CC BY
524
УДК 930(091)
РЕПРЕССИИ В ВООРУЖЕННЫХ СИЛАХ СССР ПЕРИОДА «БОЛЬШОГО ТЕРРОРА» 1937-1938 гг.: ИСТОРИОГРАФИЯ ПРОБЛЕМЫ
© М.Г. Степанов
Дается обзор современной отечественной историографии, посвященной проблеме политических репрессий в вооруженных силах СССР периода «большого террора» 1937-1938 гг. В частности, в историографическом контексте проанализированы следующие проблемы: дискуссии вокруг «военного заговора», выявление количества репрессированных военнослужащих и влияние репрессий на предвоенную боеспособность армии.
Ключевые слова: историография; политические репрессии; «большой террор»; советские вооруженные силы.
Отдельной темой в отечественной историографии стоит проблема репрессий в вооруженных силах СССР в 1937-1938 гг. Так, дискуссионный характер в российской исторической науке получила отражение проблема «военного заговора» против сталинского руководства. Мнения исследователей, которые обращаются к проблеме, следует разделить на две группы: сторонников и противников наличия «заговора» военных.
В статье, опубликованной в 1991 г., Ю.В. Емельянов привел версию, которая была изложена в работе П. Карелла о том, что заговор военных существовал в действительности, а И.В. Сталин просто переиграл М.Н. Тухачевского [1].
Ю.Ф. Лукин допускает, что возможно на практике был сговор военных, но он был направлен против одного из «вождей», а не против советской власти [2].
Наиболее яркие апологеты сталинизма в современной российской историографии -
В. Суходеев и Б. Соловьев, в работе «Полководец Сталин» свои исторические умозаключения выводят исходя из показаний Н.Н. Крестинского, который в заключительном слове на процессе по делу антисоветского правоцентристского блока говорил: «В феврале 1935 года Пятаков сообщил мне, что между нами, троцкистами, правыми и военной группой Тухачевского состоялось соглашение о совместном совершении вооруженного переворота. С этого момента я несу ответственность не только за действия троцкистов, но и действия правых и за действия военных заговорщиков» [3]. Правда, авторы почему-то забывают такой немаловажный факт, что в современной российской науке не
вызывает сомнения: т. н. «московские процессы» второй половины 1930-х гг. были сфабрикованы, а обвинения в отношении арестованных лиц носили фальсифицированный характер.
Далее авторы, правда, противоречат уже самим себе: «Необоснованные репрессии, естественно, не могут быть оправданы. Но необходимо помнить, что Троцкий и его окружение при поддержке зарубежных банков и правительств развернули бешеную кампанию травли Советского Союза и лично Сталина как его лидера. Известно, что когда во время советско-финляндской войны формировалось временное правительство во главе с О.В. Куусиненом, определенными кругами на Западе обсуждался вопрос о создании русского альтернативного правительства во главе с Троцким» [3, с. 21-22].
В целом В. Суходеев и Б. Соловьев в отношении репрессий во время «большого террора» резюмируют следующее: «Нужно считаться и с тем, что только жестокие формы возмездия могли устрашить оголтелых врагов, заставить их отказаться от подрывной деятельности. Террор против врагов являлся мерой защиты. Представляется, что эти соображения необходимо учитывать при рассмотрении проблемы репрессий» [3, с. 26].
К числу последних вышедших работ, где получила отражение точка зрения о том, что репрессии в РККА были направлены против действительно имеющего место заговора военных, относится публикация А.Б. Мартиросяна [4].
Однако, несмотря на то, что в ряде современных работ реанимируется сталинская концепция «заговора военных», все же сле-
дует сказать, что доминирующая часть сторонников имеет противоположный взгляд, причем более аргументированный, подкрепленный введенными в научный оборот архивными материалами.
Одним из первых, кто подверг сомнению существование антисталинского «военного заговора», был бывший работник прокуратуры - Б.А. Викторов, который на основе привлечения материалов уголовного дела, по которому проходили военачальники, показал, что выдвинутые обвинения против них носили чисто фальсифицированный (курсив наш. - М. С.) характер [5].
Анализируя проблему, необходимо обратить внимание на публикацию В. Катунце-ва и И. Коца, которые утверждают, что из всех репрессированных военачальников только карьера маршала В.К. Блюхера одномоментно закончилась не вследствие участия в так называемом «военном заговоре», а по результатам событий у озера Хасан. Так, будучи командующим подразделениями РККА на Дальнем Востоке, он подверг сомнению правомочность действий советских пограничников, усмотрев нарушение ими маньчжурской границы на трехметровую зону. За это он был собственно арестован с санкции Сталина [6].
Отдельные аспекты проблемы «военного заговора» были подробно проанализированы в двух статьях О.Ф. Сувенирова [7, 8]. Законченная форма концепции О.Ф. Сувенирова нашла отражение в монографическом исследовании «Трагедия РККА 1937-1938». Рассмотрев факты процесса фабрикации контрреволюционных дел в вооруженных силах СССР, историк пришел к однозначному выводу: «...все привлеченные за участие в «организациях» военнослужащие реабилитированы за «отсутствием состава преступления», можно вполне обоснованно сделать вывод о том, что всех этих «антисоветских, контрреволюционных организаций в РККА» в действительности не существовало, что сообщения и доклады высшему руководству страны об их «деятельности» также плод злобно воспаленного человеконенавистнического воображения функционеров НКВД» [9].
В работе даны подробные таблицы со сведениями о сотнях репрессированных, однако, как указывает автор, они далеко не полны. Есть у монографии и определенные
недостатки - излишнее доверие к некоторым не вполне надежным мемуарным свидетельствам, незнакомство с иноязычной литературой. Однако на сегодняшний день это одна из наиболее серьезных работ по данной теме в отечественной историографии.
По мнению Ю.Н. Жукова, версия о существовании «заговора Тухачевского» против Сталина является неубедительной: «Трудно предположить, что в ходе «чистки» не было бы выявлено каких-либо фактов, связанных с «заговором», если бы он действительно существовал, т. к. переворот в Кремле требовал участия десятков и сотен людей. Я уже не говорю о чисто технических трудностях устранения диктатора при существовавшей тогда системе его охраны» [10]. Далее, развивая свою точку зрения, Ю.Н. Жуков отметил, что все обвинения военачальников были сведены исключительно к измене родине и шпионажу. О какой-либо причастности их к попытке кремлевского переворота, о чем настойчиво говорил Сталин на заседании Военного Совета, не было сказано ни слова [11].
По мнению Н.Ю. Кулешовой, непосредственное начало эскалации репрессий в отношении военнослужащих РККА и РККФ послужила утвержденная 29 сентября 1936 г. Политбюро ЦК ВКП(б) директива «Об отношении к контрреволюционным троцкист-ско-зиновьевским элементам» [12].
Вопрос о том, кто сыграл решающую роль в судьбе маршала М.Н. Тухачевского -НКВД, или информация, переданная Бенешем Сталину 8 мая 1937 г. о планах «заговорщиков» военный переворот для свержения советской власти и установления военной диктатуры остается дискуссионным [12, с. 69].
В этом же ключе следует выделить точку зрения доктора философии, представляющего Русский исследовательский центр Тель-Авивского университета Б.М. Орлова, считающего что сведения, которыми обладал президент Чехословакии Э. Бенеш по поводу контактов советских военачальников с Германией, были чистейшей дезинформацией. С ее помощью Н.И. Ежов, действуя, скорее всего, с ведома Сталина, нанес удар намечавшемуся франко-советскому военному соглашению. Одновременно была брошена тень подозрения на высшее командование
Красной Армии, против которого Сталин уже длительное время готовил удар [13].
Российский специалист в области советской военной истории - М. И. Мельтюхов пишет: «Исследования судеб военачальников, осужденных по «делу Тухачевского», показали, что, хотя эти люди, видимо, не совершали инкриминируемых им преступлений, они стали жертвами борьбы внутри советской военно-политической элиты. В литературе широко распространена версия бывшего шефа СД В. Шеленберга о том, что именно сфабрикованные германскими спецслужбами документы привели к репрессиям в Красной Армии. Однако современные исследования не подтверждают ее. Неизвестно, существовали ли эти документы вообще. Некоторые исследователи полагают, что репрессии 1935-1938 гг. явились отражением реальных разногласий в советском руководстве по вопросам внутренней и внешней политики, что, естественно, обострило взаимоотношения между военной, с одной стороны, и бюрократической и экономической элитами - с другой. К сожалению, эти проблемы все еще остаются слабоизученными. Также практически не исследованы взаимоотношения внутри офицерского корпуса» [14].
Знаменитый публицист Л.М. Млечин считает, что, судя по всем имеющимся документам, Тухачевский был чужд политики: «Свои планы он связывал с чисто военной карьерой. Наркомом обороны он хотел быть, главой страны - нет» [15].
В настоящее время наиболее аргументированной работой, где был досконально проанализирован процесс мистификации «военного заговора», является монография Н.С. Черушева «1937 год. Был ли заговор?» [16].
Н.С. Черушев привел ряд аргументов, которые свидетельствуют об отсутствии антигосударственного заговора военных:
«1. Отсутствие четко выраженной организационной структуры; 2. Не имеется ни одного письменного списка заговорщической организации в целом или каких-либо ее отделений, нет ни одного письма (в переписке) о делах заговора, ни одного перехваченного курьера или связного с простой или зашифрованной запиской, с прокламациями, листовками или другими обращениями к народу;
3. Свидетельства самих «заговорщиков», отбывших длительные сроки лишения свободы
по обвинению в причастности к военному заговору; 4. Оставление на свободе и в армии части «заговорщиков», впоследствии выдающихся полководцев и военачальников Красной Армии; 5. Сомнения в правильности и обоснованности репрессий были даже у членов Политбюро ЦК ВКП(б), в частности у К.Г. Орджоникидзе и у К.Е. Ворошилова;
6. Отсутствие вещественных доказательств;
7. Отказ в массовом порядке от своих показаний военачальников во время судебного следствия; 8. Большие нестыковки в следственных материалах НКВД; 9. При аресте ни один «заговорщик» не делал попыток бежать, отстреливаться, хотя оружия и патронов в квартирах военачальников было достаточно; 10. Что это за заговор, если заговорщики обращаются за помощью к той власти, которую собирались свергнуть; 11. Все подследственные с нетерпением ждали суда, чтобы там доказать свою невиновность;
12. Ни одна из жен арестованных командиров не показала против мужа; 13. Только ничтожная часть высшего комначсостава стала изменниками Родине, перейдя в годы Великой Отечественной войны на службу к гитлеровцам; 14. Примитивность плана дворцового переворота и захвата Кремля; 15. Ряд военнослужащих, в том числе представители высшего звена, причисленные к заговорщикам и вредителям, оскорбленные этим в своих лучших чувствах, в знак протеста против предъявленных им незаслуженных обвинений прибегали к самой крайней форме защиты своей чести - самоубийствам; 16. Отсутствие случаев предательствами доносительства; 17. Материалы заседаний Военного совета при НКО (1-4 июня 1937 г.) со всей наглядностью показывают, что самые близкие по службе люди и даже личные друзья не могли привести сколько-нибудь достоверных и конкретных примеров шпионской или вредительской деятельности того или иного военачальника; 18. Не все работники НКВД в центре и на местах (регионах) могли согласиться с тем жутким режимом слежки, доносительства и репрессий, установившимся в стране в 1937 г., - они стрелялись; 19. Что это за заговор, если в его существование не верили даже руководители тех стран, на разведку которых якобы работали заговорщики; 20. Реабилитировав «заговорщиков», Советская власть во всеуслышание признала, что
никаких попыток подорвать ее устои с их стороны не было; 21. Маршала Тухачевского и его подельников обвиняли в том, что они являлись агентами спецслужб иностранных государств, в первую очередь фашистской Германии. Однако в самых секретных архивах поверженной нацистской Германии не было обнаружено ни одного документа или другого свидетельства, подтверждающего данное обвинение; 22. Серьезным аргументом в пользу того, что в действительности «заговора военных» (а значит, и заговорщиков) не существовало, а значительное количество людей по этому обвинению репрессированы необоснованно, по сфальсифицированным делам, служит тот факт, что позднее многие из этих фальсификаторов, садистов и мучителей невинных военнослужащих за указанные преступления были арестованы и подвергнуты следствию и суду; 23. Противоречит простой логике и то, что в состав заговора входили, как утверждают сторонники его существования, почти все руководители Наркомата обороны, военных округов, флотов и войсковых соединений. А это десятки и сотни человек, которых необходимо было организовывать и координировать; 24. Возникал парадокс, но такого в действительности не было. Получилось так, что немало борцов с «врагами народа», их ярые разоблачители в какой-то момент сами «вдруг» переходили в ту же самую категорию «запачканных», подвергаясь репрессиям по полной программе; 25. В годы Великой Отечественной войны все бывшие военнослужащие, так называемые враги народа и заговорщики, находившиеся в лагерях и ссылке, настойчиво обращались к своему лагерному начальству с просьбой направить их на фронт, в действующую армию, чтобы как истинным советским патриотам с оружием в руках защищать Советскую власть, свою Родину и свой народ от фашистского агрессора; 26. Многие из арестованных «заговорщиков» в жалобах и заявлениях откровенно признавались, что в своих собственноручных показаниях они писали о неправдоподобных вещах, которые даже на первый взгляд выглядели абсурдом и достаточно легко опровергались при мало-мальски справедливой проверке. Однако, как правило, следователей НКВД устраивали такие варианты, и они без проверки заносились в соответствующие протоколы допросов и в
обвинительные заключения, сыграв затем свою роль при определении меры наказания;
27. Мощный удар по сторонникам наличия военного заговора в 1937 г. наносит то обстоятельство, что достаточно значительное количество так называемых заговорщиков было выпущено на свободу из следственных тюрем за недоказанностью их вины» [16, с. 534-547].
Н.С. Черушев категорично утверждает, что изучение материалов о так называемом военно-фашистском заговоре показывает, что в Красной Армии никакого заговора, направленного против советской власти, не было. Репрессии в отношении советских военных кадров - это результат грубейших нарушений социалистической законности, произвола и преступных методов следствия, укоренившихся в условиях культа личности Сталина и при непосредственном участии в этих репрессиях Сталина, Молотова, Ворошилова, Ежова, Кагановича, Берии, Маленкова [16, с. 533].
Довольно подробно в отечественной исторической науке рассмотрен вопрос, связанный с определением масштабов политических репрессий в РККА и РККФ.
Рост активности репрессий в вооруженных силах хорошо иллюстрируют протоколы заседаний партбюро по начсоставу РККА. К примеру, 10 октября 1937 г. Партбюро Управления по начсоставу постановило: «1) Центральной задачей всей работы коммунистов первого отдела является дальнейшее решительное выкорчевывание последышей троцкистско-бухаринских и японо-германских шпионов и тщательное изучение всех учитываемых кадров; 2) Ввиду того, что изучение учитываемых кадров комначсоста-ва не поставлено на требуемую высоту, партбюро обязывает коммунистов первого отдела так изучать учитываемые кадры, чтобы была полная уверенность в политической надежности и военной квалификации не только выдвигаемых, но и учитываемых кадров; 3) Партбюро обязывает коммунистов первого отдела систематически пополнять кандидатские списки путем решительного и смелого выдвижения молодых кадров ком-начсостава из числа преданных делу партии Ленина-Сталина командиров» [17].
В частности в отечественной историографии трагическая статистика «большого
террора» в отношении военнослужащих выглядит следующим образом и не характеризуется однообразием. В.Н. Рапопорт и Ю.А. Геллер пишут о 100 тыс. репрессированных за 1937-1938 гг. офицеров [18], Н.М. Раманичев - 44 тыс. [19], А.М. Самсонов - 43 тыс. [20], Д.А. Волкогонов [21], Д.М. Проэктор [22], Ю.И. Стецовский (с уточнением о том, что кроме того репрессировали почти 200 тыс. членов их семей и родственников) [23], А.Г. Петров - 40 тыс. [24], А.Н. Яковлев - 36 тыс. [25].
Вышепредложенные показатели репрессий в вооруженных силах свидетельствуют лишь о поверхностном подходе некоторых авторов в определении реальной картины потерь Красной Армии от репрессий, причем эти цифры никак документально не подкреплены.
К примеру, для получения более объективной информации Ф.Б. Комал предлагает четко разделить категории «уволенных» и «репрессированных [26]. По данным другого исследователя проблемы Д.Б. Лошкова, причиной увольнений мог быть «.не только арест, но и смерть, инвалидность, болезнь, выслуга лет, а арестовывали не только за политические взгляды, но и за пьянство, моральное разложение, мародерства, хищения и т. п.» [27]. Кроме того, автор приводит сведения, что наряду с увольнениями в РККА происходил и обратный процесс - восстановления несправедливо уволенных военнослужащих: «.из общего числа в 36898 уволенных из армии командиров и политработников было восстановлено 12461 человек» [27, с. 18].
Справедливое замечание было сделано в совместной статье А.Т. Уколовым и В.И. Ив-киным о том, что нельзя относить к жертвам репрессий представителей офицерского корпуса, осужденных за уголовные и моральнобытовые преступления. Авторы предлагают не вносить в общий список арестованных по политическому критерию 8624 человек (по подсчетам на основе соотношения заключенных ГУЛАГа) [28]. У О.Ф. Сувенирова данное число оказывается еще меньше и составляет - 5316 офицеров за 1936-1941 гг.) [9, с. 302-308].
Разброс мнений по поводу масштабов репрессий в вооруженных силах можно объяснить, прежде всего, недостаточно досто-
верной интерпретацией слов наркома обороны СССР К. Ворошилова, который назвал цифру «более 40 тысяч вычищенных кадров в 1937-1938 гг.» [29]. Отсюда, следует обратить внимание на то, что доступные на данный момент архивные материалы не подтверждают факта стопроцентного следствия увольнения военнослужащих из РККА - ареста за совершение «контрреволюционного преступления». При анализе документальных материалов Российского государственного военного архива видно, что часть военнослужащих РККА была уволена за нарушение военной дисциплины, а не за «контрреволюционную деятельность» [30].
В современной исторической науке наиболее аргументированные трактовки количества репрессированных советских военнослужащих в 1937-1938 гг. содержатся в работах ряда ученых.
О.Ф. Сувениров подчеркивает, что не всех уволенных из РККА во время «большого террора» следует относить к категории репрессированных. В число уволенных попадали и уволенные по «политико-моральным» причинам (пьяницы, морально разложившиеся, расхитители государственной собственности), а также исключенные из списков по болезни, по инвалидности и даже за смертью. Кроме того, в число репрессированных огульно нельзя включать и всех уволенных из РККА по политическим мотивам, т. к. арестовывали далеко не каждого [9, с. 136].
О.Ф. Сувениров в подсчетах числа арестованных военнослужащих РККА опирается на данные о числе репрессированных, представленных начальником Управления по начсоставу РККА Б.А. Щаденко [9, с. 136-137].
Общее количество военнослужащих РККА, арестованных по политическим мотивам в 1937-1939 гг., складывается у исследователя из 9579 лиц команачполитсостава РККА (за 1937 г. вместе с ВМФ), примерно 1590 военнослужащих ВВС, а также из неизвестного нам числа арестованных органами НКВД красноармейцев, краснофлотцев и лиц младшего начсостава РККА, лиц команачпо-литсостава ВМФ за 1938-1939 гг., и наконец, из командиров и политработников, уволенных из армии в 1937-1939 гг. (или ранее) по политическим мотивам и уже «на гражданке» арестованных органами НКВД [9, с. 137].
Другой специалист в данной предметной области - М.И. Мельтюхов отметил, что пока ограниченная источниковая база не позволяет однозначно ответить на вопрос о масштабах репрессий в вооруженных силах: «К репрессированным можно отнести лишь уволенных за связь с заговорщиками и по национальному признаку, а также арестованных по политическим мотивам. Но, к сожалению, именно данные о причинах увольнения до сих пор точно неизвестны. Видимо, в сухопутных войсках репрессированными могут считаться около 17 тысяч человек. Также остается неизученным вопрос о распределении репрессированных по категориям командно-начальствующего состава, что не позволяет оценить воздействие чисток на уровень боеспособности советских вооруженных сил» [14, с. 369].
Н.С. Черушев в своем исследовании использовал информативные возможности Центрального архива ФСБ РФ и Архива Главной военной прокуратуры.
Автор предлагает следующую статистику арестов командно-начальствующего состава РККА по политическим мотивам в
1937-1938 гг. на основе данных Российского государственного военного архива. В 1937 г. по политическим мотивам (арестованные, исключенные из ВКП(б) за связь с заговорщиками) составляли 15578 человек, или 85 % к общему числу уволенных в 1937 г. В 1938 г. - 8612 человек, или 52 % к общему числу уволенных в 1938 г. Таким образом, по подсчетам Н.С. Черушева в 1937-1938 гг. было репрессировано 24190 представителей командно-начальствующего состава вооруженных сил СССР [31].
Документальные материалы подтверждают тот факт, что уже с начала 1938 г. появляются конкретные меры по сокращению количества военнослужащих, которые потенциально могли быть арестованными. В этом контексте следует назвать приказ НКО СССР № 03 от 13 января 1938 г. Так, в пункте 1 сказано следующее: «Считать неправильным увольнение с работы родственников лиц, арестованных за контрреволюционные преступления по мотивам родственной связи» [32].
Не менее спорным вопросом в отечественной исторической науке является выяснение степени оказанного влияния массовых
репрессий на боеспособность и в целом эффективное функционирование РККА накануне Великой Отечественной войны.
Д.А. Волкогонов приходит к выводу о том, что в преддверии войны Сталин и его окружение создали объективные предпосылки для ее крайне тяжелого начала и ведения [21, с. 526].
По мнению Н.М. Раманичева, накануне войны советские вооруженные силы были фактически обезглавлены, Гитлер, кстати, придавал этому фактору очень важное значение, принимая решение о сроках нападения на СССР [19, с. 2].
К подобным же оценкам можно отнести оценки, высказанные в научных публикациях Д.М. Проэктора [22, с. 304], В.А. Вольнова [33, с. 20], О.Ф. Сувенирова [9, с. 323-324].
Более осторожен в своих оценках А.А. Пе-ченкин: «В результате «большого террора» командно-начальствующий и политсостав по 3-5 раз сменился как в центральном аппарате, так и на уровне военных округов, армий, корпусов, дивизий, бригад. Была нарушена преемственность между старой и новой элитой. Сопровождаемые шельмованием кадров, репрессии подорвали авторитет командного состава у красноармейцев, привели к резкому падению порядка и дисциплины» [34].
А.В. Короленков в историографической статье приходит к выводу, что репрессии в вооруженных силах не повлияли коренным образом на боеспособность армии, и до 1937 г. находившуюся далеко не на высоте. Однако отсюда отнюдь не вытекает, что их последствия были незначительными - на войне даже «проценты» обернулись десятками и сотнями тысяч жизней [35, с. 160].
Также А.Н. Мерцалов и Л.А. Мерцалова в работе «Сталинизм и война» заметили, что «.с утратой своих лучших полководцев, способных мыслить самостоятельно, армия потеряла нечто большее, чем принято думать. Всепослушание воцарилось вокруг Сталина в решающие месяцы войны перед нападением на СССР. Репрессии крайне отрицательно повлияли на подготовку обороны и ведение самой войны» [36].
В современной российской историографии также встречаются и положительные оценки, проводившихся репрессий в вооруженных силах в 1937-1938 гг.
Это категорические выводы В. Суходее-ва и Б. Соловьева: «И все же проводившаяся в армии чистка была необходимым актом. Она укрепляла обороноспособность страны, в корне подорвала троцкистское влияние в Вооруженных Силах, очистила их от изменнических и шпионских элементов» [3, с. 30].
Кроме того, на наш взгляд также не выдерживает никакой научной критики взгляд
В. Суворова о том, что будто репрессии очистили вооруженные силы от негодных офицеров и привели на высшие посты достойных командиров, которые и разгромили вермахт [37].
В целом, подводя итог выяснению степени влияния репрессий «большого террора» на боеспособность РККА и РККФ мы можем разделить некоторые оценки, высказанные М.И. Мельтюховым: «Комплексное рассмотрение исследований по вопросу о репрессиях в Красной Армии показывает, что широко распространенная версия об их катастрофических для армии последствиях так и не была доказана и требует дальнейшего тщательного изучения. Все еще остаются слабо исследованными вопросы о месте 1937-1938 гг. в системе чисток офицерского корпуса РККА, их связи с планами Сталина в отношении армии, боевой и политической подготовкой комсостава и реальной боеготовностью Красной Армии накануне войны. Центральной же из них - последствия репрессий для боеготовности Красной Армии - пока не может считаться окончательно решенным, поскольку не были сформулированы объективные научные критерии для его решения и исследователи не получили доступа к необходимому документальному материалу» [14, с. 369]. Однако следует заметить, что некоторые проблемы репрессивной политики в вооруженных силах СССР получили лишь фрагментарное рассмотрение. Так, не получила широкого освещения в современной российской историографии проблема, свидетельствующая о том, что часть начсостава пыталась использовать репрессии в своих целях, прежде всего для продвижения по службе и обеспечить себя иммунитетом от ареста [38]. Тщательное исследование данной проблемы, по нашему мнению, способствовало более лучшему пониманию межличностных отношений, которые складыва-
лись в РККА и РККФ в период массовых политических репрессий в 1937-1938 гг.
1. Емельянов Ю.В. Был ли заговор Тухачевского? // Слово. 1991. №12. С. 8-11.
2. Лукин Ю.Ф. Из истории сопротивления тоталитаризму в СССР (20-80-е гг.). М., 1992. С. 61.
3. Суходеев В., Соловьев Б. Полководец Сталин. М., 1999. С. 21.
4. Мартиросян А.Б. Сталин и репрессии 19201930-х гг. М., 2007. С. 91-99.
5. Викторов Б.А. Без грифа «секретно». Записки военного прокурора. М., 1990. С. 215-256.
6. Катунцев В., Коц И. Инцидент // Родина. 1991. № 6-7. С. 12-18.
7. Сувениров О.Ф. Трагедии не избежал никто (судьбы первых армейских комиссаров РККА) // Кентавр. 1992. № 11-12. С. 41-58.
8. Сувениров О.Ф. Трагедия первых командармов // Отечественная история. 1996. № 4. С. 170-181.
9. Сувениров О.Ф. Трагедия РККА 1937-1938. М., 1998. С. 89.
10. Жуков Ю.Н. Так был ли «заговор Тухачевского»? // Отечественная история. 1999. № 1. С. 181.
11. Жуков Ю.Н. Иной Сталин. Политические реформы в СССР в 1933-1937 гг. М., 2003. С. 414.
12. Кулешова Н.Ю. Военно-доктринальные установки сталинского руководства и репрессии в Красной Армии конца 1930-х годов // Отечественная история. 2001. № 2. С. 68.
13. Орлов Б.М. В поисках союзников: командование КА и проблемы внешней политики СССР в 30-х годах // Вопр. истории. 1990. № 4. С. 53.
14. Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 19391941 (документы, факты, суждения). М., 2000. С. 363.
15. Млечин Л.М. Иосиф Сталин, его маршалы и генералы. М., 2004. С. 159.
16. Черушев Н.С. 1937 год. Был ли заговор? М., 2007.
17. Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 37837. Оп. 15. Д. 7. Л. 32.
18. Рапопорт В.Н., Геллер Ю.А. Измена Родине (о роли сталинских репрессий в истории Красной Армии). М., 1995. С. 289, 2891, 407414.
19. Раманичев Н.М. «Красная армия всех сильней?» // Военно-исторический журнал. 1991. № 12. С. 3.
20. Самсонов А.М. Вторая мировая война. 19391945. М., 1990. С. 3.
21. Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия: политический портрет И.В. Сталина: в 2 кн. Барнаул, 1990. Кн. 2. С. 51.
22. Проэктор Д.М. Фашизм: путь агрессии и гибели. М., 1989. С. 304.
23. Стецовский Ю.И. История советских репрессий: в 2 т. М., 1997. Т. 2. С. 77.
24. Петров А.Г. Типология репрессий в СССР: опыт историко-правового анализа. М., 2004. С. 54.
25. Яковлев А.Н. По мощам и елей. М., 1995. С. 179.
26. Комал Ф.Б. Военные кадры накануне войны // Военно-исторический журнал. 1990. № 2. С. 24-25.
27. Лошков Д.Б. Командные кадры Красной армии накануне Великой Отечественной войны (1939 - июнь 1941): автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 2003. С. 17.
28. Уколов А. Т., Ивкин В.И. О масштабах репрессий в Красной армии в предвоенные годы // Военно-исторический журнал. 1993. № 1. С. 58.
29. Данилов В.Д. Советское главное командование в преддверии ВОВ // Новая и новейшая история. 1988. № 6. С. 4.
30. РГВА. Ф. 37837. Оп. 6. Д. 112.
31. Черушев Н.С. Удар по своим. Красная армия:
1938-1941. М., 2003. С. 272.
32. РГВА. Ф. 37837. Оп. 22. Д. 2. Л. 1.
33. Вольнов В.А. Политический террор в 30-х годах в Советской России: лекция. М., 1995.
С. 20.
34. Печенкин А.А. Военная элита в СССР в 19351939 гг.: репрессии и обновление. М., 2003.
С. 169.
35. Короленков А.В. Еще раз о репрессиях в РККА в предвоенные годы // Отечественная история. 2005. № 2. С. 160.
36. Мерцалов А.Н., Мерцалова Л.А. Сталинизм и война. М., 1998. С. 232.
37. Суворов В. Очищение. Зачем Сталин обезглавил свою армию? М., 2003. С. 297.
38. РГВА. Ф. 37837. Оп. 21. Д. 111.
Поступила в редакцию 12.01.2009 г.
Stepanov M.G. The repressions in the armed forces of the USSR of “The great terror” period in 1937-1938: historiography of the problem. The review of the modern native historiography, devoted to the problem of political repressions in the armed forces of the USSR of “the great terror” period in 1937-1938 is given. In particular in a historiographic context following problems are analyzed: discussions around «military plot», revealing the quantity of the military men subjected to repression and influence of repression on a premilitary fighting capacity of the army.
Key words: a historiography; political repressions; «the great terror»; soviet armed forces.
УДК 94 (47Q): 33S.45
КОНЦЕПЦИИ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПРОМЫШЛЕННОЙ ПОЛИТИКИ РОССИИ (1991-2008 гг.)
© М.Е. Черноусова
Изложена история разработки концепций государственной промышленной политики России в период построения рыночной экономики в стране. В качестве источников анализируется «Концепции промышленной политики», экономическая литература, посвященная проблемам государственной промышленной политики.
Ключевые слова: концепция; государственная промышленная политика; государственное регулирование.
Происходящие в последнее время процессы реформирования отечественной промышленности сопровождаются эволюцией государственной идеологии в вопросах реализации государственной промышленной политики.
Государственная промышленная политика (ГПП) является главной хозяйственной основой успешных преобразований страны. Более точно определение государственных
действий в области промышленности должно звучать как «государственная политика промышленного развития страны» [1].
Многие авторы, исследующие в настоящее время феномен промышленной политики в различных странах, отмечают, что она представляет собой объект междисциплинарного исследования [2-6].
Традиционно ее рассматривают в так называемом «широком» и «узком» смыслах.
