CC BY-NC-ND
29
Е.Н. Дувакин
РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ: МИФ, СИМВОЛ, РИТУАЛ. НАРОДЫ СИБИРИ [Сб. статей в честь Е.С. Новик] / Сост. О.Б. Христофорова; Отв. ред. С.Ю. Неклюдов. М.: РГГУ, 2008. 354 с. (Традиция-текст-фольклор: типология и семиотика)
Весной 2008 г. в серии «Традиция-текст-фольклор: типология и семиотика» увидел свет новый сборник научных статей, связанных с актуальными проблемами современной фольклористики и антропологии. Данное издание подготовлено в Центре типологии и семиотики фольклора РГГУ и посвящено ведущему научному сотруднику центра, известному российскому специалисту в области фольклористики и этнографии Е.С. Новик. С широтой научных интересов Е.С. Новик связано то разнообразие, которое можно обнаружить в содержании указанного издания. В сборнике рассматриваются фольклорные и обрядовые традиции Сибири, традиционный и современный шаманизм, проблемы структурной фольклористики и сравнительной мифологии. Помимо статей сборник включает список опубликованных научных трудов Е.С. Новик.
Настоящее издание открывается работой С.Ю. Неклюдова «К вопросу о фольклоре и обряде», посвященной одной из ключевых проблем теоретической фольклористики. Данная тема получила детальную разработку в трудах Е.С. Новик, которая в ряде своих исследований предложила универсальную типологию повествовательных и обрядовых традиций. В статье С.Ю. Неклюдова проблемы соотношения фольклора и обряда рассматриваются на основании современных достижений фольклористики, антропологии и этологии. Автор подробно останавливается на синхроническом аспекте настоящей темы, разбирая как случаи «фольклора в обряде» (тексты, не встречающиеся вне рамок определенного обряда; тексты, которые выступают в качестве специфического объекта ритуальной деятельности и т. д.), так и «обряда в фольклоре» (например, описания или упоминания ритуалов и их фрагментов в неко-
© Дувакин Е.Н., 2009
торых жанрах повествовательного фольклора, а также стилистическая обрядность сказки). Кроме того, С.Ю. Неклюдов отмечает, что «существует большое количество форм, либо прямо не связанных с ритуалом, либо относительно легко эмансипирующихся от обрядового контекста» (с. 14).
Не остается в стороне и диахронический ракурс проблемы. Как известно, существует большое количество работ, в которых содержится попытка ответить на вопрос о соотношении вербальных текстов и обрядов в плане предшествования, однако однозначного ответа на него до сих пор нет и, по меткому замечанию К. Клакхона, эта проблема во многом напоминает спор о курице и яйце. Довольно эффективным при диахроническом рассмотрении оказывается междисциплинарный подход. В статье С.Ю. Неклюдова данная проблема исследуется с опорой на успехи, достигнутые сравнительной этологией во второй половине XX в. Они свидетельствуют, в частности, о том, что ритуальная деятельность, структурно подобная человеческой, выходит далеко за пределы биологического вида Homo sapiens и, следовательно, гораздо старше него. «Однако, -как пишет С.Ю. Неклюдов, - это еще не значит, что из обряда вырастает и фольклорно-мифологическая традиция <...> Общий сю-жетно-мотивный фонд архаической фольклорно-мифологической традиции никак не может быть возведен к фонду архаических ритуалов» (с. 18, 20). В заключение автор отмечает, что в целом фольклор в его наиболее архаических формах возникает на почве мифа и все, что связано со сказочным поэтическим вымыслом, в наибольшей степени имеет свои корни именно в мифе, тогда как поэтическая организация текста больше всего соотносится с обрядовыми структурами.
Две работы сборника посвящены анализу семантики определенных чисел в культуре сибирских народов. Статья Л.Л. Габышевой («Сакральные числа в культуре якутов и других тюркских народов») представляет собой сводку данных о нечетных числах 3 и 9, извлеченных за единственным исключением из довольно известных и доступных источников. На основании этих материалов делаются вполне очевидные выводы об особой сакральной значимости указанных чисел, и выдвигается гипотеза о связи почитания этих чисел в якутской традиции и традициях других тюркских народов с солярным культом. Другая работа, затрагивающая аналогичную тему, - статья А.Б. Островского «Девятка в традиционном менталитете народов Амура». По мнению автора, числовой показатель 9 играет структурообразующую роль в логической целостности мироздания, обеспечивая ментальный переход от общей к частным характеристикам его устроения. Основываясь на фольклорных и му-
зейных материалах, А.Б. Островский приходит к выводу о том, что девятка очень часто выступает в качестве ментального оператора в традиционной культуре народов Амура (ср. «тотемический оператор» К. Леви-Строса).
Семантика котла в кетском нарративе и ритуале стала предметом статьи Е.А. Алексеенко. Свидетельством того, что какая-либо вещь обладает высоким семиотическим статусом в традиции, может служить высокая частотность ее упоминаний в текстах. В кетском фольклоре таковым объектом среди предметов, которые входят в круг домашнего обихода, является, прежде всего, меттын -котел. Например, он играет важную роль в мифе о семерых брать-ях-кольтутах: именно из котла рождаются («выходят») эти дети, сделанные из глины. В текстах, сюжеты которых строятся вокруг браков между персонажами, персонифицирующими различные зоны мироздания, котел фигурирует как непременный матримониальный атрибут. Что касается обрядов, то в них, как отмечает Е.А. Алексеенко, данный предмет также нередко выполнял важные функции (особенно в свадебных ритуалах и шаманских камланиях).
В работе В.С. Костырко «Конь и бык в героическом эпосе и в обрядах жизненного цикла якутов» на защиту выносится гипотеза о том, что «роли, выполняемые ездовыми животными в якутском эпосе олонхо, аналогичны тем, которые они играют в свадебной и погребальной обрядности якутов, и что якутский эпос предлагает некую систему объяснения этих практик» (с. 74-75). В результате анализа разнообразных материалов исследователь приходит к выводу о соответствии семантики фольклорного текста и обрядовой символики: бык в олонхо приносит смерть герою и его племени, а конь является материальным воплощением счастья и удачи. Во время свадебного ритуала якуты использовали коней для поездки жениха и невесты, тогда как покойников перевозили на быке. Между тем конь играл существенную роль и в обычае хайлыга, который был непосредственно связан с погребальным обрядом якутов.
Типологическая и структурная связь между свадебным обрядом и погребальным ритуалом неоднократно отмечалась исследователями. В статье А.П. Решетниковой («Символическое поведение главных персонажей свадьбы: "умирающая" невеста, "невидимый" жених») эта тема разрабатывается на основании материалов, которые дает нам якутская традиция. Статус двух главных персонажей свадьбы отличался тем, что во время обрядов они были пассивны и безмолвны. По мнению автора, эта характеристика связана с тем, какую роль жених и невеста выполняли в фольклорных текстах: девушка похищалась эпическим абаакы, а жених в олонхо часто пребывает в доме невесты в качестве неузнанного сиротки.
Среди статей сборника есть также работы этномузыковедческо-го характера. О.Э. Добжанская исследует проблемы организации музыкального текста в шаманском ритуале нганасан, основываясь на полевых материалах 1989 г. Эти источники представляют собой записи двух камланий, которые проводились таймырским шаманом Тубяку Дюхадовичем Костеркиным. О.Э. Добжанская детально анализирует сюжетную структуру данных обрядов и особенности их музыкальной композиции, опираясь на исследования Е.С. Новик по классификации сюжетных блоков, характерных для шаманских камланий. В конце статьи содержатся краткие выводы об индивидуальных особенностях манеры шаманства Тубяку Кос-теркина.
Этномузыковедческий подход является доминирующим и в статье Э.Е. Алексеева «Пение при культурно-специфичных психических расстройствах у народов сибирского Севера». Автор разбирает отдельные случаи припадков арктической истерии, подробно описанные как в записях дореволюционных этнографов и путешественников, так и в публикациях некоторых современных исследователей. Кроме того, в работе используются собственные полевые материалы Э.Е. Алексеева. По его мнению, об укорененности пения при пограничных психических состояниях и осознании этой его роли в культуре свидетельствуют принятые в традиции названия соответствующих песен (мэнэрик ырыата у якутов, саттопв1 у юкагиров и т. д.). Особое внимание в статье уделено проявлениям болезненной эхолалии и эмирячения, а также вопросу о связи пения при традиционных нервных расстройствах с пением шаманов.
Несомненный источниковедческий и историографический интерес представляет заметка Д.А. Функа. Она является публикацией энецких фольклорных записей Б.О. Долгих, полученных от родственников знаменитого исследователя. Данные рукописные материалы датируются 1948-1949 гг., две трети из них еще не были введены в научный оборот. В работе Д.А. Функа содержатся общие сведения о каждом тексте (объем, уточнения в отношении уже опубликованных текстов), приводится (при наличии) краткий комментарий самого Б.О. Долгих к тому или иному тексту. Будем надеяться, что в ближайшее время обнаруженные материалы будут изданы полностью.
В ряде работ сборника представлен кросс-культурный анализ некоторых мифологических мотивов, распространенных в том числе и в традициях Сибири. Таковыми являются статьи Ю.Е. Берез-кина, Г.А. Левинтона и О.Б. Христофоровой.
Исследование Ю.Е. Березкина «Африканский Ветхий Завет и азиатское народное христианство?» посвящено ареальной дистри-
буции фольклорных мотивов, так или иначе перекликающихся с авраамической традицией. Отмечая пределы распространения мотивов «Вавилонская башня» и «Расступившиеся воды», автор критически разбирает концепцию, согласно которой содержащие их азиатские, океанийские и американские варианты сложились под влиянием миссионеров. Ю.Е. Березкин приводит ряд фактов, свидетельствующих о более древнем происхождении этих мотивов (например, азиатские варианты содержат характерные мотивы, которые встречаются только в Африке и отсутствуют в каноническом библейском тексте).
Несмотря на то, что некоторые трансевразийские мотивы напоминают вполне конкретные эпизоды «священной истории» и близки по духу новозаветным притчам, их связь с авраамической традицией, как отмечает Ю.Е. Березкин, часто оказывается сомнительной. К числу весьма популярных в Евразии повествований, вызывающих ассоциации то ли с христианством, то ли с зороастризмом, относится история испорченного творения и собаки-прародительницы. Основываясь на обширном материале, Ю.Е. Берез-кин очерчивает ареалы распространения мотивов, которые входят в состав этого сюжета, а также некоторых других, обычно тоже рассматриваемых как отголоски библейской мифологии («Духи, сброшенные с неба», «Запретный плод»). В итоге исследователь приходит к весьма интересным выводам, в частности о динамике изменения наборов фольклорно-мифологических мотивов в Евразии.
В центре внимания Г.А. Левинтона - мотивы, для которых свойственна следующая характеристика: долгий (трудный) путь в иной мир и быстрый (легкий) путь обратно. Автор рассматривает примеры, взятые из некоторых сибирских традиций (чукотской, эскимосской), а также приводит европейские сказочные аналогии. Далее Г.А. Левинтон обращается к новым и, несомненно, вторичным формам этого мотива, а именно к жанру утопий. В значительной части сюжетов этого рода путешествие в утопическую страну предполагает разные пути туда и обратно. По-видимому, существует также посредствующее звено между фольклорными сказочными и литературными текстами с названными мотивами и, по мнению Г.А. Левинтона, таким звеном являются тексты, относящиеся к жанру «обмираний».
О типологии мотива «Медведь и сом» пишет в своей статье О.Б. Христофорова. Данный мотив - конфликт медведя и представителя водной стихии - широко распространен на территории Евразии, он представлен в русской фольклоре и традициях коми, селькупов, эвенов, ульчей, нанайцев, нивхов и айнов. О.Б. Христо-форова рассматривает различные способы реализации этого моти-
ва и сопоставляет русские поверья с нанайскими промысловыми обрядами с участием медведя и сома, эвенскими и селькупскими запретами и предписаниями, нивхскими, айнскими и ульчскими мифами о таежных и водных людях.
Гендерная проблематика занимает главное место в работе Л.Н. Семеновой. Она анализирует образцы авторского эпоса - тексты олонхо, записанные от М.Н. Андросовой-Ионовой. Данным материалам свойственен ряд особенностей, не характерных для традиционного якутского эпоса, к примеру, растягивающееся на пять сюжетных звеньев повествование о взаимоотношениях главной героини с целым рядом мужчин. В связи с этим Л.Н. Семенова пишет, что «жанровое определение "олонхо" здесь крайне условно -анализируемый текст лишь "маскируется" под последнее, "контрабандой протаскивая" почти феминистские идеи». Олонхо Ионовой обнаруживает типологическое родство с современной «другой» литературой, оно является переходной формой от устной традиции к письменной литературе. Гендерный аспект затрагивает и Е.Н. Романова, которая на основе собственных полевых наблюдений описывает современное состояние якутского шаманизма.
Новый подход к изучению фольклорных небылиц предлагают А.С. Архипова, А.И. Давлетшин и А.В. Козьмин. Их работа посвящена структуре коммуникативного трюка, встречающихся в этих текстах. Данные трюки построены на том, что элементы семантики вымышленного мира воспринимаются то рассказчиком, то адресатом как элементы семантики реального мира и, соответственно, наоборот. Коммуникативный трюк невозможен в архаических культурах, для которых, видимо, не существует «несколько семантик». Авторам удалось обнаружить лишь один подобный текст внутри традиции, сохраняющей еще актуальную мифологию и черты архаики (сказка ашанти о пауке Ананси). Вероятно, этот текст - свидетельство «переходного звена» от трикстерской сказки и трикстер-ского трюка, хотя возможны и другие его интерпретации.
Настоящий сборник получился разнообразным и интересным, а его научная актуальность несомненна. Хочется надеяться, что издания такого рода, столь стимулирующие изыскания в области обрядовых и фольклорных традиций Сибири (и не только этого региона), будут еще не раз подготовлены в РГГУ.
