CC BY
120
ИСТОРИЯ ЗАПАДНОЙ ФИЛОСОФИИ
УДК 1 (091) (495) «412/485»
М. С. Сильян
Прокл о характеристиках предметов именования в «Комментарии на “Кратил”» (In Crat. XXXVII-XLI)
В статье на основе анализа § XXXVII-XLI «Комментария на “Кратил” Платона» философа-неоплатоника Прокла осуществляется реконструкция прокловского учения о предметах речи. Показывается, что Прокл не только критикует существовавшие теории античных релятивистов, но и разрабатывает собственную оригинальную теорию языка.
Which characteristics of things enable our true or false speaking of them? Ancient Greek philosopher Proclus Diadochus addresses this issue in the paragraphs XXXVII-XLI from the Commentary on Plato’s ‘Cratylus’. This paper analyzes Proclus’ objections to the three antique relativist theories, and reconstructs Proclus’ original account of the objects of speech.
Ключевые слова: неоплатонизм, Прокл, Антисфен, Протагор, релятивизм, философия имени, именование, Кратил, семиотика.
Key words: Neoplatonism, Proclus, Antisthenes, Protagoras, relativism, philosophy of naming, naming, Cratylus, semiotics.
Повседневный опыт показывает, что мы способны на адекватное описание вещей и что правильное отображение действительности в словах помогает нам в решении практических задач. Так, например, вид падающих с неба капель заставляет нас сказать про себя: «На улице дождь», - и захватить зонтик, отправляясь на прогулку. С одной стороны, это доказывает, что наша речь приспособлена для отображения истинного положения дел: звуковой сигнал
© Сильян М. С., 2014
«дождь» обозначает природное явление, опознаётся всеми носителями русского языка и ассоциируется с определённой последовательностью действий. Но можем ли мы сказать, что сами окружающие нас вещи «подходят» для того, чтобы быть отображёнными в словах?
На этот вопрос отвечает древнегреческий философ-неоплатоник Прокл Диадох (412-485), комментируя диалог Платона «Кратил» (In Crat. XXXVII-XLI). Философия языка Прокла относительно недавно стала привлекать к себе внимание исследователей. Из массива статей и монографий, опубликованных в прошлом веке, эта тема рассматривается наиболее полно в небольшой статье Жана Труайяра «Ономастическая деятельность в философии Прокла» [9]. Труайяр анализирует два аспекта прокловского понимания языка: связь понятия языка с многообразием изменяемых вещей и одновременно способность языка выражать вечные сущности. Труайяр находит множество фрагментов по теме из трактатов Прокла, и его работа может служить «библиографическим путеводителем» для дальнейших исследований. Тем не менее, эта небольшая статья, опубликованная в далёком 1974 г., представляет собой лишь первое приближение к проблеме. Наиболее полный на данный момент анализ философии языка Прокла мы находим в книге голландского исследователя Роберта ван ден Берга «Прокловский “Комментарий на Кратил” в контексте. Античные теории языка и именования» [10]. В первой части работы ван ден Берг подробно излагает историю развития античной философии языка, а во второй части, собственно, анализирует прокловский «Комментарий». Однако, несмотря на всю основательность этой книги, она всё же является первой монографией, посвящённой исключительно философии языка Прокла, и поэтому затрагивает далеко не все аспекты этой темы. Например, при анализе автор пропускает ряд фрагментов трактата, в том числе и интересующие нас параграфы (In Crat. XXXVII-XLI), оценивая их как незначительные. Переходя к русскоязычным исследовательским работам, нужно упомянуть перевод некоторых параграфов из «Комментария на “Кратил”» А. В. Петрова с его же предисловием [2], краткий анализ «Комментария» из книги А. В. Петрова «Феномен теургии» [3], а также статью К. В. Лощевского «Божественные имена в онтотеологии Прокла» [1]. К сожалению, учитывая небольшой объём всех этих работ, можно сказать, что такая обширная тема, как философия языка Прокла, всё ещё ждёт своего исследователя.
Место § XXXVII-XLI в «Комментарии» Прокла
Как видно из названия, исследуемая работа Прокла представляет собой философский комментарий на диалог Платона «Кратил» и посвящёна тому, могут ли слова быть истинными и ложными. Комментирование работ Платона и Аристотеля было обычной практикой для мыслителей поздней античности, и многие трактаты философов-неоплатоников (например, Ямвлиха, Аммония или Си-риана) написаны именно в жанре комментария. Однако «Комментарий на “Кратил”» был, скорее всего, записан не самим Проклом, а одним из его слушателей или учеников. Трактат состоит из 185 параграфов, на которые его разделил редактор греческого текста Джорджо Паскуали в начале прошлого века. Хотя текст «Комментария» и не является авторским, практика записи лекций учителя или конспектирования его заметок была обычной для философского сообщества V в., и учитель зачастую редактировал конспект ученика. Мы можем предположить, что «Комментарий на “Кратил”» не является исключением, и трактат достоверно передаёт замысел самого философа.
В избранных для анализа § 37-41 Прокл комментирует два эпизода из платоновского «Кратила» - 385b2-c9 и 385e4-386d7 [4]. В них Сократ обсуждает со своим собеседником Гермогеном, могут ли слова быть истинными и ложными. Персонажи платоновского диалога обращаются к учениям древнегреческих философов Протагора и Евтидема, которые отрицали возможность существования истинности, значимой для каждого познающего. Прокл, следуя за сюжетом «Кратила», анализирует концепции Протагора и Евтидема. После этого Диадох утверждает, что именование (или называние, onomazein, т. е. сочетание слов с соответствующими им предметами) относится к роду деятельности под названием prattein (этот термин можно перевести как «поступание»), т. е. включает в себя взаимодействие с бестелесными предметами, событиями или понятиями. Итак, комментируемый текст Платона сам по себе является анализом теорий других философов, а комментарий Прокла должен был бы в таком случае быть «пересказом пересказа». Однако это не так. На каком же основании мы можем считать, что имеем дело с оригинальным прокловским учение о предметах речи?
Во-первых, в анализе платоновского диалога Прокл, предваряя анализ учений Протагора и Евтидема, обращается к теории философа Антисфена, которая не упоминается самим Платоном. Можно
предположить, что Диадох добавляет опровержение ещё одной релятивистской теории, поскольку это согласуется с его собственным замыслом. Вряд ли Прокл самостоятельно развивал бы рассуждение Платона, если бы считал его «проходным». Второй факт, который заслуживает упоминания, это само расположение исследуемого фрагмента в тексте «Комментария». В нем Прокл сначала анализирует теории истинности, а затем уже переходит к анализу понятия prattein. В § XLIII-XLV философ доказывает, что именование и говорение суть виды, относящиеся к роду prattein, т. е. говорящий и именующий действительно имеют дело с предметами, которые подходят для деятельности prattein. Этот аргументационный поворот может быть не столь ясен русскоговорящему читателю: в самом деле, зачем от проблемы истинности переходить к проблеме поступа-ния? Такой переход был бы уместен, если бы перед понятием поступания Прокл анализировал понятие соответствующего предмета поступания. Но стоит внимательнее присмотреться к § XXXVII-XLI, и мы видим, что именно это и делает Прокл.
Прежде всего, в пересказе Прокла ни Антисфен, ни Протагор, ни Евтидем не отрицают существования истинности как таковой. Все они согласны с тем, что речь может быть истинной, если она адекватно представляет предмет. Однако каждый из этих философов по-разному описывает характеристики предмета речи. Представим понятие истинности как отношение между говорящим, высказыванием (как звуковым сигналом), значением высказывания и объектом высказывания (или референцией). В таком случае, если мы (в самом общем смысле) понимаем истинность как достоверное вербальное отображение действительности, то различные теории истинности будут по-разному понимать природу отношения между говорящим и отображаемой речью, действительностью или предметом речи. Следовательно, все представленные релятивисты, по сути, согласны с существованием истинности как таковой, но лишь по-разному сочетают элементы истинного отношения между говорящим и предметом речи.
То, что отображается в речи и делает её истинной, это объект говорения; в терминологии древнегреческой философии - это pragma. Pragma, таким образом, может по-разному трактоваться различными философами (например, этим термином может обозначаться значение выражения или объект референции). В зависимости от того, что понимается под pragma, будут различаться и теории истинности. Теперь снова зададим вопрос: почему Прокл переходит к анализу понятия prattein после опровержения релятивистов? Воз-
можно, именно потому, что в § XXXVII-XLI философ анализирует понятие предмета prattein, т. е. pragma, и ставит акцент именно на этом (слова prattein и pragma, образованные от одного корня, Прокл явно рассматривает как связку). Резюмируя, можно сказать, что теории Антисфена, Протагора и Евтидема интересуют Прокла именно потому, что в них можно найти различные взгляды на предмет речи. Реконструируем аргументацию Прокла и постараемся ответить на вопрос, какие же характеристики Прокл приписывает предмету речи, когда опровергает концепции релятивистов.
Опровержение теории Антисфена. Независимость pragmata
Выстраивая собственную аргументацию, Прокл начинает с анализа теории Антисфена:
[По мнению Прокла], Антисфен утверждал, что не может существовать противоречия, поскольку всякая речь (logos), по его словам, истинна. Ведь тот, кто говорит, говорит что-то. И, таким образом, всякий говорящий говорит о чём-то, что существует. Речь же того, кто говорит о чём-то существующем, истинна. Однако хотелось бы на это ответить: ложь существует, и ничто не препятствует тому, чтобы говорящий о чём-то существующем лгал. Более того: всякий говорящий говорит о чём-то, а не просто что-то (In Crat. XXXVII, 12: 18-23).
Аристотель воспроизводит позицию самого Антисфена в пятой книге «Метафизики»:
Поэтому Антисфен был чрезмерно простодушен, когда полагал, что описывать вещь можно только через определение (logos), которое бы соответствовало этой вещи и в котором что-то одно говорилось бы о чём-то другом. Из этого следовало, что не может быть никакого противоречия, -как, пожалуй, и то, что невозможно говорить неистинно. Между тем о любой вещи можно говорить не только обращаясь к её определению (logos), но и к определению чего-то иного; причём это можно сделать и совершенно неверно, но можно и правильно. Так, например, о восьми можно говорить как о чём-то двойном, обращаясь к определению двойки (Arist. Met. V. 29, 1024b34-1025a2).
В интерпретации Аристотеля Антисфен приписывает функцию критерия истинности определению слова, т. е. его вербально выраженному значению (logos). Вероятно, Аристотель имеет в виду, что, по Антисфену, слова обладают значением, которое устанавливается исключительно говорящим и не имеет независимого существования. Как следствие в рамках такого подхода словам следует отказать в верифицируемости, поскольку каждое употребляемое в речи слово явно соотносится с каким-либо значением, а значит, любое слово
можно рассматривать как истинное. Предполагается, что в таком случае критерий верификации на истинность - это совпадение с каким бы то ни было значением. А поскольку в отношении означающих что-либо слов данное условие всегда соблюдается, то простое наличие значения гарантирует истинность любого слова. Значит, если отрицать существование предмета референции (т. е. некоторого независимого объекта, о котором идёт речь) как устойчивого носителя некоторого смысла (а не только как эмоционального раздражителя, который не передаёт осмысленного сообщения), то истинность и ложность невозможны. Следовательно, доказательство существования истинности либо ложности для Прокла - это доказательство того, что pragmata независимы и что именно от них зависит наполненность имени смыслом, а не наоборот. Опровергая теорию Антисфена, Прокл обосновывает независимость и эпистемологический приоритет объектов именования. Иными словами, философ доказывает, что предметы именования существуют и что имена передают сообщение о независимых предметах; соответствие сообщения предмету и есть критерий истинности либо ложности.
Прокл обращает особое внимание на то, что верификабельные pragmata должны гарантировать существование противоречия. Смысл привлечения аргумента о противоречии для доказательства существования независимых pragmata и, следовательно, истины как правильной связи слов и pragmata может быть прояснён следующим образом. Возьмём в качестве примера высказывание «Передо мной стоит стол». Каждый русскоговорящий человек, находящийся в сознании, распознает смысл этого высказывания и свяжет набор звуков, составляющий это высказывание, с понятием стола, которое обладает определённым набором существенных атрибутов. Теперь зададим вопрос: как высказывание «передо мной стоит стол» может противоречить высказыванию «передо мной не стоит стол»? Если мы рассмотрим исключительно значение этих высказываний, а также составляющих их слов, то в случае нашего согласия с Антисфе-ном у нас не будет общего основания для сравнения: каждое высказывание будет обладать своим собственным, независимым от другого значением. У этих высказываний, несомненно, будет общая референция (объект, соответствующий понятию «стол»), и одно из высказываний будет обладать дополнительным смыслом, а именно отрицанием. Тем не менее, оба этих высказывания не могут быть названы противоречащими друг другу, поскольку противоречащие друг другу высказывания должны быть ориентированы на опровержение друг друга, т. е. претендовать на единственно возможное
адекватное представление одной и той же референции. Одно из высказываний должно включать в себя предпосылку того, что другое высказывание такой ссылки на референцию не имеет. Из этого следует, что отношение противоречия возможно только в том случае, если существует устойчивый и независимый объект, который может быть представлен только одним из противоречащих друг другу высказываний. Возвращаясь к рассуждению Прокла, можно предположить, что философ обращается к учению Антисфена и проблеме противоречия именно для того, чтобы обосновать приоритет независимых, устойчивых и определённых объектов-референций в верификации, т. е. продемонстрировать, что язык направлен на представление, в первую очередь, таких pragmata, а не просто на выражение фикций, порождённых ментальной активностью говорящего.
Опровержение Протагора (Ы Crat. ХХХУШ-ХЫ)
Второе по счёту опровержение релятивистской концепции именования, на этот раз принадлежащей Протагору, можно найти в § XXXVIII; здесь Прокл обращается к повседневному опыту, который подтверждает градацию людей в зависимости от их способности достижения истины или умения адекватно реагировать на ситуацию:
[По мнению Прокла], существует следующий аргумент против учения Протагора: если все вещи по отдельности сами таковы, какими они кажутся, тогда бы не было умных и глупых людей. Но второе утверждение ложно, значит ложно и первое (1п Crat. XXXVIII, 12: 24-27).
Более подробное описание теории Протагора можно найти в § ХЫ:
[По мнению Прокла], учение Протагора отличается от учения Евтидема. Ведь первый утверждает, что не-сущее, не являющееся подлежащим, воображается тем или иным образом субъектом восприятия в результате взаимодействия активной и пассивной сил (1п Crat. ХЫ, 13: 10-13).
Итак, если аргумент Антисфена опровергает существование объектов референции, то Протагор (или, скорее, одноимённый персонаж платоновского диалога) утверждает, что референция зависит от индивидуального образа, представленного каждому отдельному воспринимающему. Протагор не отрицает существования внешних вещей и не оставляет говорящему (или сообществу говорящих) права произвольно выбирать содержание понятий, как это делает Анти-сфен. Протагор добавляет элемент «эмпиризма» в свою теорию, что
мешает ему полностью отрицать существование pragmata: по крайней мере, человек обнаруживает себя существующим среди эмпирических объектов, что непосредственно и очевидно удостоверяется данными его перцептивного аппарата. Протагор предполагает, что данные опыта неопровержимо верны; из этого он делает вывод о том, что, поскольку данные восприятия достоверны и одновременно различны у разных субъектов восприятия, то представленные в опыте предметы не обладают закреплёнными за ними независимыми от субъекта говорения и мышления определениями. Согласно Протагору, сама сущность предметов опыта предполагает достоверность предъявления этой сущности в опыте любому познающему. Как следствие Протагор полагает всякое определение допускающим изменение. Так, к примеру, если господину Д кажется, что платье госпожи С ультрафиолетовое, а сама госпожа С безапелляционно утверждает, что цвет её платья голубой, то их спор основывается на вере каждого из них в способность восприятия представлять адекватные сведения о действительности. Если, пользуясь аргументом здравого смысла, мы соглашаемся с одинаковой достоверностью восприятия госпожи С и господина Д, то единственный путь избежать противоречия - усомниться в устойчивости самого цвета платья. Следовательно, если принять достоверность обеих точек зрения, то следует с необходимостью заключить, что платье ультрафиолетовое и голубое одновременно, поскольку единственным критерием истинности суждения о платье (в учении Протагора) является личный опыт, который не является всеобщим.
Таким образом, Протагор предполагает, что pragmata существуют, однако единственным критерием правильности связи между суждением и ними являются данные опыта. Из этого следует, что значение слова или высказывания, согласно Протагору, не должно соответствовать некоторой устойчивой и независимой от субъекта познания pragma. Pragmata, в учении Протагора, служат лишь объектами интерпретации; в этом случае референция лишается неизменности. Можно предположить, что причиной этого служит то, что способ представленности pragmata субъекту познания не соответствует интеллектуальной природе познания; pragmata оказываются лишёнными смыслового содержания, будучи лишь объектами восприятия. Взаимодействие между двумя объектами принципиально разных типов невозможно, как невозможно взаимодействие, к примеру, честности и стола. Поскольку pragma является, по Протагору, объектом интерпретации или, в лучшем случае, описания, которое тоже может быть непостоянно и лишено элемента необхо-
димости, то все интерпретации и описания могут считаться равноценными в своей неспособности адекватно представить объект. И снова Прокл обращается к здравому смыслу, чтобы опровергнуть оппонента: поскольку, как показывает опыт, не все интерпретации могут считаться истинными и некоторые люди способны более адекватно представлять действительность, то теория Протагора ложна. Из этого же следует и то, что pragma носит интеллектуальный характер и что необходимо искать критерий истинности, который был бы более достоверным, нежели данные опыта.
Опровержение Евтидема (In Crat. XLI)
Итак, Протагор утверждает, что референция служит лишь поводом для интерпретации. Последний описанный тип релятивизма, который Прокл анализирует, это релятивизм Евтидема:
А учение Евтидема делает каждую отдельную вещь всем сущим вместе и всегда. Также, согласно Евтидему, все утверждения являются истинными. Как, например, если кто-то сказал бы, что кусок дерева белый и чёрный, большой и маленький, сухой и влажный, и при этом каждое из этих утверждений было бы истинным. Хотя исходные посылки у Протагора и Евтидема разные, оба софиста в итоге приходят к одному и тому же (In Crat. XLI, 13: 13-17).
В некоторой степени учение Евтидема напоминает теорию Протагора: Евтидем говорит о том, что равноценны любые интерпретации pragmata. Из этого следует, что выбор интерпретации неважен, поскольку ни одна из возможных интерпретаций не представляет объект. Но, согласно Евтидему, сущность референции сама по себе индифферентна и может соответствовать любому смыслу слова. Как подмечает Прокл, следствия из этих теорий одинаковы: всякое мнение истинно, и ошибаться невозможно. Следовательно, опровергая Евтидема, Прокл утверждает, что предмет речи необходимо должен быть определённым.
Резюмируем прокловские возражения против релятивизма. В то время как Антисфен настаивает на совпадении значения с референцией, для Протагора важно то, что референция носит эмпирический характер, который по своей природе отличается от интеллектуального характера значения. Следовательно, объект референции, согласно Протагору, вообще несовместим со значением. Наконец, по учению Евтидема, референция, наоборот, подходит любому возможному значению и поэтому индифферентна по отношению к лю-
бому значению вообще. В целом, опровергая учения Антисфена, Протагора и Евтидема, Прокл доказывает, что предметы речи: 1) должны быть независимы от говорящего (т. е. референция должна отличаться от значения); 2) должны быть определёнными и сохранять свою определённость; 3) должны носить интеллектуальный характер.
Список литературы
1. Лощевский К. В. Божественные имена в онтотеологии Прокла / AKAAHMEIA. Материалы и исследования по истории платонизма. Вып. 4 / под ред. А.В. Цыба. - СПб.: Из-во СПбГУ, 2003. - С. 254-256.
2. Петров А.В. Из комментариев Прокла к «Кратилу» Платона // Петров А.В. Феномен теургии: Взаимодействие языческой философии и религиозной практики в эллинистическо-римский период. - СПб. : Изд-во РХГИ; Изд-во СПбГУ, 2003. - С. 315-359.
3. Петров А.В. Учение об имени // Петров А.В. Феномен теургии: Взаимодействие языческой философии и религиозной практики в эллинистическо-римский период. - СПб.: Изд-во РХГИ; Изд-во СПбГУ, 2003. - С. 170-178.
4. Платон. Кратил // Платон. Собр. соч.: в 4 т. Т. 1. - СПб.: Изд-во Олега Абышко, 2006. - С. 421-502.
5. Aristotle, Aristotle's Metaphysics / ed. W.D. Ross. V. 1. - Oxford: Clarendon Press, 1924.
6. Duvick B., (transl.), Proclus: On Plato Cratylus. Ancient Commentators on Aristotle. - London: Duckworth / Ithaca, NY: Cornell University Press, 2007.
7. Hadot P. Sur divers sens du mot pragma dans la tradition philosophique grecque / Concepts et Catégories dans la pensée antique // Ed. by Aubenque, Pierre. - Paris, Vrin, 1980. P. 309-319.
8. Procli Diadochi in Platonis Cratylum Commentaria / ed. G. Pasquali. -Leipzig: Teubner, 1908.
9. Trouillard J. L'activite onomastique selon Proclos / Entretiens sur l'antiquite classique. XXI. De Jamblique a Proclus. - Geneve: Vandoeuvres, 1975. - P. 239-252.
10. Van den Berg R.M. Proclus’ Commentary on the Cratylus in Context: Ancient Theories of Language and Naming. Philosophia Antiqua 112. - LeidenBoston: Brill, 2008.
