CC BY
49
января, рассматривался императором - 15 февраля, и приобрел силу закона 4 марта 1906 г.
Библиографический список
1. ПСЗ-Ш. Т.25. №№26803.
2. Ковалевский М.М. Русская конституция. Свободы. - СПб., 1906.
3. АлексеевА.С. Манифест 17 октября 1905 г. и политическое движение, его вызвавшее // Юридический вестник. - 1915. - Кн. XI.
4. Котляревский С.А. Власть и право. Проблема правового государства. - СПб., 2001.
5. Витте С.Ю. Воспоминания. Т. 3. - М., 1960.
6. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 1276, оп. 1, д. 79.
7. Воспоминания министра народного просвещения графа И.И. Толстого. 31 октября 1905 г. -24 апреля 1906 г. - М., 1997.
8. РГИА, ф. 1284, оп. 187, 1906, д. 135.
А.А. Сафонов
РЕГУЛИРОВАНИЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСЛАВНЫХ И ИНОВЕРНЫХ ВЕРОИСПОВЕДАНИЙ МИНИСТЕРСТВОМ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ*
Российское вероисповедное законодательство выстраивало четкую систему иерархии религий и религиозных организаций, среди которых выделялись более терпимые и менее терпимые. Оно имело национальную основу. Степень привилегированности того или иного вероучения определялась политическим значением национальной группы, которая его исповедовала.
Верхние ступени в вероисповедной структуре населения Российской империи, после православных, занимали христианские религии - римско-католическая, протестантская (от гернгутеров до реформатов и лютеран), армяно-григорианская и армяно-католическая. За ними по объему привилегий следовали евреи-талмудисты, мусульмане шиитского и суннитского толков и евреи-караимы. Далее шли духовные управления лама-итов калмыцкого и бурятского народов. Все они принадлежали к разряду привилегированных духовных корпораций. Нижнюю ступень в этой группе занимали шотландские и базельские сектанты, менониты и баптисты Закавказья - христианские секты, не представлявшие собой целых наций или народов, состоявших в подданстве России, и поэтому не достойные обладать теми правами, которые были дарованы таким народностям, как язычники, калмыки, мусульмане-татары. К категории исповеданий непривилегированных, являвшихся наиболее бесправными, принадлежали старообрядцы (раскольники).
Представители «терпимых» исповеданий не имели права пропаганды своего вероучения, не могли привлекать к себе православных и вступать
с ними в открытую устную или печатную борьбу. Крещенный по православному обряду человек должен был пожизненно числиться православным, независимо от того, какие изменения претерпевала впоследствии его внутренняя духовная жизнь [1, с. 218-219].
Управление делами инославных и иноверных вероисповеданий было сосредоточено в Министерстве внутренних дел, по Департаменту духовных дел иностранных исповеданий (далее -ДДДИИ). Деятельность «терпимых» вероисповеданий жестко регламентировалась ДДДИИ посредством издаваемых им нормативно-правовых актов - уставов. Перед этим ведомством ставилась задача следовать принципу «полной терпимости» в той мере, в какой она «может согласовываться с интересами государственного порядка» [1, с. 218].
ДДДИИ был наделен обширными финансовыми, административными и контролирующими прерогативами. В его ведении находились вопросы назначения, смещения и перемещения священнослужителей, перехода из одной религии в другую и др.
ДДДИИ был немногочисленным по составу, включая не более 40 чиновников. Важной особенностью этого органа была высокая требовательность к вероисповеданию его сотрудников. Служили в нем только православные чиновники и в качестве редкого исключения доказавшие свою абсолютную преданность трону «нужные инородцы», внештатно прикомандировывавшиеся к Департаменту. В структуре ДДДИИ име-
* Статья выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 06-01-00279а.
32
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 5, 2006
© А.А. Сафонов, 2006
Регулирование деятельности инославных и иноверных вероисповеданий министерством внутренних дел
лось три отделения, ведавшие делами христианских и нехристианских конфессий. В отличие от других подразделений МВД, ДДДИИ не имел своих структур на местах и действовал через местных чиновников (губернаторов, городничих, полицмейстеров, уездных капитан-исправниюв и др.). Настроения в инородческой среде отслеживались органами политической полиции - III отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярией, а с 1880 г - Департаментом полиции.
Русские подданные инославных (или иностранных) христианских исповеданий пользовались со стороны государства достаточно широкой веротерпимостью. Они не ограничивались в гражданских и политических правах, обладали правом свободного публичного отправления своего богослужения. Согласно Уставу ДДИИ, духовные дела христиан инославных исповеданий ведались их духовными управлениями, которые поступали «по правилам и уставам своей веры» и в соответствии с государственными законами Российской империи (ст. 3).
Римско-католическая церковь в России состояла из двух архиепархий - могилевской и варшавской - и подчиненных им епархий. Дела римско-католических епархий рассматривались римско-католической духовной коллегией в С.-Петербурге, в которой председательствовал могилевский архиепископ. Коллегия состояла из епископа и прелата (декана) и из семи заседателей - по одному от каждой католической епархии. В вопросах веры и канонических правил высшая судебная власть признавалась католиками за римским папой. В административных делах коллегия подчинялась министру внутренних дел, в судебных -Сенату и министру юстиции [3, с. 214].
Центральным органом евангелическо-люте-ранской церкви являлась евангелическо-лютеран-ская генеральная консистория в С.-Петербурге. Руководимая светским президентом и духовным вице-президентом, она находилась в тех же отношениях к министру внутренних дел, к Сенату и к министру юстиции, как и римско-католическая духовная коллегия. С разрешения министра внутренних дел созывался генеральный евангеличес-ко-лютеранский Синод, состоявший из депутатов от всех консисториальных округов. Управление духовными делами евангелическо-реформатских общин Западного края принадлежало виленско-му евангелическо-реформатскому Синоду и ви-ленской евангелическо-реформатской коллегии.
Созываемый один либо два раза в год, Синод решал важнейшие церковные дела, текущими делами занималась Коллегия. Синод формировался из почетных особ реформатского исповедания, принадлежавших к духовному и дворянскому сословиям Западного края [3, с. 215].
Армяно-григорианская церковь управлялась патриархом, носившим титул верховного католикоса народа гайканского, а также состоявшим при нем Синодом, действовавшим на правах коллегии. Помимо патриарха в него входило четверо архиепископов и епископов и столько же архимандритов-вартапедов (т.е. ученых-докторов). В административных и судебных вопросах Синод подчинялся министру внутренних дел и Сенату [3, с. 215].
Духовные лица инославных исповеданий, подобно православному духовенству, освобождались от личных податей и воинской повинности (Законы о состояниях, ст. ст. 421, 457), пользовались всеми правами чести (УДДИИ, ст.1129) (к примеру, армянский партиарх-католикос выходил из своего дворца и ограды монастыря в сопровождении свой почетной стражи из армян), получали за службу знаки отличия (ордена, наперстные кресты) (УДДИИ, ст. ст. 104-106), а их дети обладали правом получения потомственного почетного гражданства (Законы о состояниях, ст. 502). Духовенству всех без исключения инославных церквей на территории империи УДДИИ предоставлялось право вести метрические записи. Имущество инославных церквей и монастырей подлежало защите как имущество казны (Законы о состояниях, ст. 730, 1221). Инославное духовенство, нарушившее церковные правила и действующие по духовному ведомству положения, совершившее противозаконные деяния, подлежало духовному суду (Устав уголовного судопроизводства, ст. 1017) [4, с. 209-230].
Лицам инославных христианских вероисповеданий дозволялось вступать между собой в браки по правилам и обрядам своих церквей, не испрашивая на то особого разрешения гражданских властей (УДДИИ, ст. 12). Указанные браки должны были совершаться духовенством той Церкви, к которой принадлежали вступавшие в супружество.
В сложившейся в России религиозной иерархии низшая ступень после православия и других христианских церквей отводилась мусульманам,
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 5, 2006
33
иудеям и язычникам. Эти религии были ущемлены в правах по отношению не только к господствующей церкви, но и к другим христианским конфессиям. Весьма показательны в этом отношении так называемые спорные ситуации, когда пересекались интересы представителей разных вероисповеданий. Государство при их разрешении последовательно придерживалось сложившейся в империи духовной иерархии. Оно практически всегда было на стороне православного в конфликте с католиком или лютеранином и на стороне инославных в конфликте с мусульманином или иудеем.
По российским законам мусульманин мог принять лютеранскую, римско-католическую, армяно-григорианскую и другую христианскую веру, получив на это санкцию верховной власти. Переход же христиан в ислам был юридически невозможен и преследовался в уголовном порядке.
Способом воздействия на мусульманское общество в нужном для российских правящих структур ключе стало создание для него организации, аналогичной церковной. Как известно, ислам не имел церковной структуры, институты священства и монашества были ему чужды. По мере присоединения к России огромных регионов со значительным мусульманским населением правители страны, начиная с Екатерины II, занимались учреждением институтов управления духовной жизнью мусульман, являвшихся в первую очередь органами «государственного присмотра» за ними. Контролем над мусульманами занималось одно из подразделений ДДДИИ МВД, а также созданные имперским правительством мусульманские духовные правления.
Система организации духовной жизни мусульман, достаточно устойчивая, окончательно сложилась к началу XX в. В Европейской России, Сибири, части Закавказья мусульмане были подчинены соответственно Оренбургскому, Таврическому и Закавказскому суннитским муфтия-там и Закавказскому шиитскому правлению. В Степном крае (современном Казахстане) существовала лишь «низовая» система регулирования духовного быта мусульман-киргизов. На Северном Кавказе, в ряде районов Закавказья и Туркестане формальная организация «сверху» духовной жизни мусульман так и не была учреждена, а конфессиональная политика по отношению к ним осуществлялась местной администрацией. Наряду с созданием исламских управленческих
структур, царские власти, начиная с екатерининского времени, включали представителей мусульманской общины России в различные сословия и сословные группы: дворянство, купечество, казачество и др. [5, с. 177, 243-244].
Язычникам российское законодательство особого внимания не уделяло. Считалось, что они принадлежат к малоразвитым нерусским народам, в отношении которых государство стремилось наладить миссионерскую деятельность.
К язычникам нередко причисляли и буд-дистов-ламаитов (бурят, тунгусов). По отношению к ним российское законодательство предусматривало целую серию ограничительных мер, нацеленных на ослабление буддизма на указанных территориях и распространение православия.
Согласно Высочайше утвержденному 15 мая 1853 г. «Положению о Ламайском духовенстве» вводилось «штатное расписание» числа духовных лиц и дацанов, превышение которого не допускалось. Устройство новых дацанов допускалось только с разрешения министра внутренних дел. Постройка иных молитвенных зданий, помимо утвержденных, запрещалась. Представители ламайского духовенства были лишены права свободного передвижения, прикреплены к дацанам, подчинены действию своеобразного крепостного права. На отъезд за пределы своих приходов требовалось испрашивать дозволения губернатора Забайкальской области. Содержание от казны ламайское духовенство не получало, однако имело земельное обеспечение. Нарушители этих постановлений обращались в светское состояние и подвергались взысканию. Наблюдение за исполнением «Положения» возлагалось на Бандидо-Хамбу (первенствующего Ламу ламайского духовенства Восточной Сибири), осуществлявшему «главное заведывание и управление ламайским духовенством» и подчинявшемуся непосредственно иркутскому генерал-губернатору [6, с. 17-19].
Острое недовольство ламайского духовенства и бурятского населения вызвала утвержденная Министерством внутренних дел 20 июля 1890 г. Временная инструкция об управлении делами ламайского духовенства в Иркутской губернии, изъявшая бурят по делам веры из ведения Бандидо-Хамбы и Забайкальской администрации и подчинившая их иркутскому
34
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 5, 2006
Общественно-правовая мысль в период реформирования уголовно-исполнительной системы в России...
губернатору и ширетуям (настоятелям) двух дацанов Иркутской губернии. Буддисты неоднократно заявляли правительству о необходимости отмены инструкции 1890 г. и подчинения буддийского духовенства Иркутской губернии Бандидо-Хамбо-Ламе. Однако эти заявления оставались безрезультатными [6, с. 19-20].
Подведем итог сказанному. Все без исключения вероисповедания находились в Российской империи под жестким контролем правительственных структур, который осуществлялся Обер-про-куратурой Святейшего Синода и Департаментом духовных дел иностранных исповеданий МВД. Ограничительные и запретительные законы правительства приводили к многочисленным злоупотреблениям на местах, компрометировали власть, усиливая недовольство ею, в том числе среди верноподданных религиозных диссидентов. Непродуманные дискриминационные меры существенно осложняли процесс инкорпорации представителей других конфессий в российское правовое пространство, набиравший ход с провозглашением политики веротерпимости. В ре-
зультате требование законодательного провозглашения «свободы совести» стало одним из самых популярных лозунгов начавшейся первой русской революции.
Библиографический список
1. Познышев С.В. Религиозные преступления с точки зрения религиозной свободы. К реформе нашего законодательства о религиозных преступлениях. - М., 1906.
2. СтецкевичМ.С. Свобода совести. - СПб., 2006.
3. Суворов Н. С. Учебник церковного права. -М., 2004.
4. Канторович Я.А. Законы о вере и веротерпимости. - СПб., 1899.
5. Арапов Д.Ю. Система государственного регулирования ислама в Российской империи (последняя треть XVIII - начало XX вв.). - М., 2004.
6. Рыбаков С.Г. К вопросу об устройстве духовного быта буддистов в России. - Петроград, 1917; Буддисты в Российской империи в 1917 году (законодательство, описания) / Д.Ю. Арапов, Е.В. Дорджиева. - Элиста, 2004.
А.С. Мамин
ОБЩЕСТВЕННО-ПРАВОВАЯ МЫСЛЬ В ПЕРИОД РЕФОРМИРОВАНИЯ УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЫ В РОССИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА
В последнее десятилетие остро стал вопрос о реформировании уголовно-исполнительной системы Российской Федерации. Это обусловлено как научным интересом к проблеме, так и практической актуальностью. В этой связи особое значение имеет опыт становления уголовно-исполнительной системы Российской империи в период подготовки и реализации тюремной реформы 60-90 гг. XIX в. Быстрое развитие капиталистических отношений в России потребовало изменений существовавшей тогда политической структуры страны, выразившихся в проведении целого ряда реформ в государственном управлении, судебной системе и т.д. В их числе была и тюремная реформа [1, с. 75].
В классификации дореволюционной уголовно-исполнительной системы преобладало два подхода: первый - проблемный, исходящий из отношения к тюремному заключению как сред-
ству исправления преступников в условиях лишения свобода; в основе второго подхода лежало идеологическая установка, т.е. отношение к государству и его интересам.
В свою очередь в первом подходе в дореволюционной уголовно-исполнительной системе следует выделить два основных вопроса: 1) о преимуществе тюремного заключения перед другими видами уголовных наказаний; 2) о возможности исправления преступников в условиях лишения свободы. Актуальность этих вопросов обуславливалась тем, что в последней трети XIX века ссылка, как вид уголовного наказания, ввиду ее массовости, начинает утрачивать свое значение. Вследствие этого тюремное заключение начинает рассматриваться как наиболее оптимальный и единственный вид уголовного наказания, с чем были согласны практически все российские ученые - юристы. При этом они по-разному смот-
© А.С. Мамин, 2006
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 5, 2006
35
