CC BY
119
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ, Т. IX, № 3
ъдикальныи взгляд на когнитивизм и сознание
И
В. М. АЛЛАХВЕРДОВ
Ю. М. Шилков написал замечательный гимн когнитивистике. Когнитивистский подход позволяет «избежать излишней черствости рационализма и болотной таинственности иррационализма», избавиться «от неясности интуитивных или упрощенческих интерпретаций языка, сознания и мозга». Только когнитивистская парадигма способна «сыграть роль интегрального эпистемологического и методологического основания» современной философии и науки. В общем, да здравствует солнце когнитивистского мультидисциплинарного подхода и да скроется тьма всех узкодисциплинарных и упрощенных барьеров, мешающих нормальному развитию науки! Но, все же, считая себя радикальным ког-нитивистом, со многими положениями в его тексте не могу согласиться.
Хотя когнитивная наука никогда не представляла собой однородного течения, но когнитивистские концепции все-таки изначально были объединены убеждением, что все психические явления суть явления познавательные и могут быть описаны в терминах логики познания и процессов переработки информации. Именно такую последовательную позицию я называю радикаль- ^ ным когнитивизмом. Эта позиция когнитивизма противостоит у нонкогнитивизму. Нонкогнитивисты считают, что не все психиче-ские явления можно отождествить с познавательными. И изумля- 2С ются: разве можно волю, эмоции, духовные ценности считать по- х знавательными конструктами и оценивать по шкале «истина -ложь»?' Но радикальный когнитивизм отнюдь не приравнивает все психические явления к знаниям. Он исходит из того, что пси- I хика и сознание, язык и мозг представляют собой необходимые ¡2 __Ф
1 См.: Максимов Л.В. Когнитивизм как парадигма гуманитарно-философской мысли. М., 2003. [¡¡¡^
5 3ак. 2015 6 5
инструменты познавательной деятельности. Мультидисциплинар-ность становится естественным следствием такого взгляда. Однако объектом мультидисциплинарного исследования является вовсе не мозг, язык или сознание (их изучают, прежде всего, физиологи, лингвисты и психологи), а познание, которым занимаются не только психологи и лингвисты, но и методологи и историки науки, специалисты в области инженерии знаний и искусственного интеллекта, логики, эпистемологи и др.
Когнитивная наука должна рассматривать человека как существо познающее, призванное решать исключительно познавательные задачи, не отрицая, разумеется, что для того, чтобы познавать, необходимо еще и существовать, а значит, поддерживать жизнедеятельность. С радикально когнитивистской точки зрения, цель организмов - не выживание, а познание. Ранние когнитивисты даже определяли когнитивистику как науку об информационно-ядных (Дж. Миллер). Сравните, насколько завуалированно эта же мысль выражается в более стандартных когнитивистских пассажах: «человеческий организм - это информационный процессор, перерабатывающий внешний мир в символы»2. Ю.М. Шилков признает, что когнитивистика главным образом интересуется тем, «каким образом продуцируется знание», но предлагает рассматривать язык, сознание и мозг «в качестве способов бытия, способов жизнедеятельности человека». Такой двойственный подход типичен для многих представителей когнитологии. Так, Дж. Келли предлагает рассматривать человека не как биологическое существо, отягощенное биологическими нуждами, а как ученого, предсказывающего ход событий, имеющего свои теории, проверяющего свои гипотезы и оценивающего свои экспериментальные доказательства3. Но тут же он зачем-то добавляет: человеческий организм заполнен неотвратимыми влечениями, жаждет убежища и пищи. Так каким будет наш выбор? Или позиция радикального когнитивизма - человеческий организм занят познавательной деятельностью, а для этого ему нужны и убежище, и пища, или при-^ митивно понимаемый эволюционизм - организму нужны и пища, и и убежище, и он занят познанием, для того чтобы их раздобыть. >. Не уверен, что совмещение этих позиций плодотворно.
Большинство современных авторов, как и Ю.М. Шилков, явно приписывают когнитивизму (когнитологии) единственную понят-
Ч
к
<0
ную черту - мультидисциплинарность. Но это не главная и не
специфическая черта данного направления. Призывы к всесто-
X роннему рассмотрению явлений без выбора какой-либо единой л
С --
2 Смит Н. Современные системы психологии. СПб., 2003. С. 87.
3 См.: Келли Дж. Теория личности. Психология личных конструктов. [■В СПб., 2000. С. 13-14.
РАДИКАЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД НА КОГНИТИВИЗМ И СОЗНАНИЕ
точки отсчета мы уже многократно слышали. В петербургской (ленинградской) школе психологии этими призывами были пронизаны и комплексный подход В.М. Бехтерева-Б.Г. Ананьева, и системный подход в редакции Б.Ф. Ломова. Мол, только всесторонне (комплексно или системно), с целым ворохом других наук мы можем приступать к решению этих проблем. На самом деле за призывом к так понимаемой мультидисциплинарности стоит призыв к эмпиризму. Вот, например, как объясняет свою позицию Б.Ф. Ломов. Упрощать и вырывать отдельные связи при изучении целостной системы недопустимо: «Такая «вивисекция» не продвигает нас по пути понимания действительной детерминации поведения». Но тут же частично отказывается от сказанного - ведь без «вивисекции» не только теоретическое, вообще никакое исследование невозможно. А потому делает примечание к этой фразе: «Хотя, разумеется, при решении некоторых специальных задач такое вычленение и возможно, и целесообразно»4. Логика здесь, видимо, такова: решая фундаментальные проблемы психологии (и не только психологии, но и биологии, и всех социальных наук вкупе), ни в коем случае нельзя забывать ни об одной частной проблеме. Отсюда следует, что, увы, нельзя даже браться за решение фундаментальных проблем, так как что-нибудь обязательно выпадет из рассмотрения. Но делать что-то надо, поэтому речь может идти о проведении только отдельных эмпирических или практически ориентированных исследований, а до той поры - пока все со всех возможных сторон во всех науках не будет исследовано - не стоит даже и думать о теории.
Замысел когнитивной психологии у ее создателей (Дж. Миллера, Дж. Брунера и др.) был связан с признанием того, что поведение человека не может быть понято без описания непосредственно не наблюдаемых ментальных процессов. Таким образом, их подход находился в прямой оппозиции к эмпиристски ориентированному и теоретически бесплодному бихевиоризму. Эту оппозицию явно выразил и Н. Хомский, подвергнув язвительной критике концепцию Б. Скиннера. У. Найссер в книге, давшей название всему психологическому направлению, прямо говорит о несо- у вместимости когнитивизма и бихевиоризма3. Однако сегодня ког-нитивные психологи уже редко выступают как последовательные 2С когнитивисты. «Когнитологи второго поколения», не удовлетво- х ренные достигнутыми результатами, потеряли чистоту замысла и Ч стали дрейфовать к эмпиризму (идея мультидисциплинарности К этому только способствовала). Они ослабили свою оппозицион- I
__л
--с;
Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психоло- ф
4
гии. М., 1984. С. 118-119.
5
См.: Neisser U. Cognitive psychology. N.Y., 1967. P. 5. [^j
ность бихевиоризму, признав его родственной, хотя и недостаточно полной общей теорией.
Дж. Андерсон вдвойне неправ, когда пишет, что «когнитивная психология порвала с бихевиоризмом в результате достижений в области теории информации, искусственного интеллекта, лингвистики и нейронауки»1'. Во-первых, когнитивизм порвал с бихевиоризмом в момент своего зарождения еще до всяких своих достижений. Во-вторых, эти достижения привели лишь к примату мультидисциплинарности как таковой и тем самым обусловили дрейф когнитивизма в сторону чистого эмпиризма и бихевиоризма.
Ю.М. Шилков, как мне кажется, занимает несколько двойственную позицию: признав право когнитивистов на упрощение, т.е. на теорию, на «мысленные модели», Ю.М. Шилков тут же предупреждает об опасности «стремления к упрощенному пониманию». Он, по-видимому, ставит под сомнение стандартное представление: ученый ищет более простое описание, потом его проверяет и при этом часто оказывается, что такое описание в большей степени соответствует действительности (принцип простоты). Получается, что когнитивизм не только не направлен на получение однозначных ответов, но даже не должен пытаться ставить однозначных вопросов. Но разве эмоционально насыщенные ответы на не слишком определенно поставленные вопросы смогут привести к подлинному решению проблем?
Ю.М. Шилков прав, говоря о достижении когнитивизма в понимании субъективности тех категорий, с помощью которых человек описывает мир. Поэтому, видимо, он и подчеркивает неоднозначность, метафоричность итоговых описаний, их зависимость «от ожиданий и установок, от правильных или ложных предположений». Действительно, когнитивные психологи в весьма изящных исследованиях многократно продемонстрировали, что человек сам конструирует категории, с помощью которых описывает мир, а не извлекает их непосредственно из опыта. Вот типичное утверждение когнитологов: «Мир не отображается, а интерпретируется - таков один из важнейших девизов когнитивизма... Чело-X век не просто воспринимает мир, но конструирует его... Мы сози-У даем мир с помощью нашей психики»7. Отсюда, кстати, понятен активный интерес когнитологии (и Ю.М. Шилкова) к воздействию культуры на ментальные процессы. Но при этом все-таки лю-
ди имеют достаточно реалистическое представление об окружающем, а не просто галлюцинируют. Я, например, совершенно
т
ь Андерсон Дж. Когнитивная психология. СПб., 2002. С. 22. с; Фрумкина P.M. Когнитивная лингвистика или «психолингвистика
® наоборот» // Язык и речевая деятельность. СПб., 1999. С. 90; см. также: П5 Taylor J.R. Introduction: On construing the world // Language and the cog-■ шш nitive construal of the world. Berlin-N.Y., 1995. P. 4.
РАДИКАЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД НА КОГНИТИВИЗМ И СОЗНАНИЕ
точно (истинно) знаю, что не сам придумал приведенную выше цитату, а действительно прочел ее. Все дело в том, что сознание человека не только конструирует мир, но и проверяет правильность своих конструкций. Вряд ли после этого заявления стоит удивляться, что к концу XX в. именно когнитивизм стал в исследованиях человека едва ли не последним оплотом рационализма. Ведь раз психика и сознание являются инструментами познания, то объяснение психических феноменов должно опираться на логику познания. Это соответствует признанию того, что психика и сознание поддаются логическому (непротиворечивому) описанию. Тем самым радикальный когнитивизм противостоит любому иррационализму. Ill
Когнитивизм ведет к постановке вполне однозначных вопросов. Например: зачем для осуществления познавательных актов нужно сознание? Ведь человеческий организм идеально приспособлен для познания. Мозг - величайший компьютер, превосходящий по своим возможностям все существующие вычислительные комплексы вместе взятые. Он почти мгновенно осуществляет вычислительные, логические и смысловые преобразования информации любой сложности, даже такие, которые человек пока вообще не способен выполнить сознательно. Как показали исследования когнитивных психологов, результаты этих преобразований, как правило, не осознаются человеком, хотя иногда и проявляются в его дальнейшей деятельности (например, в ассоциациях, последующем выборе, ошибках и т.д.). Аналогия с воронкой, о которой напоминает Ю.М. Шилков, весьма плодотворна: мы осознаем ничтожную часть того, что перерабатывается мозгом. Но тем более загадочно: что именно в процессах познания делает сознание? И, кстати, до решения этого вопроса нельзя даже пытаться локализовать сознание в структурах мозга, ибо неизвестно, что конкретно должно быть локализовано.
Ю.М. Шилков справедливо обращает внимание на то, что многие аспекты переработки информации остаются неосознанными. Это вполне когнитивистскии подход. Признание того, что инфор-мация может перерабатываться без ее осознания противостоит и мистифицированным взглядам психоаналитиков на бессознатель-ное. Действительно, в своих экспериментах когнитивисты убеди- 5С тельно показали, что в основном информация обрабатывается без х контроля сознания. Принятие идеи, что любая деятельность разу- 41
ма протекает большей частью бессознательно, они даже объявля- 3
8 *$р ют отличительной чертой когнитивизма . Известно, что приход х
творческой идеи в голову самими творцами рассматривается как ¡£ - ф
8 X.
См.: Lakoff G., Johnson М. Philosophy in the Flesh. The embodied mind JJ
and its challenge to western thought. N.Y., 1999. füg
неожиданность. Впрочем, любые мысли приходят нам в голову, не спрашивая нашего согласия. Достаточно попытаться думать о чем-то одном, чтобы обнаружить, как в нашем сознании появляются никак не запланированные мысли совсем о другом. В начале XX в. представители вюрцбуржской школы экспериментально продемонстрировали, что течение мыслей управляется неосозна-
II
ваемой детерминирующей тенденцией. Нечто подобное доказыва-
ет и Дж. Серль4. Р. Нисбет и Т. Уилсон приходят к заключению, что мы вообще не имеем свободного доступа к собственным мыслительным процессам10. Поэтому я не смог понять, почему Ю.М. Шилков считает, что идеи - это рациональный конструкт и что для их возникновения не нужен бессознательный уровень, в отличие от «высказываний и мнений людей в обществе» - последние, мол, обусловлены ментальностью, имеющей «коллективный характер». В какой-то момент чтения статьи Ю.М Шилко-ва нечто юнгианское возникло в моих ассоциациях. Однако при всем уважении к К.Г. Юнгу я никак не могу увязать его мифологические построения с рациональным когнигивистским подходом.
Итак, радикальный когнитивизм находится в оппозиции к иррационализму и нонкогнитивизму, к рассмотрению человека с позиции синтетической теории эволюции, к бихевиоризму и психоанализу. Сегодня среди представителей когнитивной науки убежденные когнитивисты встречаются нечасто, однако признание несводимости познания к поведению, ориентация на описание процессов переработки информации, понимание роли субъективных конструктов в описании мира, акцентирование внимания на проблемах соотношения сознательного и неосознаваемого - все это превращает большинство когнитологов в стихийных когнити-вистов. Я надеюсь, что логика исследований рано или поздно приведет многих из них не просто к осознанию любви к мультидис-циплинарности, а прямо в стан радикальных когнитивистов.
X и
и >•
X
у
х Ч
(X (0 X
х. к
¡¡У 4 См.: Серль Дж. Рациональность в действии. М., 2004.
См.: Шульц Д., Шульц С. История современной психологии. СПб., 1998. С. 491.
X ю
(О
