CC BY
68
ВЕСТНИК ЮГОРСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
2006 г. Выпуск 2. С. 98-103
УДК 908
РАЗМЫШЛЕНИЯ У ПОДНОЖИЯ САМАРОВСКИХ ГОР
М М. Рябий
Как посмотришь по сторонам вокруг, то невольно и задумаешься: а все ли так кардинально изменилось у нас в России с петровских времен? То есть по форме, может быть, и многое, а по сути? Все одни и те же проблемы... Какой же вывод? Использовать с умом все то, что имеем? А имеем мы, в первую очередь, за нашими плечами исторический опыт.
Впервые подумалось об этом, когда попал на берег Иртыша, именно в то место, откуда берет свое начало окружной центр одного из прославленных регионов нынешней России - Ханты-Мансийск. До появления по царскому указу 1637 года Самаровского яма был центр остяцкого Белогорского княжества - Самаров городок.
.Начало 1580-х. Случилось непоправимое: сибирский правитель Кучум позволил подчиненным себе войскам «поидоша» на русскую землю и там «велико пакость учинивша». Расплата за нарушенное слово жить в мире с Русью не заставила себя долго ждать. Легендарный поход казаков Ермака Тимофеевича за Урал случился на следующий год, и 26 октября 1582 года, разбив Кучума, Ермак занял столицу Сибирского ханства. По весне следующего года передовые казацкие отряды продолжили поход вниз по Иртышу. С документальной достоверностью их дальнейший путь до нынешних мест попытался восстановить с помощью «Краткой Сибирской летописи (Кунгурской)» уроженец села Самарово, крестьянский сын Хрисанф Мефодьевич Ло-парев1 (1862—1918) [1]. Покинув родной край, он обучался на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета, стал выдающимся византиеведом, успешно занимался древнерусской историей и литературой. Не забыл Хрисанф Мефодьевич и про свою малую Родину: в конце XIX века написал книжку «Самарово, село Тобольской губернии и округа: Хроника, воспоминания и материалы о его прошлом». В ней так живописал события, разыгравшиеся в этом месте почти за 280 лет до своего рождения. Один из сподвижников Ермака Тимофеевича, (по некоторым сведениям [2], казачий «пятидесятник» Богдан Брязга2) в двадцатых числах мая 1583 года подобрался близко к одному из кучумских вассалов - «приплыл к юртам, которыми управлял самый главный остяцкий князь - Самар. Было уже недалеко до Оби, а между этими юртами и Обью находилась главная остяцкая святыня - болван в виде Нагой бабы... Восемь других сподручных князьков явилось к Самару на помощь.» [3:2] (такой союз был вызван, по мнению Х.М. Лопарева, общим решением защитить свои святыни). Именно здесь находилось последнее прибежище князя, куда бы можно было перебраться в случае крайней опасности, верстах в двух от юрт, вниз по Иртышу, устроено было остяцкое укрепление, известное под названием городища, (около пароходной пристани родного села, уточняет Хрисанф Мефодьевич). «Оно расположено между высокими горами, замыкающими его с трех сторон; в XVII и XVIII веках еще были видны следы поселения в этом месте» [3:2].
1 В книге В.И. Андросенко по этому поводу пишется так: «Мальчику помог случай. В 1873 году великий князь, совершающий поездку по Сибири, на один день заехал в село Самарово. В честь этого события самаровские и окрестные купцы собрали по подписке три тысячи рублей с тем, чтобы на проценты от этой суммы образовать стипендию и послать в Тобольскую гимназию мальчика их Самарово или окрестных деревень. Этим стипендиатом как лучший ученик (Х.М. Лопарев учился тогда в самаровском церковно-приходском училище - примеч. автора) и стал Хрисанф Лопарев
В 1882 году он с серебряной медалью окончил Тобольскую гимназию.» [1:7].
2 В одном из последних исследований, посвященных Ханты-Мансийскому району, даются следующие пояснения о возможных кандидатурах руководителей этой экспедиции: «По мнению историка Д.И. Копылова, походом в низовья Иртыша руководил сам атаман Ермак Тимофеевич, по другим версиям - поход возглавил один из атаманов Ермаковой дружины - либо Никита Пан, либо Богдан Брязга. Современные исследователи Р.Г. Скрынников и Е.К. Романдовская отрицают возможность участия в походе Б. Брязги, так как он погиб, по всей вероятности, еще в битве у Абалацкого озера» [2:13].
Из летописи также узнаем: в 15 верстах от устья Иртыша казачьи струги остановились у островов, против Самарской протоки. Берег Иртыша тут был крутым и обрывистым. На самой высокой из самарских гор располагалось урочище, окруженное земляным валом. Казаки подплыли к городищу на заре, когда караулы остяков еще спали.
Х.М. Лопарев приводит интересную деталь: «Рано утром, тихо подъехали казаки к остяцкому поселению, находившемуся на том месте, где теперь стоит церковь. Стража, поставленная Самаром, сверх ожидания, спала. Бряцания оружия и приготовления к бою разбудили остяков; поднялся поспешно и сам князь. Но что могли сделать остяцкие стрелы, когда со стороны русских неслись пули? Храбрый Самар со своими родственниками был один из первых, погибших от казачьей пули, и смерть его произвела подавляющее впечатление на всех остальных. Никто не хотел более сражаться, каждый из князьков заботился лишь о собственном спасении; безоружная горсть остяков, составлявшая население юрт, сдалась казакам. Но нужно было еще занять укрепление, для чего Богдану Брязге, невидимому, пришлось употребить более усилия. По народному преданию, дошедшему и до нас, Богдан, имевший всего 50 человек, употребил хитрость для скрытия малочисленности своего отряда: он приказал наделать чучел из всего, из чего только было возможно, и выставил их шеренгою на своих судах. Осыпаемые градом стрел, чучела покачивались, но продолжали стоять к немалому ужасу остяков, принимавших их за живых людей.
А между тем пальба с русской стороны шла своим чередом, и кончилась эта перестрелка тем, что укрепление было занято казаками. На нашей памяти еще находили пули на каменистом берегу городища...» [3:2-3].
Казаки остались в городище неделю и за это время привели к шерсти (присяге) население3 [2].
Сведения из Кунгурской летописи, написанной в конце 16 века одним из участников похода Ермака в Сибирь, безусловно, заслуживают внимания, поскольку содержат описания его экспедиции, а также ценные исторические и этнографические данные о Сибири. В пользу того, что здесь можно обнаружить достоверность в большей степени, нежели легенды и сказания, свидетельствует стиль изложения, пронизанный особенностями языка, свойственного казацкому люду. И последнее: вряд ли Кунгурскую Сибирскую летопись издал за свой счет современным типографским шрифтом к 300-летию присоединения Сибири к Российской державе корреспондент Археографической Комиссии А. Зост, если бы посчитал ее сведения неубедительными.
... Когда-то в месте слияния Иртыша и Оби находилось языческое святилище. Возможно, здесь был возведен языческий идол, о котором молва непосвященных судила как о Золотой Бабе - именно его лицезрели казаки Ермака и защищали воины князя Самара.
Воображение рисует новые картины. Какая она - эта Баба? До сих пор говорится разное, а зримых изображений с натуры так никто и не представил. Одни догадки. Может кто и видел ее, а кому-то, возможно, повезет в будущем. А пока же крепко хранится тайна этой священной реликвии Белогорья. Об этом божестве мы знаем из немногих отечественных и зарубежных источников, относящихся по времени к Средневековью и эпохам Возрождения и Просвещения. Например, одна из древнейших новгородских летописей - Софийская - впервые сообщает об этом идоле в связи с кончиной в 1398 году великопермского епископа, бывшего устюжанского инока Стефана, описывая нелегкие условия, в которых протекала миссионерская деятельность этого подвижника Православия: «Живяше посреде неверных человек, ни бога знающих, ни закона ведящих, молящихся идолам, огню и воде, и камню, и Золотой Бабе, и волхвам, и древью»[4:9].
3 «В списке начала XVIII века сохранился текст шерстяной грамоты этого времени. Из ее содержания следует, что местные татары, остяки и вогулы, дав присягу, становились подданными русского царя. Они обязаны были «по вся лета безпереводно» платить ясак Москве, с них также брались обязательства «на русских людей зла никакого не мыслить», «не изменять, к царю Кучуму и в иные улусы не отъехать и во всем правом постоянстве стоять крепко непоколебимо до века» [2:14].
.. .1517 год. Из книги ректора Краковского университета Матвея Меховского «Сочинение о двух Сарматах» европейский просвещенный мир узнает впервые о Золотой Бабе: «За землею, называемою Вяткою, при проникновении в Скифию, находится большой идол Zlota Baba, что в переводе значит золотая женщина, или старуха; окрестные народы чтят ее и поклоняются ей; никто, проходящий поблизости, чтобы гонять зверей или преследовать их на охоте, не минует ее с пустыми руками и без приношений: даже если у него нет ценного дара, то он бросает в жертву идолу хотя бы шкурку или вырванную из одежды шерстину и, благоговейно склонившись, проходит мимо».
Наконец, Сигизмунд Герберштейн, посол в Москве могущественного Максимилиана I, императора Saint empire - священной Римской империи германской нации, заинтересовавшись этим фактом, пишет в изданных 1549-ым годом «Записках о московитских делах»: «Рассказывают, или, выражаясь вернее, болтают, что этот идол, Золотая Старуха, есть статуя в виде некоей старухи, которая держит в утробе сына, и будто там уже опять виден ребенок, про которого говорят, что он ее внук. Кроме того, будто бы она там поставила некие инструменты, которые издают постоянный звук наподобие труб. Если это так, то я думаю, что это происходит от сильного непрерывного дуновения ветров в эти инструменты. <...> Все то, что я сообщил доселе, дословно переведено мною из доставленного мне «Русского Дорожника».
«Записки» Герберштейна выдержали в Западной Европе несколько изданий, выйдя в переводе на нескольких языках. Характерно, что в них впервые читатели могут познакомиться с изображением золотого идола. Например, на карте издания 1549 года Золотая Баба изображена стоящей в длинном платье, в простом головном уборе и с копьем в левой руке. На другой карте она уже в широкой царственной одежде поверх платья, на голове какой-то замысловатый убор, копье из левой руки переместилось в правую.
В книге, изданной в 1551 году, статуя на рисунке уже без головного убора, в довольно простой одежде. Копье снова в левой руке.
На карте 1557 года - опять новый вид. Старуха сидит на троне, в длинном просторном платье, на голове что-то вроде короны, в правой руке - жезл, подобный скипетру, а на левой сидит ребенок [4:11,13-15].
Автор художественной книги «Легенда о Золотой Бабе» Юрий Михайлович Курочкин представил целое собрание сведений о существовании этой святыни коренного населения Югры. Из него можно узнать, что в 1562 году англичанин Антоний Дженкинсон на составленной им карте России также поместил Золотую Бабу («Старуха с двумя детьми»), сопроводив изображение ее надписью, в которой сообщил об идоле нечто новое: «Золотая Баба (Zlata Baba), то есть - Золотая Старуха, пользуется поклонением у обдорцев и югры. Жрец спрашивает этого идола о том, что им следует делать или куда перекочевывать, и идол сам (удивительное дело!) дает вопрошающим верные ответы, и предсказания точно сбываются».
Об истукане, которого зовут «Златою Бабою» и числят «за Рифейскими горами в царстве сибирских татар», сообщает в 1565 году с чьих-то слов итальянец Рафаэль Барберини - дядя римского папы Урбана VIII, предприимчивый и начитанный человек, заядлый путешественник, удостоившийся благосклонного приема у самого Ивана Грозного.
В своем «Описании Европейской Сарматии» (1578 год) итальянец Алессандро Гваньини писал о Золотой Бабе: «Это подобие старой женщины, держащей ребенка на руках и подле себя имеющей другого ребенка, которого называют ее внуком. Этому истукану обдорцы, уг-ричи и вогуличи, а также и другие соседские племена воздают культ почитания, жертвуют идолу самые дорогие и высокоценные собольи меха, вместе с драгоценными мехами прочих зверей, закалывают в Жертву ему отборнейших оленей, кровью которых мажут рот, глаза и прочие члены изображения: сырые же внутренности жертвы пожирают, и во время жертвоприношения колдун вопрошает истукана, что им надо делать и куда кочевать: истукан же (странно сказать) обычно дает вопрошающим верные ответы и предсказывает истинный исход их дел. Рассказывают даже, что в горах, по соседству с этим истуканом слышен какой-то звон и громкий рев: горы постоянно издают звук наподобие трубного. Об этом нельзя ска-
зать ничего другого, кроме как то, что здесь установлены в древности какие-то инструменты или что есть подземные ходы, так устроенные самой природой, что от дуновения ветра они постоянно издают звон, рев и трубный звук» [4:16-18].
Таким образом, в мае 1583-го у подножия Самаровских гор столкнулись две веры - христианская и языческая.
После завоевания Сибири молва о Золотой Бабе стихает.
Избранта Идеса4, путешествовавшего по этим местам в конце XVII века, интересовало уже совершенно иное: «28-го (28 июля 1692 года - М.Р.) прибыли мы благополучно в Сама-ровской Ям, где я получил несколько гребцов и велел поставить мачты на больших судах для того, чтобы при попутном ветре мы могли плыть далее вверх по Иртышу, до Оби, ибо недалеко от Самаровского Яма Иртыш впадает несколькими протоками в знаменитую реку Обь.
Воды Иртыша светлые и прозрачные. Река берет начало в калмыцких землях. Юго-восточный берег на всем протяжении обрамлен высокими горами, там и сям поросшими кедром; северо-западная же сторона представляет собой низменные луга. На северо-западной стороне водится исключительно много больших черных медведей, волков, так же как красных и бурых лисиц. Там протекает также недалеко от Самаровского Яма впадающая в Обь речушка Касымка, по берегам которой водится лучшая по всей Сибири белка.»[5:90-91].
В своих записях он упомянул и о жителях, населявших Самаровский ям и его окрестности, находившихся на государевой службе: «Большая часть жителей здесь - русские ямщики, получающие ежегодно жалованье от его царского величества, за что они должны бесплатно обеспечивать подводами и рабочими присланных воевод и всех других проезжающих по служебным делам его царского величества в Сибири и за небольшую плату возить их летом по воде, а зимой по льду.» [5:91].
Отсюда можно узнать и о том, сколько времени добиралось посольство по Иртышу из Тобольска до Самаровского городка - с 22-го по 28 июля, неделю. Примерно, столько же дней по Оби и притокам до Березова, в который, четверть века спустя, сошлют петровского фаворита А.Д. Меншикова.
В этих местах с представителями дипломатической миссии произошел курьезный случай, иллюстрировавший верованья коренных жителей, населявших низовья Иртыша и берега, принявшей его воды, Оби.
Избрант Идес, который именовался спутниками не иначе как «господин посол», вспоминал: «Они называют своих богов шайтанами и могли бы, по правде говоря, называть сатаною. Однажды несколько остяков пришли ко мне на судно с рыбой для продажи. У одного из моих слуг была нюрнбергская игрушка - медведь с заводным механизмом внутри. Когда накручивали пружину, медведь бил в барабан, качал головой из стороны в сторону и закатывал глаза. Его завели и заставили играть. Как только остяки увидели это, они сейчас же совершили все обычные для верующих обряды, стали изо всех сил танцевать в его честь, мотать головами, свистеть или шипеть. Они приняли эту игрушку за настоящего и несомненного шайтана и говорили: «Что такое наши шайтаны по сравнению с этим? Будь у нас такой шайтан, мы бы его всего обвесили соболями и черными лисицами». Они спросили также, не продадим ли мы им эту вещь, но я велел ее унести, чтобы не дать повода к дальнейшему идолопоклонству» [5: 99].
Об этом же рассказывает и помощник посла, коммерсант Адам Брант: «Чтобы как-нибудь убить время, господин посол велел своему камердинеру показать им несколько аугсбургских игрушек искусной работы с заводным механизмом, в особенности же фигурку, одетую барабанщиком. Барабанщик был сделан так, что, как только он начинал бить палочками по барабану, у него поворачивалась голова, и закатывались глаза. Когда он показал эту игрушку остякам, те были
4 Избрант Идес, иноземный купец, приехавший в Россию торговать. Совершил в качестве русского посланника в 1692-1695 годах поездку в Китай. Помощник Петра I и один из промышленных деятелей Петровского времени, Идес принадлежал к многочисленной группе иностранных купцов и наемников, проникших в Россию в поисках наживы или карьеры.
целиком поглощены рассматриванием и ощупыванием ее, и, когда барабан внезапно застучал, остяки страшно перепугались, и не знали, что им делать. Барабанщик доиграл, остяки понемногу пришли в себя и, наблюдая движение его глаз и головы, начали чмокать губами, бить себя по голове, бросаться на землю и почитали его как самого обычного своего шайтана, над чем мы от всей души смеялись.
Затем им был показан такой же медведь, который стоял на двух задних лапах и бил в барабан, причем и у него закатывались глаза. И этому медведю остяки оказали божеские почести, но затем они дали понять, что им больше по душе был расфранченный барабанщик. Они все подошли к господину послу и, склонив головы, смиренно попросили отдать им барабанщика, обещая за него большие деньги. Однако же господин посол не отдал его главным образом потому, что не хотел быть пособником в их идолопоклонстве, и наотрез отказал в их просьбе» [5:115].
Проходят годы, и христианство в этом краю одерживает верх над суевериями.
С колонизацией этого края все больше и больше появляется православных храмов. Есть какая-то символика в том, что первая победа казаков над воинами князя Самара произошла именно в том месте, где ныне, в нескольких сотнях метров от Иртыша, стоит ханты-мансийская белокаменная красавица-церковь. С ней связана уже другая история. В ее ограде сегодня, в нескольких шагах от центрального входа, памятный камень с изображением сподвижника Петра I - Александра Даниловича Меншикова. По преданию, светлейший князь сделал здесь остановку на пути к окончательному месту своей последней ссылки - Березову. О чем думал Александр Данилович, отслужив благодарственный молебен по поводу того, что его путешествие подходило к концу? Наверное, вспоминал строки покаянного канона: «Не надейся, душе моя, на тленное богатство и на неправедное собрание, вся бо сия не веси кому оставиши, но возопий: помилуй мя, Христе Боже, недостойного».
А еще, возможно, подумал: не стоит эта треклятая власть того, чтобы из-за нее терять самых близких людей. В суетной погоне за призрачными ценностями он не уберег самого дорогого человека в своей жизни - любимой супруги, княгини Дарьи Михайловны, которую за кротость и доброту уважали и любили не только ее близкие. Не пережила она горя, внезапно обрушившегося на мужа, ослепшая от слез, так и не доехала до этих мест, умерев в пятнадцати верстах от Казани. С того времени не минуло и трех месяцев.
Зримо представил отставной вельможа умирающую жену, ее последние моления, вспомнились ее горестные рассказы о том, как за него просила на коленях о милости мальчика, пытающегося быть императором, его сестру великую княжну Наталью, их тетку - цесаревну Елисаве-ту, и не только их. Но все, к кому обращалась, оказались равнодушны к участи семьи несчастной женщины, даже в таком потрясении не потерявшей своего достоинства. Было это 8 сентября 1727 года, в пятницу, в день Рождества Богородицы, когда поутру к ним явился майор гвардии генерал-лейтенант Семен Салтыков с объявлением домашнего ареста. Соратник и продолжатель дела великого Государя не мог и предположить такое коварство: упал в обморок, пришлось ему пускать кровь. Не прошло и года с того дня, ему казалось тогда, что уже хуже просто не может быть, но тяжесть от потери милого мудрого друга Дарьи Михайловны, подписывавшей свои девичьи письма к их общему Господину из-за своей природной скромности «Дарья-глупая», ни с чем не сравнима. Вспомнилось, как по первому зову «свет Александра Даниловича» она скакала к нему верхом за сотни верст, терпеливо сносила разные мытарства во время перехода войск. Потом, через два с половиной года после венчания в Киеве 18 августа 1706 года (позади было уже восемь лет знакомства), в год Полтавской победы, жена принесла ему первенца, которого крестил Государь.
Время было военное, поход застал супругов в Белгороде. Крестный отец проявил особую милость, произведя крестника в поручики Преображенского полка, подарив «на крест» 100 дворов на выбор. Но Меншиков здесь не сплоховал, смело отвечал дарителю, что «деревни способной в 100 дворов не изыскал, а сыскал деревню в 150 дворов».
А примерно за два года до этого была еще одна милость - 30 мая 1707-го, в день своего рождения, Петр дал ему титул «светлейшего князя Российского и герцога Ижорского» с пожалованием в вечное его владение городов Копорье и Ямбург. Теперь дочь стольника и якутского воеводы Михайло Афанасьевича Арсеньева стала светлейшей княгиней, ее всюду сопровождал от-
ряд кавалерии, он ей шлет арапов и карлиц, которых подобает иметь титулованной особе. А она? Она остается по-прежнему простой, симпатичной женщиной, любящей Александра Даниловича, а не герцога Ижорского. Ему бы еще тогда постигнуть глубину мудрости «Дарьи-глупой», не радоваться высочайшему пожалованию, насторожиться: вон сколько вокруг завистников и поименитей, и породовитей. А он возгордился - первый княжеский титул из царских рук ему, сыну конюха, Государеву денщику .
Сам Петр предупреждал - берегись жульничества и корыстолюбия: «Ты мне представляешь плутов как честных людей, а честных плутами. Говорю тебе в последний раз, перемени поведение, если не хочешь большой беды». Однажды, не на шутку осердившись, высказал своей сиятельной супруге Екатерине, его, Александра Даниловича, ангелу-хранителю: «Меншиков в беззаконии зачат, во гресех родила его мать, и в плутовстве скончает живот свой; если он не исправится, то быть ему без головы...» Однако миловал Бог и при Петре, и при Екатерине.
Опала началась при внуке императора - Петре II. Сам виноват. Возмечтал стать императорским тестем. Стал забывать заветы покойного Государя о том, где должно ему занимать свое место.
. Думал так или иначе Александр Данилович у подножия Самаровских гор перед последним броском в Березово - кто знает? Одно известно точно: на том месте, где Православие одолело язычество, до настоящей победы христианской добродетели было еще далеко. И до Петра, и при нем, и после - лихоимство, казнокрадство, взяточничество и местничество так и не перевелись. Виновных строго наказывали, вплоть до мучительной казни. Показательна в этом отношении участь первого сибирского губернатора - Матвея Петровича Гагарина: его труп провисел более семи месяцев под окнами Юстиц-коллегии в назидание подданным Петра I. Два года длилось расследование после увольнения с должности, 16 марта 1721 года состоялась казнь, а через год, в апреле 1722-го последовал царский указ: чиновникам не играть законами в свою пользу, как картами, «чего нигде в свете так нет, как у нас было, а отчасти и еще есть.»[6:34-35]. В завершении указа было повеление: наклеить его на «доски с подножием», которые должны быть установлены во всех присутственных местах «яко зерцало перед очами судящих». Пребывание в Тобольске, Самаровском яме, Березове, возможно, напомнило Меншикову - посетителю присутственных мест - его вину, заключавшуюся в том, что он, прежде чем вершить свои государственные дела, как слуга закона, забывал заглядывать в это «зерцало», приводя свои помыслы в соответствие с совестью и благом государства. И всплыли в памяти светлейшего замечательные слова его единственного Государя: «Буде кто сей Наш указ преступит под какою оговоркой не есть, следуй правилам Гагариновым: тот яко нарушитель прав государственных и противник власти казнен будет смертию без всякой пощады; и чтоб никто не надеялся ни на какие свои заслуги, еже ли в сию вину попадет»[6:35].
Однако «порушенный» Меншиков, как и его дочь Мария, «порушенная» императорская невеста, вернувшая обручальный перстень, сумели преодолеть в себе мирские страсти, ни на кого не затаив обиду, они обратились к Богу, а не к идолу - и тем самым уберегли свои души. Искупил ли топор светлейшего, когда-то рубившего головы стрельцам, грехи своего хозяина, выстроившего в своем последнем прибежище церковь Рождества Пресвятой Богородицы с приделом святого Ильи-пророка, не нам судить. Но память о нем осталась не только в Березове, но и в нынешнем Ханты-Мансийске, в ограде церкви в честь Покрова Богородицы.
ЛИТЕРАТУРА
1. Андросенко В.И. Ханты-Мансийск. - Свердловск,1979. С.7
2. Н.И. Загороднюк, Ю.Н. Квашнин, А.Ю. Конев, И.А. Ломакин, В.Г. Усманов. Самаров-ский край: История Ханты-Мансийского района. /Под ред. А.Ю. Конева и В.Г. Усманова. - Тюмень, 2003. С.13.
3. Лопарев Х.М. Самарово, село Тобольской губернии и округа: Хроника, воспоминания и материалы о его прошлом. - Тюмень, 1997. С.2
4. Курочкин Ю.М. Легенда о Золотой Бабе. - Свердловск, 1963. С.9
5. Идес И., Бранд А. Записки о русском посольстве в Китае (1692-1695). - М., 1967. С.90-91
6. Гриценко Н. Возрождение «зерцала».// Журнал «Югра», № 8, 2003, Ханты-Мансийск. С. 34-35.
