CC BY
154
УДК 340
Перлик Максим Игоревич
адъюнкт кафедры теории и истории права и государства Краснодарского университета МВД России maxkrd2014@mail.ru
Maksim I. Perlik
Adjunct at the Department of theory and history of law and state, Krasnodar University of the Ministry of Interior of Russia maxkrd2014@mail.ru
Протестные
ВЫСТУПЛЕНИЯ ЗАКЛЮЧЕННЫХ В ИСПРАВИТЕЛЬНО-ТРУДОВЫХ ЛАГЕРЯХ ПОСЛЕВОЕННОГО ГУЛАГА (1945-1956 гг.): ПРИЧИНЫ И ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫХ ОРГАНОВ ПО ИХ НЕЙТРАЛИЗАЦИИ
Protests of
PRISONERS IN LABOR CAMPS OF THE POST-WAR GULAG (1945-1956): CAUSES AND MAIN DIRECTIONS OF ACTIVITY OF
LAW ENFORCEMENT BODIES TO NEUTRALIZE THEM
Аннотация. В статье исследуются вопросы, связанные с протестными выступлениями заключенных, содержащихся в ИТЛ послевоенного периода (1945-1956 гг.). Автор выделяет внешние и внутренние причины такого явления. К первым относятся характеристики общественно-политической и правовой ситуации, сложившейся в СССР после окончания войны (прежде всего прежний курс на продолжение репрессий, уголовная и уголовно-исполнительная политики государства), ко вторым - режим, условия содержания и трудоиспользования заключенных в самих ИТЛ (нарушения законности со стороны лагерной администрации, антиобщественный настрой многих заключенных и др.). Эти причины в наибольшей степени возымели свое действие в 1953-1954 гг. в Воркуте, Норильске и Джезказгане. Раскрывая эти вопросы, автор использует различные источники, включая архивные материалы, делает соответствующие выводы.
Ключевые слова: протестные выступления, заключенные, исправительно-трудовые лагеря, ГУЛАГ, репрессии, послевоенное время, режим, требования заключенных.
Annotation. This article explores the issues related to the protests of prisoners in labor camp of the postwar period (1945-1956). The author identifies both external and internal reasons for this phenomenon. The first of them are the characteristics of the socio-political and legal situation in the Soviet Union after the war (primarily, the former policy for continuing repressions, criminal and penal policy of the state), to the second - regime, the conditions of detention and labor using the prisoners (violation of the rule of law from the camp administration, antisocial attitude of many prisoners, etc.). These reasons had their effect in 1953-1954 in Vorkuta, Norilsk and Dzhezkazgan. Revealing these questions, the author uses a variety of sources, including archival materials, makes the appropriate conclusions.
Keywords: protests, prisoners, forced labor camps, gulag, repression, postwar period, the regime, the requirements of prisoners.
B опрос о протестных выступлениях заключенных, содержавшихся в исправительно-трудовых лагерях ГУЛАГа в послевоенные время (и прежде всего в особых лагерях в 1953-1954 гг.), нельзя рассматривать вне общественно-политической и правовой ситуации, которая складывалась в это время в советском государстве. В данной связи следует заметить, что после окончания Великой Отечественной войны в СССР вновь стали усиливаться политические репрессии, и в этом
смысле военное время не изменило сущности государственно-политических форм советской страны и основных направлений ее развития, сформированных еще в начале 1930-х гг., то есть когда уже укрепилась административно-командная система управления с преобладанием репрессивной составляющей.
Если иметь в виду внутреннюю политику, то важнейшей ее составляющей были жесткие ка-
377
рательные меры в отношении политических противников советского режима [1, с. 31]. К категории таких «противников» относились представители различных групп советского населения. Так, непосредственно после окончания войны каток политических репрессий прошелся по военнослужащим, в том числе занимающим высокие посты. Сначала органы государственной безопасности «разработали» командующего военно-воздушными силами А.А. Новикова и других генералов, которые, по версии обвинения, умышленно производили, принимали и эксплуатировали самолеты с недостатками, что повлекло большое число жертв, то есть имело место обвинение во вредительстве [2, с. 69]. Позже (1947 г.) были арестованы генерал В.Н. Гордов, командующий войсками Приволжского военного округа, а также его заместитель Г.И. Кулик и генерал-майор, начальник штаба этого же военного округа Ф.Т. Рыбальченко.
Основой обвинения стали разговоры, содержание которых следствие получило в результате прослушки чекистами. Например, Гордов в кругу семьи и друзей говорил: «когда меня избрали депутатом, я многое понял ... Я поехал по районам, и когда я все увидел, все это страшное - тут я совершенно переродился. Не мог я смотреть на это ... Я сейчас говорю, у меня такие убеждения, что если сегодня снимут колхозы, завтра будет порядок, будет рынок, будет все. Дайте людям жить, они имеют право на жизнь, они завоевали себе жизнь, отстаивали ее!» [3]. Рыбальченко высказывался еще более радикально: «Надо прямо сказать, что колхозники ненавидят Сталина и ждут его конца ... Думают, Сталин кончится, и колхозы кончатся» [3]. Разумеется, генералы были приговорены к расстрелу.
Репрессии коснулись и очень многих граждан из числа «трудящихся масс». Так, 4 июня 1947 г. были приняты известные Указы Президиума Верховного Совета СССР «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» и «Об усилении охраны личной собственности граждан» [4]. В этих актах, по сравнению с действовавшим тогда уголовным законодательством, было значительно усилено уголовное наказание за хищения (например, за хищение личного имущества с особо квалифицирующими признаками разбоя предусматривалось наказание в виде лишения свободы на срок до двадцати лет, а ранее было только до десяти лет лишения свободы). По этим законам были осуждены миллионы людей, и особенно в сельской местности. Все это происходило на фоне общего очень сложного экономического положения в стране, когда зачастую хищения совершались в целях получения продуктового достатка. Однако, несмотря на недовольство значительного числа людей мерами усиления репрессий после окончания Великой Отечественной войны, массового протеста среди крестьянства и других слоев населения не было [5, с.134-135]. Мы полагаем, что, собственно, и такого рода меры как раз и принимались для того, чтобы под страхом наказания снизить протестную активность населения. И власти это удалось.
Вместе с тем нужно иметь в виду, что такого рода репрессивные меры приводили к увеличению численности заключенных в местах лишения свободы. Здесь важно также заметить, что в исправительно-трудовых лагерях и колониях резко возросло количество лиц, осужденных за пособничество немецко-фашистским оккупантам и дезертиров из числа военнослужащих Красной Армии, что было следствием многих судебных процессов, которые стали активно проходить после победоносного завершения для советского народа второй мировой войны. И, в целом, выросло число осужденных за политические преступления, что в дальнейшем создало в исправительно-трудовых лагерях предпосылки для организованного протестного выступления.
Указанные причины, на наш взгляд, можно определить как внешние с точки зрения объяснения массовых неповиновений заключенных в местах лишения свободы. Что касается внутренних причин, то они складывались в самих исправительнотрудовых лагерях, общий вектор развития которых характеризуется усиливающимся недовольством заключенных уголовно-исполнительной политикой по отношению к осужденным (ожидания в связи с Победой более гуманных мер в части освобождения от наказания и смягчения наказания) и условиями содержания непосредственно в исправительно-трудовых лагерях (в части режима содержания и бытовых условий проживания и трудоиспользования).
И в этом контексте следует выделить следующие причины. Еще до войны государство активно стало использовать заключенных на строительстве важнейших объектов промышленности, транспорта и т.д. и на их эксплуатации, где условия были чрезвычайно сложными, что хорошо описано в литературе, в том числе в известных работах А.И. Солженицына, В.Т. Шаламова и других авторов. Эта практика продолжилась и после войны. И здесь возникла проблема в том, что когда добросовестно работавших заключенных (передовиков) стали освобождать досрочно как стимул к хорошей работе, выяснилось, что досрочное освобождение обнажало дефицит в квалифицированных кадрах. Этот вопрос настолько оказался серьезным, что стал предметом дискуссии при обсуждении проекта Президиума Верховного Совета СССР, представленного НКВД СССР, который предложил освободить досрочно заключенных лагерей железнодорожного строительства, отличившихся на прокладке железнодорожных путей от станции Карин-ская до Хабаровска [6, с. 46]. Это предложение 25 августа 1938 г. рассматривалось в присутствии И.В. Сталина, и последний обозначил свою точку зрения довольно четко, выступив против того, чтобы досрочно освобождать заключенных, поскольку это нарушает работу лагерей, а интересы государственной экономики и борьбы с рецидивной преступностью в лагерях диктуют необходимость оставления заключенных в лагерях. При этом Сталин предложил иные формы стимулирования заключенных: «Нельзя ли дело повернуть по-другому, - награды давать, ордена, может быть . досрочно их сделать свободными от наказания с тем, чтобы они оставались на строительстве как вольнонаемные . Досрочное снятие судимости,
378
семью нужно дать им привезти и режим для них изменить несколько. Это, как у нас говорилось, -добровольно-принудительный заем, так и здесь -добровольно-принудительное оставление» [7]. Такое, по сути, решение и было принято тогда (если точнее, оно выражалось в отмене системы зачета рабочий дней заключенных, что нашло отражение в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 15 июня 1939 г.).
И вот после войны этот вопрос был вновь поднят. И снова МВД СССР, в ведении которого находился ГУЛАГ, предложило расширить практику досрочного освобождения для отличившихся заключенных с целью стимулирования их высокопроизводительного труда. Прокуратура СССР выступила против, полагая, что практика зачетов подрывает стабильность приговоров и снижает эффективность борьбы с преступностью. По мнению прокуратуры, оплата труда, введенная для заключенных, содержащихся в местах лишения свободы, постановлением Совета Министров СССР от 13 марта 1950 г., может вполне заменить зачеты [8, с.128-129]. В итоге было принято промежуточное решение в виде изданного 16 августа 1952 г. Постановления Совета Министров СССР о закреплении на важнейших предприятиях и стройках МВД СССР лиц, освобождаемых из лагерей от дальнейшего наказания в связи с применением зачетов рабочих дней» [8, с. 295]. Суть решения была в том, чтобы отличившихся заключенных оставлять при лагерях в качестве вольнонаемных работников [9, с. 166]. Кроме того, зачеты не распространялись на лиц, осужденных за контрреволюционные преступления (шпионы, диверсанты, правые эсеры, меньшевики, террористы, троцкисты, анархисты, националисты, содержавшиеся в особых лагерях, созданных в 1948 г.). Таким образом, заключенные де-факто теряли возможность досрочно вернуться на свое постоянное место жительств, что с учетом длительных сроков лишения свободы производило в итоге сильное негативное воздействие на их настроение, не говоря уже о «контрреволюционерах», содержавшихся в особых лагерях, которые вообще лишались права переписки и свиданий с родными и должны были оставаться при лагерях навечно.
Следующая причина была связана с тем, что в исправительно-трудовых лагерях в послевоенное время стали совместно содержать осужденных как за общеуголовные преступления (кражи, разбои, убийства и т.д.), так и за контрреволюционные преступления, что приводило к серьезным конфликтам между ними, причем «бытовики» получали от администрации исправительнотрудовых лагерей некоторые преференции, а «политические» как «враги народа» часто подвергались обструкции и издевательствам со стороны «бытовиков». Соответственно определялась и структура мест лишения свободы [10, с. 231; 11, с. 229-236]. Наконец, еще одна внутренняя причина протестных выступлений заключенных заключалась в нарушениях законности со стороны лагерной администрации, контролировать которую со стороны прокуратуры и вышестоящих руководителей ГУЛАГА было весьма
затруднительно ввиду специфики ИТЛ как закрытых и расположенных в отдаленных местах учреждениях.
В результате смешения указанных выше внешних и внутренних причин в исправительно-трудовых лагерях создавались предпосылки для массовых неповиновений заключенных. Так, в 1946 г. в некоторых лагерях из-за попустительства должностных лиц имели место стихийные массовые драки, вызванные дерзким поведением «блатных» уголовников [12, с. 149]. Но основные протестные выступления происходили в конце 1940-х - середине 1950-х гг. Среди наиболее заметных событий в этом смысле следует отметить следующие: вооруженный побег в Арзамасе в 1947 г.; пятидневная голодовка в Вахрушенском ИТЛ в 1951 г.; вооруженный побег в Краслаге в 1951г.; массовая голодовка в Ухтижемлаге в 1951 г. и Экибастузлаге в том же году; волнения заключенных в Озерлаге в 1952 г.; восстание заключенных в Горлаге (Норильск) в 1953 г.; восстание заключенных в Речлаге (Воркута) в 1953 г.; восстание заключенных в Степлаге (Кенгир, Джезказган) в 1954 г.; забастовка штрафного ИТЛ на Колыме в 1955 г.; восстание в Тай-шетлаге в 1956 г. [13, с. 336].
Самыми масштабными и организованными (создание комитета восставших, выдвижение конкретных требований к власти, элементы самоуправления заключенных внутри захваченных ими территорий ИТЛ и т.д.) были протестные выступления в особых лагерях, при этом протестные выступления заключенных в особых ИТЛ Воркуты, Норильска и Джезказгана получили достаточно большой резонанс. По этому поводу имеется обширная литература, в связи с чем мы не будем подробно останавливаться на этих вопросах. Отметим лишь, что, на наш взгляд, толчком к активизации протестных выступлений в этих ИТЛ стало психологическое напряжение заключенных, которые после смерти Сталина, снятия с должности и последующего расстрела Л.П.Берии, масштабной амнистии 1953 г. ожидали определенного облегчения своей участи, но не дождались такого облегчения, что и посчитали несправедливым. И вот тогда указанные выше причины внутреннего характера послужили поводом для массовых волнений.
Характерным в этом смысле является содержание докладной записки министра внутренних дел С.Н. Круглова и Генпрокурора ССР Р.А. Руденко от 26 мая 1954 г., адресованной в СМ СССР и содержащей информацию о массовых неповиновениях заключенных в особом лагере - Степлаге (г. Джезказган). Здесь указывалось, в частности, что заключенные третьего лагерного отделения Степла-га в количестве свыше 4 тысяч человек отказались выйти на работу по причине того, что не были удовлетворены их требования. В числе требований были: разрешение свободного общения с женской з о н ой лагерного отделения, сокращение сроков наказания для осужденных на 25 лет, направление после окончания срока или в порядке колонизации для свободного проживания в местах работы вместе с семьями, освобождение семей из ссылки. В этом лагерном отделении, указывалось в записке, содержится особый контингент осужденных за
379
наиболее опасные контрреволюционные преступления. Руководят осужденные оуновцы, и чем больше с ними разговаривают сотрудники ИТЛ, тем больше они выставляют требований и наглеют. Контингент Степлага работает по добыче медной руды. Для принятия необходимых мер на место происшествия направлены заместитель министра внутренних дел СССР С.Е. Егоров, начальник ГУЛАГа И.И. Долгих и начальник Управления по надзору за местами заключения Прокуратуры СССР Н.В. Вавилов [14, с. 215-216].
В самом конце записки была следующая фраза: «На месте также принимаются меры к устранению нарушений лагерного режима в 3-м лагерном отделении Степного исправительно-трудового лагеря» [14, с. 216]. По сути дела, это было признание имевшихся нарушений, и их исправление являлось одним из направлений деятельности правоохранительных органов по нейтрализации протестных выступлений заключенных в исправительно-трудовых лагерях. В целом же протестные выступления подавлялись достаточно жестко, в том числе с использованием оружия и с привлечением воинских формирований (в Норильске). Многие заключен-
Литература:
1. Медовник А.А. Уголовно-политическое судопроизводство в советском государстве послевоенного периода (1945-1953 гг.). Дисс. на соискание ученой степени кандидата юрид. наук. Краснодар, 2008.
2. Пихоя Р.Г. Союз ССР: История власти. 19451991 гг. М., 1998.
3. Максимова Э. Подслушали и расстреляли. Известия. 1992. 16 июля.
4. Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» от 4 июня 1947 г. Ведомости ВС СССР. 1947. № 19; Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении охраны личной собственности граждан» от 4 июня 1947 г. Ведомости ВС СССР. 1947. № 19.
5. Лукин Ю.Ф. Сопротивление тоталитаризму: активность и протест в истории советского общества : дисс. на соискание ученой степени доктора юрид. наук. Архангельск, 1992. С. 134-135.
6. Кузьмин С.И. Побеги заключенных как форма протеста против карательной политики и условий содержания в местах лишения свободы в 30-50-х гг. XX в. // Российский следователь. 2013. № 22. С. 44-47.
7. ГАРФ. Ф. 7523. Оп. 67. Д. 1. Л. 5.
8. История сталинского Гулага. Конец 1920-х-первая половина 1950-х годов: Собр. док. в 7 т. Т.3. Экономика Гулага. Сост. О.В. Хлевнюк. М., 2004. С. 128, 129.
9. Захарченко А.В. Проблема стимулирования трудовой деятельности в системе исправительно-трудовых учреждений НКВД СССР-МВД СССР в 1930-1950-5 гг. // Вестник Удмуртск. гос.
ные были осуждены за организацию беспорядков.
Вместе с тем, ряд выдвинутых заключенными требований были признаны обоснованными, что следует из содержания Решения коллегии МВД СССР по результатам ликвидации массового неповиновения заключенных в Степном лагере от 16 сентября 1954 г. [16], где, в частности, указывалось, что руководители Степлага не обращали должного внимания на бытовые условия содержания заключенных, необоснованно перебрасывали их из одного лагеря в другой, вопреки режимным требованиям содержали в одних жилых помещениях за общеуголовные и контрреволюционные преступления и т.д. В более широком плане было упразднено Особое совещание при МВД (в сентября 1953 г.), а позже были упразднены особые лагеря, более широко стало использоваться досрочное освобождение. Следует также заметить, что массовые беспорядки осужденных, содержащихся в местах лишения свободы, имевшие место в послевоенное время (1945 -1956 гг.) в таком виде и в таком масштабе были уникальными в истории нашей страны.
Literature:
1. Medovnik A.A. Criminal and political proceedings in the Soviet state in the post-war period (1945-1953) : dis. ... cand. of law. Krasnodar, 2008.
2. Pihoya R.G. The Soviet Union: History of Power. 1945-1991. M., 1998.
3. Maksimova E. Eavesdropped and shot // Izvesti-ya. 1992. On 16 July.
4. The decree of the Presidium of the Supreme Soviet of the USSR «On criminal responsibility for theft of state and public property" dated June 4, 1947. Bulletin of the USSR Supreme Soviet. 1947. № 19; The decree of the Presidium of the Supreme Soviet of the USSR «On strengthening the protection of personal property of citizens» dated June 4, 1947. Bulletin of the USSR Supreme Soviet. 1947. № 19.
5. Lukin Yu.F. The resistance to totalitarianism: activism and protest in the history of Soviet society : dis. ... cand. of law. Arkhangelsk, 1992. P. 134-135.
6. Kuz’min S.I. Escapes of prisoners as a form of protest against retributive policy and the conditions of detention in places of deprivation of liberty in the 30-50s of the XX century // Russian Investigator. 2013. № 22. P. 44-47.
7. SARF. F. 7523. Inv. 67. File 1. L. 5.
8. The history of Stalin's Gulag. The late 1920s and first half of the 1950-ies // Gulag's Economy / comp. O. Khlevnyuk: collection of doc. in 7 vols. V. 3. M., 2004. P. 128, 129.
9. Zakharchenko A.V. The problem of work incentives in the system of corrective labor institutions of the NKVD-MVD of the USSR in 1930-1950-5 // Bulletin of Udmurt State University 2009. № 2. Р. 166.
380
универс. 2009. № 2. С. 166.
10. Иванова Г.М. ГУЛАГ в советской государственной системе (конец 1920-х - середина 1950-х гг.). Диссертация на соискание учен. степени доктора юрид. наук. С. 2002.
11. Михайлов В.С. К вопросу о структуре и видах системы исполнения наказаний в виде лишения свободы периода 30-60-х годов XX века // Вестник Пермского гос. университета. Серия «Юридические науки». 2013. № 2. С. 229-236.
12. Говоров И.В. Советское государство и преступный мир (1920-1940-е гг.) // Вопросы истории. 2003. № 11. С. 147-152.
13. Кравери М. Кризис ГУЛАГа. Кенгирское восстание 1954 года в документах МВД СССР. М., 1995. С. 336.
14. ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 2. Д. 43. Л. 215-216.
15. ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 1. Д. 1394. Л. 365-373.
10. Ivanova G.M. GULAG in the Soviet state system (late 1920s - mid 1950s) : dis. ... dr. of law. Р. 2002.
11. Mikhailov V.S. To the question about the structure and types of the system of execution of punishment deprivation of liberty for the period of 30 - 60-ies of XX century // Bulletin of Perm State University. Series: Legal science. 2013. № 2. P. 229-236.
12. Govorov V.I. Soviet State and the underworld (1920-1940-ies) // Questions of history. 2003. № 11. P. 147-152.
13. Craveri M. The Gulag's Crisis. Kengir uprising of 1954 in the documents of the Ministry of Internal Affairs of the USSR. M., 1995. P. 336.
14. SARF. F. 9401. Inv. 2. 43. L. 215-216.
15. SARF. F. 9401. Inv. 1. File 1394. L. 365-373.
381
