CC BY
29
лоАпгтккт ш>т
•иго.
Некоторые общие соображения
1 В статье использованы материалы проекта РГНФ 07 03 00074а.
А.А.Галкин
ПРОШЛОЕ И НАСТОЯЩЕЕ ПАРТИЙ ПРАВОГО ФЛАНГА1
В этой статье речь пойдет о политических партиях развитых стран, прежде всего Европы. Они, как правило, основывают свою идентичность на двух несовпадающих ценностных системах. Одни — на консервативной, другие — на либеральной.
При анализе партийно-политических структур ценностные системы и ориентированные на них партии нередко рассматриваются как единое целое. Однако такой подход представляется не совсем точным. Общественные ценности как элемент массового сознания значительно шире политических установок. И даже низведенные на политический уровень в виде идеологий, ценности не совпадают с политическим пространством, которое занимают партии.
Немалое значение имеет и тот факт, что политические партии по своей природе чрезвычайно пластичны. Характер и масштабы этой пластичности определяются процессами, происходящими в обществе: изменениями в его социальной структуре и обусловленными ими сдвигами в расстановке общественных сил, степенью зрелости и влияния гражданского общества, типом утвердившегося в стране режима власти и рядом других обстоятельств. Партии, своевременно и адекватно реагирующие на эти процессы, сохраняют свою устойчивость и, тем самым, заметную роль в политической жизни. В противном случае они обрекают себя на увядание и в конечном счете на исчезновение.
Серьезными проблемами для политических партий чревато также неоправданное «забегание вперед». Будучи чаще всего следствием ценностных ориентаций, оно оборачивается искажением реального положения дел либо, по меньшей мере, неправомерной оценкой едва наметившихся тенденций как свершившихся событий. В обоих случаях между партией и массовым сознанием возникает растущее отчуждение. Такая ситуация во многом связана с инертностью общественного сознания. Оно, разумеется, меняется под влиянием окружающей действительности, но эти изменения обычно происходят со значительным опозданием. Игнорирование реального уровня общественного сознания способно сыграть с политическими партиями злую шутку.
В процессе исторического развития меняются и сами политические партии. Первоначально они представляли собой немногочисленные элитарные клубы, в рамках которых формулировались общественные проблемы и регулировались сложные, нередко остроконфликтные отношения между различными кланами властной верхушки. По мере
созревания гражданского общества функции и ориентации этих клубов неуклонно расширялись, и постепенно они превратились в то, что, говоря современным языком, можно назвать протопартиями.
Последовавший за этим (и протекавший в разных формах) демонтаж феодально-авторитарных режимов тесно увязал политические партии с электоральным процессом. Партиям пришлось ориентироваться не только на тот или иной сегмент правящей элиты, а затем более широкого правящего слоя, но и на массовый электорат. И хотя связи партий с правящими группами сохранялись, манипулировать электоратом, игнорируя его интересы, было все труднее. Ожесточенная конкуренция за его поддержку, ставшая главной формой борьбы за рычаги власти, привела к появлению феномена «народных партий», у которых реальные узы, связывающие их с одним из сегментов правящей элиты или конкретным социальным слоем, просматриваются не столь явно, как прежде.
В свете сказанного очевидно, что отношения между партиями и их ценностными системами неоднозначны по определению. Они меняются и во времени, и в зависимости от хода событий. Одни ценности выдвигаются на передний план практической политики, другие как бы отступают в тень или заменяются новыми, порой принципиально иными.
Этапы динамики Как же на практике выглядела динамика ценностных ориентаций
и взаимоотношений политических партий правого фланга, консервативных и либеральных, в развитых странах? Рассмотрим ее основные этапы.
Начальный этап (вторая половина XVIII — первая половина XIX в.). В научный обиход понятие «консерватизм» (от латинского conservo — охраняю, сохраняю) было введено известным французским писателем и политическим деятелем Ф. де Шатобрианом, редактировавшим журнал под аналогичным названием. С самого начала оно обозначало совокупность установок, взглядов, ценностей и политических предпочтений, предполагавших особую приверженность прошлому, устоявшимся порядкам, традициям. На их основе оформилась идеологическая система и своеобразный «общественный проект», наложивший глубокий отпечаток на общественное развитие в странах Европы, а также в США.
Определяющую роль в создании этой системы сыграли Э.Бёрк (Великобритания), Ж. де Местр и Л. де Бональд (Франция). На более позднем этапе их взгляды были развиты швейцарским правоведом К.Л.Галлером, А.Мюллером (Пруссия) и Х.Доносо Кортесом (Испания). В России к числу основоположников консерватизма обычно относят А.Шишкова и С.Глинку.
Главными, структурирующими ценностями консерватизма являются вера в трансцендентный моральный порядок, опирающийся на
2 См. Рахшмир 1998; &гиШ 1980; О^иШуап 1973; ШюП 1973.
божественный или естественный закон, и взгляд на человеческую личность как на несовершенный продукт творения, «сосуд греха», нуждающийся — ради собственного его блага — в твердой руководящей руке. На эти ценности, как на стержень, нанизываются все остальные установки, свойственные консерватизму, прежде всего традиционализм. Из отношения к человеческой личности вытекает преимущественно негативная оценка разума, трактовка представлений о безграничности его возможностей как гордыни, заводящей в тупик человеческое сообщество.
Консерватизму присуще также отрицание принципа равенства в любых его формах. Такая позиция обосновывается не только объективными биологическими и психологическими различиями между людьми, но и несовершенством и греховностью человеческой натуры, что делает необходимым вычленение (или целенаправленное формирование) группы людей, способных подняться над обыденностью, приблизиться если не к совершенству, то к более высокому состоянию, которая возьмет на себя бремя руководства.
Согласно консервативным взглядам, вследствие несовершенства человеческой натуры построение общественных структур должно быть строго пирамидальным. В свою очередь, это предполагает потребность в лидерах, наделенных особыми полномочиями (в одних случаях источником этих полномочий выступают потусторонние силы, в других — способность выразить интересы общества), а также в системе управленческих, идеологических, религиозных и иных институтов, жестко контролирующих простых граждан. Отсюда и такие составляющие консерватизма, как ориентация на беспрекословное соблюдение установленных в прошлом норм, правил поведения и запретов, а также особое значение, придаваемое исполнительности, дисциплине, порядку2.
С течением времени консерватизм как система ценностей, идеология и общественный проект расслоился на несколько направлений. Для одного из них (традиционалистского) были характерны чисто фундаменталистский подход к действительности, безоговорочная ориентация на сохранение устоявшихся порядков, на историческую преемственность, воспринимаемую как воспроизводство сложившихся образцов, желание максимально подавить общественную функцию, связанную с получением новой информации и адаптацией к ней. В другом (сравнительно гибком, иногда именуемым реформистским) более или менее отчетливо проявлялось стремление сочетать традиции и преемственность с приспособлением к происходящим переменам. Третье (праворадикальное) отличалось откровенным революционаризмом. В его основе лежало неприятие того общества, которое сложилось в результате адаптации к новой информации, готовность разрушить его во имя первичных, исконных ценностей. Однако на начальном этапе, как правило, доминировал традиционалистский консерватизм.
На политическом уровне в роли главных носителей консервативных ценностей выступали Р.Пиль и Б.Дизраэли (Великобритания),
К.Меттерних (Австрия), Ф.Гизо (Франция), команда, группировавшаяся вокруг сына короля Фердинанда VII принца Карлоса (Испания), О. фон Бисмарк (Пруссия). В Северной Америке ключевыми проводниками идей консерватизма были двое из отцов-основателей Соединенных Штатов — Дж.Адамс и А.Гамильтон. У каждого из упомянутых политиков можно найти нетривиальные высказывания, выходившие за рамки данного общественного проекта. Однако их практическая деятельность была полностью проникнута духом консерватизма, и именно в этом качестве они вошли в его историю.
Параллельно с консерватизмом шло становление и утверждение либерализма.
Либерализм (от лат. liber — свободный) возник и оформился как идеология антифеодально настроенной части тогдашнего общества — так называемого «третьего сословия». У его истоков стояли такие выдающиеся мыслители, как Вольтер, Ш.Л.Монтескье, Ж.-Ж.Руссо (Фран-3 Федорова 1993. ция)3, Д.Локк, Д.Юм, А.Смит (Великобритания), И.Кант (Пруссия).
Определяющее значение для либерализма имели постулаты об абсолютной ценности человеческой личности, о равенстве и свободе граждан, о существовании неотчуждаемых естественных прав человека, а также о договорном характере отношений между индивидом и государством и ограниченности сфер и объема полномочий, на которые то вправе претендовать.
В политической сфере либерализм исходил из того, что в основе государства лежит общественный договор, в соответствии с которым граждане не только подчиняются законам, но и создают их, а общественные институты призваны способствовать наделению индивидов реальной властью. Особый акцент делался на верховенстве закона как инструмента социального контроля.
В сфере экономики либералы отстаивали принцип священности и неприкосновенности частной собственности. Согласно их взглядам, экономические отношения должны были регулироваться исключительно рынком, по модели «laissez faire», предполагавшей невмешательство государственных институтов в дела хозяйствующих субъектов и отказ от 4 См. Мизес 2007. любых форм юридической регламентации межхозяйственных связей4.
С самого начала в рамках либерализма сформировалось умеренное направление, ориентировавшееся на постепенное и осторожное внедрение в жизнь своих идейных установок. Тем не менее ввиду сложившейся в тот период обстановки верх взяло революционное крыло, оказавшееся весьма действенным в области политической практики.
В колониальной Северной Америке революционные либералы (Т.Пейн, Т.Джефферсон, Б.Франклин, Д.Мэдисон и др.) оказали решающее влияние на подготовку и ход борьбы за независимость и характер созданного в результате этой борьбы государства. Ключевые положения либеральной теории были интегрированы в «Билль о правах» и Конституцию Соединенных Штатов Америки, во многом определив их содержание.
Либеральные ценности составили идейный каркас Великой Французской революции, найдя всестороннее отражение в главных ее документах, прежде всего в «Декларации прав человека и гражданина». Под знаменем либерализма проходила мобилизация революционных сил в континентальной Европе в конце XVIII — начале Х1Х в. Влияние этих ценностей (в интерпретации их деятелями Французской революции) отчетливо просматривается и во взглядах российских декабристов.
Особенность либеральной системы ценностей заключалась в том, что благодаря своему гуманному содержанию она сразу же вышла далеко за пределы либерального политического поля, будучи взята на вооружение политически активной частью общества, стоявшей по своим ориентациям левее либералов.
На протяжении первой половины XIX в. политическая жизнь многих государств Европы определялась ожесточенным противостоянием консервативных и либеральных партий и организаций. Борьба между ними велась как на властном, так и на идейном уровне и шла с переменным успехом. Заметный перевес в пользу консерватизма не наступил даже после поражения революций 1848—1849 гг., когда отношения между двумя системами ценностей и политическими течениями вступили в новую фазу.
Второй этап (вторая половина XIX — начало XX в.). К середине XIX столетия консерватизм накопил солидный теоретический и практический багаж, утвердившись в качестве одного из идейных и политических «столпов» и в Европе, и за ее пределами. Тем не менее в ряде случаев он постепенно отодвигался на обочину духовной и общественной жизни. Решающую роль в этом сыграло несколько обстоятельств.
В обстановке быстрых и постоянно нараставших технологических и общественных перемен консерватизм не проявил необходимой гибкости. Многие из основополагающих его установок (крайний традиционализм, аристократизм, ориентация на сословную организацию общества, упорное сопротивление переменам) выглядели анахронизмом на фоне обновлявшегося мира. Отстаиваемые им позиции однозначно ассоциировались у значительной части общества с защитой интересов некогда доминировавшего, но терявшего свои позиции дворянства и воспринимались как препятствие на пути набиравшей влияние буржуазии.
Растущую угрозу консерватизму создавали все более заметные сдвиги в социальной структуре европейского общества. Индустриализация, охватившая ведущие страны Западной Европы, повлекла за собой активное разложение традиционного крестьянства, многие десятилетия служившего важнейшей социальной опорой консерватизма. Переселявшиеся в города крестьяне приобщались к новым ценностям, весьма далеким от тех, что составляли сущность консерватизма. В результате к концу века у политического консерватизма появился новый опасный
конкурент — организованное рабочее движение и представлявшие его социал-демократические партии.
Отчетливо обозначившаяся перспектива потери влияния вызвала к жизни серьезные структурные изменения в рамках консерватизма. Претендовавшее на монополию традиционалистское крыло было вынуждено потесниться. Оно сохранило важные позиции. Однако наряду с ним стал набирать силу более гибкий, реформаторский консерватизм.
Консервативным партиям пришлось смириться с рядом институтов и процедур (выборы, парламентская деятельность, разделение властей), еще недавно предававшихся «анафеме» как «либеральная ересь». Продолжая критиковать эти институты и процедуры на словесном уровне, они, скрепя сердце, включились в политический процесс в качестве активных его участников.
Утверждение и укрепление в Европе системы национальных государств заставило консерваторов пересмотреть свое негативное отношение к ним. Если в начале XIX в. большинство теоретиков консерватизма отстаивало принцип универсализма, считая наиболее приемлемой формой организации жизни размытое европейское единство под эгидой папы Римского либо сохранение средневековых многонациональных 5 См. Каспэ 2007.империй5, и видело в ставке на укрепление национальной государственности порождение безбожного Просвещения, то уже к середине столетия многие консерваторы превратились в яростных защитников национальной идентичности и национального государства, трактуемого прежде всего как аппарат насилия над обществом. Более того, как бы забыв о недавнем прошлом, они всячески поносили своих противников из лагеря либералов и социал-демократов, обвиняя их в национальном нигилизме.
Забота о сохранении социальной базы побудила консервативные партии и организации отказаться от некогда характерного для них игнорирования социального вопроса. Одним из первых серьезных сигналов, свидетельствовавших о начале такого поворота, стала энциклика «Ре-рум новарум», выпущенная в 1891 г. римским первосвященником Львом XIII, в которой в достаточно настойчивой форме говорилось о необходимости усилить поддержку неимущих и обратить внимание на положение наемных рабочих6.
В порядке реализации идей, содержавшихся в папском послании, в ряде стран Западной Европы под эгидой консервативных католических организаций стали создаваться объединения ремесленников и наемных работников, в том числе христианские профессиональные союзы. Аналогичного рода усилия предпринимались и консерваторами-протестантами. Большого размаха подобная деятельность не приобрела, 7 Budde 1962. однако определенную роль все же сыграла7.
Отчетливо проявилась в тот период и постепенная переориентация идеологов и практиков консерватизма на критику социал-демократов. При этом критика либералов хотя и не прекращалась, но ослабевала, уступая место поношениям в адрес нового врага.
' См. Ходорковский 1978.
Разумеется, как это обычно бывает, указанный процесс протекал неравномерно, и его интенсивность варьировала в зависимости от страны и региона. Наиболее быстрыми темпами он развертывался в Западной Европе, в то время как в центральных и восточных частях континента его влияние было едва ощутимым. В России, например, продолжал доминировать традиционный консерватизм, ориентировавшийся на конфессиональную идентичность и устаревшие формы организации общественных отношений (К.П.Победоносцев, К.Н.Леонтьев и др.).
Существенную трансформацию претерпели также система ценностей и практическая политика либералов. Под влиянием произошедших сдвигов (расслоение «третьего сословия», прогрессирующее укрепление властных позиций верхушечных фракций буржуазии, появление организованного рабочего движения и его политического представительства — социал-демократических партий) на либеральном политическом поле стали задавать тон возникшие еще в первой половине XIX в. конформистские, «системные» течения, далекие от «революционных увлечений» недавнего прошлого. В их политической практике первостепенное значение приобрели установки на стабильность, устойчивость и предсказуемость политических порядков, что повлекло за собой заметное ослабление приверженности демократическим институтам и процедурам. Прежняя система ценностей вроде бы осталась неприкосновенной. Но в ней появился новый элемент, который можно назвать «элитистским ограничителем». По мнению «системных» либералов, на свободу и широко трактуемые права человека, бывшие стержнем либеральной системы взглядов, могли претендовать не все обитатели той или иной страны, а лишь достойные граждане, составлявшие меньшинство населения. В качестве критериев «достойности» предлагались имущественный ценз, статус и уровень образования, ценз оседлости, но чаще всего и то, и другое, и третье вместе взятое.
Отсюда — стремление максимально ограничить возможности политического волеизъявления малоимущей части населения ввиду ее недостаточной компетентности, неприятие организованных коллективных выступлений и действий, трактуемых как насилие над волей свободного индивида, интерпретация автономии индивидуальной воли в духе апологетики эгоизма, ставка на ограничение функций и объема компетенций государства, негативное отношение к любым формам государственной социальной политики, восприятие конкуренции и накопительства как наиболее эффективных механизмов самоутверждения личности и т.д. На протяжении многих десятилетий подобная позиция, которую в специальной литературе обычно именуют «манчестерством», в значительной мере определяла облик либерализма как политического * Baumgarten 1894. течения и политической практики8.
Изменившаяся ситуация и обусловленное ею нарастание социальной напряженности вызвали к жизни и другое течение в либерализме. В конце XIX в. в ряде стран начал складываться так называемый социальный либерализм. Его определяющими чертами были негативная
оценка «манчестерского» подхода к социальным проблемам, более выраженная ориентация на реформы, стремление снять противоречие между принципами свободы и равенства, на которое так любили ссылаться сторонники «манчестерства», и, наконец, убеждение в том, что либеральный идеал свободы не только не отрицает, но и предполагает защиту человека от воздействия не зависящих от него обстоятельств.
На политическом уровне противостояние тенденций, зародившихся в рамках либерализма, обернулось расколом его на правых либе-9 См. Grebing 1962. ралов и либерал-демократов9. Либералы-революционеры (в той мере, в какой они сохранились) оказались вытеснены за пределы либерального ценностного пространства. Действуя в составе различных партий более или менее левого толка, они смыкались, а в ряде случаев и сливались с социал-демократами.
Аналогичную эволюцию проделали и российские либералы. Правда, в условиях самодержавия она долгое время проходила преимущественно на гражданском уровне и выплеснулась на политическую арену лишь после революции 1905—1907 гг.
Как уже отмечалось, полемика либералов с консерваторами продолжалась. Однако она во многом смягчалась появлением у них общего врага — социал-демократов и других левых. При этом правые либералы, претендовавшие на роль единственного хранителя либеральных ценностей, атаковали своих оппонентов слева, сохранивших верность изначальным ценностям либерализма, гораздо жестче, чем приверженцы консерватизма.
Третий этап (первая половина XX в.). Первая мировая война радикализировала европейское общество. Бессмысленное многолетнее кровопролитие не прошло даром. Заметно изменилась геополитическая ситуация. С политической карты Европы исчез ряд влиятельных в прошлом империй. По странам континента прокатилась волна революций и острых социальных конфликтов. На политическом уровне повсеместно произошел резкий сдвиг влево.
Одним из результатов перемен стало дальнейшее ослабление позиций фундаменталистов. В консервативном лагере усилился назревавший годами кризис. Его проявлением было, в частности, зарождение в недрах консерватизма радикального «обновленческого» течения. Представители этого течения требовали существенной модификации прежних идейных и политических установок, настаивая на обращении к методам, которые сегодня принято характеризовать как праворадикальные. Предполагалось, что только они в силах возродить те общественные структуры и политические порядки, которые считались наиболее приемлемыми с консервативной точки зрения.
Адепты «обновленческого» консерватизма недолго оставались маргиналами. К 20-м годам XX в. на их позиции перешли многие видные консервативные теоретики, в том числе те, которые еще недавно слыли умеренными.
10 Большаков 1995.
11 Weber 1962.
12 См. Галкин, Рахшмир 1987; Petzold 1978.
В Великобритании «обновленческое» течение приобрело форму «нового консерватизма», сторонники которого, не порывая с консервативной партией, образовывали ее правое крыло либо входили в состав нескольких близких к нему самостоятельных организаций. При всей неоднородности этого течения его приверженцев объединяло непримиримое отношение к коалиции с либералами, а также к реформам, осуществленным коалиционным британским правительством в военные и первые послевоенные годы, крайняя, нередко истерическая враждебность к левым движениям и партиям как у себя в стране, так и за ее пределами и (в ряде случаев) более или менее выраженная симпатия к практике итальянского фашизма10.
Во Франции консерваторы «обновленческого» типа нашли политическую родину в организации «Аксьон Франсез», вскоре перешедшей на фашистские позиции. Но им активно сочувствовали и члены многих других консервативных организаций11.
Наиболее четко и детально установки «обновленческого» крыла были выражены в работах группы германских правых теоретиков и публицистов, называвших себя «младоконсерваторами» (Э.Юнгер, Меллер ван ден Брук и др.). В их среде родилась, в частности, идея «консервативной революции», призванной «материализовать» отчетливо проявившееся в те годы стремление граждан к переменам, направив его в русло консервативной системы ценностей.
По мысли «младоконсерваторов», важнейшая задача «консервативной революции» состояла в том, чтобы положить конец демократии. Парламентскую систему предлагалось заменить принципиальной иной, управляемой единой волей. Государству следовало вернуть себе роль суверена по отношению к обществу, структурированному путем создания своеобразных сословий — корпораций. Политические партии должны были уступить место «новым массовым движениям», способным быть одновременно и национальной, и социальной силой.
Впоследствии арсенал идей, выдвинутых и обоснованных «младо-консерваторами» и их единомышленниками, был заимствован национал-социалистами (нацистами) и составил ядро их идеологических построений12. Значительная часть консервативных деятелей Германии и Италии примкнула к фашистам или поддержала их. Как уже говорилось, правым радикалам фашистского толка симпатизировали также многие консервативные идеологи и политики из других стран, в том числе тех, которые вскоре стали жертвами фашистской агрессии.
Разумеется, в консервативном идейно-политическом пространстве (как среди фундаменталистов, так и среди реформаторов) сохранились влиятельные группы, не последовавшие за «обновленцами» и не впавшие в «фашизоидный грех». Тем не менее в первые годы после разгрома гитлеровской Германии и ее союзников консерватизм, нередко, хотя и не всегда обоснованно ассоциируемый с фашизмом, оказался отодвинут на обочину общественной жизни если не всех, то, по крайней мере, большинства экономически развитых стран.
13 Кепеци 1986; Fetscher 1981; Салмин 1982.
Череда бурных событий, характерных для описываемых десятилетий, не могла не сказаться и на либеральном идейно-политическом пространстве.
При том что либеральным партиям нередко удавалось заметно потеснить консерваторов, их все активнее атаковали конкуренты слева. Эти силы представляли для либералов даже большую опасность, поскольку действовали на одном с ними поле и претендовали на ту же электоральную базу. Отсюда острота и болезненность их реакции на все, что происходило на левом фланге партийно-политической системы.
В свою очередь, очевидный дрейф влиятельных консервативных групп вправо, на позиции правого радикализма, их откровенный флирт с фашистскими движениями, пришедшими к власти в Италии и Германии, а затем и в некоторых других европейских странах, мешали либеральным партиям кооперироваться с консерваторами. В самом либеральном лагере возникла новая разделительная линия — между открыто антифашистскими течениями, готовыми сотрудничать на этой платформе с левыми, и «умиротворителями», склонными к поиску компромисса с правыми радикалами. В ряде случаев эта линия превращалась в непреодолимый ров, раскалывавший либеральное движение.
Разгром фашистского блока как бы снял это противоречие: антифашистами объявили себя все либералы. Однако их членение на более и менее правых сохранялось еще несколько десятилетий.
Четвертый этап (вторая половина XX в.). Общественно-политическая ситуация в этот период во многом определялась тремя общемировыми процессами: (1) усилением научно-технической (инновационной) революции, (2) ускорением глобализации и (3) продолжавшимся свыше четырех десятилетий острым противостоянием сложившихся общественных систем, выражением которого была холодная война. Эти процессы внесли серьезные коррективы в расстановку политических сил как в отдельных странах и регионах, так и во всем мире.
К началу 70-х годов длительное пребывание консерватизма на положении идейно-политического маргинала сменилось интенсивным взлетом. Первоначально этот взлет наметился в публицистике, потом в научной литературе и настроениях части общественности, а затем нашел отражение на политической сцене. Поскольку пришедшие в движение консервативные силы вновь, как и в 20-е годы, стали делать упор на обновление своих исходных установок, их все чаще стали называть неоконсерваторами, а само явление вошло в историю в качестве «неоконсервативной волны»13.
«Неоконсервативная волна» увлекла за собой не все группы, входившие в консервативный лагерь. Вне ее остались, в частности, те, кого принято именовать новыми правыми. Немало было и тех, кто не захотел расстаться со старыми, привычными позициями. В неоконсерваторы подались прежде всего наиболее динамичные и агрессивные представители этого идейного и политического направления.
лоАпгптапЕ mm
14 См. Степанова 1987.
15 Выражение П.Глотца (ФРГ). Цит. по: Хабермас 2005: 58.
16 Салмин 1982; Чхиквишвили 1984; Nash 1976.
17 Greiffenhagen 1974; Kaltenbrunner 1975; Lederer 1979;
Vial 1979; Noak 1980.
Различие между неоконсерваторами 70-х годов и «обновленцами» 20-30-х было весьма существенным. Если «обновленцы» мечтали сдвинуть консервативный лагерь далеко вправо — вплоть до сотрудничества или даже слияния с правыми радикалами, то неоконсерваторы стремились к экспансии на либеральное политическое поле, пытаясь вытеснить с него традиционных либералов14.
Неоконсерватизм, зародившийся в конце 60-х — начале 70-х годов, с самого начала был неоднородным. В Соединенных Штатах его ядро составили бывшие правые либералы, «испугавшиеся собственного либерализма»15 (Д.Белл, Д.П.Мойнихен, И.Кристол, Н.Глейзер и др.)16. В Европе он сформировался на чисто консервативной идейно-политической основе (Г.-К.Кальтенбруннер, П.Ноак, Х.Шельски, П.Вьяль)17. При этом первые делали упор на разработку и реализацию неоконсервативной экономической политики и демонстрировали особую агрессивность в сфере международных отношений, тогда как вторые проявляли наибольший интерес к процессам, происходившим на уровне общественного сознания, нравственности и культуры.
Но, несмотря на все различия, у большинства неоконсерваторов было и нечто общее, позволявшее рассматривать их как явление, относящееся к единому типу. Всеми ими руководило стремление взять реванш за годы идейного и политического прозябания консерватизма. Но дело к этому не сводилось. Наиболее динамичная часть консерваторов ощутила, что в мире, и прежде всего в экономически развитых странах, возникли объективные обстоятельства, сделавшие консервативные установки востребованными частью общества. Важнейшую роль среди этих обстоятельств играли:
— все большее разочарование в левых идейных установках, обусловленное многочисленными неудачами при проведении их на практике;
— появление постиндустриального производства, основанного на современных «мягких технологиях», и, соответственно, нового типа рабочей силы с иными, чем прежде, ценностными установками и интересами;
— заинтересованность усложнившихся экономических структур в более гибких формах управления народным хозяйством;
— потребность в ослаблении государственного контроля над товарными потоками, вызванная к жизни новым витком глобализации экономических процессов;
— чрезмерное распухание и низкая эффективность чиновничьего аппарата, с помощью которого осуществлялось государственное управление экономическим развитием и социальный патронаж над обществом;
— растущее раздражение граждан, недовольных своеволием и коррумпированностью бюрократических управленческих инстанций. Все это повысило восприимчивость населения к модернизированным консервативным постулатам, в основу которых, в отличие от
прежних времен, были положены заимствованные у либералов тактические подходы: резкая критика засилья бюрократии и неэффективности государственных структур; призывы к радикальному сокращению управленческого аппарата; исключительная ставка на рыночные механизмы, на отказ от перераспределения общественного продукта в пользу нуждающихся и социально слабых; ориентация на индивидуализацию усилий, направленных на обеспечение приемлемых условий жизни.
Написав на своих знаменах многие из требований, некогда считавшихся неотъемлемой составляющей иных идеологий, неоконсерваторы двинулись на завоевание власти. И в ряде случаев это им удалось. Неоконсервативные постулаты легли в основу рейганомики в США, тэтчеризма в Великобритании и оказали заметное влияние на социальную и экономическую политику в некоторых других странах, где неоконсерваторы либо не принимали участия в осуществлении власти, либо принимали лишь частично.
Правда, в ходе реализации неоконсервативных рецептов быстро обнаружилось, что воплотить их в жизнь в полном объеме невозможно: этому препятствовали и экономические императивы, и мощное сопротивление значительной части граждан. Слишком рьяные попытки буквально применить эти рецепты на практике стоили соответствующим политическим силам власти. Тем не менее определенные коррективы в социальную и экономическую политику были внесены, что принесло не только негативные результаты.
К этому времени основные течения консерватизма в целом настолько изменились, что отец и главный идеолог консерватизма конца XVIII в. Э.Бёрк, окажись он нашим современником, вряд ли признал в них своих последователей.
Не менее сложный и противоречивый путь проделали в эти годы либеральная теория и либеральные партии.
В десятилетия, последовавшие за второй мировой войной, эволюция либерализма как политического течения в сторону от первоначальных ценностей продолжалась. Проявлялось это по-прежнему не столько вербально, сколько практически. За ориентир принимались главным образом не ценностные, а прагматические установки. Политические партии либерального направления все более откровенно выступали в качестве защитников интересов наиболее состоятельной части общества. Ссылки на традиционные ценности использовались преимущественно в тех случаях, когда возникала необходимость в пропагандист! См. Рормозер ском прикрытии тех или иных действий18.
1996. Между тем многие ценности, бывшие первоначально исключи-
тельным достоянием либеральной мысли, но вышедшие, как уже говорилось, за пределы либерального идейно-политического поля (разделение властей, ставка на активность гражданского общества, защита прав человека и т.п.), начали, не в последнюю очередь благодаря деятельности левых сил, утверждаться как в общественном сознании, так и на
политическом и властном уровнях. В той или иной форме, с теми или иными ограничениями, нередко на словах, а не на деле они превратились в неотъемлемую идейную основу реального политического процесса.
В то же время со всей очевидностью стало ощущаться либерально-консервативное сближение. В среде либералов возникло и набрало силу неолиберальное течение, взявшее на вооружение ряд ключевых консервативных постулатов. В свою очередь, как упоминалось выше, в консервативном лагере резко возрос удельный вес неоконсерваторов, заимствовавших приглянувшиеся им либеральные идеи.
Данный процесс иногда описывают как далеко зашедший консервативно-либеральный консенсус. Это представляется не совсем точным. Дело не столько в рационально осмысленном сближении, рассчитанном на длительную перспективу, сколько в своеобразной конвергенции — сходстве реакции на аналогичные обстоятельства, обусловленном совпадением интересов представляемых социальных групп. При этом различия между консерваторами и либералами, особенно в неэкономической сфере, не исчезли. И это отчетливо проявилось на следующем этапе.
Пятый этап (современный). Выделение этого этапа, разумеется, весьма условно. В первые годы XXI в. в основном развивались уже наметившиеся раньше тенденции. Вместе с тем на ситуацию начали воздействовать и некоторые новые обстоятельства, требующие особого рассмотрения.
Усиление глобализации в той форме, которая была придана ей неоконсервативными силами, повлекло за собой множество негативных последствий (нестабильность миропорядка, углубление неравенства между странами, выигравшими от глобализации, и ее «пасынками», обострение межцивилизационных конфликтов, непомерное возрастание иммиграционных потоков, превращение терроризма в острейшую международную проблему и т.д.), что обусловило активное отторжение глобализационных процессов общественным сознанием ряда регионов. Непосредственным результатом такого отторжения стал повсеместный рост охранительно-фундаменталистских настроений.
Между тем сам неоконсерватизм все более явно исчерпывал имевшиеся у него ресурсы. Особенно отчетливо это проявилось в странах, где неоконсерваторы активно проводили в жизнь свою программу. Выяснилось, что неоконсервативные подходы к экономическим проблемам не стимулируют инновационного развития, без которого невозможно решение неотложных задач, вставших перед человечеством. Более того, они не обеспечивают даже должного протекания обычных хозяйственных процессов. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить темпы роста ВВП в странах, где до сих пор используются неоконсервативные рецепты, с теми, что характерны для государств, свободных от неоконсервативных догматов (КНР, Индия, Бразилия и т.д.).
Все это не могло не сказаться на ситуации в консервативном идейно-политическом пространстве. Влияние происходящего было двояким. Если реакция отторжения, о которой шла речь выше, еще сильнее унавозила почву для распространения консервативных взглядов, тем самым способствовав укреплению позиций политического консерватизма, то исчерпание возможностей неоконсерватизма сделало неизбежным падение его влияния как в рамках консерватизма, так и в обществе в целом. Следствием данных процессов стали новые структурные сдвиги на консервативном идейно-политическом поле.
С одной стороны, на нем оживились правые радикалы, решившие сыграть на ксенофобских настроениях, питаемых издержками избыточной иммиграции. С другой — значительной части консервативно ориентированных граждан стала предельно очевидна недопустимость игнорирования растущих социальных потребностей меняющегося социума. Указанные сдвиги так или иначе отразились на позициях консервативных верхов, а следовательно, и на конкретной политике консервативных партий.
Большинство из них сохранило ориентацию на традиционные общественные институты и соответствующие нравственные устои, по-прежнему делая ставку на стабильность, порядок и иерархическую дифференциацию общественных отношений. Вместе с тем в их практической политике стали в значительно большей степени учитываться реальные нужды непривилегированных слоев общества.
На протяжении долгого времени издавна существовавшее в консервативном лагере крыло, выступавшее в защиту интересов социально ущемленных граждан, не играло сколько-нибудь заметной роли на политическом уровне. Однако сегодня, насколько можно судить, сторонники «социально ориентированного консерватизма» — уже не локальная (и тем более не маргинальная) сила, подобная той, какой были теоретики «теологии освобождения», действовавшие в 70-80-е годы в странах Латинской Америки. Они весомо представлены во многих влиятельных партиях консервативного толка. Естественно, что в различных странах их влияние не одинаково. Однако как тенденция оно присутствует практически повсеместно.
Можно, конечно, спорить о том, не являются ли отмеченные сдвиги всего лишь тактическим маневром, нацеленным на удержание и расширение электоральной базы, и в какой мере они свидетельствуют о сущностных переменах в консервативном лагере. Тем не менее не учитывать их было бы неправомерным.
Как известно, горизонтальное размещение субъектов в партийно-политическом пространстве зависит от совокупности позиций и подходов, определяющих целевые установки соответствующих субъектов и пути их движения к поставленным целям. Эти показатели действуют на всех уровнях политического процесса — от культурно-нравственного до экономического и социального. Вместе с тем со временем наибольшее
значение в этой совокупности приобретает отношение к социальным проблемам.
Особенно заметно это на современном этапе, когда социальная политика превращается в ключевой элемент государственной политики в целом. Игнорирование социальных проблем, ориентация на обеспеченные слои общества всегда свидетельствовали о принадлежности партии к правому флангу. И наоборот, усиление внимания к социальным проблемам, реальная готовность к их решению указывали на сдвиг влево (разумеется, если речь шла не о крохах с барского стола, которые в целях имитации бросают нуждающимся группам населения).
Когда-то консервативные политические партии безоговорочно рассматривались как правые. Правее их находились только радикалы. После второй мировой войны политические силы, придерживавшиеся консервативной системы взглядов, начали позиционировать себя как правоцентристские. Теперь, если их внимание к социальным проблемам получит реальное воплощение, появятся основания говорить о дальнейшем смещении консерватизма в сторону центра.
В обратном направлении эволюционируют сейчас многие либералы. Утрата монополии на ценности, первоначально бывшие либеральными, а затем ставшие общечеловеческими, а также разрыв с демократическим крылом, ушедшим в большинстве своем в лагерь левоцентристов, расчистили либеральным партиям дорогу вправо. Движению по ней в немалой степени способствовала ставка на неолиберализм, на деле обернувшийся неоконсерватизмом. Уже к концу прошлого века либеральные партии большинства развитых европейских стран стали представлять интересы исключительно привилегированных верхов общества. Это обусловило потерю ими значительной части прежнего электората и почти повсеместное превращение в партии меньшинства, способные воздействовать на политический процесс лишь в коалиции с другими политическими силами, чаще всего консервативными. При этом они как бы поменялись с консерваторами местами. Если раньше консервативные партии находились правее либералов на политической шкале, то теперь либералы оказались правее консерваторов. Не случайно в последние годы все чаще высказывается мнение об «окончании 19 Валлерстайн эпохи либерализма»19.
Исключение составляют лишь либералы в Соединенных Штатах и в некоторых других странах, где по ряду причин они все еще продолжают выступать в качестве левоцентристской политической силы.
2003.
Российская специфика
20 С верой 1999; Яковенко б.г.
Ситуация на правом фланге партийно-политической системы России во многом корреспондирует с той, которая длительное время складывалась в развитых странах Европы20. Вместе с тем она обладает рядом черт, вносящих серьезные коррективы в общую картину. Появление этих черт обусловлено множеством факторов. Главные из них: специфика исторического пути, по которому двигалась страна на
протяжении многих столетий; череда бурных событий, пережитых ею в XX в.; особенности сменявших друг друга политических режимов, накладывавшие отпечаток на содержание и ход общественных процессов; и, наконец, характер проблем, которые предстоит решать российскому обществу в ближайшее время и на перспективу.
Все эти факторы так или иначе отразились на структуре массового сознания. Важнейшей характеристикой этого сознания является анти-номичная противоречивость. Воздействие опыта Западной Европы, возраставшее по мере модернизации России, в какой-то мере размывало специфику российского общества. Происходило это, однако, преимущественно на верхних уровнях социальной пирамиды. Верхи, в отличие от общества в целом, активно впитывали западноевропейские ценности, усваивали элементы европейского образа жизни, формы общения, моды. Низы оставались отчужденными от этого процесса. В результате возник феномен «раздвоенности», который не только не устранил антиномичность российского общественного сознания, но еще больше усилил ее.
В годы советской власти такого рода раздвоение, казалось, было преодолено. Значительная часть социальных групп, выступавших носителями западноевропейских ценностей, была сметена или вытеснена за рубеж. Поднявшиеся по социальной лестнице низы, сохранив основы исходного общественного сознания, приспосабливали к нему вновь полученные и накопленные опыт и знания. В итоге в обществе стал доминировать довольно своеобразный тип сознания, в котором модернистский элемент как бы пребывал в традиционном ценностном «растворе».
Со временем, однако, обнаружилось, что основанное на таком сознании единство является мнимым. Сложившийся по ходу модернизации массовый слой лиц интеллектуального труда (интеллигенция) в силу специфики образования и рода деятельности проявлял все больший интерес к тем ценностям и культурным веяниям, которые шли с Запада, но воспринимались как общечеловеческие. В результате под покровом общей культуры в стране начала формироваться ценностная субкультура, по сути носившая либеральный (в широком, а не узкопартийном смысле) характер.
Дополнительный толчок этому процессу дал ряд внешних для него событий: разоблачение культа Сталина и связанное с этим распространение в обществе информации о беззакониях и массовых репрессиях в годы его правления; попытки ресталинизации, предпринимавшиеся в эпоху Брежнева; постепенное расширение интеллектуальных и бытовых контактов различных групп населения с зарубежными странами.
К 80-м годам прошлого века описанная выше субкультура стала оказывать существенное влияние на общественное сознание в целом. Особенно отчетливо это проявилось в период перестройки, когда в рамках политики гласности были сняты препоны, мешавшие формированию плюрализма взглядов.
После развала Советского Союза многим казалось, что либерализм как система ценностей полностью утвердился в России. Так, во всяком случае, утверждали некоторые вполне солидные авторы, ссылаясь на результаты своих изысканий. Вскоре, однако, стало очевидным, что подобные представления иллюзорны.
Выяснилось, что стихийно возникший в то время массовый либерализм был сугубо поверхностным. Он конструировался по принципу «от противного», как полная противоположность тому, что вызывало отторжение в прежней общественной системе. Различными были и ожидания, порожденные либерализмом. Одни считали присущие ему ценности залогом реформирования социализма в духе истинного гуманизма, другие видели в них строительный материал для возведения принципиального иного общества — капиталистического, третьи воспринимали их просто как платформу, находясь на которой можно было решительно расправиться с прошлым. Но при всех этих различиях популярность либеральных ценностей во многом обусловливалась тем, что значительная часть населения связывала с ними надежды на реальное улучшение условий своей жизни.
Связывала и обманулась...
Силы, пришедшие к власти в 90-е годы, оказались либералами весьма специфического замеса. Их представления о либерализме, почерпнутые из доступной зарубежной литературы, в сущности, сводились к винегрету из устаревших «манчестерских» рекомендаций начала XIX в. и рецептов реорганизации экономики, предлагавшихся теоретиками неолиберализма (он же неоконсерватизм), прежде всего М.Фридманом и Ф.А. фон Хайеком. Модель, взятая ими на вооружение в политической сфере, воспроизводила наихудшие образцы западного либерального элитизма с его высокомерно-пренебрежительным отношением к народу как к объекту для манипуляций, серой массе, быдлу. Именно такие установки и определяли характер конкретных действий, осуществлявшихся ими как в экономической, так и политической области.
Крайне болезненно отреагировало российское общество и на крайний нигилизм верхов (ассоциировавшихся в массовом сознании с либералами) в национальном вопросе, поскольку он явно противоречил широко распространенному чувству национальной ущемленности, униженности, порожденному потерей Россией прежнего веса в международных делах и высокомерным игнорированием странами НАТО ее интересов.
Разумеется, в тогдашнем либеральном лагере было немало тех, кто искренне считал себя носителем исходных, классических либеральных ценностей. Однако не они в те годы «заказывали музыку».
Результаты всего этого не замедлили сказаться. Политический капитал, полученный новой властью на первом этапе, был быстро исчерпан. И поскольку находившиеся у ее руля силы выступали под знаменем демократии и либерализма, оба этих понятия начали решительно
21 Российская идентичность 2007: 36.
22 Там же: 37—38.
отвергаться растущим числом граждан. Как следствие, мода на либерализм стала уступать место моде на консерватизм, а мода на демократию — моде на авторитаризм.
Конечно, такого рода смена не была абсолютной. Произошло своеобразное возвращение общественного сознания к ценностной «раздвоенности», к дуализму, в рамках которого либерализм превратился в набор ценностей, близких меньшинству. Причем это меньшинство сокращалось — чем дальше, тем заметнее. Начавшись во второй половине 90-х годов, данный процесс продолжается до сих пор.
Весьма показательно в этом плане исследование идентичности российских граждан, проведенное недавно в Институте социологии РАН. Проанализировав ценностные ориентации респондентов, авторы установили, что в российском обществе сложились две резко различающиеся между собой группы: для одной из них характерны традиционалистские и патерналистские установки, тогда как мировоззрение другой «строится на идеях личной ответственности, инициативы, индивидуальной свободы»21. Соответственно, представители первой группы были определены как «традиционалисты», а второй — как «модернисты».
Детальное изучение ценностных установок, доминирующих в указанных группах, свидетельствует о том, что большинство первой группы принадлежит к ценностным консерваторам, а второй — к ценностным либералам. А раз так, то мы можем, опираясь на это исследование, примерно оценить динамику соотношения ценностных консерваторов и либералов в российском обществе в начале нового столетия (2004-2007).
Если верить исследованию, в 2004 г. при 41% консерваторов в России было 26% либералов и 33% промежуточных и неопределившихся. В 2007 г. соотношение изменилось: 47% консерваторов, 20% либералов и 26% промежуточных и неопределившихся. Таким образом, констатируют авторы исследования, за прошедшие несколько лет «доля традиционалистов возросла, и в целом наблюдается своего рода „ренессанс традиционализма". Эта тенденция затронула все возрастные группы»22.
Приведенные выше количественные данные нуждаются в некоторых коррективах. Как следует из нашего анализа, не все разделяющие либеральные ценности, во многом ставшие общечеловеческими, действительно являются либералами. Среди них немало людей, придерживающихся более левых взглядов.
Еще сложнее обстоит дело с теми, кто отнесен в рассматриваемом исследовании к числу консерваторов (традиционалистов). Современный российский ценностный консерватизм распадается на две не только не совпадающие, но и прямо противостоящие друг другу части: консерватизм, ориентированный на дореволюционное, царское прошлое, и консерватизм, условно говоря, «советский». Первый отличается крайней регрессивностью, элитаризмом и клерикализмом, второй — уто-
23 О проблемах современного российского консерватизма см. Ремизов б.г.; Милитарев б.г.; Куркин б.г. и др.
24 Это признают сейчас многие искренние сторонники либерализма. См. Русский либерализм б.г.
пическими представлениями, нередко в сочетании с обоснованными социальными установками. Вместе с тем эти течения объединяет особое внимание к национальному вопросу и, соответственно, к внешним и внутренним угрозам России23.
Поскольку второе течение в большей степени отражает тенденции, проявляющиеся в массовом сознании, его удельный вес в рамках самого консерватизма, судя по всему, постепенно растет.
Сказанное ни в коей мере не снижает значения того главного, что удалось обнаружить специалистам Института социологии. Влияние либерализма в стране падает, и эта тенденция, по-видимому, сохранится — во всяком случае в ближайшем будущем24.
Описанная ситуация находит прямое отражение на политическом уровне, в идейном багаже массовых партий. Консерватизм первого типа во многом определяет идеологию и практику правых радикалов, а также так называемых центристов, выступающих в поддержку существующей общественно-политической системы. Консерватизм второго типа стал уделом партий, считающих себя оппозиционными.
Такова расстановка политических сил, действующих сегодня в России. Как долго она будет сохраняться, пока прогнозировать трудно.
Библиография Большаков А.П. 1995. Британские консерваторы и фашизм. —
Челябинск.
Валлерстайн И. 2003. После либерализма. — М.
Галкин А.А., Рахшмир П.Ю. 1987. Консерватизм в прошлом и настоящем. — М.
Каспэ С. 2007. Центры и иерархии: пространственные метафоры власти и западная политическая форма. — М.
Кепеци Б. 1986. Неоконсерватизм и новые правые. — М.
Куркин Н. В поисках источника «жизненной силы» (http://www. apn.ru/publications/article1892).
Мизес Л. фон. 2007. Либерализм в классической традиции. — М.
Милитарев В. Русский политический консерватизм (http:// apn.ru/publications/artticle10058.hmt).
Рахшмир П. (ред.) 1998. Исторические метаморфозы консерватизма. — Пермь.
Рахшмир П. 1998. Консерватизм: идеи и люди. — Пермь.
Ремизов М. Консерватизм сегодня (http:// www.pravaya.ru/govern/ 392/6943).
Рормозер Г. 1996. Кризис либерализма. — М.
Российская идентичность в социологическом измерении. Аналитический доклад. 2007. — М.
Русский либерализм в XXI в. Манифест (http://www.utro.ru/ articles/200 4/03/18/manifest .shtml).
С верой в Россию. Российский консерватизм: история, теория, современность. 1999. — М.
Салмин А. 1982. Неоконсерваторы в США // Неоконсерватизм в странах Запада. Реферативный сборник. Ч. 1. — М.
Степанова Н.М. 1987. Британский неоконсерватизм и трудящиеся. — М.
Федорова М.М. 1993. Французский либерализм (Руссо - Кон-стан) // Полис. № 6.
Хабермас Ю. 2005. Политические работы. — М.
Ходорковский Л.Д. 1978. Католицизм и рабочий класс Германии. — М.
Чхиквишвили О.В. (ред.) 1984. США: консервативная волна. — М.
Яковенко И. Русский либерализм. Историческая справка (http// www.libertarium.ru/libertarium/1_reader_history).
Baumgarten H. 1894. Historische und politische Aufsaetze und Reden. - Strassburg.
Budde H. 1962. Christentum und soziale Bewegung. - Aschaffenburg.
Fetscher I. (Hrsg.) 1981. Neokonservative und «Neue Rechte». -Augsburg.
Grebing H. 1962. Geschichte der deutschen Parteien. - Wiesbaden.
Greiffenhagen M. (Hrsg.) 1974. Der neue Konservatismus der siebziger Jahre. - Hamburg.
Kaltenbrunner G.K. 1975. Der schwierige Konservatismus: Definition. Theorien. Portraets. - B.
Lederer R. 1979. Neokonservative Theorie und Gesellschaftsanalyse. - Frankfurt.
Nash G.H. 1976. The Conservative Intellectual Movement in America since 1945. - N.Y.
Noak P. 1980. Ist die Demokratie noch regierbar? - München.
O'Sullivan N.K. 1973. Conservatism. - L.
Petzold J. 1978. Wegbreiter des deutschen Faschismus. Die Jungkonservativen in der Weimarer Republik. - Köln.
Scruton R. 1980. The Meaning of Conservatism. - N.Y.
Vial P. 1979. Pour une renaissance culturelle. - P.
Weber E. 1962. Action Française. Royalism and Reaction in Twentieth Century France. - Stanford.
Wilson G.D. 1973. The Psychology of Conservatism. - N.Y., L.
