CC BY
257
Т.И. Хмелева, О.И. Цыбулевская
Хмелева Татьяна Ивановна — кандидат юридических наук, доцент, заведующий кафедрой гражданского и семейного права Саратовской государственной юридической академии;
Цыбулевская Ольга Ивановна — доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой теории права Поволжского института управления им. ПА. Столыпина Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации (г. Саратов)
Разумность, добросовестность и справедливость в системе конструкций гражданского права: некоторые вопросы теории и практики
Создание четких норм закона — одно из направлений обеспечения эффективности правового регулирования и законности. От четкости законодательных формулировок зависит практическая реализация идеи законодателя. Это обусловлено тем, что язык и терминология закона представляют собой внешнюю форму законодательной мысли, при этом норма права выражает законодательную волю, имеющую обязательную силу.
Вместе с тем, стремительная эволюция общественных отношений не позволяет законодателю учесть все детали. Любой закон социально обусловлен, всегда детерминирован факторами общественного, экономического, политического, духовного, морально-нравственного характера.
Нельзя не заметить, что все современное гражданское право «соткано» из понятий, которые в немалой степени способствуют уяснению смысла той или иной правовой конструкции. В последние годы можно констатировать наличие устойчивой тенденции к расширению использования оценочных категорий. В условиях формирования институтов гражданского общества механизм правореапизации тесно взаимодействует с режимом саморегулирования, опирающимся на традиции, деловые обычаи, нормы нравственности, корпоративные правила. В реальной жизни их трудно разделить, одно может перетекать в другое. Как верно подмечено, овладение методологией правоприменения становится актуальной задачей1.
Термин «оценочная категория» — достижение науки общей теории права, однако в настоящее время он является устоявшимся и используется в большинстве отраслевых наук современного российского права.
Поскольку законодательно не определены объективные критерии, позволяющие установить тот или иной факт, в нормативных актах используются оценочные категории, которым в последние годы уделяется значительное внимание. Данная тема получила новое звучание в связи с активным исследованием юристами проблемы конкретизации законодательства2.
Оценочные категории влекут за собой применение в режиме усмотрения. Усмотрение свидетельствует об объективной невозможности во всех без исключения случаях использовать абсолютноопределенное регулирование. Например, трудно определить объективные критерии для установления факта нравственных страданий. Но даже если такой факт установлен, то очевидно, что здесь в принципе не может быть какой-то строго определенной схемы для имущественного возмещения, ведь каждым индивидом нравственные страдания переживаются глубоко индивидуально.
Оценочные понятия предоставляют субъектам правоприменения определенную свободу в толковании нормы посредством возможности изменения оценочных определений в зависимости от существующих условий. Использование оценочных категорий есть проявление динамизма права, признак его приспособляемости к изменяющимся условиям и ситуациям. Судебная практика выполняет функции конкретизации, уточнения оценочных понятий, и это — проявление важнейшего свойства правового регулирования — гибкости, эластичности3.
1 См.: Тихомиров Ю.А. Правоприменение: от стихийности к системе // Журнал российского права. — 2007. — С. 29.
2 См.: Конкретизация законодательства как технико-юридический прием нормотворческой, интерпретационной, правоприменительной практики: Материалы Международного симпозиума (Геленджик, 27—28 сентября 2007 г.) / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2008.
3 См.: Власенко Н.А. Конкретизация в праве: природа и пути исследования // Конкретизация законодательства как технико-юридический прием нормотворческой, интерпретационной, правоприменительной практики: Материалы Международного симпозиума (Геленджик, 27—28 сентября 2007 г.) / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2008. — С. 67.
Нельзя сбрасывать со счетов объективное многообразие жизненных ситуаций. В ряде случаев простое их перечисление не только «утяжелит» закон, но и превратится в препятствие для его реализации при малейшем недочете каких-либо явлений, которые на момент принятия закона объективно не могли быть учтены1.
Чем более общей или абстрактной является норма, тем больше степень усмотрения правоприменителя. Кроме того, представляется, что в сфере общедозволительного типа правового регулирования, целью которого является реализация субъективных прав, законных интересов, развитие институтов гражданского общества, конкуренции, их использование более оправдано. Существует ряд областей и явлений социальной жизни, где, во-первых, невозможно не предполагать конкретность и уникальность каждого дела; во-вторых, общественные отношения развиваются значительно динамичнее, чем в иных областях, что влечет появление новых и новых жизненных случаев2. Именно в таких сферах законодатель может максимизировать долю судебного усмотрения.
Предоставлением широкой свободы саморегулирования субъектам поведения характеризуется отрасль гражданского права. Действующий ГК РФ широко оперирует оценочными понятиями (добросовестность, разумность, справедливость и др.). Использование оценочных категорий направлено на придание правовым нормам большего динамизма, способности полнее соответствовать изменчивым реалиям правовой жизни. Но, с другой стороны, поскольку законодатель не только не раскрывает смысл множества из оценочных понятий, но и не задает критериев их определения, существует непредсказуемость в применении закона.
Отсутствие легального определения той или иной оценочной категории влечет за собой необходимость правоприменителя (в первую очередь судей, адвокатов) самостоятельно «расшифровывать» оценочное понятие, формулировать его применительно к каждой конкретной ситуации, к группам общественных отношений. О том, что судьи достаточно часто сталкиваются с этой проблемой, свидетельствует и общая тенденция, направленная на расширение сферы судебного усмотрения. Однако в среде профессиональных юристов, обладающих специальными знаниями в области права, зачастую отсутствует единое мнение по правопониманию сущности и содержания той или иной оценочной категории. В результате такого разночтения у рядовых граждан может сложиться стойкое неверие в единство правовой системы России, а отсюда и низкая правовая культура и, как следствие, правовой нигилизм.
Стремление законодателя создать действенную систему норм права обусловливает необходимость правового закрепления и использования субъектами реализации права ряда оценочных категорий. В утвержденной Президентом РФ Концепции совершенствования общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации отражено общее направление: придать принципу добросовестности более весомое значение в гражданском законодательстве, поскольку неограниченная свобода в достижении эгоистических интересов таит в себе способность дестабилизации оборота, так как привносит в него элементы, на которые не рассчитывает «добропорядочное большинство». Принцип добросовестности должен быть сформулирован в качестве общего начала российского гражданского права таким образом, чтобы его действие пронизывало все элементы правовой системы. Это позволит судам более эффективно защищать интересы лиц, контрагенты которых лишь формально следуют закону3. Данное положение следовало бы отнести и к категории «разумность».
Трудно не согласиться с В.В. Витрянским, утверждающим, что закон не в состоянии исчерпывающе определить общие критерии добросовестности, разумности и справедливости. Это может сделать суд при рассмотрении спора применительно к конкретной ситуации. И только анализ судебных актов, содержащих оценки поведения участников имущественного оборота с точки зрения добросовестности, разумности и справедливости в наиболее типичных ситуациях, позволит выработать какие-либо общие подходы. Параметры оценочных понятий могут быть определены лишь многообразной судебно-арбитражной практикой применительно к конкретным ситуациям, возникающим при разрешении споров4. И, тем не менее, необходимо стремиться к выявлению объективных критериев содержания оценочного понятия, а судебная практика, путем многократного его применения, поможет выявленные критерии уточнить, «отшлифовать»5. Выработанные на основе обобщения судебной практики по применению норм, содержащих нравственно-правовые оценки поведения участников правоотношений в наиболее типичных ситуациях, общие критерии разумности, добросовестности, справедливости следует зафиксировать в Постановлениях Пленумов Верховного Суда РФ, Высшего Арбитражного
1 См.: AбyшенкоД.Б. Судебное усмотрение в гражданском и арбитражном процессе. — М., 2002. — С. 37—38.
2 См.: Овчинников A.И. Правовое мышление: теоретико-методологический анализ. — Ростов-на-Дону, 2003. — С. 240.
3 См.: ВосковскийA. Гражданский кодекс — курс на модернизацию // htt://www akdi ru / scripts / articles
4 См.: Витрянский В.В. Новый Гражданский кодекс и суд // Хозяйство и право. — 1997. — № 6. — С. 61.
5 См. об этом подробно: Нурмагамбетов A.A. Оценочные понятия как критерии ограничения свободы договора // Журнал российского права. — 2007. — № 2. — С. 129—137.
Суда РФ. Подобную практику необходимо экстраполировать и на деятельность Конституционного Суда РФ.
Распространенным случаем нарушения принципа добросовестности и разумности является злоупотребление руководителем компании правом распоряжаться имуществом компании. Так, если руководитель продал имущество общества не по рыночной цене в отсутствие каких-то разумных объяснений с его стороны, он тем самым причинил обществу убытки в виде недополученной прибыли, которая должна была быть получена обществом, если бы имущество было продано так, как этого требуют обычаи делового оборота. Кроме того, продажа имущества ниже рыночной цены не соответствует целям хозяйственного общества, так как вместо получения прибыли общество может получить убытки. К сожалению, в этом случае арбитражные суды зачастую ссылаются на свободу договора, отказывая в иске о взыскании с директора общества убытков. Так, в Постановлении ФАС Московского округа от 31 мая 2005 года № КГ-А40/4395-05 указано: «Суды первой и апелляционной инстанции ошиблись, квалифицировав убытки, понесенные обществом вследствие того, что генеральный директор продал принадлежащее обществу нежилое помещение по цене более чем в 16 раз ниже рыночной стоимости данного помещения, как прямой действительный ущерб. ...Вывод суда обеих инстанций о том, что разница в цене продажи помещения и его стоимости, определенной на основании отчета о рыночной оценке стоимости спорного имущества от 16 июля 2004 года, составляет реальный ущерб общества, не может быть признан правильным, поскольку, во-первых, сведения отчета о рыночной стоимости носят предполагаемый характер, а во-вторых, при заключении договора купли-продажи стороны свободны в определении цены продажи имущества».
Подобный вывод суда сделан явно без учета действия принципов добросовестности и разумности со стороны руководителя общества при совершении сделки по отчуждению недвижимого имущества. В связи с этим предложение И. Иванова и Ф. Теселкина закрепить на законодательном уровне в качестве основания для привлечения руководителей к гражданско-правовой ответственности за нарушение принципа добросовестности и разумности при управлении компанией путем совершения виновных действий, которые привели к возникновению у компании убытков, является вполне обоснованным1.
Нельзя не упомянуть также о том, что во многих случаях суды хотя и не формулируют общий принцип добросовестности и не ссылаются на нормы ГК РФ, законодательство в целом или на общие принципы гражданского права, тем не менее, демонстрируют, что добросовестность осуществления субъектами договорных отношений их прав и исполнения обязанностей имеет или должна иметь значение для вынесения правильного решения по конкретному делу. Постановлением ФАС ЗападноСибирского округа от 21 августа 2007 года № Ф04-4177/2006(37174-А27-39 суд оставил без удовлетворения требования о взыскании неосновательного обогащения ввиду недоказанности истцом размера понесенных им затрат по ремонту недвижимого имущества. Суд указал, что истцом не представлены доказательства того, что результат произведенных на объекте работ имеет для ответчика потребительскую ценность, что ответчик каким-либо образом выражал согласие на их проведение, участвовал в приемке работ, пользуется их результатом, следовательно, действия истца по осуществлению подрядных работ на объекте, не являвшемся его собственностью, не соответствуют принципам разумности и добросовестности.
Судебная практика также свидетельствует о том, что принципы добросовестности и разумности приобретают межотраслевое значение и активно используются при оценке поведения субъектов семейных, трудовых, жилищных и других правоотношений. В качестве примера можно привести Определение Военной коллегии ВС РФ от 11 ноября 2008 года № 6н-298/08. Предметом спора был вопрос о возможности предоставления жилого помещения по договору социального найма гражданину, который до этого совершил сделку купли-продажи собственного жилого помещения. Заявитель настаивал на том, что суд кассационной инстанции ошибочно отменил решение гарнизонного военного суда и необоснованно принял новое решение, ссылаясь при этом на статью 53 ЖК РФ, а также на пункт 3 статьи 10 ГК РФ, указав на то, что А. осуществлял свои гражданские права вопреки принципам добросовестности и разумности. Суд надзорной инстанции признал выводы суда кассационной инстанции верными2.
При взаимодействии правоохранительных и налоговых органов с банковскими организациями по вопросам предоставления сведений о клиентах неизбежно возникает вопрос о банковской тайне и соответственно соблюдении банком принципа добросовестности в отношении своих клиентов. Где проходит та грань, которую не должен перейти банк при распоряжении информацией, защищенной банковской тайной, чтобы, с одной стороны, соблюсти государственные интересы, а с другой — права клиентов и свои собственные? Для этого необходимо понять, какая информация защищена банков-
1 См.: Иванов И. Юридическая ответственность руководителей российских компаний / И. Иванов, Ф. Теселкин // Корпоративный юрист. — 2005. — № 4. — С. 8.
2 СПС «КонсультантПлюс».
ской тайной, каковы пределы доступа иных лиц, включая государственные органы, к этой информации, каким объемом ограничены обязанности банков по предоставлению этой информации.
Банковскую тайну составляет следующая информация:
— сведения о счетах, в том числе депозитных, открытых клиентами в кредитной организации (то есть сам факт наличия или отсутствия счета или вклада лица в кредитной организации);
— сведения об операциях по счетам и вкладам клиента (в рассматриваемом случае имеются в виду не банковские операции в соответствии со статьей 5 Закона о банках и банковской деятельности, а операции по счету согласно ст. 848 ГК РФ);
— сведения о клиенте кредитной организации (то есть любая информация о клиенте, сообщенная клиентом кредитной организации, с момента получения такой информации);
— иные сведения, отнесенные кредитной организацией к сведениям, составляющим банковскую тайну.
Согласно части 2 статьи 857 ГК РФ «сведения, составляющие банковскую тайну, могут быть предоставлены только самим клиентам или их представителям. Государственным органам и их должностным лицам такие сведения могут быть предоставлены исключительно в случаях и в порядке, предусмотренных законом».
В рамках мероприятий по борьбе с коррупцией банки по запросу прокуратуры (иногда без достаточных оснований) вынуждены предоставлять сведения о вкладах чиновников, тем самым действуя в противоречии с принципом добросовестности и разумности. Вкладчики для защиты нарушенных прав могут обратиться в суд. Банки, таким образом, становятся заложниками ситуации и должны нести ответственность.
Перечни лиц, которые имеют право на получение информации, составляющей банковскую тайну, содержатся в многочисленных нормативных актах. Для того чтобы минимизировать подобные ситуации, необходимо в ГК РФ дать полный перечень оснований и лиц, которые имеют право получить информацию, составляющую банковскую тайну. За разглашение банковской тайны установить ответственность в виде штрафа. Наряду с конкретными нормами, регулирующими данные отношения, нормативное закрепление принципа добросовестности позволит установить обязанность суда проверять поведение сторон на предмет его соответствия данному принципу независимо от того, ссылается одна сторона на этот принцип или нет, доказана ли недобросовестность какой-либо из сторон.
Прошло более пятнадцати лет с тех пор, как категория «разумность» получила закрепление в российском гражданском законодательстве1. В науке разумность определяется как принцип, согласно которому имущественные и личные неимущественные правовые отношения между субъектами строятся на основе обычного здравого мышления, обычно предъявляемых требований к пониманию значения, истинного смысла и цели деяний2.
Наиболее широко понятие «разумность» используется при регламентации обязательств. При этом в большинстве случаев такие понятия, как «разумный срок», «разумная цена», «разумные меры» относятся к отдельным обязательствам (например, п. 2 ст. 518 ГК РФ, п. 3 ст. 611 ГК РФ, ст. 792 ГК РФ и др.).
В ряде норм «разумность» устанавливается в качестве критерия правомерности осуществления действий. Требуется это в ситуациях, когда имеет место «нецелесообразность, а во многих случаях невозможность нормативного закрепления точных границ субъективных прав и обязанностей участников гражданских правоотношений». В таких случаях определяется «плавающая» мера дозволенного или должного поведения3. Например, очень трудно оценить моральный вред по конкретным объективным критериям. Поэтому статья 1101 ГК РФ предписывает при определении размера компенсации морального вреда учитывать требования разумности и справедливости. Анализ проекта изменений ГК РФ позволяет сделать вывод о расширении сферы применения рассматриваемой категории.
Справедливость выступает универсальным мерилом действительности, человеческой практики, социальных институтов, что придает ей большую ценность. Причем позиция справедливости не ограничивается рамками только межличностного общения, а охватывает деловые отношения и социальные институты (право и государство), а также межгосударственные отношения и отношения к будущим поколениям. Последнее положение весьма актуально в условиях, в которых сегодня оказалась Россия. Формальная справедливость требует, чтобы законы применялись равным образом ко всем: каждому то, что положено по закону. При этом нельзя забывать, что право в силу своей абстрактности и универсальности рассчитано только на средний, типичный случай4.
1 См.: Витрянский В.В. Некоторые основные положения Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации в обязательствах // Журнал российского права. — 2010. — № 1. — С. 15.
2 См.: СавчукЛ.Ф. Духовно-нравственные принципы как основа модернизации гражданского права // Юридический мир. — 2011. — № 7.
3 См.: Емельянов В.И. Разумность, добросовестность, незлоупотребление гражданскими правами. — М., 2002. — С. 120.
4 См.: Иванова С.А. Значение принципа социальной справедливости для гражданского права как отрасли частного права// Современное право. — 2005. — № 5.
Справедливость как общеправовой принцип наиболее плодотворно может быть использована и востребована в правотворчестве. На это же указывает и Конституционный Суд РФ, отмечая, что принципы правовой справедливости и равенства, на которых основано осуществление прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации как правовом и социальном государстве, предполагают правовую определенность и связанную с ней предсказуемость законодательной политики1 .
Как принцип гражданского права принцип социальной справедливости прямо не сформулирован, однако его незримое «присутствие» в нормах ГК РФ ощущается.
Согласно части 3 статьи 451 ГК РФ при расторжении договора вследствие существенно изменившихся обстоятельств суд по требованию любой из сторон определяет последствия расторжения договора исходя из необходимости справедливого распределения между сторонами расходов, понесенных ими в связи с исполнением этого договора. Это означает, в частности, что предметом требования могут быть и суммы, уплаченные сторонами друг другу до расторжения договора. Важно, что норма содержит слова «исходя из необходимости справедливого», а, например, не «исходя из справедливого». «Справедливость» здесь выступает именно как необходимость, в данном случае
— обязанность суда следовать общему принципу права — принципу социальной справедливости. Фраза «необходимость справедливого распределения» в данном случае выступает в качестве косвенного утверждения о том, что принцип социальной справедливости универсален (всеобщ), является определяющим, в том числе для гражданского законодательства, нормы которого не могут его проигнорировать2.
В заключение следует отметить, что применение норм, содержащих в себе оценочные категории, требует высокого уровня нравственно-правовой культуры правоприменителя. Определение содержания оценочной категории осуществляется правовым сознанием субъекта на основе ценностных ориентиров. Получив информацию об оценочной категории, содержащейся в правовой норме, субъект применения оценивает, сопоставляет его с собственными установками и ценностями.
Рассуждая о целесообразности судебного усмотрения в частном праве, И.Н. Сенякин пишет: «Применяющий норму права может оказаться перед фактом применения нецелесообразного предписания (хотя существует презумпция, согласно которой всякий закон целесообразен, поскольку он официально не отменен и не изменен). Можно, да и нужно ли применять в данном случае усмотрение? Думается, что здесь многое зависит от морально-психологического фактора правоприменителя, его правовой культуры, творческого подхода к процессу правоприменения»3.
В контексте изложенного подготовка не просто квалифицированных, но высоконравственных юристов должна стать одним из приоритетов государственной политики в сфере образования4.
Однако, как справедливо подмечено, формирование надлежащего правокультурного облика правоприменителя сегодня затруднено, так как воспитательное воздействие на человека очень сильно ограничено реальной правовой практикой. «Весьма сложно воспитывать у него уважение к тем ценностям, которые отсутствуют в общественном сознании и деятельности людей, провозглашаются лишь на словах и в пустых декларациях»5. И, тем не менее, не следует отказываться от правового воспитания, правового обучения. Среди приоритетных направлений можно выделить систему переподготовки и повышения квалификации правопримененителей с упором в преподавании юридических дисциплин на их аксиологическую составляющую.
Изложенное и предопределяет необходимость более глубокого и всестороннего исследования проблем правоприменения, связанных с анализом природы оценочных категорий, как в частном, так и в публичном праве.
1 См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 29 января 2004 года № 2-П // Собрание законодательства РФ. — 2004. — № 6. — Ст. 450.
2 См.: Иванова С.А. Некоторые проблемы реализации принципа социальной справедливости, разумности добросовестности в обязательственном праве // Законодательство и экономика. — 2005. — № 4. — С. 25.
3 Сенякин И.Н. Судебное усмотрение в частном праве // Вестник СГАП. — 2002. — № 3 (32). — С. 74.
4 См.: Цыбулевская О.И. Взаимодействие права и морали в глобализирующемся мире // Вектор науки Тольяттин-ского государственного университета. — 2008. — № 1 (1). — С. 52—58.
5 Хусаинова О.С. К вопросу о качестве правоприменительной деятельности // Вестник академии экономической безопасности МВД России. — 2008. — № 2. — С. 146.
