CC BY
81
УДК: 616.89-008.441.44
РЕГИОНАЛЬНЫЙ ПАТТЕРН СМЕРТНОСТИ ОТ САМОУБИЙСТВ В ЕВРОПЕЙСКОЙ ЧАСТИ РОССИИ И БЕЛАРУСИ
Ю.Е. Разводовский1, С.В. Кондричин2
1УО «Гродненский государственный медицинский университет», г. Гродно, Республика Беларусь 2УЗ «Минская областная клиническая больница», г. Минск, Республика Беларусь
Контактная информация:
Разводовский Юрий Евгеньевич - кандидат медицинских наук. Место работы и должность: старший научный сотрудник научно-исследовательской лаборатории УО «Гродненский государственный медицинский университет». Адрес: Республика Беларусь, г. Гродно, ул. Горького, д. 80. Телефон: +375-152-70-18-84, e-mail: [email protected]
Кондричин Сергей Вацлавович - кандидат социологических наук, врач-статистик. Место работы: УЗ «Минская областная клиническая больница», Адрес: 203041, Республика Беларусь, г. Минск, Минский район, агрогородок Лесной, д. 40. Телефон: +375-17-265-21-68, e-mail: [email protected]
Неравномерность в распределении показателей смертности от самоубийств на Европейском континенте представляет одну из исследовательских проблем современной суицидологии. Корректная интерпретация этого явления позволит глубже понять природу аутодеструктивного поведения и поможет разработать мероприятия по его профилактике. Целью настоящей работы является исследование характера распределения показателей смертности от самоубийств на территории России и Беларуси за период 1988-2013 гг. Проанализирован ранговый порядок распределения уровня смертности от самоубийств по 73 регионам-субъектам Российской Федерации и 6 областям Беларуси. Проведён анализ географического распределения показателя по оси север -юг на территории Европейской части России и Беларуси. Результаты анализа демонстрируют существование устойчивого характера распределения показателей самоубийств на территории России и Беларуси. Порядок рангового распределения по 73 регионам Российской Федерации оценивался с помощью коэффициента ранговой корреляции по Спирману, который демонстрировал значимость на всём временном интервале. Для крайних лет - 1988 и 2013 - он был: r(s) = 0,66; p<0,001. Оценка пространственного распределения показателя смертности от самоубийств на территории Европейской России и Беларуси выявила устойчивый вектор роста в северном направлении. В работе обсуждаются этно-исторические и антропологические основания устойчивого паттерна пространственной дифференциации показателя смертности от самоубийств, в частности, совпадение вектора его распределения с направлением исторической миграции древних славян в период раннего средневековья.
Ключевые слова: смертность от самоубийств, южные и северные регионы, Российская Федерация, Беларусь, коэффициент ранговой корреляции.
Анализ пространственного распределения показателя самоубийств на территории Европы выявил ряд интересных закономерностей. Прежде всего, речь идет о существовании устойчивого пространственного градиента, который проявляется ростом числа самоубийств в направлении с юго-запада на северо-восток континента, получившего название Югославского или Албанского парадокса [7, 8, 10, 20, 25, 27-29]. Он означает, что территории Средиземноморья и Британские острова демонстрируют более низкие показатели по сравнению с центральными и северо - восточными регионами Европы. Этот же градиент проявляет себя и на территории отдельных европейских стран, таких как Франция и Италия, где более благополучные в экономическом плане северо-восточные и северные регионы
имеют более высокие показатели смертности от самоубийств по сравнению с южными [24, 27, 45, 46]. Указанный градиент имеет место и на востоке континента, где он выразительно проявлялся при анализе показателей смертности от самоубийств на территории бывшего СССР и, отдельно, на территории Европейской части России [11, 44]. Беларусь также не выпадает из общеевропейского паттерна - на её территории регистрируется аналогичная географическая полярность в распределении самоубийств и убийств: в северных регионах страны их уровень устойчиво выше, чем в южных [23, 27].
Существование указанного градиента было известно уже первым исследователям «статистики морали» в XIX столетии. Наиболее полно проблема отражена в работах Энрико Мор-
селли (представителя итальянской медико-антропологической школы) и Эмиля Дюркгей-ма (одного из родоначальников современной социологии) [3, 31]. Именно этими учеными были сформулированы вопросы, которые стали ключевыми для многих последующих исследований. Почему из года в год в отдельной стране или регионе приблизительно одно и то же число людей добровольно лишают себя жизни? А так же, почему показатели самоубийств распределяются неравномерно на карте Европы, и отчего эти различия носят устойчивый характер?
Уже в XIX столетии в качестве возможных объяснений прозвучали социокультурные, эт-но-исторические, антропологические и физико-климатические трактовки [31]. Однако и по сей день данный феномен не получил логичного объяснения, поскольку аргументация затруднена рядом методологических проблем. Во-первых, в процессе исторического развития неизбежно формировалась взаимозависимость между различными этиологическими факторами, например, между социокультурными и экономическими детерминантами самоубийств или между этно-антропологическими, климатическими и психологическими факторами. Поэтому проводить дифференциацию между различными причинными механизмами или же оценить их эффект изолированно друг от друга можно только условно. Во-вторых, устойчивый характер географического распределения показателей самоубийств предполагает участие исторических механизмов, а возможности использования научной операционализации в данном случае более, чем скромные [19]. История, как и биологическая эволюция, допускает лишь использование процедуры сравнения, которая не может служить доказательством той или иной гипотезы.
Среди причин дополнительно затрудняющих интерпретацию различий в региональных показателях суицидов следует также указать особенности социально-экономической ситуации, а также надёжность функционирования системы статистической отчётности [12].
Практически все перечисленные методологические затруднения относятся к этно-антропологической теории, сформулированной Морселли в рамках работ итальянской антро-по-криминалистической школы [31]. Морселли предложил связать географические вариации в показателях самоубийств с различиями в этно-
исторических процессах и миграционными потоками на континенте. Так различия в уровне самоубийств между севером и югом Франции и Италии он объяснял историческим доминированием германского этнического субстрата на севере и романского на юге этих стран.
С одной стороны, данные, накопленные в XX веке, предоставили дополнительную аргументацию в пользу этой гипотезы. Например, отмеченная Морселли полярность в распределении показателей сохранялась [27, 28]. Кроме того, был аккумулирован значительный материал о роли этнического фактора в генезе самоубийств. Так, этно-исторический метод может быть использован для интерпретации высоких показателей самоубийств у представителей Финно-Угорских народов, населяющих различные территории Европейского континента [11, 26, 39]. Однако обнаруженная зависимость не может рассматриваться в качестве неопровержимого доказательства, поскольку она не исключает возможность действия различных конкурирующих этиологических механизмов.
Проблема устойчивости в географическом распределении показателей смертности от самоубийств на территории Российской Федерации являлась предметом ряда исследований [11, 16, 41]. Некоторые из исследователей пытались проследить длительную динамику характера в распределения показателей самоубийств по регионам России начиная с конца XIX - начала XX века [35]. Однако значимые социальные потрясения и войны, национальные и территориальные преобразования, через которые прошла Россия в XX столетии, трансформация структуры региональных популяций, а так же низкая надёжность данных статистики царского периода (то есть периода становления институтов статистики) существенно ограничивают ценность подобных долговременных сравнений. Более обоснованным представляется обращение к региональным статистическим данным, аккумулированным в послевоенный период, когда была достигнута устойчивость социальной организации и административного деления территории, а надёжность статистического метода существенно возросла и стала контролируемой [43].
Предварительный анализ статистики самоубийств на территории бывшего СССР продемонстрировал, что республики, занимающие
северные территории - это Российская Федерация, Украина, Беларусь и республики Балтии, имеют более высокие показатели, чем республики Закавказья и Среднеазиатского региона [4, 38, 45]. Иными словами, "Албанский парадокс" дублировался на территории бывшего СССР. Для объяснения указанных различий, проявляющихся в уникальном социокультурном и экономическом пространстве сформированном в границах бывшего СССР, авторы обычно обращаются к социально - экономическим условиям, национальным и культурным традициям, религиозности, силе семейных связей, а также к стереотипам в практике потребления алкоголя [38, 42, 44].
Экономическая ситуация в регионе рассматривается в качестве одного из основных факторов, определяющих уровень суицидов [41]. Рост уровня этого показателя в период социально-экономических потрясений, которые прошли все республики бывшего СССР после его распада, казалось бы, является лучшим тому свидетельством. Однако данные сравнительного регионального анализа выполненные на материале России, Украины и Беларуси указывают на то, что группа экономических причин не является ответственной за устойчивость региональных различий в показателях уровня самоубийств [1, 11, 16, 23]. Более того, во всех трёх странах скорее наблюдается обратная тенденция, которая означает, что регионы с более низким уровнем доходов населения имеют более низкие показатели смертности от самоубийств. И наиболее показательным, в этом отношении, является пример с северокавказскими автономиями Российской Федерации [23].
Имеющиеся данные указывают на то, что географическое положение региона, национальный и этнический состав его населения оказывают большее влияние на уровень самоубийств, чем социально-экономические факторы (о чём, собственно, и свидетельствует упомянутый ранее Албанский парадокс) [21-25]. Данное положение имеет непосредственное отношение к материалу бывшего многонационального СССР, где в масштабах всего государства было достигнуто относительное равенство социально-экономических условий.
В то же время, исследователи отмечали, что указанные географические вариации, не могут объясняться исключительно с помощью актуальных социальных и экономических па-
раметров [4]. Иными словами, в область исследования входили "глубинные факторы", определяющие социально-психологические и ментальные характеристики населения данных регионов. Поэтому было предложено расширить поиск теоретической интерпретации и углубить её до поиска соотношений с процессом этнической истории.
Анализ распределения показателей смертности от самоубийств на территории России и Беларуси представляет уникальную возможность для комплексной реализации исторического и географического метода. На этой территории, значительно превосходящей по своим размерам территорию любой из европейской стран, сформировалась своеобразная зависимость характера распределения социальных и демографических показателей от действия исторических факторов. Следует учитывать, что рассматриваемая территория входила в состав СССР, а ранее в состав Российской Империи, что обусловило формирование общности социокультурного пространства. При этом наиболее значимым в плане выравнивания социокультурных и экономических характеристик на этой территории являлся советский период. В этот же период по единым принципам было проведено административное деление территории обеих стран, которое сохранилось и по сегодняшний день. Кроме того, в течение советского периода были выработаны единые методы функционирования института социальной и демографической статистики [1].
Однако ключевой момент, который определяет структуру и основную идею исследования, относиться к периоду раннего средневековья. Именно в это время началась колонизация указанной территории племенами древних славян, и основной вектор исторической миграции имел северное (и северо-восточное) направление [23]. Ранее населявшие эту территорию финно-угорские и балтийские племена частично смещались в северном направлении, частично ассимилировались пришлым славянским населением. Следует учитывать, что этот процесс взаимодействия древних этнический групп, или "этнический синтез" происходил в течение столетий, а размеры незаселённой территории предоставляли широкие возможности для маневра. В период становления государственности и распространения христианства процессы ассимиляции коренных народностей значительно ускорились. Результатом этой ми-
грации и смешения древних этнических групп явилось формирование специфичной структуры населения с доминированием славянского этноса на южных территориях, а финно-угорского и балтского на северных (влияние балтского этнического субстрата особенно значимо на северных территориях Беларуси) [5, 6, 11, 23]. В результате основное направление этноисторической дифференциации на территории Европейской части России и Беларуси подобно вектору, ранее обсуждаемому в отношении населения Франции и Италии. В настоящей работе исследуются региональные показатели смертности от самоубийств в двух странах: в Российской Федерации и Беларуси.
Исследование континуальности географического паттерна смертности в соседних странах преследует сразу несколько целей:
1. Продемонстрировать и сопоставить характер распределения показателей смертности от самоубийств на прилегающих территориях России и Беларуси.
2. Предоставить дополнительное свидетельство тому, что ареалы смертности формируются вне зависимости от линий государственных и административных границ.
3. Обсудить возможности расширения рамок теоретической интерпретации данного регионального феномена.
Материал и методы.
Анализ базируется на доступных данных по регионам России начиная с 1988 года, а по регионам Беларуси с 1985 года. В 1988 году Российская Федерация включала в себя 73 административных единицы (субъекта федерации): 10 национальных автономий, 52 области, 3 края и два города: Москву и Санкт-Петербург (Ленинград), имеющих особый административный статус. Выбранные временные рамки охватывают различные исторические периоды: годы перестройки и социальной трансформации после 1991 года. Для двух стран региональные общие показатели смертности от самоубийств были получены из ежегодной отчётной документации Федеральной службы государственной статистики РФ (Росстат) и Национального статистического комитета Республики Беларусь. Данные до 1990 года получены из отчётной документации ЦСУ СССР.
Изменения в административном делении Российской Федерации, которые произошли после 1991 года, не сопровождались существенными территориальными преобразовани-
ями регионов Европейской части России и Беларуси, в некоторых случаях, с целью сохранения континуальности массива регионов, новые административные и национальные регионы рассматривались в допустимом соответствии с границами 1988 года (последнее относиться к новым национальным образованиям на территории РФ).
Для исследования феномена устойчивости в пространственном распределении показателей смертности от самоубийств за период 1988-2013 был проведён ранговый корреляционный анализ Спирмана. Анализ ранговой корреляции был проведен как для всех 73 субъектов федерации, а так же с учётом роли этнокультурной составляющей, так и отдельно для 55 российских регионов (исключая национальные автономии и столичные города).
С целью исследования паттерна в распределении показателя самоубийств было выбрано 40 регионов: 38 областей и 2 края, находящихся в Европейской части России и Уральском регионе. Регионы, в зависимости от географического положения, были разделены на три группы: северную, центральную и южную. Расположение центральной группы регионов (11 областей), в основном соответствует широте Московской области (то есть географическому диапазону 54-57°№). Соответственно 12 регионов, расположенные выше указанной широты, оказались в северной группе, а 17 регионов, расположенные ниже, составили южную группу. Данный метод географического деления был использован в предыдущих работах [9, 11, 21, 22].
Сопоставление региональных показателей смертности оценивались во временном промежутке 1988-2013 гг. Оценка значимости в распределении показателей между полярными группами (южной и северной) проводился с помощью критерия Стьюдента (Ме81;).
В административном плане территория Беларуси подразделяется на 6 областей и столичный город Минск. В исследуемом периоде не было изменений в административном делении Беларуси. Сравнение средних показателей смертности от самоубийств для выбранных географических групп проводилось за период 1985-2011 гг. Вся территория Беларуси в севе-ро-южном направлении располагается в границах 56°10'- 51°16№, а линия деления между северной и южной группами областей в целом соответствует 53°К.
Оценивался порядок рангового распределения показателя самоубийств для всех областей. Данные по столичному городу, который имеет особый административный статус, были исключены из сравнения.
Результаты и обсуждение.
Таблица 1 демонстрирует коэффициент ранговой корреляции региональных показателей смертности от самоубийств по 73 регионам Российской Федерации, подсчитанный начиная с 1988 года и заканчивая данными за 2013 год. В течение всего периода регистрировалась значимая ранговая корреляция, которая предполагает существование устойчивого паттерна в пространственном распределении показателей самоубийств и отсутствие значимых вариаций в отношениях по уровню смертности между отдельными регионами.
Таблица 1
Коэффициент ранговой корреляции уровня смертности от внешних причин для 73 регионов Российской Федерации в сравнении с 1988 г.*
Годы 1988 1990 1998 2003 2006 2008 2013
Коэф-т 1,0 0,86 0,79 0,77 0,70 0,72 0,66
Примечание: * - за весь период корреляция значима;
0,01 level (2-tailed); p<0,0001
Показатели самоубийств устойчиво ниже в национальных автономиях северо-кавказского региона и столичных городах Москве и Санкт-Петербурге, а также на некоторых южных территориях России. На противоположном полюсе с устойчиво высокими показателями смертности находились регионы Сибири и севера Европейской части России.
Крайние ранговые позиции в 1988 году занимали Республика Марий Эл с наибольшим показателем смертности от самоубийств - 41,2 (на 100000 населения), а с наименьшим - 3,9 -Республика Дагестан. В 2013 году на разных полюсах этой шкалы расположились Республика Бурятия (58,3), а с наименьшими показателями были Чеченская Республика (0,7) и Республика Дагестан (2,6).
Несмотря на возможность проблем с надёжностью статистических данных по отдельным регионам федерации, нельзя игнорировать тесную зависимость этого показателя с действием этнического фактора [42, 43]. На это указывают и представленные выше сведения о ранговом распределении показателя по национальным автономиям.
С целью уменьшить значимость этнокультурного (как и социокультурного) фактора в оценке межрегиональных различий уровня смертности от самоубийств, на следующем этапе из общего массива регионов были исключены данные по национальным автономиям и городам Москва и Санкт-Петербург. В результате исследуемую выборку составили 53 региона федерации. Русские доминируют в национальной структуре каждого из этих регионов. В данном случае коэффициент ранговой корреляции по уровню смертности от самоубийств был несколько ниже, но оставался статистически значимым (табл. 2).
Таблица 2
Коэффициент ранговой корреляции уровня смертности от самоубийств для 55 регионов Российской Федерации, за исключением Москвы, Санкт-Петербурга и национальных автономий, в сравнении с 1988 г.*
Годы 1988 1990 1998 2003 2006 2008 2013
Коэф-т 1,0 0,83 0,81 0,74 0,67 0,70 0,65
Примечание: * - за весь период корреляция значима;
0,01 level (2-tailed); p<0,0001
Примечательно, что в двух случаях после периода убывания значимости наблюдалась некоторая стабилизация коэффициента ранговой корреляции. Указанная динамика может означать, что изменения в уровне суицидов в отдельных регионах происходили в ответ на изменения в структуре региональных популяций в период социальных и экономических преобразований. Очевидным представляется наличие двух компонентов, определяющих динамику региональных показателей: один из которых обуславливает устойчивость географического распределения показателей, другой связан с изменением уровня смертности от самоубийств, включая региональные соотношения. Суммарный эффект их взаимодействия определяет долговременную динамику соотношения региональных показателей смертности от самоубийств. Очевидно, что быстрые изменения в структуре популяций, например, в результате массовой миграции, могут сопровождаться таким же быстрым изменением уровня смертности от самоубийств. Для большинства регионов России фактор миграции в рассматриваемый исторический период был значимым, однако его оценка не проводилась в рамках настоящего исследования.
Таблица 3
Ранговая позиция областей Беларуси по уровню показателя самоубийств (на 100000 нас.) за 1985-2011 годы
Область Ранг 1985 1990 1995 2000 2005 2006 2009 2010 2011
Брестская I 19,5 *16,4 24,4 28,3 28,3 25,8 25,5 *24,1 18,4
Гомельская II 19,8 *16,1 24,5 32,5 33,7 28,5 27,6 *23,6 21,6
Могилёвская III 23,5 22,0 31,8 37,4 *35,6 *35,6 *34,7 *33,5 24,8
Гродненская IV 26,9 23,6 34,3 35,9 *34,4 *34,6 *29,0 *30,0 27,5
Минская V 27,3 23,7 46,0 47,0 36,6 36,7 39,1 *35,2 *31,5
Витебская VI 29,8 26,7 46,6 47,5 44,8 40,8 41,6 *31,4 *31,4
Примечание: * - случаи изменения в ранговом соотношении
Потенциальная значимость фактора экономического развития регионов в формировании региональных отличий в показателях насильственной смертности, включая смертность от самоубийств, обсуждалась в ряде исследований [1, 16, 21, 41]. Большинство авторов сходятся во мнении, что причины социально-экономического характера не следует рассматривать в качестве основных детерминант региональной специфики уровня суицидов на территории бывшего СССР [21].
Анализ распределения показателей смертности от самоубийств по 40 регионам Европейской части России, по выше обозначенным трём географическим группам, выявил существование стабильного градиента в распределении с ростом показателя в направлении с юга на север (рис. 1).
120 и----------------------------------------
г ------южная группа
100-------------/-'-------------------------
\ -центральная
/ \ N--северная
/ \ ^ ^ ^ группа 50--------------------------=
0 -I-,-,-,-,-,-,-
1988 1990 1998 2003 2006 2008 2013
Примечание: * - за весь период различие между северной и южной группами было значимым (М^; p <.001)
Рис. 1. Уровень смертности от самоубийств в северной, центральной и южной группах, объединяющих 40 регионов Европейской части Российской Федерации, за 1980-2013 годы.
Следует отметить, что разница между северной и южной группами регионов была статистически значимой в течение всего периода наблюдения. Значительный рост показателей смертности в 90-е годы сопровождался увеличением межрегиональных различий, что предполагает более значимый вклад северных регионов в формирование общенациональных показателей смертности. Однако в годы относительной социальной и экономической устойчивости межрегиональные различия по оси север-юг в Европейской России сохраняли свою значимость.
Распределение ранговых позиций областей Беларуси по уровню смертности от самоубийств за период 1985-2011 гг. представлено в таблице 3. Ранговый порядок в течение всего периода характеризовался заметной устойчивостью. Некоторые перестановки наблюдались только между регионами, занимающими соседние позиции, в то время как "на полюсах" позиции регионов оставались практически неизменными.
Паттерн географического распределения демонстрировал устойчивую полярность: южные регионы страны (Брестская и Гомельская области) в течение всего наблюдения имели более низкие показатели, чем остальные четыре области, расположенные в центре и на севере. Динамика средних показателей по двум группам регионов Беларуси представлена на рисунке 2. В среднем за период различие в уровне самоубийств между указанными группами регионов составило 28,7%.
Таким образом, на территории Беларуси, так же как и между регионами Европейской части России, регистрируется устойчивый градиент в распределении показателей смертности от самоубийств с ростом показателя в северном направлении.
Рис. 2. Средние показатели смертности от самоубийств в южной и северной группах областей Беларуси, за 1985-2012 годы.
Вместе с тем, сравнение региональных трендов указывает на то, что в двух странах период социальной и экономической нестабильности в 90-х характеризовался более значимым повышением смертности в северной группе регионов.
Представленный анализ данных подтверждает существование феномена неравномерности пространственного распределения показателя смертности от самоубийств на территории Российской Федерации и Беларуси. Устойчивый и статистически значимый характер рангового распределения регионов по уровню суицидов говорит о том, что факторы, ответственные за его формирование, имеют устойчивую природу, определённым образом соотносятся с пространственно-временными характеристиками, что переносит рассматриваемую проблему в сферу истории.
Допустимо предположение о том, что в пространственных и временных координатах действуют устойчивые исторические структуры, для описания которых Фернан Бродель предложил концепцию ¡о^иеёигее [17, 18]. Бродель и другие представители исторической школы Анналов продемонстрировали существование подобных структур на примере набора показателей из области экономики, демографии, а также политической и религиозной жизни [40]. Другими словами, выводы о существовании стабильных в историческом отношении структур, были сделаны на основании оценки пространственного распределения социальных и экономических показателей, которые выступали в роли маркеров исторических координат. Показатель смертности от са-
моубийств может быть добавлен к этой группе исторических маркёров. Вместе с тем, не смотря на очевидность того, что устойчивый характер пространственной дифференциации социальных и демографических показателей требует обращения к историческим причинам, и одновременно иллюстрирует их действие в исторической перспективе, сами эти структуры не позволяют идентифицировать механизмы их формирования, и только в ограниченном объёме позволяют судить о рамках их функционирования.
Тем не менее, несомненный интерес представляет тот факт, что географические вариации показателя смертности от самоубийств соответствуют распределению антропологических ареалов. Формирование этнической структуры населения и формирование антропологических ареалов на востоке Европы происходило в период раннего средневековья. На территории Европейской части России и Беларуси основной этно-исторический и антропологический вектор связан с миграцией древних славян в северном и северо-восточном направлении [5, 6, 11, 23]. Результатом миграции и смешения древних этнических групп явилось их неравномерное распределение на больших территориях на востоке Европы: влияние финно-угорского и балтского этноса более выражено стало на севере, а славянского (и ряда других этнических групп) на юге. Сопоставление расселения древних этнических групп с полярностью в распределении показателей смертности от самоубийств подтверждает гипотезу Морселли, сформулированную в XIX веке на антропологическом материале западной Европы.
Следует подчеркнуть, что сочетанный характер пространственного распределения антропологических (этно-исторических) и демографических характеристик не может служить доказательством существования между ними причинной зависимости, однако результаты подобных сопоставлений следует рассматривать как доступный и уникальный эвристический материал, который может использоваться в процессе формулировки гипотез и планирования дальнейших исследований.
Некоторые исследователи в качестве причинного механизма существования пространственного градиента уровня суицидов по оси север-юг предлагают рассматривать стереотипы (или паттерны) потребления алкоголя, обу-
словленные как социокультурными, так и медико-биологическими причинами [13-16, 33, 34, 36, 42]. В частности, более высокий уровень суицидов в странах Северной Европы при более низком общем уровне потребления алкоголя на душу населения, по сравнению со странами Южной Европы, объясняется преобладанием в них так называемого интоксикаци-онно-ориентированного или фестивального стиля употребления алкоголя, при котором большие дозы крепких алкогольных напитков выпиваются за короткий промежуток времени [33, 36, 37]. "Фестивальный" стиль потребления алкоголя часто называется в качестве одной из причин высокого уровня суицидов в России и Беларуси. Вполне возможно, что различия в стиле употребления алкоголя также определяют и региональную вариацию уровня суицидов в этих странах. В данном контексте стоит задуматься над причинами возникновения региональной специфики в паттерне употреблении алкоголя, а так же причинами формирования отличительных стереотипов потребления алкоголя в границах различных географических и этно-исторических ареалов. Вероятно локальные традиции и физиологический эффект чрезмерного употребления алкоголя следует рассматривать в совокупности с другими факторами, ассоциированными с антропологическими характеристиками популяции. Иными словами, есть основания предполагать, что сам фактор злоупотребления алкоголем подпадает под действие этих «фоновых» причин, оставаясь при этом одним из наиболее значимых механизмов, либо обуславливает разные варианты насильственной смерти.
В предыдущих исследованиях высказывалось мнение, что на роль такого фонового фактора, имеющего этно-исторические основания и определяющего разноплановые проявления жизни региональных популяций, могут претендовать психофизиологические и психосоциальные характеристики популяции (как темперамент, импульсивность) [5, 6, 11, 23]. Близким по своему содержанию к ним выступает и понятие пассионарности, предложенное Гумилёвым, которое неизменно предполагает обращение к этно-историческому фундаменту региональных популяций [2]. В рамках работ вышеупомянутой исторической школы Анналов особую значимость приобретает понятие региональной ментальности, объединяющее совокупность психофизиологических и культурных
характеристик популяции [18, 40]. Однако все из перечисленных факторов, по известным причинам, остаются в роли более либо менее приемлемой для научного дискурса гипотезы, а возможности их научной верификации существенно ограничены.
Вместе с тем, результаты сравнительного анализа пространственного распределения показателей самоубийств на Европейской части бывшего СССР (Россия, Украина, Беларусь) позволяют усомниться в значимости одной из конкурирующих гипотез - физико - климатической (метеорологической). Фактор природного окружения, включая климатические условия, является одним из ведущих механизмов, определяющий ход эволюционного развития древних этнических групп, и помимо ожидаемого эффекта на физиологические и ментальные характеристики популяции, он обуславливает формы хозяйственной деятельности, формирование культурных традиций [31]. Иными словами, действие этого фактора неразрывно связано с эволюционными и историческими характеристиками региональных популяций. Совсем по-другому выглядит ситуация, когда исследователи предлагают оценивать значимость физических факторов в отрыве от исторического фундамента, например, непосредственный эффект солнечной радиации, продолжительность светового дня, химический состав почвы и воды. Влияние факторов окружающей среды, в их физиологическом диапазоне, периодически рассматривается в качестве причины существования отличий в показателях смертности [32]. Однако пример распределения показателей суицидов на сопредельных территориях России, Украины и Беларуси, с учётом размеров их территории и разнообразия климатических условий, позволяет усомниться в значимости подобных рассуждений [22, 23]. Наиболее показательным тут является пример полярных, в географическом и демографическом аспектах, регионов - Мурманской области и Краснодарского края. Современное население этих областей формировалось значительно позже, чем в прилегающих областях (преимущественно в течение ХК-ХХ века), при этом процессы миграции в этих регионах сохраняли особую значимость. Эти полярные регионы по своему "вырваны" из контекста этно-исторической миграции, типичной для северных и южных территорий России. Несмотря на максимально допустимую, по евро-
пейским меркам, разбежку в географических координатах и отличие климатических условий показатели смертности от самоубийств в этих регионах существенно не отличаются (с учётом стандартизации данных). Так в 2013 году общий показатель смертности от внешних причин в Мурманской области был 102,6 (на 100000 населения), а в Краснодарском крае 99,3; в то же время показатель смертности от самоубийств соответственно был 6,6 и 17,8. Сходная тенденция в распределении показателей между указанными полярными регионами отмечалась в течение всего периода доступного анализу и с учётом показателей смертности стандартизированных по полу и возрасту [22]. Данный пример является дополнительным аргументом в пользу того, что показатели самоубийств должны рассматриваться в непосредственной связке с процессами исторической миграции и формированием этнической структуры населения.
Выводы:
Методы эпидемиологического анализа не могут объяснить, каким образом реализуется влияние социокультурных и антропобиологи-ческих факторов на формирование устойчивых различий в региональных показателях смертности от самоубийств. В то же время, на основании устойчивых закономерностей в географическом распределении показателей смертности, которые по разным регионам Европы наблюдаются уже более двух столетий, можно сформулировать некоторые из принципов регионального анализа:
1. Изучение географического паттерна распределения показателей смертности от самоубийств неизменно требует обращения к истории формирования современного населения регионов. Другими словами, исторический подход является одним из базовых в изучении регионального разнообразия. Пример устойчивого распределения региональных показателей смертности в Европейской части России и Беларуси указывает на правомочность суждения о том, что формирование актуальных демографических показателей происходит в заранее заданных исторических рамках.
2. Влияние исторического фактора на показатели смертности от самоубийств обнаруживает тесную зависимость от этнического состава популяций. Поскольку указанная зависимость реализуется в долговременной исторической перспективе остаётся неясным какие из причинных механизмов, ассоциированных с
этнической принадлежностью, являются наиболее значимыми. Несмотря на первоочерёдность факторов социальной и культурной природы, нельзя полностью игнорировать их зависимость от антропологических характеристик популяции.
3. Социальные и культурные изменения в жизни общества сопровождаются изменениями в уровне смертности от самоубийств. В то же время динамика показателей смертности по регионам бывшего СССР указывает на то, что такая социально опосредованная динамика уровня смертности не сопровождается значимыми изменениями ранее существовавших межрегиональных различий.
4. Мультифакторный характер формирования социальных и демографических показателей является существенным методологическим барьером в их интерпретации. Представленная проблема устойчивости в пространственном распределении показателей смертности от самоубийств относиться к проблемной сфере приложения различных научных дисциплин. И хотя подобная декларация о необходимости использования междисциплинарных подходов сегодня является правилом хорошего тона, попытки её воплощения на практике всегда сопряжены с очевидными трудностями.
Литература
1. Антонова О.И. Региональная дифференциация смертности от внешних причин. Вопросы статистики. - 2007. - № 10. - С. 17-21.
2. Гумилёв Л.Н. География этноса в исторический период. - Ленинград: Наука, 1990. - 278 с.
3. Дюркгейм Э. Самоубийство: социологический этюд. - СПб: Союз. 1998. 496 с.
4. Иванова А.Е., Семёнова В.Г., Кондракова Э.В., Михайлов А.Ю. Основные тенденции и региональные особенности смертности российских подростков // Социальные аспекты здоровья населения. - 2009. - № 2. - С. 5-10.
5. Кандрычын С. Антропологические типы в поле истории: Устойчивые основания региональной ментальности (Пример Беларуси) // Zwierciadlo БШоЬ^сгпе. - 2013. - № 2. - С. 21-34.
6. Кандрычын С. Брэсцкая i Вщебская вобласщ як два палюсы ментальнай прасторы Беларуси // Психиатрия, психотерапия и клиническая психология. - 2012. - № 1. - С. 112-144.
7. Кандрычын С. Дифференциация социального пространства Украины и Беларуси как эффект «столкновения цивилизаций» // Социология: теория, методы, маркетинг. - 2008. - № 4. - С. 74-96.
8. Кандрычын С. Украина и Беларусь в ареале столкновения цивилизаций: по данным социальной и демографической статистики. Saarbrucken: Palmarium publishing, 2014. - 160 с.
9. Кондричин С.В. Дифференциация социального пространства России и Италии: Историческая обусловленность явления // Социологический журнал. - 2008. - № 1. - C. 73-82.
10. Кондричин С. О методе исследования исторических структур // КЛИО. - 2008. - № 4. - C. 10-19.
11. Кондричин С. Региональная дифференциация электоральных установок, уровня самоубийств и смертности от насильственных причин: К вопросу об этногенезе социального поведения // Социол. журнал. - 2000. - № 3-4. - C. 98-117.
12. Ноэль Э. Массовые опросы: введение в методику демоскопии. - М.: Прогресс, 1978. 380 с.
13. Разводовский Ю.Е. Алкоголь и суициды в странах Восточной Европы // Суицидология. -2014. - Том 5, № 3. - C. 18-28.
14. Разводовский Ю.Е. Алкогольные проблемы в Беларуси: эпидемиологический анализ. - Saarbrücken: LAP LAMBERT Academic Publishing GmdH & Co.KG, 2012. - 237 с.
15. Разводовский Ю.Е. Алкоголь и суициды в Беларуси: эпидемиологический анализ. Saarbrucken: LAP LAMBERT Academic Publishing GmdH & Co.KG, 2012. - 81 с.
16. Стародубов В.И., Иванова А.Е., Семёнова В.Г., Кондракова Э.В. Евдокушкина Г.Н. Тенденции смертности в России в 1980-1990-х годах (региональный уровень) // Здравоохранение Российской Федерации. - 2003. - № 4. - C. 23-28.
17. Braudel F. History and the Social Sciences: The Longue Duree. In F. Braudel (ed.) On History. Chicago: University of Chicago Press, 1980. - Р. 25-54.
18. Braudel F. Morze srodziemne: Przestrzen i historia, ludzie i dziedzictwo. Warszawa: Volumen, 1994. - 232 s.
19. Douglas J.D. The social meaning of suicide. New Jersey: Princeton University Press, 1967. - 268 p.
20. Gjonsa A, Bobak M. Albanian paradox, another example of protective effect of Mediterranean lifestyle // Lancet. - 1997. - Vol. 350. - P. 18151817.
21. Kandrychyn S. Ethnic history and Longue duree: Geography of suicide and electoral patterns in Russia. Saarbrucken: LAP Lambert Academic Publishing, 2014. - 92 р.
22. Kandrychyn S. Geographic variation in suicide rates: relationships to social factors, migration, and ethnic history // Archives of Suicide Research. -2004. - Vol. 8, № 4. - P. 303-314.
23. Kandrycyn S. Geografia spoleczna i kontury historii: Podzialy historyczne Bialorusi w swietle danych statystyki spolecznej, medycznej i demograficznej. Warszawa: Semper, 2008. - 178 s.
24. Kerkhof J., & Clark, D. Stability of suicide rates in Europe // Crisis. - 1993. - Vol. 14, № 2. - P. 50-52.
25. Kondrichin S.V. Albanian paradox, another example of protective effect of Mediterranean lifestyle? // Lancet. - 1998. - Vol. 351. - P. 835.
26. Kondrichin S.V. Suicide among Finno-Ugrians // Lancet. - 1995. - Vol. 346. - P. 1623-1623.
27. Kondrichin S.V., Lester D. Suicide in Belarus // Crisis. - 1998. - Vol. 19. - P. 167-171.
28. Lester D. Suicide in Italy: the north versus the south // Italian journal of suicidology. - 1997. -Vol. 7, № 1. - P. 19-21.
29. Lester D. The stability of national suicide rates in Europe: 1875-1975 // Sociology and social research. - 1987. - Vol. 71, № 3. - P. 208.
30. Milcinski L., Mrevlje G. Epidemiologija samoubistva u Jugoslaviji--metodoloka pitanja. // Medicinski pregled. - 1990. - Vol. 43, № 11-12. -P. 453-456.
31. Morselli H. Suicide: An essay on comparative moral statistics. New York: D. Appleton, 1903. -372 p.
32. Preti A. The influence of climate on suicidal behaviour in Italy // Psychiatry Research. - 1998. -Vol. 78. - P. 9-19.
33. Razvodovsky Y.E. Beverage specific alcohol sale and mortality in Russia // Alcoholism. - 2010. -Vol. 46, № 2. - P. 63-75.
34. Room R., Bullock S. Can alcohol expectancies and attributions explain Western Europe's north-south gradient in alcohol's role in violence? // Contemp Drug Probl. -2002. - Vol. 29, № 3. - P. 619-648.
35. Stickley A, Makinen I. H. Homicide in the Russian Empire and Soviet Union: continuity or change? // Br J Criminol. - 2005. - Vol. 45, № 5. - P. 647670.
36. Stickley A., Razvodovsky, Y., McKee, M. Alcohol and mortality in Russia: A historical perspective // Public Health. - 2009. - Vol. 123. - P. 20-26.
37. Stickley A., Leinsalu M., Andreew E., Razvodovsky Y.E., Vagero D., McKee, M. Alcohol poisoning in Russia and the countries in the European part of the former Soviet Union, 1970-2002 // Eur. J. Pub. Health. - 2007. - Vol. 17, № 5. - P. 444449.
38. Varnik A., Wasserman D. Suicides in the former Soviet republics // Acta Psychiat. Scand. - 1992. -Vol. 86. - P. 76-78.
39. Voracek M., Loibl L., Kandrychyn S. Testing the Finno-Ugrian suicide hypothesis: replication and refinement with regional suicide data from Eastern Europe // Perceptual and Mortor Skills. - 2007. -Vol. 104. - P. 985-994.
40. Vovelle M. Ideologies and mentalities. Cambridge: Polity Press, 1990. - 263 p.
41. Walberg P., McKee M., Shkolnikov V., Chenet L., Leon D. Economic change, crime, and mortality crisis in Russia: regional analysis // BM J. - 1998.
- Vol. 317. - P. 312-318.
42. Wasserman D., Varnik A., Eklund G. Male suicides and alcohol consumption in the former USSR // Acta Psychiat. Scand. - 1994. - Vol. 89.
- P. 306-313.
43. Wasserman D., Varnik A. Reliability of statistics on violent death and suicide in the former USSR, 1970-1990 // Acta Psychiat. Scand. - 1998. - Vol. 394 (Suppl.). - P. 34-41.
44. Wasserman D., Varnik A., Dankowicz M. Regional differences in the distribution of suicide in the former Soviet Union during perestroika, 19841990 // Acta Psychiat. Scand. - 1998. - Vol. 394 (Suppl.). - P. 5-12.
45. World Health Organization. Atlas of mortality in Europe. Subnational patterns 1980/1981 and 1990/1991. Collaboration of WHO - ECEH, UN -ECE, CBS and RIVM. Copenhagen: WHO Regional Publications, European Series, №75, 1997.
46. World Health Organization. Figures and facts about suicide. Geneva: WHO, 1999.
THE REGIONAL PATTERN OF SUICIDE MORTALITY IN EUROPEAN PART OF RUSSIA AND BELARUS
Y.E. Razvodovsky1, S.V. Kondrichin2
1Grodno state medical university, Grodno, Belarus 2Minsk regional clinical hospital, Minsk, Belarus
Geographic variation of suicide mortality across Europe poses a problem for social health epidemiology. The accurate interpretation of this phenomenon will be helpful for forecasting and prevention measures. The present article seeks contribution to understanding of spatial regularity in distribution of social and demographic indicators. The spatial pattern of suicide mortality in
European part of Russia and Belarus over the period 1988-2013 has been studied. The distribution in ranking between 73 regions-subjects of Russian Federation and 6 regions of Belarus was investigated. This analysis was followed by a more detail examination of the suicide mortality distribution across the north-south axis by using latitudinal approach both for European part of Russia and Belarus. The findings show the long-term continuality in the violent mortality geographical pattern. The Spearman's rank order correlation was found significant, for the maximum interval data available. For years 1988 and 2013, rank order correlation for 73 administrative regions of Russian Federation was r(s) = 0.66; p<.001; and after exclusion of national autonomies and two largest cities (Moscow and St. Petersburg) the correlation stays on significance level. The analysis of suicide distribution between 6 regions of Belarus for period (1985-2011) has also revealed the noticeable stability in ranking order. The stable south-north gradient in suicide mortality is manifested on the European territory of Russia and Belarus. These data emphasize the role of historical and anthropological factors in determination of violent death geography. Attention was made on correspondence of mortality pattern with direction of Old Slavs migration in the early medieval period. Besides the historical vision accentuation the multidisciplinary background of this problem is discussed.
Keywords: suicide mortality rate, south and north regions, Russian Federation, Belarus, rank order correlation.
УДК: 616.89 - 008.441.44:369.223.24:612.017:616-051
ФАРМАКОЛОГИЧЕСКАЯ ПРЕВЕНЦИЯ СУИЦИДАЛЬНЫХ ПРОЯВЛЕНИЙ У БОЛЬНЫХ С БИПОЛЯРНОЙ ДЕПРЕССИЕЙ. СООБЩЕНИЕ 1: ДИАГНОСТИКА И ПРИМЕНЕНИЕ СТАБИЛИЗАТОРОВ НАСТРОЕНИЯ
Л.Н. Юрьева, А.И. Мамчур
ГУ «Днепропетровская медицинская академия» МЗ Украины, г. Днепропетровск, Украина
Контактная информация:
Юрьева Людмила Николаевна - доктор медицинских наук, профессор, академик АН ВО Украины. Место работы и должность: заведующая кафедрой психиатрии факультета последипломного образования ГУ «Днепропетровская медицинская академия Министерства здравоохранения Украины». Адрес: 49015, Украина, г. Днепропетровск, ул. Бехтерева, д. 1. Телефон: +380-675622566, е-mail: [email protected]
Мамчур Александр Иосифович - кандидат медицинских наук. Место работы и должность: ассистент кафедры психиатрии факультета последипломного образования ГУ «Днепропетровская медицинская академия Министерства здравоохранения Украины». Адрес: 49015, Украина, г. Днепропетровск, ул. Бехтерева, д. 1. Телефон: +380-984112241, е-mail: [email protected]
В статье отражены особенности диагностики биполярной депрессии, приводятся данные о её высоком суицидальном риске. Выделены стратегии фармакологической превенции суицидальных проявлений у больных с биполярной депрессией. В первом сообщении описаны особенности назначения стабилизаторов настроения и даны практические рекомендации по их применению у больных с депрессивным эпизодом биполярного аффективного расстройства.
Ключевые слова: суицид пациента, биполярная депрессия, фармакологическая превенция суицидальных проявлений, применение стабилизаторов настроения.
