CC BY
370
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ И ФОЛЬКЛОР
УДК 821.161.1.09 "18"
Т. Г. Дубинина
Рассказ «Г амлет Щигровского уезда» и проблема «онегинской» традиции в раннем творчестве И. С. Тургенева
В статье на примере рассказа «Гамлет Щигровского уезда» рассматривается вопрос об отношении Тургенева-прозаика в 1840-е годы к роману Пушкина «Евгений Онегин». Исследуется попытка творческой полемики писателя с его великим предшественником, которая станет важным этапом для продолжения пушкинской «онегинской» традиции в романах Тургенева в дальнейшем.
In the article on the story «Hamlet Schigrovskogo uezda» deals with the problem of Turgenev’s attitude in his early prose to Pushkin’s «Evgenie Onegin». The author investigates an attempt of Turgenev’s creative polemics with the great predecessor and regards it as an important step to his developing of Pushkin’s novel tradition in 1840th.
Ключевые слова: Тургенев, рассказ, «Гамлет Щигровского уезда», «Евгений Онегин», традиция.
Key words: Turgenev, story, «Hamlet Schigrovskogo uezda», «Evgenie Onegin», tradition.
Художественное наследие А. С. Пушкина оказало огромное влияние на все творчество И. С. Тургенева. Ряд видных исследователей -А. Цейтлин [9], А. И. Батюто [1], Г. Б. Курляндская [4], В. Д. Сквозников [7], И. А. Беляева [3], А. А. Бельская [2] - рассматривают вопрос о значении пушкинского наследия для Тургенева-художника, отмечая постоянную обращенность последнего к текстам великого предшественника. Несомненно, важнейшим из них, если не самым важным, оказался знаменитый роман в стихах «Евгений Онегин». Тургенев стремился запечатлеть уже в своих произведениях современных ему «Онегиных», «Татьян», «Ленских», однако в 1840-е годы эти поиски окажутся безуспешными. «Примеряя» на героев своих рассказов («Бретер», «Андрей Колосов», «Три портрета») и стихотворных новелл («Параша», «Андрей») «онегинскую» ситуацию, художник убедительно доказывает беззащитность человеческой личности перед пошлостью будней.
Рассказом «Г амлет Щигровского уезда» из цикла «Записки охотника» Тургенев продолжает «онегинскую» линию в своем творчестве. Писателя все также волнует проблема существования личностей, сомасштабных пушкинским центральным героям - Онегину и Татьяне. Однако путь решения этого вопроса здесь немного изменился по сравнению со стихотворными повестями, например. Теперь писатель не просто изображает
современных Ленских, Онегина, он контаминирует сущностные черты каждого типа в одном герое.
Известно, что метафора «лишний человек», ставшая впоследствии значимым концептом эпохи, является художественным открытием Тургенева. Она фигурирует в названии одной из его повестей, по времени написания очень близкой к «Гамлету Щигровского уезда» и разрабатывающей во многом схожий художественный тип. Центральный персонаж «Гамлета Щигровского уезда», как и герой-рассказчик повести «Дневник лишнего человека», хотя и генетически связан с пушкинским Онегиным, все же имеет принципиальное отличие от своего литературного предшественника. Онегин мыслился своим создателем как лучший представитель своего времени, не случайно в нем сильно героическое начало, Тургенев же подчеркнет в своем персонаже разъедающую рефлексию, которая умаляет внутренние силы человека. Тургенев не видел в современном ему мире героев, сомасштабных Онегину. В своих произведениях он нередко траве-стирует пушкинского героя. Судьба Ленского, если бы он остался жив и его бы его ждал «обыкновенной удел», представлялась Тургеневу более жизненной. И он старался осмысливать судьбу современных Онегиных с учетом судьбы Ленских.
Интересно, что знакомство с главным героем рассказа предваряется появлением двух помещиков - Лупихина и его приятеля Кирилы Селифа-новича. Лупихин представляет собой резкотравестированный, если не пародийный вариант Онегина. Черты его лица дышали «умом и злостью» [8, IV, с. 273], он слыл местным остряком, а между тем сам себе в откровенном разговоре с рассказчиком дал такую характеристику: «Я просто озлобленный человек, и ругаюсь вслух: оттого я так и развязен. <...> Злому, по крайней мере, ума не нужно» [8, IV, с. 274]. Таким образом, герой сам признается в своей пустоте и никчемности, хотя окружающие оценивают его совсем иначе: как наблюдательного и умного человека. С другой стороны, Лупихин в состоянии объективно посмотреть на себя и честно перед собой и собеседником признаться в своих недостатках. Такое действительно глупому человеку вряд ли под силу. Более того, он не стыдится признаться, что его жена убежала с землемером, герой как будто даже бравирует своей откровенностью. Возможно, это отголосок онегинского тщеславия, которое заставляло его в равной степени признаваться «с одинаковым равнодушием как в своих добрых, так и дурных поступках» [6, V, с. 7]. Отношение Лупихина к женщинам напоминает онегинское, каким оно было в самом начале романа. «Одна беда, барынь нету <...>, а то вот где нашему брату пожива» [8, IV, с. 275], - говорит Петр Петрович.
Друг Лупихина, Кирила Селифаныч, являет собой его противоположность и пародийный вариант Ленского. Рассказкик представляет его следующим образом: «широкий, мягкий, сладкий - настоящий Сахар-Медович» [8, IV, с. 273]. Он заранее смеется всем остротам своего прияте-
ля. Ленский, как мы помним, был очень добрым, мягким и мечтательным человеком, не способным противостоять цинизму и холодности Онегина, и где-то даже зависимым от его мнения. Кирила Селифаныч, по описанию Лупихина, «сыт, здоров, детей нет, мужики не заложены <...> жена с придурью» [8, IV, с. 274]. Возможно, это вариант того самого «обыкновенного удела», который ожидал бы Ленского и который казался Тургеневу вполне жизненным. Думается, это описание двух закадычных друзей, предваряющих появления Гамлета Щигровского уезда, в тургеневской повести отнюдь не случайно. Тургеневу важно было показать современных ему Онегина и Ленского и тем самым исподволь настроить читателя на восприятие главного героя, в котором черты этих двух, казалось бы столь разных характеров, переплетутся. Это своего рода увертюра, предшествующая появлению нового типа, который, по мысли писателя, наиболее полно воплощал собой современность. Также возможно, что необходимо было показать Гамлета Щигровского уезда на столь ироничном фоне, чтобы яснее выступила драма этого неглупого и непустого человека.
Итак, в Гамлете Щигровского уезда контаминируются черты пушкинских персонажей. Какие же? На первый взгляд, герой тургеневского рассказа имеет больше черт Ленского. Он обучался в Германии, ценит прекрасное. Однако если у цельного, яркого Ленского все это способствовало развитию поэтического таланта, то у героя рассказа, талантом не обладавшего, ни к чему не привело. Сам он скажет о себе: «...рано начал твердить стихи наизусть и киснуть под предлогом мечтательной наклонности ... к чему бишь? - да, к прекрасному» [8, IV, с. 273]. Любовь к «прекрасному» и бесконечные разговоры и о нем объединяют Ленского и Гамлета Щигровского уезда. У Онегина и Владимира «все рождало споры / И к размышлению влекло: / Племен минувших договоры / Плоды наук, добро и зло, / И предрассудки вековые / И гроба тайны роковые...» [6, V, с. 38].
Тургеневский же персонаж описывает свое времяпровождение так: «<... > и поплетешься к приятелю и давай трубочку курить, пить жидкий чай стаканами да толковать о немецкой философии, любви, вечном солнце духа и прочих отдаленных предметах» [8, IV, с. 275]. Если пушкинских героев живо занимает разговор и его предмет, во время общения происходит некоторая душевная работа, то тургеневский герой ходит к друзьям и рассуждает о «высоком» скорее по привычке, чтоб не отстать от всех и казаться оригинальным. Между тем он сам впоследствии сознает бесплодность такого прожигания времени, но в молодости не сопротивляется ему и даже находил в нем удовольствие.
Если для Ленского общение - необходимость, возможность выплеснуть эмоции и что-то понять, то для Гамлета студенческий кружок, в котором он окажется, будет средоточием «бесплодной болтовни», хотя в молодости герой этого не осознает, с удовольствием вливаясь в ряды
кружковцев. Но разговоры о прекрасном не дали всходов - и разочарованный герой проклинает кружки. Для молодого же поэта такие разговоры окажутся не просто занимательными и интересными, они подталкивают его к духовной работе, возможно, и к творчеству. Для тургеневского же героя они окажутся бесплодными.
Однако будет неправомерным говорить о том, что Гамлет Щигровско-го уезда сам не увлекался разговорами о любви, поэзии, красоте и философии. Все эти предметы в юности живо волновали его, но если у Ленского мечтательность и поэтический склад души перешли в творчество, то у Гамлета эти качества остались без развития, а потом и оказались предметом его собственной насмешки. В пользу того, что герой рассказа был одарен поэтическим складом натуры, говорит его любовь к природе. Сам он не упоминает этого своего качества, но оно раскроется при описании вечера, в который он сделал предложение своей супруге: «Я глядел тогда на зарю, на деревья, на зеленые мелкие листья, уже потемневшие, но еще отделявшиеся от розового неба...» [8, IV, с. 291]. Несомненно, эта черта сближает его с Ленским. Кстати, предложение Софье Гамлет Щигровского уезда сделает под впечатлением от поэтического вечера, «страстно задумчивой фразы Бетховена» [8, IV, с. 291], наигрываемой на фортепьяно: «А я сидел, сидел, слушал, глядел, сердце у меня расширялось и мне опять казалось, что я любил» [8, IV, с. 291]. Такая впечатлительность, поэтический склад натуры, несомненно, говорят о связи Гамлета Щигровского уезда с образом Ленского.
Следующий момент, сближающий тургеневского персонажа с Ленским, - ситуация любви. В первый раз герой рассказа был влюблен в дочку немецкого профессора по имени Линхен, с кудрями «в завитках» и бледноголубыми глазами. Этот описание очень напоминает портрет Ольги Лариной: «Глаза как небо голубые; / Улыбка, локоны льняные.» [6, V, с. 41]. Более того, даже описывая времяпровождение влюбленных, Тургенев следует за пушкинским романом: «<...> читал ей вслух разные трогательные сочинения, пожимал ей украдкой руки, а по вечерам мечтал с ней рядом, упорно глядя на луну, а не то просто вверх» [8, IV, с. 286]. В «Евгении Онегине» читаем: «В ее покое / Они сидят в потемках двое.» [6, V, с. 76]; «Он иногда читает Оле / Нравоучительный роман.» [6, V, с. 77]. Однако если Ленский останется влюбленным в Ольгу до конца своих недолгих дней, то герой рассказа «не выдержит такого счастья и убежит». Сам он оговорится, начав описывать этот роман: «Вдруг мне показалось, что я влюбился.» [8, IV, с. 286]. И Ленский, и Гамлет Щигровского уезда выбирают себе в подруги достаточно ординарных особ, однако романный герой действительно любит избранницу, а персонажу рассказа любовь лишь «кажется». Ленский отдается любви весь, без остатка, а у Гамлета Щиг-ровского уезда даже в «мгновенья неизъяснимого блаженства» «отчего-то все под ложечкой сосало и тоскливая, холодная дрожь пробегала по же-
лудку» [8, IV, с. 286]. Отдаться чувству полностью герой просто не способен - в нем нет той цельности, той духовной силы, которая для этого необходима. Более того, ставится под сомнение сама возможность существования любви, какой она представлена в пушкинском романе, -великой силой, преображающей людей, вечной и верной.
Еще одно подтверждение этой мысли - история женитьбы героя рассказа. Ему во второй раз «покажется», что он влюблен - и он сделает предложение Софье. Жена Гамлета Щигровского уезда - «существо благороднейшее, добрейшее, существо любящее и способное на всякие жертвы» [8, IV, с. 289]. Но, несмотря на это, герой говорит, что если б она не умерла, он бы повесился на балке в грунтовом сарае. Отчего так произошло, и почему брак их оказался несчастливым, никто толком объяснить не может. Софья оказывается неспособной к семейной жизни. В нее «въелись все привычки старой девицы - Бетховен, ночные прогулки, резеда, переписка с друзьями, альбомы и прочее, - что ко всякому другому образу жизни, особенно жизни хозяйки дома, она никак привыкнуть не могла» [8, IV, с. 292]. С одной стороны, в образе Софьи могут угадываться черты пушкинской Татьяны - доброта, благородство, любовь в природе и искусству, способность любить. Однако Татьяна пройдет огромный духовный путь, превратившись из наивной девушки, зачитывающейся сентиментальными романами, в «милый Идеал». Образ же Софьи развития иметь не будет. И все-таки параллель Софья-Татьяна возможна. Тургеневская героиня не смогла смириться с прозой жизни, как это сделала мать Татьяны, которая «бывало, писывала кровью <...> в альбомы нежных дев», «звала Полиною Прасковью / И говорила нараспев, / Корсет носила очень узкий, / И русский Н как N французский / Произносить умела в нос; / Но скоро всё перевелось; / Корсет, альбом, княжну Алину, / Стишков чувствительных тетрадь /Она забыла; стала звать / Акулькой прежнюю Селину / И обновила наконец / На вате шлафор и чепец» [6, V, с. 45].
Тургеневская героиня органически не способна была стать обычной хозяйкой дома не потому, что не хотела, а потому, что она существо гораздо более тонко организованное. Не зря же в ее девичьей комнате стоят книги Шиллера и Гёте. Известно, что творчество последнего Тургенев особенно ценил. Более того, в этой же комнате висит рисованный карандашом портрет молодого человека «с необыкновенно энергическим выражением лица и еще более энергическою подписью», который возбудил «несоразмерные ожидания», а кончил, «как все мы - ничем» [8, IV, с. 291]. Возможно, это намек на прошлую и, скорее всего, трагическую любовь Софьи. Нельзя не заметить что «энергические» черты лица и подпись под портретом, а также «несоразмерные ожидания», возбуждаемые этим молодым человеком, отсылают нас к образу самого Онегина, как он представлялся Тургеневу в то время. Жена Гамлета Щигровского уезда не смогла избавиться от романтических привычек. Но не только это послужило при-
чиной семейного несчастья. Гамлет, называя свою супругу «добрейшим, благороднейшим существом», однако, не способен до конца понять и оценить ее. Видимо, путь старушки-Лариной казался Тургеневу более жизненным, недаром Софья умрет от первых родов.
Герой два раза оказывается в ситуации любви, и оба раза она не оказывается для него той спасительной силой, которой станет это чувство в пушкинском романе. Очевидно, Тургеневу в начале 1850-х годов подобные смыслы любви казались слишком идеальными и нежизненными.
Интересно, что «обыкновенный удел», нарисованный в «Евгении Онегине» как вариант развития судьбы Ленского, в конечном итоге становится уделом тургеневского персонажа. Однако и тут есть принципиальное отличие: если, по пушкинской версии, Ленский мог бы быть в такой ситуации счастлив, то Гамлет Щигровского уезда несчастен, ведь он не случайно начинает заглядываться на балку, на которой можно повеситься. Он болен разъедающей рефлексией, отчаянно скучает, потому что участь бедного уездного помещика с тихим семенным счастьем его не устраивает, а между тем ни на какое дело он не способен.
Несомненно, сближает Ленского и тургеневского героя занятие литературой. Однако если Владимир считает поэзию своим призванием и пишет по велению вдохновенья или под впечатлением от своих переживаний, то Гамлет Щигровского уезда «попытался было пуститься в литературу» [8, IV, с. 293] от скуки. Немаловажным представляется и факт, что Ленский - поэт, тогда как тургеневский герой пишет рассказ. Кроме того, у Гамлета Щигровского уезда не окажется таланта, хотя в уме ему «невозможно отказать» [8, IV, с. 294]. Пушкин же никогда не назовет своего Ленского умным человеком, в нем привлекает другое - чистота, цельность, непосредственность. Всех этих качеств персонаж рассказа лишен, и в данной ситуации полностью противопоставлен юному поэту. Г амлет Щигров-ского уезда, несмотря на свой ум и даже несколько поэтический склад характера, не сможет стать творцом. Он измучен самоанализом, и все непосредственные, живые движения души в нем постепенно сходят на нет. Это проявится и в любовной ситуации, где герой не способен любить по-настоящему, и в «испытании искусством». Подчеркнуть приведенные выше качества героя, который стал художественным открытием молодого писателя, видимо, представлялось Тургеневу принципиальным.
Много общего можно найти у Василия Васильевича, который «скромно» просит называть себя Гамлетом Щигровского уезда, и с Онегиным. Во-первых, даже еще не представившись рассказчику, он дает себе (и ему) такую характеристику: «И вы, и я, мы оба порядочные люди, то есть эгоисты <...>» [8, IV, с. 280]. Эгоизм Онегина очевиден, начиная с его размышлений о судьбе умирающего дяди и заканчивая его отношениями с женщинами. Другое дело, что в начале романа Евгений еще не будет столь склонен к беспрерывной мучительной рефлексии, как Гамлет Щигровского
уезда, да и впоследствии самоанализ Онегина никогда не расширится до таких масштабов. И все же эгоизм - та черта, которая их изначально объединяет. Более того, Онегин ведь имеет успех и соблюдает все светские приличия - к нему так же применимо словосочетание «порядочный человек». Другое дело, что позднее, когда Татьяна признается в любви, он явит собой пример истинной порядочности и даже больше - благородства, отказав ей. Способен ли Гамлет Щигровского уезда на такую порядочность? Вопрос, видимо остается открытым.
Интересно, что в описании молодости Гамлета Щигровского уезда есть немало пересечений с романом Пушкина. Часто они травестировано перекликаются с историей Онегина. Так, гувернером пушкинского героя был «француз убогий», а тургеневского воспитывал «французский гувернер» немец Филлипович «из нежинских греков» [8, IV, с. 283]. И эта параллель могла показаться лишь типологически свойственной тому времени случайностью, если бы не другая аллюзия. В романе читаем: «Когда же юности мятежной / Пришла Евгению пора, / Пора надежд и грусти нежной, / Monsieur прогнали со двора» [6, V, с. 10]. В рассказе: «Вот, как мне стукнуло шестнадцать лет, матушка моя, нимало не медля, взяла да прогнала моего французского гувернера <...>» [8, IV, с. 283].
Невозможно не заметить и еще одну отсылку к «Евгению Онегину». Родители его умерли, не оставив наследства, и положение дел спасает дядя, написавший завещание в его пользу. В рассказе же ситуация ровно наоборот: матушка героя, умирая, оставляет его на попечение дяди -«стряпчего Колтуна-Бобуры», который и «ограбил его дочиста».
Конечно, такие переклички не случайны. Они настраивают читателя на невольное сравнение Онегина и Гамлета Щигровского уезда. Тем важнее кажется утверждение тургеневского Гамлета, следующее сразу за рассказом о юности: «недостаток оригинальности уже и тогда во мне замечался» [8, IV, с. 283]. Онегина, при всех его отрицательных чертах, обыкновенным назвать невозможно. Напротив, он отличается оригинальностью суждений, независимым и острым умом, откровенностью и даже прямотой. Это и станет залогом развития его души в дальнейшем. Тургеневский же герой, при несомненном уме, прекрасном образовании останется ординарным, не способным на сильные, большие чувства и дела. Все лучшие порывы его души будут обречены на угасание при самом возникновении.
Конечно, Онегин более честен и непосредствен, чем Гамлет Щигров-ского уезда. Изначально оба они глухи к искусству, но пушкинский герой и не пытается показать себя его любителем: «<...> потом на сцену / В большом рассеянье взглянул, / Отворотился - и зевнул, / И молвил: "Всех пора на смену; / Балеты долго я терпел, / Но и Дидло мне надоел"» [6, V, с. 16]. А Гамлет Щигровского уезда не захочет признать, что не получает никакого удовольствия от произведений искусства, чем еще раз подчеркнет свою «неоригинальность» в противовес Онегину: «А между тем, посмотрите, как легко быть оригинальным. Я, например, ничего не смыслю в
живописи и ваянии... Сказать бы мне это просто вслух... нет, как можно! Бери чичерона, беги смотреть фрески» [8, IV, с. 286-287].
Нельзя не обратить внимания еще на одну черту, общую для обоих героев, - скуку. Онегин начинает скучать в обществе в Петербурге, а потом скучает в деревне. «Разбудит» его от хандры сначала сама встреча с Татьяной, затем ее письмо, а потом, и уже окончательно - убийство Ленского. Гамлет же Щигровского уезда начинает скучать в Москве, и во многом эта скука сходна с онегинской: «мне что-то стыдно стало болтать, болтать без умолку, болтать - вчера на Арбате, сегодня на Трубе, а завтра на Ситцевом-Вражке, и все о том же... Да коли того требуют?» [8, IV, с. 288]. Тургеневскому герою так же, как и Онегину, наскучила бесплодная светская жизнь, но порвать с ней он не в состоянии, и лишь случайно, из-за зародившейся на его счет сплетни, он покидает Москву. Кстати, примечательно, что сначала он имеет в Москве успех подобно тому, как к Онегину относятся в обществе в Петербурге.
Нельзя не отметить и оппозицию Москва - Петербург, невольно намечающуюся в сопоставлении пушкинского романа и тургеневского рассказа. Если Онегин будет блистать в высшем свете, но на долю Гамлета Щигровского уезда придутся гостиные московских тетушек и кузин. В деревне же Гамлет Щигровского уезда начинает скучать «как щенок взаперти» и уже не выходит из этого состояния. Даже женитьба на, казалось бы, любимой женщине не делает его счастливым.
Думается, Тургенев не случайно ведет своего героя как бы вслед за Онегиным. Отмеченные нами переклички подчеркивают не только разницу в масштабах личностей обоих персонажей, но и драму Гамлета Щигров-ского уезда - драму образованного, неглупого, незлого человека, лучшие качества которого завяли, не найдя выхода ни в полезной деятельности, ни в искусстве, ни в любви. Итак, в герое своего рассказа Тургенев контами-нирует черты Онегина и Ленского, переосмысляет их и создает нечто совершенно новое, абсолютно свое - тип лишнего человека.
Список литературы
1. Батюто А. И. Тургенев-романист. - Л., 1972. - С. 315 - 568.
2. Бельская А. А. Пушкинские реминисценции и аллюзии в романе И. С. Тургенева «Отцы дети» // И. С. Тургенев: вчера, сегодня, завтра. Классическое наследие в изменяющейся России. - Орёл, 2008. - Вып. 1. - С. 18-28.
3. Беляева И. А. Система жанров в творчестве Тургенева. - М., 2005.
4. Курлянская Г. Б. И. С. Тургенев и русская литература. - М., 1980.
5. Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин»: Комментарий: Пособие для учителя // Лотман Ю. М. Пушкин: Биография писателя; Статьи и заметки, 1960 - 1990; «Евгений Онегин»: Комментарий. - СПб.: Искусство-СПБ, 1995. - С. 472 - 762
6. Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: в 10 т. - Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1978.
7. Сквозников В. Д. Пушкинская традиция. - М., 2007.
8. Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем: в 28 т. - М.; Л., 1963.
9. Цейтлин А. «Евгений Онегин» и русская литература // Пушкин - родоначальник новой русской литературы. - М.; Л., 1941. - С. 335 - 364.
