CC BY
25
ИСТОРИЯ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ
УДК: 7.046.3.
РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ КУЛЬТОВОГО ОБРАЗА В РУССКОЙ ЛИЦЕВОЙ РУКОПИСНОЙ ТРАДИЦИИ
Н.Л. Панина
Новосибирский государственный университет
pa.nina@mail.ru
Рассматриваются два основных типа репрезентации иконы в русской лицевой рукописной традиции: нарративный и толковательный (символический). Ставится вопрос о генезисе нарративной репрезентации в XVI в. и ее модификациях в процессе дальнейшего развития, об объединении двух типов репрезентации в изобразительном ряде памятника XVII в. «Книга об иконе Богоматери Одигитрии Тихвинской».
Ключевые слова: икона, нарративная репрезентация, толковательная репрезентация, изобразительный ряд.
Рукописная традиция культового образа с развитым изобразительным рядом — распространенное явление в европейской средневековой культуре и в отечественной культуре Позднего Средневековья и Нового времени1. В отношении многих икон, являвшихся на Руси объектом массового поклонения, — Богоматери Знамение, Владимирской Богоматери, св. Николая и других, можно говорить об особом тексте сказаний, формировавшемся на протяжении веков и транслируемом через иконы с клеймами и лицевые рукописи. На определенном этапе, который в отечественной традиции просматривается в диапазоне XVI—XIX вв., категория исторического, земного события с участием иконы начи-
1 Примером устойчивого изобразительного ряда иконы в католической традиции может служить рукописная традиция Луккского нерукотворного образа Христа: Schmitt J.—Cl. Les images d'une image. La figuration du Volto Santo de Lucca dans les manuscrits enluminés du Moyen Age // The Holy Face and the Paradox of Representation. — Bologne, 1998. - P. 205-227.
нает формировать смысловое пространство текста иконы, делая его по преимуществу нарративным2. Графическое сопровождение текста иконы насыщается сюжетными композициями, выводя отношения текста и изображения на качественно новый уровень: изображение выступает здесь не столько образно-художественной интерпретацией текста, его комментарием, сколько средством расширенной репрезентации каждого события вербального рассказа за счет его визуально воспринимаемой реплики.
В миниатюрах лицевой рукописной книги выделяются два основных типа смыслового пространства культового образа: толковое (символическое, аллегорическое
2 Понятие нарративности в данном случае
определяется как порядок возможных отношений
объектов рассказа (действий, событий и состояний), которые актуализируются в рамках той или иной стратегии. См.: Herman D. Story Logic: Problems and Possibilities of Narrative. — University of Nebraska Press, 2002. - Р. 53 и др.
истолкование смысла текста)3 и нарративное (изображение события, описанного в тексте), которые на начальных этапах своего развития тесно связаны с учительной композицией (изображение беседы, пред-стояния одного персонажа текста другому)4. Можно предположить, что при формировании различных трех типов смыслового пространства чудотворного образа играли свою роль (с разной степенью интенсивности на разных этапах этого процесса) различные аспекты перформативной репрезентации: статус иконы как реликвии, ее постановка в пространстве храма и в процессии рядом с другими иконами и реликвиями, ее взаимоотношения с ними; практика местного почитания святынь, их участие в мифологическом освоении места, придании реальному физическому пространству чудесного измерения; культивируемый во всех этих практиках спектр эмоциональных состояний, связанных с иконой, и т. д. Начальный этап конструирования развитого нарративного пространства чуда от иконы средствами изобразительного ряда связан с развитием новгородского и московского книжного искусства в XVI в. Исследователи русской культуры называют XVI столетие веком книжной миниатюры, значение которого для последующего развития больших изобразительных циклов невоз-
3 Для рукописной традиции до XVI в. оно традиционно связывалось с маргинальными миниатюрами, сопровождающими текст Псалтири. См.: Вздорнов Г.И. Исследование о Киевской Псалтири. — М.: Искусство, 1978.
4 Охарактеризовано в наблюдении Г.В. Попова: «...в большинстве миниатюр XV в. нет собственно действия. Это череда собеседований-предстояний. Сцены почти лишены деталей, пространственные градации отсутствуют». См.: Попов Г.В. Рукописная книга Москвы. Миниатюра и орнамент второй половины XV—XVI столетия. —
М., 2009. - С. 225.
можно переоценить5. С одной стороны, от этого времени сохранилось беспрецендент-ное количество лицевых рукописей6. Даже если считать, что от предыдущих веков такие памятники просто не дошли до нас, тем не менее по сравнению с сохранившимися образцами предыдущей традиции книжная миниатюра XVI в. (прежде всего миниатюры Лицевого летописного свода) выглядит качественно новым явлением. Вырабатывается новая концепция единого смыслового пространства памятника, образованного вербальным и визуальным рядом. Революционное изменение книжной миниатюры идет от процессов в иконописи и связано с притоком в московское искусство новгородских традиций в середине XVI в., а именно с появления иконописцев с навыками создания очень сложных символических композиций, спровоцировавших в это время дискуссии по вопросам иконописа-
7
ния .
История лицевого текста иконы с XVI в. является историей взаимоотношений толковательной и нарративной репрезентации образа в миниатюре. Процесс усложнения символической нагрузки изображения в столичном книжном искусстве середины XVI в. обусловил толковательный характер ряда больших изобразительных серий
5 Попов Г.В. Указ. соч. — С. 262.
6 Только в сохранившихся 10 томах Лицевого летописного свода содержится более 16 000 миниатюр. См. описание томов: Морозов В.В. Лицевой летописный свод в контексте отечественного летописания XVI в. — М.: Индрик, 2005. — 288 с. — С. 12—32. Факсимильное воспроизведение публикуется в открытом доступе в Интернете «Обществом любителей древней письменности».
7 Сарабьянов В. Д. Символико-аллегорические иконы Благовещенского собора и их влияние на искусство XVI в. // Благовещенский собор Моск. Кремля: Мат-лы и исслед. — М., 1999. — С. 164—217.
того времени8. Продвижение нарративной программы в книжной миниатюре связано с моментом создания Лицевого летописного свода. Явное возвращение к толковательному принципу просматривается во второй половине XVII в., когда в списках «Книги об иконе Богоматери Тихвинской» он не просто объединяется с нарративным в рамках одного изображения, но задает форму и ритм всей последовательности миниатюр. Дальнейшее его развитие происходит в старообрядческой и антикварной практике, основанной на знакомстве с древнейшими образцами книжного искусства и установкой на осторожную творческую переработку этих образцов.
Возвращаясь к Лицевому своду, можно констатировать эволюцию больших нарративных серий, которая происходит в конце XVI — начале XVII в., когда создаются по томам Лицевого свода парадные вкладные списки житий, роскошно иллюминированные по царскому заказу9. Пространственно-временные решения середины XVI в. в начале XVII в. постепенно уходят. Архитектоника кодекса сохраняется, принцип расположения миниатюр относительно текста также не претерпевает кардинальных изменений, но сама композиция снова упрощается, что заметно уже в конце XVI в.: увеличивается количество миниатюр, включающих всего две сцены10. В итоге одно собы-
8 Одни из наиболее известных — миниатюры Лицевого сборника Чудова монастыря (РГБ, собрание Егорова, № 1844): Лицевой сборник Чудова монастыря. Факсимильное издание. — М., 2008; Левочкин И.В., Крутова М.С. Лицевой сборник Чудова монастыря: научный аппарат. — М., 2008.
9 Лицевое житие святителя Николая Чудотворца из Николо-Угрешского монастыря. XVII век. Факсимильное издание. — М, 2007.
10 См. анализ миниатюр «Жития прпп. Зо-
симы и Савватия Соловецких» XVI в., ГИМ, со-
брание Вахромеева, № 71: Попов Г.В. Указ. соч.—
тие дробится на большее число миниатюр и изобразительный ряд становится менее компактным, он разрастается.
Принцип максимальной фрагментации события, выработанный при копировании житий Свода в конце XVI — начале XVII в. и утвердившийся в книжной миниатюре XVII в., начинает действовать как системообразующий при конструировании новых повествований наряду с принципом сведения всех известных событий в одно целое на основе общей концепции. Так появляются «Книга об иконе Богоматери Одигитрии Тихвинской», «Книга об иконах Богоматери зовомая Владимерская и об иных» — редакции свода сказаний о Тихвинской иконе Богоматери, первая из которых создается в 1658 г. иконописцем Тихвинского Успенского монастыря Родионом Сергиевым как лицевая, а вторая становится частью книги о чудотворных иконах, которую составляет в 1671 г. известный придворный поэт и богослов Симеон По-лоцкий11. Они коренным образом отличаются от более ранних повествований о чу-12
дотворных иконах12, и знаменуют послед-
Илл. 181—196; сравнительный анализ миниатюр «Жития Николая Мирликийского» XVI и XVII в.: Серебрякова Е.И. Лицевое житие Николая Чудотворца XVII века из Николо-Угрешского монастыря // Вопросы источниковедения и палеографии. Труды Государственного исторического музея. —
М., 1993. - Вып. 78. - С. 175-189.
11 Серебрякова Е.И. К вопросу о типах лицевых рукописных «Книг о Тихвинской иконе Богоматери» XVII — XVIII вв. / / Труды Государственного исторического музея. - Вып. 136. - 2003. -С. 258-261.
12 Так, на этапе начального конструирования нарративного пространства Тихвинской иконы определяющей была стратегия освоения и защиты физического пространства, которое в Средневековье понималось как место, локус или некоторый набор мест, в отличие от более позднего представления о пространстве как глобальной сущности. Соответственно, нарративное пространство имеет
ний этап разработки такого рода произведений на уровне государственной программы13. Происходит работа с параллельными повествовательными последовательностями различной знаковой природы, с вербальным и изобразительным рядами, формирование из них концептуального единства. Изобразительный ряд расширяется до сопоставимой с текстом насыщенности действиями, событиями и состояниями, в первую очередь за счет проецирования на изобразительный ряд вербального рассказа, их событийного параллелизма, но также за счет мультипликации самого культового образа в миниатюрах и развития кинетических и проксемических характеристик всех объектов изображения, размещающих икону в фокусе внимания зрителя (читателя).
Особенности изобразительного ряда иконы, к которым относится массовое включение икон в разнообразные архитектурные элементы, характерное исключительно для миниатюр XVI в., или, наоборот, размещение иконы в разреженном пространстве храма в миниатюре XVII в., могут быть объяснены только при условии обращения к формам репрезентации культового образа в миниатюре. Здесь же нужно искать ответ и на вопрос о причине массового присутствия в нарративной серии
горизонтальную структуру последовательности мест (рассказов), и повествование как композиционный принцип определяется перемещением иконы. В XVI в. горизонтальная структура была достроена по вертикали: появилась хронологическая последовательность событий, происходивших в одном месте (основание собора и монастыря, поклонение иконе царей Василия III и Ивана IV). Ранняя рукописная традиция Тихвинской иконы изучена В.М. Кириллиным. См.: Кириллин В.М. Сказание о Тихвинской иконе Богоматери «Оди-гитрия». — М., 2007.
13 В XVIII в. они оттесняются в маргинальные культурные практики и развиваются замкнуто, на периферии культурного поля.
«Книги о Тихвинской иконе Богоматери» идентичных, повторяющихся композиций: в некоторых случаях отличия между двумя миниатюрами в серии из 30—40 изображений минимальны. Избыточное и несуразное с точки зрения иллюстрации это явление выступает частью концептуального объединения средств нарративной и толковательной репрезентации.
Средством развития нарративной репрезентации в XVII в. становится работа с вербальным рядом в рамках стратегии компендиума: сбор всей возможной информации, выстраивание вертикальной и горизонтальной событийных линий, соединение различных контекстов, поиск архе-типической модели повествования. Так, при создании «Книги об иконе Богоматери Одигитрии Тихвинской» в XVII в. имеет место не просто сведение нескольких источников, но моделируется единое нарративное пространство. Инструментом гомогенизации структур вертикальной (от написания прижизненного образа Богоматери до современных автору чудес) и горизонтальной (деяния иконы от Константинополя до Москвы и северных городов Руси) становится градозащитная сюжетно-жанровая модель вполне определенного памятника.
Архетипические и в то же время исторически конкретные сюжеты, которые лежат в основе предания о чудотворном образе Тихвинской Богоматери, а также в основе текста и изобразительного ряда «Книги об иконе Тихвинской», связаны с рядом переводных византийских сочинений, в первую очередь с рано появившейся в русской литературной традиции «Памяти о Великом Акафисте» («Повести о неседальном»)14. Каноническая модель, из-
14 Громова Е.Б. История русской иконографии Акафиста . — М., 2005. — С. 50.
влеченная из «Повести о неседальном», включает ряд «сюжетов-архетипов»: описание вражеской мощи, моление образу Богоматери и Христу или выход священного главы города на стены с образом, чудесное избавление от врагов, благодарение Богоматери, и проявляется теми или иными сюжетами во всех произведениях древнерусской традиции, связанных с богородичными иконами-градохранительницами.
Акафист и связанные с ним сюжеты стали материалом для разработки нарративного (событийного) представления иконы Богоматери. Внесобытийная составляющая изобразительного ряда формруется на основе так же тесно связанной с Акафистом, но более широкой проблематики чудотворной иконы, понимаемой как реликвия. Генезис такого представления культового образа локализован в позднеантичной и раннесред-невековой, в первую очередь византийской, культуре. Там происходит формирование смыслового пространства культового образа, которое в определенный момент оказывается зафиксированным в иллюминированной книге как результат взаимодействия различных семиотических систем. В основе этого взаимодействия лежит практика почитания иконы в храме и вне его. Изначально смысловое пространство иконы имело перфор-мативный характер и формировалось под воздействием аудиовизуального ряда: системы изображений, интерьера храма, хода богослужения, чтения, пения. Созданию и восприятию лицевого текста предшествовал не только устойчивый комплекс зрительных и аудиальных образов, но, что очень важно, комплекс эмоциональных состояний, закрепленный в каноне.
В перформативной репрезентации образа чудотворная функция иконы становится стержневой, она наделяет икону
свойством реальности и напрямую связана с ее статусом реликвии. В византийском православии имело место длительное и постепенное срастание функций икон и реликвий. С конца X в. чудотворные иконы наряду с реликвиями начинают широко участвовать в процессиях, становятся военными и духовными палладиума-ми Константинополя15. На икону переносится чудотворная и целительная функция мощей и реликвий, телесно соприкасавшихся с Богоматерью, Христом или святыми, и таким образом икона наделяется реальностью16.
Перформативная репрезентация чудотворной иконы в греческом культе включает ее обретение, торжественное перенесение, встречу, положение в специально выстроенный для нее храм или специально отведенное ей место в храме, установление праздника в этот день, совершение чудес, сопровождающееся видением небесного протагониста иконы. Процедура перенесения, первоначально установленная для реликвий (IV—VII вв.), затем для икон (к IX в.), совершалась по специально установленному ритуалу аёуепШв — прибытия и вступления в город византийского императора, в свою очередь восходившего к соот-ветсвующему античному ритуалу. В византийской иконографической формуле ад-вентуса выделяют три ключевых момента: synastesis (hypantesis, apantesis) — радостно-триумфальную встречу реликвий в момент их прибытия в город, рготрге — сопрово-
15 Шалина И.А. Чудотворная икона-реликвия «Богоматерь Одигитрия»: ее вторничное чудо и «хождение» по Константинополю // Реликвии в восточнохристианской иконографии. — М.,
2005. — С. 243—274.
16 Бельтинг Х. Образ и культ. История обра-
за до эпохи искусства. — М.: Прогресс-Традиция,
2002. — С. 78; Шалина И.А. Указ. соч. — С. 14.
ждение их через город, или процессию, ароШе818 — положение реликвий в приго-
17
товленный реликварий17.
Участницей одной из самых ранних уличных процессий была чудотворная икона Одигитрии Константинопольской. Еженедельные вторничные выходы, во время которых икона творила чудеса исцелений, и следующая за ними длительная процессия по всему городу с заходом в определенные уставом храмы для совершения служб дали богатую иконографическую традицию. В период формирования культа чудотворных икон на Руси почитание Одиги-трии Константинопольской было известно по отчетам паломников и переведенным к тому времени богослужебным текстам Великого Акафиста, Повести об Акафисте, Сказания об иконе Богоматери Римляныни. Модель аёуеп1и определяет репрезентацию чудотворной иконы в русской традиции, до конца XV в. преимущественно существовавшую в двух раздельных формах: иконографической (циклы Акафиста на иконах и фресках) и текстуальной (сказания о чудотворных иконах, слова в защиту почитания икон). Однако в греческую модель были внесены существенные изменения. Так, финальная фаза — ароШе818, постановка иконы в пространстве храма или положение реликвии в храме, слабо развитая в византийской иконографии, является наиболее важной в русской18, разработавшей на ее основе сложные многофигурные сцены перенесения мощей святых и чудотворных икон. Пример тому — клейма икон «Богоматерь Владимир-
17 Подробнее о византийской иконографии обретения и перенесения реликвий см.: Шали-на И.А. Тема почитаемых реликвий в восточнох-ристианской иконографии // Реликвии в восточ-нохристианской иконографии. — С. 13—101.
18 Шалина И.А. Указ. соч. — С. 70.
19 ~
ская с чудесами» и посвященные этой теме миниатюры Лицевого свода. Текст Сказания о Владимирской иконе Богоматери подробно описывает процедуру встречи иконы, участников процессии в соответствии с их позицией в церковной и светской иерархии, их действия и позы, которые мы находим запечатленными в зрительных образах на ми-20
ниатюрах .
Древняя формула адвентуса обогащается также сценой выхода святыни с места ее предыдущего хранения для перенесения в новый храм-реликварий, традиционные композиции достраиваются составляющими промпре (многолюдной процессией через город,), а способ изображения перенесения иконы, поддерживаемой с двух сторон духовными лицами, восходит к сцене демонстрации иконы и поклонения ей в иконографии Акафиста Богоматери и Торжества Православия. Эта особенность характерна для изображений истории не только Богоматери Владимирской, но и других икон Богоматери и святых21.
В «Книге о иконе Тихвинской Богоматери» непосредственно из текста, сформированного сообразно традиции акафистных сказаний, вычитываются иконографические решения нарративной последовательности миниатюр. Воспроизведение событий текста разворачивается в рамках нескольких общих иконографических схем, частью разработанных в иконописной традиции Тихвинской Богоматери с
19 Щенникова Л.А. Почитание «Владимирской» и «Тихвинской» икон Богоматери в Московском Кремле в XVI столетии // Царский храм. Благовещенский собор Московского Кремля в истории русской культуры. — М., 2008. — С. 180—202.
20 Гребенюк В.П. Икона Владимирской Богоматери и духовное наследие Москвы. — М., 1997. — С. 98, 198.
21 Шалина И.А. Указ. соч. — С. 57.
клеймами чудес, частью, видимо, созданных специально для «Книги». Среди них сцены явлений иконы в воздухе, сцены собеседований-предстояний в палатах, сцены моления иконе в раскрытом и закрытом интерьере Тихвинского Успенского собора, храма-реликвария, выстроенного специально для этой иконы.
Первая и две последние из перечисленных выше композиций носят толковательный характер — они служат целям символической передачи сложного комплекса смыслов, которым к XVII в. обрастает чудотворный образ Богоматери: богословских теорий Боговоплощения как оправдания писаного образа, истории нерукотворных образов и первых написанных человеческой рукой икон, практики почитания реликвий, еще на византийской почве перенесенной на чудотворные иконы, идей передачи власти над всем православным сообществом, которую символизирует чудесное перемещение первообраза Богоматери, и т. д. Содержание толковательных включений в нарративные серии и чисто толковательных последовательностей (циклов чудес) не может быть просто вычитано из «Книги». Собственно, их иконографические решения никак не связаны с буквальным прочтением текста, что позднее стало причиной серьезных модификаций изобразительного ряда: при смене культурного контекста смысл и значение толковательных композиций XVII в. были утрачены. Модель толковательной последовательности миниатюр на уровне памятника в целом может быть определена как переход от демонстрации образа к его фиксации в ре-ликварии и далее к серии подтверждений его чудотворного статуса.
Что касается типологии репрезентации иконы средствами изобразительного ряда,
то, строго говоря, представление иконы всегда осуществляется в рамках толковательной композиции — демонстрации, перенесения, моления, процессии. Каждый конкретный случай этих четырех моментов почитания иконы связан с определенным историческим событием, которое становится объектом нарративного представления. Повествовательная миниатюра сама по себе не рассказывает непосредственно об иконе, она передает факты строительства зданий, перемещений персонажей, захвата пленных, атак и стычек, и т. д. Тем не менее правомерно выделять нарративное представление как один из типов репрезентации именно иконы, потому что каждый повествовательный момент в миниатюрах соотнесен с моделью нарративной репрезентации иконы в тексте — моделью акафистных сказаний. Каждое перемещение, каждая вражеская атака, каждая вылазка защитников монастыря являются актуализацией того или иного ключевого элемента этой модели.
Литература
Бельтинг Х. Образ и культ. История образа до эпохи искусства / Х. Бельтинг. — М.: Прогресс-Традиция, 2002. — 752 с.
Вздорнов Г.И. Исследование о Киевской Псалтири. Киевская Псалтирь / Г.И. Вздор-нов. — М.: Искусство, 1978. — 171 с.
Гребенюк В.П. Икона Владимирской Богоматери и духовное наследие Москвы / В.П. Гребенюк. — М.: Биоинформсервис, 1997. — 210 с.
Громова Е.Б. История русской иконографии Акафиста / Е.Б. Громова. — М.: Индрик, 2005.
Кириллин В.М. Сказание о Тихвинской иконе Богоматери «Одигитрия» / В.М. Кирилина. — М.: Языки славянских культур, 2007. — 309 с.
Книга, слова избранных святых отец о поклонении и чести святых икон. — М., 1642.
Левочкин И.В. Лицевой сборник Чудова монастыря: научный аппарат / И.В. Левочкин, М.С. Крутова. — М.: Актеон, 2008. — 142 с.
Лицевое житие святителя Николая Чудотворца из Николо-Угрешского монастыря. XVII век. Факсимильное издание. — М., 2007.
Лицевой сборник Чудова монастыря. Факсимильное издание. — М.: Актеон, 2008. — 231 с.
Морозов В.В. Лицевой летописный свод в контексте отечественного летописания XVI в. /
B.В. Морозов. — М.: Индрик, 2005. — 288 с. Неволин ЮА. Три лицевые рукописи XVI в.,
оформленные крумлевским мастером — знатоком и интерпретатором западноевропейской гравюры / Ю.А. Неволин // Конференция по истории средневековой письменности и книги. Тезисы докладов. — Ереван, 1977. — С. 67—68.
Попов Г.В. Рукописная книга Москвы. Миниатюра и орнамент второй половины XV — XVI столетия / Г.В. Попов. — М.: Индрик, 2009. — 280 с.
Сарабьянов В.Д. Символико-аллегорические иконы Благовещенского собора и их влияние на искусство XVI в. / В.Д. Сарабьянов // Благовещенский собор Моск. Кремля: Мат-лы и исслед. — М.: Гос. историко-культурный музей-заповедник «Московский Кремль», 1999. —
C. 164—217.
Серебрякова Е.И. Лицевое житие Николая Чудотворца XVII века из Николо-Угрешского монастыря / Е.И. Серебрякова // Вопросы источниковедения и палеографии. Труды Госу-
дарственного исторического музея. — М., 1993. — Вып. 78. - С. 175-189.
Серебрякова Е.И. К вопросу о типах лицевых рукописных «Книг о Тихвинской иконе Богоматери» XVII - XVIII вв. / Е.И. Серебрякова // Труды Государственного исторического музея. - М., 2003. - Вып. 136. - С. 257-275.
Философия русского религиозного искусства XVI-XX вв. Антология / Сост., общ. ред. и пре-дисл. Н.К. Гаврюшина. - М.: Прогресс, 1993. -400 с.
Шалина И А. Реликвии в восточнохристи-анской иконографии / И.А. Шалина. - М. : Индрик, 2005. - 536 с. : ил.
ЩенниковаЛА. Почитание «Владимирской» и «Тихвинской» икон Богоматери в Московском Кремле в XVI столетии / Л. А. Щенникова // Царский храм. Благовещенский собор Московского Кремля в истории русской культуры. - М.: ИПП «Куна», 2008. - С. 180-202.
Herman D. Story Logic: Problems and Possibilities of Narrative / D. Herman. - University of Nebraska Press, 2002. - 480 р.
Schmitt J.—G. Les images d'une image. La figuration du Volto Santo de Lucca dans les manuscrits enluminés du Moyen Age / J.-Cl. Schmitt // Herbert L. Kessler - Gerhard Wolf (ed.). The Holy Face and the Paradox of Representation. - Bologne: Alfa Studio Editoriale, 1998. - P. 205-227.
