УДК 94(470.342)"1919/1920"
Д. Н. Китаев
РЕАЛИЗАЦИЯ ПРОДОВОЛЬСТВЕННОЙ РАЗВЁРСТКИ НА ХЛЕБ 1919-1920 гг. В ВЯТСКОЙ ГУБЕРНИИ
В статье освещены различные стороны деятельности продовольственных органов по проведению продовольственной развёрстки в Вятской губернии в 1919-1920 гг. Показаны проблемы, с которыми столкнулись власти при проведении в жизнь развёрстки, а также способы их решения.
The article illustrates different aspects of food authorities' activity in implementation of food allotment in Vyatka region in 1919 - 1920. It is shown the problems of allotment which the local powers faced with, and the solutions found by them.
Ключевые слова: советская продовольственная политика, продразвёрстка, Гражданская война, хлебная монополия.
Keywords: Soviet food policy, food allotment, Civil War, corn monopoly.
Основным компонентом проводимой Советской властью продовольственной политики в 19191920 гг. являлась продразверстка, официально декретированная Совнаркомом РСФСР 11 января 1919 г. Но фактически переход к таковой как к методу практического осуществления хлебной монополии начался ещё до её декретирования. На Всероссийском совещании продработников в Москве 30 декабря заместитель наркома продовольствия Н. П. Брюханов говорил, что Наркомпрод начал применять в порядке опыта в местном масштабе хлебную развёрстку в ряде губерний (в том числе и в Вятской) с июня 1918 г., когда предъявлял местным властям и населению регионов требование поставить к установленному сроку государству определённое количество хлеба [1]. Впрочем, инициатива введения развёрстки могла исходить и от низовых руководителей. Так, летом 1918 г. Советом крестьянских депутатов Сарапуль-ского уезда было принято решение разверстать по наиболее богатым волостям хлебные излишки, которые подлежали сдаче на ссыпные пункты. В результате при помощи небольшого вооруженного отряда намеченный объем заготовок был обеспечен в уезде на 80-85% [2].
Продразвёрстка являлась логическим продолжением той продовольственной политики, которая проводилась в 1918 г. Во вводной части узаконившего ее документа отмечалась преемственная связь с майско-июньскими декретами о продовольственной диктатуре [3]. Действительно, организация комитетов деревенской бедноты и
© Китаев Д. Н., 2012
рабочих продовольственных отрядов - этих важнейших инструментов продовольственной диктатуры - создали необходимые условия для введения продразвёрстки, которая основывалась также на объявленной еще в марте 1917 г. предшественниками большевистского правительства государственной хлебной монополии и связанной с нею политике твёрдых цен. Что же нового содержала в себе идея продразвёрстки?
Новое заключалось в том, что излишки хлеба у крестьян определялись уже не их потребностью и фактическим наличием у них хлеба, а потребностью государства в хлебе и возможностями каждой губернии. Само понятие «излишек» стало обозначать то количество хлеба, которое село, волость, уезд, губерния должны были сдать государству. «Развёрстка, данная на волость, уже является сама по себе определением излишков» [4], - так разъяснялось в письме ЦК РКП(б) всем губкомам партии.
Е. Г. Гимпельсон справедливо замечает, что продразвёрсткой предусматривалось изъятие излишков хлеба без гарантированной компенсации издержек хлебодержателя промышленными товарами [5], что подтверждается данными, приводимыми М. И. Давыдовым: промышленность в целом по стране смогла дать товаров для оплаты стоимости лишь 50% заготовленного по продразвёрстке 1919 г. хлеба [6]. Вятский губернский продовольственный комиссар Изюмов отмечал в декабре 1919 г., что продовольственные органы имеют возможность уплатить за 1 руб., взятый с крестьянина, лишь 30 копеек промтоварами [7]. Таким образом, очевидно, что на одном товарообмене систему продовольственных заготовок построить было невозможно.
Введение продразвёрстки при частичном, ущербном товарообмене (который был всё-таки экономической мерой) окончательно закрепило переход к принудительным мерам заготовок. В условиях постоянного роста Красной армии (в декабре её численность достигла 1 млн чел.), а также упомянутых проблем с нехваткой промышленных товаров обращение к ним в высшей степени стимулировалось усиливавшимся в городах голодом. Но следует подчеркнуть, что продразвёрстка изначально вводилась как явление временное. Текст декрета начинался с акцентирования вынужденности принимаемой меры: «В целях срочной поставки хлеба для нужд Красной Армии и бесхлебных районов...» [8] Уже это говорит о чрезвычайном характере декрета. Статьи 6-9 декрета устанавливали сроки выполнения развёрстки применительно только к 1919 г. [9] Позже эти сроки были конкретизированы, о чём речь пойдёт ниже.
Декрет от 11 января вводил продовольственную развёрстку только на хлеб и фураж. На большин-
ство остальных продуктов питания она была распространена позже, в течение 1919-1920 гг., по мере нарастания голода в стране [10]. Постепенно уточнялась и практика ее реализации. Если в 1918 г. Наркомпрод, облагая развёрсткой Вятскую губернию, не руководствовался никакими статистическими данными, а развёрстка в 12 млн пудов хлеба была выполнена за счёт запасов прошлых лет, то новая декретированная развёрстка основывалась на официальных статистических показателях урожайности прошлых лет [11]. Продовольственная развёрстка на губернию была определена в размере 13,7 млн пудов хлеба. Она подлежала выполнению не сразу, а в 4 срока: к 15 ноября 1919 г. - 30%; к 15 января 1920 г. - 30%; к 15 апреля - 15%; к 15 мая - 25% [12].
С введением продразвёрстки изменился сам метод подсчёта хлебных излишек. Взамен подворного учёта применялся способ определения посевных площадей и средних урожаев по каждому селению. Губпродком совместно с губернским статистическим бюро получали от волостных и сельских исполкомов сведения о посевной площади сельскохозяйственных культур. Сводка и проверка полученных данных возлагались на особые уездные комиссии. Затем на основе данных губстатбюро о видах на урожай, пробных обмолотах, данных об урожайности за прошлые годы определялось, сколько хлеба подлежит сдаче государству с каждого уезда. Доминантным основанием для определения размера развёрстки являлась производительность почвы и количество сенокосных угодий. При этом также учитывался размер потребления, т. е. количество едоков в семье и общее экономическое положение хозяйств, в том числе и степень их разорённости белогвардейцами [13]. Последний фактор подчас приобретал особую остроту. За время господства белогвардейцев в Кельчинской волости Са-рапульского уезда там осталось всего 250 лошадей на 1727 домашних хозяйств. В Полозовской волости того же уезда осталось 40 лошадей на 890 дворов, а в Камской и вовсе 50 на 2000 дворов [14].
Согласно циркулярной телеграмме Нарком-прода местные продовольственные органы обязались в сжатые сроки, не позднее 31 января 1919 г. довести до сведения каждого крестьянина, облагаемого развёрсткой, количество продуктов, причитающееся с его хозяйства [15]. Губерния производила развёрстку по уездам (8 из 12 уездов были признаны производящими по хлебу и 9 - по фуражу) [16], уезды - по волостям, волости - по деревням, а деревни на основании произведённого учёта должны были произвести развёрстку по отдельным дворам. Объектом развёрстки являлась община, деревенский «мир», который становился ответственным в по-
рядке круговой поруки за выполнение продовольственной развёрстки каждым его членом [17]. Добавим к этому, что коллектив (селение, обложенное разверсткой) выступал не только объектом натурального налогообложения, но и субъектом распределения среди своих членов промтоваров. Согласно инструкции к декрету от 5 августа 1919 г. «Об обязательном товарообмене», снабжение деревни товарами должно было вестись только на основе коллективного товарообмена, а не индивидуального [18]. Таким образом, промышленные товары не могли выдаваться в частные руки, так как это не привело бы к равномерному распределению товаров и могло вызвать спекуляцию этими дефицитными товарами.
Продовольственная развёрстка была принята властями Вятской губернии как тяжёлая, но необходимая мера. V губернский съезд Советов в ноябре 1919 г. своим большинством полностью одобрил продразвёрстку как оправданную сложившимися обстоятельствами разновидность продовольственной политики. При этом около половины делегатов съезда составляли беспартийные крестьяне [19].
Выполнение продразвёрстки осуществлялось на крайне неблагоприятном социально-экономическом фоне. Речь идёт об общей экономической разрухе, нехватке рабочих рук в губернии из-за мобилизации на фронт, военных действиях в пределах Вятской губернии и занятии на некоторое время наиболее плодородных южных уездов белогвардейцами.
Поэтому проведение её в жизнь постоянно требовало и нажима и помощи (местному руководству, партийным организациям) «сверху», особенно во время кампании 1919 г. по засеву озимых полей. Губернские власти получили на этот счёт из Наркомпрода подробные указания в категорической форме. В их числе требование кредитовать неимущих крестьян семенами под 12% годовых с возвратом государству натурой. Попытки нецелевого использования семян могли обернуться их конфискацией. Члены волостных и сельских Советов подлежали суду в случае ненадлежащего с их стороны контроля за исполнением этого требования [20]. Тем не менее недосевы полей имели место. Так, в Глазов-ском уезде недосев ржи по сравнению с 1918 г. составил 20% [21].
Следующей проблемой при реализации продразвёрстки было производство учёта у крестьян имеющихся продуктов, подлежащих развёрстке. Учёт нередко затягивался по разным причинам. Иногда в целой волости (например, в Агрызской Сарапульского уезда) не было мельниц, а хлеб учитывали только обмолоченный. По этой же причине в Нечкинской волости того же уезда встречались хлебные скирды, в которых хлеб уже
«сгнил совершенно» [22]. В Гольяновской волости Сарапульского уезда обмолот хлеба задерживался из-за трудовых повинностей, выполнявшихся местным населением на Воткинском заводе и железных дорогах [23]. По сведениям уполномоченного Наркомпрода в Вятской губернии учёт хлеба производился «наглядно - приблизительно в пользу владельца хлеба [24]».
Наконец, не один раз встречались случаи, когда посланные из уезда чиновники не допускались местным населением к учёту хлеба [25]. Помимо местных учётчиков, в уездах работали и присланные из центра. Так, в феврале в Сара-пульский и Яранский уезды прибыли две группы специалистов по 90 и 60 человек соответственно. Ю. К. Стрижков свидетельствует о том, что прибывшие в Яранский уезд специалисты занимались не только учётом продуктов, но и разъяснением населению значения и необходимости развёрстки, контролировали её осуществление и вывоз хлеба на ссыпные пункты [26].
Необходимо отметить, что при организации учёта сельскохозяйственных продуктов у крестьянского населения было допущено немало ошибок. Так, в обзоре продовольственной работы в Слободском уезде за 1918-1919 гг. указывалось, что низшие органы в уезде (видимо, волисполко-мы) поняли продразвёрстку как «общий принудительный сбор с каждого домохозяина» и возложили её на граждан, не считаясь с их имущественным и социальным положением [27]. В газете «Деревенский коммунист» крестьянин Лыс-ков писал о том, что в его деревне Лысенской Слободского уезда неправильно произведён учёт хлеба. При одинаковом урожае овса у него и у его братьев их признали нуждающимися в овсе, а у него нашли излишек 10 пудов. В результате «братьям выдали из общественных запасов овса на три месяца, а с нас требуют "излишки"» [28]. Из-за многочисленных ошибок при учёте хлеба в некоторых волостях создавались специальные комиссии по проверке учёта хлеба [29].
Крестьянин Плеханов из Совинской волости Слободского уезда в том же номере газеты недоумевал по поводу того факта, что у бедняков, у которых собрано по 3 овина, «взяли чуть не всё», а у местного кулака Злобина, который собрал 30 овинов (овин - постройка для сушки снопов хлеба перед молотьбой. - Д. К.), при описи ничего не нашли. Автор задавался риторическим вопросом- «куда он всё дел?» [30]. Хлеб действительно умели ловко прятать от учёта. В той же газете содержаться сообщения о том, что, например, в с. Красногорье Котельничского уезда было найдено 8 пудов ржаной муки, зарытой в снег, а в окрестностях селения Кощеевского -20 пудов [31]. Подобных этим случаев описано в источниках достаточно много. Однако утаивание
продуктов питания было чревато серьезными последствиями для домохозяев. Так, крестьянин Н. Глухих в Медянской волости Вятского уезда в наказание за попытку спрятать бочонок с ячменём был подвергнут конфискации всего хлеба (оставили только на 1,5 месяца по норме). Остроту проблемы лишний раз подчёркивают хотя бы распространявшиеся в периодической печати характерные лозунги: «Кто укрывает хлеб, такой же предатель, как тот, кто укрывает дезертиров!», «Кто не сдал весь хлеб, тот не сдал ничего!» и пр. [32]
Однако даже если учёт был произведён правильно, развёрстка нередко оказывалась непосильной. Следует принять во внимание то обстоятельство, что продразвёрстка была объявлена позже сбора крестьянами урожая, и поэтому они не могли иметь её в виду в своих хозяйственных планах. В телеграмме продкомиссара Советского уезда в губпродком утверждалось, что если брать у населения только излишки, то не будет выполнено и 30% наряда. Комиссар просил губ-продком дать указания, как вести дальнейшую работу по заготовке хлеба. Либо брать только те излишки, которые объявит население, или же брать всё, что требуется по наряду, в том числе и семенной хлеб, не считаясь с продовольственным положением населения. Опасаясь негативной реакции крестьян, упродкомиссар отмечал, что на применение последнего способа он решится, только если губпродком возьмёт на себя ответственность за все нежелательные последствия [33]. В ряде случаев ради выполнения наряда не оставляли даже хлеб, предназначенный для кормления телят, поэтому некоторым крестьянам приходилось уничтожать почти весь приплод скота [34].
Однако существенным упрощением ситуации выглядела бы попытка представить объём хлебозаготовок по развёрстке как исключительно непосильное бремя для крестьянских хозяйств. Во многих частных случаях, в том числе и в приведенных выше, это могло быть так. Но стоит прислушаться к руководителям губернии в те годы. Член коллегии губисполкома Коковихин утверждал в июне 1920 г.: «Разверстка не так тяжела для крестьян, ибо спекуляцией крестьянин даёт городу много больше хлебной развёрстки» [35]. Это суждение объективно подтверждалось колоссальной разницей между твёрдыми ценами на хлеб и ценами на него на «чёрном рынке». В конце мая 1920 г. «рыночная» цена за пуд хлеба достигала 6 тыс. рублей, при этом закупочная твёрдая цена по развёрстке составляла 40 рублей [36]. Опасаясь размаха спекуляции и мешочничества, власти на страницах периодической печати старались разъяснить крестьянам простую вещь: чем шире в каком-либо селении развито мешочниче-
ство, тем сложнее ему будет выполнить развёрстку, тем больше это селение от неё пострадает [37]. В деле борьбы со спекуляцией продовольственные власти предпочитали действовать на опережение. Нарком продовольствия А. Д. Цу-рюпа в телеграмме губпродкому подчеркивал, что чрезвычайно важно начинать выполнение развёрстки как можно быстрее после сбора урожая, пока он не начал уходить «на сторону» [38].
Уже в августе - сентябре 1919 г. начинал запускаться механизм по реализации продразвёрстки. Для этого местные продовольственные органы подвергались определённой перестройке. Непосредственное руководство хлебозаготовительной кампанией осуществляло специально созданное постановлением наркомата продовольствия осенью 1919 г. губернское продовольственное совещание. О чрезвычайной важности этого органа говорит его состав. В губернское продовольственное совещание входили председатель губернского исполкома П. П. Шиханов, губернский продовольственный комиссар А. Изюмов и уполномоченный по продовольствию в Вятской губернии, представитель ВЦИК, председатель губ-продсовещания Н. Осинский [39].
Все уезды в продовольственном отношении были поделены на районы. В каждый район посылались инструкторы по продовольствию, которые осуществляли контроль за выполнением развёртки в волостях. В последние, в свою очередь, посылались волостные инструкторы, поддерживавшие связь с губернским продкомом [40]. В Вятском уезде, например, в период выполнения развёрстки действовал 1 райинструктор и 22 волинструктора, в Котельничском - 1 райин-структор и 29 волостных [41]. Помимо прочего, в задачи инструкторов и других продовольственных работников входила агитация за выполнение развёрстки. К этой работе подключались и местные партийные работники, которые должны были объяснять населению тяжесть переживаемого страной положения и значение развёрстки для государства [42]. Агитация среди крестьян подкреплялась практической помощью в уборке урожая. Для этого регулярно проводились мобилизации среди партработников [43]. Но едва ли они могли убедить большинство крестьян отказаться от своего экономического интереса, сделать их «сознательными» вопреки этому интересу.
В силу сказанного, методы проведения в жизнь продразвёрстки тяготели к системе исполнения боевых приказов, почему исполнение продразвёрстки было немыслимо без привлечения вооружённых продовольственных отрядов, которые оказывали на крестьян соответствующее моральное, а на особо несговорчивых - и прямое физическое воздействие. В одном только далеко не
самом хлебном Глазовском уезде за операционные 1919-1920 гг. работало 20 продовольственных отрядов [44]. Средняя численность отряда составляла 25-30 человек. В некоторых случаях отряды состояли не из рабочих, а из бедных крестьян. Такое явление было характерно для уездов с голодающими волостями [45]. В малоплодородных уездах, например в Вятском, собранный хлеб оставался внутри уезда на удовлетворение местных нужд.
Эффективность деятельности продотрядовцев зачастую зависела от степени их вооружённости. В конце ноября Осинскому пришла срочная телеграмма из Яранска с просьбой о высылке оружия продработникам «в интересах дела достижения психологического воздействия на население» [46]. Нолинский уездный продовольственный комиссар Хоробрых в мае 1920 г., подведя итоги по развёрстке на 1919-1920 гг., прямо указывал, что только после того как рабочие отряды были вооружены, заготовка хлеба пошла в гору [47].
Оружие в руках давало ощущение власти над людьми и являлось подчас искушением для прод-отрядовцев. Некоторые продотрядовцы не выдерживали этого искушения и, используя оружие, переходили грань дозволенного. Так, продотряд № 1014 во главе с комиссаром Миловановым 22 ноября в деревне Богородское Кумёнской волости Вятского уезда занимался вымогательством продуктов для собственного питания под угрозой расстрела и даже совершил кражу шубы [48]. На пленуме губисполкома в июне 1920 г., в связи с этим, с подачи члена коллегии, руководителя губЧК Г. М. Приворотского, даже рассматривался вопрос о том, чтобы формировать продовольственные отряды исключительно из «красноармейцев, стоящих на высоте положения» [49].
Причитающийся по развёрстке хлеб крестьяне ко всему прочему должны были самостоятельно доставить на ссыпной пункт. Между тем оборудованных ссыпных пунктов зачастую не хватало. Например, в немаленьком Орловском уезде их было всего два: на севере уезда в Верхошижем-ской волости и на юге уезда в Юрье. В соответствии с постановлением СНК республики от 29 июля 1919 г., за перевозку хлеба на расстояние менее 50 вёрст доплата к его цене не производилась. Если владелец не имел возможности доставить хлеб к месту назначения, то эта операция производилась продовольственными органами за счёт платы, следуемой хлебодержателю [50].
Однако первоначально концентрации хлебных грузов было мало, их еще следовало доставить из ссыпных пунктов на станции и пристани (ссыпные пункты далеко не всегда совпадали с ними), а с этим также нередко возникали проблемы [51]. На объединённом заседании Вятских губернских
отделов сообщалось, что на 7 августа 1919 г. в ссыпных пунктах Вятской губернии находится 170 тысяч пудов хлеба, который «не представляется возможным вывезти ввиду отсутствия транспорта и мелководья, поэтому страшно трудно запас этот использовать [52]». Заведующий транспортно-материальным отделом при губсов-нархозе Якимов, объехавший многие уезды, констатировал, что наряды на мобилизацию гужевых подвод населением выполняются на 25%. В конце концов, учитывая необходимость такого рода мобилизации крестьянских подвод для снабжения Вятки, было решено ввести натуральную плату подводчикам предметами первой необходимости. С другой стороны, согласно постановлению Вятского губисполкома от 28 октября 1919 г., граждане, отказавшиеся от доставки лошадей, необходимых для транспортировки хлеба, должны были привлекаться к ответственности за неисполнение распоряжений Советской власти [53].
Затрудняло выполнение заданий по продразвёрстке также и то обстоятельство, что хлеб должен был свозиться к ссыпным пунктам в обмолоченном виде. В связи с этим губпродком принял в октябре 1919 г. обязательное постановление о мобилизации всех губернских молотилок для срочного обмолота хлеба. Для выполнения соответствующих работ мобилизовывалось всё трудоспособное население в возрасте от 18 до 45 лет. Крестьянские лошади, занятые перевозкой хлеба, освобождались от всех прочих повинностей [54].
Обмолоченный хлеб свозился в ссыпные пункты, сотрудники которых вели учёт доставленных отдельными волостями и селениями грузов и представляли в уездные продовольственные комиссии отчёты по выполнению развёрстки три раза в месяц: 1, 10 и 20 числа соответственно. Зачётные квитанции не выдавались на руки, а посылались в сельсоветы [55]. В свою очередь, упродкомы суммировали данные, получаемые со ссыпных пунктов своего уезда, и доводили их до председателя губпродсовещания Н. Осинского [56].
Весьма важным представляется вопрос, какими же рычагами воздействия на крестьянское население губернии обладали продовольственные власти. Какие же меры могли быть применены к тому или иному селению, не выполнившему развёрстку? Как уже отмечалось ранее, в условиях Гражданской войны и экономической разрухи в деле заготовки продовольствия объективно на первое место выступал силовой рычаг воздействия, а ответственность за выполнение заданий разверстки несла сельская община с круговой ответственностью ее членов. Селение, не выполняющее развёрстку, могло быть принуждено к выполнению решением ревтрибунала [57]. Для отдельных категорий крестьянского населения
существовала и личная ответственность. Речь идёт о членах волисполкомов, сельсоветах, коммунистических ячеек и прочих людях, облечённых властью. Они в качестве наказания могли быть отправлены на лесозаготовительные и другие виды принудительных работ [58]. Более того, депутаты волостных и уездных Советов обязывались ко второй годовщине Октябрьской революции сдать помимо 30% развёрстки ещё по 6 пудов хлеба каждый [59].
Кроме силового давления на деревню, задей-ствовались и экономические стимулы; правда, в ограниченных масштабах, в связи с упоминавшейся выше проблемой нехватки промышленных товаров в стране. Но все же не следует недооценивать значение установленного местными властями правила, в соответствии с которым шансами на получение товаров обладали лишь те селения, которые выполнили более 5% развёрстки. Количество выданных товаров зависело от процента выполнения продовольственной развёрстки. Это правило было закреплено на V губернском Съезде Советов в ноябре 1919 г. [60] За своевременную и полную сдачу хлебных излишек по развёрстке отдельные селения и даже волости поощрялись дополнительными партиями промышленных товаров. Так, крестьянам Зыковской волости Яранского уезда была выдана двойная норма товаров за энтузиазм в деле выполнения развёрстки [61]. Товары для потребительских обществ отпускались только при предъявлении зачётных квитанций со ссыпных пунктов [62].
Кроме того, в тех волостях губернии, где плохо выполнялась развёрстка, Центр не разрешал переработку масла для нужд населения. Впоследствии компромисс всё же был найден. Центр разрешил переработку льняного семени для нужд населения по норме 35 фунтов на человека в месяц. За переработку крестьяне уплачивали натурой, т. е. с каждого пуда переработанного масла 10 фунтов шло государству [63].
С учетом приведенных выше примеров трудно согласиться (по крайней мере, применительно к Вятской губернии) с категоричностью утверждения Е. Г. Гимпельсона о том, что снабжение деревни промтоварами не зависело от количества сданного ею продовольствия [64]. Итоги кампании по проведению в жизнь продовольственной развёрстки на 1919-1920 гг. подводились по уездам на общегубернском продовольственном совещании в конце мая 1920 г. Приведём официально озвученные цифры по некоторым уездам. В Вятском уезде развёрстка на хлеб была выполнена на 80%, в Нолин-ском - на 90,9%, в Слободском - на 97,3%, в Глазовском - на 100%. По губернии в целом хлебная развёрстка была выполнена примерно на 97% [65].
Примечания
1. История Отечества: люди, идеи, решения М., 1991. С. 136
2. Филиппов И. Т. Продовольственная политика России в 1917-1923 гг. М., 1994. С. 127.
3. Декреты Советской власти. М., 1968 Т. 4 С. 292293
4. Цит. по: Гимпельсон Е. Г. Военный коммунизм. Политика. Практика. Идеология. М., 1973. С. 59.
5. Там же. С. 60.
6. Давыдов М. И. Борьба за хлеб: продовольственная политика Коммунистической партии и Советского правительства. М., 1971. С. 135.
7. Деревенский коммунист. 1919. № 283. С. 3.
8. Декреты Советской власти. М., 1968. Т. 4. С. 292.
9. Там же. С. 293-294.
10. История Отечества: люди, идеи, решения. М., 1991. С. 93.
11. Вятская правда. 1920. № 31. 8 июня. С. 2.
12. ГАКО Ф. 875. Оп. 1 Д. 56. Л. 223.
13. Давыдов М. И. Указ. соч. С. 137; ГАКО. Ф. 875. Оп. 1. Д. 56 Л. 223.
14. ГАСПИ КО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 142. Л. 262.
15. Систематический сборник декретов и распоряжений правительства по продовольственному делу. Кн. 2. С. 324-328.
16. Деревенский коммунист. 1919. № 18. 1 февр. С. 3.
17. ГАКО. Ф. 875. Оп. 1 Д. 11. Л. 161.
18. Там же. Л. 182об.
19. ГАКО. Ф. 737. Оп. 1. Д. 532 Л. 77.
20. ГАСПИ КО. Ф. 45. Оп.1. Д. 180. Л. 6.
21. Вятская правда. 1920. № 5. 6 мая. С. 2.
22. Деревенский коммунист. 1919. № 28. 13 февр. С. 3.
23. Там же. С. 3.
24. Зубарева Л. А. Хлеб Прикамья. Ижевск, 1967. С. 47.
25. Деревенский коммунист. 1919. № 29. 14 февр.; № 43. 2 марта.
26. Деревенский коммунист. 1919. № 36. 22 февр. С. 3; Стрижков Ю. К. Продотряды. М., 1973. С. 167-168.
27. ГАКО. Ф. 737 Оп. 1 Д. 1270 Л. 44.
28. Деревенский коммунист. 1919. № 34. 20 февр. С. 3.
29. Там же. № 262. 18 ноября С. 2.
30. Там же. С. 3.
31. Там же. № 45. 4 марта. С. 3.
32. Там же. № 265. С. 2; № 267. С. 2.
33. ГАКО. Ф. 893. Оп. 1. Д. 383 Л. 6.
34. Деревенский коммунист. 1919. № 53. 22 марта. С. 3.
35. Вятская правда. 1920. № 31 8 июня. С. 2.
36. Там же. № 25. 30 мая. С. 2.
37. Деревенский коммунист. 1919. № 283. 12 дек. С. 3.
38. ГАКО. Ф. 737. Оп. 1. Д. 795. Л. 61.
39. ГАКО. Ф. 875. Оп. 1. Д. 56. Л. 301.
40. ГАКО. Ф. 737. Оп. 1. Д. 829. Л. 26.
41. Вятская правда. 1920. № 24. 29 мая. С. 2-3.
42. ГАКО. Ф. 737. Оп. 1. Д. 793. Л. 47.
43. Деревенский коммунист. 1919. № 188. 21 авг. С. 2.
44. Вятская правда. 1920. № 24. 29 мая. С. 2.
45. Там же. С. 2-3.
46. ГАКО. Ф. 737. Оп. 1. Д. 532. Л. 57.
47. Вятская правда. 1920. № 24. 29 мая. С. 2.
48. ГАКО. Ф. 737. Оп. 1. Д. 532. Л. 86.
49. Вятская правда. 1920. № 1. 8 июня. С. 2.
50. Деревенский коммунист. 1919. № 188. 21 авг. С. 2.
51. ГАСПИ КО. Ф. 1 Оп. 1 Д. 142 Л. 262.
52. ГАКО. Ф. 897. Оп. 1. Д. 15. Л. 225.
53. ГАКО. Ф. 737. Оп. 1. Д. 532. Л. 97.
54. ГАКО. Ф. 875. Оп. 1. Д. 56. Л. 277.
55. ГАКО. Ф. 737. Оп. 1. Д. 874. Л. 2.
56. Там же. Д. 532. Л. 70.
57. Деревенский коммунист. 1919. № 283. 12 дек. С. 3.
58. ГАКО. Ф. 737. Оп. 1. Д. 532. Л. 124.
59. ГАСПИ КО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 61. Л. 175.
60. Деревенский коммунист. 1919. № 283. 12 дек. С. 3; ГАКО. Ф. 737. Оп. 1. Д. 532. Л. 77.
61. Деревенский коммунист. 1919. № 248. 31 окт. С. 2.
62. ГАКО. Ф. 737. Оп. 1. Д. 256. Л. 182об.
63. Вятское народное хозяйство. 1919. № 21-22. С. 13.
64. Гимпельсон Е. Г. Военный коммунизм. Политика. Практика. Идеология. М., 1973. С. 59.
65. Вятская правда. 1920. № 24. 29 мая. С. 2-3.