Религиозная идентичность в Европе. Identite's religieuses en Europe / sous la dir. De Davie G. Hervieu-Leger D. - P. : la Decouverte, 1996. - 335 p Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

РЕЛИГИОЗНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ В ЕВРОПЕ Identites religieuses en Europe / Sous la dir. de Davie G.

Hervieu-Leger D. - P.: La Decouverte, 1996. - 335 p.

Сборник предваряет вводная статья французской исследовательницы Даниель Эрвьё-Леже “Религия европейцев: современность, религия, секуляризация”1. Указывая на разнообразие религиозной ситуации в странах Западной Европы, Эрвьё-Леже предлагает общий подход к “религии европейцев”, основанный на существенных совпадениях между формами выражения религиозности населения и способами формирования религиозной идентичности.

В странах Западной Европы (а также в Канаде) происходит секуляризация общества, уход церквей с общественной сцены, отделение религии от политики, ослабление религиозной практики среди населения, переход религиозного чувства в сферу личной жизни. В других частях мира, включая США, наблюдается противоположный процесс. Можно ли заключить в связи с этим, что потеря религиозности, которая наблюдается в Европе в последние 30 лет, является следствием стремления к культурной однородности ее модернистских обществ?

Эрвьё-Леже считает, что все не так просто. Во-первых, эмпирические исследования выявляют не только падение религиозности, но и свидетельствуют о религиозном обновлении.

1 Hervieu-Leger L. La religion des Europ^ens: moderniie, religion, secularisation. -P. 9-23. Даниель Эрвьё-Леже возглавляет научные исследования в Высшей школе социальных наук, директор Исследовательского междисциплинарного центра религиозного поведения (Париж).

Во-вторых, меняются отношения между религией и модернизмом, который по преимуществу распространился именно в западноевропейской культурно-географической зоне.

Что такое модернизм (тойегпйе)? Каковы его специфические черты, которые позволяют объяснить, почему его развитие сопровождалось устранением религии из социальной и культурной сфер? Три элемента представляются определяющими:

рациональность, которую западный модернизм распространяет на все области человеческой деятельности (индивидуальные и коллективные); рациональность требует соответствия средств и целей; социальный статус и рабочее место человека должны определяться исключительно его уровнем образования и компетенции, но не его личным или унаследованным положением; объяснения природных или социальных феноменов должны отвечать точным критериям научной мысли, естественно, современные общества далеки от этого рационалистического идеала; экономисты вынуждены постоянно включать в свои анализы фактор неразумности поведения экономических агентов, не следующих правилам чисто экономической рациональности; даже наука, которая призвана разоблачать невежество веры и иррациональное религиозное поведение, сама порождает новые виды иррациональности, кроме того, современные общества подучиваются изнутри конфликтами между разными типами рациональности; однако по-прежнему превалирует идея, что развитие научных знаний является условием глобального развития человечества; рациональность служит мобилизующим фактором современных обществ;

- автономность индивидуума - субъекта деятельности, способного изменять мир, в котором он живет, формировать историю; главная черта модернизма, которая отличает его от традиционного общества, это утверждение человека в качестве учредителя собственной жизни, способного кооперироваться с другими гражданами;

- особый тип социальной организации модернистского общества, основанный на дифференциации институтов и специализации различных областей социальной деятельности; в этих обществах экономика, домашнее хозяйство, искусство, наука, мораль, культура, политика, религия отделены друг от друга и представляют собой самостоятельные сферы, в которых человек

проявляет свои творческие способности; каждая из этих сфер функционирует по определенным правилам рациональности: логика политики не идентична логике экономики или логике науки.

В современных обществах религия уже не предоставляет индивидуумам и группам сумму норм, ценностей и символов, которые придавали бы смысл существованию людей. Специфика модернизма заключается в том, что люди не признают за религией права управлять обществом и жизнью индивидуумов. Вера и отправление религиозного культа - личное дело каждого, дело его совести, которое не может навязать никакое политическое или религиозное учреждение.

Великий парадокс современных модернистских обществ заключается в том, что они черпают свои представления о мире, человеке, истории и принципах действий из собственных религиозных истоков. Немецкий социолог Макс Вебер создал свою знаменитую картину зависимости экономической деятельности от религиозных верований. Больше всего известна его работа “Протестантская этика и дух капитализма”, в которой Вебер обращает внимание на связь между пуританским протестантизмом и рациональным способом действий в капиталистической экономике. Систематические поиски прибыли и рациональная дисциплина труда, которые характеризуют западный капитализм, нашли духовную опору в теологической концепции спасения и божьей милости.

Не только протестантизм оказал значительное влияние на модернистское общество. Большой вклад в формирование понятия “автономии”, которое стоит в центре концепции модернизма, оказал иудаизм. В соответствии с иудаизмом народ сам выбирает свое будущее в зависимости от того, сохраняет ли он связь с Богом. Бог выступает в качестве “партнера людей”, состоящего с ними в едином союзе. Христианство распространило этот союз на все человечество (а не только на один избранный народ), тем самым расширив и последствия: отныне верность Богу или отказ от него лежат да совести каждого. И хотя церковь по-прежнему считается посредником между Богом и людьми, все-таки спасение каждого человека зависит от крепости его личной веры. Кальвинизм продолжил до своего логического завершения эту индивидуализацию верности союзу с Богом, радикально сократив все промежуточные

инстанции, оставив человека, наделенного свободой выбора, наедине с Богом, который предлагает ему быть вместе с ним или без него.

Секуляризация модернистских обществ - это сложный культурный процесс, в котором сочетаются потеря религиозными институтами власти над обществом и требование со стороны общества неограниченной возможности самому определять свою судьбу, перестраивать представления, в том числе религиозные, в пользу собственной автономии. Этот процесс автономизации модернистского общества включает четыре основных элемента.

1. Модернизм порвал с представлениями о божественном промысле, который неизбежно реализуется в истории. Было провозглашено, что человеческая история делается исключительно руками людей. Начиная с эпохи Просвещения, утверждение автономии человека и его разума сопровождалось освобождением его от религии. Англосаксонские страны пережили это освобождение через “приватизацию” религии, которая стала индивидуальным делом каждого, отделенным от общественной жизни. Во Франции, где борьба Республики против монархической власти носила радикальный характер, а церковь выступала против политической демократии, это освобождение приняло форму устранения религии.

2. Модернизм отмечен как преемственностью, так и .разрывом с иудейско-христианским миром, из которого он вышел. Царство Божье было заменено обществом научно-технического прогресса и полной реализацией человеческого творческого потенциала в материальной, познавательной и даже моральной областях.

3. Фундаментальные ценности модернизма - разум, знание, прогресс и т.д., потеряв в течение XX в. прежнюю привлекательность, тем не менее сохраняют свои мобилизующие качества. Модернистские общества живут в состоянии внутреннего противоречия: в науке каждое открытие вызывает сотни новых вопросов; в экономике производство товаров и средств производства порождает новые потребности, и этот процесс бесконечен. Модернизм требует постоянного движения вперед и все новых инноваций, он как бы основан на постоянном чувстве жажды. Отвергнув религиозную утопию осуществления всех человеческих надежд в ином мире, он провозгласил новую утопию - об обществе изобилия и мира.

4. Парадокс модернизма основан на утопическом желании производить, знать, информировать все больше и все быстрее. Эта

логика создает внутри самой культуры модернизма, где господствует научно-техническая рациональность, пространство “коллективного воображаемого”. Через воображаемое человек заполняет зазор между двумя мирами - миром конкретной повседневности и областью ценностей и целей, которые мобилизуют его усилия. Противостояние между ограниченным миром настоящего с его противоречиями и неограниченным миром будущего (горизонты прогресса) создает внутри самого модернизма “пространство веры”, в которрм могут обновляться или перерабатываться прежние религиозные традиции или появиться новые формы религиозности (например, так называемые “секулярные религии”: политические религии, религии науки и техники, религии производства и т.д.).

Сама динамика развития модернизма требует, чтобы он постоянно находился в кризисе: неравновесие в культуре часто сопровождается экономическими, социальными, политическими кризисами. Именно в моменты подобных расстройств и потери смысла жизни традиционные религиозные системы, найдя новые формы, могут приобрести большую привлекательность как для индивидуумов, так и для общества в целом. Однако было бы неправильно говорить о возвращении религиозности: современное общество не связывает себя с религиозным миром так, как это было в традиционных обществах.

В модернистском обществе выявляется парадоксальность феномена веры. Она состоит в следующем: с одной стороны, дискредитировано религиозное объяснение мира, конфессиональные институты теряют свою социальную и культурную способность навязывания веры и регулирования религиозной практики, количество верующих уменьшается. С другой стороны, секуляризированный модернизм, порождая утопию, создает самые благоприятные условия для распространения веры. Двигателем модернизма является неудовлетворенность ожиданий и бесконечный поиск средств для удовлетворения этих ожиданий. Секуляризация -это не потеря религии в современном мире, а совокупность процессов перестройки веры, которая происходит в обществе.

В Европе христианство было исторически господствующей религией. Оно осуществляло строительство социорелигиозных идентичностей и обеспечивало преемственность религиозных традиций. В настоящее время европейские страны при всем разнообразии их обществ, культур, религиозной, социальной и

политической истории, захвачены единым процессом культурной гомогенизации и экономико-политической интеграции. В целом перестройка религиозных и конфессиональных идентичностей в Европе вписывается в двойной процесс -распространения веры и их институционального разрегулирования. СМИ восстанавливают ее способность организовывать и ориентировать социальную жизнь.

Однако крупные религиозные системы, как показывают исследования, уже не в состоянии держать под своим контролем, как они это делали еще недавно, различные стороны индивидуального и коллективного религиозного опыта: ни пространство символов и обрядов, определяющих принадлежность к данному сообществу; ни этические нормы и ценности, определяющие поведение; ни эмоциональный опыт, формирующий сообщество. В результате распространяются “верования без привязки” - верования, не принадлежащие ни к какой религии, усиливается местный религиозный партикуляризм, происходит “этическая гомогенизация” ведущих религиозных направлений на основе гуманистических ценностей, свойственных демократическим обществам.

В статье английского социолога Дэвида Мартина “Теория секуляризации ставится под вопрос”1 сделана попытка определить перспективы будущего религиозного развития в Европе.

Идея секуляризации возникла в эпоху Просвещения и получила развитие в либеральной и марксистской интерпретации. Идеологии, включающие в себя данную идею, получили распространение только в Европе. Тенденция секуляризации имела разное воплощение в странах Европы в зависимости от особенностей их исторического развития. Так, во Франции длительное противостояние церкви и государства закончилось в 1905 г. окончательным их отделением друг от друга. В Англии конфликт был менее серьезным, тенденция к отделению развивалась медленно и не закончилась до сих пор. Уровень секуляризации в Польше и Ирландии гораздо ниже, чем в других странах Европы. Это явилось следствием того, что обе страны долгое время были лишены

1 Martin D. Remise en question de la theorie de la secularisation. - P. 25-42. Дэвид Мартин - заслуженный профессор социологии Лондонского университета, почетный профессор Отдела религиозных исследования университета Ланкастера, а также научный сотрудник Института исследования экономики культуры Ьостонского университета.

независимости, и церковь здесь была связана не с государством, а с нацией. Высокий уровень религиозной идентификации на уровне национального сознания замедляет отделение церкви от государства даже после получения независимости. Выход социальных сфер (образование, медицина, право, администрация, искусство, досуг) из-под церковного контроля шел параллельно с освобождением интеллектуальной деятельности от господства теологии.

Не только секуляризация, но и индивидуализация потрясает религию, и происходит это по-разному: она подрывает авторитет церкви, коллективную солидарность, моральные ценности, статус священника.

Серьезные религиозные конфликты сохраняются только там, где степень религиозности и чувство национальной принадлежности одинаково высоки и где государственные границы оспариваются. В Европе это наблюдается только в Северной Ирландии, где этнические и религиозные границы не соответствуют политическим. Часть сообщества повернута лицом к Лондону, другая часть - к Риму, и обе части не доверяют и боятся друг друга.

Можно сделать вывод о том, что там, где политические границы не соответствуют этнорелигиозным, сохраняется потенциал конфликта. К таким странам относятся Хорватия, Сербия, Босния, Албания, Македония и Трансильвания. Очень старые еврейские анклавы в Европе и более новые мусульманские анклавы дают пример напряженности, являющейся следствием объединения религиозных и этнических идентичностей.

Мусульманские анклавы в Западной Европе состоят из людей, недавно прибывших из стран, в которых процессы индивидуализации и дифференциации не развиты, поэтому в них сохраняется сильный дух коллективной солидарности. Их этническая идентичность столь же сильна, как и религиозная. До сих пор мусульманские анклавы остаются вне ведущих тенденций западного общества, несмотря на социальную мобильность мусульман и их концентрацию в крупных городских центрах.

Тенденция к секуляризации не универсальна и не неизбежна, она зависит от особых условий. Именно к таким условиям относятся дифференциация и индивидуализация, происходящие в Западной Европе. Европейские тенденции не схожи с американскими. В Европе появляются новые пространства, в которых могла бы зародиться конкурентная конфессиональная культура. От Сицилии

до Трансильвании и от Трансильвании до Киева идет наступление протестантов-евангелистов, которое может соперничать с экспансией в Латинской Америке. Возможно также обновление современной духовности вне традиционных церковных структур (Венгрия в 70-е годы) или возобновление влияния традиционной церкви (православие в России).

Грейс Дейви в статье “Противоречия в религиозном наследии Европы”1 выделила несколько крупных религиозных “противостояний” в Европе (между западным и восточным христианством, внутри западного христианства).

Разделение между западным и восточным христианством началось до IX в. и закончилось после 1054 г. В центре противоречий были две фундаментальные проблемы. Одна - теологическая, касающаяся понимания триединства: латинское понимание

заключалось в том, что Святой дух происходит от Отца и Сына, а византийское - только от Отца. Вторая проблема - организационная; речь шла о роли папы в единой церкви и о его правах. Восточные церкви отказались признавать папское главенство над другими епископами, считая, что церковь должна иметь не монархическую, а соборную структуру.

Последствия этого разделения невозможно преувеличить. Начиная с X в. каждая из двух половин Европы следовали своим путем. Цепь событий на Западе - обновление в период Возрождения, новый раскол западной церкви между католиками и протестантами во время Реформации, рост авторитета знаний в период Просвещения влияние романтизма в XIX в. - все это было неотъемлемой частью культурного наследия и затронуло весь христианский Запад. Но ничего подобного не произошло на Востоке Европы. Здесь происходила совсем другая серия событий, важнейшим из которых была исламская угроза, что наложило специфический отпечаток на природу восточного христианства (особенно это заметно на истории Греции).

Граница, отделяющая православие от католичества, не совпадает с границей между Западом и Востоком в Европе, сложившейся в результате послевоенных договоренностей.

1 /

Davie G. Contrastes dans l’eritage religieux de l’Europe. - P. 43-62. Грейс Дейви -

профессор социологии Университета Экстера (Великобритания), секретарь Международного общества социологии религии.

Политический раздел исключил из Запада такие католические страны Центральной Европы, как Литва, Польша, Чехословакия и Венгрия, также лютеранские страны Балтии — Эстонию и Латвию. Именно эти страны, имеющие тысячелетнюю, общую с другими западноевропейскими странами историю, испытывают наиболее сильное стремление к вхождению в Европейский союз.

Другим важнейшим событием было разделение между католиками и протестантами. Главным последствием этого потрясения явилось возникновение национальных государств. Некоторые из них вышли из-под папской власти и создали государственную церковь, которая со временем получила опору в теологии протестантизма. По такому пути (т.е. получения независимости от внешней силы при сохранении стабильности внутри страны) пошли несколько скандинавских монархий. В этих странах в государственных церквах укрепилось лютеранство. В раздробленной Германии границы разделили различные типы христианства. Появилось религиозное большинство и религиозные меньшинства, которые продолжали рождаться из-за постоянных переносов линий раздела территории.

Реформация приняла различные формы в разных регионах Западной Европы. В Швейцарии, Голландии, Шотландии, отчасти в Германии и Франции (среди религиозных меньшинств) получили распространение вначале идеи Цвингли, затем Кальвина, которые придерживались более строгой концепции протестантизма и более строгого исполнения морального кодекса. Кальвинизм оказал сильное влияние на дальнейшее экономическое развитие Европы.

Концепция национального государства доминировала в европейской истории в течение последних 400 лет, т.е. начиная с Реформации. В XX в. после двух мировых войн растерзанная Европа принялась строить свое единство, ее поддержали христианские церкви. Строительство европейской идентичности и усиление экуменических тенденций - составные части одного процесса. Однако после войны в Европе расширяется религиозное многообразие в связи с внедрением нехристианских верований, приходящих вместе с переселенцами -мусульманами, индуистами, буддистами и т.д. Вновь наблюдается напряженность между единством и разнообразием, причем качественно новым разнообразием, получившим определенные формы лишь в конце XX в.

По всем странам Западной Европы в 90-е годы был проведен опрос населения, и были собраны статистические данные, касающиеся размеров и форм самых разных религиозных сообществ.

Североевропейские страны (Швеция, Норвегия, Дания, Финляндия и Исландия) относительно малочисленны: 8,6 млн. проживают в Швеции, 4,3 млн. - в Норвегии, 5,2 - в Дании, 5 - в Финляндии и 260 тыс. в Исландии (с. 47). В этих пяти странах с XVI в. господствующее положение занимает лютеранство. Здесь высок уровень принадлежности к религии, но низка степень религиозной практики. Религиозные меньшинства малочисленны.

Голландия насчитывает 15 млн. человек и имеет самую большую плотность население на континенте. Она входит в группу стран с традйцией религиозного многообразия: жители исповедуют католицизм, протестантство или стоят вне религий. Голландцы характеризуются необычайно высоким уровнем религиозной практики, хотя значительная доля населения объявила себя не принадлежащей ни к какой религии. Население четко поляризовано, больше, чем в других странах Западной Европы. В Голландии проживают также 25 тыс. евреев и 400 тыс. мусульман (с. 48).

Бельгия насчитывает 10 млн. жителей. Общество разделено по языковому признаку, в значительной мере социально структурировано и имеет три “опоры” - католическую, социалистическую и радикальную. Все большая часть населения считает себя не принадлежащей ни к какой религии. Тем не менее католическое господство в Бельгии сохраняется. Вера развивается как внутри, так и вне института церкви. К меньшинствам относятся 33 тыс. евреев и 250 тыс. мусульман (с. 48).

Население Великобритании приближается к 58 млн. человек, из которых 48 млн. живут в Англии, 5 млн. в Шотландии, 3 млн. в Уэльсе и 1,5 млн. в Северной Ирландии. Религиозные традиции многочисленны и отражают разнообразие представленного в Великобритании населения. Существует государственная церковь -Англиканская, а также протестантские и католические меньшинства. Три кельтские страны в основном протестантские, каждая обладает своей спецификой. Только Шотландия создала свою государственную церковь (Пресвитерианская шотландская церковь). Религиозная практика населения незначительна, за исключением Северной Ирландии, где она ненормально высока как в католическом, так и в протестантском сообществах. Кроме того, в

Великобритании проживают 300 тыс. евреев, чуть больше 1 млн. мусульман, 500 тыс. сикхов и 400 тыс. индусов (с. 49).

3,5 млн. жителей Ирландии в своем большинстве исповедуют католицизм, посещаемость церквей самая высокая в Европе. “Католицизм здесь тесно связан с национальной идентичностью” (с. 49). Исторически католическая Ирландия сформировалась в процессе противостояния протестантской Великобритании. Ирландское общество продолжает находиться под господством религии. Подобная религиозная ситуация идет вразрез с общеевропейской тенденцией снижения уровня религиозности.

Население Германии (к 63 млн. жителей Западной Германии после объединения с ГДР прибавилось еще 16 млн.) значительно превосходит по численности соседние страны. В религиозном плане немецкое население многоконфессионально. Сразу после объединения в 1989 г. почти 37% населения объявляли себя протестантами, католики представляли чуть меньше 35,5 %. По мере развития процесса объединения доля протестантов уменьшалась (с. 49).

Католическое население концентрируется на юге страны; протестанты представлены главным образом на севере и на востоке (значительная часть жителей новых земель). Германские церкви являются влиятельными в финансовом плане организациями, они управляют колоссальными суммами денег, которые поступают им благодаря существующей в стране системе церковного налога. Еврейское религиозное меньшинство незначительно, так как еврейское население во время войны сократилось в 10 раз. Мусульмане составляют 1,6 млн. человек, среди них много иммигрантов из Турции и бывшей Югославии (с. 50).

В религиозном смысле Франция является страной смешанной. Ее население составляет 57 млн. жителей. Большинство -“традиционные католики”, однако уровень посещаемости церкви низок (лишь 10% регулярно бывают на службе). Франция -прародительница светского государства. На протяжении длительного исторического периода продолжалась чрезвычайно сильная конфронтация между церковью и государством, которая привела к окончательному их разделению в начале XX в. Во Франции есть также протестантское меньшинство численностью 1,5 млн. человек, самая многочисленная в Европе (500 тыс. человек) еврейская община и самое большое мусульманское население (около 3 млн. человек).

Почти половина евреев и прочти все мусульмане родом из Северной Африки (с. 50).

В Австрии проживают чуть менее 8 млн. человек, большинство из них -католики. Австрия разделена на регионы, каждый из которых имеет свои религиозные особенности. Идеологические противоречия ослабевают по мере того, как католическая церковь уходит из сферы политики. Католицизм испытывает внутренние трудности. В стране проживает также лютеранское население, небольшое по численности, но экономически значимое, а также евреи и мусульмане (77 тыс. мусульман, главным образом турок) (с. 51).

Население Швейцарии приближается к 7 млн. и распределено по 26 кантонам, трем (даже четырем) языковым группам и двум главным конфессиям. Более того, ни одна демаркационная линия не совпадает с другими. Например, франкофоны могут быть либо протестантами, либо католиками, границы кантонов не соответствуют религиозным или языковым различиям. Таким образом, в зависимости от выбранного критерия, население страны разделяется каждый раз по-иному. Однако благодаря такому сложному делению не нарушается сплоченность населения. Начиная с 1990 г. численность католиков стала превышать численность протестантов. Евреи представляют 0,3% населения, мусульмане -2,2% (с. 51).

Греция - единственная страна с православной традицией, которая входит в Европейский союз. Почти все 10 млн. греков принадлежат к греческому православию. Участие населения в культовых мероприятиях и обрядах чрезвычайно высоко. Греческое православие и в наши дни остается неотъемлемой частью национального общества. “Народная религиозность” была интегрирована православием, что и было главным источником его постоянного успеха (с. 52). Религия имеет мощную социальную опору и принимает форму слияния модернизма и религии, что отличает ее от западноевропейской модели. Маргинальные религиозные группы ничтожны.

Из 57,7 млн. жителей Италии большинство составляют католики, из них около 40% регулярно посещают церковь, что выше среднеевропейского уровня. Близость Ватикана играет определяющую роль в национальной религиозной жизни. В политической жизни до 1989 г. в течение 40 лет между католической церковью и христианскими демократами сохранялись отношения

взаимопомощи. Внутри церкви происходят изменения на фоне роста стремления большинства населения к религиозной независимости. В Италии живет 31 тыс. евреев. Численность мусульманского населения не поддается определению из-за слишком больших разночтении между официальной и неофициальной статистикой (с. 52).

Испания и ее 50 млн. жителей переживают в настоящее время период ускоренной модернизации. Она началась в постфранкистский период и ей способствовало вступление Испании в Европейский союз. Здесь наиболее быстро меняется массовое сознание. Снижается посещаемость церковных служб, особенно молодежью. Но вряд ли можно говорить о быстрой секуляризации, так как в стране наблюдается сильное присутствие народной религии на местном уровне: почти все население проходит через религиозные обряды, такие, как крещение, венчание, отпевание, а также участвует в религиозных праздниках. Религиозные меньшинства редки и “молчаливы”, что, по всей видимости, связано с особенностями испанской истории (с. 52-53).

Португалия является частью католической Европы. Религиозная жизнь 10 млн. португальцев схожа с жизнью их испанских соседей. Португальское население, как и большинство европейцев, стремится к большей личной независимости в религиозной жизни. Представительство религиозных меньшинств минимально (с. 53).

Г.Дейви представляет статистические таблицы, составленные по европейским опросам, относительно ценностей европейцев. Опросы были проведены в странах Европы в первый раз в 1981 г., затем в 1990 г., следующий опрос предполагается провести в 2000 г. (разработчик - Исследовательская группа европейских систем ценностей).

Европейские народы имеют общие культурные корни и общее религиозное наследие. Три фактора сформировали европейское единство: иудео-христианский монотеизм, греческий рационализм и римская организация. Их комбинация дала образ жизни, который был назван европейским. Религия занимает в этой комбинации очевидно значимое место. Христианская религия способствовала стандартизации ценностей и верований на Европейском континенте и за его пределами.

Не менее одного раза в неделю Один раз в месяц На Рождество, Пасху и Т.д. Один раз в год Никогда

В среднем по Европе 29 10 8 5 40

Католические страны: Бельгия 23 в 13 4 52

Франция 10 7 17 7 59

Ирландия $1 7 6 5

Италия 40 13 23 19

Португалия 33 8 8 47

Испания 33 10 15 38

Многоконфессиональные страны: Великобритания 13 10 12 Я 56

Западная Германия 19 15 16 9 41

Голландия 21 10 16 5 47

Северная Ирландия 49 18 6 7 18

Лютеранские страны: Дания Финляндия Исландия Норвегия Швеция И 9 10 10

Вера в Бога в душу в жизнь после смерти в рай в дьяво- ла в ад в грех в воскрешение из мертвых

В среднем по

Европе 70 61 43 41 25 23 57 33

Католические страны: Бельгия 63 52 37 30 17 15 41 27

Франция 57 50 38 30 19 16 40 27

Ирландия 96 84 77 85 52 50 84 70

Италия 83 67 54 45 17 35 66 44

Португалия 80 58 31 49 24 21 63 31

Испания Б1 60 42 50 28 27 57 33

Многоконфес- сиональиые

страны:

Великобритания 71 64 44 53 30 25 6Я 32

Западная Германия 63 62 38 31 15 13 55 31

Голландия 61 63 39 34 17 14 43 27

Северная Ирландия 95 86 70 86 72 68 89 71

Лютеранские страны: Дания 64 47 34 10 8 19 24 23

Финляндия 76 73 60 31 27 55 66 49

Исландия Б5 Б8 81 19 12 57 70 51

Норвегия 65 54 45 24 19 44 44 32

Щвеция 45 58 СО ГО 12 8 31 31 21

Таблица 3 (с. 56)

Активные и пассивные верующие

Активно верующие Пассивно верующие

1990 г. 1981г. 1990 г. 1981 г.

Католические страны: Бельгия 9 9 32 16

Франция 5 4 39 26

Ирландия 14 30 4 1

Италия 8 6 15 6

Португалия 9 - 28 -

Испания 5 16 13 9

Многоконфессиональные страны: Великобритания 13 16 42 9

Западная Германия 12 12 11 9

Голландия 23 27 49 37

Северная Ирландия 23 43 10 3

Лютеранские страны: Дания 3 3 8 6

Финляндия - - - -

Исландия 7 7 2 1

Норвегия 8 7 10 4

Швеция 4 6 19 7

Встает вопрос, продолжает ли и в наше время религия играть главенствующую роль в формировании ценностей? Или в современном европейском обществе ее влияние уходит на задний план? Опросы продемонстрировали, что религиозный феномен чрезвычайно сложен. Наряду с секуляризацией и вопреки ей вера, не столь тесно связанная с институтом церкви, проявляет значительную устойчивость. В конце XX в., как показывают опросы, вера переходит в пассивное состояние, христианская дисциплина, прежде совершенно обязательная, превращается в потребительство. Тем не менее не возникло никакого института, который заменил бы церковь. И никакая другая система ценностей (секулярных или религиозных) не появилась в христианском мире. Привязанность к христианским

ценностям распространилась повсюду и составляет “стандарт” европейских религий.

В Европе четко различаются три религиозные модели -католическая, лютеранская и многоконфессиональная. В каждом регионе и в каждой стране существует специфическая манера связи с религиозной жизнью, однако общей для всех стран Западной Европы почвой служит иудео-христианская культура. Чуждые концепции и убеждения не могут без борьбы существовать внутри европейской культуры. Именно поэтому вся тысячелетняя история Европы играет против мусульманства, заключает Г.Дейви.

Статья Этьена Франсуа “Германия с XVI по XX в.”1 посвящена религиозной идентичности Германии.

В большинстве европейских стран религиозная и национальная идентичности тесно связаны, в них существует доминирующая религия, которая иногда идентифицируется с самой страной. Германия не подпадает под эту модель. Она, как и другие страны, бывшие ранее частями Священной Римской Империи (962-1806), после периода Реформации стала страной структурного плюрализма, характеризующегося сосуществованием различных соперничающих друг с другом религиозных конфессий.

Протестантская Реформация зародилась в Германии и сопровождалась в XVI в. бурными теологическими спорами. До сих пор немецкая ментальность сохраняет склонность к доктринальным вопросам. Конфессиональный плюрализм Германии связан, с одной стороны, с политико-региональной структурой империи, а с другой -со спецификой религиозного развития. С начала Реформации империя была чрезвычайно сложной системой, сочетающей религию и мирскую реальность. Принц обладал как светской, так и религиозной властью. Он был обязан учитывать противоречия, искать компромиссы, уважать специфичность и автономию разных политических единиц, входивших в ее состав (города, замки, светские и церковные княжества). В этой политической реальности Лютер и лютеранство вызвали центробежные тенденции, которые в конечном

1 Francois Е. Identites confessionnelles: persistence et dissolution. - P.65-88. Этьен Франсуа - профессор истории в Парижском университете (Париж-1)- и директор центра Марка Блоша в Берлине (Франко-германский исследовательский центр социальных наук), специализируется по немецкой истории.

итоге в 1555 г. привели к разделению Империи между оппозиционными религиозными лагерями.

Это конфессиональное раздробление позволило прийти к компромиссу и действовать в соответствии с формулой “территориальной церкви” (ЬансЗевкксИе), выдвинутой протестантами. Эта формула содержит “ценности правильного руководства”, стандартизации и дисциплины, церковь ставится под опеку принца (или городского совета), а пасторов превращает в иерархический корпус функционеров. Со второй половины XVI в. принцип “территориальной церкви” действует уже во многих княжествах и городах, составлявших империю, в том числе и на территориях, сохранявших верность католичеству. Потребовалось больше века, чтобы утвердился этот принцип, ведущий к компромиссу и к гарантированной и стабильной многоконфессиональной системе. Более того, для этого потребовалась кровопролитная гражданская Тридцатилетняя война (1618-1648) - последняя религиозная война в истории Германии, после которой она стала “землей конфессионального плюрализма” (с. 68).

Религиозный плюрализм (католичество, лютеранство, реформистская церковь, а также протестантские секты, еврейские общины) держится прежде всего на праве, он гарантирован и санкционирован Вестфальскими договорами (1648), которые завершили Тридцатилетнюю войну. В соответствии с этими договорами признавалось равенство в правах трех христианских конфессий на территории “империи, предусматривался раздел институтов “империи между протестантами и католиками. Права и владения каждой конфессии фиксировались по состоянию на 1 января 1624 г. (за исключением территорий дома Габсбургов). Закон утвердил положение, по которому приход к власти принца иной конфессии не требует от его подданных перемены вероисповедания. Это привело к стабилизации религиозных границ, с одной стороны, и к относительной деконфессионализации политической реальности -с другой.

Тогдашняя Германия была плюралистична не только потому, что она разделялась между тремя конфессиями, но также потому, что во многих регионах эти конфессии наслаивались друг на друга, что придавало конфессиональной карте Германии сходство с “плащем Арлекина”, которое она сохраняет до сих пор.

В стране существуют относительно однородные по конфессиональному признаку территории: лютеранский север и северо-восток Германии, католический юг и юго-восток. Между ними находится широкая полоса регионов от Рейна до Силезии, в которой конфессии перемежаются. Здесь католические, реформистские, лютеранские территории соседствуют на расстоянии в несколько десятков километров. Более того, соперничающие конфессии не могут обходиться друг без друга по экономическим соображениям. Это учит людей повседневной терпимости.

Тенденция к конфессиональной гомогенизации особенно явственно проявилась в католических регионах. Численное меньшинство католиков, присутствие внутри католических территорий социально мощных и активных протестантских меньшинств, культурное и идеологическое процветание протестантизма и его привлекательность заставляли католиков занимать оборонительную позицию.

На протестантских территориях ситуация была другой: слабая привлекательность католической идеологии не могла “заразить” протестантов, поэтому проявления нетерпимости среди них были редки. Тем не менее здесь столь же сильны были тенденции к конфессиональной гомогенизации. Так, в герцогстве Вюртембергском, в котором население на 98% было лютеранским, консистория в 1662 г. потребовала, чтобы власти обязали тех немногих реформистов и католиков, проживавших на этой территории, под страхом быть изгнанными, воспитывать своих детей в лютеранской вере, что постепенно привело к большей религиозной однородности.

После Тридцатилетней войны по мере стабилизации религиозных границ усилилась дифференциация между католическим и протестантским культурными мирами. Каждый из них эволюционировал в соответствии со своей логикой.

Как ни парадоксально, но конфессиональная “интерриоризация” (т.е. более четкая очерченность границ каждой конфессии и превращение конфессии в символ коллективной идентичности) покончила с ситуацией неуверенности, которая всегда является источником конфликтов, и привела конфессии к мирному сосуществованию. С момента, когда невидимая граница в ментальности отделила католиков от лютеран и стала непроницаемой, их взаимоотношения в повседневной жизни

нормализовались. После признания и принятия конфессиональной дифференциации в стране установился гражданский мир.

С середины XVIII в. в Германии, как и в других европейских странах после эпохи Просвещения, произошли изменения идеологического и культурного порядка, в частности, возрос авторитет разума, усилилась критика церквей, их норм и догм, распространилась радикальная критика религии. Германия стала родиной не только Лютера, но и Канта, Маркса, Нищие, Фрейда. Возросла власть государства над церквами. В католическом пространстве это привело к секуляризации и распространению религиозной терпимости. Серьезные изменения были вызваны процессом модернизации, вступлением на путь индустриализации, экономического роста и урбанизации. В результате влиян ие церквей на общество снизилось, продолжился процесс секуляризации. Тем не менее конфессиональный плюрализм сохраняется, он неотделим от германского модернизма и даже во многом конструктивен.

Федеральное государство и земельные институты управления связаны с церквами юридически - гарантированными партнерскими соглашениями. Церкви пользуются двумя преимуществами, которых нет ни в какой другой стране Европы. Во-первых, они имеют право на церковный налог, который собирается со всех налогоплательщиков, принявших крещение. Избежать этого налога можно только оформив по закону декларацию о выходе из церкви. Во-вторых, министерство образования взяло на себя заботы о религиозном образовании, введя соответствующий обязательный предмет в школе.

После объединения двух Германий правила, существовавшие в ФРГ, были распространены на территорию бывшей ГДР, что укрепило позиции церквей. Налоговые поступления церквам достигли небывалого уровня (8,5 млрд. немецких марок для каждой из церквей в 1992 г.) (с. 82). Численность христиан увеличилась почти на 5 млн. человек (между 1987 и 1992 гг. число протестантов возросло с 25,4 до 28,8 млн. человек, что сместило соотношение сил между конфессиями в их пользу). В то же время поглощение Западной Германией восточных земель, которые были самыми дехристианизированными в советском блоке, привело к снижению уровня религиозности населения Германии в целом: по опросу 1995 г., только 54% западных немцев и 21% восточных немцев считают себя верующими (с. 88).

Подводя итог конфессиональной ситуации в Германии,

Э.Франсуа заключает, что сегодня, как и вчера, богатство и динамизм культуры Германии основываются на плюрализме и полицентризме, которые неотделимы от конфессионального плюрализма и от соревновательности различных культурных моделей.

В статье Ролана Кампиша “Растворение или переформирование конфессий в Швейцарии”1 речь идет современном состоянии конфессионального “пейзажа” в Швейцарии.

Швейцария дает пример двуконфессиональной страны. В Швейцарии, как в Германии или в Голландии, обе конфессиональные идентичности - протестантская и католическая -сформировались в условиях взаимного соперничества. Конфессиональная идентичность смешивает религию и политику и пронизывает ими культуру.

Становление швейцарской идентичности проходило медленно, она — сложилась лишь к XIX в., который стал веком создания современной Швейцарии. Страна перешла от федерации кантонов к федеральному государству. По конституции 1848 г. кантоны сами выбирали тип отношений между церквами и государственной властью: от полного отделения церкви от государства до сильного вмешательства государства в дела церквей (в протестантских кантонах). Введение в федеральную конституцию пункта, устанавливающего свободу культа, расчистило пространство для религиозного плюрализма.

Швейцария не участвовала в последней мировой войне, благодаря чему ее “социокультурное развитие шло более замедленными темпами, чем у соседей. Но начиная с 60-х годов, с достижением благосостояния и открытием границ, в Швейцарию хлынули европейские иммигранты, что способствовало глубокой эволюции правил, ценностей, образа жизни швейцарцев. Страна, как и вся Европа, затронута феноменом индивидуализации, которая влияет на все сферы жизни, включая религиозную. В современных западных обществах, считает Кампиш, происходит распад отношений, за которыми намечается переустройство, способное стать прелюдией нового социального порядка.

1 Campiche R.J. Dilution ou recomposition confessionnelles en Suisse. - P. 89-109. Автор - профессор социологии религии в университете в Лозанне. С 1991 по 1995 г. занимал пост президента Международного общества социологии религий.

Представления об отношении между индивидуумом и религией постепенно менялись. В XIX в. превалировала идея, что все должны принадлежать к какой-либо религии. Сейчас признана возможность не следовать ни одной из них. Конфессиональная идентификация стала факультативной и не подлежит больше социальному контролю. Произошла инверсия отношений между индивидуумом и религиозной организацией: именно первый решает, быть или не быть этим отношениям.

Создание религиозной идентичности как социальный процесс требует обращения к системам представлений, интеграция и воспроизводство которых регулируется социальными отношениями. Эти модели представлений соответствуют религиозным традициям, передаваемым не только религиозными организациями, но также всем социокультурным окружением. В течение долгого времени само собой разумелось, что быть католиком или протестантом значило иметь разное понимание о человеке и об обществе.

Сейчас способы передачи религиозной идентичности изменились, ее создание в контексте современного плюралистического общества зависит от многих агентов - семья, школа, СМИ, религиозные организации. Все они не одинаково интерпретируют религиозную идентичность. Личность также по-своему трактует это понятие. Для человека церкви и религии представляют собой лишь один из путей, на котором он познает себя. Кроме того, внутри самих конфессий существует плюрализм течений, поэтому они транслируют не целостную идентичность, а множество элементов, из которых индивидуум выбирает свое.

Религиозные организации меняются, так как им необходимо учитывать перестройку религиозного поведения их последователей. Они пытаются привлечь прихожан с помощью гибкой стратегии, позволяющей удовлетворить разнообразные религиозные потребности. Принимая во внимание особенности “спроса”

современных швейцарцев на религию, церкви склоняются к

экуменизму, ведущему к однородности. Сдвиги в религиозности особенно заметны на поколении, которому было 20 лет в 60-е годы. Так, среди них более высок уровень “непринадлежности” ни к какой религии. Это поколение, в отличие от предшествующего и последующего поколений, склонно создавать собственную систему верований, включающую те, которые пришли из различных

религиозных традиций. Это поколение подготовило почву к

растворению конфессий и к более индифферентному к ним отношению. В идеологии это приняло вид распространения идеи терпимости. “Расплывчатое” христианство побеждает четкие

религиозные традиции, тем более что окружающее культурное давление побуждает религиозные организации к сближению. В течение последних 30 лет в Швейцарии существует нечто вроде “неконфессионального христианства”, в котором слились

национально окрашенное христианство протестантов и

патриотическое христианство католиков.

Большинство швейцарцев считают себя верующими. По опросу 1990 г., 40% назвали себя протестантами и 46,2% - принадлежащими к римско-католической церкви (130 лет тому назад, по переписи 1860 г., протестантов было 58,9%, католиков - 40,7 %) (с. 99). Исторически протестанты составляли 3/5 населения, а католики 2/5. но в наши дни католики составляют большинство. Изменение соотношения произошло вследствие большей рождаемости в семьях католиков, а также из-за пополнения численности католиков в процессе послевоенной миграции. По опросам 1988-1989 гг., 21% католиков являются либо иностранцами, либо лицами, недавно получившими гражданство. И лишь 8% протестантов находятся в таком же положении (с. 100). Группа лиц с другой верой и неверующих составляла в 1980 г. 2,6% населения, а в 1990 г. -4,5% (с. 101).

Сравнение поведения верующих и неверующих разных конфессий показало, что линия раздела проходит не между католиками и протестантами, а между регулярно практикующими верующими и всеми остальными. Практикующие обеих конфессий составляют треть населения и отличаются тем, что близки к церквам, соблюдают христианские обряды, интересуются ролью религии в повседневной жизни и в обществе. В то же время их регулярная практика не мешает им иметь личную систему верований, где есть место и для других религиозных традиций. Они участвуют в современной религиозной перестройке, предпринимаемой их церковью, что свидетельствует об их адаптации к модернистскому обществу. Однако стирание различий между конфессиями, с одной стороны, и индивидуальная подгонка религии - с другой, не ведут к перемене собственной конфессиональной идентичности у верующих.

Начиная с эры модернизма, Швейцария действует по двум направлениям: утверждает регионально-этнические идентичности и

ведет поиск согласия между ними ради создания национальной сплоченности.

В работе Оле Риис “Религия и национальная идентичность в Дании”1 раскрывается специфика датского лютеранства.

Дания - маленькая страна, относительно однородная, лингвистические и этнологические различия редки. Она даст пример религиозного единообразия.

В период абсолютистской монархии (1660-1849) лютеранская церковь была полностью зависима от государства. Церковь вела реестр жителей, следила за их моральным поведением и контролировала школы и другие социальные институты. Принадлежность к государственной церкви была гражданской обязанностью датчан, а те, кто пренебрегал ею, подвергались штрафу.

В Дании не революция, а серия реформ привела к демократии в середине XIX в. Первая конституция 1849 г. гарантировала свободу религии и одновременно обеспечивала поддержку со стороны правительства лютеранской церкви, получившей статус “Церкви датского народа”. С тех пор монопольное положение лютеранской церкви не изменилось. В 1993 г. 88% датского населения были членами лютеранско-евангелической церкви и лишь 3% принадлежали к другим конфессиям. Среди них насчитывалось около 72 тыс. мусульман, 31 тыс. последователей римско-католической церкви и 17 тыс. свидетелей Иеговы (с. 114).

Датская церковь обладает двойным назначением - она является сообществом верующих и одновременно символом национального религиозного наследия. Датская церковь опирается на лютеранскую теологию, но ее “конфессиональное лицо” довольно расплывчато, поскольку она вобрала в себя различные конфигурации протестантизма.

Ее структура соответствует ее двойной функции. Канонические законы гарантируют права меньшинств внутри церкви, так же как и значительную независимость местных конгрегации. Именно потому, что меньшинствам в XIX в. были предоставлены права, датской лютеранской церкви удалось поддержать свое внутреннее единство, чего не произошло, например, в Норвегии и Швеции. Церковь следит за тем, чтобы в крупных конгрегациях были два пастора, причем один

1 Riis О. Religion et identite nationale au Danemark. - P. 113-130. Автор -профессор социологии религий в Университете Архуса.

из них был бы представителем меньшинства, а миноритарные группы могли свободно создавать свои конгрегации, выбирать своего пастора и получать государственную субсидию. Таким образом, датская церковь прежде всего озабочена тем, чтобы не допустить внутренних расколов.

Местные конгрегации обладают значительной долей самоопределения, а пасторы на местном уровне пользуются большой независимостью. Члены местной конгрегации избирают совет, который назначает пасторов. Эти выборы являются основой демократии в лютеранской церкви, несмотря на то что число участвующих в них лиц - незначительно.

В Дании нет ни синода, ни архиепископа. Значимость епископов как духовных руководителей снижена. Собор епископов делает официальные декларации лишь в чрезвычайных случаях (например, в 1943 г., когда он осудил антисемитизм,

господствовавший в Дании во время нацистской оккупации). Епископы избираются членами приходских советов епархии. Епископы, как правило, объявляют, к какому течению внутри церкви они относятся, но традиционно выражают терпимость по отношению к другим течениям и остерегаются высказывать теологически спорные мнения. Они выполняют скорее функцию судьи в местных конфликтах, чем функцию руководителя. Собор епископов обладает полной властью в том, что касается отношения датской церкви к другим церквам. Но, прежде чем предпринимать какие-либо шаги, епископы должны найти консенсус. В международных (межцерковных) отношениях датскую церковь представляет епископ Копенгагена, но он не наделен полномочиями, а получает консультации от специального совета.

В наше время в соответствии с традицией абсолютистской монархии Церковь датского народа поставлена под контроль государства и парламента. Такое положение одобряется большинством датчан. Это объясняется тем, что понятия “нация” и “государство” за время длительной традиции монархической власти совместились друг с другом; религия же лежит в основе национальной идентичности. Практическая организация Церкви находится под контролем министра по делам церкви, назначаемого парламентом. Таким образом, церковь является частью государственного аппарата. Но это не означает проведения единой и

централизованной политики, так как компенсируется автономностью конгрегации.

Открытость структуры церкви помогает ей выполнять функцию интеграции датского общества. Церковь не вмешивается в политические дела, что полностью одобряется как населением, так и практически всеми политическими партиями. “Иначе говоря, церковь, поддерживаемая государством, не должна интересоваться проблемами датской общественной жизни, которые являются объектом борьбы мнений”, - такова позиция датского общества (с. 119). Датчане вполне удовлетворены своей государственной церковью, уровень принадлежности к церкви чрезвычайно стабилен, мало людей входят в нее, мало и выходят.

Однако процент посещаемости церкви в Дании самый низкий в Западной Европе. Лишь 12% посещают службу не менее одного раза в месяц, 33 - несколько раз в год и 55% - менее одного раза в год (с. 122). Большинство лютеран в Дании верят в бога (62% в 1990 г., что ниже, чем в среднем по Европе, где эта цифра составляет 70%), гораздо меньше признают существование черта (10%) или ада (8%) (с. 120). И хотя датчане причисляют себя к определенной конфессии, они в целом имеют плюралистичные взгляды на религию. По опросам 1981 г., половина из них считала, что все мировые религии основываются на фундаментальных истинах, и только 1/5 признавала истинной лишь свою религию. Опорой церкви являются обряды, совершаемые в важные моменты жизни людей. Большинство населения считает необходимыми религиозные церемонии, связанные с браком, рождением и особенно смертью. Эти ритуалы символизируют социальную идентичность, сплачивают родственников и друзей. По опросу 1994 г., 47% датчан

рассматривали совершение этих ритуалов в качестве главной задачи церкви (с. 121). Почему датчане остаются членами церкви, несмотря на свою низкую религиозность? Чаще всего люди говорили, что их принадлежность к церкви объясняется желанием сохранить одновременно национальные традиции и церковные обряды.

Итак, главной особенностью Датской лютеранской церкви является ее двойная роль: она представляет собой сообщество людей, разделяющих убеждения евангелическо-лютеранской веры, и в то же время сохраняет традицию принадлежности к родовой датской религии и поддерживает социальную интеграцию, основанную на

совокупности общих ценностей и моральных принципов, которые берут корни в религиозной сфере.

Никое Кокосалакис в статье “Греческое православие, модернизм и политика”1 остановился на самобытном характере и особенностях развития греческого православия.

Культурная и историческая специфичность греческого православия представляет интерес не только для Греции, считает Кокосалакис, но и для всей Европы. Греческое православие представляет культуру, существовавшую до Нового времени, на нее не наложили отпечаток такие великие события, как Возрождение, Реформация, век Просвещения. Греция не испытала промышленной революции в той мере, как это случилось с ее западноевропейскими соседями. И поскольку православие находится в стороне от основного общеевропейского культурного течения, оно не было разъедено модернизмом изнутри. В то же время греческое православие и модернизм имеют глубокие культурные корни в античной Греции. Греческое православие привязано к философии платонизма и неоплатонизма. Таким образом, по словам Кокосалакиса, современное греческое православие представляет собой сложный и интересный пример культуры в эпоху, когда модернизм, похоже, находится в кризисе. Страны втянуты в процесс глобализации, а во всех религиозных культурах появляется синкретическая составляющая. Греческое православие в этом плане не представляет исключения.

Православие демократично в том смысле, что никакая власть не навязывается ему сверху: в отличие от папской католической церкви, Константинопольская патриархия является лишь духовной главой для других патриархий, она не имеет власти ни над одной православной церковью, которые являются автокефальными и автономными. Православие демократично также потому, что все люди одинаково грешны и все грешники со всеми их несовершенствами принимаются в церкви. Греха нет только в мистическом сообществе церкви. В целом священники не имеют

1 Kokosalakis N. Ortliodixie grecqiie, modernit/et politique. - P. 131-151. Автор до 1994 г. работал профессором социологии в Университете Ливерпуля. В настоящее время - исследователь в Центре социальной морфологии и социальной политики в Афинском университете.

никакой реальной власти над населением, потому что их задача заключается в том, чтобы служить Богу.

Народная религиозность включает в себя культ святых и Девы Марии, которые полностью интегрированы в церковную официальную практику, и оставляет индивидууму значительное пространство для личной набожности без посредничества священника. Зачастую греки напрямую обращаются к Христу, Деве Марии и святым с просьбой о помощи в решении проблем повседневной жизни. С течением веков этот народный этос интегрировал в себя всевозможные фольклорные и даже языческие элементы, а церковь была терпима к народной вере.

Главным праздником греческого православия является Пасха, которая ведет свои корни от дохристианских времен, от мифов связанных с весной, смертью и обновлением, от античного мифа о Персефоне. Смерть и воскрешение Христа ассоциированы с экзистенциальными темами жизни, смерти и обновления. В современной Греции символизм Пасхи принял дополнительный смысл, поскольку он ассоциируется с греческой революцией, произошедшей весной 1821 г., и освобождением от оттоманского ига.

Особое значение, в православии имеют иконы. Иконопись не рассматривается как вид искусства, которое меняется вместе с изменением обществ. Иконы стали неотъемлемой частью византийско-православной теологии и такими и остались. Спасение и святость представлены на них в форме конкретных исторических персонажей, тем самым они опосредуют святость и для просвещенных, и для неграмотных.

Греческое православие в начале появления христианства в Византии было экуменическим и универсалистским. Затем во времена оттоманского господства эллинизм и греческое православие проникли в греческую этническую идентичность, а в начале XIX в. -в греческий национализм. И то и другое ориентировали греческое православие к этноцентризму. Эти два аспекта - универсализм и этноцентризм - живы в нем до сих пор.

Православие всегда имело особые отношения с государством. После того как в 330 г. император Константин перенес столицу Римской империи из Рима в Византию, установился тип отношений, который был впоследствии назван “цезарепапизмом” (четкое разделение между тем, что принадлежит цезарю, и тем, что принадлежит Богу). В дальнейшем православная церковь всегда

считала, что политические и религиозные функции несовместимы. В православной традиции никогда не ставился вопрос о клерикальном государстве, поскольку всегда подразумевалось, что политическая власть не принадлежит духовенству. Православная церковь постоянно требовала своей автономии и независимости от государства, поскольку их функции различны, а законы государства не соответствуют священным канонам церкви. На практике, однако, церковь является социальным институтом и частью общества, поэтому она неизбежно разделяет его борьбу и конфликты.

Греческое государство в XIX в. было основано на секулярных, рационалистических и модернистских идеях и старалось функционировать по этим правилам, на практике же оно не могло отмежеваться от греческой православной культуры. Более того, каждый раз, когда это было необходимо, оно прибегало к этой культуре как к главному идеологическому элементу своей легитимности. Со своей стороны, церковь, которая в теории должна оставаться независимой и заботиться только о духовных вопросах, на практике полностью подчинялась государству, которое манипулировало ею в политических и идеологических целях.

Государственная власть была далека от греческого общества еще и потому, что король и политическая администрация страны были по происхождению иностранцами. Это правление вывело греческую церковь из-под контроля патриарха Константинопольского и взяло под свою опеку монахов и монастыри. Церковь была подчинена королю, который взял под свою опеку синод. Было закрыто множество монастырей с конфискацией их имущества и земель. Эти меры имели целью сократить политическое влияние России, которое она оказывала через монахов на Грецию.

С этого времени в Греции сохраняется зависимость церкви от государства. Церковь имеет прямую поддержку со стороны государства, она защищена конституцией и юридическими механизмами. Государство гарантирует духовенству материальное обеспечение, священники с 1932 г. имеют статус государственных служащих, их назначения утверждаются государством. Церковный синод формируется в соответствии с политическими целями. Высшее духовенство идеологически контролируется господствующими национально-политическими силами. К тому же оно занято политическими интригами и имеет личные карьерные интересы.

Государство контролирует церковь с помощью министерства образования и религий. Церкви даже не оставлено права обучать свое духовенство, потому что все семинарии находятся под опекой министерства образования. В этих условиях церковь не может располагать никакой свободой действий. Греческая церковь превратилась в уязвимый и расколотый институт. Она скомпрометировала себя сотрудничеством с диктатурой полковников (1967-1974). Из-за того, что церковная иерархия была глубоко включена в систему власти, после 1975 г. произошел раскол церкви.

Государство также зависит от церкви - носительницы однородной религиозной культуры. Греческое православие с его этническим характером стало центральным стержнем идеологии греческого государства. Греческие левые, в отличие от левых других стран Европы, никогда не отмежевывались от своей народной религиозности. В меньшей мере это относится к коммунистической партии и ее интеллектуалам. Социал-демократия связана с православием. Правые всегда ассимилировали религию в некую форму этнического сознания. Армия сделала эту связь явственной: полковники последней диктатуры выдвинули в качестве официальной идеологии идею христианской греческой цивилизации. Кроме того, религиозный фактор влияет также на внешнюю политику греческого государства: на греко-албанские отношения в связи с кризисом в Югославии; на отношения между Грецией и Турцией из-за наличия небольшого мусульманского меньшинства на северо-востоке страны.

Новая эра в политической истории Греции началась после бунта студентов из Афинской политехнической школы в 1973 г., падения диктатуры в 1974 г. и оккупации Кипра Турцией в 1974 г. Дискредитация церкви способствовала развитию процесса секуляризации. После прихода правительства Караманлиса были предприняты попытки отделения церкви от государства. В частности, был предложен законопроект об обязательном гражданском и факультативном религиозном браке, но население его не приняло. Столь же малоэффективной была попытка передачи церковной собственности государству в 1987 г. Это значит, что хотя православная церковь в настоящее время полностью отстранена от политики, ее роль в обществе по-прежнему высока.

Греческое православие и церковь - плоть от плоти греческого общества и греческой культуры. Православие занимает

доминирующее положение в стране (православные составляют более 96% населения) (с. 141). Стремительные социально-экономические сдвиги, произошедшие в Греции в течение последних 40 лет, радикальным образом изменили традиционные связи между религией и обществом. В 60-70-е годы казалось, что роль религии быстро падает. Но за последние 15 лет как в народной, так и в официальной религии (они мало различимы в греческом православии) проявляются тенденции к обновлению.

Кроме того, наблюдается процесс персонализации и диверсификации религиозности населения. Увеличивается число культов, чуждых православной традиции. Так, Свидетели Иеговы насчитывают 23 тыс. человек, евангелисты - 20 тыс., в последнее десятилетие в Греции появились и другие культы (с. 148). Недавняя иммиграция, легальная и нелегальная, пополнила мусульманское меньшинство. Православная церковь обеспокоена распространением в Греции псевдорелигий, ересей, магических культов.

Но главный вызов, брошенный греческому православию, состоит в расширяющемся синкретизме, который все больше влияет на веру значительного числа греков. В культурный багаж обыкновенного православного верующего грека входят идеи движения “Новая эра”, астрологии, веры в перевоплощение, псевдонаучные, псевдочудотворные и магические идеи. В настоящее время в городской постмодернистской среде уровень суеверия выше, чем даже в традиционном аграрном обществе. В религии наблюдается смешение и рост синкретизма и эклектизма.

Сильной стороной православия является то, что оно проявляет определенную гибкость в поддержании отношений между личной религиозностью и церковью как институтом. Индивидуум может практиковать свою веру, не будучи связанным с церковью, но оставаясь при этом православным. Таким образом, “глубоко в православии существует анархический элемент, связанный с идеей, что спасение зависит исключительно от индивидуальной свободы, от личного выбора” (с. 147).

Православие несет оптимизм, надежду на спасение. Смерть и воскресение, постоянно повторяющаяся в истории драма, находятся в центре православной культуры. Народ возлагает свои надежды на церковь и православную религию. Православие в Греции, сохраняя свою культурную специфичность, лежит в основе современного

греческого общества и остается главной составляющей национальной идентичности.

В статье Жан-Поля Вилема “Светскость и религия во Франции”1

обращается внимание на особый - светский - характер государства и общества во Франции.

По конституции V Республики государство отделено от церквей и не финансирует ни одной конфессии, обеспечивая при этом свободу совести и гарантируя свободное отправление культов2. Все конфессии - равны, католицизм - религия большинства населения, не имеет никаких привилегий перед религиями меньшинств.

Процесс превращения Франции в светское внеконфессиональное государство начался после Великой французской революции: с 1792 г. был установлен гражданский брак; в конце XIX в. из-под контроля церкви были выведены кладбища (1881) и процедура похорон (1887), а в 1882-1886 гг. общественная школа приобрела светский характер. Церковь, как центр религиозной и гражданской жизни, была заменена мэром и школой - новыми центрами жизни на местном уровне. Итак, в конце XIX в. Франция стала светским государством, хотя большинство населения были католиками.

1 Willaime J. - P. Laicite el religion en France - P. 153-171. Жан-Поль Вилем -руководитель исследований в Высшей практической школе, директор Центра общества, права и религии в Европе (Страсбург) и отдела Религия и современность в Национальном центре научных исследований.

2 Но есть два исключения. Первое: французская светская республика имеет на своей территории два региона - Альзас и Мозель, где признанными религиями являются католицизм, протестантизм лютеранского и реформистского толка и иудаизм и где священники, пасторы и раввины содержатся за счет государства, а в общественных школах преподают курсы религиозных конфессий. Такое положение сложилось исторически. В 1905 г., когда по Франции был принят закон об отделении церквей и государства, Альзас и Мозель были частью Германии. Когда в 1918 г. эти регионы перешли к Франции, на этих территориях не удалось ввести закон об отделении церкви и государства из-за сопротивления населения. Поэтому здесь действует французское законодательство, которое существовало до 1905 г. Вторым исключением является Французская Гвиана - заморский департамент Франции, где католицизм является государственной религией в соответствии с ордонансом короля Карла X, изданным в 1828 г. (с. 155).

В конце XX в. Францию можно определить как светскую страну с католической культурой и более диверсифицированным в религиозном отношении населением, чем это было в начале века. Количество лиц, объявлявших себя католиками, снизилось с 90% в конце 50-х годов до 67% в 1993 г. Упала доля крещеных детей и доля регулярно посещающих службу в католических церквах. Укрепились старые религиозные меньшинства, такие как иудаизм и протестантизм. Еврейское меньшинство возросло до 600 тыс. человек благодаря переселению евреев из Северной Африки. Более распространенным стал протестантизм: в 1995 г. 3% французов, что составляет 1,7 млн. человек, объявили себя “близкими к протестантизму”. Степень религиозного плюрализма повысилась также из-за увеличения мусульманского населения до 3 млн. человек и роста привлекательности буддизма для 300 тыс. человек. Кроме того, существуют последователи православия (200 тыс.) и разнообразных новых религиозных течений (с. 154).

Франция, в отличие от протестантских стран Западной Европы, пошла не по пути секуляризации, а по пути превращения в светское государство. (Сам термин “светскость” (Ысйе) появился в начале 70-х годов XIX в.). Для логики секуляризации характерна постепенная и одновременная трансформация церквей, жизни общества и общественного сознания; институциональная и культурная секуляризации происходят вместе. Напротив, логика светскости определяется конфликтом между политической властью и церковью. А распространяющееся в обществе нерелигиозное представление о человеке и мире превращается в моральный и гражданский идеал, в некую идеологию, цементирующую сообщество и легализующую государственные институты. Однако это представление о человеке и мире нельзя назвать полностью атеистическим, поскольку вместе с атеизмом в нем присутствуют самые разные духовные представления. Светская республика во Франции сформировалась в процессе ее фронтальной оппозиции католической церкви, которая выступала ярым противником республиканского режима.

Итак, страна может быть очень секуляризированной в культурном плане, иметь население, свободное от власти религии, но не быть при этом светским государством, т.е. не вводить отделения церквей от государства и не развивать альтернативную по отношению к религии идеологию. Примером такой ситуации служит Дания.

Напротив, страна может отделить церковь от государства и провести секуляризацию в институциональном плане, но не иметь секуляризации в менталитете населения. Пример - Ирландия, а также Турция, где ислам, не будучи уже государственной религией, продолжает оказывать на жизнь общества огромное влияние.

Но светскость не является исключительно французской чертой. Определенная культурная светскость пронизывает всю Западную Европу; она выражается в нейтральности государства по отношению к конфессиям, в признании свободы индивидуума по отношению ко всем религиозным и философским авторитетам, включая право не принадлежать ни к какой религии.

В конце XX в. отношения между церковью, государством и обществом во Франции перестали быть столь жесткими, государство занимает позицию доброжелательного нейтралитета по отношению к религиозному феномену. Несмотря на оппозицию католической церкви, были приняты закон о контрацепции в 1967 г., об абортах в 1974 и 1979 гг., и это не вызвало слишком большого сопротивления епископата. Перестройке отношений между религиями и государством во Франции способствовало также распространение религиозного плюрализма. В общественной жизни Франции ведутся дискуссии по проблемам этики в жизни, науке, медицине. К участию в дискуссии привлекаются также представители различных духовных общин. Был признан вклад церквей в сфере социальной помощи и социальной солидарности. Религии присутствуют в средствах массовой информации, есть конфессиональная пресса, религиозные передачи на радио и телевидении. Светское государство поддерживает церковь экономически тем, что освобождает от налогообложения дары, сделанные в пользу церкви.

Католическая церковь испытывает внутренние трудности, связанные с ростом демократических требований верующих. Растет внутренний плюрализм католицизма, который становится столь же разнообразным, как и протестантизм. В начале 90-х годов только 10% католиков регулярно ходили по воскресеньям на мессу (30% - в 1950 г.). Падает авторитет и численность священников. Если в начале XX в. насчитывалось 14 священников на 10 тыс. жителей, в 1965 г. -7, то к началу XXI в. эта цифра может упасть до 1 (с. 168).

Тот же процесс наблюдается и среди протестантов. Среди евреев около 15 % соблюдают ритуалы постоянно, 22 - один раз в месяц, 29 - 2-3 раза в год и 48% -почти никогда. Из 3 млн. мусульман,

проживающих во Франции, в 1985 г. менее 10% участвовали в пятничной публичной молитве. Падение посещаемости церквей сопровождается развитием религиозного индивидуализма. По опросу 1994 г., 71% французов старше 18 лет (верующие всех конфессий и неверующие) считали, что в наши дни каждый должен сам определять свою религию. 83% французов объявили, что при принятии важных решений они следуют главным образом голосу своей совести, а не церковным предписаниям. Только 16 % французов заявили, что есть только одна истинная религия (с. 169).

Тем не менее определенный интерес к религии сохраняется, однако он может выражаться в интересе к другим религиям или духовным системам, не связанным с христианством. Эта неформальная, “рассеянная религиозность” позволяет индивидууму иметь собственный автономный религиозный опыт, а светскому государству - адаптироваться к новой социорелигиозной ситуации.

Грейс Дейви в статье “Верить не принадлежа: британский случай”1 разбирает процесс отделения личной веры человека от его принадлежности к той или иной церкви, который характерен не только для Великобритании, но и для большинства стран Западной Европы.

Великобритания является многоконфессиональной страной. Численность англикан в 1992 г. составляла 1,8 млн. человек (2,3 млн, в 1975 г.); последователей римско-католической церкви - 2 млн, (2,5 млн.); пресвитериан - 1,2 млн. (1,6 млн.), прихожан автономных церквей (баптисты, индепенденты, методисты, пятидесятники, другие церкви) - 1,3 млн. (1,3 млн.), православных - 276 тыс. (197 тыс.). В целом в 1992 г. число верующих всех конфессий составляло 6,7 млн. человек, или 14,4% взрослого населения (в 1975 г. - 8 млн. человек или 18,5% населения) (с. 191).

В послевоенный период влияние самых массовых церквей -англиканской, католической и пресвитерианской - падает. Среди автономных церквей картина в разных конфессиях разная. Например, у пятидесятников и православных наблюдается рост посещаемости церквей. Но эти конгрегации столь незначительны, что не влияют на общую статистику. Изменилось соотношение между католиками и англиканами в пользу первых, что подрывает влиятельность официальной англиканской церкви. Численность

1 Davie G. Croire sans appartenir: le cas britannique. - P. 175-194.

автономных и пресвитерианской церквей в совокупности превышают число католиков и протестантов вместе взятых (с. 177).

Что касается других меньшинств, то их разнообразие и численность возрастают, но удельный вес среди населения остается незначительным. Еврейская община сократилась по сравнению с довоенным периодом. Сикхское и индуистское население прибывает с полуострова Индостан. Существует довольно значительное мусульманское присутствие. Караибское население создало значительное число процветающих конгрегаций.

Объединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии, являющееся относительно небольшой европейской страной, состоит из четырех регионов с разной .религиозной культурой. В Англии англиканская государственная церковь является основным религиозным институтом. Ее развитие и организация связаны с долгой колониальной историей. Она стала центром международного англиканского религиозного сообщества, не потерявшего веса даже в конце XX в. Наиболее острая ситуация сложилась в Северной Ирландии, где серьезные противоречия наложились на религиозный фактор и продолжается противостояние католиков и протестантов. На севере Великобритании, в Шотландии главенствует пресвитерианство, являющееся государственной религией, оно представлено Шотландской церковью. Есть также католическое меньшинство и другие меньшинства. Шотландские пресвитериане установили плодотворные связи со своими братьями по религии в Западной Европе. В Уэльсе ситуация несколько иная: культура Уэльса пронизана регионализмом и диссидентством по отношению к Англии, а также стремлением к большему сближению с европейскими протестантскими церквами.

На протяжении XX в. менялась природа церквей: вместо священной опоры, какой они были для предшествующих поколений, они стали исполнять функцию добровольных ассоциаций, в которых каждый участвует в зависимости от своих предпочтений. Следует заметить, что в качестве добровольных ассоциаций церкви исключительно эффективны.

Большая часть населения Великобритании, перестав регулярно посещать церкви, теряет “иммунитет” против идей, не свойственных христианству. Это отделение веры от церкви представляет для церквей Западной Европы большую опасность, чем секуляризация современного общества.

Лилиан Вуайе в статье “Бельгия: кризис приходской цивилизации и перестройка веры”1 рассматривает особенности включенности религии в культуру страны.

Бельгия как самостоятельное государство было образовано в 1830 г. после победы над протестантом Вильгельмом Оранским -королем Нидерландов. Поэтому католицизм всегда рассматривался бельгийцами как неотъемлемый элемент идентичности страны. В Бельгии помимо католицизма существуют еще пять признанных государством религий, пользующихся государственным финансированием.

Бельгия обладает самобытной организацией гражданского общества, которая определяется как “система опор”. Главными из “опор” являются католическо-либеральная и социалистическая. Соответственно существовало и сохраняется до сих пор как бы два мира. Каждый человек неизбежно входит в свой мир, чтобы не быть полностью маргинализированным. Вплоть до 60-х годов все население Бельгии очень четко разделялось по принадлежности к данным “опорам”. Люди жили и умирали внутри своей “опоры”. Каждая “опора” предоставляла набор услуг на все случаи жизни: школы, больницы, профсоюз, кассы взаимопомощи, политическая партия, молодежные и иные движения, профессиональные организации, пресса и банки, потребительские кооперативы, организация досуга, спортивные клубы - все было окрашено в “цвета” соответствующей “опоры”. Принадлежность к опоре, как правило, была наследуемой.

Все службы католической “опоры” координировались и координируются из территориальных церковных приходов, которые являются центром местной жизни, местом собраний, праздников. Церковь обеспечивает не только специфически религиозные услуги, но и организует общественную жизнь на местном уровне, жители собираются на службу, общаются, молодежь заводит знакомства и создает браки в своем кругу. Семейные или религиозные праздники превращаются в общественные события, что поддерживает солидарность на местном уровне, независимо от степени религиозности участников этих мероприятий. Такая ситуация давала

1 Voye L. Belgique: crise de la civilisation paroissiale et recompositions du croire. - P. 195-213. Лилиан Вуайе - профессор Католического университета в Лувене, президент Международного общества социологии религий.

широкую власть священникам: помимо монополии на спасение, они держали в своих руках широкий контроль над социальной включенностью индивидуумов и семей, которых они лично знали и жизнь которых направляли.

Социалистическая “опора” объединяет низшие слои населения, наемных трудящихся. Их дети ходят в коммунальную школу и получают худшее образование. Между молодыми католиками и социалистической молодежью существует непроницаемая граница, они посещают разные кинотеатры, разные танцплощадки. У взрослых, принадлежащих к разным “опорам”, также существуют свои социальные и идеологические структуры, они пользуются разными системами взаимопомощи, досуговыми организациями, кафе, магазинами и т.д. Каждая деревня имеет две параллельные системы жизни - либерально-католическую и социалистическую. Между ними поддерживается дух соперничества

и, конкуренции. Принадлежность к “опоре” закрепляется многими поколениями, созданы семейные традиции и обычаи. Подобная организация жизни на местном уровне отражает серьезный идеологический раскол Бельгии. Сейчас происходят изменения, но “опоры” по-прежнему крепки.

Бельгийское общество функционирует на умелом равновесии между “опорами” и расколами, разделившими страну: лингвистическая граница разделяет франкофонов и лиц, говорящих на фламандском языке, идеологическо-политическая линия отделяет “опоры” католиков и “некатоликов”. Государственные служащие, чиновники на общественных должностях, руководители на предприятиях - все назначаются с учетом существующих в стране разделений. Точно так же распределяются все виды субсидий. Существуют два государственных университета, два католических и два франкмасонских, причем в каждом случае один франкоговорящий, другой фламадскоговорящий.

Бельгия является весьма секуляризированной страной. Лишь 14,9% населения являются практикующими католиками (40% 25 лет тому назад) (с. 204). Только 44% фламандцев и 59% валлонцев доверяют церкви (с.203). В последнее время бельгийцы все чаще по собственному выбору следуют или не следуют предписаниям церкви. Многие из них отдаляются от церкви и ее догматов и ищут собственный способ религиозности. Еще недавно такое положение было невозможно.

Создаются религиозные группы в рамках церкви и за ее пределами, которые считают себя не столько католиками, сколько христианами, критикуют авторитаризм и догматизм, бюрократичность и неадаптированность католической церкви к современным реальностям. Здесь наблюдается включение в католицизм элементов некоторых восточных религий, различных эзотерических практик. Внутри групп царит атмосфера

благожелательности и теплоты, чего так не хватает людям.

Итак, все свидетельствует о закате “приходской цивилизации” в Бельгии. Однако было бы неверным говорить о потере бельгийцами религиозного чувства. В наши дни поиск духовности понимается как поиск смысла и связи с другими людьми. Происходит перестройка веры путем обращения к мировым религиям.

Энцо Пас в статье “Религиозное разочарование в Италии”1 остановился на особенностях взаимоотношений церкви, общества и государства в Италии.

Итальянская католическая церковь всегда считала своей обязанностью участвовать в политической жизни страны. Церковь и раньше и в наши дни обеспечивает фундамент доверия между государством и населением. В ответ государство поддерживает деятельность церкви и гарантирует ее материальное достояние, которое она накопила в ходе истории. Церковь всегда представляла себе социальную реальность в виде католического мира, сплоченного вокруг нее, а в политике - вокруг христианско-демократической партии, призванной сохранять католические основы итальянского общества. Долгое время итальянцы в политике руководствовались моральными и религиозными критериями. И такое положение приносило хорошие плоды до тех пор, пока на политической сцене активно действовала католическая партия. Падение влияния ХДП изменило ситуацию.

В середине 90-х годов итальянская католическая церковь признала, что единства католиков в политике уже не существует. Взамен она выдвинула тезис единства католиков в обществе на основе этических ценностей католицизма. Роль церкви и католиков должна состоять в том, чтобы вернуть в сознание людей идею, что

1 Расе Е. Desenchantement religieux en Italie. - P. 215-232. Автор - профессор социологии в Университете Калабрии и профессор социологии религий в Университете Падуи.

существует истина, хранящая достоинство каждой личности и тем самым объединяющая всех людей. Эта истина совпадает с ценностями социальной доктрины католической церкви. А все проблемы современных социальных систем, в том числе и и Италии, происходят из-за того, что политическая сфера хочет функционировать независимо от этики, вне морального порядка.

Исторически сложилось так, что итальянская католическая церковь была коллективным интеллектом страны, она наполняла содержанием ее идентичность, определяла идеологических врагов (например, коммунизм); общественное мнение - верующие и неверующие - воспринимали ее как хранительницу коллективной памяти народа. В итоге католицизм превратился в некую “гражданскую религию” для итальянцев.

В конце XX в. коллективный миф о единстве католиков как в религии, так и в политике стал разрушаться. Начало этому процессу положило снижение роли церковного прихода в жизни итальянцев и в их коллективном сознании. Именно приход всегда воплощал преемственность передачи от поколения к поколению всей совокупности религиозных символов, был местом, где формируются социальные связи, поддерживающие систему идентичности и принадлежности к коллективу. Кроме того, внутри самой католической церкви происходил процесс секуляризации, благодаря чему она все больше энергии направляла на социальные действия. Католическая церковь через свое духовенство, мирские ассоциации, добровольные инициативы активно действует в разных секторах общества, особенно в сфере социальной помощи и образования. Благодаря этой общественной деятельности сохраняется жизнеспособность церкви и происходит сильное взаимопроникновение гражданского общества и церкви. Разнообразные течения мысли, появляющиеся и сосуществующие внутри итальянского католицизма, постепенно консолидируются в качестве религиозных субкультур -различных, но не конфликтующих между собой и не радикально альтернативных.

Большая часть итальянцев сохраняет положительную оценку роли церкви в обществе: 60% доверяют католической церкви и почти 40% выплачивают соответствующий налог на церковь. Итальянцы, регулярно посещающие церковь, составляют относительно большую долю населения - около 35%, эта доля еще выше среди молодежи от 15 до 24 лет (с. 218-219). По опросам, большинство населения

позитивно воспринимает фигуру священника, главным образом за его деятельность в социальном плане, а не в качестве религиозного харизматического лица. Священник воспринимается обществом не как “человек Бога”, а как “человек, сострадающий людям”.

Однако среди итальянских католиков растет дифференциация в понимании церковных и теологических положений. Многие предпочитают верить, не следуя жестко модели веры, предлагаемой католической церковью. Так, на вопрос, кто должен интерпретировать Священное писание, 27% опрошенных в начале 90-х годов ответили, что это должен “делать сам верующий сообразно своему пониманию и своей совести (48,7 % ответили, что епископы совместно с папой, 23,8% - община верующих вместе со священником) (с. 222).

Со второй половины 60-х годов страна вошла в фазу значительной культурной и религиозной мобильности итальянских католиков. Индикатором мутации может служить увеличение до 48% числа тех, кто считает, что не существует одной истинной религии; 37% - придерживаются противоположной точки зрения и менее 8% считают, что ни одна из официальных религий не является держательницей истины (по опросу 1990 г.) (с. 224).

Церковь имеет разветвленную структуру: 224 епархии и 26045 приходов (один приход на 11,8 кв. км; в каждом приходе в среднем по 2200 жителей). Численность священников в Италии (не считая монахов) достигает 37300 человек, т.е. один священник на 1500 жителей. Однако их реальный социальный вес снижается из-за уменьшения численности духовенства и вследствие его постарения (43% приходских священников - старше 60 лет, 64,8 - старше 50 лет, и только 4,2% моложе 30 лет) (с. 225). Поэтому миряне все чаще исполняют функции, которые ранее принадлежали священникам в приходах (катехизация, социальная помощь и благотворительность, проведение досуга и культурных мероприятий). Наблюдается рост численности мирян в управлении ассоциациями и движениями. Увеличилось число педагогов-мирян (в том числе женщин), преподающих религию в общественных школах. По опросам, более 93,5% школьников слушают курс религии, который преподают миряне. Такая большая посещаемость объясняется тем, что школьники получают возможность не только познакомиться с другими религиями и с культурным значением христианства, но и поговорить со взрослыми о личных проблемах (с. 227). Внедрение

мирян в сферу, ранее безраздельно принадлежавшую духовенству, создает образ религии, менее связанной с фигурой священника.

В заключение Э.Пас указывает, что в годы экономической и социальной модернизации Италия вступила на путь секуляризации и освобождения от влияния церкви во многих областях частной и общественной жизни. В ответ католицизм создал что-то вроде “гражданской религии”, основанной на этических принципах католицизма, в которой нуждалась часть умеренной буржуазии и народных классов в период перехода от мира, защищенного великими верованиями (субкультуры католицизма и марксизма), к открытому обществу. Но будет ли католицизм и дальше функционировать как гражданская религия итальянцев? Автор выражает в этом сомнение, учитывая происходящий в настоящий момент процесс размывания ценностных систем различных социальных слоев итальянского общества.

Марлен Альбер-Лорка в статье “Обновление религии на местном уровне в Испании”1 останавливается на особой форме религиозного проявления, свойственной Испании, - прославлении культа святого покровителя, существующего у каждого города или деревни.

Испания - это одна из европейских стран, где католицизм прочно укоренен очень влиятелен, но и здесь, как и повсюду в Европе, происходит процесс секуляризации и снижения религиозной практики. Если в конце 50-х годов 67-95% населения (в зависимости от региона) регулярно посещали церковь, то через два десятилетия этот показатель опустился в среднем до 34,6% (среди молодежи -18%) (с. 235).

Однако, как отмечают наблюдатели, сохраняется исключительная жизнеспособность религиозных праздников, более того, некоторые из этих праздников приобрели в последние десятилетия небывалый размах. Речь идет, прежде всего, о праздниках Девы Марии и святых покровителей испанских городов и деревень. Каждая местность прославляет свою Деву Марию или своего святого.

У испанцев очень развито чувство принадлежности к своему сообществу, к местности проживания (независимо от религии). Именно привязка к местности является главным фактором,

1 Albert-Llorca М. Renouveau de la religion locale en Espagne. - P. 235-252. Автор занимается исследовательской работой в Центре антропологии в Тулузе.

определяющим социальную идентичность испанцев. Испанские коммуны в большой степени сохранили свою административную автономию. Религиозные праздники местного уровня поддерживают чувство идентичности местного сообщества, чувство личной принадлежность к данному сообществу. Культ святого покровителя становится символом идентичности. Местный праздник Девы Марии или святого покровителя принадлежит городу, а не церкви, поэтому на празднике требуется обязательное присутствие муниципальных властей, даже если мэр не является практикующим католиком. Неучастие в празднестве означает оскорбление самого города. Празднование святого покровителя является традицией, в которой гармонично сочетаются древние формы выражения “местной религии”, искавшей заступничества для людей, живших в данной местности, и современности с ее секуляризацией. Традиция праздников, специфичная для Испании, сглаживает болезненное противоречие между прошлым и настоящим.

Статья Режин Азриа “Перестройка коммунитарной идентичности в иудаизме”1 посвящена судьбе евреев после второй мировой войны

Европейский иудаизм до второй мировой войны был сильно дифференцирован в зависимости от страны проживания. Европейские евреи должны были формировать свою идентичность в соответствии со страной, где они жили, все или почти все они стремились к ассимиляции. Но это национальное и региональное разнообразие было сглажено драматическими событиями, произошедшими во второй половине XX в., после которых за несколько десятилетий изменилось их демографическое равновесие, географическое расселение, образ мыслей и представления. Главные из этих событий - геноцид, создание израильского государства, деколонизация.

Геноцид был самым травмирующим событием в истории иудаизма XX в. Он означал, во-первых, провал попытки интеграции евреев в странах Западной Европы, которая вполне успешно осуществлялась несколькими поколениями евреев.

Во-вторых, он привел к обострению демографических проблем современного европейского иудаизма - постарение населения,

1 Аша Л. К^йешШсаПоп сотлншаШаке ёи ]ис1ашпе. - Р. 253-267. Автор -сотрудник Центра междисциплинарных исследований религиозных факторов (Национальный центр научных исследований).

низкая обновляем ость его поколений. Если в 1860 г. около 90% мирового еврейского населения жило в Европе, то в настоящее время этот показатель упал до 16% (в странах Европейского союза живет менее 8%). В 1939 г. накануне войны Европа насчитывала 9,5 млн. евреев. Сегодня их осталось не более 2 млн., из них почти половина живет на территории бывшего Советского Союза (с. 254).

Более 5 млн. евреев, живших в Европе, были уничтожены нацистами. Центральные и восточные зоны Европы, ранее имевшие наибольшую плотность еврейского населения, практически полностью его потеряли. Пострадало еврейское населен ие и в других районах Европы: между 1939 и 1945 гг. оно сократилось в Греции на 89%, Германии - на 78, Голландии - на 77, Бельгии (вместе с Люксембургом) - на 66, Италии - на 38, Франции - на 44% (с. 254-255). Только евреи Великобритании избежали геноцида благодаря островному положению страны. Демографические последствия геноцида следует считать не только в смертях, но и в нерожденных жизнях.

В-третьих, произошло широкое перераспределение евреев в мире. Спасавшихся от геноцида приняли после второй мировой войны в Израиле, Америке и в меньшей степени - в Австралии и Южной Африке. Образовались новые полюса еврейской жизни - в Северной Америке, где проживают более 45% мирового еврейского населения, и в Израиле - 30% (с. 255).

Создание государства Израиль в 1948 г. было вторым важнейшим событием, которое дало евреям надежду на то, что они станут наконец народом, имеющим свою территорию и суверенное государство, смогут коллективно интегрироваться в единую большую семью современных национальных государств. Израиль начал существовать как страна, открытая для всех евреев.

Процесс деколонизации, происходивший в XX в., также сыграл большую роль и перераспределении еврейского населения. Еврейские сообщества, жившие с давних пор на южных берегах Средиземного моря, были вынуждены уехать в Западную Европу, Америку или Израиль. К причинам, вызвавшим бегство евреев из арабо-мусульманских стран, можно отнести: создание израильского государства, израильско-арабский конфликт, приобретение независимости странами Магриба. Этот массовый исход положил конец тысячелетнему присутствию евреев на земле ислама. Большая часть этих новых беженцев иммигрировала во Францию.

Шестидневная война в июне 1967 г. и военная победа Израиля изменили представление о еврейском государстве и заодно о всех евреях в мировом общественном мнении: бывшие жертвы

превратились в непобедимых воинов, уверенных в себе, стремящихся к господству, считающих себя избранным народом. После шестидневной войны было снято негласное табу на критику евреев или враждебное к ним отношение. С этого момента начали проявляться антисемитские настроения. На восприятие евреев шестидневная война также наложила сильный отпечаток: в случае поражении их могло бы ожидать новое истребление и изгнание. С этого времени Израиль стал получать поддержку со стороны еврейских диаспор по всему миру, в том числе со стороны евреев, потерявших контакт с иудаизмом. В еврейской среде оживилось сознание собственной идентичности.

В настоящее время очень сложно идентифицировать евреев, поскольку нельзя применить традиционные социологические индикаторы. Так, большинство евреев не являются практикующими верующими, их нельзя выделить ни по национальному, ни по этническому критерию, ни по формальной принадлежности к еврейскому сообществу, они не знают еврейских языков, их дети не учатся в еврейских школах и не участвуют в еврейских молодежных организациях, они женятся и выходят замуж за неевреев. Поэтому евреем считается тот, кто сам себя к ним относит, или тот, кто является евреем по религиозному еврейскому закону (рожденный матерью-еврейкой). Таким образом, постепенно принадлежность к еврейству становится все менее четкой и все более субъективной.

Европейские евреи перестраивают свою идентичность, основываясь на трех опорах: Израиль, антисемитизм, идеология выживания. Солидарность всех евреев вокруг Израиля, начало которой было положено во время шестидневной войны, стала одним из последних элементов идентичности иудаизма. В 80-е годы “израилецентризм” в среде евреев стал более умеренным: одни поддерживают Израиль безоговорочно, другие позволяют себе критику в его адрес. Европейские евреи не отводят Израилю центрального места и заняты своими проблемами. Еврейскую идентичность укрепляет также то, что распространяемые правыми антисемитизм и ксенофобия заставляют евреев сплачиваться и сохранять бдительность. Память о геноциде также стала элементом идентичности современного иудаизма. Геноцид XX в. встал в один

ряд с основными событиями мифологии и истории еврейского народа, такими как бегство из Египта, Откровение на Синае, создание государства Израиль.

Европейские евреи предпринимают меры по сохранению еврейской идентичности, коллективной памяти, традиций. Для этого создаются отделы в научно-исследовательских институтах и в вузах, издаются научные труды, еврейская литература, специализированные журналы, транслируются телевизионные программы, открываются музеи, организуются выставки и культурные мероприятия, реставрируются исторические здания и еврейские кварталы.

Еврейская культура уже не передается традиционно от поколения к поколению. Происходит перестройка элементов еврейской принадлежности и еврейской идентичности. Меняется отношение евреев к иудаизму, оно характеризуется потребностью присоединиться к коллективной памяти и найти свое место в преемственности поколений. Будущее европейских евреев зависит также от судьбы Европы, оттого “общего дома”, который им удастся построить общими усилиями.

В статье Даниель Эрвьё-Леже и Грейс Дейви “Духовный прибой новых религиозных движений’’1 анализируется феномен новой религиозности в Западной Европе.

До 60-х годов нашего столетия нарастал процесс секуляризации, происходило общее падение религиозной практики. Все это, казалось бы, подтверждало идею о несовместимости религиозной иррациональности и рациональности современного общества, опирающегося на научно-технический прогресс.

В конце 80-х годов в религиозной жизни западных обществ произошло потрясение: появились новые культы и секты, а внутри мировых церквей создавались движения обновления. Подъем новых религиозных движений наводил на мысль о том, что само модернистское общество способно рождать религии. Распространение веры явилось ответом на кризис модернизма и его ценностей, на потребность людей видеть смысл существования, чего не давали ни модернистская идеология прогресса, ни традиционные религии.

1 Нетеи-Ье^ег Б., Оау1е в. 1е йЙЫетеШ зртше! йев поиуеаих тоиуетешв геЦ^еих. - Р. 269-289.

Новые религиозные движения развивались в наиболее передовых странах. Центром модернизма были США, именно там в конце 60-х годов зародилось движение, названное “новой духовной культурой”. Очень скоро оно распространилось и в Западной Европе. Католические и протестантские движения религиозного обновления также появились сначала в США, а затем в Западной Европе, где стали развиваться автономно.

Адептами новых религиозных движений были главным образом люди в возрасте от 25 до 40 лет, имеющие среднее или незаконченное высшее образование, из благополучных семей. Они обладали хорошими профессиональными перспективами, не нуждались в средствах, имели доступ к благам культуры. Социальный портрет адептов нового религиозного движения коренным образом отличается от образа последователей сект или религиозных движений, существовавших в прошлом. То, что “новые верующие” принадлежат к привилегированным социальным слоям и полностью интегрированы в культуру модернизма, ставит их в центр напряжений современного общества, где создаются знаковые смысловые системы, в которых нуждаются люди, живя в сложном и постоянно меняющемся мире. В модернистском обществе происходит процесс перестройки религиозной сферы и массового распространения религиозности, согласующейся с современной индивидуалистической культурой.

Новое религиозное движение характеризуется чрезвычайным разнообразием течений, групп и сект, которые плохо поддаются классификации. Тем не менее можно выделить два крупных направления. К первому относятся “новые секты”, “новые религии” или “культы”, они включают различные составляющие неовосточных религий разного происхождения (индийские, корейские, японские и т.д.) и многообразные нехристианские образования (различные формы неоязычества, идеи Новой эры, в том числе вера в НЛО или в магию). Второе направление включает в себя движения христианского толка, призывающие к обновлению протестантизма и католицизма. К этому же направлению следует отнести движения еврейского обновления.

Разделение между “новыми” религиями, появившимися недавно, и “движениями обновления”, существовавшими и ранее в исторических религиях, можно провести только приблизительно. И те, и другие черпают идеи в восточных религиозных традициях

индуизма, буддизма, синтоизма и стремятся придать им обновленную трактовку. Христианские заимствования выливаются в “этику любви”, которую проповедуют большинство групп и течений мистико-эзотеричсской направленности. В то же время движения обоих направлений содержат многообразные виды синкретизма, что нивелирует границы между ними.

Новая религиозность подразделяется на три главных течения. Первое - духовное, призывающее к внутреннему преобразованию индивидуума с помощью духовных традиций и практик и Востока, и Запада. На первый план ставится индивидуальный поиск, внутреннего совершенства, гармонии с природой и космосом. Второе

- проповедническое, требующее от человека полного разрыва с прежней жизнью и перехода к новому аскетическому образу жизни в соответствии с новыми нормами. Это течение ориентировано на поиск здоровья тела и духа, на реализацию скрытых в человеке возможностей. К этому же течению относятся и старые секты, такие как свидетели Иеговы, адвентисты седьмого дня, мормоны, а также некоторые радикальные движения иудаизма. Третье - ставящее на первый план ожидание прихода мессии. В это течение входят самые разнообразные группы: стремящиеся реформировать существующее общество и культуру, прорицающие обновление человечества через апокалиптическое разрушение существующего мира, желающие восстановить старый порядок, в том числе полную власть религиозных институтов над обществом (среди них есть движения, возникшие на основе протестантизма, католицизма, еврейского и мусульманского обновления).

Адепты движений религиозного обновления подвергают критике современное общество за его неспособность удовлетворить жизненные потребности индивидуумов и сообщить им смысл жизни. Именно это и составляет главный объединяющий признак этих движений. Новый религиозный мир представляется в качестве противоположности современной цивилизации. Дух антимодернизма пропитывает все поры этой многообразной религиозности, он может проявляться в этической или политической критике рыночной системы, урбанизации, потребительства, отчуждения, потери моральных ценностей, в критике современной цивилизации, управляемой технической функциональностью, основанной на разделении и специализации сфер жизни, разделении культур, атомизации индивидуумов.

Итак, движения религиозного обновления, возникшие в модернистском обществе, предлагают современным людям более надежный, короткий и быстрый путь к спасению. Они пытаются дать единый смысл индивидуальному и коллективному существованию. Эти движения распространяют новую религиозность, которая действует под знаком мобильности, экспериментирования и субъективизма.

Заключительная статья Жан-Поля Вийема “Религии и европейское объединение”1 посвящена роли религиозного фактора в европейской интеграции.

Европа, даже сведенная к 15 странам Европейского союза, представляет с религиозной точки зрения чрезвычайно сложное образование. Не только потому, что она обладает религиозным разнообразием (1995 г. в странах Европейского союза насчитывалось 53% католиков, 20 - протестантов, 9 - англикан, 3 - православных, 2

- мусульман и 0,5% - евреев), но также потому что значение религиозного фактора очень различается от страны к стране по степени религиозности населения и по влиянию института церкви. В каждой стране отношения между церквами, государством и гражданским обществом тесно связаны с исторической, культурной и религиозной спецификой данной территории (с. 291).

В истории Европы религии сыграли весьма значительную роль в формировании национальных государств. Религия способствовала социополитической интеграции населения и легитимации властей. Симбиоз государства, нации и религии происходит особенно отчетливо в моноконфессиональных обществах (например, Франция после отмены Нантского эдикта в 1685 г., когда была сделана попытка изгнать религиозных диссидентов с национальной территории под лозунгом “одна вера, один закон, один король”). В случае, если было невозможно нейтрализовать “ересь”, поскольку ее поддерживала часть политических властей, неизбежным становилось сосуществование религий, как это случилось в Германии. Сосуществование конфессий на одном политическом пространстве облегчалось, если государство состояло из достаточно автономных регионов (земель в Германии и кантонов в Швейцарии) и было организовано на федералистской основе.

1 \УЦ1аипе 1.-Р. ЬгБге1щюп5е! 1’ипШса1юпеигорееппе. - Р.291-314.

Институциональное признание религиозного плюрализма шло одновременно с постепенным отделением политики от религии и превращением политики в новый вектор коллективной интеграции. В настоящее время это признание религиозного плюрализма существует не только на уровне институтов, но и на уровне культуры и ментальное™. Если раньше большинство считало свою религию единственно верной, то сейчас все больше людей признают, что и другие религии имеют свою правду. Культурная плюрализация религиозного феномена на уровне как индивидуумов, так и религиозных организаций ставит под вопрос принадлежавшую религии функцию глобальной социальной интеграции.

Тем не менее исторические связи между конфессией и национальной или региональной идентичностью по-прежнему пронизывают коллективные идентичности: религия страны является составной частью социального пейзажа территорий и коллективного подсознания и продолжает играть мобилизующую роль.

Географ и философ Мишель Фуше считает, что в Европе существует социокультурное разделение между латинским христианством и восточным православием. В православной традиции превалирует византийское наследие единства духовной и земной властей и считается что эти две власти едины как божественное и человеческое в Христе, как душа и тело. Влияние этой традиции не исчезло ни в Греции, ни в России, где, похоже, не готовы согласиться с отделением церкви от государства. Таким образом, Европа объединяет католические и протестантские страны, но не православные и не мусульманские.

Строительство Европы мобилизовало различные религии, которые увидели в этом процессе шанс выйти на общественную сцену. Так, папа Иоанн-Павел II поддержал создание европейского объединения и одновременно выдвинул лозунг “новой евангелизации”, т.е. более активного распространения католицизма, в котором он видит “европейскую душу”. Иоанн-Павел II склонен выделять в истории Европы первое тысячелетие после рождества Христова в ущерб второму тысячелетию с его эпохой Возрождения, Реформацией и веком Просвещения, т.е. игнорировать все то, что сформировало современную Европу - развитие критического разума, постепенное установление демократической этики, отделение государства и церквей. Критики этого подхода подчеркивают, что главным элементом идентичности Европы является не столько ее

христианский характер, сколько “культурная светскость”, т.е. разделение между духовным и светским, мирским, религиозным и политическим. Именно это разделение привело к значительной перестройке социокультурного положения религий.

Греческая православная церковь опасается, что европейская интеграция может привести к распаду православной идентичности греческой культуры. Европу она идентифицирует с англосаксонской материалистической цивилизацией и с либерализмом. Протестантские пасторы стран Северной Европы также с опаской смотрят на европейскую интеграцию, поскольку боятся, что в объединенной Европе будет доминировать католичество, что это будет Европа Ватикана.

Усилия политических властей по укреплению европейского единства, с одной стороны, возбуждают межрелигиозную и межконфессиональную напряженность, а с другой - вынуждают религии идти на сближение и стимулируют развитие экуменизма. Сторонниками экуменизма в Европе являются главным образом протестантские церкви. Их представители замечают, что перед лицом экономического, социополитического и культурного объединения, которое происходит в Европе, христианские церкви остаются расколотыми, поэтому вклад христианских церквей в европейское строительство должен состоять в том, чтобы работать над объединением христианства.

Европейские институты организуют свои отношения с церквами как с неправительственными организациями. Католическая церковь через государство Ватикан пользуется дипломатическим представительством. Церкви в Европейском союзе признаются в качестве постоянных и законных переговорных сторон. Происходят регулярные встречи католиков, протестантов и англикан с депутатами Европейского парламента.

Строительство Европы не предусматривает никакой программы гомогенизации отношений между церквами и государством в различных странах, однако оно поневоле оказывает определенное воздействие на их отношения. Совет Европы, учитывая культурный и религиозный плюрализм европейского пространства, отвергает религиозную исключительность или партикуляризм церквей и призывает к универсализму. Возможно ли появление трансрелигиозного и трансфилософского европейского пространства

- покажет время. Однако некоторые основания для этого есть.

Во-первых, на европейском уровне и в каждой из европейских стран наблюдается процесс дуализации религии между институциональным полюсом, который касается способа включения религий в систему институтов общества, и индивидуальным полюсом, который затрагивает религию индивидуумов и ее распространение в гражданском обществе. Во-вторых, вера индивидуумов из разных конфессиональных культур и разных национальных контекстов испытывает одинаковую эволюцию, поэтому можно сказать, что религия индивидуумов европеизируется. Эта эволюция заключается в том, что верующий становится все более автономным от церковных институтов. В-третьих, тенденция к некоторой гомогенизации религиозного чувства верующих связана с появлением таких общих для всех стран Западной Европы феноменов, как индивидуализация, субъективизация, эстетизация, поиск большей эмоциональности в религии в противовес формализму института церкви, снижение уровня антагонизма к чужим религиям в ментальности1.

Не следует преувеличивать вес религиозного фактора в современных преобразованиях Европы. Но христианские церкви, работая в Европейском союзе и в Совете Европы, вносят религиозную значимость в процесс укрепления европейского единства. В этом христиане видят позитивную эволюцию, которая преодолевает националистические и идеологические разделения прошлого ради сотрудничества народов Европы.

И. С. Повоженова

1 В соответствии с опросом о ценностях европейцев в 1990 г. 59% из них считали себя верующими, 29 - неверующими, 5 - атеистами, 7 - затруднялись ответить (с. 311). Но средние цифры скрывают значительный разброс между странами. Например, если в целом 69а европейцев заявили, что они верят в Бога, то среди ирландцев - 96, итальянцев - 81, испанцев и португальцев - 80 и только 58 -норвежцев, 57 - французов и 38% - шведов. Уровень доверия к церквам различен в разных странах. В целом по Европе он составляет 47% и колеблется от 72 - в Ирландии, 61 - в Швейцарии, 60 - в Италии, 48 - во Франции, до 35 в Швеции, 31 -в Голландии и 30% - в Финляндии (с. 312).