CC BY
284
УДК 008.2 ББК 71.0
Шеметова Татьяна Николаевна
кандидат культурологии, доцент, Гуманитарный институт телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина,
119180, Москва, Бродников пер. д. 3, Россия, e-mal: shemtan@yandex.ru
Tatiana N. Shemetova
PhD Cultural Studies, Associate Professor, Humanist Institute for Television and Radio Broadcasting them. M.A. Litovchina (GITR), 119180, Russia, Moscow, Brodnikov per., 3, e-mal: shemtan@yandex.ru
ПРОВОКАЦИЯ КАК МЕТОД В СОВРЕМЕННОЙ ЖУРНАЛИСТИКЕ: МЫСЛИ ПО ПОВОДУ
Предметом данной статьи является рассмотрение сущности понятия «провокация» применительно к сфере журналистики. Автор показывает, что метод провокации необязательно несет негативный оттенок. Напротив, в постиндустриальном обществе, где СМИ именуется «четвертой властью» журналист должен выступать в роли идеального провокатора, способного создавать тексты, вызывающие живую рефлексию.
Ключевые слова: провокация, деконструкция, картина мира, идеальный провокатор.
PROVOCATION AS A METHOD IN MODERN JOURNALISM: THOUGHTS ON THE SUBJECT
The subject of this article is to consider the essence of the concept of «provocation» in relation to journalism. The author shows that the method of provocation has not always a negative shade. In contrast, in the post-industrial society where the media is called «fourth power», a journalist should act as the agent provocateur, able to create texts, causing a reflexion of society.
Keywords: provocation, deconstruction, the picture of the world, the ultimate provocateur.
Что такое журналистика и фигура журналиста сегодня — вопрос далеко не праздный. Правовое государство предусматривает существование независимых друг от друга властей: первая — законодательная (парламент), вторая — исполнительная (правительство), третья — судебная. Четвертая власть — СМИ. Влияние СМИ, безусловно, сравни© Т.Н. Шеметова, 2014
мо с властными полномочиями, но «четвертой властью» можно назвать скорее тех, кто управляет и владеет СМИ. А при пристальном взгляде современная журналистика скорее напоминает служанку государственных структур и различных медиахолдин-гов. Она (журналистика) вынуждена обслуживать интересы власти и хозяев холдингов, исходя из практику-
емого ныне маркетингового подхода к СМИ. Напрашивается аналогия с ролью философии в Средние века, когда философия утрачивает свою основную функцию «воительницы души» и превращается в «служанку богословия»1 с единственной задачей создания теоретической базы, позволяющей оправдать «Священное писание» перед лицом Разума. Аналогия эта проведена нами в том смысле, что философия как свободное течение мысли, как разум, ищущий ответы и стремящийся понять, что есть Истина и Благо для человека, вдруг всю силу мысли направляет в поток «одномерного сознания» (термин Г. Маркузе). Понятие «одномерного сознания», как показал Герберт Маркузе, господствует в обществе потребления и формируется многочисленными СМИ. Его можно смело соотнести с таким утвердившимся сейчас термином, как «формат».
Маркетинговый подход в журналистике неизбежно требует рыночного формата. Издание должно быть обязательно продано! По меткому замечанию депутата Госдумы РФ Михаила Ненашева «сегодня, к сожалению, и у пишущих, и у вещающих, и у тех, кто руководит СМИ, мало как желания, так и умения "сеять доброе, разумное, вечное". Наши СМИ в большинстве своем нацелены "на деньгу", а посему предпочитают шелестеть гламурными блестками, выплескивая на суд людской пустые или услужливые начальству материалы, которые оглупляют и самих журналистов, и общество. Лень в мысли привела к пустому копированию зарубежного» [1]. С этим критическим
1 С латинского: Philosophia est ancilla theologiae. Фраза приписывается итальянскому историку Римско-католической церкви Цезарию Баронию (1538-1607), автору 12-томного труда «Церковные анналы до 1198 г.».
замечанием трудно не согласиться. Действительно, в подавляющем большинстве отечественные СМИ просто копируют зарубежные форматы. А ведь формат — это шаблон, который атрофирует живую силу мысли.
Кто может разорвать рамки формата? Какой инструмент для этого нужен? По нашему мнению — это журналист-провокатор. Инструмент — идеальная провокация. К сожалению, общепринятое мнение, которое бытует в СМИ о провокации и провокаторе, носит негативный оттенок. В данной статье мы постараемся показать, что это не так, или не совсем так, потому что существуют два вида провокаторов — идеальный и идейный.
Прежде всего, будем опираться на тезис, что Журналистика, в высоком ее понимании, — это концепт независимой свободной мысли, работающей на всеобщее Благо, с осознанием своей созидательной социальной миссии, которая противоречит формату и одномерному сознанию. Поэтому на авансцену сегодняшней одномерной жизни должна выйти фигура журналиста — идеального провокатора.
Рассуждать о провокации — дело само по себе провокативное, поэтому начнем наше теоретическое построение с остроумного высказывания английского писателя Гилберта Кита Честертона: «Грубо говоря, в мире есть три типа людей. Первый тип — это люди; их больше всего, и, в сущности, они лучше всех. Мы обязаны им стульями, на которых сидим, одежной, которую носим, домами, в которых живем; в конце концов, если подумать, мы и сами относимся к этому типу. Второй тип назовем из вежливости «поэты». Они большей частью сущее наказание для родных и благословение для человечества. Третий же тип — интеллектуалы; ино-
гда их называют мыслящими людьми. Они — истинное и жесточайшее проклятие и для своих, и для чужих» [22, с. 110].
Если предположить, что классификация Честертона верна, то речь пойдет о представителях третьего типа — о мыслящих людях. Мы назовем их провокаторами.
Но сначала определимся с термином провокация. Этот термин — неоднозначный, так как связан с разными областями человеческой жизни: с политикой, военным делом, историей, искусством, маркетингом, биологией, психологией, медициной, конфликтологией, философией, педагогикой и др.
В общем смысле, провокация — это некое развернутое во времени действие субъекта-провокатора (или субъектов), которое направлено на объект (объекты) провокации с целью вызывать определенную реакцию: либо конкретное действие, либо бездействие, в зависимости от цели провокации.
В данной работе мы не ставим задачу определения данного термина в его всевозможных областях. На этот счет существует достаточное количество исследовательской литературы. Однако коснуться этимологии данного термина необходимо для дальнейшего разговора.
В латинско-русском словаре рrovocatio — 1) вызов; 2) обжалование. Глагол provoco — 1) вызывать, бросать вызов; 2) подстрекать; 3) раздражать, возбуждать; 4) обжаловать. Причастие provocaticius — 1) вызванный; 2) возбужденный, возбуждающий. Существительное provocator — человек, бросающий вызов, гладиатор. Существительным provocatorius называли человека, имеющего отношение к provocator, т. е. того, кто назначает и преподносит дары тем, кто бросает вызов и
побеждает в боях или соревнованиях. Существительное provocatrix обозначает соблазнительницу [4, с. 632].
Интересно, что в латинском словаре, провокация не трактуется как что-то негативное, ведущее к деструктивному поведению с целью причинить заведомый вред. Например, Provocatio ad populum в римском государственном праве — разновидность апелляции в уголовных вопросах. Первоначально провокация была установлена в случаях присуждения к телесному наказанию или смертной казни. Всякий полноправный гражданин мог воззвать, апеллировать к народу на решение магистрата. Провокация состояла в пересмотре уголовного дела народом и вынесении нового приговора. Право Provocatio ad populum относится к числу древнейших прав римского гражданина [26].
При анализе данного слова в словарях европейских языков, так же не наблюдается только негативной коннотации этого слова.
Например, в итальянском языке provocare — 1) вызывать действие, возбуждать чувства; 2) бросать вызов, вызывать на дуэль. provocant — 1) провоцирующий интерес; 2) вызывающий возбуждение. provocabil — легко возбудимый [9, с. 647]; в английском языке provocation — 1) побуждение, вызов, подстрекательство;
2) провокация; 3) раздражение. Provocative — 1) возбуждающее средство; 2) вызывающий, дерзкий;
3) возбуждающий (веселье, печаль, любопытство); 4) раздражающий. Provokе — 1) вызывать, возбуждать; 2) провоцировать; 3) раздражать [16, с. 791].
Однако, в толковых словарях русского языка на первое место ставится именно негативное, деструктивное значение этого слова.
Например, в словаре Ожегова провокация — 1) подстрекательство к каким-либо действиям, которые могут повлечь за собой тяжелые последствия; 2) искусственное возбуждение каких-либо болезней (мед.) [17, с. 596].
В толковом словаре Ушакова провокация — 1) система борьбы господствующего класса с революционным движением, состоящая в том, что политическая полиция засылает в ряды революционных организаций (или вербует из числа неустойчивых членов этих организаций) своих тайных агентов, которые осведомляют полицию о деятельности революционеров и революционных организаций, выдают полиции революционеров, а также вызывают революционные организации на такие действия, которые могут вести к их разгрому; 2) умышленный вызов, подстрекательство с какой-нибудь целью [21, с. 906-907].
В толковом словаре русского языка Кузнецова провокация — 1) агрессивные действия с целью вызвать военный конфликт; 2) предательское поведение, подстрекательство кого-либо к действиям, которые могут повлечь за собой тяжелые для него последствия [10].
Большой энциклопедический словарь трактует провокацию как подстрекательство, побуждение отдельных лиц, групп, организаций и т. д. к действиям, которые могут повлечь за собой тяжелые последствия [2].
В словаре иностранных слов можно увидеть следующие значения: провокация — 1) предательское поведение, подстрекательство; 2) побуждение кого-либо к заведомо вредным для него действиям; 3) искусственное возбуждение признаков болезни. Провокатор — 1) тайный агент, действующий путем провока-
ции; 2) подстрекатель, действующий с предательской целью. Провоцировать — умышленно вызывать что-либо, подстрекать к чему-либо, наносящему вред [19, с. 410].
Очевидно, такой негативный оттенок в русском языке слово провокация приобрело в связи с революционным движением в России, которое привело к двум революциям в 1905 и в 1917 гг.
Исходя из этимологии слова, можно сделать вывод, что провокация, как явление, не существует сама по себе. Она всегда включена в некую коммуникативную цепочку субъект провокации — сообщение — объект провокации и вне этого не имеет смысла.
Если отталкиваться от основного значения слова — вызов — то провокация — это некое направленное действие, акт воли. Действие-вызов строится на основе конфликта между двумя субъектами, которые в процессе коммуникации имеют противоположные цели и задачи. Конфликт мы можем определить как «форму проявления противоречия, не разрешенного в прошлом или разрешаемого в настоящем, которое возникает в ситуации непосредственного взаимодействия субъекта и объекта конфликта, и обусловленного противоположно выбранными целями, осознаваемыми или неосознаваемыми участниками конфликта, направленными на разрешение или снятие противоречий» [11, с. 284].
Так, первой характеристикой термина «провокация» в системе коммуникации может быть определен как некий конфликт двух (нескольких) субъектов, имеющих противоположные цели и задачи.
С точки зрения В.Н. Степанова, провокация — это «способ функционирования прагматической информа-
ции об особом намерении адресанта продемонстрировать определенное психическое состояние с целью вызвать у адресата аналогичное состояние» [20, с. 17]. То есть налицо конфликт психических состояний адресанта и адресата. Степанов подчеркивает, что мишенями провокации чаще всего становятся мысли, намерения, духовное состояние и внутренний мир человека[20, с. 25].
По мнению А.М. Дружинина, провокация, как конфликт интересов, имеет онтологическую природу, и ее можно рассматривать, как целенаправленное стремление заменить своим Я бытие Другого. То есть вовлекая Других в провокационную коммуникацию, субъект провокации распространяет свое Я -Бытие и «стремится заполнить как можно большую часть наличного Бытия Других» [6, с. 154].
Отталкиваясь от этих точек зрения, нам представляется возможным рассматривать природу провокации с позиции конфликта картин мира (или элементов) субъекта и объекта провокации.
Напомним, что понятие «картина мира» включает три компонента: мировосприятие (образную часть, представляющую собой совокупность наглядных образов природы, человека, его места в мире, взаимоотношение с миром и другими людьми и т. п.), мировоззрение (концептуальную часть, связывающую образы в систему взглядов, ценностных ориентаций), мироощущение (чувственную ткань сознания, которая эмоционально окрашивает образы, составляющих картину мира, т. е. особый склад мышления) [7, с. 70]. Все элементы, входящие в картину мира, взаимосвязаны, и изменение одного элемента может повлечь трансформацию всей картины мира человека.
Обладание цельной картиной мира — важное качество для человека, профессией которого является отражение политической, социальной и культурной жизни общества, т. е. журналиста. Чтобы работать с насущными фактами действительности, необходимо понимать, что эти факты — только следствия, имеющие свои причины. Собственно социум можно условно сравнить с тканью, которая состоит из переплетенных причин и следствий. Видеть узор этой ткани целиком, сверху, понимать структуру и взаимосвязь элементов (нитей) значит обладать цельной картиной мира, исключая «одномерное сознание».
Чтобы проследить структуру конфликта картин мира провокатора и объекта провокации, необходимо выявить формальные условия, делающие провокацию возможной. Исходя из идей А.М. Дружинина, можно выделить следующие условия, делающие подобную коммуникацию возможной:
- объект провокации должен находиться в радиусе восприятия и действительно воспринимать текст сообщения;
- субъект провокации не является фиктивным, т. е. он не выдает себя за коммуникатора с другими качественными характеристиками, а напротив, открыто репрезентирует свою картину мира;
- объекту провокации не столько сообщается какая-либо информация, сколько транслируется определенная ценностно-нормативная установка (картина мира);
- конечным коммуникативным актом в провокации является сообщение о результате провокации, воспринятое субъектом провокации.
Коммуникация такого рода может быть одноактной или многоакт-
ной, т. е. распространяющейся по цепочке, но она всегда будет кольцевой, замкнутой на субъекте провокации.
Так коммуникативная схема провокации будет выглядеть следующим образом: провокатор воспринимает картину мира Другого и оценивает ее в целом или отдельные элементы как неприемлемую для себя. Чтобы изменить эту картину мира, провокатор сообщает объекту провокации определенную информацию. Эта информация воздействует на картину мира объекта провокации и преобразует ее в соответствии с желаниями провокатора. На заключительном этапе провокатор оценивает результат провокации как удачный или неудачный. Только в этом случае провокацию можно считать завершенной.
Конечным итогом провокации можно считать изменения в картине мира объекта провокации, а субъект провокации всегда замкнут на собственную картину мира.
Мотив и намерения провокационного действия, по нашему мнению, заключается именно в этом несоответствии картин мира. Это еще один довод в пользу того, что провокацию нельзя рассматривать лишь как негативное действие, хотя она и может являться таковой в зависимости от мотивов и намерений субъекта провокации.
Итак, провокацию, как особое коммуникационное сообщение, можно считать методом построения особых отношений между субъектом и объектом провокации, в основе которых лежит конфликт их картин мира. Природа конфликта определяется стремлением субъекта (или субъектов) провокации изменить картину мира объекта (или объектов) провокации в соответствии со своим желанием, т. е. заместить
картину мира объекта провокации своей.
Отталкиваясь от этого определения, попробуем описать картину мира идеального провокатора. Задача этого теоретического построения — определить некую точку отсчета или некие координаты, с которыми можно соотноситься для определения картины мира, следовательно, желаний и целей конкретного провокатора.
Если, как мы уже говорили ранее, в основе провокации лежит конфликт картин мира субъекта и объекта провокации, то идеальный провокатор должен вступать в конфликт с любой картиной мира, отличной от своей.
Поэтому его картина мира будет носить отрицающий или нигилистический характер. По большому счету, философия, т. е. определенная философская система, и есть объемная картина мира, которая включает мировосприятие, мировоззрение и мироощущение философа и человека.
Поэтому термин нигилизм, в данном случае, мы берем в том значении, как понимал его Фридрих Ницше: нигилизм как критическая переоценка двух исходных оснований европейской культуры — рационализм, в основе которого лежит логика чистого разума, и мораль, в основе которой лежит христианская религия. «Как никто до него, Ницше, — пишет Вадим Межуев, — выразил сомнение в ценности того и другого. Отвергнув всю традиционную для этой культуры систему ценностей, как они представлены в религии, морали, философии, науке и политике, Ницше основанием своей философии сделал все же не отрицание (как у Шопенгауэра), а, наоборот, утверждение в мире позитивного смысла» [12, с. 196].
Французский мыслитель Жиль Делез в своей книге «Ницше» так ре-
зюмирует мысли немецкого философа: «Вместо того чтобы искать единства активной жизни и утверждающей мысли, она (философия) ставит перед собой задачу судить жизнь, противополагать ей так называемые высшие ценности, соизмерять ее с этими ценностями, ограничивать и порицать. Мысль становится отрицающей, а жизнь обесценивается, теряет активность, сводится ко все более слабым формам, если с чем и совместимым, то лишь с так называемыми высшими ценностями» [5].
Суть термина «нигилизм» Ницше сводит к краткому тезису: «Бог умер». Мартин Хайдеггер поясняет, что у Ницше это значит то, что «"христианский Бог" утратил свою власть над сущим и над предназначением человека» [24].
Бог умер, но место осталось. И это место должен занять человек с особым типом мышления. Потому что прежний, «одномерный» тип мышления есть «не что иное, — по мнению Делеза, — как перепись доводов, при помощи которых человек убеждает себя в необходимости повиноваться силам не слишком разумным — Государству, религии, расхожим ценностям» [3, с. 102].
«После смерти Бога — отмечает философ Вадим Межуев, — человеку не остается ничего иного, как только полагаться на себя, на собственные силы, на отпущенную ему природой жизненную энергию, демонстрируя в борьбе за выживание то, что Ницше назовет "волей к власти"» [12, с. 208], т. е. пойти по пути через отрицание «Нет» к новому утверждению «Да».
Итак, человек с особым типом мышления — этот тот, который подвергает сомнению все ценности, существующие в данное время. Такой человек возникает, как правило, на определенной ступени развития ци-
вилизации, «когда вековые традиции превратились в зловонную кучу мусора, которая начала разлагаться» [13].
И этот человек — идеальный провокатор, в его природе дионисий-ская жажда жизни. Поэтому цель идеального провокатора — не обозначение того места, где живет застывшая, а стало быть потерявшая свою значимость, истина. Его цель — ввести противника в состояние дио-нисийского возбуждения. Именно в этом состоянии становится возможной «рефлексивная игра» (термин Е.С. Новика) новых смыслов, через сомнение, уход от доксы в сторону парадокса [15, с. 139]. Если говорить словами Ницще, то венец деятельности провокатора — выносить свое «Нет» на службу высшего утверждения. При этом идеальный провокатор — не «теоретический человек» (как понимает его Ницше), который, стремясь познать суть вещей, отделяет познание от иллюзии и рациональное от иррационального. Идеальный провокатор — это художник, игрок, танцор, канатоходец, балансирующий над бездной смыслов. По Ницше — Сверхчеловек.
Идеальный провокатор — это своеобразный катализатор для культуры и тех процессов, которые происходят в обществе. Известно, что катализатор обеспечивает более быстрый путь для химической реакции. Для нашей аналогии важно, что катализатор «реагирует с исходным веществом, получившееся промежуточное соединение подвергается превращениям и в конце расщепляется на продукт и катализатор. Затем катализатор снова реагирует с исходным веществом, и этот каталитический цикл многократно повторяется» [25, с. 335].
Поэтому смысл деятельности идеального провокатора нам видится
в стремлении через повторяющиеся каталитические циклы вырвать человека из его собственных рамок. Человек должен выйти за собственный предел, за «человеческое, слишком человеческое», т. е. обыденное, привычное, среднестатистическое, ограниченное рамками морали.
Культура, по мнению Ницше, существует для людей, которые собой не удовлетворены. Их стремление выйти за собственный предел и есть движение смыслов. Одним словом, это и есть развитие культуры.
Идеальные провокаторы — это люди культуры, мыслящие люди. Их картина мира не находится в стази-се1. Стазис, в нашем случае, — это некое энергетическое поле морали, обладающее изрядной силой притяжения. Но движения смыслов там не существует. Смыслы в моральном стазисе заморожены и лишены возможности развития.
Основной характеристикой картины мира идеального провокатора будет являться подвижность, в том значении, что такая картина мира не статично сформирована, она есть бесконечный процесс поиска смысла, т. е. своеобразный каталитический цикл. Для этого процесса нет границ, за которые провокатор бы не переступил, ибо границы не воспринимаются неприступными стенами. Границы и созданы для того, чтобы их переступать.
Техника провокативного метода идеального провокатора сопоставима с процессом деконструкции.
1 Стазис (от лат. stasis — стояние) — термин употребляется в научной фантастике. Стазис — это некое энергетическое поле, в котором прекращалась всякая деятельность организма. Стазис целиком останавливает любые физиологические процессы, ощущение времени в стазисе полностью теряется, т. е. происходит как бы «заморозка» времени.
Процесс деконструкции — это и есть выявление «спящих смыслов», заложенных в тексте, сообщении или явлении реальности. «Наивный» читатель, зритель, слушатель попадает под влияние доминирующего в тексте способа выражения и стремится к однозначной интерпретации текста, т. е. выявлению в нем конкретного смысла. И только «деконструк-тивист способен дать новый образец демистифицированного прочтения» [8, с. 65].
В данном случае мы будем опираться на метод деконструкции Жака Деррида. В своем эссе «Конфликт факультетов» Деррида дает представление о власти как о господстве ментальных структур, которые предопределяют функционирование общественного сознания. Такие понятия как «власть», «институт» приобретают значение самодавлеющих сил. Эти силы влияют на ход мыслей человека, и, следовательно, на его поведение в обществе. Практика деконструкции и предназначена для «демистификации подобных фантомов сознания» [8, с. 59].
Деконструкция Деррида представляет собой критический анализ традиционных бинарных оппозиций. Цель анализа состоит не в том, чтобы поменять местами ценности бинарных оппозиций, а скорее в том, чтобы нарушить их противостояние, показать их относительность. Сама по себе деконструкция никогда не выступает как чисто техническое средство анализа, а предстает как «своеобразный деконструктивно-не-гативный познавательный императив постмодернистской чувствительности» [8, с. 57].
Под постмодернистской чувствительностью понимают два рода явлений. Первым ее аспектом называют ощущение мира как хаоса, где отсутствуют какие-либо критерии
смысловой и ценностной ориентации мира, то есть кризис веры во все ранее существовавшие ценности. И первым провозвестником этой «эры пришествия нигилизма» является Фридрих Ницше. «Теперь же, — как отмечает теоретик постмодернизма И. Хассан, — большинство из нас с горечью признают, что такие понятие как Бог, Царь, Человек, Разум, История, Государства, некогда появившись, затем канули в Лету как принципы несокрушимого авторитета» [8, с. 223].
Другим аспектом постмодернистской чувствительности является особая манера письма, т. е. стиль текста или сообщения, способ его подачи. В основе такого способа подачи текста лежит техника намека, т. е. читателя, зрителя, слушателя провоцируют на поиск этого латентного смысла.
Идеальный провокатор и есть, по сути, деконструктивист, цель которого — уничтожить бинарные оппозиции, выявить скрытый смысл и вложить его в картину мира объекта провокации, т. е. посеять сомнение в однозначности восприятия действительности. Расшатать незыблемость, устойчивость его картины мира, сделать ее такой же подвижной, как свою. Идеальный провокатор вступает в сферу борьбы с авторитетами государственных структур за влияние над общественным сознанием. Основываясь на этих теоретических положениях, мы можем выделить четыре стадии процесса идеальной провокации.
Первая стадия — имитация, провокатор копирует явление реальности для своего провокативного текста, чтобы потом деконструировать копию.
Вторая стадия — членение: разделение копии реальности на некие утверждения по методу бинарных
оппозиций — это правильно, это неправильно; это красиво, это безобразно, это — благо, это — вред и т. д. Критерии, по которым строится оппозиция — это мораль, нравственные аспекты, правила поведения, закрепленные в повседневной практике данного социума.
Третья стадия — разрушение. На этой стадии провокатор подвергает сомнениям свои же вычлененные бинарные утверждения. Третья стадия сродни сократовскому методу майевтики, отраженному в Диалогах Платона. Исходя из убеждения, что, «за неимением собственной мудрости, он не может учить чему-либо, Сократ видел свою задачу в том, чтобы, беседуя и ставя все новые и новые вопросы, побуждать других самим находить истину» [23]. Провокатор на этой стадии выступает посредником, а не учителем и моралистом, ибо сам он «ничего не знает». Он лишь старается извлечь скрытое подвижное знание, сомневаясь в верности бинарных оппозиций, и тем самым их разрушая.
Специфической формой такого разрушения становится «иронический модус» по отношению ко всем проявлениям жизни. Характер «иронического модуса» определяется в первую очередь негативным пафосом, направленным против авторитета государственных структур и иллюзионизма СМИ.
Четвертая стадия — это утверждение, если пользоваться терминологией Ницше. На этой стадии провокатор из деконструированной копии реальности создает живой рефлексирующий текст. По словам Дер-рида, это «радостное утверждение свободной игры мира» [8, с. 64].
Чтобы понять такого уровня про-вокативный текст, требуется выход за рамки понимаемого всеми поверхностного, очевидного букваль-
ного смысла и значения. Как отмечает французский философ Поль Рикер — это «работа мышления, которая состоит в расшифровке смысла, стоящего за очевидным смыслом, в раскрытии уровней значения, заключенных в буквальном значении» [18, с. 18]. В этом смысле интересно, что в английском языке существует понятие thought-provoking, буквально — вызывающий мысли.
Итак, у идеального провокатора сам процесс провокации — это не прямолинейная лобовая замена картин мира, а «рефлексивная игра». Каждый элемент игры получает двойное значение, являясь с одной стороны утверждением правила, а с другой — отклонением от него. В такой рефлексивной игре выигрывает тот провокатор или объект провокации, чей уровень рефлексии выше.
Идеальному провокатору противостоит провокатор идейный (моральный). Если следовать нашей логике, то картина мира этого провокатора ограничена рамками морали, т. е. находится в стазисе.
Мораль, по Ницше, рождается из реасентимента (reasentiment) — чувства затаенной обиды. В человеке, считает Ницше, «таится обида на все, что его превосходит в жизни, — на силу, которой он вынужден подчиняться, на судьбу, которая его в чем-то обделила, вообще на всех, кто добился успеха, вышел победителем из жизни» [12, с. 207]. Иными словами, это ситуация зависимого человека или слабого человека. Отсюда, мораль — это компенсация за неудовлетворенное чувство мести тем, кто не бежит от жизни, не боится ее темных сторон. Мораль — сознание слабого. Мораль позволяет слабому за ней прятаться, успокаиваться, чувствовать себя правым. Таким образом, мораль охраняет
человека от презрения к самому себе, от критической оценки самого себя и «замораживает» его в своем стазисе.
Если картина мира идеального провокатор подвижна, стремится выйти за собственные рамки в ответ на запросы времени, то моральный стазис в принципе не способен на такое действие. Отсюда идейный провокатор будет всегда собой удовлетворен. Не удовлетворяет идейного провокатора только то, что его картина мира полностью или частично не совпадает с картинами мира других субъектов, живущих во времени. Именно это несовпадение заставляет идейного провокатора совершать набеги на чужие территории. Цель идейного провокатора — заменить картину мира объекта провокации своей. При этом первоочередная задача этого провокативного действия — раздуть общественный скандал. Энергия скандала идейному провокатору жизненно необходима, чтобы наращивать и утверждать значимость собственного «Я».
В отличие от идейного провокатора, идеальный утверждает значимость собственного «Я» за счет выхода за рамки этого «Я». Продуктом этого выхода является текст thought-provoking, вызывающий мысли, порой противоречивые, но дающие пищу для живого мыслительного процесса. Для идейного провокатора живой мыслительный процесс — это и есть чужая территория для разрушительных набегов. Выражаясь словами Ницше, он «живое чувство и инстинкт подавляет абстрактной мыслью» [14]. Метод его провокации следующий:
— на первой стадии имитации идейный провокатор копирует не реальность, чтобы потом подвергнуть ее деконструкции, а наоборот, пере-
водит художественный текст в реальность;
— на второй стадии идейный провокатор членит свои утверждения по методу бинарных оппозиций, но третью, важную стадию сомнения в правильности бинарных оппозиций просто пропускает, так как не способен к ироническому модусу, ведь его картина мира находится в моральном стазисе;
- последняя стадия — утверждения — это уже не Ницшеанское утверждение, а совсем наоборот — утверждение моралиста. Стремление сделать картину мира объекта провокации не подвижной, а устойчивой, как у себя, т. е. осуществить полную замену картины мира.
Подведем некоторые итоги. Картина мира в постиндустриальном обществе во многом формируется СМИ. Во многом, потому что нельзя исключать и личный эмпирический опыт человека, однако индустрия информации занимает одну из ведущих позиций в формировании мировоззренческих установок современного социума. Провокация как метод в СМИ, конечно же, существует, но в основном это провокация идейная, одномерная, т. е. работающая в формате определенного холдинга и лоббирующая интересы опреде-
ленного круга лиц, на деньги которых данный холдинг и существует. Такого рода провокативные тексты основаны на скандале, «желтизне» и фактах, подающихся как шокирующие в заголовках. Налицо стремление «вложить» в сознание зрителя/ читателя одномерное восприятие совершившегося факта. Однако идеальный провокатор, будучи катализатором сложных процессов, которые происходят в обществе, должен работать на создание рефлексии у зрителя/читателя.
В заключение хотелось бы обратиться к идее британского историка и культуролога Арнольда Тойнби, а именно к его концепции возникновения и смерти культур. Неблагоприятная социальная среда бросает обществу Вызов. Однако, благодаря усилиям «творческого меньшинства» находится Ответ. Это новый акт культурно-исторического созидания. Если сильный Вызов не находит адекватного Ответа — культура и общество погибает. Вывод из этого следует однозначный — воспитывать и культивировать «творческое меньшинство», т. е. ту страту, которая способна сформулировать Ответ. И в авангарде этой страты стоит Журналист — идеальный провокатор.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Анохин П. Перекресток властей. Что думает Первая о Четвертой. URL: http:// newsryazan.ucoz.ru/publ/interesno/kommentarii/perekrestok_vlastej_chto_dumaet_ pervaja_o_chetvertoj/10-1-0-34
2. Большой энциклопедический словарь. URL: http://slovari.299.ru/enc.php
3. Грицанов А.А. Жиль Делез. М.: Книжный дом, 2008.
4. Дворецкий И.Х. Латинско-русский словарь. М.: Рус. яз. — Литература, 2006.
5. Делез Ж. Ницше. СПб.: Аксиома, Кольна, 1997.
6. URL: http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Delez/nicshe.php
7. Дружинин А.М. Коммуникативные практики. Философско-методологический анализ: дис. ... канд. филос. наук. М.: РГБ, 2005.
8. Жидков В.С., Соколов К.Б. Искусство и картина мира. СПб.: Алетейя, 2003.
9. Ильин И.П. Постмодернизм. Словарь терминов. М.: INTRADA, 2001.
10. Итальянско-русский словарь. М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1969.
11. Кузнецов С.А. Большой толковый словарь русского языка. СПб.: Норит,1998. URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Linguist/kuzn/
12. Леонов Н.И. Кофликтология. М.: Изд-во Московского психолого-социального института, 2006.
13. Межуев В. М. Идея культуры. Очерки по философии культуры. М.: Университетская книга, 2012.
14. Набоков В. Пошляки и пошлость // Лекции по русской литературе. М.: Независимая газета, 1999. URL: http://bookworm-quotes.blogspot.ru/2009/02/blog-post_14.html.
15. Ницше Ф. К генеалогии морали. URL: http://www.modernlib.ru/books/nicshe_ fridrih/k_genealogii_morali/read/.
16. Новик Е.С. Структура сказочного трюка // От мифа к литературе. М.: РГГУ, 1993.
17. Новый Большой англо-русский словарь. М.: Рус. яз., 1997. Т. 2.
18. Ожегов Р.И. Словарь русского языка. М.: Изд-во Оникс, 2007.
19. Рикер П. Конфликт интерпретаций. Очерки по герменевтике. М.: Медиум, 1995.
20. Словарь иностранных слов. М.: Рус. яз., 1989.
21. Степанов В.Н.. Провокативный дискурс массовой коммуникации: Дис. ... д-ра фи-лол. наук. СПб., 2005.
22. Ушаков Д.Н. Большой толковый словарь современного русского языка. М., 1939.
23. Фесуненко И.С. Преодолевая «Закон Мерфи». М.: ГИТР, 2010.
24. Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983. URL: http://www.rubricon.com/qe.asp?qtype=0&sletter=%u0421&ii=390&id=390.
25. Хайдеггер М. Европейский нигилизм. URL: http://www.gumer.info/bogoslov_ Buks/Philos/Heidegg/EvrNig_01.php.
26. Химическая энциклопедия. Т. 2. М.: Советская энциклопедия, 1990.
27. Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. URL: http://dic. academic.ru/dic.nsf/brokgauz_efron/83716/.
