CC BY
22
Вестник ПСТГУ. Соколов Павел Валерьевич,
Серия IV: Педагогика. Психология. вед. науч. сотр. ИГИТИ им. А. В. Полетаева,
2017. Вып. 45. С. 31—40 доцент Школы философии Факультета гуманитарных наук
НИУ «Высшая школа экономики» 101000, Россия, г. Москва, у. Мясницкая, д. 20 [email protected]
«Prudens Faber Fortunae» в трактате Яна Амоса Коменского «Кузнец своего счастья» и «христианский герой» в педагогических сочинениях Дж. Вико*
П. В. Соколов
Статья посвящена сравнению концепций гражданского воспитания, разработанных двумя крупными теоретиками педагогики раннего Нового времени — Яном Амосом Коменским (1592—1670) и Джамбаттистой Вико (1668—1744). Предметом специального внимания в статье является проблематика «воспитания аффектов» как важнейшей составной части педагогической программы у двух этих авторов, а также семантика центральных терминов риторической и медицинской теории в сочинениях Вико (animus, conatus, favella). Избранный ракурс рассмотрения сделал необходимым сравнительный анализ концепций «чувственной топики» и приобщения к «общему чувству» (sensus communis) у Коменского и Вико (tópica sensilibis, orbis sensualium). Доказывается, что если у Коменского обучение благоразумию (prudentia) посредством обращения себе на пользу случая (emendatio casus) осмысляется в категориях христианско-стоической аскезы, то Вико, наследующий традиции гуманистической диалектики (Петр Рамус, Рудольф Агрикола), основывает свою гражданскую пайдейю на устроении дорефлексивной сферы посредством топики и риторики.
В заключении к латинской версии своей, по выражению Джамбаттисты Вико, «золотой книжицы», трактату «О достоинстве и приумножении наук», Фрэнсис Бэкон оставил современникам и потомкам внушительный список «дезидератов»1, т. е. задач научного исследования и практической деятельности, на которые сам он только указал, но разрешение которых предоставил «судьбе человеческого рода». Именно в этих, лишь пунктиром обозначенных координатах «нового мира наук» (novus orbis scientiarum) должно было, по Бэкону, отныне разворачиваться движение человечества к созерцательному и практическому благу. Масштаб дезидератов, очевидно превосходящий возможности индивидуального исследователя, предполагал понимание науки как коллективного предприятия — бэко-
* Статья подготовлена в результате проведения исследования в рамках Программы фундаментальных исследований Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ) и с использованием средств субсидии на государственную поддержку ведущих университетов Российской Федерации в целях повышения их конкурентоспособности среди ведущих мировых научно-образовательных центров, выделенной НИУ ВШЭ.
1 The Works of Lord Bacon. Vol. II. L., 1837. Р. 430.
нианский «новый мир наук» сделался своего рода регулятивным принципом для панъевропейской Республики ученых, и сама формулировка некоторых из составляющих его титулов звучала скорее как вызов, чем как позитивная научная программа (мы можем найти среди них и такие, как, например, «здравомыслен-ная астрология» или «естественная магия»). Бэконовы «пожелания» побуждали ученых из самых разных частей Европы, порой ничего не знавших друг о друге, к открытию совершенно новых областей научного поиска или к радикальному реформированию старых. Так, Лейбниц в своей «Диссертации о комбинаторном искусстве» (1666) ссылался на список дезидератов как на достаточное основание, оправдывающее его собственный проект комбинаторного искусства, который в противном случае мог бы показаться неосуществимым, а в приложении к диссертации 1667 г., посвященной юридическим вопросам, привел свой собственный перечень «пожеланий»2. Один из таких «дезидератов», долженствовавших войти в состав восьмой книги «нового мира наук», был обозначен Ве-руламцем как «кузнец судьбы, или о круговороте жизни» (faber fortunae, sive de ambitu vitae). Именно к нему апеллирует в предисловии-посвящении к своему сочинению «Всяк своему счастью кузнец» Ян Амос Коменский: «В остроумном своем исследовании о приумножении наук блистательный писатель, наш современник, Фрэнсис Бэкон Веруламский, граф Сент-Олбанс, Канцлер Великобритании, отнес к числу желательных для будущих изысканий предметов тот раздел наук, который посвящен устроению человеком собственной Судьбы (de Fortuna fabricanda), ибо до сих пор никто раздел этот удовлетворительно не разработал: при этом он в ряде мест объяснил, на что следует обращать внимание для достижения этой цели, занимаясь науками. И дело, как он говорит, не в том, что этой областью пренебрегают на практике, а в том, что о ней молчат книги. У самого Бэкона мы можем найти несколько примеров, относящихся к этому предмету, но все они почерпнуты из политической сферы и не содержат последовательного изложения оного»3.
К этому же бэконианскому списку дезидератов и также в контексте воспитания гражданского благоразумия обращается в своих педагогических сочинениях неаполитанский философ Джамбаттиста Вико (1668—1744). Наша задача в настоящем очерке — сравнить между собой методы обучения гражданскому благоразумию или умению «обращать себе на пользу случай», разработанные Ко-менским и Вико в контексте анонсированной Фрэнсисом Бэконом программы перестройки всего универсума наук.
Ограниченность перспективы Бэкона, по Коменскому, в том, что он, «будучи лишь политиком, и в роли устроителя судьбы видел только политика»; сам же моравский просветитель, будучи теологом и «множество превратностей судьбы в своей жизни испытав», считал своим долгом подходить к вопросу с более масштабной меркой (longius prospectandum). Его перспектива объемлет в соответствии с библейскими предписаниями не только требования текущего момента, но саму вечность. «Устроение своей судьбы» подразумевает владение «искус -
2 Keller V. The «New World of Sciences»: The Temporality of the Research Agenda and the Unending Ambitions of Science // Isis. 2012. Vol. 103. No. 4. P. 732.
3 Comenius J. A. Fortunae Faber. Diogenes Cynicus. Abraham Patriarca. Amstelaedami, 1662. Р. 7.
ством советовать самому себе» (ars consulendi sibi ipsi) и устранять власть случая и судьбы, подчиняя своей власти (sub potestatem) цели собственных действий и средства их достижения (nos et res nostras). Отметим, что судьба понимается у Коменского не в духе античного рока, а вполне имманентистски — как «желательная последовательность событий» (optatos rerum successus). Квинтэссенцией благоразумия оказывается «обращение случая на пользу добродетели» (emendat casus vir sapiens, eos in virtutis occasionem arripiendo), предполагающее, в числе прочего, способность нейтрализовывать деструктивные аффекты — неупорядоченные движения (inordinatos motus) — дурных людей, к числу коих Коменский относит презрение, зависть, ненависть, гнев и бешенство4. В этом пункте понимание «благоразумия» (prudentia) у Коменского и Вико совпадают: достаточно вспомнить знаменитый пассаж из лекции «О методе преподавания и обучения нашего времени», посвященный случаю и судьбе: «Что же касается благоразумного поведения в гражданской жизни (prudentia civilis vitae), то, <...> случай и выбор (occasio et electio) — владыки человеческой жизни, которые в высшей степени недостоверны»5. Итак, обращение случая (casus, occasio) к собственной пользе (emendatio casus) — центральная задача воспитания благоразумия как у Коменского, так и у Вико; именно в точке пересечения virtus и fortuna человек обретает возможность продемонстрировать навыки своего гражданского воспитания.
Мы видим, что бэконианский дезидерат — обновление и расширение usque ad infinitum «универсума наук» (orbis scientiarum) — как у Коменского, так и у Вико непосредственно сопрягается с необходимостью перестройки учебного куррикулума (ratio studiorum), школьного — в случае Коменского и университетского — в случае Вико. Если Коменский разворачивает частное «пожелание» Бэкона в масштабную программу «христианской пайдейи», то у Джамбатти-сты Вико оно встраивается в контекст пайдейи «героической» и помещается во всемирно-историческую перспективу, которую раскрывает перед своим читателем «Новая наука». При этом если для Коменского замысел Бэкона слишком ограничен, а именно ограничен сферой «политического благоразумия», то Вико столь масштабное перекраивание всего «универсума наук» (orbis scientiarum) представляется, напротив, слишком радикальным: подобно тому как картезианской физике был «необходим новый мир в качестве ее короллария» (aliquod novum phaenomenon explices, tanquam eiusdem physicae corollarium)6, бэкониан-ские «непомерные притязания» (vasta desideria) потребовали бы для своего удовлетворения «нового мира, превосходящего наш, земной»7.
Для того чтобы воскресить сокрытые в глубине человеческой природы «искры» добродетели и героического нрава, Коменский, выступающий верным учеником герборнских энциклопедистов, уповает на единство и непогрешимость метода; как он пишет в «Великой дидактике», правильное применение метода
4 Comenius J. A. Op. cit. P. 38.
5 Vico G. De nostri temporis studiorum ratione // Id. Opere. 2 voll. / A cura di A. Battistini. Milano, 1990. Vol. 1. P. 130.
6 Ibid. P. 114.
7 Ibid. P. 92.
позволит превратить школу в механизм, подобно типографскому станку штампующий образованных и нравственных людей. Основываясь на своей теории органического воспитания, Коменский многократно подчеркивал необходимость вовлечения тела в образовательный процесс; его «чувственный мир в картинках» — самое известное тому подтверждение. И все же мы не найдем у великого чешского дидакта развернутой теории воспитания тела и его аффектов, в случае же Вико все совершенно иначе, и именно в этом, как нам представляется, заключено фундаментальное различие между гражданской дидактикой двух этих мыслителей. Исходя из той посылки, что человек состоит из трех частей — тела (corpus), души (animus) и ума (mens), каждая из которых повреждена грехопадением, Вико полагал, что для исправления их нужны различные методы и формы воздействия. Нас будет прежде всего интересовать инстанция, занимающая промежуточное положение между телом и умом, которую Вико еще в трактате «О наидревнейшей мудрости италийцев» (1710) назвал animus (душа)8; в отличие от животной anima, более медлительной и локализованной в крови, animus находится в «шишковидной железе», циркулирует по нервам и приводит кровь в движение9; именно на эту «мужественную» субстанцию, место принятия решений и формирования аффектов, направлена «свышеестественная» сила риторики, которую Вико в речи «О героическом уме» (1732) уподобляет действию Божественного Провидения10. Структурно animus занимает в викианской антропологии то же место, что и речь (favella): между умом (mens, mente) и телом (corpus, corpo). Важно, что в этой же, промежуточной между «вещью протяженной» и «вещью мыслящей», области локализуется то, что Вико называет «усилием» (conatus, conato) — метафизический источник движения (virtus movendi), в человеке определяющий направление воли и выступающий условием ее свободы. Статус этой категории в философии Вико издавна был дискуссионным. Так, некогда сэр Исайя Берлин, полемизируя с Николой Бадалони, утверждал, что многочисленные физические и медицинские теории, которые последний в изобилии находит в разных сочинениях Вико, в общем и целом не слишком значимы для понимания философии неаполитанца. В качестве обоснования Берлин приводил два аргумента: во-первых, «все эти мотусы и конатусы, неважно, позаимствовал их Вико у Борелли, Лейбница или Делла Порты, недоступны для человеческого познания, ибо мы не понимаем способа их функционирования per caussas»; во-вторых, «Вико <...> нигде не говорит, что существует континуитет между метафизическими точками и их конатусом с одной стороны и человеческой деятельностью — с другой»11. Если первое из этих утверждений, хотя в целом и верно, как кажется, свидетельствует не о том, что Берлин хотел доказать, то второе и вовсе ошибочно; чтобы его опровергнуть, достаточно привести знаменитое место из «Новой науки», недвусмысленно демонстрирующее
8 Stile A. Il sapere dell'animus // Giambattista Vico е l'enciclopedia dei saperi / A cura di A. Bat-tistini e P. Guaragnella. Lecce, 2007. P. 221-234.
9 Vico G. De nostri temporis... P. 100-104.
10 Vico G. De mente heroica // Id. Opere. 2 voll. / A cura di A. Battistini. Milano, 1990. Vol. 1. P. 384-38б.
11 Berlin I. Three Critics of the Enlightenment: Vico, Hamann, Herder. Princeton, 2013. P. 177178.
связь между конатусом и человеческими действиями: «Такая мысль [об устрашающем божестве] должна была породить усилие (conato) — свойственное человеческой воле — обуздывать движения, внушенные сознанию телом, чтобы или совершенно их успокоить, как это подобает Мудрому человеку, или, по крайней мере, придать им другое направление для лучшей цели, как это подобает Человеку-Гражданину. Такое обуздание телесных движений представляет собой, несомненно, проявление свободы Человеческого выбора, т. е. свободной Воли, — источника и местопребывания всех Добродетелей и, между прочим, Справедливости. Информированная таким усилием воля во всем подчиняется Справедливому и всем правам, продиктованным Справедливостью: ведь совершить усилие над телом — это то же самое, что дать ему свободу в управлении его движениями, поскольку все тела — необходимые посредники природы. То, что Механики называют потенцией, силой, усилением, все это — неощутимые движения этих тел, и под влиянием их тела или стремятся к своему центру тяжести, как это доказывает Античная Механика, или удаляются от своих центров движения, как это доказывает Новая Механика»12.
Мы видим, что конатус (усилие) и принцип произвольного действия в человеке (свободная воля) у Вико неразрывно связаны между собой, и именно формирование конатуса оказывается первоочередной задачей как воспитания человеческого рода в целом (гражданское Провидение), так и воспитания граждан в каждом конкретном политическом сообществе (во всем многообразии его форм — от домашней «икономической дисциплины» до университетов и академий). В целом ряде своих сочинений, особенно в своих инаугурационных речах (1699—1708 гг., а также 1732 г.), Вико рассматривает риторику как важнейший инструмент и этап пайдейи, позволяющий добиться ключевого поворота в телеологии человеческих действий; подобно Геркулесу Галльскому, риторика влечет людей к целям, которые сами они перед собой не ставили: «Посмотрите, — говорит Вико, обращаясь к студентам с речью "О героическом уме", — с каким удивительным искусством, так хорошо соответствующим поврежденной человеческой природе, они [ораторы], апеллируя к аффектам, которые приводит в движение тело, понуждают даже самых упрямых людей желать вещей, диаметрально противоположных тем, которые они измыслили в своем уме. Подобное под силу одному лишь Богу Лучшему Величайшему, следующему неисповедимыми Своими путями, (...) т. е. прибегающему к сверхъестественным средствам, с помощью которых Он влечет к Себе человеческие умы, плененные земными страстями, заставляя их испытывать поистине божественное наслаждение»13. Риторика является необходимой предпосылкой социальности еще и потому, что для раскрытия «общежительной природы» (natura socievole) человека необходимо приобщение к общему чувству (sensus communis) во всем многообразии его функций — и, прежде всего, как к системе общих мест. В чрезвычайно важной для викианской концепции пайдейи надгробной речи в честь донны Анджелы Чиммино, маркизы делла Петрелла (1727 г.), Вико подчеркивает приоритетную роль такой разновидности топоса, как пример (exemplum, paradeigma) для формирования
12 Вико Дж. Основания новой науки об общей природе наций. М.; Киев, 1994. C. 113—114.
13 Vico G. De mente heroic. P. 384-386.
социальности: «нежные детские умы, неспособные к умозаключениям, <...> делаются податливыми и удобопригодными для восприятия всех других — менее значительных, ибо производных — навыков добродетельного поведения благодаря примерам, господствующим над здравым смыслом (i quali signoreggiano sopra il commun senso)»14. В этом же духе он высказывается и в «Жизни Джам-баттисты Вико, написанной им самим», резюмируя содержание произнесенной им в 1707 г. перед студентами Неаполитанского университета инаугурационной речи: «Что касается порядка обучения, то <...>, коль скоро языки являются самым могущественным средством укрепления человеческого общества, обучение с языков и должно начинаться, ибо они зависят от памяти, которая у юношей исключительно хороша. Юношество, разумением некрепкое, направляется на верный путь лишь посредством примеров, сподвигающих юношей к действию, ибо оные примеры они усваивают со всей живостью воображения, прекрасно развитого в их возрасте. Именно поэтому юношам следует много времени посвящать изучению истории — как баснословной, так и истинной»15. Таким образом, логика воспитания должна быть прежде всего направлена на формирование у человека гражданской природы, подчиняющейся иной логике, чем природа биологическая. Примечательно, что в «Постоянстве филологии», одной из книг «Всеобщего права», Вико прямо связывает телесную конституцию юношей с педагогическим воздействием на них: «История природы, сиречь физические наблюдения, показывает нам, как страх перед учителем угнетает жизненные духи юношей и истребляет в них то, что способствует телесному росту <...> вследствие чего, надо полагать, юноши в древности росли быстрее, чем это происходит в наше время, и члены их тел быстрее укреплялись...»1'5. Любопытную параллель к этому месту мы можем найти в «Великой дидактике» Коменского, где тот говорит, что Провидение специально сделало период роста у людей более длительным, чем у животных, чтобы у юношей было больше времени для упражнения в науках (ведь природа «без всяких усилий в несколько месяцев образует гораздо б0льшие тела»17. Для того чтобы из бессловесного bestione образовать человека, сначала следует изучить языки, образовав тем самым минимальное основание коммуникации и преодолев последствия Вавилонского столпотворения, а затем расширить это основание, приобщив воспитуемого к здравому смыслу (sensus communis). Примечательно, что этот этап пайдейи предшествует формированию суждения (judicium) и осуществляется на почве здравого смысла, определяемого Вико в знаменитой XII аксиоме «Новой науки» как «суждение без всякой рефлексии»18. Именно в этой дорефлексивной сфере конституируется аксиоматика социального поведения; коль скоро топика, понимаемая здесь как способность нахождения (inventio), представляет собой первую операцию человеческого ума (в этом Вико солидаризируется с восходящей к Петру Раму-
14 Vico G. In morte di Donn'Angela Cimmino // Id. Opere. 2 voll. / A cura di A. Battistini. Milano, 1990. Vol. 1. P. 343.
15 Vico G. Vita scritta da se medesimo // Id. Opere. 2 voll. / A cura di A. Battistini. Milano, 1990. Vol. 1. P. 35.
16 Vico G. De constantia jurisprudentis liber alter. Napoli, 1841. P. б2.
17 Коменский Я. А. Великая дидактика. Смоленск, 1939. C. 107.
18 Вико Дж. Основания новой науки. C. 7б.
су и Рудольфу Агриколе традицией гуманистической диалектики), то именно та способность (ingenium), которая эту операцию обеспечивает, должна первой подвергнуться цивилизующему воздействию пайдейи. Результатом нахождения является создание метафоры, которая для архаического или детского сознания принимает форму «поэтического характера»: «первые люди, как бы дети рода человеческого, неспособные образовать интеллигибельные родовые понятия вещей, естественно были принуждены сочинять поэтические характеры, т.е. фантастические роды, или универсалии, чтобы сводить к ним, как к определенным Образцам или идеальным портретам, все отдельные виды, похожие каждый на свой род»19. Мы можем проследить определенную эволюцию во взглядах Вико на природу метафоры: если в 1699 г., в своей первой инаугурационной речи, прочитанной в качестве нового профессора риторики, он вслед за теоретиками барочного концептизма умеренного направления (Маттео Перегрини) квалифицирует метафору как третью операцию интеллекта (т. е. ставит ее на место умозаключения), то уже в 1708 г., в лекции «О методе изучения и преподавания наук в наше время», он рассматривает ее как первое действие ума, т. е. ставит на место понятия.
Дети, как и древние люди, неспособны были образовывать умопостигаемые понятия, а только поэтические характеры — они-то и были первыми метафорами, или exempla. Неспособное воспринимать умозрительные универсалии архаическое (а в эпоху «явленного разума» — детское) сознание воспитывается и убеждается примерами и баснями, такими как приводимая Титом Ливием в «Истории Рима от основания Города» знаменитая басня о восстании членов тела20, посредством которой Агриппа Менений Ланат сумел убедить плебеев прекратить сецессию (Ливий. II, 32, 8—12). Таким образом, экземплы относятся вовсе не только к области педагогики, но и к сфере права — так, история Горация, обвиненного в нарушении основополагающих законов римского государства (perduellio) и за это приговоренного к позорной смерти (Ливий. I, 26, 2—13), была одним из первых юридических exempla, «реальных примеров», или правовых прецедентов, из которых составлялись «писаные кровью» драконовские законы аристократических республик (lex horrendi carminis)21. Сходную функцию конкретных этико-юридических прецедентов выполняли и басни Эзопа, из которых впоследствии развились максимы Солона: сначала они бытовали в героических стихах (гекзаметре), потом — в ямбических (т. к., по Вико, ямб занимает промежуточное положение между стихом и прозой), а дошли до нас уже в позднейшей прозаической обработке22. Объединяя две функции топики — нахождение и всестороннее определение вещи (notio completa) — Вико указывает на то, что именно прогресс от чувственных универсалий к абстрактным идеям является необходимым условием полного определения вещи посредством охвата всех возможных ее предикатов.
19 Вико Дж. Основания новой науки. С. 87.
20 Там же. С. 154, 193.
21 Там же. С. 194.
22 Там же. С. 155.
Примечательно, что у Вико возникновение топики предшествует возникновению литературы (Вико говорит о «...пустоте тех тысячелетий, которые неизбежно должны были протечь у языческих наций, чтобы у них появились в конце концов Писатели, как у Греков Гомер»23); посредством этой долитературной топики, которую он называет «чувственной» (tópica sensibile), древние «поэты», еще не умевшие писать, объединяли свойства вещей в разнообразных поэтических характерах (Орфей, Геркулес, Гермес Трисмегист и т. д.). Эти фантастические универсалии и были первыми топосами, смысл которых в более развитые эпохи historia litteraria изменился иногда до противоположности; так, если в чувственной топике римлян героической эпохи Ахилл был архетипом высокомерного, гордого и мстительного «дуэлянта», то в изображении позднейших «писателей» он оказывается воплощением возвышенных идей (1) рациональной справедливости, (2) славы, т. е. «молвы о благодеяниях, совершенных для Рода Человеческого» и (3) жажды бессмертия24. Таким образом, исследованная Эрнстом Робертом Курциусом великая риторическая сокровищница общих мест (sapientia-fortitudo, puer-senex, locus amoenus, theatrum mundi и т. д.)25, образующих единство и континуальность европейской литературы, обретает здесь до-литературное измерение. «Чувственные топосы» Вико понимаются им не как «внеличностный стилевой элемент» (Э. Р. Курциус), «имперсональный пласт словесной реальности» (А. Е. Махов), а как универсалии социального опыта, сокровищница здравого смысла наций, содержащая в себе одновременно принципы аргументации (общее место как elementum arguendi; см. 13 главу «Ораторских институций»), базовые сценарии поведения («habits of action», если воспользоваться термином Ч. С. Пирса) и этико-правовые нормы (exempla как первые законы).
Повторяя путь всего человечества, дети должны «делать более утонченной» топику — за устроением дорефлективной сферы должно следовать то, что Вико в речи 1732 г. «О героическом уме» назовет «терапией ума», т. е. приучение разума к абстракции: «надлежит оттачивать воображение, чтобы посредством него разум мог обрести силу, и с детских лет приучать человека к математическим штудиям» (phantasia attenuanda est, ut per eam ipsam ratio invalescat, et mathesi ab adolescentibus incumbendum)26, потому что «когда человек созерцает точки и линии, лишенные какой-либо плотности или телесной протяженности, ум его проясняется и начинает постепенно очищаться» (cum puncta lineasque sine omni crassitate et corpulentia consideret, per eam mens humana liquescit, et incipit defoecari)27. Логика пайдейи предполагает постепенное оставление исторической почвы: как Вико отмечал еще в 1707 г., «у математических дисциплин нет истории, потому что они не пользуются примерами, равно как нет ее и у логики, ибо она заимствует примеры у других дисциплин, а если не находит их там, то создает сама; и тем более нет ее у метафизики, так как она созерцает человеческий ум
23 Вико Дж. Основания новой науки. С. 7.
24 Там же. С. 290-291.
25 Curtius E. R. Europäische Literatur und lateinisches Mittelalter. Bern, 1948.
26 Vico G. Oratio VI // Joh. Bapt. Vici orationes quinque. Napoli, 1869. P. 65.
27 Ibid. P. 66.
и Бога — простейшие и чистейшие природы — и ничего, кроме них»28. Очищение страстей, приведение гуморов в равновесие и освобождение ума (mens) от телесных пут превращают ребенка, без воспитания обреченного стать «ужасной зверюгой» (orribile bestione), в христианско-платонического героя, взыскующего возвышенного блага ради него самого (sublimia petit), бесстрастная воля которого совпадет с «разумом закона»29.
Отвечая на вопрос, поставленный нами в самом начале настоящего очерка, — в чем различие между двумя версиями гражданской пайдейи, возникшими с разницей почти в столетие, но принадлежащими одной интеллектуальной культуре и отвечающими на один и тот же интеллектуальный вызов — дезидераты Бэкона Веруламского, мы должны констатировать, что разделение между «великой дидактикой» Коменского и «героическим воспитанием» Джамбатти-сты Вико проходит по линии их отношения к риторике. Если Коменский, делая ставку на всемогущество метода и оставаясь в общем и целом в границах традиционной христианской антропологии, выстраивает свою дидактику (как и свою пансофию в целом) по образцу математики, то Вико усматривает необходимую предпосылку приучения ума к абстракции (medicina mentis) в том воспитании усилия (conatus) к свободе, которое оказывается возможным только благодаря «свышеестественной силе» ораторского искусства.
Ключевые слова: Я. А. Коменский, Дж. Вико, топика, Ф. Бэкон, гражданское благоразумие, конатус.
Список литературы
Вико Дж. Основания новой науки об общей природе наций. М.; Киев, 1994. C. 113—114. Коменский Я. А. Великая дидактика. Смоленск, 1939. C. 107.
Berlin I. Three Critics of the Enlightenment: Vico, Hamann, Herder. Princeton, 2013. P. 177— 178.
Comenius J. A. Fortunae Faber. Diogenes Cynicus. Abraham Patriarca. Amstelaedami, 1662. Р. 7.
Curtius E. R. Europäische Literatur und lateinisches Mittelalter. Bern, 1948.
Keller V. The «New World of Sciences»: The Temporality of the Research Agenda and the
Unending Ambitions of Science II Isis. 2012. Vol. 103. No. 4. P. 732. Stile A. Il sapere dell'animus II Giambattista Vico e l'enciclopedia dei saperi I A cura di A. Battistini
e P. Guaragnella. Lecce, 2007. P. 221-234. The Works of Lord Bacon. Vol. II. L., 1837. Р. 430. Vico G. De constantia jurisprudentis liber alter. Napoli, 1841. P. 62.
Vico G. De mente heroica II Id. Opere. 2 voll. I A cura di A. Battistini. Milano, 1990. Vol. 1. P. 384-386.
Vico G. De nostri temporis studiorum ratione II Id. Opere. 2 voll. I A cura di A. Battistini. Milano, 1990. Vol. 1. P. 130.
Vico G. In morte di Donn'Angela Cimmino II Id. Opere. 2 voll. I A cura di A. Battistini. Milano,
1990. Vol. 1. P. 343. Vico G. Oratio VI II Joh. Bapt. Vici orationes quinque. Napoli, 1869. P. 65. Vico G. Vita scritta da se medesimo II Id. Opere. 2 voll. I A cura di A. Battistini. Milano, 1990. Vol. 1. P. 35.
28 Ibid. P. 64.
29 Вико Дж. Основания новой науки. C. 433.
St. Tikhon's University Review. Sokolov Pavel,
Series IV: Pedagogy. Psychology. National Research University "Higher School of Economics"
2017. Vol. 45. P. 31-40 20 Miasnitskaia ul., Moscow 101000, Russian Federation
"Prudens Faber Fortunae" in J. A. Komensky's Treatise Faber Fortunae and the "Christian Hero" in G. Vico's Pedagogical Works
P. Sokolov
The paper deals with theories of civil education proposed by the two prominent pedagogical scholars of the early modern period, Jan Amos Komensky (1592-1670) and Giambattista Vico (1668-1744). Special attention is paid to the "education of passions" as a constituent part of the pedagogical programme of both scholars, and to the meaning and usage of pivotal rhetorical and medical terms (animus, conatus, favella) in Vico's works. Our approach in this paper includes a comparative analysis of conceptions of the "sensible topics" and "common sense" in Komensky's and Vico's works (topica sensilibis, orbis sensualium). It is shown that according to Komensky, the civil prudence is constituted by the so-called "emendation of cases" (emendatio casus) and is considered in terms of Christian-Stoic asceticism, whereas in Vico's system the civil paideia primarily concerns the pre-reflective virtue and is based on topica and rhetoric.
Keywords: Jan Amos Komensky (Jan Amos Comenius), G. Vico, topica, F. Bacon, civil prudence, pre-reflective virtue, conatus.
References
Berlin I., Three Critics of the Enlightenment: Vico, Hamann, Herder. Princeton, 2013, 177-178.
Curtius E. R., Europäische Literatur und lateinisches Mittelalter, Bern, 1948.
Keller V., «The "New World of Sciences": The Temporality of the Research Agenda and the Unending Ambitions of Science», in: Isis. 2012, 103, 4, 732.
Komenskii Ia. A., Velikaia didaktika, Smolensk, 1939, 107.
Stile A., «Il sapere dell'animus», in: Giambattista Vico e l'enciclopedia dei saperi / A cura di A. Battistini e P. Guaragnella, Lecce, 2007, 221-234.
Viko Dzh., Osnovaniia novoi nauki ob obshchei prirode natsii, M.; Kiev, 1994, 113-114.
Vico G., «De mente heroic», in: Id. Opere. 2 voll. / A cura di A. Battistini. Milano, 1990, 1, 384-386.
Vico G., «De nostri temporis studiorum ratio-ne», in: Id. Opere. 2 voll. / A cura di A. Bat-tistini. Milano, 1990, 1, 130.
Vico G., «In morte di Donn'Angela Cimmi-no», in: Id. Opere. 2 voll. / A cura di A. Battistini. Milano, 1990, 1, 343.
Vico G., «Vita scritta da se medesimo», in: Id. Opere. 2 voll. / A cura di A. Battistini. Milano, 1990, 1, 35.
