CC BY
58УДК 811.161.1'27
РАЗМЫШЛЕНИЯ О ТОМ, КАК ДОЛЖНА ПОНИМАТЬСЯ БОРЬБА ЗА ЭКОЛОГИЮ ЯЗЫКА
О.Б. Сиротинина
В статье рассмотрены возможные смыслы термина «экология» в применении к языку, некоторые сложные для такого определения факты, сделана попытка разграничения разных отраслей языкознания по предмету и цели исследования речи и/или системы языка в отношении к экологии, представлен ряд проблем русского узуса с точки зрения его экологич-ности.
Ключевые слова и фразы: лингвоэкология, экология языка, экология речи, речеведение, система, узус, адресант, адресат, русский язык, баланс отношений, изменения.
THOUGHTS ON THE WAYS TO UNDERSTAND THE LANGUAGE ECOLOGY BATTLE
O.B. Sirotinina
The article deals with some possible interpretations of the term "ecology" in connection with the language and some complicated for such a definition facts. An attempt is made to differentiate between different branches of linguistics by the object and the purpose of speech research and/or the language system with respect to ecology; some problems of the language usage in terms of its ecological compatibility are also discussed.
Keywords and phrases: ecolinguistics, language ecology, speech ecology, speech studies, system, usage, addresser, addressee, the Russian language, balance of relations, changes.
Формула «Бороться за экологию языка» впервые была мною использована примерно четверть века назад, но вызвала яростное сопротивление представителей естественных наук как совершенно неправомерная. Я доказывала, что сохранение среды обитания, обычно так понималась борьба с нарушителями экологии, вполне применима и к речевой среде, окружающей человека. Тогда (весной 1991 г.) как раз была развёрнута борьба с порчей языка, засильем в речи ненужных заимствований из английского языка, жаргониза-цией речи, снятием табу с обсценной лексики и т.д. [Караулов 1991]. Ещё более актуальными вопросы борьбы с засорением русской речи стали в конце 90 -х гг. [Горбаневский 2000; Дуличенко 1994; Сиротинина 1999; Колесов1998; Шапошников 1998], что в конечном счёте привело даже к созданию в 1995 г. особого Совета по русскому языку при Президенте России (впоследствии при Правительстве РФ). Результатом работы этого совета явилась Федеральная целевая программа «Русский язык», что позволило создавать и издавать нормативные словари разных типов (до этого издавались только словари жаргонов и мата, переиздавался словарь В.И. Даля). Совместно с Госдумой был разработан Закон
177
о государственном языке РФ, поддержаны исследования современной русской речи, в Интернете создан портал gramota.ru и т.д.
Изменилась языковая политика российских СМИ (перелом наступил в 2005 г.) -прекратилось начавшееся было в конце ХХ в. формирование литературно -жаргонизирующего типа речевой культуры, но тревога за окружающую нас речевую среду, да и за судьбу самого русского языка осталась, а следовательно, актуальна и борьба за экологию речи и языка. Обострился и вопрос о её понимании.
В словаре Л.П. Крысина экология толкуется как «наука, изучающая взаимоотношения человека, животных, растений, микроорганизмов между собой и с окружающей средой» [Крысин 2005], близкое к нему толкование дается и в словаре под ред. Н.Ю. Шведовой: «Экология - наука об отношениях растительных и животных организмов друг к другу и к окружающей их среде» [Толковый 2007].
Как особую науку - лингвоэкологию включили в свой словарь учёные Сибирского федерального университета: «Лингвоэкология - отрасль (направление) языкознания, предметом изучения которой является состояние языка и языковой (речевой) среды; изучение факторов, влияющих (негативно или позитивно) на развитие языка и речевой культуры; путей и способов защиты языка от негативных явлений, в т.ч. от не мотивированных социальных и культурных потребностей внешних и внутренних заимствований, вульгаризации речи, лексической и фразеологической эрозии (обеднения) и т.д. Особенностью подхода к фактам языка и речи является их социальная оценка с учётом исторических условий и тенденций развития данного языка, факторов системы и нормы, критериев социокультурного, этического и эстетического порядка» [Эффективное... 2012: 301-302].
Все эти толкования бесспорны, хотя лингвоэкология пересекается с такой же молодой и ещё не устоявшейся отраслью языкознания, как речеведение [Кожина 2010]. Думается, что их различие состоит в приоритете целей: речеведение нацелено прежде всего на выявление и систематизацию речевых фактов, а лингвоэкология - на сохранение окружающей среды (в данном случае - речевой) или сбалансированности языковой системы, однако достаточно ли этого для языка, который должен не сохраняться, а развиваться -именно об этом данная статья.
В обыденном сознании и речевом употреблении под экологией всегда понимается просто сохранение среды обитания. См., например, в статье «Природное чувство» (Поиск. 2013. № 33-34) слова доктора филологических наук профессора Мордовского университета А. Сычёва: Способность отказаться от каких-то благ ради сохранения (выделено мною.
- О.С.) окружающей среды демонстрирует, что у человека есть убеждения, а не только потребности. Готовность защищать свои экологические права <...> экологическая озабоченность - естественное чувство. А в статье «Вывезет сильнейший» (Там же) институт безопасности труда и экологии в горнорудной и металлургической промышленности.
В определениях отрасли науки акцентируется именно баланс взаимодействия разных составляющих ландшафта и его обитателей, хотя в естественных науках и в задачи данного издания включено уже не только изучение негативно влияющих на окружающую среду, на систему языка и его реальное состояние (функционирование в речи) фактов и факторов, но и пути и способы защиты среды, языка, его обогащения и развития.
Как и организаторы издания, автор данной статьи понимает под задачами лингво-экологии не только сохранение, но и обогащение и развитие языка, изучение способов эффективной коммуникации, борьбы с подстерегающей нас едва ли не на каждом шагу рискогенностью общения. Простое сохранение системы языка привело бы к его омертвлению. Язык - средство взаимодействия людей в непрерывно изменяющемся мире, поэтому тоже должен изменяться, иначе обеспечить это взаимодействие в новых условиях сохранившийся, но не изменившийся язык был бы не в состоянии.
В задачи лингвоэкологии входит изучение разнонаправленных процессов: процесс облегчения умственных усилий адресанта при переводе мыслей с универсального предметного кода (УПК) в его индивидуальном варианте на принятый в данном сообществе языковой код и процесс облегчения усилий адресата при переводе с полученного языкового кода на свой вариант УПК (см. об этих процессах [Жинкин 1982]).
В общении в разных сообществах (семья, друзья, профессиональное единство или отсутствие такового, разная степень официальности, непосредственное или опосредованное общение и т.д.), условиях и формах речи (устная или письменная) человек использует разные варианты принятого языкового кода (литературный язык, диалект, жаргон, просторечие, внутри литературного языка - определённый функциональный стиль и даже его разновидность). Очевидно, в лингвоэкологию входит и изучение целесообразности или нецелесообразности выбора варианта кода. Однако главная задача лингвоэкологии -изучение целесообразности такого выбора в пределах литературного языка. И отсюда ещё одна задача - выявление целесообразности/нецелесообразности происходящих в литературном языке изменений (обогащение или обеднение системы языка).
Остановлюсь только на некоторых процессах, которые наблюдаются в общении людей, пользующихся литературным русским языком.
Период конца ХХ в. - начала XXI в. для литературного русского языка ознаменовался двумя очень изменившими его тенденциями. Одна - отказ от советского новояза с подавляющим приоритетом письменной формы речи - раскрепощение языка. Однако позитивные следствия этого «утонули» в негативных. Спонтанность устной речи «разрешила» её загромождение словами-паразитами, «свобода» адресанта сняла табу даже с мата, не говоря уж о просто грубой и нелитературной лексике в официальной речи. В результате и письменная речь, прежде всего в художественной литературе и СМИ, жаргонизировалась и даже криминализировалась [Сиротинина 2013].
Другая тенденция - мода на всё англо-американское в условиях глобализации мира и слома прежнего общественного строя - привела к «наводнению» русского языка иностранными заимствованиями, далеко не всегда вынужденно необходимыми. Так, в СМИ и торговле конца ХХ в. перестало употребляться слово подросток с ясной внутренней формой и словообразовательными возможностями (подростковый), заменившись тождественным по смыслу, но непонятным тем, кто не знает английского языка, словом тинейджер. Слово подросток после 2005 г. снова стало употребляться и фактически вытеснило тинейджер.
В основном сейчас употребительны те заимствования, которые нужны. Либо они закрывают какие-то лакуны в лексической системе (риелтор, банкинг, супер, дилер, брокер и т.д.), либо обогащают синонимические ряды обозначением существенных оттенков смысла: киллер - заказной убийца; бой-френд - больше, чем друг, но не просто любовник; электорат - не просто избиратели, но именно совокупность избирателей, объединённых по какому-то признаку (электорат Жириновского, малообразованный электорат, националистический электорат и т.д.). Конечно, и без этих заимствований можно обойтись (наёмный убийца, избиратели Жириновского), но обозначение одним словом - собирательным существительным точнее, чем более экологичные наёмный убийца или обозначение множественным числом (избиратели), а бой-френд - чем гражданский муж и любовник, к тому же это слово не вносит грубого осуждения, которое явно ощущается в слове сожитель, да и в слове любовник.
Словообразовательную систему уже давно обогатили заимствованные суффиксы -ер, -ация, -ат, которые продолжают активно участвовать в новых образованиях, а с конца ХХ в. всё больше набирает активность новый для русской системы словообразования суффикс
-инг. При этом не всегда учитывается принципиальная разница русской и английской грамматической системы: в английском языке нет флективных разграничений частей речи (одна и та же словоформа может быть и существительным, и глаголом, и прилагательным), тогда как в русском у каждой части речи своя система словоизменения при помощи флексий. В результате при включении ряда заимствованных слов (банкинг, джипинг, лифтинг) нарушаются нормы русского словообразования процессуальных существительных при помощи нового для русского языка суффикса -инг от глаголов (мониторить -мониторинг, новое шопить - шопинг). Но реально шопить в отличие от шоп, шопинг и даже шопер употребительным не стало, а банкить, джипить, лифтить вообще не встречаются. Однако сам суффикс -инг настолько активен, что уже на русской почве, а не в результате заимствования образованы и используются в оппозиционной прессе процессуальные существительные путинг, пехтинг, малкинг, маргеллинг, образованные от фамилий президента, депутатов, сложивших из-за нового закона свои полномочия, и официального представителя РФ в Африке. А в «Московском комсомольце» используются новые «коммерческие образования», тоже с помощью суффикса -инг (коворкинг от английского coworking - совместная работа и вендинг - видимо, от английского vender - продавец). Коворкинг, производное от него коворкинговый (коворкинговые услуги) - новшество не только в языке, но и в жизни. Заимствованное и вне контекста статьи непонятное даже специалистам-англистам слово коворкинг обозначает появившийся у нас тип бизнеса -предоставление в аренду не помещения, а рабочего места для организации, ведения бизнеса (см. статью «Короли коворкингов» в МК 15.07.13). Коворкинги бывают частные и муниципальные, в чьей-то квартире и на 300 разных фирм: предоставляется выход в Интернет, но может быть и детская комната, и столовая. Ясно, что фактически это номинация уже не только и даже не столько обозначение процесса совместной работы, о чём говорит и употребительность формы мн. ч., сколько обозначение особого типа бизнеса, организации. И вендинг (а от него производные вендинговая торговля, вендинговый магазин) опять же не только и не столько процесс, сколько вид торговли (через уличные автоматы).
Ни у одного из этих слов в русском языке нет производящей основы глагола, но нет и производящей основы существительного, что очень затрудняет понимание подобных образований массовым адресатом. Ещё в одном слове с суффиксом -инг производящая основа уже давно адаптировалась в русском языке, но, как показывают вопросы радиослушателей в «Службу русского языка» на саратовской ВГТРК, эта связь у слов консалтинг,
консалтинговые услуги с уже привычными консультация, консультировать из-за разных способов транслитерации (с опорой на буквы или произношение) не ощущается.
И встает вопрос, нарушается ли в этих случаях экология, несмотря на целесообразность заимствований, обогащающих лексикон, но искажающих систему словообразования. Сохранения системы, даже с теми изменениями, которые сформировали новый баланс отношений между её составляющими в начале XXI в., тут явно нет. Но есть обогащение системы, и есть потребность в этом, то есть формируется новый баланс отношений между системой языка и её носителями-творцами этого языка.
Кроме нарушения баланса в системе некоторые новые термины создают и явный дисбаланс в общении с адресатом. Кроме вышеприведённых, это ещё и, например, буктрейлер и видеотизеры. Для многих первая часть (бук-, видео-) этих терминов понятна, но вторая наталкивает на неправильное понимание (суффикс -ер ассоциируется в речевом сознании с деятелем) или просто непонятна. Не до конца проясняется смысл этих слов и в контексте: Всероссийский конкурс-парад буктрейлеров (представление о создателях, продавцах книг), но дальше: создавать видеотизеры к книгам будут четыре месяца. Речь идет прежде всего о детях: поможет ли буктрейлер привлечь внимание к книге? Писатель Шаргунов рассказал, что как раз приехал со съёмок буктрейлера по его новой книге «1993» <...> было бы неплохо создать серию буктрейлеров от известных режиссеров, снятых по любимым книгам. Возможно так буктрейлеры станут модным увлечением и у начинающих (РГ 28.08.13).
В результате прочтения статьи становится ясно, что речь идет не о людях, но остается неясным, что же все-таки представляют собой буктрейлеры и чем они отличаются от видеотизеров.
Очевидно, что это новые явления, отличающиеся от уже известных, так что в особых обозначениях есть потребность. Насколько мне удалось понять, это что-то типа рекламного ролика, дающего завлекающее представление о книге (не вхожу в проблему пользы или вреда для молодёжи), и, конечно, в условиях глобализации мира проще использовать заимствование, обогащающее русский лексикон.
Однако есть и сомнение в отношении экологии языка и речи. Если в результате увеличения лексикона система обогащается, то есть появляются новые, но системные, образования (лифтинг), обозначающие процессы, это можно признать, хотя и с сомнениями, экологичным изменением. Другое дело - коворкинг и вендинг, тоже обогащающие лексикон, но разрушающие и новую, только что сложившуюся системность (существи-
тельные с суффиксом -инг - обозначение процессов). Баланс отношений адресант - адресат в их конкретном употреблении в МК (Московском комсомольце) сохранен благодаря разъяснению и формы (из английского coworking), и смысла (совместная работа), в употреблении слова вендинг - только смысла из всего текста статьи. Но всё же и тут можно (с сомнениями) говорить о ненарушении экологии речи.
А вот употребление в РГ (Российской газете) слов буктрейлеры и видеотизеры и в отношении экологии языка, и в отношении экологии речи, думается, недопустимо. Конечно, это отдельные коммуникативные неудачи, но, как известно, количество переходит в качество, и накопление таких «обогащений» заслуживает специального исследования как в речеведении, так и в лингвоэкологии, однако само их появление - нарушение экологии как языка, так и речи.
Из сказанного следует, во-первых, необходимость дальнейших уточнений понятий лингвоэкологии: предмета этой науки и её целей - борьбы за экологию языка. Надо ли поощрять подобные включения в тексты СМИ новых для русского языка слов? И где границы подобных заимствований и словотворчества?
Рассмотренные выше заимствования всё-таки обогащают систему. А что её засоряет? Если оставаться в рамках «инговых» форм, то правомерно ли внедрение в русские тексты таких, например, слов, как банкинг (несистемное образование от существительного, но с опорой на него и потому всем понятное) и пехтинг - не только от имени собственного, а не нарицательного образованное, но и далеко не всем, говорящим по-русски, понятное? А ещё более сомнительное для понимания вендинг и коворкинг?
Надо сказать, что особенно отличаются созданием неологизмов авторы оппозиционных текстов СМИ: это и «инговые» формы от имен собственных, и (видимо, по аналогии с советским одобрямсом) период позднего впечатлямса (КП 20.08.13) - слово, конечно, потенциальное, понятное по своей внутренней форме, тем более в определенном контексте, но экологично ли оно?
Однозначно не экологичны, с моей точки зрения, засоряющие и огрубляющие русскую речь (не хочу считать их уже вошедшими в литературный русский язык, которым как государственным должны пользоваться СМИ), широко употребляемые в передачах «Особое мнение» на радиостанции «Эхо Москвы» словечки типа на фиг, ни фига себе, используемые в том числе и такими высококультурными участниками этой передачи, как Н. Сванидзе, Л. Радзиховский (в одной из передач в его речи их было 18).
Аналогично обстоит дело с грубыми словами. Конечно, мат был и будет всегда, но он был строго табуирован (не при женщинах, не при детях). Всё послевоенное десятилетие я ездила в диалектологические экспедиции, объехала множество сёл Саратовской и Курской областей, но ни разу ни при мне, ни при студентках матерных слов не произносилось, хотя при студентах, по их словам, бывало. Теперь же трудно пройти квартал и не услышать мат. При этом обсценизмы утратили не только свою табуированность, что явно нарушает экологию русской речи, но и свою предельно негативную экспрессивность, нередко употребляются как хезитатив или привычное слово-паразит. Показательны такие факты:
1. Депутат, оскорбивший во время митинга женщину - ветерана войны, оправдываясь на суде, заявил: Все мои друзья могут подтвердить, что у меня каждое второе слово такое.
2. Закон о государственном языке целых 7 лет обсуждался из -за сопротивления депутатов запрету на мат в общественных местах (Как же без него!).
3. И, наконец, я невольно стала свидетелем восторженно матерящихся молодожёнов по поводу удачной покупки.
Безусловно, ханжество советского периода - замена в школьной хрестоматии в стихотворении Пушкина «К Чаадаеву»: слово сволочь (не как оскорбление, речь о глагольных рифмах) заменялось тремя точками, хотя и в этой строчке, и вообще в XVIII - начале XIX в. не было бранным словом.
Слово задница я впервые увидела в переводном романе Л. Фейхтвангера «Успех», чем была просто потрясена. Увы, но теперь и сволочь, и стерва, и задница, и дерьмо употребляются совершенно свободно, с некоторыми ограничениями только их ещё большие дисфемизмы на буквы ж и г. Это не мат, но, с моей точки зрения, такое огрубление литературного языка всё-таки нарушает экологию и окружающей нас речевой среды. Ещё недавно в ходу были различные эвфемизмы (пятая точка; то, что пониже спины и т.д.), термины (экскременты, естественные отправления, кал), теперь чуть ли не эвфемизмом становится дерьмо.
Думается, что явно неэкологичен отказ в СМИ от отчества и широкий переход на ты под влиянием английского неразличения ты и вы в едином для обращения к людям -уои. Экологично ли такое нарушение устоявшихся в русской среде норм общения?
На большинство поставленных мною вопросов, а их гораздо больше, чем приведено в данной статье, ответов у меня нет. Однозначно неэкологична не только повышенная
грубость, безусловно, мат, но и явная небрежность речи как проявление неуважения к адресату. С моей точки зрения, ничем нельзя оправдать построения типа Я как бы благодарна; Я как бы согласен; ельцинское бесконечное понимаешь в единственном числе при том, что он ко всем, кроме членов семьи (и, возможно, друзей), ни к кому на ты не обращался.
Однако, если в качестве одного из критериев экологичности речи мы примем баланс соотношения «выигрыша» для адресанта и адресата, факты неэкологичности современной речи станут чуть ли не регулярными.
Наводнение речи заимствованными словами в 90-е г. ХХ в. привело к сомнениям в продолжении существования русского языка, а не превращении его в русланг [Данн 1998], а наводнение жаргонизмами - к суждению о смерти литературного языка [Дуличенко 1994]. Конечно, теперь уже нет сомнений в том, что литературный язык, несмотря на все встряски, сохранился и продолжает развиваться, но угрозы сохранились тоже. Одна из них - чрезмерное, фактически помимовольное влияние на речь населения речи в СМИ, при том, что она далека от эталона хорошей речи. Во-первых, из-за их естественного стремления к оперативности информации (современная техника позволяет буквально мгновенное информирование через прямой эфир и Интернет) у журналистов нет времени на обдумывание речи.
Во-вторых, к сожалению, далеко не все журналисты - носители полнофункционального типа речевой культуры и у них нет привычки пользоваться словарями.
В-третьих, тоже к сожалению, журналисты нередко отличаются самоуверенностью, в том числе и в своих знаниях языка. Характерный пример - одна из статей несомненно талантливого журналиста «Новой газеты» С. Новопрудского, поучающего власть в том числе и в отношении ненормативности словосочетания наводить порядок (по его мнению, порядок нельзя наводить, хотя это словосочетание указано в БАС как устойчивое выражение, а в словаре под ред. Н.Ю. Шведовой приведено как типичный пример).
Самоуверенность позволяет журналистам делать явные ошибки (вирус холеры; артефакт как нечто неизвестное, вулканическое образование; нелицеприятные факты и т.д.), создавать нелепые сочетания (у нас достаточно много преступлений; у нас с детсадами состояние достаточно недопустимое, очень частотные достаточно мало, редко, плохо).
В-четвертых, во многом из-за боязни судебной ответственности в СМИ во много раз усилилось представление информации без указаний на конкретного деятеля - неопреде-
лённые конструкции и обобщённо-диффузная лексика (пресса, власть, оппозиция, журналисты, депутаты) - и на конкретные задачи, объекты действия (оптимизировать, принять меры, добиться улучшения). В результате формируется уже постсоветский новояз, характеризующийся такой же псевдоинформативностью, как и советский. См., например, фрагменты из статьи в РГ 28.08.13 с выделенными мною обобщённо-диффузными существительными. Из статьи «Глава правительства пообещал авиастроителям дальнейшую господдержку»: Тем временем главу кабмина ожидали на пленарном заседании Международного авиационного конгресса. Выступая с речью глава правительства обещал авиастроителям дальнейшую поддержку, назвав ее одним из ключевых условий для развития отрасли. «Главное сегодня - обеспечить устойчивый платежный спрос, помочь как можно быстрее выйти на необходимые объемы производства и на рентабельность по уже начатым проектам, создать необходимый запас прочности для разработки и запуска новых высокотехнологичных продуктов», - перечислил задачи премьер. Всех производителей государство поддерживало и будет поддерживать в рамках существующих процедур и правил Всемирной торговой организации и Организации экономического сотрудничества.
Пока что у авиационного рынка благоприятное финансовое будущее. Дмитрий Медведев спрогнозировал, что, несмотря на различного рода проблемы и кризисы, его объем может превысить один триллион рублей.
Выделены мною только существительные с разной степенью диффузности, но кроме них диффузность несомненно содержит в своём значении и такие прилагательные, как устойчивый, платёжный, уточняющие понятие спрос, который может быть и неплатёжным (спрос на бесплатные медицинские услуги) и неустойчивым, но всё-таки конкретного содержания в этом фрагменте определения не получают: так же обстоит дело с прилагательным ключевых, необходимые, причастием начатые, новых и высокотехнологичных. В какой-то степени элемент диффузности ощущается и в прилагательных благоприятное, финансовое.
Получается, что диффузно фактически почти каждое слово текста. С одной стороны, это закономерно (уже говорилось, что без обобщённых обозначений язык как средство общения просто не может существовать), но с другой стороны, у обобщающих обозначений разная степень диффузности. У таких слов, как глава, кабмин, благоприятный она намного меньше, чем у слов условие, развитие, начатый, ещё больше диффузность ощущается в словах речь, разработка, запас. Фактически полнодиффузны прономинализи-
рованное в рамках и местоимения. Но, как уже говорилось, необходим и баланс, которого в данном отрывке явно нет: действительно конкретным оказывается только имя собственное и в какой-то мере числительное один триллион (однако снабжённое диффузным превысить). А в результате получается, что всё сказанное непроверяемо.
Аналогично обстоит дело с фрагментом из статьи: «Доллар будет стоить 35 рублей» (в том же номере РГ): КУРС доллара по итогам этого года в среднем составит 32 рубля, но к 2016 году наша валюта может ослабеть до уровня 34,9. Такие цифры назвал замминистра экономического развития Андрей Клепач на специально созванном брифинге, темой которого стал уточненный прогноз экономического развития России на 2013-й и период 2014-2016 годов.
В прогнозе представлены два сценария, уточнил чиновник, но оба можно назвать консервативными, связанными с невысокими темпами роста, которые будут отставать от среднемировых темпов роста экономики и не предполагать опережающего развития.
Одним из отличий сценариев Андрей Клепач назвал данные по оттоку-притоку капитала. Он повторил, что в этом году вероятен отток от 70 до 75 миллиардов долларов, и первый сценарий, который является более консервативным, предполагает постепенное снижение объемов - в следующем году до 30 миллиардов долларов, а в 2015 году - до 10 миллиардов долларов.
И в статье «Валокордин без рецептов» (в том же номере РГ):
ШКВАЛ писем и звонков обрушился на наркоконтроль в связи с появившейся в некоторых СМИ информацией о том, что якобы такие лекарственные препараты, как корвалол, валокордин, валосердин и андипал, содержащие вещество фенобарбитал, будут отпускаться по спецрецептам. И, мол, инициатива исходит от наркополиции.
В пресс-службе ведомства корреспонденту «РГ» заявили, что сейчас ежедневно им звонят десятки граждан и директоров аптек со всей страны. Многие просто в панике: что нам теперь делать?
В наркоконтроле официально заявили: никаких ограничений и спецрецептов на эти препараты вводиться не будет.
Там уточнили, что в соответствии с законом о наркотиках некоторые меры контроля могут исключаться для препаратов, содержащих малое количество подобных веществ.
В третьем фрагменте отсутствуют даже имена собственные, заменённые особыми журналистскими обозначениями в некоторых СМИ, в наркоконтроле, там, настолько
неопределёнными, что журналист может не опасаться неточности обнародованной информации. Широта использования такого приёма, порождающего безответственность и власти, и всех россиян, приводит к неинформативности постсоветского новояза (см. также [Кормилицына 2009]).
Разумеется, в системе любого языка необходимы не только конкретные слова, обозначающие конкретные предметы, явления и процессы окружающего мира, действия людей и их имена, но и обобщённые (предмет, действие, животное, человек, идти, и т.д.), а также предельно диффузные местоимения. Без обобщённых и диффузных обозначений общение стало бы невозможным из-за неисчислимого множества нужных обозначений, которые немыслимо помнить. Однако в соотношении конкретного и обобщённо-диффузного необходим баланс. Его нарушение вредит экологии не только речи, но, в конечном счёте, и языка. С одной стороны, это удобно для адресанта, но нередко затрудняет восприятие адресатом смысла, сказанного и задуманного адресантом [Сиротинина 2013]. Аналогично обстоит дело с использованием специально выстроенных неопределённых конструкций (не только неопределённо-личные и безличные предложения, но и типичные для СМИ метонимические построения типа Москва отказалась, предложила, начала переговоры, обезличенные В (название организации) сообщили ... и т.д.).
Подводя итог всему сказанному, вынуждена отметить, что проблема экологии языка очень тесно (гораздо более тесно, чем это затронуто в статье) связана с речевой культурой и культурой речи человека, поскольку ориентирована не только на систему языка и её реализации, но и на факты более или менее эффективного взаимодействия адресанта и адресата.
Кроме того, следует уточнить соотношение отраслей языкознания, формирующихся в настоящее время: речеведение, дискурсивная лингвистика, лингвоэкология, между которыми много общего, но, очевидно, различны основные цели и задачи.
Думается, что сам термин экология языка может обозначать не только отрасль языкознания, но и проявление заботы о языке, что реально используется в трудах лингвистов и в СМИ. Но тогда актуально не только выявление негативных фактов в изменении языка, способов их предотвращения, но и обращение внимания на установленные мною факты своеобразного самоочищения языка [Сиротинина 2013]. Если говорить коротко про эти замеченные мною процессы, то я пока не могу объяснить ни «механизм» их возникновения, ни под действием каких факторов он набирает обороты. Однако регулярный мониторинг многих СМИ (одних и тех же на протяжении нескольких десятилетий) показывает реаль-
ность этого процесса, который, к сожалению, затрагивает далеко не все негативные изменения, но явно проявляет себя на разных языковых явлениях: постепенный отказ от ряда типичных в конце ХХ в. ошибок в ударении, словоизменении, обеднения синонимических рядов, неправомерной сочетаемости и т.д. И если некоторые факты (ударения, вытеснение ненужных заимствований и просторечных словечек) ещё можно как -то объяснить усилением работы лингвистов, другие, связанные с ролью так называемой слабой семантики (термин А.Н. Баранова), объяснению пока не поддаются, но факты -упрямая вещь.
Особенно отчётливо этот процесс начал осуществляться в узусе с середины 2012 г.: всё меньше неправильного употребления слов число и достаточно при росте количество и довольно; в синонимическом ряде сходный - похожий - просторечное схожий явно сдаёт свои позиции схожий, вытесняемое словом похожий; очень разнообразным становится ещё недавно до предела обеднённый синонимический ряд лексического наполнения обстоятельства меры, степени (при недавно модном крайне и современном преобладании очень он включает в себя в 2013 г. чрезвычайно, глубоко, невообразимо, беспредельно, особенно, вряд ли целесообразно страшно и ужасно в положительно оценочном значении и т.д.). И этим процесс самоочищения, или восстановления экологии, не исчерпывается, но соотношения цифр наблюдаемого употребления становятся прямо противоположными тому, что было даже в первой половине 2012 г.
Не поддаётся пока объяснению зафиксированное мною же отсутствие таких подвижек в употреблении просторечного аккурат, заменившего у большинства журналистов синонимический ряд, включающий как раз, прямо около, ровно, точно; устойчивость ошибочного употребления нелицеприятно, нелицеприятный, несмотря на свою ясную внутреннюю форму; совершенно (правда, уже более полувека назад) вытеснен глагол надеть (даже высококультурными людьми используется только одеть). Это явное обеднение не только узуса русского языка, но уже и самой системы, хотя словари по -прежнему глагол надеть включают.
Привычки обращения к словарям у большинства населения России нет, чему способствует и их дороговизна (замкнутый круг взаимозависимости цены и тиража), но и в словарях глаголы надеть и одеть противопоставлены нечётко: одно толкуется через другое [Сиротинина, Мякшева 2012], а в языковом сознании подавляющего большинства россиян разница в значении этих глаголов вообще не ощущается (один из «болевых» участков системы русского языка [Сиротинина 2013]), что и влияет на узус. По данным
Национального корпуса русского языка (www. ruscorpora.ru) ошибочное употребление глагола одеть встречается ещё в XVIII в. и с каждым веком нарастает. Несомненно, этому способствует и отсутствие у глагола надеть производных, в то время как основа глагола одеть очень продуктивна (одежда, одеваться, одеяние).
Утрата надеть - обеднение лексической системы, но нарушает ли оно экологию языка, если учесть отсутствие баланса не только в функционировании этих синонимов, но и в их словообразовательной активности в системе русского языка?
Все сказанное заставляет меня различать лингвоэкологию (экологию языка и речи как отрасль языкознания, в которой исследуются все такие факты и факторы, способствующие и предупреждающие негативные изменения) и экологию языка и речи в понимании сохраняющегося или формирующегося баланса между составляющими систему языка единицами и принятыми правилами их использования в узусе (экология языка), а также баланс взаимодействия в общении адресанта и адресата - конвенция этого взаимодействия (экология речи).
Экология языка в приведённом значении этого термина должна изучать не только употребление языковых единиц (основная задача речеведения), но и «болевые» участки системы - один из факторов негативных изменений узуса - частотные речевые ошибки.
А экология речи, на мой взгляд, должна сосредоточиться на лингвистических и коммуникативных неудачах в общении адресанта и адресата (нарушениях конвенций в употреблении нелитературного, диффузного и функционально-стилевого, а также всех случаев неправильного понимания адресатом адресанта) и их экстралингвистических причинах.
Если учесть всё сказанное, целесообразно было бы принять следующие разграничения отраслей языкознания:
1. Лингвоэкология изучает изменения в системе языка, делая акцент на соблюдении (сохранении) принципов системы и её развитие в сторону обогащения или разрушения с нарушением баланса интересов как адресанта, так и адресата. Внутри лингвоэкологии можно было бы выделить экологию речи (изучение изменений в узусе) и экологию языка (изучение изменений в балансе составляющих системы).
2. Функциональная стилистика, которая изучает функционально-стилевую дифференциацию языка и её реализацию в узусе разных сфер общения.
3. Речеведение, изучающее именно узус и те изменения, которые происходят в стратификации национального языка (вхождение в литературный язык иноязычных и нелитера-
турных заимствований из диалектов, жаргонов, просторечия), расширение границ литературного языка, образование так называемого общего жаргона, или сленга, типы речевой культуры в пределах литературного языка (в терминологии Г.П. Нещименко [Нещименко 1998, 2000] носителей и пользователей языка), поколенческие различия, социолекты и т.д.
4. Культура речи, изучающая речь с точки зрения её соответствия кодифицированным и узуальным нормам, а также принципы и критерии кодификации узуальных норм, градации отступлений от кодифицированной нормы, типы речевой культуры.
Разумеется, что все эти отрасли языкознания пересекаются, особенно в объектах исследования, но различны в предмете, целях и аспектах. И, очевидно, все вместе входят в дискурсивную лингвистику.
Естественно, представленный перечень не исчерпывает всех отраслей языкознания (социолингвистика, психолингвистика, структурная лингвистика, риторика и т.д.), а предполагает только разведение тех отраслей, которые прямо связаны с проблематикой журнала.
Кроме того, думается, возможно употребление сочетаний экология языка и экология речи не как отраслей науки, а как понятий разрушения сложившейся (ставшей конвенциональной) системы отношений между её составляющими (экология языка) и баланса отношений адресант - адресат (экология речи). Степень всего нарушающего языковую системность тоже, очевидно, входит в такое понимание экологии речи.
Следует заметить, что наблюдения за звонками в ежедневную интерактивную 50 -минутную радиопередачу «Служба русского языка» на саратовском радио показали, что россиян очень волнуют вопросы экологии языка и речи, но прежде всего не столько нормативность или ненормативность чего-либо в речи, сколько внедрение чужеземного и всего в речевом значении несистемного и потому непонятного (см., например, тормозить-притормаживать, выловить, улов - вылавливать и т.д., но нельзя обуславливать, обезба-ливать).
Список литературы
Горбаневский М.В., Караулов Ю.Н., Шаклеин В.М. Не говори шершавым языком. 2-е изд. М.: Трэвойс, 2000. 272 с.
Дуличенко А.Д. Русский язык конца ХХ столетия. Munchen, 1994. 346 с.
Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. М.: Наука, 1982. 156 с.
Караулов Ю.Н. О состоянии русского языка современности. Доклад на конференции «Русский язык и современность. Проблемы и перспективы развития русистики» и Материалы почтовой дискуссии. М., 1991. С. 24-31.
Кожина М.Н. О некоторых основных вопросах речеведения // «Слово есть дело: Юбилейный сборник научных трудов в честь проф. И.П. Лысаковой». СПб., 2010. Т. 1. С. 151155.
Кормилицына М.А. О некоторых синтаксических характеристиках «постновояза» на страницах современной прессы // Проблемы речевой коммуникации: межвуз. сб. науч. тр. / под ред. М.А. Кормилицыной, О.Б. Сиротининой. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та. Вып. 9. С.38-45.
Колесов В.В. Русская речь. Вчера. Сегодня. Завтра. СПб.: Юна, 1998. 248 с.
Крысин Л.П. Толковый словарь иноязычных слов. Наиболее употребительная иноязычная лексика, вошедшая в русский язык в XVIII-XX и начала XXI в. / под ред. Л.П. Крысина. М.: Эксмо, 2005. 944 с.
Нещименко Г.П. Значимость оппозиции «носитель-пользователь» языка (языкового идиома) для изучения специфики языковой ситуации и её динамики // Славянское языкознание. XII Международный съезд славистов. Краков; М., 1998. С. 460-475.
Нещименко Г.П. Динамика речевого стандарта современной публичной вербальной коммуникации: Проблемы. Тенденции развития // Вопросы языкознания. 2001. № 1. С. 98132.
Сиротинина О.Б. Система, узус и создаваемые ими риски. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 2013. 116 с.
Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов / под ред. Н.Ю. Шведовой. М.: Азбуковник. 2007. 1175 с.
Шапошников В.Н. Русская речь 1990-х. Современная Россия в языковом отображении. М.: МАЛП, 1998. 243 с.
Эффективное речевое общение (базовые компетенции): словарь-справочник / под ред. А.П. Сковородникова. Красноярск: Изд-во Сибирского федерального ун-та, 2012. 882 с.
References
Gorbanevskij M.V., Karaulov Yu.N., Shaklein V.M. Ne govori shershavym yazykom. 2-e izd. M.: Trehvojs, 2000. 272 s.
Dulichenko A.D. Russkij yazyk kontsa XX stoletiya. Munchen, 1994. 346 s.
Zhinkin N.I. Rech' kak provodnik informatsii. M.: Nauka, 1982. 156 s.
Karaulov Yu.N. O sostoyanii russkogo yazyka sovremennosti. Doklad na konferentsii «Russkij yazyk i sovremennost'. Problemy i perspektivy razvitiya rusistiki» i materialy pochtovoj diskussii. M., 1991. S. 24-31.
Kozhina M.N. O nekotorykh osnovnykh voprosakh rechevedeniya. «Slovo est' delo: Yubilejnyj sbornik nauchnykh trudov v chest'prof. I.P. Lysakovoj». SPb., 2010. T. 1. S. 151-155.
Kormilitsyna M.A. O nekotorykh sintaksicheskikh kharakteristikakh «postnovoyaza» na stranitsakh sovremennoj pressy. Problemy rechevoj kommunikatsii: Mezhvuz. sb. nauch. tr. / pod red. M.A. Kormilitsynoj, O.B. Sirotininoj. Saratov: Izd-vo Sarat. un-ta. Vyp. 9. S. 38-45.
Kolesov V.V. Russkaya rech'. Vchera. Segodnya. Zavtra. SPb.: Yuna, 1998. 248 s.
Krysin L.P. Tolkovyj slovar' inoyazychnykh slov. Naibolee upotrebitel'naya inoyazychnaya leksika, voshedshaya v russkij yazyk v XVIII-XX i nachala XXI v. Pod red. L.P. Krysina. M.: Ehksmo, 2005. 944 s.
Neshhimenko G.P. Znachimost' oppozitsii «nositel'-pol'zovatel'» yazyka (yazykovogo idioma) dlya izucheniya spetsifiki yazykovoj situatsii i eyo dinamiki. Slavyanskoe yazykoznanie. XII Mezhdunarodnyj s"ezd slavistov. Krakov; M., 1998. S. 460-475.
Neshhimenko G.P. Dinamika rechevogo standarta sovremennoj publichnoj verbal'noj kommunikatsii: Problemy. Tendentsii razvitiya // Voprosy yazykoznaniya. 2001. № 1. S. 98-132.
Sirotinina O.B. Sistema, uzus i sozdavaemye imi riski. Saratov: Izd-vo Saratovskogo un-ta, 2013. 116 s.
Tolkovyj slovar' russkogo yazyka s vklyucheniem svedenij o proiskhozhdenii slov / pod red. N.Yu. SHvedovoj. M.: Azbukovnik. 2007. 1175 s.
Shaposhnikov V.N. Russkaya rech' 1990-kh. Sovremennaya Rossiya v yazykovom otobrazhenii. M.: MALP, 1998. 243 s.
Ehffektivnoe rechevoe obshhenie (bazovye kompetentsii): slovar'-spravochnik. Pod red. A.P. Skovorodnikova. Krasnoyarsk: Izd-vo Sibirskogo federal'nogo un-ta, 2012. 882 s.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:
Сиротинина Ольга Борисовна, доктор филологических наук, профессор, профессор кафедры русского языка и речевой коммуникации
Саратовский государственный университет имени Н.Г. Чернышевского Россия, 410012, Саратов, ул. Астраханская, 83 E-mail:skunak@mail. ru
ABOUT THE AUTHOR:
Sirotinina, Olga Borisovna, Doctor of Philology, Full Professor, Professor of the Department of Russian Language and Speech Communication
Saratov State University n.a. N.G. Chernyshevsky 83 Astrakhanskaya st., Saratov 410012 Russia E-mail:[email protected]
