Религия и Церковь как духовный источник государства и личности по учению евразийцев Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Русская религиозная философия

Ю. А. Гуторов

Религия и Церковь как духовный источник государства и личности по учению евразийцев

Евразийское движение возникло в среде белой эмиграции в 20-е годы прошлого века. Истоком евразийских идейных исканий стала попытка по-новому, с учетом опыта Гражданской войны, осмыслить исторический путь России и наметить пути ее будущего возрождения. Лидерами и вдохновителями евразийства выступили крупнейшие русские ученые: лингвист и культуролог Н. С. Трубецкой; географ и экономист П. Н. Савицкий, ученик Д. И. Менделеева; историк Г. В. Вернадский (сын знаменитого В. И. Вернадского); философ и правовед Н. Н. Алексеев; культуролог и теоретик музыки П. П. Сувчинский, а также другие видные деятели русской науки и философии.

В течение 1920 годов группы евразийцев существовали практически во всех европейских столицах, где жили эмигранты из России, — в Берлине,

Париже, Софии, Праге, Вене и Женеве. Собственный центр имелся у евразийцев и на Востоке — в Харбине, давшем приют многим русским эмигрантам. Евразийцами издавались многочисленные книги, газеты и журналы, читались циклы лекций, посвященные евразийской проблематике. Они считали себя не столько политическим движением, сколько духовным орденом, призванным сформулировать положения нового мировоззрения для России, которое примирило бы белых и красных, материалистов и идеалистов, людей разных религиозных конфессий и культурных ориентаций после крушения большевистского режима. Излишняя политизированность и историческое нетерпение парижской группы евразийцев обернулись трагедией, когда они заняли откровенно просоветские позиции и пошли на прямой контакт с НКВД и другими советскими государственными структурами. Вернувшись на родину, многие из них заплатили жизнями за свою политическую наивность. Ядро основателей евразийского движения во главе с Н. С. Трубецким, П. Н. Савицким и Н. Н. Алексеевым резко отмежевалось в конце 20-х годов от парижской группы, но идеологический раскол внутри движения и последовавшая вслед за этим гитлеровская оккупация Европы обусловили закат евразийства как общественно-политического движения. Его современное и подлинное возрождение начнется с третьей — «перестроечной» — волны евразийства, с конца 8о-х годов XX века и уже в России.

В трудах евразийцев можно встретить анализ практически всех крупных религиозных систем мира — различных направлений христианства, ислама, иудаизма, индуизма и буддизма. Это связано с тем, что религия, Церковь — особая тема для этого движения; они полагали, что «ни культура, ни государство не находятся вне Церкви и не являются чем-то нецерковным, хотя они и отличаются от Церкви в собственном или узком смысле этого слова. Культура и государство — начально-организованный материал собственного церковного бытия. Они то, что может и должно стать Церковью, что становится уже Церковью, хотя бы мы и не могли еще точно различать в них между „уже церковным" и „еще нецерковным"». [2, с. 251]. Церковь предстает в евразийской концепции как остов государства, духовная ось культуры и личности, через которую последняя становится личностью симфонической. Именно в Церкви личность достигает культурного и духовного совершенства и обретает

единство с другими личностями. Теоретики евразийства указывали, что «в идеале и существе своем весь мир — единая соборная вселенская Церковь, как единая совершенная личность, которая вместе с тем есть и иерархическое единство множества личностей, симфонических и в последнем счете — индивидуальных, притом единство, превышающее пространство и время» [2, с. 252]. Евразийцы подводили под этот аргумент вывод о цепи взаимосвязанных между собой элементов личности, культуры, Церкви, государства, создающих в конечном итоге одно единое «культурно-религиозное» целое. Становление симфонической личности может происходить, по их мнению, не в каждой Церкви. Преимущество в этом процессе евразийцы отводили Церкви Православной, считая ее источником духовного и культурного единства евразийского пространства. Евразийцы были убеждены, что рождение всякой культуры происходит на религиозной почве. Православие стало такой почвой для евразийской культуры. Оно, по мысли евразийцев, характеризуется стремлением к всеединству, что позволяет ему синтезировать различные идеологические течения — как входящие в рамки данной культуры, так и пребывающие за ее пределами. Так, язычество, согласно мнению Савицкого, есть потенциальное православие. Не являясь сознательно-упорным отречением от православия, оно легче поддается его призывам, чем мир западнохристианский.

Однако отношение к нехристианским религиям у евразийцев было различным. Кто-то включал их в религиозную систему этнокультурного пространства евразийского «месторазвития», а кто-то приравнивал их к сатанинским культам. Так, по мнению Н. С. Трубецкого, все религии Индии (веданта, шиваизм, вишнуизм, брахманизм, современный индуизм или буддизм) есть магические ритуалы и суеверия, а по сути — сатанизм. Он пишет: «С точки зрения христианской, вся история религиозного развития Индии проходит под знаком непрерывного владычества сата-ны»[5, с. 223]. И все же в контексте общих идей евразийства он делает оговорку, что «если нам нечего учиться у народов нехристианского Востока их религиям, нам все же есть что позаимствовать от них в области религиозной жизни, а именно — само их отношение к религии. Пусть эта религия, с нашей точки зрения, есть сатанинское лжеучение. Важно то, что адепты этого лжеучения проявляют к нему именно то отношение, которое следует проявлять к истинной религии» [5, с. 227]. П. Н. Савицкий,

П. П. Сувчинский, Вл. Ильин проводили линию терпимости, братства и равноправия (в политическом аспекте) всех религий. Эти начала были приняты евразийством в качестве необходимых. Соответственно о борьбе с иудеями, язычниками и христианами других Церквей, с евразийской точки зрения, просто не может быть речи. Государство и Церковь должны относиться к ним уважительно и содействовать каждой вере, исповедуемой народами России — Евразии.

Следует, однако, признать, что тезис о равноправии всех религий Евразии все же с трудом уживался с евразийским учением об особой роли православия, на что им указывали их оппоненты. Так, Н. А. Бердяев отмечал, что в евразийской формуле об органической взаимосвязи культуры, религии, географии и этнологии культура и религия рассматриваются больше как «силы социально-организующие и формальные, чем духовные, что очень напоминает римское отношение к религии» [1, с. 332] и, соответственно, противоречит аргументу евразийцев о духовной роли данных компонентов. По мнению Флоровского, основной недостаток идеологии евразийства заключается в том, что они с территориальной точки зрения рассматривают и религиозные принципы. У евразийцев, считает он, смешиваются географические, этнические, социологические, религиозные мотивы. Религиозный мотив здесь стоит в общей цепи знаменателей, что приводит к его нивелированию, когда забывается, что «действительная религиозно-культурная граница полагается Православием» [7, с. 333]. Не согласен Флоровский и с мыслью евразийцев о том, что язычество в своем саморазвитии приближается к православию.

Однако нужно учитывать, что евразийская концепция направлена на поиск более глубоких форм влияния религии и Церкви на общественную и культурную жизнь, чем склонны допускать их оппоненты. Евразийцы исключают как подчинение Церкви государству, так и государства Церкви. Их идеал, особенно явственно выраженный в трудах Н. Н. Алексеева, связан с духовно-нравственным оформлением государства со стороны независимой Церкви (идеал русских нестяжателей) и ее активным участием в делах образования и просвещения. С этих позиций Алексеев подвергает критике не только католицизм, отягощенный мирскими соблазнами власти, но и отечественную традицию победившего в начале XVI века иосифлянства, поставившего Русскую

Православную Церковь на службу самодержавию. Идеология иосифлян-ства, по мнению Алексеева, явилась теорией укрепления абсолютистской царской власти, но не способствовала единению народа и государства, религии и культуры. Однако наряду с победившим иосифлянством в России не умирала и традиция нестяжателей, где подчеркивалась роль нравственных оснований власти, духовной и религиозной терпимости в обществе, необходимости широкого просвещения народа. Именно с реализацией нестяжательского идеала «государства правды» можно, считает Н. Н. Алексеев, связывать надежды на возрождение России.

В целом же, критически относясь к католицизму, евразийцы не являются ни европофобами, ни националистами. Они просто не разделяют те ценности, которые лежат в основе европейской культурно-религиозной жизни. Так, евразийцы не считали возможным говорить об общечеловеческой культуре — идее, активно пропагандировавшейся среди европейской общественности. С точки зрения евразийцев, никакой общечеловеческой культуры нет, а есть россыпь самобытных национальных культур. Нет и единой христианской культуры, а есть многообразие национальных христианских культур, сближающихся в своем почитании общих христианских святынь и ценностей, но имеющих неповторимые «черты лица». Н. С. Трубецкой в статье «Вавилонская башня и смешение языков» писал по этому поводу: «Христианских культур не только может, но и должно быть несколько. Каждый народ, воспринявший христианство, должен преобразовать свою культуру так, чтобы ее элементы не противоречили христианству, и так, чтобы в этой культуре веял не один национальный, но и христианский дух. И, таким образом, христианство не упраздняет своеобразного национального культурного творчества, а наоборот, стимулирует это творчество, давая ему новое задание» [6, с. 149-150]. Следовательно, по мысли евразийцев, произошло естественное возникновение различных форм христианства. Духовность, мистическое созерцание, стремление быть ближе к народу — отличительные черты православия, в котором живет дух его раннего христианства. Другая отличительная черта православия — умение объединить Восток и Запад. Поэтому именно Православная Церковь и культура, по мнению евразийцев, спаяли воедино Россию от моря и до моря.

Таким образом, хотя взгляды евразийцев на Церковь и религию неоднозначны, возможно в чем-то спорны, однако, если обратиться

к их наследию, можно обнаружить важные идеи и принципы основания на православных началах «государства правды» и в то же время мирного сосуществования разнородных по своим религиозным воззрениям евразийских общностей, проживающих в одном политическом и культурном пространстве. Особенно хочется подчеркнуть, что, отдавая должное государственным интересам, евразийцы на первое место ставили духовные ценности. Савицкий писал: «Будем строить град земной, ибо Бог даровал нам просторы и материалы, и мы должны его строить, но в душе своей будем носить Град Небесный» [4, с. 129]. Освоение собственных духовно-религиозных ценностей и терпимое отношение к духовным ценностям прочих народов евразийского пространства было приоритетной задачей евразийцев.

Список использованной литературы

1. Бердяев Н. А. Утопический этатизм евразийцев // Мир России — Евразия: Антология. М., 1995. С. 332.

2. Евразийство: опыт систематического изложения // Мир России — Евразия: Антология. М., 1995. С. 251.

3. Евразийство (опыт систематического изложения) // Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1992.

4. Савицкий П. Н. Поворот к Востоку // Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1992.

5. Трубецкой Н. С. Религии Индии и христианство // На путях. Утверждение евразийцев. Берлин, 1922.

6. Трубецкой Н. С. Вавилонская башня и смешение языков // Евразия. Исторические взгляды русских эмигрантов. М., 1992. С. 149-150.

7. Флоровский Г. В. Евразийский соблазн // Трубецкой Н. С. Из прошлого русской мысли. М., 1998.