ПРОЦЕССЫ ФОРМИРОВАНИЯ МАРКСИЗМА
В РОССИИ
К.Л. Рогов
Марксизм, предпосылки, экономические взгляды, общественном мысль, русские вопросы.
Герцен, социальные преобразования, революции, свобода, русская интеллигенция, западное
влияние, гегельянство, народники.
В сегодняшней российской действительности вести речь о марксизме, мягко говоря, не модно. Марксизм уже давно является объектом изучения «узкокорпоративной» группы ученых, хотя есть все основания именно этому явлению уделять особое внимание. С одной стороны, на фоне активных социальных и экономических трансформаций в нашей стране очевиден идеологический кризис, который привел к распаду традиционных социальных институтов и культурных форм. С другой - выработка стратегии социально-экономического развития страны возможна только путем создания новых гуманитарных технологий, в основе которых лежат социальная аналитика, социальная антропология, философия. В этом случае обращение к определённому этапу русской истории даёт возможность показать культурный аналог «поиска» и тех дискуссий, которые ведутся относительно дальнейшего пути развития. Около 150 лет назад в России начинается процесс проникновения идей К. Маркса и Ф. Энгельса, но популярен марксизм стал намного позже, и это было не только связано с объективными процессами развития страны, но и с теми противоречиями, которые носили социальный и психологический характер.
Русский марксизм - весьма неоднородное явление. Если мы попытаемся обнаружить параллель русского марксизма с европейским, то можем натолкнуться на его беспочвенность. С одной стороны, марксизм в России представлялся крайним западничеством и легко укладывался только в сознание определённого круга людей, с другой - в России отсутствовали объективные предпосылки для его зарождения. Более того, произведения К. Маркса и Ф. Энгельса почти не были известны российскому читателю. Например, произведение Ф. Энгельса «Положение рабочего класса в Англии», которое он написал в начале сороковых годов XIX века, в России было опубликовано в 1861 году в «Современнике». Работа К. Маркса «К критике политической экономии» в сокращённом переводе Ткачева была напечатана только в 1865 году. Первое русское издание «Манифеста коммунистической партии» в очень плохом переводе Бакунина вышло в 1869 году. Широкое распространение в России экономических взглядов Маркса происходило с 1872 года. В это время был переведён на русский язык «Капитал». Но несмотря на это, уже на заре своего творчества Маркс знакомится с русскими общественными деятелями, с которыми ведет переписку, а через них - с российской действительностью. Это плеяда тех деятелей, которых волновала судьба России, которые горячо и заинтересованно обсуждали перспективы её развития. Диалог русских деятелей и Маркса длился почти три четверти века -начиная с 1840-х гг.. когда Маркс привлёк к себе внимание Анненкова, Боткина. Бакунина, Герцена. Чернышевского и других мыслителей.
В этом нескончаемом и так и не законченном диспуте оппоненты раскрываются с неожиданных сторон. С особой отчётливостью проявляются высокий уровень развития русской общественной мысли и вместе с тем её историческая ограниченность, оригинальность русских мыслителей и издержки их «самобытности», присущий многим из них максимализм в решении насущных вопросов. И Маркс в идейных столкновениях с русскими деятелями воспринимается по-новому. Выясняется, что на многие «русские вопросы» у него не было ответов. А его отношение к России, к русской революции по-иному заставляет задуматься об общественном идеале коммунистов. Когда в 1846 году Маркс знакомится с Анненковым. он находит время для обстоятельных с ним бесед, рассказывает ему о своих творческих планах, о текущей работе, приглашает на собрания коммунистов. Маркс пишет новому знакомому длинные письма, где обсуждаются серьёзнейшие общественные проблемы, делится с ним исследовательскими открытиями. А между тем К. Маркс, в отличие от Анненкова, который был лёгок в общении, полон интереса к окружающим, терпим ко взглядам, которые не разделял, ни общительностью, ни открытостью не отличался. В знакомствах был разборчив и весьма избирателен, предъявлял к своему окружению жёсткие требования идейно-политического характера. Выработанные в процессе многолетних научных изысканий свои взгляды Маркс считал единственно верными и расхождение с ними обычно воспринимал как объявление войны. Анненков для К. Маркса - человек из чужого стана. Выходец из другого мира, из другой, по сути, феодальной эпохи - владелец крепостных душ, живущий в стране, где и в помине не было тех гражданских прав и свобод, которыми привыкли уже пользоваться европейцы, он разговаривал с Марксом как равный по образованию и знаниям, обнаружив прекрасное знакомство с европейской литературой. В 1840-е годы Павел Васильевич, как и многие русские из образованного дворянства. стремился в Европу, чтобы с помощью западного опыта, передовой мысли заглянуть в будущее своей страны, понять перспективы её развития. После отмены крепостного права в 1861 году в России ждали революции, но её возможность не встретила поддержки той самой передовой общественности, на которую Маркс возлагал большие надежды. В 1880-е годы Анненков в своих воспоминаниях так и не смог, как и в 1840-е, признать естественным и органичным процесс. прерываемый революционными катаклизмами, согласиться с тем. что надо «ниспровергнуть основы» цивилизации, чтобы сохранить её плоды. Также не смог это признать и А.И. Герцен. По его мысли, «каждое дело идёт не по законам отвлечённой логики, а сложным процессом эмбриогении. В помощь нашему делу нужна мысль Запада и нужен его опыт. Но нам столько же не нужна его революционная декламация, как французам была не нужна римско-спартанская риторика, которой они говорили в конце прошлого века» [Ленин 1950: 56]. II хотя было очевидно, что социально-экономическое развитие России сильно отстаёт от Запада и наличие сильного рабочего класса в условиях крепостной России объективно невозможно, Герцен, находясь в Англии, тем не менее высказал своё отношение к рабочему классу. Он горячо сочувствовал рабочим, но видел их не только на баррикадах с булыжниками в руках, распевавших «Марсель-езу», но и грабившими и поджигавшими дворцы и особняки. Герцен запомнил их не только мужественно сражавшимися, но и не способными отстоять свои
требования. Герцем сделал вывод, что бьггь готовым к революции - ещё не значит бьггь готовым к свободе, к социальным преобразованиям.
Все, кто писал о русских людях 1840-х, знакомых с Марксом, естественно задавались целью выяснить влияние на них его учения. В советской литературе до последнего времени оно, как правило, отрицалось. В интересе дворянской интеллигенции к марксизму видели нечто вроде «идейного гурманства», поскольку классовыми мотивами этот интерес объяснить было невозможно. Сам же процесс зарождения марксистских идей, следуя традиции, заложенной В.И. Лениным. относили к 1883 году, кода образовалась группа «Освобождение труда». Это не совсем верно, ибо как бы это не было парадоксально, но первыми марксистами были русские, поскольку именно в России разгорелся спор о возможности применения теории Маркса и появилась жёсткая критика его концепции, именно о Россию «споткнулся» Маркс и обнаружил логические и теоретические трудности завершения «Капитала». Россия была подготовлена к восприятию Маркса как социального аналитика, однако его практические революционные выводы не принимались тогда русской общественной мыслью в силу социальных и психологических причин.
Как уже было сказано, русская интеллигенция первая познакомилась с основными положениями марксизма. Интеллигенция в России состояла из разных социальных слоев, сначала по преимуществу из более культурной части дворянства, позже из сыновей священников и диаконов, из мелких чиновников, из мещан и после освобождения из крестьян. Это и есть разночинная интеллигенция. По словам H.A. Бердяева, «интеллигенция всегда была увлечена какими-либо идеями, преимущественно социальными, и отдавалась им беззаветно. Она обладала способностью жить исключительно идеями» [Бердяев 1990 : 19] По условиям русского политического строя интеллигенция оказалась оторванной от реального социального дела, и это очень способствовало развитию в ней социальной мечтательности. В России самодержавной и крепостнической вырабатывались самые радикальные социалистические и анархические идеи. Невозможность политической деятельности привела к тому, что политика была перенесена в мысль и литературу. «Русская душа, - пишет H.A. Бердяев. - стремится к целостности, она не мирится с разделением всего по категориям, она стремится к Абсолютному, и это религиозная в ней черта» [Бердяев 1990 : 21].
Война с Наполеоном дала возможность увидеть другую Европу, совсем отличающуюся от России. Русское офицерство побывало в Европе и возвратилось с расширенным кругозором. Но не было целостности и единства в русской жизни. В то время, когда происходило движение декабристов, оіромная масса русского дворянства была тёмной, ленивой и вела бессмысленную жизнь. После подавления восстания декабристов, после воцарения Николая I всё пошло путём нарастания раскола революции. В одной из своих работ Бердяев напишет, что после восстания декабристов русская интеллигенция окончательно оформилась в раскольничий тип. «Она всегда будет говорить про себя “мы”, про государство, про власть - "они”. Русский культурный слой оказался над бездной, раздавленным двумя основными силами - самодержавной монархией сверху и томной массой крестьянства снизу» [Бердяев 1990 : 24].
Основным западным влиянием, которое в значительной степени испытали на себе русская мысль и русская культура XIX века, было влияние Шеллинга и Гегеля. Германская мысль воспринималась активно и перерабатывалась в русский тип мысли. «Русский молодой человек, — отмечает Бердяев, - принадлежавший к поколению идеалистов 30-х и 40-х годов, исповедовал тоталитарное шеллингианство или тоталитарное гегелианство в отношении ко всей жизни, не только жизни мысли и жизни социальной, но и жизни личной, в отношении любви или чувства природы» (Бердяев 1950 : 271]. Поэтому, когда в 40-е годы XIX века Маркс, будучи младогегельянцем, вырабатывает свою философскую систему, знакомившиеся с ним в Европе русские прошли ту же эволюцию и были с ним согласны по поводу критики Гегеля. В России в конце 40-х годов наблюдался тот же диалектический процесс мысли, который в Германии совершался в левом гегелианстве, в воззрениях Фейербаха и Маркса. Происходят разрыв с отвлеченным идеализмом и переход к конкретной действительности. Но вот во взглядах на социализм у русских общественных деятелей с Марксом были существенные расхождения. Хотя стоит заметить, что с XIX века в России начинается увлечение социалистическими идеями. Но социализм интеллигенции XIX века носил мечтательный характер. Нигде на Западе не существовала в такой своеобразной форме проблема «интеллигенции и народа», которой посвящено всё русское мышление второй половины XIX века, ибо на Западе, в сущности, не было ни «интеллигенции», ни «народа» в русском смысле слова. По мнению народника Ткачева, русский народ является социалистическим по инстинкту. Однако проблема заключается в том, что социальная теория Маркса не совсем укладывалась в рамки российской действительности. В России второй половины XIX века пролетариат ещё не сформировался как класс в силу объективных социально-экономических причин, тем не менее интерес Маркса к России возрастает всё в большей мере. Взаимностью отвечает и общественная мысль России. Но теперь это не «мечтагели»-одиночки, каким был Анненков, теперь это целая плеяда мыслителей, подготовивших почву дня возникновения в России социал-демократии. Однако тогда свои надежды они возлагали на русскую общину. Но именно народники, которые выступали за социальную революцию, минуя капитализм, смогли увязать свои основные теоретические положения с марксизмом. Марксизм не только выступил альтернативой народнической идеологии, но и вобрал в себя её основные социально-психологические черты. Новое учение словно накладывалось на ещё живую плоть старого - и на нём проступали родимые пятна. В одном из своих исследований Модест Колеров попытался выявить генетическую связь марксистского мировоззрения и народничества. По его мнению. идея «воспитания» интеллигенцией народа от крестьянства легко перешла к рабочему классу; религиозный в основе своей подход к взятой на вооружение доктрине продолжал распространяться и на марксизм и т. д. [Колеров 1990 : 661]. Сам процесс трансформации взглядов бывших народников происходил значительно сложнее. Многие исследователи (особенно в советский период) не учитывали тот факт, что в процессе перехода от народничества к марксизму русская интеллигенция завысила уровень развития капитализм в России и во многом проигнорировала степень отсталости страны. Но тогда марксизм резко раздвигал горизонты интеллигентского сознания, увеличивал историческую пер-
спективу, ставил цели далеко за пределы статус-кво, что не могло себе позволить, кроме марксизма, ни одно из радикальных учений в тогдашней России. Марксизм, интернациональный по существу, ставил перед отсталой страной общемировые задачи. С одной стороны, Россию это приобщало к насущным проблемам передовых обществ, с другой - эти проблемы не давали возможности их «выстрадать» и «прожить»: русский марксизм требовал от России более высокого темпа развития. В марксизме русская демократическая интеллигенция освобождалась от приобретённого с народническим опытом эволюционизма, от надежд на перемены сверху или мирным путём. Этот важный социальнопсихологический фактор поставил перед российской социал-демократией задачи просвещения не крестьян, а рабочих. Опыт народников показал, что народ не хотел просвещаться. Для крестьянина естественно то, что сложилось, поэтому схемы народников для них были неприемлемы. Но тогда почему марксизм легко укладывается в сознание рабочих? В эпоху Маркса на этот вопрос отвечала сама европейская действительность. В Европе просто не было похожих гражданских практик, по Марксу, пролетариат выпал из структуры гражданского общества. В России в начале XX века отмечается рост рабочего класса, но и здесь рабочему «ничего не знакомо». Если крестьянину в пространстве его социокультурных практик все понятно, то рабочему - отнюдь нет, ибо он столкнулся с совершенно новыми для него условиями жизни. Остается одно - адаптировать «Капитал» к российским условиям. Но социал-демократического сознания у рабочих не могло быть, «оно могло быть принесено только извне». «История всех стран свидетельствует, - пишет В.И. Ленин, - что исключительно своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское, т. е. убеждение в необходимости объединяться в союзы, вести борьбу с хозяевами, добиваться от правительства издания тех или иных необходимых для рабочих законов и т. п. Учение же социализма выросло из тех философских, исторических, экономических теорий, которые разрабатывались образованными представителями имущих классов, интеллигенцией... точно так же в России теоретическое учение социал-демократии возникло совершенно независимо от стихийного роста рабочего движения, возникло как естественный и неизбежный результат развития мысли у революционно-социалистической интеллигенции» [Ленин 1959 : 31].
Но это не значит, что рабочие примут идеи социализма, наоборот, В.И. Ленин отмечает, что стихийное развитие рабочего движения идёт именно к подчинению его буржуазной идеологии, стихийность рабочего движения и есть то, что Ленин называет тред-юнионизмом, идейное порабощение рабочих буржуазией.
На основании вышесказанного В.И. Ленин определяет задачи российской социал-демократии, которые состоят в «борьбе со стихийностью... совлечь рабочее движение с этого стихийного стремления тред-юнионизма под крышкой буржуазии и привлечь его под крылышко революционной социал-демократии» [Ленин 1959: 40].
Поэтому после 1903 года большевики доформировывают сознание рабочего класса посредством создания рабочих организаций и используют их как политическую силу.
Подводя итог, стоит отметить, что процессы формирования марксизма в России. имели неоднородный характер и связано это было с позицией, занимаемой марксизмом в России. Усвоение марксизма как теории «было обычным и повсеместным явлением, - размышляет Сергей Булгаков, - в разных концах страны молодые люди, вступающие в жизнь, жадно искали и вырабатывали целостное мировоззрение» (Булгаков 2006 : 12]. Склонность к идеям социализма, желание во всем разобраться, сформировать целостную картину мира явились тем условием, которое, по мнению С. Булгакова и Н. Бердяева, позволило принять русской интеллигенции теорию К. Маркса. Вторая позиция - марксизм как политическая практика, на неё и сделали акцент большевики, разобравшись не в социально-экономическом уровне развития страны, а в социальной психологии рабочего класса, что и позволило им в дальнейшем осуществить революцию. II последняя позиция - марксизм как культурно-просветительская практика, социальная аналитика. Во многом именно в этой форме выступал марксизм для многих народников, которые в дальнейшем стали марксистами, и для так называемых «легальных марксистов». Пытаясь привить европейскую рациональность на русскую почву, интеллигенция столкнулась с тем. что её европейский тип образования был деформирован азиатским образом жизни.
Марксизм в России по-своему уникален - он составляет одну из важнейших социокультурных практик в нашей стране. Обвиняя Маркса во всех бедах России. не стоит забывать, что марксизм - это не только теория пролетарской революции. но также культурная и просветительская практика, анализ процесса развития истории, теория прибавочной стоимости. Анализ марксизма в России требует изучения всех направлений русской общественной мысли, ибо только тогда понимание такого явления, как русский марксизм, будет полным и исчерпывающим.
Б и бл и огр афический список
1. Бердяев, H.A. Истоки и смысл русского коммунизма / H.A. Бердяев. - М.: Наука, 1990. - 224 с.
2. Булгаков, С.Н. От марксизма к идеализму / С.Н. Булгаков. - М.: Лстрель, 2006.-1008 с.
3. Колеров. М. Народническое наследие и русский марксизм: 1800-е годы / М. Колеров// История мировой культуры: традиции, инновации, контакты. — М., 1990,-С. 58-70.
1. Ленин, В.И. ПСС. Т.6 I В.И. Ленин. - М.. 1959.
5. Твардовская, В.А. Русские и Маркс: выбор или судьба? / В.А. Твардовская. - М.: Эди-ториал УРСС, 1999. - 216 с.