CC BY
71
7. ГАСПИКО. Ф. 1955. Оп. 1. Д. 45. Л. 44.
8. Там же. Л. 2.
9. Там же. Л. 7-8.
10. Там же. Л. 40.
11. ГАСПИКО. Ф. 1955. Оп. 1. Д. 26. Л. 199.
12. Там же. Л. 66.
13. Там же. Л. 323.
14. ГАСПИКО. Ф. 1682. Оп. 1. Д. 1. Л. 70.
15. ГАСПИКО. Ф. 1682. Оп. 1. Д. 95. Л. 46.
16. Там же. Л. 48.
17. ГАСПИКО. Ф. 1682. Оп. 1. Д. 96. Л. 312.
18. ГАСПИКО. Ф. 1682. Оп. 1. Д. 149. Л. 4.
19. Там же. Л. 6.
20. Там же. Л. 40.
21. Испытание войной: (сб. документов из фондов КОГКУ «ГАСПИКО» о начале Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в Кировской области). Киров, 2011. С. 30.
Notes
1. GASPIKO. F. 1255. R. 1. M. 598. P. 114.
2. The provisions of the Tenth All-Union Congress of the Komsomol. Moscow. 1936. P. 16.
3. Tenth Congress of the Komsomol. Verbatim record (11 - 22 April 1936). V.1. Moscow. 1936. P. 14.
4. Komsomol tribe. 1936. № 4. P. 1.
5. "Light Cavalry". Great Soviet Encyclopedia // [electronic resource]. - Mode of access [http://enc-dic.com/enc_sovet/Lgkaja-kavalerija-32753.html] - Caps. from the screen.
6. "Clear the way of the Stakhanovite movement!". Kirov. 1936.
7. GASPIKO. F. 1955. R. 1. M. 45. P. 44.
8. Ibid. P. 2.
9. Ibid. P. 7-8.
10. Ibid. P. 40.
11. GASPIKO. F. 1955. R. 1. M. 26. P. 199.
12. Ibid. P. 66.
13. Ibid. P. 323.
14. GASPIKO. F. 1682. R. 1. M. 1. P. 70.
15. GASPIKO. F. 1682. R. 1. M. 95. P. 46.
16. Ibid. P. 48.
17. GASPIKO. F. 1682. R. 1. M. 96. P. 312.
18. GASPIKO. F. 1682. R. 1. M. 149. P. 4.
19. Ibid. P. 6.
20. Ibid. P. 40.
21. Testing of the war (a collection of documents from the KOGKU "GASPIKO" the beginning of the Great Patriotic War of 1941 - 1945. In the Kirov region). Kirov. 2011. P. 30.
УДК63. 3(2)622. 72
Е. Н. Улыбин
Пропагандистская деятельность органов НКВД-МГБ среди японских военнопленных в 1945-1956 гг. (на примере Приморского края)
В данной статье проанализированы различные методы и способы идеологической и пропагандисткой работы в лагерях японских военнопленных в Приморском крае с 1945 по 1956 г. Раскрыта роль органов НКВД-МГБ по идеологической «обработке» солдат и офицеров бывшей Квантунской армии. Рассмотрены такие формы пропагандисткой работы, как проведение среди военнопленных лекций и бесед по актуальным (по мнению советских пропагандистов) вопросам текущей международной политики; обеспечение военнопленных советскими газетами на японском языке; демонстрация кинофильмов; посещение курсов различных антифашистских организаций. На основе архивных источников наиболее широко представлен материал о деятельности лагеря № 13 в г. Артём, а также представлены основные итоги идеологической «обработки» японских военнопленных.
© Улыбин Е. Н., 2015 42
In this article various methods and ways ideological and the propagandist of work in camps of Japanese prisoners of war in Primorsky Krai from 1945 to 1956 are analysed. The role of bodies of NKVD-MGB on ideological "processing" of soldiers and officers of the former Kvantunsky army is opened. Such forms by the propagandist of work, as are considered: carrying out among prisoners of war of lectures and conversations on actual (according to the Soviet propagandists) to questions of the current international policy; providing prisoners of war with the Soviet newspapers in Japanese; demonstration of movies; visit of courses of various anti-fascist organizations. On the basis of archival sources material about activity of Camp No. 13 in Artyom is most widely presented, and the main results of ideological "processing" of Japanese prisoners of war are also presented.
Ключевые слова: японские военнопленные, политическая пропаганда, антифашизм, идеология.
Keywords: Jаpanese prisoners of war, political propaganda, anti-fascism, ideology.
Российско-японские отношения продолжаются уже в течение сотен лет. И эти отношения порой были весьма драматичны. Оценка их очень неоднозначна и, в значительной степени, политизирована. Самые серьезные события произошли в середине XX в., когда более полумиллиона японских солдат и офицеров по итогам Советско-японской войны 1945 г. оказались в русском плену. Участь их была незавидной, поскольку Советский Союз, в отличие от союзников, удерживал в плену своих бывших противников до середины 1950-х гг.
В Приморском крае для содержания японских военнопленных в соответствии с приказом НКВД СССР № 001012 от 1 сентября 1945 г. было организовано 8 производственных лагерей. Всего за весь период существования в крае лагерей в них находились 67970 военнопленных. Поступление военнопленных началось с октября 1945 г., прежде всего из Кореи, Маньчжурии и с Курильских островов [1].
Собственно, непосредственный ущерб от военных действий был для советской стороны минимальный. Однако для экономического освоения Дальнего Востока в послевоенные годы наличие большого количества практически бесплатной рабочей силы было весьма желательно.
Одним из ключевых направлений работы Приморского отделения Главного управления по делам военнопленных в СССР (ГУПВИ) в 1945-1956 гг. было т. н. «перевоспитание» японских военнопленных с целью привития им определенных симпатий к советской модели развития государства и общества. Подобная работа была уже была налажена в лагерях для немецких и итальянских военнопленных, в которых узники регулярно посещали курсы различных антифашистских организаций, таких, например, как «Свободная Германия» [2]. Подобная практика расспрост-ранялась и на японских военнопленных.
В первую очередь Главное управление по делам военнопленных намеревалось «перевоспитать» японских военнопленных в духе антимилитаризма, рекламируя привлекательные, но часто лишь декларируемые черты советского социалистического строя, такие как народовластие, система бесплатного здравоохранения и образования и т. д.
Глава МВД СССР С. Н. Круглов докладывал в Москву 24 мая 1946 г.: «Выполняя поручение ЦК КПСС, МВД проводит работу по политическому воспитанию японских военнопленных. В целях обеспечения быстрого развертывания политико-воспитательной работы среди военнопленных в лагерях было создано более 500 клубов и около 1000 библиотек» [3].
Политическая работа среди военнопленных велась с целью обеспечения неуклонного роста числа военнопленных - активных сторонников социалистических преобразований своей страны и укрепления дружественных отношений их с СССР. Немаловажным считалась и организация добросовестного отношения военнопленных к труду в лагерях. В задачу политическим работникам ставилось разъяснение военнопленным «соотношения сил демократии и реакции на мировой арене, характеризующегося укреплением лагеря демократии во главе с СССР, а так же демонстрация источников силы и могущества СССР как социалистического государства рабочих и крестьян» (стиль и орфография архивного документа сохранены) [4].
Эта работа вскоре дала свои плоды: политическая активность военнопленных за период 1946 г.- начала 1947 г. существенно возросла. Только за этот период количество демократически настроенных элементов в созданных группах увеличилось с 1302 до 2457 человек. Работу этих групп направляли инструкторы антифашистского актива.
Тогда же в лагерных отделениях развернулось рационализаторское движение. В результате оно привело к экономии 730 000 рублей. Примечательно, что японские авторы изобретений, преимущественно по линии угледобычи, получили премии на сумму около 5000 рублей [5].
В лагерях, где содержались пленные японцы, применялись различные формы политической работы. Во-первых, это проведение среди военнопленных лекций и бесед по актуальным (по
мнению советских пропагандистов) вопросам текущей международной политики. Во-вторых, обеспечение военнопленных советскими газетами на японском языке [6].
Немаловажным способом политической «перековки» контингента японских военнопленных в Приморском крае была демонстрация кинофильмов. Три раза в месяц военнопленным демонстрировались советские кинокартины. Перед каждым сеансам инструктор-переводчик объяснял военнопленным содержание фильма. Эти методы пропаганды оказывали на военнопленных определенное воздействие, тем более, что большинство японцев в первый раз видели образцы советского киноискусства (а многие впервые видели и сами кинофильмы). Просмотр фильмов оставлял у японских солдат и офицеров яркое впечатление, особенно им нравился фильм «Чапаев» постановки братьев Васильевых. Чапаев, по отзывам военнопленных, представлялся им неким русским самураем - могучим воином революции [7].
В каждом лагере с самого начала были оборудованы специальные комнаты, декорированные портретами советского партийного руководства, а также японских коммунистов. В таком же духе оформлялись столовые и комнаты отдыха.
Сначала работа по идеологическому перевоспитанию японских военнопленных сопровождалась большими трудностями. Объяснить это можно крайней нехваткой художественной и политической литературы на японском языке. Существенно тормозило проведение антимилитаристской работы в лагерях отсутствие хорошо подготовленных специалистов со знанием японского языка.
Постепенно, пользуясь методами материального стимулирования и, нередко, элементарным принуждением (японские начальники в лагерях, заинтересованные в увеличении пайка, принуждали своих солдат выполнять различные поручения советских командиров), администрациям лагерей удалось добиться роста антимилитаристских настроений среди японских военнопленных. Солдат заставляли заниматься самокритикой за прежние идеалы.
В советском плену у японцев процветал конформизм и приспособленчество. Нет ничего удивительного, что японские пленные, желая поскорее вернуться домой или хотя бы улучшить свое содержание, начинали активно сотрудничать с администрациями лагерей. Но были и те, кто искренне разделял идеи социализма. Не стоит сбрасывать со счетов и порядки, которые по-прежнему царили во взаимоотношениях солдат и офицеров. С этим администрация и охрана лагерей вынуждены были мириться. Отечественные современники отмечали, что у японцев в лагерях были свои командиры. Офицерам дозволялось ходить с холодным оружием. Неоднократно отмечались случаи, когда японские офицеры «издевались над своими солдатами, избивая их и калеча» [8]. С другой стороны, такой ситуацией пользовались агитаторы. И идеалы равенства между солдатами и офицерами, насаждаемые в солдатской среде советскими пропагандистами, в конце концов, дали свои результаты. Многие японские солдаты с энтузиазмом воспринимали идеи социализма, особенно те, кто являлся выходцем из социальных низов.
При региональных лагерных отделениях создавались школы коммунистического актива. К занятиям привлекался наиболее надежный и подготовленный состав. Занятия с ним проводились один раз в неделю. После обучения военнопленные направлялись для работы инструкторами в лагерях.
С созданием политотделов политическая работа принимает организованный характер. Так, например, в феврале 1947 г. в лагере № 13 в г. Артем на основании указания политотдела ГУПВИ и политотделений лагерей Приморского края была открыта постоянно действующая школа по подготовке антифашистского актива. Первый набор в школу в составе 50 учащихся был произведён в феврале 1947 г. Окончившие школу впоследствии стали руководителями антифашистской работы в лагерных отделениях. Лагерь получил киноаппараты для демонстрации советских фильмов. По указанию политотдела Приморского края при управлении лагеря в 1947 г. был создан краевой театральный ансамбль с группой артистов, набираемой из пленных. Он пользовался большой популярностью среди военнопленных. В сентябре 1947 г. проведена первая антифашистская конференция японских военнопленных.
Главным печатным политическим рупором УМВД по Приморскому краю была издаваемая на японском языке газета «Ниппон Симбун» («Японская Газета»). Уже с начала 1946 г. «Ниппон Симбун» регулярно поступала в лагеря и распространялась среди японских военнопленных. Вот типичный набор политических статей и рубрик «Ниппон Симбун»: «Новый демократический курс», «Народ в Японии голодает» т. д. Одной из форм политической работы с военнопленными были проводимое инструкторами-переводчиками чтение газет вслух, дискуссии на политические темы.
Кроме газет с середины 1947 г. в лагеря стала поступать политическая литература на японском языке, в том числе фрагменты из биографии В. И. Ленина и И. В. Сталина. Среди проче-44
го поступали статьи и выдержки из Собрания сочинений В. И. Ленина, переведенные на японский язык в адаптивной для японцев форме. Ознакомление японских военнопленных с жизнью рабочих в царской России в сопоставлении с условиями жизни и работы в Советском Союзе должно было наглядно демонстрировать все преимущества социалистического строя.
Идеологическая обработка усиливалась накануне очередной репатриации группы японцев на родину. ГУПВИ в такой период старалось крайне тщательно подбирать материал для политработы. В первую очередь на родину отправлялись хронические больные и лица из числа военнопленных, доказавшие свою верность коммунистическим идеалам. Эшелоны оформлялись соответствующими лозунгами и плакатами [9].
При отправке из лагерей в Японию военнопленные писали письма, в которых они благодарили Советское правительство за гуманизм, а также выражали признательность лично И. В. Сталину. Письма подписывались как коллективно, так и отдельными военнопленными.
Вот что писали военнопленные лагеря № 4: «После капиталистической Японии мы прибыли как пленные в СССР. Мы смогли изучить советское социалистическое государство. Мы жили в Японии под давлением военщины и не знали про настоящую демократию. Мы знаем, что в СССР все люди равны и нет расовых различий. Советский народ полностью обеспечен медицинским обслуживанием, страхованием, отдыхом. Развивается быстрыми темпами промышленность. Мы только здесь поняли, что труд есть дело чести и славы. Нам регулярно предоставлялся хороший отдых, хорошее питание, жилищные условия были хорошие. Нас хорошо лечили. Мы стали увереннее в том, что вскоре капитализм будет сметён социализмом. По возвращению в Японии мы будем вести борьбу за свержение императорского строя и создания подлинно демократического правительства в Японии. Мы подарим этот результат в качестве благодарности за вашу заботу. Мы обязательно создадим новую Японию, руководствуясь марксистко-ленинской идеологией. Да здравствует коммунизм!!!» [10]
Военнопленный Танабе Тикиёси из лагеря № 13 (Артем) заявил: «Мы имеем честь благодарить советский народ и ответственных лиц СССР за оказанную нам глубокую человеческую любовь в течение 3 лет нашего пребывания в СССР. Видя невольную рабскую жизнь империалистической армии, мы брели по темному пути. Под действием СССР империализм разрушается. При поддержке СССР мы нашли правильный путь и познали свою прошлую виновность. Да здравствует СССР!!! Мы клянёмся бороться за уничтожение фашизма, бороться за демократическое переустройство новой Японии» [11].
Всего в Министерство внутренних дел Советского Союза поступило около четырех тысяч различных благодарственных писем. Нет никаких сомнений, что написание подобных писем, как правило, инициировалось руководством ГУПВИ, но все же среди них были и искренние послания, написанные от чистого сердца. Вот что писал перед отправкой на родину 1 января 1948 г. начальник 1-го отделения лагеря для военнопленных № 4 Фудзика Кинз: «Я уже три года нахожусь в Советском Союзе. Мы жили в Японии под императорским строем, где трудная жизнь у рабочего класса, как и во всех капиталистических странах. В Японии годы промышленного подъёма сменяются годами кризисов. Основная масса крестьянства из-за помещиков не может улучшить своё хозяйство. Мы узнали, что в Советском Союзе для рабочих есть своё законодательство, поэтому они хорошо работают. Я глубоко благодарен горячей заботе обо мне и всех нас. Начальник госпиталя и его подчинённые отдают все свои силы заботе о нашем быте, питании и одежде, о нашем моральном состоянии. Выражаю большое спасибо начальнику госпиталя и врачам» [12]. Персональная благодарность медицинскому персоналу свидетельствует, несомненно, о большом вкладе врачей в снижение смертности в лагерях.
Столь мощная «идеологическая атака» на пленных японских солдат и офицеров в Приморье не прошла совсем безрезультатно. Многие из японцев, прошедших антифашистские школы, искренне поверили в преимущества советского строя, хотя, конечно, в итоге настроение подавляющего большинства пленных японских военнослужащих и их личное восприятие политической пропаганды остались нейтральными. Большая часть японских военнопленных, не нарушая лагерный режим, пассивно ожидала репатриации. Но часть японских солдат и офицеров все же активно сотрудничала с администрацией лагерей, пропагандируя среди своих товарищей по плену антимилитаристские и социалистические идеи. О влиянии идей социализма на японцев можно судить по тому факту, что некоторых японских военнопленных вскоре после прибытия на родину арестовали местные власти за то, что вернувшиеся из советского плена военнослужащие начали пропагандировать идеи социализма.
Примечания
1. РГВА. Ф. 44. Оп. 15. Д. 2. Л. 1.
2. Вартанов В. Н. Русский архив: Великая Отечественная. Иностранные военнопленные второй мировой войны в СССР. Т. 24. М.: Терра, 1996. 560 с.
3. Там же. С. 527.
4. РГВА. Ф. 44. Оп. 24. Д. 5. Л. 2.
5. Там же.
6. РГВА. Ф. 44. Оп. 2. Д. 7. Л. 1.
7. РГВА. Ф. 1. Оп. 17. Д. 4. Л. 300.
8. Бондаренко Е. Ю. Жестокий русский плен // Проблемы Дальнего Востока. 1989. № 4. С. 38.
9. РГВА. Ф. 44. Оп. 2. Д. 5. Л. 5.
10. РГВА. Ф. 1. Оп. 15. Д. 79. Л. 38-39.
11. Там же. Л. 2.
12. Там же. Л. 5.
Notes
1. The Russian state military archive. F. 44. Sh. 15. File 2. Sh. 1.
2. Vartanov V. N. Russkij arhiv: Velikaya Otechestvennaya. Inostrannye voennoplennye vtoroj mirovoj vojny v SSSR [Russian archives: the Great Patriotic war. Foreign prisoners of World War II in the Soviet Union]. Vol. 24. M. Terra. 1996. 560 p.
3. Ibid. P. 527.
4. The Russian state military archive. F. 44. Sh. 24. File 5. Sh. 2.
5. Ibid.
6. The Russian state military archive. F. 44. Sh. 2. File 7. Sh. 1.
7. The Russian state military archive. F. 1. Sh. 17. File 4. Sh. 300.
8. Bondarenko E. Y. ZHestokij russkij plen [Cruel Russian captivity] // Problemy Dal'nego Vostoka - Problems of the Far East. 1989, No. 4, p. 38.
9. The Russian state military archive. F. 44. Sh. 2. File 5. Sh. 5.
10. The Russian state military archive. F. 1. Sh. 15. File 79. Sh. 38-39.
11. Ibid. Sh. 2.
12. Ibid. Sh. 5.
