CC BY
308
10. Эллис. Иммортели. Вып. I. Ш. Бодлэръ. М.: Арнольдо-Третьяковское училище глухонемых, 1904.
11. Бодлер Шарль. Цветы зла / пер. с франц. Адриана Ламбле. М.: Водолей, 2012.
12. Бодлер Шарль. Об искусстве / вступ. ст. В. Левика; послесл. В. Мильчиной. М., 1986.
References
1. Bodler, Sharl'. Tsvety zla (perevod Ellisa) [Flowers of Evil (translation by Ellis)], Saint-Petersburg: Azbuka-klassika, 2013.
2. Bodler, SharP. Tsvety zla [Flowers of Evil], Moscow: Nauka, 1970.
3. Balashov, H.I. Obosnovanie teksta [Text explanation], Bodler, Sh. Tsvety zla [Flowers of Evil], Moscow: Nauka, 1970.
4. Sellier, Ph. Port-Royaletlalitterature. Paris, 1999.
5. Baudelaire, S. Oeuvres completes. Paris: Seuil, 1968.
6. Sartre, J.-P Baudelaire. Paris, 1977.
7.StikhotvoreniyaBodlera [Baudelaire's poems], Moscow: Izdanie Petrovskoy biblioteki, 1895.
8. Bodeler, Sharl'. Tsvety zla (perevod A.A. Panova) [Flowers of Evil (translated by A.A. Panova)], Saint-Petersburg: Izdanie FI. Bulgakova, 1907.
9. Bodler, Sharl'. Tsvety zla (perevod Ellisa) [Flowers of Evil (translation by Ellis)], Moscow, 1908.
10. Ellis. Immorteli. Vyp. I. Sh. Bodler»[Immorteli. Is. I Ch. Baudelaire], Moscow: Arnol'do-Tret'yakovskoe uchilishche glukhonemykh, 1904.
11. Bodler, Sharl. Tsvety zla (perevod Adriana Lamble) [Flowers of Evil (translated by Adrian Lamble], Moscow: Vodoley, 2012.
12. Bodler Sharl. Ob iskusstve [About art], Moscow, 1986.
УДК 82(44:47) ББК 83.3(4Фра:2Рос)
РЕЦЕПЦИЯ ТВОРЧЕСТВА Ш. БОДЛЕРА В РУССКОМ СИМВОЛИЗМЕ
Е.Г. ФОНОВА
Калининградский институт управления Литовский вал, 38, Литер А1, г. Калининград, 236016, Российская Федерация E-mail: eugeniefonova@gmail.com
Рассматривается восприятие Ш. Бодлера русскими символистами. Анализируется отражение идей французского поэта в манифестах русских символистов, а также в символистской критике и публицистике. Дан анализ переводов поэтов-символистов. Исследуется переосмысление художественных принципов и образной системы Бодлера непосредственно в творчестве символистов. Отмечается, что бодлеровское наследие довольно активно и разносторонне осваивалось поэтами-символистами, которые, создавая теоретическую базу символизма, основывались на идее соответствий Бодлера, воспринимая его в качестве предшественника. Определяются характер и особенности переводов, ставших частью собственного творчества многих русских символистов, включавших бодлеровс-кие тексты в собственные книги стихов и в собственную поэтическую систему. Обращается внимание на то, что влияние Бодлера, в различной степени проявляясь в произведени-
ях поэтов-символистов, характерно в основном для раннего их творчества. Обозначены основные темы, характерные для творчества символистов, среди них: тема богоотступничества и богооставленности, непонятости поэта, тема женщины-демона, мотив путешествия, тема города. В заключение формулируется положение о том, что для французских символистов Бодлер был близким современником и непосредственным предтечей этого литературного течения, представители которого довольно быстро перевели автора «Цветов зла» из отверженного маргинала в классики. Отмечается, что русские представители этого направления в искусстве восприняли Бодлера через опыт французских собратьев по перу, считая его главой школы и мэтром символизма.
Ключевые слова: рецепция Бодлера, символизм, теория соответствий, синестезия, творчество русских символистов, манифесты русских символистов, переводы Бодлера поэтами-символистами.
RECEPTION OF CHARLES BAUDELAIRE'S WORKS IN RUSSIAN SYMBOLISM
Е.а FONOVA Kaliningrad Institute of Management 38/А1, Litovskij val, Kaliningrad, 236016, Russian Federation E-mail: eugeniefonova@gmail.com
The article considers the reception of Ch. Baudelaire by Russian symbolists. It analyzes the reflection of the French poet's ideas in the manifestoes of Russian symbolists and in the symbolist critique and essays. It is exposed the translations of poets-symbolists. It is investigated the interpretation of Baudelaire's art principles and figurative system in the symbolists' creative works. It is shown that Baudelaire's heritage was actively and widely assimilated by Russian symbolists. Creating the theoretical basis of symbolism, they relied on the theory of correspondences of Baudelaire; they considered him as their precursor. It reveals that when the majority of Russian symbolists translated French poet they believed these translations the part of their own creation, they gave to the Baudelaire's texts their distinguishing poetical features; they put them to their own books of collected poems. Particular attention is paid to the fact that the Baudelaire's influence was represented in the works of poets-symbolists in different ways and in various degrees. As a rule, it was evident during the early period of the creative work of these poets. After that each of them found their own art manner and the themes close to their perception of reality. Russian symbolists were interested to a considerable degree in the subjects of apostasy and the abandonment by the God, in the subject of woman-demon, in the theme of voyage. The important principle took up by the Russian symbolists is the principle of modern life description with the theme of the city and the urbanism which is very close to it. In the conclusion the author suggests that for the French symbolists Baudelaire was the close contemporary and the direct precursor of this literary movement. They made quite fast the creator of «Flowers of Evil» from the outcast marginal to the honorable classic. Russian representatives of this literary school interpret Baudelaire through the experience of their French colleagues.They see him as a head of this literary school, as a founder of symbolism.
Key words: reception of Baudelaire, symbolism, theory of correspondences, synesthesia, works of Russian symbolists, manifestoes of Russian symbolists, translations of Baudelaire by symbolist poets.
Шарль Бодлер уже давно считается классиком французской литературы, но это признание было процессом непростым и довольно продолжительным. Начало признания автора «Цветов зла», несомненно, положили символисты, как во Франции, так и в других странах. Что касается России, то практически все
русские символисты так или иначе были подвержены влиянию французского коллеги, все они в большей или меньшей степени были знакомы с творчеством французского поэта. Значительную роль в этом сыграли статьи З. Венгеровой1, А. Урусова2, П. Бурже3 и др.
В 1891 г. «Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона» публикуется статья З.А. Венгеровой о Бодлере4, в 1892 г. в «Вестнике Европы» в статье «Поэты символисты во Франции»5 она дает подробный и благосклонный анализ новых течений во французской литературе. Вот что она пишет об авторе «Цветов зла»: Бодлер во многом был новатором в литературных и эстетических подходах. Его творчество «составляет поворотный пункт в истории французской поэзии...» [1, с. 416]. Она называет Бодлера строгим судьей жизни, который «презирает людей и силен в своем умении презирать их. Никто так ясно не видел зло и уродство жизни, никто не умел так извлекать на свет язву пошлости, как Бодлер» [1, с. 422]. Эти размышления заставили русских поэтов того времени пристальнее приглядеться к творчеству автора «Цветов зла».
Важную роль в знакомстве России с Бодлером сыграл князь А.И. Урусов, который вместе с Малларме в 1896 г. издал сборник «Le Tombeau de Charles Baudelaire»6. Статья Урусова «l'architecture secrète des «Fleurs du mal»» - одно из первых серьезных исследований «Цветов зла». К. Бальмонт писал: «Урусов один из главных распространителей в России поэзии Бодлера и один из первых, оказавших нравственную поддержку представителям этого течения в поэзии, которое получило от толпы осудительное название - декадентства» [2, с. 102].
Произведения Бодлера во многом стали отправной точкой в формировании символистской эстетики в нашей стране, что выражалось в манифестах этого художественного течения («О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» Д. Мережковского (1893 г.), «Элементарные слова о символической поэзии» К. Бальмонта (1900 г.), «Критицизм и символизм» А. Белого (1904 г.), «Две стихии в современном символизме» Вяч. Иванова (1908 г.)).
Для представителей новой школы Бодлер, в первую очередь, создатель теории соответствий, которая стала основной для всех символистских учений в России. Критики-символисты отмечали важные для себя моменты стихотворения
1 Венгерова З. Жизнь Бодлэра // Венгерова З. Литературные характеристики. Кн. 3. СПб.: Издание Книжного склада, Книгоиздательства и Типо-Литографии А.Э. Винеке, 1910. С. 165-187; Венгерова З. Charles Baudelaire. Lettres, 1841-1866. Paris, 1906. Ed. «Mercure de France» // Вестник Европы. 1907. Кн. 11. С. 416-431 [1].
2 Ourousof A. Larchitecture secrète des «Fleurs du mal» // Le Tombeau de Charles Baudelaire. Ouvrage publiéavec la collaboration de Stéphan Mallarmé. Paris: Bibliothèque artistique et littétaire (Edition de la Société Anonyme «La Plume»), 1896. P. 4-37.
3 Бурже П. Шарль Бодлер // Бурже П. Очерки современной психологии. СПб.: Типографiя Н.А. Лебедева, 1888. С. 32.
4 Венгерова З. Бодлер // Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. Т. 7 СПб.: Типо-Литограф1я (И.А. Ефрона), 1891. С. 214-215.
5 Венгерова З. Поэты-символисты во Франции. Верлен, Малларме, Рембо, Мореас // Вестник Европы. 1892. Кн.9. № 10. С. 115-143.
6 Le Tombeau de Charles Baudelaire. Ouvrage publié avec la collaboration de Stéphan Mallarmé Paris: Bibliothèque artistique et littétaire(Edition de la SociétéAnonyme «La Plume»), 1896. 127 р.
«Correspondances» («Соответствия»): синестезия, соответствие чувственного впечатления переживанию, созвучие вещного мира миру духовной «сверхприроды».
Так, Вяч. Иванов называет «Соответствия» «основоположительным учением и как бы исповеданием веры новой поэтической школы» [3, с. 83]. Для него первая часть сонета является примером реалистического символизма. Он считает, что, развивая мысль Бальзака, изложенную в романах «Луи Ламберт» и «Серафит», Бодлер создал «мистическое исследование скрытой правды о вещах, откровение о вещах более вещных, чем самые вещи (res realiores), о воспринятом мистическим познанием бытии, более существенном, чем самая существенность» [3, с. 85]. Вторая же часть стихотворения, по мнению Иванова, иллюстрирует символизм идеалистический: здесь подчеркивается важность ассоциативных связей между воспоминанием и зрительным или звуковым восприятием: «Тайна вещи, res, почти забыта; зато пиршественная роскошь нашего все познающего и от всего вкушающего я царственно умножена» [3, с. 88].
Для Белого же важной с точки зрения теории символизма является мысль Бодлера о том, что весь мир - «лес, полный символов». Он развивает эту идею в статье «Критицизм и символизм». А в статье «Шарль Бодлер» (1909 г.) Белый называет Бодлера, наряду с Ницше, «патриархом символического течения» [4, с. 71].
Размышляя о природе символа у автора «Цветов зла», А. Белый отмечает, что «символ для Бодлера есть параллель между внешним и внутренним; образ есть модель переживания...» [4, с. 73], - мысль, лежащая в основе символической поэтики. Там же он пишет: «Бодлер выгравировал свое учение в форму; его произведения являют нам идеальное воплощение его учения о соответствиях: форма и содержание перекликаются в них» [4, с. 74]. А для Белого это одно из важнейших условий символизма. Credo художественного символизма, по Белому, - единство формы и содержания при их полном равноправии. В романтизме форма зависела от содержания, в классицизме и формализме - содержание от формы. С точки зрения Белого, символизм устраняет эту зависимость.
По мнению Белого, автор «Цветов зла» насыщает лирику редкими, полными, богатыми рифмами; ритм его, основываясь на классических вариантах, удивляет разнообразием модуляций, которые позднее повлекли за собой рождение свободного стиха. Одной из важнейших черт бодлеровского символизма Белый считает соответствие между содержанием образа и словесной инструментовкой, или, иными словами, звукописью, обилием аллитераций и ассонансов7.
Важным моментом для русских символистов стало, с одной стороны, осмысление прекрасного как чего-то необычного, а с другой - включение в его сферу безобразного, ужасного. Так, для Д. Мережковского значим тезис Э. По и Ш. Бодлера о том, что «прекрасное должно несколько удивлять, казаться неожиданным и редким» [5, с. 45]. В этом ему видится характерная черта «грядущей идеальной поэзии». Бальмонт же, отчасти вслед за Бодлером, включает в сферу прекрасного и «поэзию ужасного», видит эстетическую необходимость в том, чтобы, лирически переосмыслив, осветить «область отрицательного», даже безобразного.
7 См.: Белый А. Шарль Бодлэр: Символизм Бодлэра. Его стих. Бодлэр в русском переводе // Весы. 1909. № 6. С. 71-80 [4].
Критиками символизма отмечается расширение лирического пространства в произведениях Бодлера: описание пороков и грехов современного города со всеми его атрибутами (принцип modernité8). Так, И. Анненский, размышляя над тем, что такое поэзия, практически вторил Бодлеру, говоря, что сейчас она отражает, с одной стороны, «сумеречную красоту Данте», а с другой - «высокие фабричные трубы и туман, насыщенный копотью»9.
Что касается выбора текстов для перевода, то многие символисты переводили близкие им по духу стихотворения французского предтечи. Каждый из них как в собственных стихах, так и в переводных пытался донести до читателя свою эстетическую и жизненную позицию.
Несмотря на это, многие поэты-символисты, переводившие тексты Бодлера, говорили о невозможности адекватной передачи его поэзии на русский язык. Так, А. Белый писал, что перевод Бодлера нереален, или реален лишь в далеком будущем: «при невозможности соблюсти все особенности ритма, стиля, смысла и эпитетов Бодлера всякий перевод Бодлера будет неизбежно во многом напоминать пересказ» [4, с. 80].
Но не все были так категоричны. Так, в 1904 году в Петербурге под псевдонимом Ник. Т-о выходит книга И. Анненского «Тихие песни» с приложением сборника стихотворных переводов «Парнасцы и проклятые»10, включавшего шесть переводов из Бодлера: «Искупление», «Привидение», «Совы», «Погребение проклятого поэта», «Сплин» [IV] («Бывают дни - с землею точно спаян...»), «Слепые». Примечательно, что переводы текстов французских поэтов он помещает среди оригинальных стихов. Для него переводы являются частью собственного поэтического наследия. Стихотворения расположены в сборнике в том же порядке, в котором они следуют друг за другом в «Цветах зла». И. Анненский перевел также стихотворение «Старый колокол». Русский поэт выбрал для перевода чуть ли не самые пессимистические произведения Бодлера, характерные для него самого, в которых выступают и эксцентрические, и - часто - отталкивающие черты. Точность переводов из Бодлера у Анненского довольно относительная. Это скорее переложения, собственные стихотворения, вдохновленные Бодлером.
Интересны переводы В. Брюсова, который начал переводить французского поэта довольно рано. Уже в записных книжках 90-х годов, хранящихся в его архиве, есть не менее одиннадцати переводов из «Цветов зла», в том числе четыре варианта «Смерти любовников»11. В ранних переводах Брюсов делает акцент на «скандальных» чертах Бодлера, которые отражаются и в лирике поэта того времени. К переводам Бодлера Брюсов приступал также в октябре 1900 года и в начале работы над книгой «Французские лирики XIX века»12. Для этой антоло-
8 По Бодлеру, приоритет изображения современной жизни.
9 См.: Анненский И. Что такое поэзия? // Аполлон. 1911. № 6. С. 51 [6].
10 Ник. Т-о [Иннокентий Анненский] Тихие песни. С приложением сборника стихотворных переводов «Парнасцы и Проклятые». СПб.: Товарищество художественной печати, 1904. 134 с.
11 Эти переводы были изданы в книге: Wanner A. Baudelaire in Russia. Gainesville: University Press of Florida, 1996. P 199-208.
12 См.: Французские лирики XIX века / пер. в стихах и библиографические примечания В.Я. Брюсова. СПб.: Пантеон, 1909. См. также: Брюсов В. Полное собрание сочинений и переводов. Т. XXI: Французские лирики XIX века. СПб.: Сирин, 1913.
гии он переводит четыре стихотворения: «Красота», «Непокорный», «Вечерние сумерки», «Авель и Каин»13. Переводы стихотворений «Экзотический аромат» и «Привидение» были добавлены им в XXI том Полного собрания сочинений. Брюсов также перевел «Избранные утешительные максимы о любви», вышедшие в № 7 «Весов» за 1908 год, и стихотворения «Sed non satiata», «Веселый мертвец», «Глаза Берты», «Литании Сатане»14.
Для перевода Брюсов выбирает те стихотворения, в которых развиваются самые важные, на его взгляд, темы: богохульство, бунт. В его переводах явно восхищение эстетизацией зла. Например, в стихотворении «Вечерние сумерки» поэт разворачивает перед читателем зловещую экспозицию пороков города.
Для переводов Вяч. Иванова характерно выражение собственного эстетического кредо. Из Бодлера выбрано шесть стихотворений: «Маяки», «Цыганы», «Предсуществование», «Сплин» [IV] («Когда свинцовый свод давящим гнетом склепа...»), «Человек и море» и «Красота». Этот перевод был идеей (скорее даже заказом) Г Чулкова, бывшего в 1905 году секретарем журнала «Вопросы жизни». 21 февраля (6 марта) 1905 года Вяч. Иванов, находясь в Женеве, так отвечает на предложение Чулкова: «Мысль о переводах, особенно из Бодлера, которого люблю, - мне очень по душе»15. Эти шесть стихотворений были опубликованы в «Вопросах жизни» (1905, № 4-5), а позднее включены Ивановым в сборник «Cor Ardens», вышедший в Москве в издательстве «Скорпион» в 1911 году.
Интересен выбор бодлеровских стихотворений для перевода. Так, Иванов опускает «Соответствия», которые были для него ключевыми в символистской эстетике, но переводит стихотворение «Красота», являющееся, с его точки зрения, воплощением бодлеровского парнассизма. Неудивительно, что Иванов выбрал для перевода «Маяки», стихотворение, близкое ему как по стилю, так и по содержанию, стремился «создать музыкальный эквивалент подлинника». А стихотворение «Человек и море» можно назвать манифестом мистического символизма Иванова, модернистским переложением оригинала. Иванов ассимилирует бодлеровский текст в свою собственную эстетическую систему и теургические взгляды на искусство.
Для Д. Мережковского же объектами переводов становились только те произведения, которые он считал важными для своего собственного творчества. Так, в девятнадцать лет он публикует свой перевод двенадцати стихотворений в прозе Бодлера16, где указывает, что именно французскому поэту, а не Тургеневу, мы обязаны этим новым жанром, которому суждено великое будущее. Из «Цветов зла» известны четыре его перевода - «Альбатрос», «Приглашение к путе-
13 «Непокорный» и «Авель и Каин» впервые были опубликованы в газете «Утро свободы» (1907. № 17 и № 20) и позднее, вместе с «Красотой» и «Вечерними сумерками», во «Французских лириках XIX века».
14 Тексты переводов опубликованы в книге: Wanner A. Baudelaire in Russia. Gainesville: University Press of Florida, 1996. P 199-208.
15 Цит. по: Литературное наследство. Т. 85. Валерий Брюсов. М.: Наука, 1976. С. 474.
16 Эти переводы вышли в журнале «Изящная литература» (1884. № 10. С. 141-157).
шествию» (романс), «Сплин» [III] («Подобен я царю страны, дождем обильной.»), а также вторая часть «Осенней мелодии»17.
Важным для Мережковского этапом можно назвать его ранний перевод стихотворения «Альбатрос». Переводчик подчеркивает здесь тему непонимания поэта окружающими. У «царя заоблачного края» (roi de l'azur) не может быть ничего общего с толпой, с простыми смертными, обитающими на земле. В стихотворении «Приглашение к путешествию» для Мережковского важнее всего было передать музыкальность этого произведения, порой в ущерб лексической точности. Таким образом, переводчик выделяет наиболее важные для себя моменты в каждом из переводимых стихотворений и ставит перед собой первостепенную задачу передать именно их. Другие элементы стиха приносятся в жертву.
Самым плодовитым переводчиком Бодлера среди символистов, несомненно, был Эллис (Л.Л. Кобылинский). Он перевел практически весь корпус «Цветов зла», большинство стихотворений в прозе (1910 г.) и книгу «Мое обнаженное сердце» (1907 г.). Эллисовская версия «Цветов зла» выходила в двух изданиях. В 1904 году он опубликовал 84 стихотворения под названием «Иммортели»18, а также критические статьи о творчестве Бодлера, Банвиля, Бурже и Сент-Бёва и два собственных стихотворения, посвященных Бодлеру. В 1908 году вышло дополненное и расширенное издание «Цветов зла» и статьи ТЪофиля Готье о творчестве Бодлера.
К своим переводам из Бодлера Эллис относился довольно критически. Так, в рецензии на книгу бодлеровских переводов А.А. Панова он писал: «Из выпущенных мною 4 года тому назад 80 моих переводов из «Цветов зла» я считаю решительно неудачными по крайней мере 50 и сколько-нибудь удовлетворительными не более 3-5» [7, с. 75]. Хотя А. Белый в 1906 году называет перевод Эллиса «Цветов зла» среди всех полных переводов «бесспорно лучшим», тем не менее указывает на неточности в передаче бодлеровских рифм и образов, на ошибки в воспроизведении ритма, на неудачи в отображении звукописи и в самом переводе. Но все-таки Белый отмечает: «.порой звучное и яркое воссоздание духа Бодлера; хорошо переведены некоторые из «Сплинов»; вообще со второй половины «Цветов зла», перевод становится удачней, стих звучит подчас величаво и сильно» [4, с. 80].
Примечательно, что сонет «Соответствия», ставший основополагающим в символистской теории, из русских поэтов-символистов перевел лишь Эллис. Для него это стихотворение было квинтэссенцией бодлеризма и символизма в целом. Перевод был раскритикован как Брюсовым, упрекнувшим Эллиса в отсутствии поэтического таланта и знания французского языка19, так и Белым, для которого этот перевод был «убийственно плох»20.
17 Все переводы, кроме «Сплина», включены в книгу: Мережковский Д.С. Полное собрание сочинений. Т. XXII. М.: Изд-во М.О. Вольф, 1914 («Сплин» был издан в «Севере», 1892, № 4).
18 Эллис. Иммортели. Вып. 1-й: Шарль Бодлер. М.: Типография городского Арнольдо-Третья-ковского училища глухонемых, 1904. 128 с.
19 См.: Аврелий [Брюсов] Новый перевод Бодлера // Весы. 1904. № 4. С. 48 [8].
20 См.: Письмо А. Белого А. Блоку от 8 апреля 1904 // Андрей Белый и Александр Блок. Переписка. 1903-1919. М.: Прогресс-Плеяда, 2001. С. 141 [9].
Интересными представляются переводы из Бодлера К. Бальмонта, для переводческой манеры которого характерно вживание в переводимые им произведения. Иногда его собственные стихотворения, как отмечали его современники, кажутся переводами из некоего неизвестного автора. Переводы Бальмонта очень субъективны. В них он в большей степени пытается выразить себя, а не переводимого поэта. К. Бальмонт большое внимание уделял мелодике стиха, его звучанию и музыкальности, что было характерно и для его собственной лирики. Смысловая нагрузка уходила для него на второй план.
Из переводов Бодлера Бальмонт поместил в своей книге «Из чужеземных поэтов» (1908 г.) стихотворения «Балкон», «Красота», «Смерть влюбленных», «Гигантша», «Пропасть», «Молитва Сатане» и «Молебствие Сатане». Последние два - это «Молитва» («Рпеге»), которая у Бодлера служит финалом к «Литаниям Сатане» и является непосредственно частью самого стихотворения. Переиздавая позднее книгу под заглавием «Из мировой поэзии» (1921 г.), Бальмонт опустил два последних перевода. Следует отметить, что перевод «Соответствий», приписываемый Бальмонту в книге «Французские стихи в переводе русских поэтов Х1Х-ХХ вв.»21 и в «Антологии современной поэзии»22, принадлежит Якубовичу (в варианте 1895 года). Эта ошибка повторяется в русских изданиях Бодлера до сих пор23. В выбранных Бальмонтом для перевода стихотворениях отражены основные моменты декадентского миропонимания: очарование красоты, воспевание безобразного, эротизм, музыкальность, богохульство, превознесение смерти, гнетущее чувство тревоги.
Еще одной отличительной особенностью рецепции творчества Бодлера в нашей стране является использование русскими поэтами-символистами художественных приемов и мотивов бодлеровского творчества в собственных произведениях.
Важным этапом в становлении русского бодлерианства в частности и символизма в целом можно назвать выход в свет трех сборников «Русские символисты» (1894-1895 гг.). Это был определенный литературный жест, призванный доказать существование символистской школы в России на том этапе, когда это течение еще только зарождалось на русской земле. Увлеченный статьями З. Венгеровой, познакомившись с произведениями французских символистов, В.Я. Брюсов решил выпустить эти сборники, прибегнув к мистификации: за некоторыми новыми именами скрывались все те же Брюсов и Миропольский. Как в свое время Бодлера, многие критики считали авторов этих сборников сумасшедшими или хулиганами. Брюсов и его коллеги создают определенную транс-
21 Французские стихи в переводе русских поэтов Х1Х-ХХ вв. М., 1969. С. 389.
22 Антология современной поэзии. Чтец-декламатор. Т. IV Киев, 1909. С. 83.
23 См., например: Французская поэзия. Ростов н/Д.: Феникс, 1996. С. 199. («Всемирная библиотека поэзии»); Бодлер Ш. Цветы зла: сборник / сост. Е. Витковского, В. Резвого. М.: ОАО Изд-во «Радуга», 2006. Примечательно, что В.В. Алексеев в статье «Сонет Ш. Бодлера "Соответствия" и его русские переводы» разбирает перевод Якубовича как перевод Бальмонта, говоря о том, что тот «весьма вольно трактует оригинал, обнаруживая его непонимание» (см.: Алексеев В.В. Сонет Ш. Бодлера «Соответствия» и его русские переводы // Теория и практика перевода. Киев, 1986. Вып. 13. С. 134).
крипцию французского символизма на русском языке (посредством переводов, стилизаций, оригинальных стихотворений). Явны аллюзии на Бодлера, Верле-на, Рембо, Малларме, Метерлинка, Тайада и др. В этой системе они воспринимают автора «Цветов зла» уже как символиста, транслируют его образность в собственные произведения. Несомненной популярностью у начинающих русских символистов пользуется бодлеровское «безобразное» (в стихотворении З. Фукса перед читателем возникает «труп женщины, гниющий и зловонный»), тема болезни и смерти (стихотворение в прозе «Ярко-светлая звезда» А.Л. Мирополь-ского), откровенный эротизм («тайны наслаждений», «страстная истома» в стихотворении РК.).
Но Брюсов часто отталкивается от идей Бодлера и в собственном творчестве. Так, в 1895 году Брюсов, описывая в стихотворении «Измена» («Chefs d'oeuvre») свой круг чтения на тот момент, упоминает Бодлера: «О, милый мой мир: вот Бодлер, вот Верлен, // Вот Тютчев - любимые, верные книги!» [10, с. 57].
Реминисценции из «Цветов зла», а именно из сонета «Промелькнувшей», можно увидеть в стихотворении Брюсова «Прохожей» (1900 г.), которое является фактически вольным его переложением и продолжает традицию бодлеровс-ких городских зарисовок с натуры: перед нами образ женщины, врывающейся в «уличный железный грохот» (ср.: у Бодлера «La rue assourdissante autour de moi hurlait»24). Запах её духов, теплота, взор опьянили героя, «объяли и прожгли» («Встреча», «На улице» (1904 г.)). Подчеркивая связь с Бодлером, Брюсов взял в качестве эпиграфа к стихотворению «Встреча», открывающему сборник стихов «Повседневность», последнюю строку из бодлеровского сонета: «О toi que j'eusse aimée, ô toi qui le savais!». Эти лирические вариации Брюсова также являются, в сущности, вольным переводом сонета Бодлера, несколько переосмысленного автором: городская суета, мимолетный взгляд женских глаз, вызывающий у героя лирическую эмоцию. Воспринятый от Бодлера, а вслед за ним и от Верхарна, урбанизм нашел свое отражение в развитии Брюсовым темы города («Urbi et Orbi», 1903 г.). Важен для него был и принцип изображения современной жизни («Stephanos», 1906 г.).
Перекличку с темами книги Бодлера «Искусственный рай» мы можем увидеть в заглавном стихотворении сборника Брюсова «Зеркало теней» «Le paradis artificiel» (1909-1911), с эпиграфом из Бодлера: «C'est une béatitude calme et immobile», где автор размышляет о воздействии наркотических веществ на поэта («истома тайного похмелья», «забытье», скованность, видения и т.д.). Отображение «скандальных» черт бодлеровского творчества также можно найти в стихотворениях «Надпись на экземпляре Бодлера» и «A la Charles Baudelaire».
В конце жизненного и творческого пути Брюсов пишет стихотворение «Бодлер», где поэт переосмысливает свое отношение к французскому автору, дает оценку его творчества с оглядкой назад, опираясь на собственный поэтический опыт25. Брюсов выделил для себя именно те черты поэтики Бодлера, которые,
24 «Ревела улица, гремя со всех сторон» (перевод Эллиса).
25 Подробный анализ «медальонов», посвященных Бодлеру см.: Фонова Е.Г. Hommage Бодлер // Вопросы литературы. 2009. № 5. С. 438-446.
пройдя испытание временем, оказались все еще важными и актуальными. Обращение к Бодлеру и его образам были также созвучны настроению поэта, предчувствию скорой смерти.
Что касается К. Бальмонта, то в 1895 году, заканчивая предисловие к переводам «Цветов зла» Якубовича, который находился тогда в ссылке в Сибири и не мог принять участия в издании своего сборника, он выделил наиболее важные для себя характеристики творчества Бодлера: «Его манило зло, он рвал его цветы, / Болотные в себя вдыхал он испаренья, / Он в грязной пене преступленья / Искал сиянья красоты.»26. К. Бальмонт подчеркивает, что автор «Цветов зла» опускается на самое дно общества, исследует его пороки и грехи, чтобы потом зафиксировать в своей ставшей бессмертной книге. Показав обществу его истинное лицо, создав из его низостей и страстей «венок», он открыл последующим поколениям возможность живописать эту «черную пучину», искать вдохновения, в том числе, и во зле, в преступлении, в пороке.
Бодлеровские образы характерны в большей степени для ранней лирики автора; они отчасти свидетельствуют о становлении Бальмонта как символиста. Мотивы «Цветов зла» можно увидеть в стихотворениях «К смерти», где поэт размышляет о том, какая же она, смерть, предвидит ее поцелуй и его последствия: трупные пятна, разложение, гниение, мухи, гроб и т.д.; «1Ълос дьявола», где лирический герой отдает свое предпочтение сатане, а не святым; «Два трупа», которое входит в книгу стихов «Будем как солнце» (1902 г.); в цикле «Danses macabres», где уже в самом названии указание на бодлеровскую «Пляску смерти» (раздел «Парижские картины»); в «Альбатросе», который, однако, не подвергается насилию, как у Бодлера, но парит в вышине: автор подчеркивает его свободу, гордость и т.д. Примером влияния бодлеровского сплина можно назвать стихотворение Бальмонта «Кошмар» из сборника «Под северным небом» (1894 г.). К поэтическому циклу «Совесть» Бальмонт берет эпиграф из стихотворения Бодлера «Слепые» («Я говорю: "Слепцы! Что нужно им от Неба?"»), он развивает и переосмысливает некоторые бодлеровские темы: города («Лесной пожар»), рассвета, который становится свидетелем развратных утех, царствования вина, позорного прозябания, грядущей старости («Рассвет»).
Примечательно отражение урбанистической культуры в творчестве Бальмонта. В стихотворении «Лесной пожар» город наполнен «гулом глухих страданий», постоянно слышащимся «стуком копыт», покрыт «сумраком немых и тяжких зданий». Он - «Живое кладбище блуждающих скелетов / С гнилым роскошеством заученных ответов, / Очаг, в чью пасть идут хлеба с кровавых нив, / Где слабым места нет, где силен тот, кто лжив». Стихотворение «Аккорды» (1897 г.) построено на основе стихотворения Бодлера «Маяки», где Бальмонт, как и Бодлер, перечисляет ряд великих художников и наиболее важные черты их творчества. Как и у французского поэта, у него есть стихотворение, посвященное кошкам: «Мои звери» из сборника «Только любовь» (1903 г.), где он упоминает также «страшного Эдгара» и, характеризуя обоих поэтов, пишет: «Два гения, влюбленные в мечтанья, / Мои два
26 Бальмонт К. Предисловие // Стихотворения Бодлера. М.: Издание Петровской библиотеки в Москве, 1895. С. Ш-1Х.
брата в бездне мировой, / Где нам даны безмерные страданья / И беспредельность музыки живой». Образ кошки здесь, скорее всего, навеян «The black cat» Э. По и «Кошками» Бодлера (как из «Цветов зла», так и из стихотворений в прозе).
Так же, как и у Бодлера, лейтмотивом ранней лирики Бальмонта становится «тоска о том, чего нет» («Нить Ариадны»), - попытка поэта проникнуть в тайну Вселенной, а главный прием в стихотворениях - синестезия. Так, например, «В столице» запах свежего сена вызывает в памяти лирического героя воспоминания детства. Бальмонт унаследовал у Бодлера не только ассоциативность поэзии, но отчасти и манеру поведения, определенный эпатаж: употреблял алкоголь и наркотики, пытался покончить жизнь самоубийством, в чем выражались, по его мнению, протест против обыденности и лицемерия толпы и неспособность смириться со злом мира27.
Свою оценку бодлеровскому влиянию Бальмонт дает в стихотворении «К Бодлеру» (ставшем практически гимном французскому поэту), используя при этом такие оценочные характеристики, как «маг и чародей», «страшно-радостный и близкий мне пример», употребляя эпитет «царственный», заявляя о своем желании походить на него.
Самым страстным почитателем Бодлера в России был Эллис: с любым, кто не читал или не любил «Цветы зла», он не хотел даже разговаривать. Он пытался всякого, с кем общался, обратить в свой «бодлеризм». Эллис был популяризатором идей и творчества французского поэта, читал публичные лекции, посвященные своему кумиру, создал «Общество любителей Бодлера»28.
Согласно воспоминаниям Н. Валентинова, во всегда темной комнате Элли-са с опущенными шторами постоянно горели свечи перед портретом Бодлера и бюстом Данте29. После окончания университета, где он изучал экономические доктрины, Эллис не согласился продолжить там работу, так как считал «всю экономическую премудрость», полученную им, «хламом», недостойным самого маленького стихотворения Бодлера.
Вслед за Бодлером Эллис пытался следовать идеалам дендизма. Но при его ничтожных заработках (часто он попросту голодал) поддерживать внешность денди было трудно. Как отмечает Н. Валентинов, в начале 1909 года у него был «трагический вид облезлого денди»30.
Разумеется, Эллис во многом эпигон автора «Цветов зла». Он подражает Бодлеру как в мотивах и сюжетах, так и в приемах: пишет несколько лирических вариаций на темы бодлеровских произведений («Предсуществование», «Сплин») и стихотворение «Экзотический закат», родившееся «при переводе "Цветов зла"», которое изобилует образами из этой книги: «пасмурно-мглистая
27 См., например: Автобиографический рассказ Бальмонта «Воздушный путь»; Бальмонт К. Автобиографическое письмо от 17/У 1903 г. // Венгеров С.А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых. Т. 6. СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1904. 465 с.
28 Афишу о публичной лекции Эллиса о Бодлере можно увидеть в экспозиции Музея Серебряного века (г. Москва).
29 См.: Валентинов Н. Два года с символистами. М.: XXI век - Согласие, 2000. С. 242 [11].
30 Там же. С. 255.
даль небосклона», «бледная и пыльная пустыня небес», «мертвое небо», «склепная гнилость», «холод звезд», «океан», «холодная лазурь», «призрачный сад». Самого же французского поэта Эллис сравнивает с «живой химерой», которая в сердце вонзает «магический глаз», с «исполинским ликом», еще раз подчеркивая, насколько огромно его почтение перед «величайшим среди символистов».
Эллис ведет дневниковые записи, недатированные заметки обо всем, что его волнует, что занимает его мысли, наподобие бодлеровских сочинений «Фейерверки», «Гигиена» или «Моё обнаженное сердце». Так, например, он размышляет о пользе разврата, называя автора «Цветов зла» «высшим его патроном»31, или пытается разобраться в своих отношениях к женщинам, не зная, кому отдать предпочтение, «публичным женщинам», как Бодлер, или идеальной Беат-риче32.
Эллис пишет два стихотворения, посвященных французскому поэту («Бодлеру» и «К Бодлеру»), которые стали своеобразной квинтэссенцией восприятия им творчества Бодлера.
Позднее, став приверженцем идей Штейнера, Эллис отрекается от Бодлера, называя его теорию и поэзию самым губительным и растлевающим учением, а затем посвящает себя католицизму.
Что касается А. Белого, то он знакомится с лирикой символистов уже в шестом классе, как сам он отмечает в мемуарной трилогии «На рубеже двух столетий». Обращается он, в том числе, и к Бодлеру33. Бодлер, как предтеча символизма и обличитель людских грехов, был для Белого одной из ключевых фигур в мировой литературе. Он осуждал мещан, не принимающих Бодлера; их смех напоминал ему «смех отца-сифилитика над наследственным сифилитиком, сыном, имеющим мужество показать свои язвы отцу»34.
В сборнике «Пепел» (1909 г.) Белый развивает мотив смерти, неоднократно рисуя картину собственных похорон («Похороны», «Отпевание», «У гроба», «Вынос» и др.) В этих стихотворениях отражена, с одной стороны, трагическая любовь к Л. Менделеевой-Блок, но, с другой стороны, разрабатывается и бодле-ровская тема «Похорон проклятого поэта».
В лирике Белого, как и в поэзии Бодлера, важную роль играет цветопись. В своих стихотворениях Белый пытается, используя принципы колоризма, создавать картины, пейзажи, акварели. Его произведения наполнены золотистыми, бирюзовыми, зелеными, красными, малиновыми тонами. Белый размышляет о значении цвета в символистском миропонимании. Так, одной из задач своего сборника стихов «Золото в лазури» он называет иллюстрацию значения цветописи в поэзии. По его мнению, цветом можно охарактеризовать самые сложные психологические состояния. В этом его размышления очень близки бодлеровским, а также теории А.Н. Скрябина.
31 См.: Эллис. Дневник 1905 г. // Писатели символистского круга. Новые материалы. СПб.: РАН, ИРЛИ, «Дмитрий Буланин», 2003. С. 337 [12].
32 Там же. С. 341.
33 См.: Белый А. На рубеже двух столетий. Воспоминания в 3 кн. Кн. 1. М.: Худож. лит., 1989. С. 326.
34 См.: Белый А. Начало века. М.: Худож. лит., 1990. С. 536 [13].
В октябре 1899 года Белый пишет «Подражание Бодлеру», где выделяет наиболее важные для себя мотивы творчества французского поэта, а также пытается использовать его приемы. Перед нами возникают образы бездны, океана, идеала, подчеркивается трагическое восприятие мира. Хотя следует отметить, что определяющими в творчестве Белого были все-таки традиции русской классической литературы и европейских авторов более философского склада (например, Ницше).
Еще один представитель русского символизма А. Блок познакомился с поэзией Бодлера еще в детстве, так как его бабушка Е.Г Бекетова и его мать А.А. Кублицкая-Пиоттух переводили стихотворения Бодлера на русский язык35. Мать Блока, у которой Бодлер был любимым поэтом, по словам Бекетовой, нашла в его поэзии «отголоски своих ... настроений: стремление к неведомому и нездешнему, мрачный пессимизм и отрицание жизни»36 [14, с. 132].
В 1898 году, бодлеровского «Альбатроса», Блок пишет стихотворение «Из Бодлера», и в его творчестве отчасти начинают прослеживаться мотивы бодле-ровских произведений. Так, мотив Дон Жуана у Блока (стихотворение «Шаги Командора») отчасти схож с бодлеровским. Есть перекличка и образов женщин у обоих авторов: с одной стороны, это муза, прекрасная дама, но, с другой стороны, возникает образ падшей женщины. Важна для Блока также и стихия «урбанистического хаоса», в большей степени представленная в цикле «Город». Как и у Бодлера, на страницах блоковских произведений столица чаще всего залита закатным или предрассветным светом, но иногда она показана ночью, когда ее жители спят, а она становится тиха и торжественна. Город Блока - с «мертвым ликом», «серо-каменным телом», закатный свет окрашивает его в кроваво-красные тона («Город в красные пределы.»); перед читателем предстают фабричные стены, дымно-сизые переулки, на улицах слышен несмолкаемый гул; вечерний город наполнен развратом («Вечность бросила в город.»), его «улицы пьяны от криков» («В кабаках, в переулках, в извивах.») и т.п.
Итак, восприятие Бодлера было неоднородно и разнопланово. Практически все русские символисты в большей или меньшей степени были знакомы с творчеством французского поэта. Для них он, в первую очередь, создатель теории соответствий, которая стала базовой для всех символистских учений в России. Что касается переводов Бодлера поэтами-символистами, то примечательным является тот факт, что полностью весь корпус произведений Бодлера попытался перевести лишь рьяный почитатель французского поэта - Эллис, остальные же представители этого течения переводили лишь те произведения, которые по духу, настроению или тематике были близки их творчеству, зачастую пренебрегая оригиналом в пользу собственной творческой манеры.
Во многом благодаря Бодлеру в русский символизм вошло такое явление, как книга стихов, где стихотворения располагаются в строго определенном порядке и образуют единое целое: о «скрытой архитектуре» «Цветов зла» Бодле-
35 Е.Г. Бекетова перевела сонеты «Les Chats» и «Correspondances», а А.А. Кублицкая-Пиот-тух опубликовала пять переводов из «Цветов зла».
36 См.: Бекетова М.А. А. Блок и его мать. Воспоминания и заметки. Л.; М.: Изд-во «Петроград», 1925. С. 132 [14].
ра писал в своей работе А.И. Урусов. Поэты-символисты стали воспринимать поэтические сборники не просто как повествование в стихах, но как архитектурное или симфоническое произведение.
Наиболее часто заимствовались символистами мотивы богоотступничества и богооставленности, обреченности и непонятости поэта, женщины-демона, искусителя, путешествия, смерти, тяги к неизведанному. Русские символисты переосмыслили бодлеровский принцип «modernité» и развили вытекающую из него тему современного города, наиболее ярко представленную в лирике В. Брюсова и А. Блока. Важна для них также и эстетика безобразного, которая развивалась некоторыми представителями символистской школы в России (К. Бальмонт). Русских символистов привлекали также размышления автора «Искусственного рая» о воздействии наркотических веществ и алкоголя на творческие способности (В. Брюсов, К. Бальмонт). Так называемые «демонические» черты, присущие еще фольклорным персонажам, получившие свое развитие в произведениях романтиков, в творчестве Бодлера и его последователей (К. Случевского, Ф. Сологуба, К. Бальмонта) стали резче, эпатажнее, более вызывающими.
Для французских символистов Бодлер был близким современником и непосредственным предтечей этого литературного течения. Они довольно быстро перевели автора «Цветов зла» из отверженного маргинала в классики. Русские представители этого направления в искусстве воспринимают Бодлера через опыт французских собратьев по перу. Они считают его главой школы, мэтром символизма.
Основываясь на опыте предшественников и современников, опираясь на идеи романтиков, реалистов, парнасцев, Бодлеру удалось создать определенный синтез их идей, пропустив их сквозь собственный гений. В его произведениях сосредоточены и преобразованы идеи Шатобриана, Сент-Бёва, Бальзака, Гофмана, По, Готье, Бертрана, Вагнера и др. Последователи поэта, выбирая тот или иной элемент из этого концентрата, растворяли его в своем творчестве, развивая и обогащая уже согласно собственной манере. Отсюда неиссякаемый интерес к его наследию как у символистов, постоянно черпающих вдохновение на страницах бодлеровских книг, так и у последующих художественных школ, таких как модернизм, акмеизм (в России), футуризм. Даже в наши дни для некоторых представителей субкультур Бодлер является культовой фигурой.
Список литературы
1. Венгерова З. Charles Baudelaire. Lettres, 1841-1866. Paris, 1906. Ed. «Mercure de France» // Вестник Европы. 1907. Кн. 11. С. 416-431.
2. Бальмонт К. Князь Урусов (Страница любви и памяти) // Горные вершины: сб. ст. М.: Гриф, 1904. С. 102-106.
3. Иванов Вяч. Две стихии в современном символизме // Литературные манифесты от символизма до наших дней. М.: XXI век - Согласие, 2000. C. 70-99.
4. Белый А. Шарль Бодлэр: Символизм Бодлэра. Его стих. Бодлэр в русском переводе // Весы. 1909. № 6. С. 71-80.
5. Мережковский Д. О причинах упадка и о новейших течениях современной русской литературы // Литературные манифесты от символизма до наших дней. М.: XXI век - Согласие, 2000. С. 3-69.
6. Анненский И. Что такое поэзия? // Аполлон. 1911. № 6. С. 51-57.
7. Эллис. [Рец.] Ш. Бодлер. Цветы зла / полн. пер. А.А. Панова. СПб., 1907 // Весы. 1907. № 7. С. 75-77.
8. Аврелий [Брюсов]. Новый перевод Бодлера // Весы. 1904. № 4. С. 42-48.
9. Письмо А. Белого А. Блоку от 8 апреля 1904 // Андрей Белый и Александр Блок. Переписка. 1903-1919. М.: Прогресс-Плеяда, 2001. С. 140-141.
10. Брюсов В.Я. Измена // Брюсов В.Я. Собрание сочинений в 7 т. Т. 1. Стихотворения и поэмы. 1892-1909. М.: Худож. лит., 1973. С. 57.
11. Валентинов Н. Два года с символистами. М.: XXI век - Согласие, 2000. 384 с.
12. Эллис. Дневник 1905 г. // Писатели символистского круга. Новые материалы. СПб.: РАН, ИРЛИ, «Дмитрий Буланин», 2003. C. 325-346.
13. Белый А. Начало века. М.: Худож. лит., 1990. 687 с.
14. Бекетова М.А. А. Блок и его мать. Воспоминания и заметки. Л.; М.: Изд-во «Петроград», 1925. 183 с.
References
1. Vengerova, Z. Charles Baudelaire. Lettres, 1841-1866. Paris, 1906. Ed. «Mercure de France» in Vestnik Evropy, 1907, book 11, рр. 416-431.
2. Bal'mont, K. Knyaz' Urusov (Stranitsa lyubvi i pamyati) [Prince Ourousof (Page of love and remembrance)], in Bal'mont, K. Gornye vershiny. Sbornik statey [Mountain peaks. Collected works], Moscow: Grif, 1904, рр. 102-106.
3. Ivanov, Vyach. Dve stikhii v sovremennom simvolizme [Two elements in modern symbolism], in Literaturnye manifesty ot simvolizma do nashikh dney [Literary manifestoes from symbolism to nowadays], Moscow: XXI vek - Soglasie, 2000, рр. 70-99.
4. Belyy, A. Sharl' Bodler: Simvolizm Bodlera. Ego stikh. Bodler v russkom perevode [Charles Baudelaire: Symbolism of Baudelaire. His poetry. Baudelaire in Russian translation], in Vesy, 1909, no. 6, рр. 71-80.
5. Merezhkovskiy, D. O prichinakh upadka i o noveyshikh techeniyakh sovremennoy russkoy literatury [About the reasons of decadence and about the newest tendencies in modern Russian literature], in Literaturnye manifesty ot simvolizma do nashikh dney [Literary manifestoes from symbolism to nowadays], Moscow: XXI vek - Soglasie, 2000, рр. 3-69.
6. Annenskiy, I. Chto takoe poeziya? [What is poetry?], in Apollon, 1911, no. 6, рр. 51-57.
7. Ellis. [Rets.] Sh. Bodler. Tsvety zla. Polnyy perevod A.A. Panova [Review on Ch. Baudelaire. Flowers of evil complete translation by A.A. Panov], in Vesy, 1907, no. 7, рр. 75-77.
8. Avreliy [Bryusov]. Novyy perevod Bodlera [New translarion of Baudelaire], in Vesy, 1904, no. 4, рр. 42-48.
9. Pis'mo A. Belogo A. Bloku ot 8 aprelya 1904 [Letter from A. Belyi to A. Blok. 8th April 1904], in Andrey Belyy iAleksandr Blok. Perepiska. 1903-1919 [A. Belyi and A. Blok. Correspondence. 1903-1919], Moscow: Progress-Pleyada, 2001, рр. 140-141.
10. Bryusov, V Izmena [Treason], in Bryusov, V Sobranie sochineniy v 71., 1.1. Stikhotvoreniya ipoemy. 1892-1909 [Collectes works in 7 vol., vol. 1. Poems. 1892-1909], Moscow: Khudozhestvennaya literatura, 1973, р. 57
11. Valentinov, N. Dva goda s simvolistami [Two years with symbolists], Moscow: XXI vek -Soglasie, 2000. 384 р.
12. Ellis. Dnevnik 1905 g. [Diary], in Pisateli simvolistskogo kruga. Novye materialy [Writers of symbolist circle. New materials], Saint-Petersburg: RAN, IRLI, «Dmitriy Bulanin», 2003, рр. 325-346.
13. Belyy, A. Nachalo veka [The beginning of the century], Moscow: Khudozhestvennaya literatura, 1990. 687 р.
14. Beketova, M.A. A. Blok i ego mat'. Vospominaniya i zametki [Blok and his mother. Memories and notes], Leningrad; Moscow: Izdatel'stvo «Petrograd», 1925. 183 р.
