CC BY
62
Вестник Томского государственного университета. 2019. № 445. С. 48-57. Б01: 10.17223/15617793/445/6
ФИЛОСОФИЯ
УДК 316.624:323.28
Т.В. Излученко, В.И. Кудашов
РЕЛИГИОЗНЫЙ ЭКСТРЕМИЗМ КАК ФОРМА ДЕВИАНТНОГО ПОВЕДЕНИЯ: СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ
Обосновывается эффективность исследования религиозного экстремизма как формы негативного девиантного поведения, классифицируемой в качестве противоправной деятельности. Социально-философская интерпретация экстремизма как социокультурного и политического конструкта позволяет выявить принципы его формирования и механизмы функционирования. Анализируются общее и особенное религиозных групп и религиозных экстремистских организаций, социальных отклонений и проявлений экстремизма.
Ключевые слова: девиантность; девиантное поведение; религиозный экстремизм; радикализация; насильственный экстремизм; социальная девиация.
Введение
В современном мире актуализируется изучение социокультурных феноменов, вызывающих дискуссию относительно оценки их влияния на общественные и политические процессы, факторов возникновения и мер противодействия при наличии их негативного воздействия. Приоритетным направлением работы по укреплению гражданского единства, достижению межнационального и межконфессионального согласия провозглашается формирование «в обществе обстановки нетерпимости к экстремистской деятельности и распространению экстремистских идей» [1]. Экстремизм определяется деструктивным социокультурным феноменом и исследуется как правонарушение. Однако при этом сущность экстремизма остается нераскрытой. Что же понимается под экстремизмом? И почему экстремисты себя таковыми не считают? Наоборот, они позиционируют свою деятельность логически обоснованной не только священными текстами и авторитетными мнениями, но и стремлением способствовать благосостоянию всего общества, борьбе с негативными социальными процессами. Государство разрабатывает антиэкстремистское законодательство, в соответствии с которым одни объединения и действия признаются экстремизмом, а другие нет. При этом иное государство может диаметрально противоположно относиться к этим же объединениям и действиям. В основе этого находятся степень потенциальной и реальной угрозы конкретному существующему социально-политическому устройству и исторически сложившееся отношение к проявлениям такого рода в конкретном обществе (степень девиантности).
Возникающие межрелигиозные противоречия и трудности в религиозно-государственных отношениях, обусловленные политическим и социально-экономическим состоянием, способствуют развитию групп экстремистской направленности, основывающих свою деятельность на религиозных идеях, что порождает ряд научно-исследовательских проблем. Во-первых, наличие религиозных составляющих требует проведения анализа организованных форм
совместной деятельности, культа и философско-богословского содержания идеологии. Его результаты необходимо сопоставлять с практикой реализации права на свободу совести для разграничения законных и противоправных действий людей, ссылающихся на религиозную принадлежность, а также для демаркации деятельности религиозных групп и религиозных экстремистских организаций. Во-вторых, политическая и правовая оценка явлениям дается относительно исторического контекста и действий, зафиксированных на определенной территории, при сопоставлении с действующим законодательством и пониманием девиантности. Интерпретация действий происходит в социально-правовом контексте, поскольку только в нем оно имеет смысл, с указанием формы девиантности и характера правонарушений. Во многом сложности в минимизации деструктивного влияния и эффективного противодействия экстремизму заключаются в отсутствии концептуально осмысленного и комплексного подхода к данному феномену.
Целью нашей работы является исследование религиозного экстремизма в качестве формы девиа-нтного поведения методами девиантологии и социологии отклонений. Для этого необходимо проанализировать существующие подходы к девиант-ности и ее возникновению, определить философское и правовое содержание понятия «религиозный экстремизм» и охарактеризовать его особенности как формы негативного девиантного поведения. Этимология и семантика понятий «экстремизм» (лат. ех^ешиш - крайний) и «девиация» (лат. deviatio - отклонение) указывают на то, что их проявления имеют схожие черты и являются удалениями от нормы. Однако они обладают рядом сущностных отличий, вызванных спецификой мышления и поведения, факторами возникновения, целями деятельности и характером обоснования. В дальнейшем полученные нами результаты позволят интерпретировать действия экстремистов, обусловленные социально-политическим, историческим и философско-богословским контекстом, и оптимизировать противодействие методами, применимыми к иным правонарушениям.
Методология
Исследование экстремизма как девиантного поведения основывается на классификации его в качестве действий против основ конституционного строя и безопасности государства, предусмотренных статьями 280, 280.1, 282, 282.1, 282.2 и 282.3 Уголовного кодекса Российской Федерации. Методологическая основа является интегративной. Она разработана в рамках постмодернистского подхода, который акцентирует внимание на девиациях как на социальных и культурных конструктах. Основными принципами исследования являются специальные социологические приемы Я. Гилинского: а) девиантные практики не являются уникальными; б) знание о них всегда неполное и ограниченное; в) интерпретация социальных норм и отклонений изменчива; г) изучение в рамках социального контекста, которые дополняются статистическими и качественными методами при учете социальных ситуаций и мотиваций. Анализ девиантности и взаимодействия всех участников конструирования осуществляется на основе исследований диффузных реалий Ю. Комлева. Правонарушители, представители правоохранительных органов и эксперты с помощью языковых средств конструируют как сам феномен, так и формы его социального контроля. Характеристика происхождения экстремистской идеологии и мотивация людей к участию в противоправной деятельности объясняются функциональным подходом. Проявления экстремизма представляют значимость для жизнедеятельности определенной категории людей, отвечая их внутренним запросам и формируя специфические стили мышления и поведения, а также выполняя некие социальные функции. Психологические и когнитивные особенности сознания, выступающие основой для девиации и экстремизма, рассматриваются концепциями Е. Смолевой и Л. Агнати, а детерминированность - Е. Ярошевич. Установление взаимосвязи религиозной традиции и экстремистской идеологии происходит на основе идей М. Юргенсмайера, Дж. Беллера. Социально-философ-ский анализ позволяет выявить общее и особенное религиозной экстремистской деятельности и девиантного поведения, способствует интерпретации поведения экстремистов как специфической модели поведения.
Подходы к исследованию девиантности
Девиантность является объектом исследования де-виантологии - науки о различных формах отклоняющегося поведения и механизмах социального контроля; социологии девиантности и социального контроля [2]. Выделяются следующие принципы изучения девиантного поведения. Первый заключается в признании его социальным феноменом, присущим всем без исключения социальным системам. Второй указывает на важность изучения применительно к определенному обществу в конкретный исторический период, что отражает релятивный, конвенциональный характер девиации как социального конструкта. Третий - все девиации функциональны и неустранимы. Все, что не является функциональным и, следователь-
но, не способствует пользе социума, исключается в процессе исторического развития. Социальный контроль необходимо направлять на минимизацию негативных последствий формальными и неформальными средствами в рамках гуманизации при сокращении репрессивных мер. Он должен корректировать виды отклонений, а не стремиться к их полному уничтожению. Р. Прус под девиацией понимает ситуации, интерпретируемые социумом как угрозы, оскорбления культуры и традиции, аморальность, наличие которых его дискредитирует [3. Р. 60-65]. Однако люди создают свои представления об объективной действительности посредством взаимодействия с окружающими в процессе коммуникации. Исследовательский интерес будет представлять, по мнению Ю. Ю. Комле-ва, человек с отклонениями как продукт определенного общества, его нормативно-ролевой структуры, культуры и дискурсивных практик. Девиантность может иметь положительные (творчество) или негативные (преступления) последствия [4]. Н. Кристи отмечает, что конструирование феномена преступности зависит от воли властей. Действие становится таковым после придания ему должной оценки, оглашения позиции специалистами и подтверждения судом [5].
В классификации того или иного действия в качестве девиантного необходимо определение границ социальных норм, являющихся результатами отражения в сознании и поступках людей объективных закономерностей общественного развития. Любые социальные нормы относительны, как и отклонения от них. В зависимости от исторического периода отклонения могут рассматриваться как позитивные или негативные, так как они представляют собой социальные конструкты, которые являются изменчивыми и разумными и которые выполняют социальные функции. Они позволяют разграничивать дозволенное и недозволенное, поддерживают интегративные тенденции внутри социума, способствуя консолидации нормопослушных граждан и противопоставлению их девиантам. Это может выразиться в составлении специализированных списков. Например, в России существует «Перечень экстремистов и террористов (действующие)», опубликованный на официальном интернет-ресурсе Росфинмониторинга [6].
Девиантность характеризует действия, отклоняющиеся от установленных в определенном обществе моральных и правовых норм. Под девиантным поведением понимаются конкретные поступки в рамках субъект-объектных отношений, в которых задействованы люди, непосредственно их совершающие, и люди, воспринимающие их таковыми. Девиантность проявляется в способности формировать, планировать, принимать решения и совершать противоправные действия, которые приводят к общественно-негативным последствиям [7. С. 42]. Социально-негативными девиантными действиями являются правонарушения и аморальные поступки. Социальная неопределенность и характер социальных отношений обусловливает закономерное, устойчивое и массовое распространение во времени девиантных форм поведения. В этой связи девиантное поведение есть мотивированное деяние, которое сопровождается несоот-
ветствием общепринятым культурным и социальным нормам, причинением вреда окружающим и приводит к общественной оценке и осуждению. Формами его проявления являются индивидуальный социальный акт, последовательность актов и социальное явление, включающее множество поведенческих актов при их устойчивости в течение исторического периода и территориальной распространенности. В случае правонарушений механизмы социального контроля активируют правовые регуляторы, поэтому девиантное поведение необходимо рассматривать как антрополого-культурно-нормативный социальный феномен [8].
В отечественной науке сложилось несколько подходов к изучению девиаций. Е. Ярошевич, отмечая значимость детерминационного анализа генезиса и развития девиаций (этиологию), указывает на наличие сложных индивидуальных и социальных взаимосвязей, динамического отношения человека и объективной действительности. Отклонения детерминированы социальной средой и характером коммуникаций (интеракций), совокупностью биологических, психических и социальных свойств человека, а также обстоятельствами совершения. В основе девиантного поведения находятся диспозиции, которые определяют предрасположенность к восприятию определенных условий и готовность к совершению поведенческого акта, последовательности поступков. В этом выражаются отношение человека к социуму, имеющийся социальный опыт и субъективные интересы, а также характеризуется его жизненная позиция [9].
Психологический подход к происхождению де-виантности развивает Е. Смолева, особо отмечая социально-психологическую дезадаптацию и взаимосвязь с виктимностью. Предпосылкой данного поведения она считает возникновение проблемной ситуации с виктимной личностью, вызывающей фрустрацию в результате противоречия «между желаемым и допустимым, при конфликте - межличностным или внутриличностным противоречием, при стрессе -сильным нестандартным воздействием, при кризисе -резкой сменой жизненных обстоятельств» [10]. Де-виантное поведение выступает ответной реакцией на проблемную ситуацию, позволяя переложить ответственность с себя на окружение. Когда человек ощущает себя полноправным субъектом значимой для него социальной коммуникации, разрешение сложных ситуаций осуществляется в рамках действующих норм. Девиантность представляется социально-психологическим феноменом, характеризующимся нарушением социальной адаптации, снижением активности при усвоении общественных ценностей, доминированием индивидуальности и устойчивой направленностью на отклонения.
Интеракционистский подход предполагает, что конструирование социальных проблем осуществляется обществом в лице власти, общественного мнения и средств массовой информации (СМИ). Они определяют соответствующие маркеры, признаки и границы отклонений. Любые социальные феномены, констру-ируясь интерпретирующими их людьми, становятся реальными. Они выступают символическими массово
воспроизводимыми интеракциями, а также действиями и представлениями конкретных людей, имеют знаковые формы и ментальные образы, постоянно изменяются, будучи незавершенными и переосмысляющимися трансформациями, и являются результатом предшествующего опыта. Девиантное поведение, в том числе и преступление, есть релятивное и конвенциональное понятие, обозначающее социальный и языковой конструкт, продукт культурных, социальных и ментальных процессов [11. С. 65]. Правовой статус действия обусловливается государством, в котором они совершаются, а также мерами социального контроля. Не существует действия, сущностно являющегося преступным - девиантным.
Девиантные проявления создаются в процессе реагирования на нежелательные виды деятельности. Я. Гилинский определяет девиантность как социальное явление, выражающееся в относительно массовых, статистически устойчивых формах деятельности, не соответствующих официально установленным (праву) или фактически сложившимся (обычаям и традициям) в данном обществе (культуре) нормам и отношениям [Там же. С. 7]. Процесс конструирования девиантности включает в себя множество однородных актов, их проблематизирование, легитимизацию проблем и их последствия, выработку социального контроля. Значимая роль в актуализации проблемы экстремизма для широких масс населения отводится СМИ, которые позиционируют ее как угрозу национальной безопасности. При увеличении упоминаний и акцентировании внимания СМИ на каких-либо социальных проблемах общество ощущает их рост и воспринимает в качестве угрозы. Так, отмечается рост «исламской угрозы» в России. Однако ислам выступает фактором идентификации и создания благоприятных условий для продуктивного межрелигиозного диалога [12].
Социальный конструктивизм рассматривает де-виантность в качестве результата повседневных практик социального взаимодействия. Объективная действительность понимается как конкретность физического мира, опосредованная социально сконструированными смыслами, которые люди сами создают и воспроизводят как вариации и трансформации того, что уже существует. Поведение людей определяется как равное и значимое, отрицательное и негативное относительно других. С. Генри обосновывает необходимость существования социологии отклонений и социального контроля как самостоятельной науки, исследующей индивидуальное и коллективное поведение, девиа-нтность социальных движений (субкультур), последствия маркировки (клеймирование) - символического оформления обществом девиантного поведения, а также как науки, разрабатывающей способы морального осуждения, наказания или оправдания. Эффективность реинтеграции девиантов обусловливается мерами сглаживания и минимизации последствий. Целью социологии девиантности и социального контроля должно стать создание общей основы объективных знаний для исследования девиантного поведения [13].
Оценка девиантного характера действий осуществляется по критериям: а) функциональности или дисфункциональности социальных ролей; 2) наличия и уровня воспринимаемой угрозы социальному порядку, т. е. причин и последствий на индивидуальном и коллективном уровнях. С. Стауфер, подчеркивая роль уголовного законодательства в определении де-виантности, указывает на невозможность при сложившейся уголовно-исправительной системе нарушителю самостоятельно принять ответственность, проявить раскаяние и возместить ущерб, так как отрицается возможность личностных трансформаций. Действующее законодательство выступает официальным санкционированным государством институтом, осуществляющим процесс маркировки (клеймирования), результат которого будет сохраняться в течение всей жизни нарушителя. При вынесении решения, классификации отклонений как правонарушений не учитываются особенности исторического, социально-экономического контекста, временные рамки и жизненные условия. Это не позволяет переинтерпретировать совершенные поступки, воспринимать намерения девиантов в качестве конструктивных и создавать возможности для искупления, исцеления и реконструкции [14].
Итак, под девиантностью понимаются любые идеи или поступки, которые воспринимаются конкретным обществом в определенное время аморальными и дискредитирующими его элементами. Экстремизм представляется социокультурным и политическим явлением, следствие которого - разжигание социальных конфликтов и дестабилизация существующего политического положения. Экстремистами именуются люди, сознательно противопоставляющие себя обществу дихотомической позицией «Мы - Они» в ее крайнем проявлении - пропаганде исключительности одних и неполноценности других, негативно относящиеся к представителям иных мировоззренческих установок, отвергающие социокультурные и правовые нормы, совершающие соответствующие действия, включая применение насилия.
Социокультурная и политическая составляющая религиозного экстремизма
Девиантный характер действий определяется общественными представлениями и нормами, а противоправный - действующим законодательством. При этом мнение широкой общественности зачастую не совпадает с позицией правоохранителей. Законодательство России характеризует экстремистскую деятельность, обозначая следующие ее проявления: насильственное изменение основ конституционного строя; нарушение территориальной целостности; терроризм; возбуждение розни и пропаганда исключительности, превосходства по какому-либо признаку и др. [15]. Экстремизм включает: а) идеологию как мировоззренческую систему координат; б) специфические модели мышления и поведения; в) организованную совместную деятельность; г) способы вовлечения и д) систему обучения. Виды экстремистской деятельности определяются исследователями по полити-
ческим, националистическим, религиозным, экологическим компонентам, а также при указании возрастного фактора (молодежный). Религиозные, национальные или иные компоненты выступают идеологическим содержанием, придающим смысл и обосновывающим достижение конкретных политических целей. При определении сущности экстремизма отмечается ряд характеристик: а) применение насилия; б) осуществление противоправной деятельности, направленной на изменение существующего политического режима; в) пропаганда нетерпимости и практика реализации подобных убеждений в политической сфере; г) антидемократизм; д) антиплюрализм; е) отрицание прав и свобод человека [16. С. 179].
Религия определяет характер социальных отношений и разрабатывает философско-богословскую основу для совместной деятельности верующих. Любая религия интегрирует своих последователей в единое сообщество, доказывает мессианское значение и убеждает в истинности своего вероучения. Интоле-рантное отношение к иным мировоззренческим убеждениям объясняется исторической сущностью и предназначением религии как социально-экономического, культурного и политического феномена, осуществляющего консолидацию людей [17. С. 30-31]. Однако когда убежденность в исключительности направляется на разжигание ненависти и стимуляцию социальных конфликтов с применением насилия, тогда деятельность становится противоправной. Религиозные убеждения усиливают возможность применения насилия, обосновывая исполнение воли священного. Экстремизм преобразует религиозную традицию в соответствии с политическими целями, используя мировоззренческие, манипулятивные и компенсаторные свойства религии.
Любые религиозные группы являются склонными к поляризации и разграничению людей на своих и чужих. С богословской позиции они подходят к разрешению повседневных вопросов, определению коммуникационных контактов и установлению распорядка дня участников. М. Юргенсмайер утверждает, что основой применения насилия религиозными организациями выступает путаница между ценностями и моралью. В насильственном противопоставлении «Мы - Они» участники экстремистских организаций выражают свое участие в космической борьбе (cosmic war) - в противостоянии между Добром и Злом, которое, по их мнению, в настоящее время находится в точке кризиса и требует максимальной отдачи от всех [18]. Данные эсхатологические мотивы также обосновывают насильственные действия, целью которых провозглашается установление всеобщего мирового порядка. Апокалипсические настроения и активность харизматичного лидера увеличивают вероятность проявлений насильственного экстремизма. К. Рамак-ришна характеризует следующие предпосылки возникновения насильственного экстремизма. Первая -формирование на определенной территории идеологической экосистемы, состоящей из отдельных религиозных проповедников (духовных лидеров), культовых мест и системы обучения, основой которой являются школы-интернаты. Вторая - политические и со-
циально-экономические трудности, которые не разрешаются правительством. Религиозные экстремистские организации предлагают действенное их решение в кротчайшие сроки. Третья - популярность ваххабитских идей, которая приводит к отказу от местных традиций в пользу арабской культуры [19].
Насильственный экстремизм усиливается совместной религиозной деятельностью при наличии внешней угрозы для группы и ее ценностей, а индивидуальная религиозность способствует ослаблению. Дж. Беллер и С. Крогер провели соответствующее исследование, в котором учитывались: а) степень религиозности - личное знание религии, частота молитв, посещаемость религиозных сооружений, чтение священных текстов; б) уровень воспринимаемой угрозы - исторически сложившаяся напряженность, межрелигиозная враждебность; в) демографические переменные - пол, возраст, образование, уровень урбанизации. Более склонными к насилию оказались мужчины, часто посещающие религиозные сооружения (мечети, церкви, места собраний), при наличии высокого уровня потенциальной угрозы, а менее - женщины с высоким уровнем образования и разделяющие традиционные идеи. Возраст, личное отношение к религии, частота чтения религиозных текстов значения не имеют [20]. Кроме того, предрасположенными к насилию являются люди более замкнутые и не имеющие широких внешних контактов. С. Эвертон отмечает определенную тенденцию - в любой замкнутой группе мировоззренческие установки из всех имеющихся стремятся в сторону наиболее крайних версий. Внешнее давление на группу со стороны государства, отмечающего противоправный характер действий, и общества, подчеркивающего наличие отклонений в поведении участников, усиливает радикализацию. Это приводит к сакрализации «Мы» - «Свои» и демониза-ции «Они» - «Чужие», сведению внешних контактов к минимуму и увеличению интенсивности взаимодействия между своими, вовлечению новых участников только посредством доверительных связей и личных знакомств [21].
Религиозные экстремистские организации являются строго стратифицированными по критериям доступа к информации и исполняемым статус-ролям. Лидеры разрабатывают альтернативные интерпретации социально-политических и духовных процессов на основе идеологических положений и собственных потребностей и интересов. Рядовые участники, принимая требования руководства в качестве религиозных обязательств, совершают противоправные действия, являясь искренне убежденными в следовании религиозной традиции. Участие в совместной деятельности мотивируется возможностью достижения индивидуальных целей. Для поддержания целостности данные организации предоставляют участникам свободу создания индивидуальных смыслов, возможности для самореализации и коллективную поддержку и заботу. Когда человек осознает свою значимость, удовлетворяет свои потребности в доверии, надежности и развитии в конкретной организации, то он начинает идентифицировать себя с ней. Внутри экстремистских организаций существует своя система соци-
альных норм и социального контроля, что приводит к формированию специфического понимания девиант-ности. Понимание отклонений и девиантного поведения применимо и относительно них. Общество и государство воспринимают поступки религиозных экстремистов девиациями. В свою очередь религиозные экстремисты также относятся к поведению иных людей, которые не желают, по их мнению, следовать логичному и разумному пути развития, предлагаемому их идеологией. Отвечая на вопросы, заданные в начале статьи, мы отмечаем сложность выявления сущности экстремизма по причине относительности девиантности, ее применения как маркера к различным социальным проявлениям, а также необходимости учета действующего законодательства, социально-политического и исторического контекста. В социально-философском анализе религиозного экстремизма продуктивным представляется обозначение девиа-нтности как одного из аспекта исследования анализа наряду с психическими особенностями, работой когнитивной системы и отношением действующего законодательства.
Противодействие экстремизму как негативному социокультурному и политическому явлению должно учитывать девиантный характер действий, особенности когнитивной системы и психики участников экстремистских организаций, а также действующее законодательство. Из предлагаемых мер стоит отметить несколько вариантов. Первый - составление «карт зараженных районов» посредством оперативно-розыскных мероприятий и социальных исследований для последующей концентрации ресурсов на проблемных территориях [19]. Второй - использование математической модели для вычисления критического уровня экстремистов в обществе при учете социальной динамики, скорости реабилитации и среднего срока уголовного наказания, а также выделение в обществе категорий восприимчивых, экстремистов, вербовщиков и реабилитирующихся [22]. Третий - рассмотрение конкретных действий в культурном контексте как отход от гармонии и благополучия общества, в решении которого необходимо осуществлять поиск правды при последующем извинении, прощении и примирении. Материальное возмещение является показателем принятия ответственности и стремления исправлять совершенные ошибки [14]. На наш взгляд, интеграция указанных предложений в существующую антиэкстремистскую систему может способствовать оптимизации материально-финансовых затрат и повышению эффективности, а демаркация социальных девиаций и противоправных действий экстремистской направленности - конкретизации законодательства в этой области.
Девиантность религиозного экстремизма как социокультурного и политического конструкта
Девиации могут иметь и конструктивный аспект, выражающийся в акцентировании внимания на определенных нормах, повышении личной самобытности и даже пропаганде некоторых здоровых культурных традиций. Именно социокультурный и политический
контекст формирует характер отклонений. Религиозные экстремисты организуют свою совместную деятельность и функционируют в качестве социальных групп. Они используют свойственные всем объединениям людей характеристики, которые реализуются в специфических проявлениях. Отметим несколько.
Первая - создание психологического комфорта и формирование ощущения индивидуальной значимости. Любая организация стремиться создать благоприятный климат, подкрепляемый одинаковым восприятием действительности и единообразной моделью мышления и поведения. Организованное взаимодействие при наличии общего психологического состояния, общей цели, согласно которой участники организуют свои статус-роли, и мировоззренческих убеждений, а также при участии в совместных ритуальных практиках создает общую интенциональность и институциональную реальность. Каждый участник принимает потребности других и в соответствии с этим строит свою иерархию потребностей. Формирование единых смыслов событий и конструирование реальности происходит посредством нарративов. При этом участники воспринимают свою повседневную жизнь в качестве подлинного существования [23].
Социальная идентичность отражает социально-психологический контекст отклонений. Люди инстинктивно стремятся к тем социальным группам, которые обладают положительными качествами, проявляют заботу, предоставляют душевную теплоту и поддержку, а также сложившимися четкой нормативной системой и путями удовлетворения потребностей в самореализации [24]. Религия используется для формирования коллективной идентичности. Критерием адаптации человека выступает интеллектуальная и психологическая сопричастность коллективу, а не его предшествующие социальные роли [25. С. 48]. Религиозные экстремистские организации предлагают систему норм и ценностей, характеристикой которой является четкая мировоззренческая дихотомия, разграничение добра и зла. При наличии таких девиантных групп общество стремится от них дистанцироваться, создавая и поддерживая свой позитивный образ при сопоставлении с ними. Так, мусульмане во всем мире отказываются признавать исламских террористов мусульманами, указывая на совершение ими девиантных действий относительно исламской традиции.
Религиозные экстремистские организации направляют своих участников на достижение общей цели, формируя у них соответствующие мировоззренческие установки и подкрепляя ощущением подлинности существования. Формирование единых представлений о коллективной деятельности и функциональных обязанностях, интерпретация действий происходят в процессе социального конструирования. Все пропагандируемые идеи религиозными экстремистами являются порочными, так как не реагируют на рациональную критику и провоцируют негативные процессы в мышлении [26. Р. 712]. При этом религия не только придает смысл их жизни, но и способствует конструированию альтернативной реальности, опирающейся на идею установления мирового порядка. Противопоставление себя окружающему миру основывается на
отказе принять существующий порядок, что вызывает психологическое возмущение и провоцирует стремление создать лучший мир, который будет соответствовать их представлениям и идеологическим положениям [27. Р. 169-170]. Деятельность террористической организации «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами» направлена на установление идеального государства - халифата, которое будет функционировать на принципах справедливости ко всем людям [28].
Вторая характеристика заключается в наличии идеологии, состоящей из социально-философских положений, обосновывающих характер совместной деятельности и разделяемых всеми участниками. Идеология культивирует чувство преданности, усиливает его фактором священного и обосновывает исполнением «великой» миссии, подкрепляя социальными и религиозными ритуалами, для достижения цели. Этим обеспечивается организованная форма совместной деятельности, осуществляется поощрение и побуждение участников к противоправным действиям. Коллективные представления определяют индивидуальные подходы на объективную действительность, формируют соответствующий образ мышления и поведенческие паттерны. Их соответствие социально-философским положениям идеологии регулируется механизмами внутриорганизационного социального контроля. Идеология религиозных экстремистских организаций представляет собой совокупность социально-философских положений, конструирующих альтернативную реальность и обосновывающих специфические стили мышления и поведения. Они представляются в виде нарративов, создаются лидерами на основе авторитетных священных текстов и подкрепляют уникальность группы [29. С. 131]. Религиозные экстремисты, стремясь доказать истинность своих убеждений, получают сходство с фанатизмом, интенсивным чувством идеологического пыла, сопровождающимся высококонцентрированным и устойчивым набором действий, в которых выражается преданность к определенной системе мировоззренческих установок [3. С. 49].
Третья характеристика - интуитивное противодействие процессуальной несправедливости в группе и поиск путей самореализации. Стабильное функционирование и психологическое благополучие людей зависят от уровня личностной независимости - наличия возможностей проявить свободу воли, и социально ответственного взаимодействия с другими. Отклонения становятся результатом неудовлетворенности социальных потребностей в существующей психологической среде. Процессуальная несправедливость, при которой единые правила не соблюдаются всеми участниками в зависимости от их статус-ролей, отсутствие возможностей повлиять на общественную и политическую жизнь, неточность предоставляемой информации и отсутствие моральных стандартов, общих для исполнения всеми, проводят к угнетению взглядов и чувств, психологическому расстройству рядовых участников и, как следствие, к девиантным проявлениям. Дж. Мишель и М. Харгис отметили, что мотивация девиантных действий опосредуется наблюдаемой процессуальной несправедливостью
[30]. Религиозные экстремистские организации учитывают данную мотивацию и стремление людей к процессуальной справедливости, декларируют равенство всех участников перед священным и относительно друг друга. Ими отрицается структурная иерархия. Однако провозглашаемое социальное равенство не соответствует действительности, а выступает конспиративным механизмом. Оно затрудняет сотрудникам правоохранительных органов выявлять структуру и доказывать наличие организованной деятельности, так как каждый участник декларирует их отсутствие.
Кроме того, обоснованием девиантного поведения религиозных экстремистов можно рассматривать их отношение к существующему обществу как неинновационному, которому недостает подлинности и которое ограничивает их личностный рост. Мотивацией выступает стремление выйти из него и стать членом другого, инновационного, общества, позволяющего и поощряющего индивидуальность, наделяющего рациональным смыслом события, который отвечает субъективным запросам человека. Они начинают поиск своего «Я», что приводит к нарушению правил, контрпродуктивному и дисфункциональному поведению [23]. Участие в деятельности экстремистской организации представляется одним из вариантов реализации данного стремления к подлинному существованию. При этом участниками игнорируется, что данные организации обладают собственными социальными нормами и системой их контроля, а поддержание совместной интенциональности осуществляется нарративами, закрепленными в идеологии. В результате они из одной повседневности переходят в другую, которая предъявляет свои требования и предоставляет, как правило, значительно меньше альтернатив решения проблем и возможностей для самореализации.
Справедливости ради стоит отметить, что указанные организационные свойства не являются уникальными для религиозных экстремистских организаций. Они имеют место быть в любом религиозном объединении, в том числе и в тех, которые осуществляют противоправную деятельность. Статус «экстремистская организация» обусловливается действующим законодательством в данной области, целью деятельности, отличной от религиозной традиции и обладающей политической направленностью, а также деструктивными последствиями для социума. Государство определяет противоправный характер деятельности и отделяет данные социальные группы, внося их в перечень экстремистских организаций [31]. Именно наличие тех же качеств, механизм работы и формирования религиозного мировоззрения, что и у любых религиозных объединений, позволяет экстремистским организациям эффективно функционировать. Во-первых, ими используются тысячелетиями проверенные и отобранные способы прозелитизма, вовлечения и обучения, а также когнитивные состояния сознания и особенности психики для включения идеологических положений в уже существующие представления об окружающем мире, обществе и самом себе. Во-вторых, обладая внешними свойствами религиозных объединений и преобразуя религиозные идеи, они позиционируют свои действия в рамках религиозной
традиции, а соответствующие действия правоохранительных органов - как посягательство на осуществление ими своего права на свободу совести и притеснения религии. Если деятельность религиозной экстремистской организации не имеет ярко выраженного девиантного характера, то нередко в их защиту выступает широкая общественность. Например, уголовное наказание участников международного религиозного объединения «Нурджулар» [32], деятельность которого позиционируется исполнением норм исламского вероучения и основывается на специфическом толковании Корана, представляется многими правозащитниками необоснованным и превышающим полномочия правоохранителей.
Заключение
Религиозный экстремизм как социокультурный и политический конструкт современности можно рассматривать в качестве формы негативной девиантности. Совершаемые поступки классифицируются государством как преступления экстремисткой направленности. Возникающая социальная напряженность свидетельствует о восприятии общественностью данных действий девиациями. Девиантный характер религиозного экстремизма обосновывается отклонением от естественного состояния когнитивной системы и психики человека. Причинами этого могут быть нестандартные реакции на внешние раздражители, провоцирующие возникновение устойчивых, эмоционально насыщенных образов. Это вызывает чувство ненависти и агрессию в отношении иных людей по какому-либо признаку. Уникальные интеллектуальные способности получают расстройства в функционировании сознания, которые приводят к возникновению идей и поведенческих паттернов, отклоняющихся от общественной нормы [33]. Принуждение со стороны государства и негативная оценка обществом способствуют замкнутости группы, ее дистан-цированности, сакрализации «Мы» и демонизации «Они», что приводит к сокращению внешних коммуникативных контактов, к радикализации мировоззренческих установок и, как следствие, насильственному экстремизму.
Религиозный экстремизм представляется результатом преобразования религиозной традиции в соответствии с политическими целями организации при участии духовных авторитетов, преследующих собственные интересы. Религиозные экстремистские организации функционируют в качестве социальных групп, позиционируя себя религиозными объединениями. Понимание действий экстремистами определяется отношением государства к социальным феноменам, противоречащим социально-политическому положению и конституционному строю, представляющим угрозу для его существования на данном историческом этапе. Следовательно, не все девиантные действия, обусловленные религиозным фактором, должны квалифицироваться в качестве экстремизма. Например, крайние формы религиозного рвения и аскетизм. При этом можно утверждать, что все экстремистские действия обусловливаются девиантно-
стью. Исследование специфики религиозного экстре- представляется актуальным для повышения эффек-мизма, механизмов функционирования экстремист- тивности мер по противодействию и оптимизации ских идей, их демаркация с религиозной традицией государственно-религиозных отношений.
ЛИТЕРАТУРА
1. Стратегия противодействия экстремизму в Российской Федерации до 2025 года // Законы, кодексы и нормативно-правовые акты РФ.
URL: http://legalacts.ru/doc/strategija-protivodeistvija-ekstremizmu-v-rossiiskoi-federatsii-do/ (дата обращения: 28.02.2019).
2. Гилинский Я.И. Советская социология девиантности // Вестник Казанского юридического института МВД России. 2010. № 1. С. 7-19.
3. Prus R. Terrorism, tyranny, and religious extremism as collective activity: Beyond the deviant, psychological, and power mystiques // The
American Sociologist. 2005. Vol. 36, is. 1. P. 47-74.
4. Комлев Ю.Ю. Теории девиантного поведения. От классических построений к модернистско-посмодернистскому синтезу // Вестник Ка-
занского юридического института МВД России. 2011. № 4. С. 4-11.
5. Кристи Н. Приемлемое количество преступлений / под общ. ред. Я.И. Гилинского; пер. с англ. Е. Матерновской. 2-е изд. СПб. : Алетейя,
2011. 176 с.
6. Перечень экстремистов и террористов (действующие) // Сайт Росфинмониторинга РФ. URL: http://www.fedsfm.ru/documents/terrorists-
catalog-portal-act (дата обращения: 28.02.2019).
7. Барановский Н.А. Антидевиантная политика. Теория и социальная практика. Минск : Белоруская навука, 2011. 271 с.
8. Барановский Н.А. Социально-негативные девиации и стратегии антидевиантной политики // Социологический альманах. 2010. № 1.
С. 68-76.
9. Ярошевич Е.А. Девиантность и виктимность личности в генезисе и развитии девиантного поведения // Весшк Магшёускага дзяржаунага
ушвератэта iмя А.А.Куляшова. Сер. D, Эканомжа, сацыялопя, права. 2016. № 2. С. 53-59.
10. Смолева Е.О. Формирование девиантного поведения несовершеннолетних // Гуманитарные научные исследования. 2014. № 9. URL: http://human.snauka.ru/2014/09/7741 (дата обращения: 10.12.2018).
11. Конструирование девиантности / сост. Я.И. Гилинский. СПб. : ДЕАН, 2011. 224 с.
12. Tolmacheva S.M., Reshetnikova I.G., Stashkovskaya N.V., Melnik V.V., Samoylova Y.V. The influence of the Islamic factor on the formation of religious identity // European Journal of Science and Theology. 2018. Vol. 14, is. 6. P. 77-86.
13. Henry S. Deviance and Social Control sociology of // Rune hov A.L., Oviedo L. Encyclopedia of Sciences and Religions. Dordrecht : Springer, 2013.
14. Stauffer C. Transitional Justice // Bruinsma G., Weisburg D. Encyclopedia of Criminology and Criminal Justice. New York ; Heidelberg ; Dordrecht ; London : Springer, 2014.
15. О противодействии экстремистской деятельности : федеральный закон от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ // Информационно-правовой портал. URL: http://base.garant.ru/12127578/ (дата обращения: 30.01.2019).
16. Рязанов Д.С. Религиозный экстремизм, религиозно-политический экстремизм и религиозный фундаментализм: общее, особенное, единичное // Известия Иркутского государственного университета. Сер. Политология. Религиоведение. 2014. № 1. С. 177-184.
17. Оганесян С.С., Михайлов В.К. Проблемы правового содержания права на свободу совести и вероисповедания, а также определение религиозного экстремизма // Право и современные государства. 2015. № 3. С. 27-36.
18. Turpin J. Terror in the Mind of God: The Global Rise of Religious Violence. By Mark Juergensmeyer. Berkeley ; Los Angeles : Univercity of California Press, 2000. P. 316 // American Journal of Sociology. 2001. P. 234-235.
19. Ramakrishna K. The Radicalization of Abu Ham die: Wider Lesson for the Ongoing Struggle Against Violent, Extremism in Post-Marawi Mindanao // Journal of Asian Security and international Affairs. 2018. Vol. 5, is. 2. P. 111-128.
20. Beller Joh., Kroger C. Religiosity, Religious Fundamentalism, and Penaceived Threat as Predictors of Muslim Support For Extremist violence // Psychology of Religion and Spirituality. 2018. Vol. 4, is. 10. P. 345-355.
21. Everton S. Social Networks and Religious Violence // Review of Religious Research. 2016. Vol. 58, is. 2. P. 191-217.
22. Santoprete M. Global Stability in a mathematical model of de-radicalization // Physica A: Statistical Mechanics and its Applications. 2018. Vol. 509. P. 151-161.
23. Zare M. Deviance as Inauthenticity: an Ontological Perspective // Philosophy of Management. 2016. Vol. 15, is. 2. P. 151-159.
24. Hornsey M. Dissent and deviance in intergroup context // Current Opinion in Psychology. 2016. Vol. 11. P. 1-5.
25. Хаустова Н.А. Идеологические и психологические аспекты изучения религиозного экстремизма // Вестник Полесского государственного университета. Сер. Общественные и гуманитарные науки. 2018. № 1. С. 47-50.
26. Leeuwen N. Religious credence is not factual belief // Cognition. 2014. Vol. 133 (3). P. 698-715.
27. Harrington N. Irrational Beliefs and Socio-Political Extremism // Journal of Rational-Emotive & Cognitive-Behavior Therapy. 2013. Vol. 31 (3). P. 167-178.
28. Решение Верховного Суда РФ от 14 февраля 2003 г. № ГКПИ 03-116 о признании террористическими организациями:... «Партия исламского освобождения» («Хизб ут-Тахрир аль-Ислами»). и запрете их деятельности // Национальный антитеррористический комитет. URL: http://nac.gov.ru/zakonodatelstvo/sudebnye-resheniya/reshenie-verhovnogo-suda-rf-ot-14-fevralya.html (дата обращения: 01.03.2019).
29. Cohen R. The Evolution of Extremism. N.-Y. : Palgrave Macmillan, 2013. P. 131.
30. Michel J., Hargis M. What motivates deviant behavior in the workplace? An examination of the mechanisms by which procedural injustice affects deviance // Motivation and Emotion. 2017. Vol. 41, is. 1. P. 51-68.
31. Перечень некоммерческих организаций, в отношении которых принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности по основаниям, предусмотренным ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» // Министерство юстиций РФ. URL: https://minjust.ru/ru/nko/perechen_zapret (дата обращения: 05.03.2019).
32. Решение Верховного Суда Российской Федерации от 10.04.2008 № ГКПИ08 - о признании международного религиозного объединения «Нурджулар» экстремистским и запрете его деятельности на территории России // Генеральная прокуратура РФ. URL: http://genproc.gov.ru/special/smi/news/news-63034/ (дата обращения: 01.03.2019).
33. Agnati L., Marcoli M., Agnati U., Ferraro L., Guidolin D., Maura G. The mis-exaptation of the prediction capability of humans and emergence of intolerant religious beliefs // Neurology, Psychiatry and Brain Research. 2017. Vol. 23. P. 43-53.
Статья представлена научной редакцией «Философия» 14 мая 2019 г.
Religious Extremism as a Form of Deviant Behavior: A Socio-Philosophical Analysis
Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta - Tomsk State University Journal, 2019, 445, 48-57. DOI: 10.17223/15617793/445/6
Tatyana V. Izluchenko, Siberian Federal University (Krasnoyarsk, Russian Federation). E-mail: izluchenko@mail.ru Vyacheslav I. Kudashov, Siberian Federal University (Krasnoyarsk, Russian Federation). E-mail: vkudashov@mail.ru Keywords: deviance; deviant behavior; religious extremism; radicalization; violent extremism; social deviation.
The article substantiates the effectiveness of the study of the religious extremism essence by deviantology approaches to the offenses and immoral acts study. The results can contribute to the optimization of countermeasures. The aim of the study is to consider religious extremism as a form of negative deviant behavior. The research methodology is based on the postmodern approach (Ya. Gilinsky, Yu. Komlev) of deviance as a social and cultural construct. The causes of extremism are considered within the framework of the functional approach, the cognitive and psychological prerequisites are conceived by the concepts of E. Smoleva and L. Agnati, and the determinism of extremism by social conditions by the concept of E. Yaroshevich. The analysis of the relationship of religious tradition and extremist manifestations is carried out on the basis of the ideas of M. Juergensmeyer and J. Beller. Extremism is a relative and conventional concept, expressing cultural, social and mental processes in a symbolic form; such processes are interpreted by society as causes of destructuration. Deviance is caused by cognitive systems' work, by mental states of people who are susceptible to certain ideas. Deviance is expressed in behavior that deviates from the prevailing social standards. The performed actions are perceived by society as a threat to their internal stability. Extremists' actions cause social tensions and lead to repressive measures of coercion by the state. This contributes to the radicalization of thinking, the group opposition to society and the external restriction of communication, which are intensified by the religious factor. The dichotomous position "We-They" acquires the extreme form "Friend-Foe". "We" are sacralized, and "They" are demonized. The socially negative consequences of religious extremists' behavior are determined by the attitude of the social environment, the system of interactions and the personal qualities of charismatic leaders. Violent religious extremism is understood as the result of the radicalization of a closed group, the ideology of which includes apocalyptic sentiments and the conviction of their direct participation in the space struggle, the opposition of good and evil. By referring to the sacred, extremists use violence in the fight against chaos. Extremist ideology includes eschatological sentiments and conviction in direct participation in the "cosmic war" of Good and Evil, the purpose of which is to establish the world order and resolve sociopolitical and economic problems as soon as possible. Declarations of exclusivity, references to the sacred, the integration of followers and other organizational features are not unique to religious extremist organizations. They are peculiar to any religious associations. The status of an "extremist organization" is determined by the current laws, by the purpose of activities that are different from the religious tradition and have a political orientation, and by destructive consequences for society.
REFERENCES
1. Laws, codes and regulatory legal acts of the Russian Federation. (2014) Strategiya protivodeystviya ekstremizmu v Rossiyskoy Federatsii do 2025
goda [Strategy to combat extremism in the Russian Federation until 2025]. [Online] Available from: http://legalacts.ru/doc/strategija-protivodeistvija-ekstremizmu-v-rossiiskoi-federatsii-do/. (Accessed: 28.02.2019).
2. Gilinskiy, Ya.I. (2010) Sovetskaya sotsiologiya deviantnosti [Soviet sociology of deviance]. Vestnik Kazanskogo yuridicheskogo instituta MVD
Rossii — Bulletin ofthe Kazan Law Institute of MIA Russia. 1. pp. 7-19.
3. Prus, R. (2005) Terrorism, tyranny, and religious extremism as collective activity: Beyond the deviant, psychological, and power mystiques. The
American Sociologist. 36 (1). pp. 47-74. DOI: 10.1007/s12108-005-1009-x
4. Komlev, Yu.Yu. (2011) Teorii deviantnogo povedeniya. Ot klassicheskikh postroeniy k modernistsko-posmodernistskomu sintezu [Theories of
deviant behavior. From classical constructions to modernist-postmodernist synthesis]. Vestnik Kazanskogo yuridicheskogo instituta MVD Rossii — Bulletin ofthe Kazan Law Institute of MIA Russia. 4. pp. 4-11.
5. Christie, N. (2011) Priemlemoe kolichestvo prestupleniy [A suitable number of crime]. Translated from English by E. Maternovskaya. 2nd ed. St.
Petersburg: Aleteyya.
6. Federal Financial Monitoring Service of the Russian Federation. (c. 2019) Perechen' ekstremistov i terroristov (deystvuyushchie) [The list of ex-
tremists and terrorists (current)]. [Online] Available from: http://www.fedsfm.ru/documents/terrorists-catalog-portal-act. (Accessed: 28.02.2019).
7. Baranovskiy, N.A. (2011) Antideviantnaya politika. Teoriya i sotsial 'naya praktika [Anti-deviant policy. Theory and social practice]. Minsk: Belo-
ruskaya navuka.
8. Baranovskiy, N.A. (2010) Negative social deviations and strategies of antideviant policy. Sotsiologicheskiy al'manakh. 1. pp. 68-76. (In Russian).
9. Yaroshevich, E.A. (2016) Deviance and victimization of personality in genesis and development of deviant behavior. Vesnik Magilevskaga
dzyarzhavnaga universiteta imya AA.Kulyashova. Ser. D, Ekanomika, satsyyalogiya, prava. 2. pp. 53-59. (In Russian).
10. Smoleva, E.O. (2014) The formation of deviant behavior of minors. Gumanitarnye nauchnye issledovaniya — Humanities scientific researches. 9. [Online] Available from: http://human.snauka.ru/2014/09/7741. (Accessed: 10.12.2018). (In Russian).
11. Gilinskiy, Ya.I. (2011) Konstruirovanie deviantnosti [The construction of deviance]. St. Petersburg: DEAN.
12. Tolmacheva, S.M. et al. (2018) The influence of the Islamic factor on the formation of religious identity. European Journal of Science and Theology. 14 (6). pp. 77-86.
13. Henry, S. (2013) The Sociology of Deviance and Social Control. In: Runehov, A.L. & Oviedo, L. (eds) Encyclopedia of Sciences and Religions. Dordrecht: Springer.
14. Stauffer, C. (2014) Transitional Justice. In: Bruinsma, G. & Weisburg, D. (eds) Encyclopedia of Criminology and Criminal Justice. New York; Heidelberg; Dordrecht; London: Springer.
15. Garant.ru. (2002) O protivodeystvii ekstremistskoy deyatel'nosti: federal'nyy zakon ot 25 iyulya 2002 g. № 114-FZ [On countering extremist activity: Federal Law No. 114-FZ of July 25, 2002]. [Online] Available from: http://base.garant.ru/12127578/. (Accessed: 30.01.2019).
16. Ryazanov, D.S. (2014) Religious Extremism, Religious Political Extremism and Religious Fundamentalism: General, Particular, Individual. Izvestiya Irkutskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser. Politologiya. Religiovedenie — Bulletin of Irkutsk State University. Political Science and Religion Studies. 1. pp. 177-184. (In Russian).
17. Oganesyan, S.S. & Mikhaylov, V.K. (2015) Problemy pravovogo soderzhaniya prava na svobodu sovesti i veroispovedaniya, a takzhe opredelenie religioznogo ekstremizma [Problems of the legal content of the right to freedom of conscience and religion, as well as the definition of religious extremism]. Pravo i sovremennye gosudarstva — Law and Modern States. 3. pp. 27-36.
18. Turpin, J. (2001) Terror in the Mind of God: The Global Rise of Religious Violence. By Mark Juergensmeyer. Berkeley; Los Angeles: University of California Press, 2000. American Journal of Sociology. 107(1). pp. 234-235. DOI: 10.1086/338521
19. Ramakrishna, K. (2018) The Radicalization of Abu Ham die: Wider Lesson for the Ongoing Struggle Against Violent, Extremism in Post-Marawi Mindanao. Journal of Asian Security and international Affairs. 5 (2). pp. 111-128. DOI: 10.1177/2347797018783117
20. Beller, J. & Kroger, C. (2018) Religiosity, Religious Fundamentalism, and Perceived Threat as Predictors of Muslim Support for Extremist Violence. Psychology of Religion and Spirituality. 4 (10). pp. 345-355. DOI: 10.1177/0886260513504646
21. Everton, S. (2016) Social Networks and Religious Violence. Review of Religious Research. 58 (2). pp. 191-217.
22. Santoprete, M. (2018) Global stability in a mathematical model of de-radicalization. Physica A: Statistical Mechanics and its Applications. 509. pp. 151-161. DOI: 10.1016/j.physa.2018.06.027
23. Zare, M. (2016) Deviance as Inauthenticity: an Ontological Perspective. Philosophy of Management. 15 (2). pp. 151-159. DOI: 10.1007/s40926-016-0034-x
24. Hornsey, M. (2016) Dissent and deviance in intergroup context. Current Opinion in Psychology. 11. pp. 1-5. DOI: 10.1016/j.copsyc.2016.03.006
25. Khaustova, N.A. (2018) Ideological and psychological aspects of the study of religious extremism. Vestnik Polesskogo gosudarstvennogo univer-siteta. Ser. Obshchestvennye i gumanitarnye nauki. 1. pp. 47-50. (In Russian).
26. Leeuwen, N. (2014) Religious credence is not factual belief. Cognition. 133 (3). pp. 698-715. DOI: 10.1016/j.cognition.2014.08.015
27. Harrington, N. (2013) Irrational Beliefs and Socio-Political Extremism. Journal of Rational-Emotive & Cognitive-Behavior Therapy. 31 (3). pp. 167-178. DOI: 10.1007/s10942-013-0168-x
28. National Anti-Terrorism Committee. (2003) Reshenie Verkhovnogo Suda RF ot 14 fevralya 2003 g. № GKPI03-116 o priznanii terroristicheskimi organizatsiyami:... "Partiya islamskogo osvobozhdeniya" ("Khizb ut-Takhrir al'-Islami")... i zaprete ikh deyatel'nosti [Decision of the Supreme Court of the Russian Federation No. GKPI 03-116 of February 14, 2003, on recognition of organizations as terrorist: < . . .> The Islamic Liberation Party (Hizb ut-Tahrir al-Islami) < . . .> and on the prohibition of their activities]. [Online] Available from: http://nac.gov.ru/zakonodatelstvo/sudebnye-resheniya/reshenie-verhovnogo-suda-rf-ot-14-fevralya.html. (Accessed: 01.03.2019).
29. Cohen, R. (2013) The Evolution of Extremism. N.Y.: Palgrave Macmillan.
30. Michel, J. & Hargis, M. (2017) What motivates deviant behavior in the workplace? An examination ofthe mechanisms by which procedural injustice affects deviance. Motivation and Emotion. 41 (1). pp. 51-68.
31. Ministry of Justice of the Russian Federation. (c. 2019) Perechen' nekommercheskikh organizatsiy, v otnoshenii kotorykh prinyato vstupivshee v zakonnuyu silu reshenie o likvidatsii ili zaprete deyatel'nosti po osnovaniyam, predusmotrennym FZ "O protivodeystvii ekstremistskoy deyatel'nosti" [The list of non-profit organizations in respect of which a decision has come into force on the liquidation or prohibition of activities on the grounds provided for by the Federal Law "On Countering Extremist Activities"]. [Online] Available from: https://minjust.ru/ru/nko/perechen_zapret. (Accessed: 05.03.2019).
32. Prosecutor General's Office of the Russian Federation. (2008) Reshenie Verkhovnogo Suda Rossiyskoy Federatsii ot 10.04.2008 № GKPI08 — o priznanii mezhdunarodnogo religioznogo ob "edineniya "Nurdzhular " ekstremistskim i zaprete ego deyatel 'nosti na territorii Rossii [Decision of the Supreme Court of the Russian Federation No. GKPI08 of April 10, 2008, on the recognition of the international religious association "Nurju-lar" as extremist and the prohibition of its activities in Russia]. [Online] Available from: http://genproc.gov.ru/special/smi/news/news-63034/. (Accessed: 01.03.2019).
33. Agnati, L. et al. (2017) The mis-exaptation of the prediction capability of humans and emergence of intolerant religious beliefs. Neurology, Psychiatry and Brain Research. 23. pp. 43-53. DOI: 10.1016/j.npbr.2016.12.002
Received: 14 May 2019
