CC BY
315
РЕТРОСПЕКТИВНЫЕ ОСНОВЫ И СОВРЕМЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ ВЛИЯНИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ПЕНИТЕНЦИАРНЫХ СТАНДАРТОВ И ПРАВИЛ НА УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО РОССИИ
П.В. Тепляшин
(докторант факультета по подготовке научно-педагогических кадров Сибирского юридического института МВД России, кандидат юридических наук, доцент, г. Красноярск; [email protected])
В статье раскрываются особенности рецепции западного пенитенциарного опыта и идеи прав человека, впоследствии положенной в основу тюремного права. Указываются факторы, тормозившие гармонизацию отечественной и европейской моделей обращения с осужденными. Делается вывод о взаимосвязи ретроспективных и современных проблем в отечественной пенитенциарной сфере.
Ключевые слова: пенитенциарное сотрудничество, естественные права человека, европейский пенитенциарный опыт, гуманизация, международные стандарты обращения с осужденными.
Эффективность уголовно-исполнительного законодательства в регулировании соответствующих общественных отношений и предупреждении преступности, безусловно, во многом зависит от направленности и интенсивности внешнего цивилизационного воздействия. Такое воздействие в основном оказывается посредством международного права, которое призвано регулировать взаимовыгодное развитие национальных и правовых систем. При этом важно заметить, что «взаимодействие международной и национальных правовых систем охватывает не только право в его нормативном закреплении, правотворческую и правореализационную деятельность международных и внутригосударственных институционных структур, но и такой важный компонент этих системных конструкций, как правосознание» [1, с. 34]. В этом смысле международное и европейское право позволяет удерживать не только позитивистский тип право-понимания, но и демонстрирует ценность естественно-правового содержания права. В частности, А. Ашвёс отмечает, что «единое европейское право обладает большей юридической силой, нежели чем национальное право... Причиной здесь выступает то обстоятельство, что Международный уголовный суд был образован именно для реализации данного права и на основе
соблюдения фундаментальных прав человека» [2, с. 63].
Следует заметить, что международно-правовые ценности преломляются в силу культурологических особенностей правопонимания в конкретном обществе, поэтому содержание международного права и правоприменительная практика реализации международных пенитенциарных стандартов и правил должны находиться в определенной зависимости от ментальных стереотипов поведения (архетипа восприятия права) и правосознания граждан российского общества. При ближайшем рассмотрении данных ментальных стереотипов поведения становится понятно, почему такая европейская культурологическая ценность, как индивидуализм, в обращении с осужденными далеко не всегда приемлема для отечественной уголовноисполнительной системы, в основе которой лежит идея коллективного отбывания наказания. Вместе с тем именно подобная культурологическая самобытность и определенное различие архетипов восприятия права приводит к стремлению обнаружить общие черты социально-правового развития, обмену накопленным опытом и, в конечном счете, к правовой интеграции.
При этом важно подчеркнуть, что пенитенциарные правила, положенные в основу международно-правовых актов в
сфере обращения с осужденными, базируются на традициях права стран Западной Европы, поскольку в целом формирование и активное развитие международно-правового взаимодействия с выработкой соответствующих универсальных стандартов происходило между странами, традиционно являющимися представителями западной цивилизации.
Исследование концептуальных основ влияния международных пенитенциарных стандартов и правил на формирование уголовно-исполнительного права и законодательства России неотделимо от культурно-антропологического анализа ретроспективных процессов пенитенциарного сотрудничества и рецепции западных образцов обращения с осужденными, начало которым положено с генезиса восприятия отечественным правосознанием идеи прав человека.
Как представляется, истоками восприятия западной идеи прав человека, в дальнейшем положенной в основу цивилизованных форм обращения с осужденными, выступает рецепция рационализированного законодательства стран Запада в связи с реформами Петра Великого. В дальнейшем результаты данной рецепции обусловили потребность в восприятии культурологических ценностей реформ западной цивилизации и повышении в некотором смысле пенитенциарного правосознания граждан российского общества. Вместе с тем восприятие европейских правовых образцов, начавших активно проникать в российское правосознание при Петре I, было крайне затруднено прежними патриархальными нравами, бюрократизацией и пренебрежением власти собственным законодательством, внесудебным разрешением конфликтов. Ведь, как известно, «господство же патриархальных ценностей практически всегда сопровождается консерватизмом в общественном развитии» [3, с. 199].
В дальнейшем поступательное развитие права было вызвано возрастанием осознанного интереса к нему, поэтому и практически значимый рост интереса к субъективным и естественным правам человека, осознание его индивидуальности, столь
важной в сфере обращения с осужденными, произошел лишь во второй половине XVIII столетия. Однако в условиях укрепляющегося абсолютизма персоналистский (индивидуалистический) тип культуры не имел должного успеха, поэтому известные попытки Екатерины II претворить в жизнь идеи европейского гуманистического либерализма по отношению к тюремной сфере остались не реализованными. По указанию Екатерины II формально отменяется наказание в виде смертной казни. Безусловно, эта и иные меры, направленные на гуманизацию отечественной системы уголовных наказаний и практику их применения, явились результатом влияния европейских гуманитарных идей. Как точно отмечает А.П. Спиридонов, «для развития уголовного законодательства периода царствования Екатерины II характерно заимствование в зарубежном уголовном праве не норм и правил конструирования законов, а прогрессивных, гуманистических по своему содержанию уголовно-правовых идей и принципов» [4, с. 41]. Вместе с этим именно социально-экономическая и политическая ситуация рассматриваемого периода времени не позволила их реализовать.
Кроме того, основные требования Проекта императрицы об устройстве тюрем 1787 года не только в России, но и во многих других странах были в полном противоречии с действительным положением мест отбывания наказания в виде тюремного заключения. Прогрессивный характер данного Проекта (в том числе знаменитого Наказа) и отсутствие каких-либо реальных действий со стороны Екатерины по его претворению в жизнь не без основания порождают сомнения в его изначальной практической значимости, но позволяют отметить его лишь декларативно-демонстративное и политическое назначение.
Ведь, как известно, ко времени составления указанного выше Проекта идеи гуманизации наказания уже были известны в России. Так, А.В. Малько и А.Ю. Са-ломатин отмечают, что «первые признаки гуманизации уголовных наказаний обнаружились еще в XVIII в.» [5, с. 23]. В 90-х гг.
XVIII столетия даже принимались меры к
Юридическая наука и правоохранительная практика популяризации идей гуманизации. Имеется в виду первый в России юридический журнал, носивший следующее название: «Театр судоведения или чтения для судей и всех любителей юриспруденции, содержащий достопримечательные и любопытные судебные дела, юридические исследования знаменитых правоискусников и прочие сего рода происшествия, удобные просвещать, трогать, возбуждать к добродетели и составлять полезное и приятное времяпрепровождение. Собрал Василий Новиков», в четвертой части которого был помещен перевод многих страниц из книги Джона Говарда «Состояние тюрем в Англии и Уэльсе» [6, с. ХХ]. В статьях под заголовками «Всеобщее изображение бедствий, претерпеваемых в английских тюрьмах», «Худые обычаи в английских тюрьмах» и «Поправление, предложенное господином Говардом к строению и управлению темниц» переводчик и издатель журнала описывает такое бедственное положение тюрем, которое имело место и в России. По мнению М.Н. Гернета, имеются все основания думать, что данные статьи печатались не только для того, чтобы познакомить русского читателя с состоянием иностранных тюрем, но и для того, чтобы обратить внимание на положение тюрем в России [7, с. 109-111]. Указанное свидетельствует, что в рассматриваемый период времени осмысление иностранного опыта в сфере уголовных наказаний и их исполнения со стороны России, а также государств Восточной Европы происходило лишь на познавательном уровне, без определенных практических шагов в сторону реального улучшения отечественного состояния тюрем и отбываемых в них наказаний (особенно со стороны государственных институтов).
Потребность в целенаправленном восприятии и практической реализации европейского пенитенциарного опыта появилась лишь в XIX столетии. При этом еще нельзя говорить о международных пенитенциарных стандартах в их современном понимании, но опыт обращения с осужденными в отдельных странах, с одной стороны, обусловил потребность его обсуждения
на уровне международного сотрудничества, с другой - детерминировал формирование универсальных правил, имеющих весомую апробацию и показывающих общепризнанный уровень права, базирующийся как раз на гуманитарных ценностях и правовых началах. В Европе с конца XVIII столетия зарождается гуманистическое движение, пересмотревшее смысл наказаний, основывающееся на нравственно-правовых теориях, уважении личности преступника и смягчении карательных притязаний государства. Произошел кризис идеи традиционно жестокого и нарочито публичного наказания. Идея воздаяния постепенно трансформировалась и взяла за основу концепцию о необходимом равновесии между наказанием и гуманностью, устанавливающей ограничения пределов карательного воздействия.
Несомненно, высокую роль в формировании и популяризации обозначенного движения сыграли выдающиеся гуманисты конца XVIII - начала XIX вв. - тюремный реформатор Джон Говард, философы Иеремия Бентам, Уильям Палей и Чезаре Бек-кария, филантроп Самуил Ромильи. Представители движения Просвещения были противниками имеющегося состояния уголовного правосудия. Можно сказать, что дух гуманизма эпохи Просвещения проистекал из «старшей и младшей школ». К первой относились Монтескье, Вольтер и Беккария, которые обрушили свою критику на теократическое учение о возмездии и одновременно с этим пытались рационализировать теорию устрашения. Главой «младшей школы» был неаполитанец Гаэтано Филанджери, который, в отличие от представителей «старшей школы», особое внимание обратил на исправление наказуемого. В одной из главных своих работ
- «Наука законодательства», написанной в 1783 году, он указывал на то обстоятельство, что наказание должно служить исправлению преступника. Развиваемая им идея
о необходимости надзора за преступником, возможно, послужила методологической основой современной теории профилактики преступности. В частности, он активно выступал за наказание в виде депортации в
качестве реабилитационного метода, тогда как Чезаре Беккария видел в этом наказании простое дистанцирование преступника от правопослушного населения [8, с. 120].
Таким образом, уголовно-правовая доктрина эпохи Просвещения, заключившая в себя теорию рационализированного устрашения (значительно улучшенную гуманитарным наполнением) и секуляризированное учение о возмездии, сделав прорыв в нравственно-правовых теориях, стала приматом уголовно-судебной практики в Европе XIX века. Указанные обстоятельства послужили основой для движения в сторону тюремной реформы как на Западе, так и в России и способствовали возникновению новой научной отрасли - тюрьмо-ведению. В России распространяются идеи против жестоких наказаний и находят своих последователей призывы к гуманности в борьбе с преступниками.
Правовая интеграция России в европейское пространство в первой половине
XIX века привела к некоторым практически значимым заимствованиям наиболее прогрессивных пенитенциарных моделей. В частности, можно говорить о заимствовании идеи патроната. Впервые подобная организация возникла в Англии в 1816 году с образованием Общества улучшения условий тюремного заключения (Society for the improvement of Prison discipline), оказывающим заботу о должной организации тюремного режима, а также осуществляющим попечение за освобождающимися, как правило, несовершеннолетними осужденными. В 1817 году член данного Общества Вальтер Венинг посетил Петербург, где он, обследовав ряд тюрем, подготовил обстоятельный доклад на имя императора Александра I об условиях содержания заключенных и организации тюремного управления, а также с предложениями совершенствования организации тюремного дела. По-видимому, доклад произвел на императора неизгладимое впечатление, поскольку Александр I три раза собственноручно исправлял и дополнял предложения английского филантропа относительно совершенствования условий содержания заключенных и управления тюрем. На ос-
новании данной работы Александр I утвердил соответствующие правила для так называемого Общества попечительного о тюрьмах, которые функционировали последующие 32 года. В соответствии с данными правилами выдвигалось пять требований к организации обращения с осужденными: ближайший и постоянный надзор над заключенными, размещение их по роду преступления или обвинения, наставление заключенных в правилах христианского благочестия, занятие их приличными упражнениями, заключение провинившихся или буйствующих из них в уединенном месте [9, с. 15-17, 242-243].
Дальнейший толчок к сближению России и Европы в пенитенциарной сфере был дан Николаем I. Известно, что император, находясь с визитом в Лондоне, посетил уже положительно зарекомендовавшую себя Пентонвильскую тюрьму
- Тюремный комплекс, функционирование которого началось в 1842 году в Англии (северная часть Лондона), и после этого выступил инициатором внедрения британского опыта организации тюремного дела в России. В результате в 1845 году были образованы специальные комитеты и комиссии по выработке рекомендаций о преобразовании отечественной пенитенциарной системы. В этом же году и в связи с принятием Уложения о наказаниях уголовных и исправительных по инициативе Николая
I был сформирован комитет, направленный на устройство исправительных тюрем, организация которых во многом отражала принцип одиночного заключения, преобладающий в Пентонвильской тюрьме.
Дальнейшее расширение и развитие международных отношений во второй половине XIX века затронуло самые разнообразные стороны правоохранительной деятельности государств. Как справедливо отмечает А.П. Печников, начиная с 1862 года отечественными правоприменителями и учеными исследовался пенитенциарный опыт практически всех ведущих в то время западноевропейских стран. Министерство внутренних дел Российской империи поставило перед собой весьма перспективную цель - изучение зарубежного пенитенци-
Юридическая наука и правоохранительная практика арного опыта, для того чтобы на его основе выбрать доступную для России модель пенитенциарной системы. Была проделана огромная аналитическая работа по изучению зарубежных пенитенциарных систем практически всех европейских государств с целью приспособления к российской тюремной действительности [9, с. 63-64].
Начиная с середины XIX столетия постепенно формируются нормы международного пенитенциарного права, в основе которых лежали образцы национальных систем уголовного правосудия. На данном этапе, по существу, происходило лишь накопление фактологического материала и пенитенциарных образцов, вызывающих соответствующий интерес, но не являющихся правилами. Так, именно посредством сравнительного исследования иностранных моделей обращения с осужденными вырабатывались конкретные рекомендации тюремных конгрессов, первая серия которых связана с проведением международного конгресса во Франкфурте-на-Майне, состоявшегося в 1846 г., вторая
- с международным конгрессом в Лондоне, состоявшегося в 1872 г. Обсуждение иностранного пенитенциарного опыта с выработкой рекомендаций, еще пока не имеющих общепризнанного значения и во многом обязательного выполнения, происходило в рамках второй серии вплоть до 1950 г., в котором под эгидой Международной уголовной и пенитенциарной комиссии состоялся последний тюремный конгресс в Гааге. Однако именно в этот период закладывается информационная основа и предопределяется культурно-гуманистическая направленность норм международного пенитенциарного права, формируется методика разработки стандартов в области обращения с осужденными.
Россия не оставалась в стороне от работы тюремных конгрессов. Так, на конгрессе, состоявшемся в 1872 году, впервые приняли участие русские пенологи. Кроме того, четвертый конгресс состоялся в Петербурге в 1890 году.
Вместе с тем рецепция европейских моделей обращения с осужденными, осуществляемая посредством международно-
го пенитенциарного сотрудничества, затормаживалась отсутствием в России законодательного закрепления ряда личных и гражданских прав, медленным действием результатов судебной реформы, незавершенностью отраслевой дифференциации законодательства. Указанные проблемы, безусловно, не могли быть устранены и после революционных событий в период непродолжительного существования с марта по октябрь 1917 года Временного правительства. Соответственно, в данный период также не учитывался положительный опыт европейских моделей обращения с осужденными.
В 70-80-е гг. делается попытка реформирования советской исправительнотрудовой системы, в рамках которой международным пенитенциарным стандартам и правилам отводилась достаточно ограниченная и сугубо информационная роль. Так, проводятся эксперименты, связанные с классификацией осужденных, укрупнением отрядов по производственному принципу, организацией воспитательной работы, и ряд других. Кроме того, 18 декабря 1970 года принимается ИТК РСФСР, вступивший в действие с 1 июля 1971 г. Вместе с тем именно с 70-х годов вновь после амнистии 1953 года и реорганизации исправительно-трудовых лагерей в исправительно-трудовые колонии в 1956 году начинает расти численность осужденных, отбывающих лишение свободы. Так, к 1986 году число заключенных по сравнению с серединой 50-х - концом 60-х гг. фактически вновь удвоилось и составило 2 356 933 человека (846 заключенных на 100 тысяч населения).
Как представляется, одной из причин неудавшейся реформы выступает тот факт, что в советский период характер международного сотрудничества имел сугубо политико-прагматичный характер, а исправительно-трудовая политика формировалась без соответствующего учета международного опыта в этой сфере. Значение международных стандартов обращения с осужденными фактически игнорировалось. В определенной мере можно согласиться с С.А. Рожковым, отмечающим, что до конца
1980-х гг. советская исправительно-трудовая система была закрыта для международных стандартов обращения с осужденными [10, с. 128].
В связи с этим международные пенитенциарные стандарты, закрепленные, в частности, в Минимальных стандартных правилах обращения с заключенными 1955 года, практически не были восприняты советской исправительно-трудовой системой и законодательством. Практически до «начала 90-х гг. международные стандарты обращения с осужденными самостоятельно не освещались в учебниках по исправительно-трудовому праву и не были введены в повседневный широкий научный оборот. В условиях сложившегося в стране административно-командного механизма управления ведомственная закрытость уголовно-исполнительной системы не способствовала правильному восприятию общепризнанных международных стандартов практическими работниками и препятствовала объективной оценке существующего в данной системе фактического положения с позиций международных стандартов» [11, с. 128]. Кроме того, симптоматичным является тот факт, что специализированные международные пенитенциарные акты, например Минимальные стандартные правила обращения с заключенными 1955 года, зачастую выходили в СССР под грифом «Для служебного пользования».
Необходимо отметить, что в рассматриваемый период СССР было ратифицировано достаточно незначительное количество международно-правовых актов в области прав человека. Например, Международный пакт о гражданских и политических правах, принятый Резолюцией 2200 (XXI) на 1496-м пленарном заседании Генеральной Ассамблеи ООН 16 декабря 1966 года, ратифицирован Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18 сентября 1973 года и вступил в силу для СССР 23 марта 1976 года. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 января 1987 года ратифицирована Конвенция против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания, принятая Резолю-
цией 39/46 Генеральной Ассамблей ООН от 10 декабря 1984 года. Вместе с тем подобные международно-правовые акты носили отчасти общий характер и не имели целенаправленного отношения к пенитенциарной системе.
Из лишь информационного и в известной степени ограниченного значения этих стандартов в советский период они стали существенным фактором радикальных преобразований в современной уголовноисполнительной политике и одним из критериев «цивилизованности» отечественной уголовно-исполнительной системы в целом.
В настоящее время, если современная Россия присоединяется к какому-либо международному документу, определяющему стандарты обращения с осужденными, принимает обязательства по его исполнению или тем более ратифицирует его, то необходимо последовательно претворять его в жизнь. Реализация международных обязательств в этом случае является «делом чести» для России, их неисполнение может существенно подорвать международный политический авторитет страны и нанести тем самым существенный вред внешнеполитическим интересам. Так, на заседании президиума Государственного совета, проходившего 11 февраля 2009 года в Вологде, Президент России Д.А. Медведев в рамках обсуждения вопроса о состоянии уголовно-исполнительной системы и подходов к ее долгосрочному развитию на период до 2020 года указал на необходимость приведения всей пенитенциарной системы и законодательства в полное соответствие с международными стандартами.
Так, следуя по пути гармонизации уголовно-исполнительного права в части отражения объективной закономерности взаимодействия международного и внутригосударственного права, законодатель Федеральным законом от 3 апреля 2008 года № 40-ФЗ «О внесении изменений в статью 3 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации» [12] закрепил идею о непреложности примата международного права над национальным законодательством.
Важно заметить, что влияние международных пенитенциарных стандартов на российскую практику исполнения уголовных наказаний, в первую очередь, связанных с лишением свободы, оказывается не только в отношении естественных прав осужденных, повышения средств их правовой защиты и безопасности, профессионализма персонала исправительных учреждений, но и дифференциации режимных требований и юридических условий отбывания наказания. При этом именно данный аспект функционирования отечественной уголовно-исполнительной системы нуждается в реформировании, внутренней и международно-правовой гармонизации. В частности, рассматривая проблему реализации международных стандартов в области прав человека при исполнении пожизненного лишения свободы, В.Ф. Цепелев и Е.Н. Казакова справедливо отмечают: «Жесткая степень изоляции и социальная депривация, бессрочность наказания, низкая степень дифференциации условий содержания, сроков перевода с одних условий на другие... свидетельствуют, что условия содержания пожизненно осужденных в полной мере не соответствуют жизни в обществе, их человеческому достоинству и не способствуют их ресоциализации» [13, с. 257]. Развивая данную мысль, исследователи приходят к аргументированному выводу о том, что длительный период изменения условий отбывания наказания и высокие формальные требования к условно-досрочному освобождению данной категории осужденных приводят к утрате социально-адаптивных навыков поведения, потере навыков социально-одобряемого поведения, развитию регресса личности. Так, «согласно международным документам, применительно к пожизненному лишению свободы пересмотр приговора должен осуществляться после отбывания срока лишения свободы от восьми до четырнадцати лет и повторяться через регулярные промежутки времени» [13, с. 258-259].
В связи с вышеизложенной проблемой необходимо обратить внимание на особенности функционирования отечественной прогрессивной системы исполне-
ния наказания, которая уже давно не соответствует потребностям правоохранительной деятельности. В частности, как верно замечает старший прокурор управления по надзору за законностью исполнения уголовных наказаний Генеральной прокуратуры Российской Федерации С. Березиков, «в самом механизме исполнения лишения свободы заложены факторы, в определенной мере продуцирующие повторную преступность... совершенствование дифференциации исполнения наказания - одно из направлений предполагаемых изменений» [14, с. 41]. В связи с этим прокурором отмечается низкий показатель изменения условий в исправительных учреждениях, который в 2008 году в среднем по России составил 9,4 %, и предлагается выделить дополнительные подгруппы лиц, отбывающих наказание в обычных условиях. Кроме того, С. Березиков верно отмечает, что уголовно-исполнительное законодательство не раскрывает сущности института условий отбывания наказания, определения добросовестного отношения к труду, что препятствует их более глубокой дифференциации с учетом различных степеней исправления осужденных [14, с. 42-43].
Как представляется, данные предложения в целом соответствуют европейским пенитенциарным стандартам в области дифференциации осужденных. Вместе с тем принципиальное решение данной проблемы должно быть неотделимо от гарантий соблюдения прав осужденных, связано с расширением процедурных механизмов регулирования уголовно-исполнительных отношений и, как следствие, с созданием института пенитенциарного суда, в компетенцию которого необходимо включить и решение вопросов о переводе осужденных из одних условий отбывания наказания в другие. Однако грядущая реформа отечественной пенитенциарной системы фактически связана с переходом от «коло-нийской» к «тюремной» системе размещения осужденных, расширением практики технического надзора за осужденными (имеется в виду новая модель ограничения свободы) и «трудотерапии» с введением нового наказания в виде принудительных
работ. Результаты такой реформы не будут иметь скорого эффекта без серьезного применения исправительного воздействия, основанного на комплексной реализации всех средств исправления, закрепленных в ч. 2 ст. 9 УИК РФ, расширения судебного компонента в механизме регулирования уголовно-исполнительных отношений и диспозитивных основ уголовно-исполнительного законодательства (в частности, предоставление осужденным широких возможностей реализации их законных интересов).
В настоящее время важно говорить об определенном планировании постепенного внедрения международных пенитенциарных стандартов в отечественную практику исполнения уголовных наказаний. Отчасти такое планирование отражено в утвержденной Постановлением Правительства Российской Федерации от 5 сентября 2006 г. № 540 Федеральной целевой программе «Развитие уголовно-исполнительной системы (2007-2016 годы)», раскрывающей основные направления последовательного исполнения международных обязательств России посредством программно-целевого метода и указывающей на важность «неуклонного внедрения международных стандартов обращения с заключенными в практику исполнения наказаний» [15]. При этом в программе отмечается необходимость учета того обстоятельства, что согласно Европейским пенитенциарным правилам отсутствие достаточного количества ресурсов для достойного содержания заключенных не может являться оправданием нарушения их человеческих прав, что в принципе противоречит закрепленному в ч. 4 ст. 3 УИК РФ положению: «Рекомендации (декларации) международных организаций по вопросам исполнения наказаний и обращения с осужденными реализуются в уголовно-исполнительном законодательстве Российской Федерации при наличии необходимых экономических и социальных возможностей».
Более того, в соответствии с программой к 2017 году лишь 26 из 238 следственных изоляторов предположительно будут соответствовать международным стан-
дартам (в первую очередь из расчета 7 м2 на одного заключенного). Вместе с тем в программе «Развитие уголовно-исполнительной системы (2007-2016 годы)» указывается следующее: «Как отмечается в комментариях Совета Европы к Европейским пенитенциарным правилам, есть основания полагать, что норма санитарной площади на одного заключенного будет определена Европейским комитетом в пределах 9-10 м2».
В связи с этим сложно согласиться с И.В. Никитенко, полагающим, что «в настоящее время не имеется такого стандартного правила, которое не могло бы быть воспринято российским уголовно-исполнительным законодательством в обозримом будущем» [16, с. 151]. Данное суждение противоречит не только фактическому состоянию отечественной пенитенциарной системы, но и уголовно-исполнительной политике, отражающейся в том числе в рассматриваемой программе и ожидаемых в ней результатах. Так, 11 февраля 2009 года на заседании президиума Государственного совета в Вологде в рамках обсуждения вопроса о состоянии уголовно-исполнительной системы и подходов к ее долгосрочному развитию на период до 2020 года Д.А. Медведев отметил, что «.мы сделали пока только самые первые, но достаточно важные шаги к созданию эффективной, справедливой и цивилизованной системы исполнения наказания в нашей стране. состояние уголовно-исполнительной системы нас еще ни в коей мере не может удовлетворить».
Утвержденная распоряжением Правительства Российской Федерации от 14 октября 2010 г. № 1772-р Концепция развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года своей первоочередной целью ставит «повышение эффективности работы учреждений и органов, исполняющих наказания, до уровня европейских стандартов обращения с осужденными и потребностей общественного развития» [17]. Вместе с тем в данной Концепции не указаны критерии оценки соответствия отечественной уголовно-исполнительной системы уровню
европейских стандартов, не обозначено, о каких европейских стандартах идет речь.
Исследователи вопросов реализации международно-правовых норм в отечественную уголовно-исполнительную систему и законодательство отмечают несоответствие многих положений и фактического состояния условий исполнения уголовных наказаний международным пенитенциарным стандартам. Например, Ф.М. Городи-нец справедливо отмечает невыполнение рекомендаций Минимальных стандартных правил обращения с заключенными 1955 года в части соблюдения половых различий между осужденными и персоналом исправительного учреждения [18, с. 163]. Некоторым положениям международных пенитенциарных стандартов и правил уголовно-исполнительное законодательство России приводится в соответствие до сих пор. В частности, норма, содержащаяся в
ч. 3 ст. 12 УИК РФ, при ее буквальном толковании допускала проведение над осужденными медицинских и иных опытов, которые не ставят под угрозу их жизнь и здоровье. Данное положение находилось в противоречии с п. 27 Части II Приложения к Рекомендации № R (87)3 Комитета Министров государствам-членам относительно Европейских пенитенциарных правил, принятого Комитетом Министров Совета Европы 12 февраля 1987 г., где указывается на запрет проведения каких-либо опытов над осужденными. Лишь с принятием Федерального закона № 191-ФЗ от 19 июля 2009 г. «О внесении изменения в статью 12 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации» рассмотренное противоречие было устранено посредством закрепления в ч. 3 ст. 12 УИК РФ указания на то, что осужденные независимо от их согласия не могут быть подвергнуты медицинским, научным или иным опытам, связанным с испытанием лекарственных средств, новых методов диагностики, профилактики и лечения заболеваний, а также проведением биомедицинских исследований» [19].
Существенным недостатком Федеральной целевой программы «Развитие уголовно-исполнительной системы (20071 (15) 2011
2016 годы)» является то обстоятельство, что в ней не затрагиваются вопросы соответствия международным стандартам условий содержания осужденных в исправительных учреждениях. Такое «соответствие» отражает только санитарно-бытовые условия, а именно 7 м2 санитарной площади на одного подследственного, содержащегося в СИЗО. Более того, в ч. 1 Правила 100 Европейских пенитенциарных правил 2006 года указывается на необходимость предоставления заключенным, дела которых еще не рассмотрены в суде, возможности работать. Согласно ч. 2. данного Правила на работающих заключенных должны распространяться все положения Правил 26, которые, в свою очередь, рекомендуют совмещать работу с «элементами профессиональной подготовки», предоставлять заключенным возможность выбирать интересующий их вид трудовой деятельности, организовывать трудовую деятельность, максимально схожую с методами аналогичной работы в обществе. Безусловно, выполнение данных требований, закрепленных не только в Европейских пенитенциарных правилах 2006 года, а также в ст.ст. 4 и 5 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года, требует как соответствующего финансирования, так и широкого проведения плановых организационно-технических мероприятий.
В настоящее время соответствующий уровень закрепления труда лиц, содержащихся в следственных изоляторах, в действующем законодательстве не отражен. Более того, сложно согласиться с мнением Е.В. Емельяновой о том, что положения российского уголовно-исполнительного законодательства в области привлечения осужденных к труду приведены в соответствие с международными стандартами [20, с. 144]. Как представляется, привлечение осужденных, отбывающих уголовные наказания, также имеет ряд проблем. Как указывается специалистами в этой сфере, «вопрос о трудоустройстве осужденных сейчас является одним из острых и трудноразрешимых в местах лишения свободы» [21, с. 328]. В свою очередь, Н.Н. Дерюга отмечает, что
«произошел разрыв хозяйственных связей между предприятиями различных организационно-правовых форм и предприятиями исправительных учреждений, приостановилось обновление технически отсталой материальной базы» [22, с. 328]. В результате экспертные оценки показывают, что в настоящее время уровень трудоустроенных осужденных в местах лишения свободы не превышает 35 %.
Таким образом, следует констатировать, что в программе «Развитие уголовно-исполнительной системы (20072016 годы)», а также Концепции развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года не рассматриваются международные стандарты относительно уровня медицинского обслуживания, трудовой занятости и профессионального обучения осужденных в местах лишения свободы, которые занимают важное место в системе обеспечения средств исправления осужденных. В данных документах не отражены критерии оценки соответствия отечественной уголовно-исполнительной системы уровню европейских стандартов.
В связи с этим настоятельно требуется усиление рассматриваемой программы комплексными указаниями на конкретные международные пенитенциарные стандарты, которые должны быть реализованы Российской Федерацией. Ведь реализация стандартов только санитарно-бытового характера не в полной мере отражает потребности отечественной уголовно-исполнительной системы в гармоничном развитии и накоплении арсенала всех средств воздействия на осужденного. Кроме того, реализация изложенных в программе стандартов направлена, в первую очередь, на гуманизацию условий содержания подозреваемых, обвиняемых и подсудимых в следственных изоляторах, а не на создание условий для эффективного исправления осужденных в местах лишения свободы.
Таким образом, обозначенные проблемы демонстрируют настоятельную необходимость скрупулезного исследования международных пенитенциарных стандартов и правил на предмет необходимости
и возможности их реализации в отечественной практике исполнения уголовных наказаний. В условиях реформирования уголовно-исполнительной системы и возрастания требований к ее антикриминоген-ному потенциалу необходим новый, более взвешенный подход к выработке международных договоренностей и имплементации общепризнанных пенитенциарных стандартов и правил.
1. Гаврилов В. К вопросу о взаимодействии международной и национальных правовых систем в контексте идеологии и правосознания // Контакт России и стран АТР в правовом дискурсе / отв. ред. А.И. Коробеев. Владивосток: Изд-во Дальневосточного ун-та, 2005. С. 33-44.
2. Ashworth A. Principles of Criminal Law. 3rd ed. New York - Oxford: University Press, 1999. 534 p.
3. Социальная антропология права современного общества: монография / И.Л. Честнов [и др.]. СПб.: С.-Петерб. ин-т внешнеэкономических связей, экономики и права, Общество «Знание» Санкт-Петербурга и Ленинградской области, 2006. 248 с.
4. Спиридонов А.П. Взаимодействие российского уголовного права с системами права других государств: исторический аспект // Научный вестник Омской академии МВД России. 2009. № 3 (34). С. 37-43.
5. Малько А.В., Саломатин А.Ю. О некоторых чертах модернизационных процессов в современных условиях // Государство и право. 2004. № 3. С. 23-31.
6. Howard J. The State of the Prisons. London: J.M. Dent&Sons Ltd.; New York: E.P.Dutton&Co.Inc, 1929. 306 p.
7. Гернет М.Н. История царской тюрьмы: в 5 т. Т. I (1762-1825). 3-е изд. М.: Гос. изд-во юрид. лит., 1960. 384 с.
8. Беккария Ч. О преступлениях и наказаниях / сост. и предисл. В.С. Овчинско-го. М.: ИНФРА-М, 2004. 184 с.
9. Печников А.П. Тюремные учреждения российского государства (1649 - октябрь 1917 гг.): Историческая хроника. М.: Щит-М, 2004. 325 с.
10. Рожков С.А. Международные стандарты обращения с осужденными и уголовно-исполнительное законодательство РФ // Вестник Пермского университета. 2009. Вып. 1 (3). С. 125-131.
11. Уголовно-исполнительное право России: теория, законодательство, международные стандарты, отечественная практика конца XIX - начала XXI века: учебник для вузов / под ред. А.И. Зубкова. 2-е изд., перераб. и доп. М.: НОРМА, 2003. 720 с.
12. Собр. законодательства Рос. Федерации. 2008. № 14. Ст. 1359.
13. Цепелев В.Ф., Казакова Е.Н. Международные стандарты в области прав человека и их реализация в процессе назначения и исполнения пожизненного лишения свободы // Российский криминологический взгляд. 2008. № 3. С. 249-260.
14. Березиков С. Условия отбывания наказания в исправительных учреждениях надо менять // Законность. 2009. № 6. С. 41-43.
15. Собр. законодательства Рос. Федерации. 2006. № 39. Ст. 4075.
16. Никитенко И.В. Реализация международных стандартов обращения с осужденными как одно из направлений гуманизации уголовно-исполнительной политики России // Проблемы обеспечения законности и правопорядка в Дальневосточном регионе: сб. науч. тр. по матери-
алам междунар. науч.-практ. конф. (12-13 мая 2004 г.). Хабаровск: Дальневосточный юрид. ин-т МВД России, 2004. С. 149-152.
17. Собр. законодательства Рос. Федерации. 2010. № 43. Ст. 5544.
18. Городинец Ф.М. Имплементация международно-правовых норм при исполнении наказания в виде лишения свободы в российском законодательстве и правоприменительной практике: монография. СПб.: СПбГУАП, СПбУ МВД России, 2002. 174 с.
19. Собр. законодательства Рос. Федерации. 2009. № 29. Ст. 3628.
20. Емельянова Е.В. Международные стандарты в области привлечения осужденных к труду и их реализация в уголовно-исполнительном законодательстве России // Вестник Томского государственного университета. 2009. № 318 (Январь). С. 143-145.
21. Рыбак М.С. Ресоциализация осужденных к лишению свободы: дис. . д-ра юрид. наук. Саратов: Саратовская гос. академия права, 2001. 450 с.
22. Дерюга Н.Н. Организационноправовые проблемы занятости осужденных, содержащихся в местах лишения свободы: дис. ... д-ра юрид. наук. Хабаровск: Дальневосточный юрид. ин-т МВД России, 2003. 476 с.
