Столыпина.
Одним из первых обратил внимание на «чудеса», творимые Боевой организацией (БО) партии социалистов революционеров, один из ее членов М.М. Мельников [1]. В своих записках он намекает на прямую связь руководства БО, как к тому времени уже разоблаченного Е.Ф. Азефа, так и умершего героем Г.И. Гершуни, с полицией и, в частности, с С.В. Зубатовым.
Большинство революционеров и историков, занимавшихся историей террора, проходили мимо записок Мельникова и игнорировали вопиющие странности, сопровождавшие многие громкие покушения на жизнь представителей власти. Пожалуй, один только Р.А. Городецкий использовал в своей монографии мемуары Мельникова, но и он не решился сделать кардинальные выводы и обобщения. Ни А. Гейфман [4], ни Л. Прайсман [14], посвятившие свои исследования этой же проблематике, не озадачились самыми важными в связи с террором вопросами. А к ним можно отнести следующие: зачем вообще была создана неонародническая партия, стремившаяся уподобиться «Народной Воле» 1870-х; кем и чем мотивировался выбор объектов терактов, в каком направлении развивалось сыскное дело в России, какое место в деятельности полицейских органов играла провокация.
Исследователи словно забыли о существовании такого явления как «нечаевщина». Трактовка деятельности этого великого мистификатора от революции была, на наш взгляд, слишком поверхностной и не увязывалась с тенденциями развития теории и практики освободительного движения в России, с одной стороны и развития политического сыска, с другой [15]. В предисловии к книге Лурье можно прочесть такую характеристику С.Г. Нечаева. «Безусловно, молодой человек, проживший всего тридцать пять лет, из них почти десять проведший в одиночке Алексеевского равелина Петропавловской крепости, — отрицательный герой. Но он — знаковая фигура российской истории. Его идеи оказали огромное влияние на умы революционно настроенной молодежи. Активно действуя за границей, связываясь с Бакуниным, Огаревым и получая материальные средства на революционную деятельность, он на какое-то время ввел в заблуждение относительно масштабов своей личности и размаха «освободительного» движения в России даже прозорливого Герцена. Материалы Нечаевской истории послужили Ф. М. Достоевскому основой для романа «Бесы», в котором гениальный писатель предупреждал об огромной опасности появления людей, подобных Сергею Нечаеву [15, с. 5].
Но о том, что Нечаев был автором совершенно новой системы борьбы с правительством в книге не говорится ни слова! Справедливости ради следует отметить, что у Ф.М. Лурье
Кадры и наука ОПК России
Миграционные и демографические риски
Олимпиада по военной истории
Наши партнеры
'liiail'Htitmitniiil
ЖУРНАЛ
"НА СТРАЖЕ РОДИНЫ"
В
126 59 3 55 t
имеется еще одна книга, тематика которой напрямую связана с предметом настоящей статьи [11]. В книге, посвященной истории сыска в России, ее автор П.А. Кошель пишет: «Вторая половина XIX века - это начало терроризма в России. Членам нелегальной организации «Народная воля» удалось совершить несколько покушений. Правительство посчитало, что III Отделение не справляется со своими обязанностями, и в 1880 году его упразднили. Общее руководство жандармским корпусом возлагалось на министра внутренних дел. В системе министерства стал работать Департамент полиции, при котором был создан Особый отдел для борьбы с политическими преступлениями.
Кроме того, с 1880 года в Петербурге и Москве стали действовать отделения по охране порядка и общественной безопасности (охранные отделения). У них уже имелась специальная секретная агентура.
В начале XX века сеть охранных отделений создаётся по всей стране. Вот в них-то, на наш взгляд, и созревали планы, как псевдо терактов, так и реальных убийств тех политических деятелей, которые, по мнению организаторов провокационной деятельности и их политических опекунов, мешали «прогрессу» или, напротив, слишком его жаждали...
«С конца XIX века до 1917 года в России существовал фактор, игравший заметную роль в русской государственности, а именно: борьба правительства с различными оппозиционными и революционными партиями и группами». Эту фразу можно расшифровать и интерпретировать по-разному. Исходя из традиционной концепции, и мы даже сказали бы, схемы отражения революционной борьбы в отечественной и основном массиве зарубежной историографии, вывод Кошеля можно свести к признанию огромной роли освободительного движения в жизни России, его влияния на политику властей как такового. Иными словами: есть революционная борьба с властью, которая каким-то образом заставляет власть предержащих менять свои планы и замыслы в отношении перспектив развития страны [8. Т. 1. С.53]
Как писал в своей брошюре, посвященной террору, Н. Морозов: "террористическая борьба именно и представляет то удобство, что она действует неожиданно и изыскивает способы и пути там, где этого никто и не предполагает. Все, что она требует для себя - это незначительных личных сил и больших материальных средств. Она представляет совершенно новый прием борьбы. /.../ Она одна способна сделать целый перелом в истории революционной борьбы. /.../ Цари и деспоты, угнетающие народ, уже не могут жить спокойно в своих раззолоченных палатах. /... / Нет сомнения, что косвенным продуктом террористической борьбы в России до ее окончания будет, между прочим, и конституция. Уверившись в негодности полиции и жандармов при новой форме революционной борьбы, правительство попробует привлечь к себе сторонников из классов, заинтересованных в поддержке существующего экономического строя. Наступит время императорского парламента, при котором под покровом общественной воли будет практиковаться такое же бесцеремонное насилие, как в настоящее время в Германии. Правительство будет иметь несколько более сторонников, но уничтожит ли это возможность бороться по-прежнему? Нетрудно увидать, что - нет. /.../ Идея террористической борьбы, где небольшая горсть людей является выразительницей борьбы целого народа и торжествует над миллионами врагов, /... / раз выясненная людям и доказанная на практике, не может уже заглохнуть. Системой последовательного террора, неумолимо карающего правительство за каждое насилие над свободой, она [террористическая партия] должна добиться окончательной его дезорганизации, деморализации и ослабления. /... / она /... / сделает свой способ борьбы традиционным и уничтожит самую возможность деспотизма в будущем. /... / мы твердо уверены, что террористическое движение обойдет все лежащие на его пути препятствия и торжеством своего дела докажет всем противникам, что оно вполне удовлетворяет условиям современной действительности, выдвигающим на первый план такого рода борьбу".
«Итак - террор без конца и без края, - отмечает современный исследователь В.А. Брюханов [6. С. 168].
Этот же автор, один из немногих современных историков, кто попытался вписать так называемый «революционный террор» в контекст широкомасштабной политической борьбы, происходившей в России в некоторые периоды ее развития необыкновенно интенсивно. К таким периодам, несомненно, относятся кризисные, переломные моменты, которые в историографии было принято определять как «революционные», «время реформ» и т.п. Противоборствующие стороны, даже, казалось бы, совершенно далекие в своей идеологии и практике от насильственных методов ведения борьбы, в эти времена частенько прибегали к помощи террора. К сожалению, за традиционной схемой описания социальных конфликтов, использующей шаблонные, стереотипные определения типа: революционеры-контрреволюционеры, либералы-социалисты, государственная (чаще всего реакционная) власть - либеральная общественность или революционное движение и т.п., нелегко было разглядеть истинную суть происходившего, разворачивающейся в условиях застывшего в своей неподвижности социального строя, механизмов его раскачивания, его медленной трансформации путем таких сильно действующих средств, как террор или угроза его применения.
В связи со сказанным нелишне будет напомнить о том, что «истинно революционной» частью
1712315176774
борцов с самодержавием считалась исключительно вооруженная борьба. Достаточно вспомнить то, что писал о роли и значении вооруженного восстания В.И. Ленин в ходе революций 1905-1907 и 1917 годов [9]. Большинство же иных форм и методов политической борьбы ленинизм относил к оппортунистическим, не эффективным и т.д. Терроризм, как известно, характеризовался марксистами, как оружие, применявшееся исключительно мелкобуржуазными революционерами, ввиду их неспособности организовать и повести за собой массы, из-за непонимания роли пролетариата, как гегемона революции. Факты экспроприаций и вооруженных налетов, а то и просто убийств по политическим мотивам, осуществлявшихся марксистами из РСДРП или Бунда, вообще замалчивались. Всякие электоральные экзерсисы вплоть до 1905 г. напрочь отвергались «истинными революционерами» в качестве методов борьбы за власть. Да ив 1905 году реакция на избирательные мероприятия царизма со стороны наиболее радикальных участников освободительного движения, была резко отрицательной: бойкот и продолжение решительного натиска на власть с целью полной ликвидации самодержавия и замены его демократической республикой или даже диктатурой пролетариата в соответствии с теорией перманентной революции Парвуса-Троцкого или революционной диктатурой пролетариата и крестьянства (В.И. Ленин).
Даже эсеры, в 1905 и в 1906 годах принимали решение о прекращении террора на время работы Первой Государственной думы. Но это решение не поддержали многие сторонники террора. Оно принималось под влиянием довольно сомнительных с точки зрения их революционной идейности людей - того же Азефа и его правой руки по БО Б.В. Савинкова. До многих рядовых боевиков либо не дошло это решение руководства партии, либо они его проигнорировали. Тем не менее, в книге Р.А. Городницкого можно прочесть: «ЦК ПСР в подавляющем большинстве выступил за прекращение террора» [7. С. 104].
Вместо БО был учрежден военно-боевой комитет, который главной своей целью должен был поставить подготовку возможного общего вооруженного восстания с участием военных сил. Все террористические дела ЦК ПСР рассматривал только как привходящий элемент, который должен быть выдвинут, когда это будет необходимо» [7. С. 104-105]. БО, однако, скоро была восстановлена, поскольку правительство встало на путь реакции и опять стало «необходимо справиться с некоторыми особенно зловредными лицами, как Дурново и некоторые другие... » [1. Ф. 1699 Оп. 1. Д. 123. Л. 20.]
Немногими страницами ниже Городницкий довольно туманно намекает на то, что в России в то время существовало некое тайное правительство, включавшее в себя С.Ю. Витте, графа А.П. Игнатьева и некоторых других и его, по мысли влиятельного эсера Зензинова, необходимо было уничтожить. Самое интересное в этом деле то, что гласный Тверского губернского земства граф Алексей Павлович Игнатьев был действительно убит 9 декабря 1906 г. в буфете (!) Дворянского собрания эсеровским боевиком Сергеем Ильинским! Сергей Ильинский выходец из богатой семьи был дважды приговорен к смертной казни (второй раз за побег, сопровождавшийся убийством надзирателя), дважды помилован и, в конце концов, повесившийся в тюрьме. Спрашивается, зачем нужно было убивать провинциального дворянина, пусть и члена Государственного совета и генерала от кавалерии?
"Отец Алексея Павловича был крупным царским сановником и занимал в разные годы посты петербургского генерал-губернатора и председателя Комитета министров. 12 декабря 1877 года за заслуги перед отечеством он был возведен с нисходящим потомством в графское достоинство" [3]. Обращает на себя внимание та легкость, с которой террорист проник в помещение закрытого для посторонних сословного учреждения. А ведь уже шла революция, уже правительство возглавил вскоре убитый очень схожим образом, П.А. Столыпин...
Странным в связи с этим выглядит заявление Зензинова, сделанное им Следственной комиссии партии эсеров и процитированное Городницким: «Сам Зензинов получил со стороны Азефа предложение участвовать в плане против А.П. Игнатьева. Но впоследствии, все расстроилось, и ничто из намеченного не было исполнено» [7. С. 107]. Спрашивается: что расстроилось, планы ликвидации определенной группы политических деятелей? Или конкретное покушение на А.П. Игнатьева? В последнем случае Зензинов явно лжет. Убийство графа состоялось. Расстроится могло что-то другое.
Сам Зензинов вышел из БО в мае 1906 г., видимо, посчитав свою миссию невыполнимой или ненужной в связи с какими-то новыми обстоятельствами. Один из крупнейших современных военных историков В.А. Авдеев отмечает в своей монографии, посвященной деятельности в качестве военного разведчика младшего сына А.П. Игнатьева: «Граф А.П. Игнатьев-старший был противником созыва Государственной думы и сторонником усиления полицейских репрессий в связи с подъемом революционного движения в России. В то же время он не считал для себя невозможным, прибегнув к военной силе, потребовать от императора проведения «реформ». Весьма вероятно, что именно это обстоятельство послужило причиной террористического акта против него, осуществленного при явном попустительстве царской охранки" [2. С.98].
«В годы Первой русской революции 1905 года Алексей Павлович Игнатьев назначается председателем особых совещаний по охране государственного порядка и по вопросам
вероисповедания. Он был членом кружка высокопоставленных лиц, называвшегося в прессе «Звездной палатой» и имевшего большое влияние на императора Николая II [2. С.95].
Современные исследования, однако, доказывают, что если тайное, помимо Николая II и его кабинета, а затем Совета министров, правительство и существовало, то составляли его совсем другие люди. В.А. Брюханов отмечает, с самого начала царствования последнего российского императора, на него огромное влияние оказывали Великий князь Сергей Александрович и, особенно, его жена, старшая сестра императрицы Александры Федоровны Елизавета [4. С.206].
Нужно ли в таких условиях было убийство императора? В самом конце своих заметок М.М. Мельников задается вопросом: мог ли С.В. Зубатов, используя БО, которую он сам и организовал, совершить убийство Николая II. Мельников отвечает на этот вопрос отрицательно. Мотив отказа от «центрального теракта» Зубатова может многих удивить. Зубатов считал, что мягкий Николай - вполне подходящая фигура для реализации определенных планов реформирования страны, а его убийство и приход к власти более жесткого и мудрого правителя, может этим замыслам помешать. Вспоминая свои разговоры с Г. Гершуни и размышляя о роли в событиях конца XIX - начала XX вв. Зубатова и Азефа, Мельников пишет: «Думаю так, что Зубатов мог допускать, в крайнем случае, цареубийство (!!! А.К), хотя в его глазах (планах) возможно Николай был самым удобным царем для России. (... слова Гершуни могу я сейчас точно припомнить. Сказал он их, когда мы говорили о нежелательности покушений на Николая [в то время]..., когда..., когда намечается народное представительство, значит в верхах торжествует либерализм - самым удобным, потому что он слабоволен и глуп, его можно провести за нос и в руки взять... - Да при более энергичном царе сели бы [он] ... конституции не дал, а это возможно, - Зубатов сделал покушения на таких же всемогущих [деятелей] как и на Николая. А я думаю, что такие люди, как Зубатов могли бы поступаться принципами... только для конституции (подчеркнуто в документе А.К.) Повторю, что сказал мне тогда в Москве Зубатов ... Но это Зубатов, зубатовцы не хотят никакой конституции... они хотят совершенно определенно власти охранки. И вопрос о том мог ли Азеф допустить цареубийство сводился к другому вопросу: к чему больше тяготел А-ф - к Зубатову или зубатовской шайке? Вначале его деятельности было, безусловно, первое, но где гарантии, чтобы под самый конец он не повернул бы к охранке?» [ Ф. 1.1699. Оп. 1. Д. 85. Л.Л.70,70 об.]
Покушения на царей и некоторых высокопоставленных деятелей или угроза таковых оказывали, тем не менее, существенное влияние на внешнюю и внутреннюю политику государств, внося, порой, такие новые элементы, которые самым крутым образом меняли судьбы стран и народов. В подтверждение данного тезиса приведем одну цитату из книги Л. Меньщикова. «Теперь можно считать почти установленным тот факт, что наглая провокация Рачковского и с Гекельманом, предоставившая случай французскому министру внутренних дел Констану оказать ценную услугу русскому политическому сыску, заставила твердокаменного монарха изменить свое отношение к республиканской Франции. Таким образом, на почве провокаторских махинаций создалась благоприятная почва для заключения франко-русского альянса. А союз этот втянул Россию в международную бойню, и не подлежит сомнению, что «Великая война» сократила на целые десятилетия бренное существование российского самодержавия» [13. Т.4. С. 93].
Таким образом, бомбы, заряженные провокатором Ландезеном для Александра III, взорвали трон для его незадачливого заместителя. Воистину: нет худа без добра!» [13. С. 93-94]. Имя Леонида Петровича Меньщикова стало известно общественности в конце 1990-х гг., кода в печати появились материалы с разоблачением системы царского политического сыска и его тайных агентов. Меньщиков спросил Бурцева, знает ли тот, кто такой Гартинг? Бурцев ответил отрицательно. Тогда Меньщиков сказал ему: «Это ваш старый приятель Геккельман-Ландезен» [8. Т.1. С.76].
А.М. Гартинг, ученик Рачковского, в 1905-1909 гг. возглавлял заграничную агентуру Департамента полиции, сотрудничество с которым он начал еще в 1885 г., будучи студентом Петербургского университета. Именно Гартинг оказался тем самым Ландезеном, который спровоцировал Бурцева и его товарищей в 1890 г., когда под руководством Рачковского организовал лабораторию по производству бомб в Париже. Ландезен скрылся тогда в Бельгии и был приговорен французским судом заочно к 5 годам тюремного заключения. Однако срок этот он не отбыл, вернувшись в Париж чиновником русского Министерства иностранных дел и завязав близкое знакомство с министром внутренних дел Франции Констаном.
Сенсационное разоблачение Гартинга в бурцевском «Общем деле», по словам А.П. Кознова, вызвало громкий скандал во французском парламенте. В ответ на запрос депутата-социалиста Жана Жореса премьер-министр Клемансо вынужден был официально заявить, что отныне деятельность иностранных спецслужб на территории Франции запрещается. Гартинг был вынужден покинуть Париж, однако деятельность русской заграничной агентуры там приостановлена не была. Надо сказать, что отношения между двумя «охотниками за провокаторами» - Меньщиковым и Бурцевым складывались очень непросто. Они были одновременно и союзниками, и конкурентами, каждый из которых имел собственные источники информации и претендовал на первенство в деле разоблачения предателей революции.
Наступившая после революции 1905-1907 гг. реакция, сопровождавшаяся усилением деятельности политической полиции и ростом числа провокаторов, вызвала закономерное противодействие в виде поиска и выявления предателей в революционной среде, что принесло свои плоды. В 1908 г. В.Л. Бурцевым был разоблачен Е.Ф. Азеф - глава Боевой организации партии эсеров, много лет являвшийся также платным агентом Департамента полиции. В 1909 г. последовало разоблачение руководителя заграничной агентуры этого департамента A.M. Гартинга, а затем А.Е. Серебряковой, З.Ф. Гернгросс-Жученко и других крупнейших провокаторов. Зарубежная общественность внимательно наблюдала за развивающейся интригой, в то время как в России с интересом и трепетом ожидали новых сенсаций.
За всем этим стоял Л.П. Меньщиков. Выйдя в 1907 г. в отставку с высокого поста в Департаменте полиции, он начал с громких публикаций в парижских газетах сначала через В.Л. Бурцева, а потом самостоятельно под псевдонимом «Иванов». В дальнейшем Меньщиков уже выступал под собственным именем в качестве историка политического сыска в России. В 1914 г. выходит его книга «Минувшее», раскрывающая тайны заграничной агентуры Департамента полиции, а в 1925-1932 гг. в Советском Союзе публикуется его 4-томник «Охрана и революция...», на долгие годы ставший единственным крупным трудом по этой проблеме.
Неординарная судьба Меньщикова сразу вызвала большой общественный интерес. Многие воспринимали его как своего рода «Азефа наизнанку». «Что же такое Леонид Меньщиков?» -спрашивала в 1910 г. парижская газета «Le Journal», и сама же находила ответ: «Другой Азев, но Азев в обратном смысле. Это не полицейский, разыгрывающий революционера, а убежденный революционер, предающий полицию, хотя носит ее мундир». По сведениям, переданным в Департамент полиции А.А. Красильниковым, в первую очередь в начале октября 1910 г., Меньщиков встретился с руководством Партии социалистов-революционеров. В ходе переговоров со С.Н. Слетовым, Б.В. Савинковым и В.М. Черновым он даже якобы «выражал желание вступить в партию эсеров и оказать ей большую материальную помощь. Он старался доказать им, что всегда любил эту партию, что он сам убежденный эсер и террорист» [8. C.78]. Симпатию Меньщикова к социалистам-революционерам отмечает и Л.Г. Дейч: по его словам, тот «являлся скорее левым кадетом и, видимо, льнул к эсерам» [8. Т.1. С. 79].
Меньщиков предложил ПСР свои услуги по разоблачению примерно 2 тыс. провокаторов, которые были ему известны [13. C.80]. Меньщикову принадлежала также идея создания межпартийной комиссии по борьбе с провокацией. Он предложил эсерам выступить с инициативой ее организации [13. C.81]. Впрочем, эсеры встретили Меньщикова с недоверием и использовали его только в качестве источника информации. Л.П. Менщиков разоблачил и одну из самых известных провокаторш (провокатрисс), А.Е. Серебрякову (мамочку), о которой, кстати говоря, упоминает Е.Ф. Жупикова в своей книге о Е.П. Дурново (Эфрон).
Были ли разоблачения Меньщикова, Бакая и Бурцева, частью, сложной политической интриги? Этот вопрос еще ждет ответа. Провокаторства и его разоблачения в то время, когда фактически решалась судьба императорской власти, было предостаточно. Несомненно, одно: сама власть создала подобного рода систему управления.
Ярким свидетельством неэффективности, вредности и опасности для самой власти подобного рода "регулирования социально-политических вопросов в стране" явилось убийство П.А. Столыпина, одного из немногих «эффективных менеджеров». Столыпин фактически пал жертвой своеобразного «взаимодействия» революционной среды с «охранительными», полицейско-государственными органами.
Парадокс ситуации заключался в том, что Столыпин при всей своей популяризированной определенными современными политическими кругами и обслуживающими их историками и публицистами, открытости, принципиальности, честности оставался решительным сторонником полицейско-провокационной системы управления страной. Не побоявшись придти в Государственную Думу на слушания по «Делу Азефа» и выступить перед депутатами, он заявил, что Азеф был хорошим сотрудником полиции, а известными террористическими актами (убийство Плеве и Великого князя Сергея Александровича) руководили, дескать, другие! Такая противоречившая всей известной на тот момент информации трактовка роли Азефа, вызвала смех «левых» депутатов и недоумение проправительственной партии.
Несколькими годами ранее сложился своеобразный тандем, а точнее даже, триумвират, который составили П.А. Столыыпин, начальник Петербургского охранного отделения А.В. Герасимов и... Евно Азеф. Перехватив у П.А. Рачковского Азефа и поставив его в жесткие рамки исключительно работы в качестве полицейского осведомителя (отсюда, по видимому, и столыпинская трактовка роли Азефа в Думе), Герасимов смог предотвратить и террористические акты против своего патрона, и готовившееся цареубийство. Герасимову фактически удалось разгромить БО и почти покончить с революционным террором.
Но и Герасимов так или иначе использовал террор ради своей выгоды и выгоды Столыпина. Убийство Фон дер Лауница. Столыпин также должен был участвовать в освящении клиники,
открытой на Лопухинской улице Петербурга по инициативе родственника царя принца Ольденбургского. Убийца проник в охраняемый объект и в упор выстрелил в градоначальника. Сам принц принял участие в задержании злоумышленника. Принца, по видимому, убивать не планировали. Убийцу прикончил на месте адъютант Ольденбургского. Именно Азеф дал информацию о готовящемся покушении. Был ли Лауниц оповещен всерьез или информация носила двусмысленный характер - сказать трудно. Известно, что Лауниц к сторонникам политики Столыпина не принадлежал, считая, что премьер ущемляет Николая II и слишком либерален Копал Лауниц и против Герасимова... Конечно, царю растолковали некоторые пикантные подробности и обстоятельства «чудесного» спасения Петра Аркадьевича и принца Одьденбургского.
Используя мнимую или реальную угрозы террора, Герасимов и Столыпин буквально манипулировали царем. Вот как описывал свой метод охраны жизни государя, позволявший контролировать его передвижения сам Герасимов. «Когда Дедюлин сообщал, что царь собирается ехать в Петербург, то мне нужно было только точнее выяснить, будет ли в этот день кто-нибудь из террористов в Петербурге? Переговорив с Азефом и выяснив это обстоятельство, я мог легко решить, может ли в этот день состоятся поездка царя или нет. Если в городе в этот день должен был быть какой-либо из террористов, то я обычно высказывался против поездки: сегодня нет, - говорил я по телефону в Царское село, - лучше завтра или послезавтра, - моему решению царь следовал без возражений. Когда же в воздухе не таилось никакой угрозы, я давал согласие на приезд царя, и никто из властей, кроме меня, об этом не бывал осведомлен. Я оповещал о поездке только председателя совета министров Столыпина» [6. С. 114-115].
Естественно, что при возможностях Герасимова всегда можно было сорвать царский визит в столицу и вообще контролировать все передвижения императора, да еще делать это так, что о манипуляциях никто из простых смертных не догадывался. Профессионалов вроде Спиридовича, Курлова, да и самого Дедюлина, обвести вокруг пальца было сложнее. Герасимов же ради сохранения своей системы и, соответственно, влияния, спокойно мог идти на разного рода должностные преступления вроде обеспечения побега из под стражи заведомого преступника Карповича и манипуляций с террористом Петровым.
«Сдача» Азефа Бурцеву, то есть на расправу ПСР тоже не была лишена некоторых странностей. Ударить по связке Герасимов-Столыпин с этой стороны было очень удобно. "Игра" А.А. Лопухина, по мнению ряда историков, фактически "сдавшего" Плеве и Сергея Александровича на заклание революционерам, при живом Азефе могла в любой момент раскрыться... По этой причине он и выдал эсерам Азефа, рассчитывая на мгновенную расправу. То что этой расправы не произошло свидетельствовало только о том, что кому-то в верхах был нужен живой Азеф...
Роковую роль в судьбе Столыпина, Герасимова, императора, да и всей России, как известно сыграл Г.Е. Распутин. О Распутине, распутинщине и всем, что было с этим связано, написано много книг. Роль «старца» была многократно преувеличена. Его «магическая сила» заключалась, скорее всего, в том, что он улавливал настроения царицы и транслировал их в своей форме. Эти «откровения» воспринимались как мистические предсказания и т.п. Но главное в этой истории, что касалось деятельности спецслужб и персонажах, о которых мы ведем речь, заключалось в том, что Столыпин при помощи Герасимова опять же пытался манипулировать императором, используя историю отношений двора и Распутина. Описание событий, сделанное Герасимовым, весьма напоминает описание операции под кодовым названием «старец». Разговоры Столыпина о том, что «Жизнь царской должна быть чиста, как хрусталь», - полны лицемерия и ханжества, а точнее говоря, Столыпин, повторим, пытался отыскать новый рычаг давления на царя.
Герасимов описывает первый разговор Столыпина с императором о Распутине. По словам генерала, император отрицал свое личное знакомство с Распутиным. Однако премьер, обманув царя и сославшись на якобы полученную от Герасимова информацию (чего на самом деле не было), заставил царя признать свое личное знакомство со старцем. «Ну, если генерал Герасимов так доложил, то я не буду оспаривать. Действительно, государыня уговорила меня встретиться с Распутиным, но я видел его всего два раза [6. С.163]. Далее царь принялся оправдываться, заявляя, что он и его жена имеют право на частную жизнь. Тут Столыпин прочитал ему мораль и провел урок политического ликбеза, заявив, что: «... повелитель России не может даже и в личной жизни делать то, что ему вздумается». [6. С. 163].
Налицо, как можно заметить, были и попытки учить царя политической мудрости, и, просто, навязывать свою волю человеку, не перестававшему, несмотря на события 1905-1907 гг. считать себя абсолютным повелителем всего и вся, в том числе и хозяином своей личной судьбы, жизни своей семьи и страны в целом. Никакие конституционные ограничения не могли повлиять на внутреннее состояние монарха. Окружение, включая императрицу, поддерживали в царе именно такое мироощущение.
Герасимов хотел сделать из эсера-террориста Петрова нового Азефа. Однако вскоре его отстранили от розыскной работы. Петров, посланный в Париж, был перевербован эсерами. Интрига, со всем этим связанная, привела к убийству преемника Герасимова полковника
Карпова. Взрыв на Астраханской улице пытались повесить на Герасимова. Его обвиняли в попытке организовать уничтожение высших полицейских чинов - его соперников: Курлова, Виссарионова и Карпова. Сам Петров заявлял, что главной целью его операции, организованной эсерами, был именно А.В. Герасимов. Цель устранения Герасимова, тем не менее, была достигнута. Столыпин своей волей не дал хода делу по привлечению Герасимова к суду. «Я, - писал Герасимов, - догадывался, что против меня выдвинуто какое-то обвинение, но и не подозревал какое именно. Тем более верно Курлов и стоявшие за ним друзья-покровители Распутина достигли своей цели. Курлов и его ставленники стали безраздельными хозяевами во всем деле политического розыска». [6. С. 176]. Герасимов считал, что: «Они несут безраздельную ответственность за все то, что случилось в последние годы существования империи, и за ее гибель». [6. С. 176]
Герасимов, на наш взгляд, неправ, обвиняя Курлова и его приспешников в гибели императорской России. Курлов, Спиридович, Кулябко несут персональную ответственность за гибель Столыпина в 1911 году. Они несомненно выполняли «заказ» сторонников безоговорочного самодержавия, боявшихся усиления власти премьера Столыпина. Но сам Петр Аркадьевич, будучи еще и министром внутренних дел, не только не пытался изменить полицейско-провокационную систему управления, сложившуюся в России, но и использовал ее в своих интересах. Он в думской речи оправдал деятельность Азефа и ему подобных двойных агентов, при помощи которых происходило своеобразное регулирование политических взаимоотношений во властных структурах.
«Азефовщина» была ничем не лучше «распутинщины». Точнее говоря, обе эти системы были двумя сторонами одной и той же медали или монеты с изображением Николая II.
Столыпин пал жертвой той системы власти, которая включала и провокацию, и политические убийства, и непосредственное «сретение» власти, царя с народом, путем непосредственного общения с «божьим человеком» из народа. Когда В.Ф. Джунковский попытался очистить систему и от «распутинщины» и от остатков «азефовщины», запретив использование провокаторства в высших кругах революционных и оппозиционных партий, то именно новая попытка убрать Распутина, оказалась для нового товарища министра внутренних дел и командира корпуса жандармов, роковым. С людьми, ставившими на Распутина, Джунковскому справиться не удалось. Распутина пришлось убивать... Сделали это то ли русские патриоты, то ли агенты британских спецслужб.
«Террор стал кошмаром властей. Все крупнейшие представители власти, включая Николая II, премьер министров, министров внутренних дел, как говорил перед Чрезвычайной следственной комиссией временного правительства А.В. Герасимов, "всегда интересовались Боевой организацией и другими организациями террористов и не мелочились в оплате труда Е. Азефа и других осведомителей"», - пишет современный исследователь [10. С. 130].
Тот же автор отмечает удовлетворение, которое выражал С.Ю. Витте убийством Плеве. «Витте выразил свою позицию такой такой тирадой: ... "раз эта партия находит, что только убийством подобных лиц можно достигнуть государственного устройства, более соответствующего гуманным началам, то довольно естественно, что они убили Лауница"» [10. С.131].
Если иметь в виду то обстоятельство, что узнав о контактах С.В. Зубатова с Витте, Плеве распорядился немедленно отстранить от всех дел своего лучшего полицейского, отправить его в отставку и ссылку, реплика будущего премьера звучит более чем многозначительно и зловеще... «В самых высоких сферах находились люди, поставлявшие необходимую для совершения покушений информацию», - отмечает Леонов [10. С. 131].
Список литературы и источников
1. ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 85.
2. Авдеев В.А. Секретная миссия в Париже. Граф Игнатьев против немецкой разведки 1915-1917 гг. М., С.95.
3. Анисимов А. "Кавалергарда век недолог...". Граф Алексей Павлович Игнатьев // Киевский телеграфЪ. 2003.
4. Брюханов В.А. Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 года. М., 2007. С 168.
5. Гейфман А. В сетях террора М., 2002.
6. Герасимов А.В. На лезвии с террористами. М., 1991.
7. Городницкий Р.А. Боевая организация партии социалистов-революционеров в 1901 -1911 гг. М., 1998.
8. Кошель П.А. Экспедиция тайн и сенсаций - история сыска в России. М., 1996. Т. 1. С.53.
9. Ленин о вооруженном восстании. В справочном томе к полному собранию сочинений Ленина раздел «вооруженное восстание» занимает несколько страниц с 83 по 86.
10. Леонов М.И. Партия социалистов-революционеров в 1905-1907 гг. М., 1997.
11. Лурье Ф.М. Полицейские и провокаторы. Политический сыск в России. 1649-1917. М., 2006.
12. Лурье Ф.М. Нечаев. М. ЖЗЛ. 2001.
13. Менщиков Л.П. Охрана и революция (к истории частных политических организаций существовавших во времена самодержавия). В 4-х т; М., 1925—1932. Т. 4. С. 93.
14. Прайсман Л.Г. Террористы и революционеры, охранники и провокаторы. М., 2001.
Наука. Общество. Оборона (noo-journal.ru). - 2016. - № 1 (6)
О компании | Защита данных | Карта сайта
© 2013 Наука. Общество. Оборона © 2013-2017 Кикнадзе В.Г., авторы материалов. Сайт является средством массовой информации. 12+ Полное или частичное воспроизведение материалов сайта без ссылки /гиперссылки и упоминания имени автора запрещено и является нарушением российского и международного законодательства. All rights reserved