CC BY
33среде: Социокультурные проблемы лингвистического образования. -Уфа: РИО БашГУ, 2006. - С. 351-356.
2. Гудков Б. Д. Теория и практика межкультурной коммуникации. - М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. - 288 с.
3. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность.- М.: Наука, 1987. - 264 с.
4. Каган М. С. Философия культуры. - СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1996. - 416 с.
5. Мокиенко В. М. Перевоплощенное имя (вступ. статья) // Отин Е. С. Словарь коннотативных имен. - М.: ООО «А Темп», 2006. - с. 5.
6. Красных В. В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность?. - М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. - 375 с.
7. Алефиренко Н. Ф. Современные проблемы науки о языке: Учебное пособие. - М.: Флинта: Наука, 2005. - 416 с.
А. Б. Михалёв ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМАТИКА
ФОНЕСТЕМЫ
Хотя сам термин «фонестема» появился в 1930 году с легкой руки Джона Руперта Ферта [1], не давшего, кстати, ему четкого определения, догадки о некоем семантическом или экспрессивном характере звукосочетаний, составляющих корневую морфему, засвидетельствованы в Европе уже в 17 веке. В частности, первое такое предположение выдвинул великий английский математик, теолог, логик, философ и грамматист (1653 г.; см. [2. С. 49-50]). Позже к нему присоединились Ш. де Бросс [3] и Ф. Шаррасен [4], а уже в 20 веке Фред Хаусхолдер, заимствовав термин «фонестема», сформулировал его как «фонему или комплекс фонем, общий для группы слов и имеющий общий элемент значения или функцию» [5. С. 83-84]. Развитие темы происходит в основном на американской территории: Ю. Найда [6. С. 6], Д. Болинджер [7], Дж. Смизерс [8. С. 86], Б. Л. Уорф [9. С. 133], Х. Марчанд [10. С. 153-154], Л. Блумфилд [11. С. 267], Р. Уэскотт [12] и др. В отечественном языкознании изучением начальных консонантных звукосочетаний впервые занялся Виктор Васильевич Левицкий. Он провел статистический анализ их семантико-фонетических связей в английском [13] и в немецком [14; 15] языках. Результаты проведенного исследования позволили автору утверждать, что «почти все двух- или трехфонемные сочетания в начале корня в английском языке связаны с определенным значением или
определенным кругом значений» [13. С. 14]. Такой же вывод сделан и для немецкого языка.
В целом, сегодня это мнение не вызывает серьезной критики, а получает развитие в расширении круга обсуждаемых вопросов. К ним, в частности, относятся проблемы: интерпретации значений фонестем, семантического статуса начальных и конечных звукосочетаний, их происхождения и эволюции. Преимущественно, эти проблемы получают разработку с позиций «объективного звукосимволизма», т. е. выводы извлекаются на основе лексико-семантических исследований. Однако в последнее время все большую популярность приобретает психолингвистический ракурс исследования фонестем, или субъективный аспект звукосимволизма.
Психолингвистические исследования звукосимволизма проводились в основном для выяснения символических возможностей отдельных звуков: [16; 17; 18; 19; 20; 21; 22 и др. ]. Методики постановки экспериментов обычно сводятся к двум: методу «семантического дифференциала» Ч. Осгуда и методу «подбора». В первом случае испытуемым предъявляются искусственные слова: если большинство испытуемых одинаково оценивает эти слова-стимулы, то принято считать, что звуковой символизм существует. Во втором случае испытуемым предъявляются слова, взятые из естественных языков. Принято считать, что если большинство испытуемых правильно подберет к словам родного языка антонимичные пары слов иностранного языка, т. е. если испытуемые угадают значения не известных им звучаний, опираясь на значения и звучания слов родного языка, то это свидетельствует о существовании звукосимволизма. Однако сегодня уже не достаточно простого утверждения о том, что звуковой символизм существует. Разнообразие фонестем - как начальных, так и конечных - предполагает определенную дифференциацию «символизмов», с одной стороны, и их интеграцию, с другой.
Так, например, в недавнем исследовании начальных звукокомплексов английского языка Н. Л. Львова [23], применив метод «семантического дифференциала», пришла к выводу, что сочетания, в составе которых есть одинаковые фонетические единицы (напр., Ь1-, к1-, §1-, р1-, з1- и Ьг-, кг-, ]Г-, зрг-, /г-), характеризуются одинаковыми семантическими качествами. Так, все перечисленные сочетания с элементом I оцениваются как «слабые», «приятные» и «маленькие» (кроме §/-), в то время как сочетания с элементом г воспринимаются как «сильные» и в
большинстве случаев «неприятные», «быстрые», «жестокие» и «большие». Автор установила, что наибольший символический потенциал (способность того или иного звука символизировать определенное понятие или группу понятий) принадлежит звукосочетаниям р1-, бш- и ^т-,, а наибольшая символическая активность (способность того или иного понятия символизироваться определенным звуком) характерна для шкал силы, ровности и жесткости. Выводы приведенного исследования, как видно, относятся не столько к семантической специфике каждой фонестемы, сколько к интегральным признакам, задаваемым отдельными элементами звукосочетаний.
Вместе с тем остается вопрос, насколько соотносимы «субъективный» и «объективный» звукосимволизмы. В психолингвистических экспериментах обычно выявляют один спектр значений (преимущественно сенсомоторных), а в лексико-семантических - другой. С целью прояснения этого вопроса более десяти лет назад я попытался сопоставить результаты теоретического моделирования семантики французских фонестем Ьт- и Ь1- с экспериментальными выводами [24. С. 81-84]. Методика состояла в том, чтобы приписать одно из двух искусственных слов, начинающихся с Ьт- или Ы-, одному из 10 денотатов. Оказалось, что предпочтение, отдаваемое той или иной форме, в целом, соответствовало полученным «объективно» данным. Так, описанное семантическое пространство фонестемы Ьт-, включавшее такие микрополя, как «звукоподражание», «острый», «борьба», «разрушение», «рука», «связывать», верифицировалось выбором таких реалий, как Гусли («звукоподражание»), Кинжал, Копье, Башня, Рог, Топор («острый»), Сбруя, Пряжка-брошь («связывать») и т. д. В ряду предметов, получивших преимущественно Ы-наименования, так же оказалось большое количество ответов, подтвердивших теоретические ожидания, а именно составляющих семантического пространства Ы-: «округлый», «оболочка», «светлый», «удар». Так, Ы-слова были предпочтительнее приписаны реалиям: Облако («светлый» + «округлый»), Сапог, Одежда, Кольчуга, Латы, Головной убор («оболочка»), Стремя, Глаза, Электрическая лампочка, Ладья («округлый»), Молоток, Дубина, Наковальня («удар»). Случаи несовпадения с теоретическими ожиданиями, тем не менее, не заглушают общую тенденцию связывать с этими звукосочетаниями именно предсказанные значения-признаки.
Традиционно фонестемы анализировались на основе дистрибутивных данных. И хотя существует долгая традиция
психолингвистических экспериментов, фокусирующихся на том, как реагируют пользователи языка на новые слова, содержащие особенные звукосимволические элементы, такие как /i/ и /a/ (см. обзор в: [25]), только недавно психологическая реальность фонестем стала объектом психолингвистических исследований.
Стандартный лингвистический тест для оценки психологической реальности предлагаемой языковой единицы основан на комбинаторности и продуктивности. В своем исследовании регулярного маркера множественности в английском языке Джин Берко [26] приводит доводы в пользу психологической реальности знания морфологии на основе приложения существующих в языке моделей к новым формам, например, wug. То, что испытуемые неукоснительно образовывали множественное число от wug как wugs, послужило свидетельством владения внутренним правилом образования множественного числа существительных. Такие тесты с неологизмами (теперь известные как WUG-тесты) стали очень распространены в психологических исследованиях морфологического знания.
Однако что касается фонестем, то их психологическую реальность установить трудно, т. к. они в целом не являются ни комбинаторными элементами, ни очень продуктивными. Частично эта дилемма разрешалась мнением о том, что фонестемы, не будучи комбинаторными единицами, все же в некоторой степени продуктивны.
За последние несколько лет к проблеме психологической реальности фонестем с той же позиции неологизмов обратились авторы трех диссертаций: [27; 28] - в английском и [29] - в шведском). Работа Маргарет Магнус [28] может служить лучшим примером для представления их общей методологии.
Магнус применяет два типа эксперимента, основанных на распознавании и образовании испытуемыми неологизмов. Первый метод тестирует знание фонестем путем предъявления испытуемым дефиниций для несуществующих слов и задания изобрести новые слова для этих дефиниций. В исследовании М. Магнус для изобретения новых слов испытуемые были склонны использовать фонестемы своего языка. Например, для дефиниции «соскребать черную корку с пережаренного тоста» ('to scrape the black stuff off overdone toast') 27% ии. придумали слова, которые начинались с sk-. Второй тип эксперимента проверял использование фонестем при восприятии новых слов. Испытуемым было предложено искусственное слово, которому они должны были дать дефиницию. В этот раз снова ответы были такими, как
будто они употребляли фонестемы. Например, слово glon (с начальным gl-) вызывало дефиниции, связанные со «светом» в 25% случаев. Магнус интерпретирует свои результаты как свидетельство того, что пользователи языка воспринимают отдельные фонемы или сочетания фонем как наделенные значением.
К такому же выводу, но на основе дистрибутивного подхода, приходит и Б. Джозеф [30] в отношении греческой фонемы /ts/. А. Абелин [29] добавляет к этому предположение, что чем более распространена фонестема среди слов с общей фонологической формой, тем более вероятность того, что испытуемые оценивают неологизмы, придерживаясь значения этой фонестемы. Результаты Ш. С. Хатчинс [27] подтверждают роль фонестем (даже в межъязыковом сравнении) в создании неологизмов.
Бенджамин Берген [31] пытается выяснить, каков психологический статус фонестем в восприятии пользователей языка, и находит, что лучшим методом для разъяснения этих вопросов является «прайминг»-метод (priming), впервые примененный С. Кемпли и Дж. Мортоном [32] и обобщенный Э. Дрюс [33]. Морфологический прайминг - это ускорение или замедление ментального доступа к слову-мишени на основе некоторого предварительного (prime) слова, предъявленного ранее. Большое количество исследований морфологического прайминга обнаружили структуры, характерные только для морфологически родственных предварительных слов и слов-мишеней, но отсутствующие в неродственных словах (см.: [34]). Это различие между эффектом морфологического прайминга, с одной стороны, и известными эффектами фонологического и семантического прайминга, с другой, послужило основанием считать морфемы психологической реальностью. Аналогичным образом можно предположить, что если фонестемы имеют когнитивный статус, то они обнаружат прайминг-эффекты, отличающиеся от показаний, которые демонстрируют слова без фонестем.
В качестве стимулов испытуемым были представлены 50 пар слов, распределяющихся по пяти категориям. В первой категории предварительное слово и слово-мишень имели одинаковый фонологический признак (всегда начальный комплекс) и общий семантический признак, такой как «нос» или «свет» (напр., glitter: glow). Во второй категории прайм и мишень были схожими только по фонологическому признаку (всегда по начальному), напр., druid и drip. В третьей категории прайм и мишень имеют только определенную семантическую общность, напр., cord и rope. В
четвертую категорию отнесены псевдофонестемы, т. е. пары слов, имеющих и сходную фонетическую форму, и семантику, однако крайне малочисленные (обычно не больше двух слов), напр., crony и crook. Наконец, для сравнения, в пятой категории пары слов не имеют ничего общего ни по форме, ни по значению, напр., frill и barn.
Результаты эксперимента распределились следующим образом. Наиболее короткое среднее время реакции было показано в случае прайминга первой категории (фонестемы), а именно на 59 мсек быстрее случая 5-й категории (отсутствие формального и семантического сходства), которая определяется как основание. Для сравнения, скорость реакции в случае семантического, но не формального сходства превышает последнюю на 23 мсек. Наоборот, скорость реакции в случае только формального сходства (вторая категория) оказалась несколько медленнее категории-основания (на 3 мсек). Другими словами, распознавание слов-мишеней происходит быстрее у фонестемически связанных слов, чем у слов, сходных только по форме или только по значению. Тем не менее, для объяснения фонестемического прайминга не достаточно только сходства форм, и значений. Для сравнения, в случае псевдофонестем, т. е. слов со сходной формой и значением, но очень немногочисленных в лексиконе, реакция оказалась всего лишь на 7 мсек быстрее основания. Это различие указывает на то, что статистически превалирующие формально-семантические единства вызывают более быстрые реакции, чем статистически одинокие аналогичные образования.
Получив данные выводы, Б. Берген предполагает, что лидерство фонестем в скорости реакции обязано тому, что фонестемические пары стимулов воспринимаются как более тесно связанные по значению, чем пары в остальных категориях.
Чтобы проверить свое предположение, он применяет к предъявленным парам из всех категорий «латентный семантический анализ» (ЛСА) [35]. ЛСА представляет собой статистический метод, выявляющий сходства между словами или текстами на основании контекстов, в которых они появляются. Чем более сходны дистрибуции двух слов или текстов, тем более семантически похожими они оцениваются. Испытуемым было предложено оценить степень сходства между предъявляемыми парами по шкале от -1 до 1. Таким образом, в частности, пара glitter и glow получила ЛСА-оценку 0. 27 (в чем-то сходны), тогда как пара barn и frill получила оценку 0 (нет ни особого сходства, ни особого расхождения). В результате значения категорий «форма» и
«основание» оказались близки нулю, а категорий «псевдофонестема», «фонестема» и «значение» минимум в 2 раза выше. Иными словами, с семантической точки зрения, фонестемы примыкают к псевдофонестемам и словам со сходными значениями, но с различными формами, причем от последних они отличаются незначительно (0. 23 - 0. 26).
Сравнивая результаты своего эксперимента с полученными ранее результатами морфологического прайминга [36] и отмечая между ними явные сходные тенденции, Б. Берген заключает, что в ментальном механизме речепроизводства фонестемы обладают тем же статусом, что и канонические морфемы [31. C. 302].
Приведенные тенденции психолингвистического подхода к фонестемам не исчерпывают круга возможных вопросов в этой области. Так, исследованию подвергаются преимущественно начальные звуки и звукосочетания, тогда как конечные - рифмы -ждут своего экспериментального изучения. Требуется и дальнейший поиск новых методик, в том числе нейропсихолингвистических. Актуальной остается и проблема межъязыковых фоносемантических универсалий в свете языковой концептуализации действительности.
ССЫЛКИ НА ЛИТЕРАТУРУ
1. Firth J. R. 1930. Speech. London. - 437 p.
2. Genette G. Mimologiques. Voyage en Cratyle. - Paris: Ed. du Seuil, 1976. - 289 p.
3. Brosses Ch. de. Traité de la formation mécanique des langues et des principes physique de l'étymologie. - Paris: Saillant, Vincent et Desaint, 1765. - 480 p.
4. Charrassin F. Dictionnaire des racines et derivés de la langue française. -Paris: Heois, 1842. - 738 p.
5. Householder Fred W. 1946. On the Problem of Sound and Meaning, an English Phonestheme // Word 2: 83-84.
6. Nida E. A. A System for the Description of Semantic Elements // Word, v. 7, N 1, 1951: 1-12.
7. Bolinger D. L. Rime, Assonance, and Morpheme Analysis // Word V. 12. 1950, pp. 117-136.
8. Smithers G. V. 1954. Some English Ideophones // Archivum Linguisticum 6: 73-111.
9. Whorf B. L. Language: Plan and conception of arrangement // Language, thought and reality. - London, 1956: 125-133.
10. Marchand H. Phonetic symbolism in English word-formation. // Indogermanische Forschungen, LXIV. Band. 1959. - Pp. 146-168.
11. Блумфилд Л. Язык. - М.: Прогресс, 1968. - 606 С.
12. Wescott R. W. Labio-velarity and derogation in English: A Study in Phonosemic Correlation // American Speech. Spring 1971: 123-137.
13. Левицкий В. В. Начальные сочетания фонем в английском языке // Сочетаемость языковых единиц в германских и романских языках. - Киев, 1983. - С.8-17.
14. Левицкий, В. В., Кушнерик, В. И., Комарницкая Л. А., Есенова Г. С., Овшиева Н. Л. Фоносемантическая общность языков // Семантическая общность национальных языковых систем / Ред. З. Д. Попова. - Воронеж, 1986. - С. 167-180.
15. Жерновей А. Н., Левицкий В. В. Начальные сочетания фонем в немецком языке // Психолингвистические исследования значения слова и понимания текста. - Калинин, 1988. - С. 124-132.
16. Allport, R. Phonetic Symbolism in Hungarian Words. - Harvard University Thesis. 1935. - 377 p.
17. Muller, H. Experimentelle Beitrage zur Analyse des Verhaltnisses von Laut und Sinn. - Berlin, 1935. 295 S.
18. Tsuru, Sh., Fries, H. S. A Problem in Meaning // Journal of General Psychology, 1933. № 8: 281-284.
19. Brown, R. W., Black, A. H., Horowitz, A. E. Phonetic symbolism in Natural Languages // Journal of Abnormal and Social Psychology, 1955, № 50: 388-393.
20. Maltzmann, I., Morrisset, L., Brooks, L. O. An Investigation of phonetic symbolism // Journal of Abnormal and Social Psychology, 1956, № 53: 249-251.
21. Brackbill, Y., Little, K. B. Factors determining the guessing of meanings of foreign words // Journal of Abnormal and Social Psychology, 1957, № 54: 312-318.
22. Brown, R. W. Words and Things. - New York: The Free Press. 1958. -398 p.
23. Львова, Н. Л. Звукосимволические свойства начальных звукосочетаний согласных в современном английском языке: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Донецк, 2005. - 23 с.
24. Михалев, А. Б. Теория фоносемантического поля. Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 1995. - 213 с.
25. Jakobson R., Waugh L. R. The Sound Shape of Language. - Brighton (Sussex): Harvester Press. 1979. - 308 p.
26. Berko J. 1958. The child's acquisition of English morphology. Word № 14, pp. 150-177.
27. Hutchins Sh. S. 1998. The psychological reality, variability, and compositionality of English phonesthemes. - Atlanta: Emory University dissertation. - 436 p.
28. Magnus M. 2000. What's in a word? Evidence for phonosemantics. -Trondheim, Norway: University of Trondheim dissertation. - 390 p.
29. Abelin Ä. Studies in Sound Symbolism. Doctoral Dissertation. -Göteborg University, 1999. - 327 p.
30. Joseph B. D. 1994. Modern Greek ts beyond sound symbolism. Sound symbolism, ed. by L. Hinton, J. Nichols, J. J. Ohala, 222-236. -Cambridge: Cambridge University Press.
31. Bergen B. K. The psychological reality of phonaesthemes // Language, v. 80, №. 2, 2004. - pp. 290-311.
32. Kempley S. T., Morton J. 1982. The effects of priming with regularly and irregularly related words in auditory word recognition. British Journal of Psychology 73. 441-445.
33. Drews E. 1996. Morphological priming. Language and Cognitive Processes 11. 629-634.
34. Feldman L. 1995. Morphological aspects of language processing. -Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum. - 482 p.
35. Landauer T.; Foltz P.; Laham D. 1998. Introduction to latent semantic analysis. Discourse Processes 25. 259-284.
36. Feldman L., Soltano E. 1999. Morphological priming: The role of prime duration, semantic transparency, and affix position. Brain and Language 68. 33-39.
А.К. Мырзашова КАЗАХСКО-РУССКИЕ ФРАЗЕОЛОГИЗМЫ С СЕМАНТИЧЕСКИМ КОМПОНЕНТОМ «УМ»/»ГЛУПОСТЬ»
Методологические сдвиги, наметившиеся в современном языкознании, нашли свое отражение и в теории фразеологии. Актуальными проблемами сопоставительной фразеологии стали вопросы, касающиеся фразеологического моделирования мира, специфики отражения ментальных процессов во фразеологии, формирования и изучения фразеологического концепта языка. Об этом свидетельствуют фундаментальные труды и концепции таких известных ученых как В. Н. Телия, Т. З. Черданцева, Д. О. Добровольский, В. Г. Гак, Э. М. Солодухо, З. Г. Ураксин и другие.
Интенсивное развитие таких смежных наук как лингвокультурология, психолингвистика, когнитивная
лингвистика, этнолингвистика, социолингвистика, гендерная лингвистика открывают все новые возможности для глубинного изучения отдельных аспектов языка в его тесной взаимосвязи с самобытностью носителя языка.
В этой связи следует отметить несомненную актуальность и потребность психолингвистических, этнопсихолингвистических, лингвокультурологических исследований специфичного по своей
