РАССКАЗ Л. АНДРЕЕВА «ЗАЩИТА»: АНТИЧНЫЕ ПАРАЛЛЕЛИ Е.С. Панкова
Pankova E.S. L. Andreev’s story «Protection»: ancient parallels. The article considers functions of antique allusions in creation of the image of a heroine and organization of the subject structure of L. Andreev’s story «Protection. History of one day».
Рассказ Л. Андреева «Защита. История одного дня» (1898) Л.Н. Кен отнесла к той группе произведений, которые наряду с картиной норвежского художника Э. Мунка «Крик» (1893) стоят у истоков экспрессионизма [1]. Не противореча убедительным доводам Л.Н. Кен, укажем на использованные автором рассказа античные параллели, которые усиливают ощущение полной незащищенности героини и проясняют причину неуспеха ее защитника.
Помощник присяжного поверенного Колосов взялся защищать падшую женщину по прозвищу Танька-Белоручка в деле об убийстве с целью ограбления. Выслушав при свидании ее искренний рассказ, Колосов убедился в том, что она «ни душой, ни телом не повинна в убийстве» [2]. Однако на следствии она созналась. Адвокату понятна причина: его подзащитная добывает себе на жизнь позорным ремеслом; обладательница желтого билета, она абсолютно бесправна, придавлена «всеми, кто находится выше» [2], ее жизнь протекает в постоянном страхе. Слова «страх» и обозначающее высшую степень страха «ужас» являются ключевыми в раскрытии образов обвиняемой (6 употреблений, из них 4 - «страх», 2 - «ужас») и Колосова (5 употреблений, из них 3 - «страх», 2 - «ужас»). Ни к кому более из персонажей выделенные нами слова не прилагаются. Ключевое слово «ужас» автор усиливает прилагательным «панический», что побуждает читателя вспомнить персонажа античных мифов.
Аркадский бог лесов и рощ Пан был страшен на вид: «волосатый, с рогами, кривым носом, с козлиными ногами, бородой и хвостом» [3]. Пан не терпел, чтобы кто-то тревожил его покой; тогда он преследовал нарушителей, у тех «...волосы становились дыбом, и они бежали без оглядки в разные
стороны. Этот страх получил название панический» [3].
Л. Андреев проецирует феномен «панического страха-ужаса» на судьбу отверженной героини. Страх и ужас, испытываемые ею, сопрягаются автором с еще одним античным божеством - Зевсом (по-римски -Юпитером).
Древние считали Юпитера «всевластным, отцом богов и людей, тучегонителем и громовержцем» [3, с. 71]. Простым смертным не дано было права лицезреть богов вообще, а Юпитера - в особенности. Л. Андреев не мог не знать печальную историю Семелы, пожелавшей увидеть возлюбленного во всем его божественном величии, но не вынесшей ослепительного блеска и заживо сгоревшей в этом пламени.
Итак, Юпитер и Пан внешне контрастны, но внутренне схожи; тот и другой способны нагонять страх на людей: Юпитер - блеском молний и неотразимой мощью, Пан - ввергающим в безумие непонятным шумом.
В рассказе Андреева могущество античных богов представлено распределенным между теми, кто имеет хотя бы часть власти над другими. Это - заполнившие зал судебного заседания председатель суда, прокурор, жандармы, присяжные, а также причисляющие себя к верхнему социальному уровню расфранченные женщины и сытые, довольные мужчины. Вся эта благополучная публика воспринимает судебное разбирательство как театральное представление, в несчастной женщине она видит «героиню драмы, хорошо или плохо ведущую свою роль» [4].
В такой атмосфере Танька-Белоручка впадает в состояние мистической обреченности, она неспособна здраво рассуждать, доказывать свою невиновность. Она свыклась с тем, что всякий был сильнее ее, и всякий ее обижал, особенно «городовой, сияющий всеми своими значками и бляхами и одним своим
юпитеровским видом приводивший в панический ужас» [2] (выделено нами. - Е. П.). Не могла обвиняемая объяснить взиравшим на нее важным господам «свой страх перед приставом, который на нее только глазом повел, а ей Бог знает что почудилось» [2, с. 65]. Не по силам было бедной женщине убедить барина с золотыми пуговицами в том, что «можно бояться даже одних только светлых пуговиц» [2, с. 65].
Значки, бляхи, золотые и светлые пуговицы в представлении забитой женщины это то же, что огненный блеск Юпитера для Се-мелы, это те же атрибуты «божественной» власти, перед которой должно трепетать от страха. В ходе суда воля обвиняемой была окончательно сломлена.
Председатель суда с его каверзными вопросами, свидетели, уснащавшие свои показания множеством ненужных подробностей, грозный прокурор, построивший обвинительную речь на лживой логике и голых фактах, присяжные заседатели, не давшие себе труда вникнуть в доводы защиты, самодовольная публика - все они стали «соавторами» несправедливого судебного приговора. Земные «божества», наделенные властью, оказались страшнее античных богов. Колосов не смог защитить Таню, ее, безвинную, осудили на десять лет каторги.
Лишь один адвокат Колосов понял и смирился с неизбежностью - никакая самая яркая защитительная речь не повлияет на предвзятое, чисто формальное судебное разбирательство; его слова, как бы убедительно они ни звучали, не будут услышаны «порядочной» публикой. В таком суде, - убедился он, - законы, аргументы, доводы не действуют.
Колосов - это доверенное лицо автора; по классификации П.П. Карпова - «авторский монотипный персонаж» [5]. Преимущественное положение Колосова подчеркнуто прежде всего композиционным обрамлением: повествование начинается с Колосова, ожидающего открытия судебного заседания, и завершается описанием его возвращения домой. Все этапы судебного процесса переданы через восприятие Колосова: он один не только видит внешнюю сторону происходящего, но и осознает разумом, возмущается, страдает.
С самого начала автор возвышает Колосова над его коллегами, высвечивая наиболее
резко его контраст с Померанцевым. Состоящие оба в должности помощника присяжного поверенного, они различаются не только внешностью (Колосов - блондин, Померанцев - брюнет), манерами (первый размеренно прохаживается, второй влетает в комнату), но также отношением к своей профессии (Колосов к своим выступлениям тщательно готовится; Померанцев завоевывает одобрение публики беззастенчивым давлением на свидетелей, эффектными колкостями в сторону прокурора), манерой выступления во время суда (Колосов «заговорил глухим, надтреснутым голосом»; речь Померанцева, «плавная, красивая, льется как ручеек»), достигнутыми успехами (Колосов с трудом зарабатывает три тысячи рублей в год; Померанцев же - «редкостный баловень судьбы, как по рельсам катился к славе и деньгам»).
За внешним безразличием Колосова во время процесса угадывается понимание им сути происходящего, еле скрываемое чувство собственного бессилия перед жестокой и бездушной системой, а бодрая говорливость, жизнерадостность Померанцева выдают его поверхностность, нежелание углубляться в истинный смысл разбираемого дела.
Из тех, кто ведет процесс, только Колосов испытывает страх, переходящий в ужас. Страх ненадолго отступает, пока герой верит в убедительность заготовленной им речи, затем вновь овладевает им, когда сообщники и свидетели в своих показаниях не выгораживают его подзащитную, а приписывают ей полновесное участие в убийстве. Речь прокурора приводит Колосова в состояние ужаса: «Бежать от этого ужаса! Бежать! Бежать?» [2, с. 67]. Колосов осознает крайнюю степень равнодушия суда к участи обвиняемой; убеждается в полной невозможности переломить ход процесса. Владей Колосов языком богов, он мог бы произнести такую громовую речь, что «свечи потухли бы от ужаса» [2, с. 67], но он всего лишь человек и ему остается - да и то в мыслях - единственная возможность выразить свое чувство «в одном крике, продолжительном, отчаянном, диком...» [2, с. 67].
Публика покидала зал суда, удовлетворившись приговором, и лишь Колосов не столько для самооправдания, сколько для того, чтобы морально поддержать безвинно осужденную, просит у Тани прощения. Себя
же он казнит, по крайней мере на этот, столь тяжело пережитый им вечер. По возвращении домой Колосов намеренно отступил от установленного им приятного ритуала: направившись было в комнату, где спали детишки, чтобы, как обычно, поцеловать их, он «раздумал и прошел прямо к себе в спальню» [2, с. 68]. Финальный жест Колосова, лишившего себя права очиститься поцелуем от налипшей грязи, воспринимается как знак мужества.
Здесь уместно обратиться к заглавию рассказа. Как правило, название «Защита» понимается буквально, как исполнение Колосовым своей профессиональной обязанности. Такое толкование, как нам кажется, нуждается в дополнении.
Вспомним, как во время грозной речи прокурора Колосов мысленно перенесся в свой тихий спокойный дом, в комнату, где дети спали в своих кроватках. Тогда у Колосова возникло страстное желание «....пойти к ним. Стать на колена и припасть головой, ища защиты, к их чистенькому тельцу»
[2, с. 67] (выделено нами. - Е. П.). Заглавие касается не только Таньки-Белоручки, жертвы официально-равнодушного суда, но и благородного адвоката Колосова, который задыхается в условиях формальнобюрократической системы и в не меньшей степени нуждается в защите.
1. Кен Л.Н. // Андреевский сборник. Исследования и материалы. Курск, 1975. С. 44-46.
2. Андреев Л.Н. Собрание сочинений: в 6 т. М., 1990-1996. Т. 1. С. 62.
3. Гусманов ИГ. Греческая мифология. Боги. М., 1998. С. 226.
4. Московкина ИИ. Между «pro» и «contra». Координаты художественного мира Леонида Андреева. Харьков, 2005. С. 41.
5. Карпов ИП. Авторология русской литературы. Йошкар-Ола, 2003. С. 207.
Поступила в редакцию 2.09.2007 г.
ЭСТЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА КАК СОСТАВЛЯЮЩАЯ ПРОФЕССИОНАЛИЗМА БУДУЩЕГО ПЕДАГОГА Г.В. Малютин, Г.А. Хорошавина
Maljutin G.V., Horoshavina G.D. Aesthetic culture as a component of professionalism of a future teacher. The article is devoted to necessity of formation of aesthetic culture of a future teacher during studying at a university. In this connection the role and value of special art disciplines, and also disciplines of cultural studies are considerably increasing. Formation of aesthetic culture is a deep immersing in historically developing problem field of world art culture. Therefore the process of development of aesthetic culture, that is the process of art and aesthetic development of student’s personality gets features of the creative-educational process forming professional knowledge and skills, aesthetic consciousness and the outlook, developing spatial-figurative and logic thinking, creative abilities.
Социальная политика государства в области профессионально-художественного
образования, обусловленная тенденциями социально-культурной модернизации России, определяет направления формирования эстетической культуры художников-педаго-гов в высшей школе.
В условиях становления и духовного возрождения нашего общества нарастает понимание того, что искусство, эстетика, история не только приобщают молодое поколе-
ние к явлениям художественной культуры, но и облагораживают душу, формируя интеллигентную многостороннюю высоконравственную личность с широким горизонтом мышления.
Существенное и неотъемлемое достояние педагога - его художественная образованность, эмоциональная и эстетическая культура, та область человеческой деятельности, которая развивает универсальные творческие способности, служит средством многосторон-