CC BY
15
Л. И. Чинакова
РЕБЁНОК ДОВОЕННОГО ВРЕМЕНИ ДОМА И «ДИТЯ ВОЙНЫ» В ЭВАКУАЦИИ (воспоминания эвакуационного ребенка)*
Предисловие
В последнее время появился ряд работ, посвященных жизни детей во время Великой Отечественной войны, что заслуживает одобрения (см., например: Чуркин М.К. Воспоминания «детей войны»...// Вестник Омского государственного педагогического университета. Гуманитарные исследования. 2016. № 2(11). С. 86-88). О «детях войны» и их заслугах во время войны и в послевоенные годы надо чаще напоминать всему обществу и особенно властям предержащим, ибо, как известно, под лежачий камень и вода не течет. В литературе о «детях войны» мало работ, специально посвященных эвакуированным детям, на долю которых выпало, возможно, еще больше невзгод, чем на долю местных детей. На основе личных воспоминаний автор, эвакуированный ребенок военных лет, давно успевший состариться, пытается по мере сил осветить этот вопрос, не повторяя того, что он уже писал на эту тему (см.: Вестник Омского государственного педагогического университета. Гуманитарные исследования. 2016. № 2(11). С. 154-159).
Ребенок довоенного времени дома.
Лида родилась в Минске 1932 года. Её родители были белорусы, и она, русскоязычная, называет себя белоруской. Родители окончили Белорусский государственный университет. Мать работала учительницей белорусского и русского языков и литературы в школе, отец - преподавателем математических дисциплин в вузах. Жили они до войны сначала в Минске, потом - в Гомеле.
Рис. 1. Привокзальная площадь Минска
Лида могла родиться в Омске. Её отец, окончив аспирантуру при МГУ, в начале 1931/32 учебного года приехал по направлению в Омск, в автодорожный институт, находящийся в здании, в котором сейчас размещается Музей изобразительных искусств. Вскоре к нему приехала молодая жена. Отец вел занятия днем со студентами, а его жена работала на вечернем рабфаке. Квартиру приезжим не предоставляли, и они сняли комнату в деревянном доме на углу улиц Тарской и Красногвардейской. Хозяйка дома сдавала комнаты разным людям, среди них попадались и весельчаки.
* Вторая часть воспоминаний Л. И. Чинаковой будет опубликована в следующем номере журнала.
Этот дом стоял на прежнем месте еще в 1960-х гг.; затем там построили многоэтажный жилой дом.
Приезжим белорусам Омск понравился, в нем было много культурно-бытовых объектов: драмтеатр, кинотеатр «Луч», автодорожный институт и сельхоз академия, хорошая баня на берегу чистого Иртыша, магазины с богатым выбором мехов: соболей, белок, лис разных оттенков и др. На месте нынешнего Торгового центра находился Центральный рынок с открытыми деревянными прилавками, заполненными всякими продуктами. Мука продавалась пудами, картошку не возили из Египта, а выращивали на месте и продавали мешками, все овощи стоили дешево. Самой главной достопримечательностью этого рынка в те времена было обилие живой и мороженой стерляди, не имевшей запаха нефти.
Родители Лиды проработали в Омске 1931/32 учебный год, а получив отпуск, уехали обратно в Минск. Побудило их уехать из Сибири, во-первых, то, что приближалось рождение ребенка, а в тесной комнате с веселыми соседями матери и ребенку было бы неудобно. В Минске их ждала казенная квартира деда Лиды, рабочего-железнодорожника, младшего тормозного кондуктора, ездившего на задней площадке поездов с красным фонарем на линии Минск -Тюмень и др. Такая в то время была сигнализация.
Квартира деда находилась в бараке, разделенном на три секции с отдельными входами, но барак был срублен из толстых и крепких бревен. В бараке были большие сени, большая кухня и две отдельные комнаты. В одной жили дед с бабушкой, другую раньше занимала их дочь, а теперь она предназначалась для молодой семьи. Воду брали из стоящей рядом с домом колонки. Главное: там жили мама и папа, с нетерпением ожидавшие возвращения дочери с мужем. Лида не помнит этой квартиры, не помнит и деда с бабушкой, так как они, один вслед за другой, покинули этот мир, когда ей было 2 года. Она обо всем судит со слов матери и знает, что ее дед и бабушка родились в один год с В. И. Лениным, чем дед, грамотный и читавший газету «Гудок», очень гордился. Бабушка не знала грамоты, до замужества служила кухаркой у панов, но тоже имела представление о В. И. Ленине.
Во-вторых, причина отъезда молодых белорусов из Сибири состояла в суровом климате, к которому трудно было привыкнуть беременной женщине и ее мужу, потерявшему здоровье еще на фронтах Первой мировой войны. Все достижения цивилизации и культуры и все дары богатой сибирской природы меркли перед знаменитыми омскими ветрами. Того здания, в котором одно время размещалось кафе «Лотос», Почтамта, Торгового центра и других домов тогда не было. От дома до автодорожного института дорога шла через большой пустырь, на котором, как при Ермаке, бушевали ветры. Будущая мать купила себе новую беличью шапку, утеплила новым слоем ваты тощее минское зимнее пальто, но и это не спасало от пронизыва-
ющего ветра. В общем, Лида родилась в Минске, на земле предков, и рада этому.
Но в Минске были свои проблемы. Там, еще до прихода некоего фюрера к власти в Германии в 1933 г., объявлялись учебные тревоги. До 1939 г., т. е. до принятия Западной Белоруссии в состав БССР, Минск находился в опасной близости от границы с Польшей. Под звуки сирены Лида и родилась в ночь на 21 июля. По радио не объявили, что тревога - учебная. В роддоме выключилось электричество, погас свет. Летняя ночь коротка, но это ночь, было темно, роды принимали при свечах. У перепуганных мамаш поднялась температура до 40 градусов, они, игнорируя запреты медперсонала, хватали своих новорожденных младенцев и пытались бежать неизвестно куда. Утром по радио дали отбой и сообщили, что тревога - учебная. Паника постепенно улеглась, температура у родильниц пришла в норму, но какой след это происшествие оставило в психике младенцев, никому неизвестно. Давно признано несостоятельным и примитивным представление, будто плод в утробе матери ничего не чувствует. Роды - большое испытание и для матери, и для ее плода. Но природа не очень жалеет людей. Не исключено, что описанная тревожная ночь оставила в психике родившихся тогда младенцев неблагоприятный след, возможно, сохранившийся в течение всей жизни.
Автор этих строк знает о происшествии в роддоме из рассказа своей матери. Младенцы не помнят, что делали их матери перед их рождением и что чувствовали они сами при родах. Исключение составляет разве что С. А. Есенин, с любовью описавший, как его матушка в Купальницу босая по лесу ходила, там его и породила, а он родился с песнями в травном одеяле. Автор этих строк далек от мысли, что не надо было готовить жителей Минска к войне. Конечно, надо было. Но нужно ли было без предупреждения выключать электричество в роддоме? Автор не знает ответа на этот вопрос.
Теперь перенесемся мысленно в 1939 г. Учительская дочка и её родители уже давно жили в Гомеле, в очень хорошей по тем временам так называемой жактовской (по-нынешнему муниципальной) квартире, которая занимала одну четвертую часть большого рубленого крестового дома, стоящего на высоком кирпичном фундаменте и крытого железом. С каждого угла крыши спускалась водосточная труба, под ней во время дождя стояла лужица, в которой так приятно было летом попрыгать, подставляя босые ноги под теплую струю. Дом украшали фигурные наличники и резные ставни, закрывавшиеся на болты. Квартира состояла из большой кухни, через которую шел вход в еще большую, с двумя окнами столовую, а за ней находилась спальня. Высоту потолков подчеркивали лепные карнизы. Отапливалась квартира плитой с духовкой и квадратной в сечении печью, именуемой в Белоруссии грубкой; обогреватель, выходивший в столовую, был отделан изразцами. Картину дополняли двухстворчатые резные межкомнатные двери. В квартире был водопровод, большая редкость для того времени, хотя и без канализации, так что под раковину приходилось подставлять ведро. Из мебели девочке больше всего нравился массивный, двухтумбовый письменный
стол, покрытый зеленым сукном, на котором стояла лампа с зеленым абажуром.
Жизнь выросшей учительской дочки сложилась так, что ей, жене офицера Советской Армии, военного инженера, строителя железных дорог, пришлось часто переезжать с места на место и, соответственно, менять квартиры. Но родной дом у нее был один: в Гомеле. «В этом доме, как дни золотые», ее детские годы текли. Конечно, еще в детстве она поняла, что дом, скорее всего, сгорел во время войны, но дом сгорел, а образ его остался. В этом доме она научилась читать, и у нее появились любимые книги; здесь она начала мечтать, ставить цели и добиваться их осуществления; в этом доме она впервые отделила себя от окружающих вещей и людей, почувствовала себя самостоятельным существом, со своим собственным, сотворенным ею самой, миром и в то же время частицей разных общностей: семьи, знакомых детей, живших в их дворе, школьного коллектива и, может быть, даже всей страны. Если употребить научный термин, здесь у нее сформировалось явно выраженное самосознание.
Рис. 2. Привокзальная площадь Гомеля
Как известно, 1 сентября 1939 г. нападением Германии на Польшу началась Вторая мировая война. Дети, как и многие взрослые, не могли заранее знать, какие бедствия она принесет человечеству. У детей были свои заботы: 1 сентября начинался новый учебный год. В то время детей принимали в первый класс с восьми лет, но иной раз делали исключения. Родители Лиды решили, что незачем ждать до восьми лет и определили ее в школу в семь лет. Она уже выросла из детских игр в пирамидки, кубики и куклы; давно были прочитаны сказки про репку, курочку Рябу, Колобок и др. К семи годам девочка хорошо читала, прочла детские стихи К. И. Чуковского, а затем самостоятельно, по хорошему изданию с красивыми картинками, осилила все «Сказки» А. С. Пушкина; могла наизусть, от начала до конца, без запинки продекламировать «Сказку о мертвой царевне и семи богатырях». Предпочтение этой сказке она отдала потому, что ей очень нравилось говорящее зеркало, и она жалела, что такое зеркало нельзя купить в магазине. Большое впечатление произвели на нее и чудеса, которые совершала белочка в «Сказке о царе Салтане»: то, что белочка грызла золотые орешки с изумрудами и при этом еще развлекала «весь честной народ» песней «Во саду ли, в огороде». Правда, она не очень поняла, откуда белочка
Гуманитарные исследования • 2017 • №3 (16)
197
брала золотые орешки, но ведь это было чудо, а в чуде и должно быть что-то таинственное и непонятное, иначе это уже не чудо.
Увлечение дочери сказками А.С. Пушкина доставило некоторые трудности матери: ей приходилось отвечать на разные вопросы. Например, дочь спрашивала: «Что такое сочельник? Что такое девичник? Кто такая молва и зачем она трубит? Зачем царевна «затопила жарко печку» в доме богатырей, если на дворе было тепло?» На эти вопросы мама отвечала без затруднений. Далее следовал более сложный вопрос: «Что значит «царица молодая ... с той же ночи понесла?» Что и куда понесла царица?» Мама не нашла ничего лучше, чем сочинить, что она давно читала эту сказку и не помнит, что и куда понесла молодая царица. Возможно, некоторым современным детям, прошедшим курс «секспросвета» по ТВ и интернету, такой вопрос покажется глупым и наивным. Но тогда не было ни ТВ, ни интернета, а передачи по радио подчинялись строгим правилам морали.
Учительская дочка и писать в семь лет уже умела, хотя и не так красиво, как она видела в «Прописях». И считать она умела до ста, хотя обратный счет у нее не получался. Так что родители поступили правильно, определив её в семь лет в 1 класс. В первый же школьный день девочка «отличилась». Как положено, учительница задала детям вопрос: как они провели лето. Дети по очереди вставали и отвечали на этот вопрос в меру своей фантазии. Лида ответила, что летом они с мамой ездили в Минск к маминым родственникам, а на вопрос, что они там делали, сообщила, что ходили в магазин за сахаром, чтобы сварить варенье. Учительница отнеслась к ее ответу с пониманием: возможно, она сама ездила в Минск за сахаром, так как в Гомеле его не было. Потом девочка добавила, что она, мама и папа ездили еще в Ново-Белицу (пригород Гомеля, давно ставший частью города) и гуляли там по лесу.
- И что же ты видела в лесу? - спросила учительница.
- Медведя! - выпалила ученица, находившаяся под впечатлением недавно прочитанной сказки Л. Н. Толстого «Три медведя».
- Что же он делал? - поинтересовалась учительница. Дети притихли, ожидая ответа. Никто из них ни разу за все длинное лето не видел живого медведя, и им очень хотелось узнать, что делал медведь в пригородном лесу.
- Он стоял и смотрел на нас, а потом ушел, - не растерялась фантазерка.
Недели через две после начала занятий ученица вполне освоилась в школе, но ей там не очень понравилось. Во-первых, её посадили за одну парту с довольно толстым мальчиком, который занял большую часть парты, все время сопел и толкался локтем, пытаясь отвоевать себе дополнительное пространство. Девочка тоже толкалась локтем, защищая свою законную половину парты, но замечания почему-то получала она. Во-вторых, ей было скучновато. Читать она, как было сказано, давно умела; писать она училась слова и предложения, а не нудные палочки; прибавить одно яблоко к двум она тоже умела. После уроков у нее оставалось много энергии, которая требовала применения. Правда, она
еще играла с другими детьми во дворе в прятки (жмурки), в классики, в испорченный телефон, прыгала через скакалку и дежурила на углу улицы в ожидании мороженщицы с очередными порциями мороженого, но и после всего этого оставалось много сил. Сидеть без дела девочка не любила и потому стала искать себе новые занятия, и здесь заботливые родители, как и всегда, пришли ей на помощь.
Родители обратили внимание на интерес дочери к музыкальным передачам по радио: она слушала и народные песни, и оперные арии, и модные шлягеры вроде «Утомленного солнца». Собрав нужную сумму, родители купили в Киеве пианино, его доставили в Гомель и водрузили на самое видное место в столовой. В Гомеле такие инструменты не продавались. Девочке пианино не просто понравилось, она пришла от него в полный восторг и стала просить маму и папу поскорее определить ее в музыкальную школу, благо эта школа находилась почти напротив их дома. Но стоял сентябрь, начало учебного года, и родители были очень заняты. Мама обещала, что как только она немного освободится, сразу же пойдет с дочкой в приемную комиссию музыкальной школы. Однако девочке не терпелось, ей очень хотелось поскорее научиться играть на пианино, и она заявила матери, что одна пойдет поступать в музыкальную школу. Мать не приняла эту угрозу всерьез.
Через пару дней семилетняя самостоятельная девочка, придя из общеобразовательной школы, где она училась в первую смену, и наскоро пообедав, надела свое лучшее платье, чистые носочки и отправилась в музыкальную школу, которая размещалась в двухэтажном кирпичном доме старинной постройки, кстати сказать, сохранившемся, не разрушенном во время войны. Погуляв немного по коридору первого этажа, она нашла дверь с табличкой «Приемная комиссия». Очереди под дверью не было. Нетерпеливая любительница музыки приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Там сидели две тети, стоял небольшой стол и пианино. Она смело вошла в комнату и сказала: «Здравствуйте. Я пришла поступать в музыкальную школу».
- Здравствуй, девочка, - ответили члены приемной комиссии. - Рады тебя видеть. Позови, пожалуйста, свою маму, пусть она тоже войдет».
- Я пришла одна, - сказала храбрая семилетка. - Мама и папа на работе. Они придут, когда у них будет время.
Члены приемной комиссии переглянулись, пошептались, но, видимо, решили продолжить знакомство. Для начала любительницу музыки попросили назвать фамилию, имя, отчество и домашний адрес, и также ответить на вопрос, учится ли она в общеобразовательной школе. Она быстро и четко ответила на эти вопросы. Тогда ей предложили назвать адрес общеобразовательной школы, имя учительницы и рассказать, что они сейчас проходят на уроках. Она удовлетворила любопытство преподавательниц музыки, и они поняли, что девочка, кажется, ничего не сочиняет, а говорит правду. Что им было делать с этой настырной претенденткой на место в музыкальной школе?! Они обрушили на маленькую головку целый град всевозможных вопросов в надежде, что она запутается в ответах и уйдет, а в следующий раз придет с родителями, если, конечно, они согласны на ее поступление в музыкальную школу. Ее попросили назвать имена, отчества и фамилии мамы и папы,
места их работы и даже должности, рассказать, когда родители приходят с работы, сколько комнат в их квартире, что она делала летом и т. д., и т. п. К их удивлению, «претендентка» не запуталась, а четко и правдоподобно ответила на все вопросы, не выразив при этом недовольства слишком длинным «допросом».
Этот храбрый и целеустремленный семилетний ребенок положительно начинал им нравиться. Но их можно было понять: они не были уверены в согласии родителей на его обучение в музыкальной школе. На свой страх и риск члены приемной комиссии наконец-то задали настойчивому ребенку вопросы по существу: на каком инструменте она хочет учиться играть, есть ли дома этот инструмент, чтобы она могла выполнять домашние задания. Девочка как будто ждала этих вопросов. С большим воодушевлением она ответила, что хочет играть на пианино, что родители купили в Киеве пианино «Беккер», и его уже привезли к ним домой.
- Красивое пианино, - добавила она для убедительности. - С резьбой, блестящими подсвечниками и тремя педалями.
- Тремя педалями? - удивились обе тети. - Ты, наверное, что-то путаешь. У пианино бывают только две педали». Но девочка ответила, что она ничего не путает, у ее пианино, действительно, три педали, а если тети ей не верят, то могут прийти к ним домой посмотреть. Члены приемной комиссии, обсудив между собой вопрос о количестве педалей у этого музыкального инструмента, поблагодарили ее за приглашение и обещали прийти посмотреть на антикварное пианино. (За два года ее обучения в музыкальной школе, никто не объяснил, зачем нужна средняя педаль. Ей просто советовали не пользоваться этой педалью, до чего она, впрочем, додумалась сама).
После такой несколько затянувшейся увертюры ей предложили выполнить три задания.
Первое: повторить ритмическое постукивание по деревянной крышке стола, которое производила одна из преподавательниц музыки. Она повторила.
Второе: спеть несколько нот, разных по высоте и длительности и не связанных друг с другом. Она спела.
Третье: исполнить какую-нибудь песню по ее выбору. Она предложила популярную тогда неаполитанскую песню «Чилита», но «Чилиту» отвергли. Та же участь постиг-
ла и «Утомленное солнце». Тогда претендентка выразила готовность спеть «Катюшу». Эту песню согласились послушать, и она спела все куплеты «Катюши».
- Молодец! - улыбнулись члены комиссии. - Мы примем тебя в музыкальную школу, если ты придешь вместе с мамой, чтобы мы с ней познакомились и посмотрели твои документы.
Лида кивнула, сказала «до свидания», выскочила из комнаты и помчалась домой. Через пару дней учительская дочка, на этот раз вместе с матерью, вновь пришла в приемную комиссию. Документы оказались в порядке, мать подтвердила согласие на обучение дочери в музыкальной школе, и дочь официально стала ученицей 1 класса музыкальной школы по классу фортепиано.
Таким образом, в течение двух предвоенных учебных лет Лида училась в двух школах: общеобразовательной и музыкальной. В первой школе ей стало интересно, когда перешли к изучению незнакомого материала. Она продекламировала на утреннике стихотворение С. Я. Маршака «Собирались лодыри на урок, а попали лодыри на каток.», прочла «Дядю Степу» С. В. Михалкова и «Тимура и его команду» А. П. Гайдара, которую долго обсуждала с подружками. Во второй школе она выучила простые гаммы и три пьесы из «Детского альбома» П. И. Чайковского.
Потом началась война. Во время войны общее образование при большом желании и настойчивости можно было продолжить, но для обучения музыке условий не существовало. В тех населенных пунктах, где они жили, не было ни музыкальной школы, ни инструмента. В актовом зале школы, в которой она училась в 6-10 классах, стоял только разбитый и расстроенный, с почерневшими и запавшими несколькими клавишами рояль; денег на оплату труда частного учителя музыки у матери тоже не было. Но война разбила не только мечты детей, она разрушила многие планы и надежды и унесла жизни 27 миллионов советских людей. Очень печально, что некоторые граждане нашей страны стали об этом забывать, а иные старшеклассники, по свидетельству депутата Государственной Думы О. Н. Смолина, утверждают, что Сталинградскую битву выиграл А. В. Суворов, потерявший при этом один глаз.
© Чинакова Л. И., 2017
