CC BY
64
СОЦИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ НАУКИ
Александр НимиЕвич Родный
доктор химических наук, главный научный сотрудник Института истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова РАН, Москва, Россия; e-mail: [email protected]
УДК 316.444.5
Профессиональная карьера естествоиспытателя XVIII — первой половины XiX века в России1
Рассмотрены процессы профессионализации и социализации естествоиспытателей в российском социуме XVIII — первой половины XIX в. Акцент сделан на ретроспективном осмыслении понятия «профессиональная карьера ученого». Прослежена динамика появления когнитивно-институциональных структур (учебных кафедр, естественно-научных кабинетов и музеев, химических лабораторий, поисковых экспедиций и т. д.) как базовых элементов научной деятельности. наличие этих структур и профессиональной мобильности ученых дает представление об истоках академической, вузовской и отраслевой науки в России. Основной упор сделан на межведомственной мобильности ученых в санкт-Петербургской академии наук, университетах, медико-хирургических академиях, Медицинской канцелярии, Горном кадетском корпусе и корпусе горных инженеров. на основе изучения научно-биографического материала отражены варианты прихода людей в науку и их дальнейшие карьерные траектории. Значительное внимание уделено биографиям иностранных ученых, с которых начиналась отечественная наука. В большинстве своем это были профессора, преподаватели, выпускники и студенты европейских университетов, поэтому затрагивается не только период их пребывания в России, но и время до приезда в страну и после возвращения на родину. Показаны этапы и тенденции формирования сообщества естествоиспытателей в России. Выявлены предпосылки становления дисциплинарных научных сообществ в контексте логики развития различных профессиональных групп (врачей, фармацевтов, металлургов, горных инженеров, учителей и др.). Отмечено, что процесс социализации отечественных естествоиспытателей сопровождался ростом роли эксперимента в науке и становлением ее отдельных дисциплин. но даже в середине XIX в. этот процесс в России имел шаг запаздывания, по крайней мере, на полстолетия, что было связано со слабым развитием отечественной промышленности, где концентрировалась основная масса европейских химиков и физиков. В результате проведенного исследования сделаны выводы, которые могут стать ориентиром
1 Работа выполнена при поддержке РФФИ. Грант № 15—03—00584.
для дальнейшего изучения историко-социологических проблем профессиональной деятельности ученых.
Ключевые слова: профессиональная карьера ученого, профессиональная мобильность ученого, естествоиспытатели, отечественная история науки ХУШ—ХГХ вв., научная дисциплина, учебная дисциплина, когнитивно-институциональные структуры.
Период XVIII — первой половины XIX в. для отечественной истории стал временем зарождения и становления профессиональной научной деятельности в области естествознания. Появились институты науки и люди, занимавшиеся научными исследованиями. Однако у них были разные пути прихода в науку и разные формы существования в ней. В зависимости от социальных, политических, экономических, институциональных и когнитивных факторов профессиональная карьера естествоиспытателя имела определенные «траектории движения», которые интересно рассмотреть в контексте процесса социализации ученых в российском социуме.
Само понятие «профессиональная карьера» в период становления отечественного естествознания имеет свой дискурс. Профессиональная карьера у приглашенных иностранных ученых, с которых и начинается отечественная наука, разворачивалась еще до приезда в Россию, а у некоторых продолжалась после возвращения на родину; одни из иностранных подданных были уже сложившимися исследователями, а другие — выпускниками или студентами европейских университетов.
В отличие от ученых более позднего периода отечественной истории, первые естествоиспытатели не были исследователями в современном понимании этого слова. Даже члены Петербургской Академии наук и художеств (АН) должны были совмещать научную деятельность с преподавательской, просветительской и экспертной работой. К тому же некоторые из них занимались частной практикой в качестве врачей, фармацевтов, учителей, инженеров и архитекторов. Многие из них воспринимали себя не как ученых, а как представителей этих различных профессиональных корпораций, способных изучать и преподавать различные дисциплины: от философии до технологии.
Исследования в России вплоть до второй четверти XIX в. были скорее исключением, чем правилом. Как пишет В. И. Вернадский, «научная исследовательская работа в русских университетах была проведена профессорской коллегией неожиданно для законодателя, вопреки сознательной воле правительства» [Вернадский, 1988]. Естествоиспытатели чувствовали более тесные связи не со своими коллегами в России, а с учеными из Европы, где научная работа была неотъемлемой частью их социальной жизни. У нас только с 1819 г. выбор диссертационной темы становится самостоятельным для соискателя магистерского или докторского звания; с 1820-х гг. на должности стали назначать с учетом диссертационной работы и уже в 1844 г. было сформулировано официальное требование, чтобы диссертация была оригинальна по содержанию [Вишленкова, 2014, с. 100].
В различных профессиональных группах научные знания не имели широкой социальной базы. Фундаментальная наука была по преимуществу хобби в повседневной практике медиков, инженеров, рудознатцев, агрономов, архитекторов и строителей, у которых не было ни времени, ни сил, ни желаний для проведения научных исследований. Прикладная наука без опоры на фундаментальные знания и при пассивном интересе к ней со стороны промышленных и аграрных кругов об-
щества отставала в своем развитии от ведущих европейских стран. В Германии уже во второй четверти XIX столетия возникла новая модель экспериментальной науки, базовым элементом которой была исследовательская лаборатория в университете. Поэтому там появилась новая формация естествоиспытателей, способных к проведению самостоятельных экспериментальных исследований, конкурировавших за рабочие места не только в науке, но и в сфере экономики. В России эта модель заработает, по крайней мере, на четверть века позже, но из-за отсутствия развитой промышленности будет еще долгие годы пробуксовывать.
С позиций сегодняшнего дня, оценивая образ естествоиспытателя прошлого, можно предположить, что в первой четверти XVIII столетия ему соответствовало не более десятка человек, которые находились на государственной службе или занимались частной практикой. К середине столетия эта цифра, по-видимому, возросла раза в три, когда основной контингент естествоиспытателей был связан с АН. А уже в середине XIX в. количество естествоиспытателей увеличилось примерно на порядок; из которых большинство составляли профессора и преподаватели университетов, медицинских академий, инженерных, школ и училищ.
Основные тенденции процесса формирования сообщества естествоиспытателей
В XVIII в. кадровую основу отечественного естествознания составляли иностранные ученые, в большинстве своем профессора, преподаватели, выпускники и студенты европейских университетов, которые принесли с собой научную идеологию, основанную на экспериментальном подходе к изучению природы и извлечению практической пользы от полученных знаний.
Уже со второй половины столетия в науку пришли коренные россияне. Главным фактором прихода в науку россиян, конечно, было развитие системы отечественного образования. В XVIII в. она начиналась с духовных семинарий, академий и «цифирных школ» при церквях и монастырях, затем появились специализированные училища и школы (военные, инженерные и медицинские); в 80-е годы стали открываться народные училища. но, безусловно, самый большой вклад в подготовку образованных людей в России внесли гимназии, особенно в XIX в., когда в 1803 г. были введены учебные округа и гимназии стали открываться в каждом губернском городе для подготовки их выпускников в университеты. С 1804 г. в учебную программу гимназий была включена естественная история, а с 1811 г. «физика и естественная история» [Мосичева, 2017].
В России традиция подготовки научно-педагогических кадров естествоиспытателей отличалось от той, что была в западноевропейских (немецких) университетах. у нас студентов стали сразу прикреплять по определенным наукам в Академическом гимназии (научным классам), тогда как за границей студенты получали в начале более общее научно-философское образование, прежде чем выбрать свою специализацию. В определенной степени такое положение сохранилось и в университетском обучении. Такая традиция имела как ряд своих плюсов, так и минусов. Отечественные естествоиспытатели XVIII — первой половины XIX в. были
в основном сосредоточены на описательно-собирательной (камеральной) и экспериментально-технической работе, а теоретические обобщения были уделом единиц.
в первой половине XIX в. базой естественно-научного образования становится университетская подготовка. При этом наметилась тенденция к сокращению числа ученых с дипломами иностранных университетов, но увеличилось количество естествоиспытателей, прошедших стажировку в европейских учебных заведениях. институт стажировки стал неотъемлемой частью университетской подготовки для молодых людей, желавших сделать профессиональную карьеру в высших учебных заведениях страны. Помимо университетов, будущие ученые получали образование в главном педагогическом институте санкт-Петербурга, санкт-Петербургской Медико-хирургической академии и в ее московском отделении, а также горном кадетском корпусе [Родный, 2016, а 501].
однако, по мнению Вернадского, научная работа развивается по своим законам, когда научное мировоззрение, не подкрепленное практикой, может парадоксальным образом вступить в противоречие с научной деятельностью. он замечает, что оно может «даже иногда мешать научной работе и научному творчеству, так как оно неизбежно закрепляет научные ошибки данного времени, придает временным научным положениям большую достоверность, чем они в действительности имеют. оно всегда проникнуто сторонними науке построениями философии, религии, общественной жизни, художественного творчества» [Вернадский, 1981]. Для России, особенно первой половины XIX в., научно-мировоззренческие вопросы превалировали над научно-исследовательскими; а это приводило к тому, что в университетской среде было гораздо больше «теоретизировавших» ученых натурфилософского толка, чем реально занимавшихся экспериментальной деятельностью.
К тому же прибывшие иностранные ученые далеко не всегда стремились заниматься экспериментальной работой, требовавшей довольно больших усилий и времени. для приглашенных специалистов здесь были довольно широкие возможности реализации помимо занятий экспериментальной наукой. Сдерживающим фактором их социализации являлся неопределенный законодательством статус ученого в обществе. Некоторые академики, как например, Д. Бернулли, в 1733 г. из-за отказа присвоить ему «чин и преимуществ здешних советников государственных коллегий» покинул Россию, став профессором Базельского университета у себя на родине, где приобрел мировую известность своим трудом «гидродинамика», опубликованным в 1738 г. [Андреев, 2009]. При всеобщей ранжированности государственных служащих только в 1804 г. профессора и преподаватели университетов получили чиновничьи разряды, что позволило им заметно улучшить свое социальное и материальное положение в обществе.
наиболее благоприятные условия для исследовательской работы были у естествоиспытателей в АН и учебных заведениях. Возможность заниматься наукой была и в министерствах и ведомствах Российской империи, где в распоряжении ученых советов и комитетов были организованы лаборатории и мастерские, музеи и коллекции, сады и огороды.
С начала XIX в. отечественная наука получила возможность развиваться в относительно независимых от государства условиях — при научных и научно-практических обществах. Некоторые из этих обществ могли содержать небольшое число оплачиваемых на постоянных или временных ставках служащих. В XIX в. отдельные
ученые естественно-научного профиля были заняты в здравоохранении, промышленности, сельском хозяйстве, геологоразведке, строительстве и архитектуре.
Основной приток кадров в естествознание шел от врачей и фармацевтов, горных и военных инженеров, а также преподавателей учебных заведений, среди которых доминировали те же медики и инженеры. В XIX в. уже начался приход в науку профессиональных учителей — выпускников педагогических училищ и институтов. Как и в Европе, подавляющее большинство отечественных естествоиспытателей в XVIII — первой половине XIX в. вышло из медицины. Врачи и фармацевты были той плодородной почвой, на которой произрастало естествознание. По данным М. Б. Мирского, в начале XVIII столетия в России число дипломированных медиков едва превышало 150 человек, но спустя сто лет, в 1802 г., их было уже не менее 1519 человек [Мирский, 1996, с. 130]. При этом некоторые из них могли уделять внимание научной работе, что создавало благоприятные условия для развития отечественного естествознания.
Для многих ученых медицинская практика занимала значительное место в их деятельности. Даже состоя на службе в АН или университете, они часть времени отдавали врачебным занятиям. Частная практика и работа в государственных госпиталях и больницах позволяла в какой-то мере уделять внимание научным исследованиям или временно решать свои финансовые проблемы для дальнейшей научной работы. кроме того, в россии были созданы государственные управленческие учреждения в области медицины, где имелись должности, требовавшие высокой врачебной квалификации. А их нередко занимали люди, склонные к научно-исследовательской деятельности.
Второй после врачей и фармацевтов по численности профессиональной группой, которая являлась донором для сообщества естествоиспытателей, были специалисты по горному делу. В их среде можно проследить истоки становления геолого-минералогического и химического направлений отечественного естествознании. Горные инженеры наряду с военными (они и приравнивались по служебной иерархии к военным) были одной из самых структурированных в технологическом и образовательном плане профессиональной группой в России, корни которой прослеживаются с Берг-коллегии и Горного кадетского корпуса (с 1833 г. Института корпуса горных инженеров). огромные природные богатства страны и государственная заинтересованность в их использовании посредством управляющих структур, начиная от Рудного приказа и заканчивая Департаментом горных и соляных дел при Министерстве финансов, создали предпосылки для активной социализации геологов и химиков.
Третьей по масштабу профессиональной группой, питающей кадровый состав естествоиспытателей, были военные. В первую очередь, это участники топографических и горно-геологических экспедиций военного ведомства. кроме самих офицеров в этих экспедициях принимали участие и приглашенные ученые по различным направлениям наук. Так, Э. X. Ленц в 1823—1826 гг. в качестве физика был участником кругосветной экспедиции О. Е. Коцебу, а в 1829 г. участвовал в первой экспедиции на Эльбрус генерала Эммануэля [Родный, 2016, с. 496]. Нередко военная карьера была важным жизненным этапом в карьере ученых. Военные, особенно специалисты в области физико-математических наук, были востребованы на профессорско-преподавательских должностях инженерных учебных заведений России — института корпуса инженеров путей сообщения, Морского кадетского
корпуса, Главного инженерного училища, Горного кадетского корпуса, Артиллерийского училища и Училища гражданских инженеров.
Можно говорить о существовании и четвертой профессиональной группы, которая получила в 1802 г. «государственную прописку» в виде Министерства народного просвещения, но существовавшая гораздо шире, не вписываясь в рамки какого-либо ведомства. Основные силовые линии консолидации членов этой группы имели предметно-дисциплинарное содержание. Из преподавателей учебных заведений всех уровней и учителей (репетиторов), занимавшихся частной практикой формировалось сообщество «учителей-естественников». В начале XIX в. оно получило государственную подпитку в виде преподавания учебного предмета «естественной истории и физики» во всех губернских школах, училищах и гимназиях России [Пинкевич, 1930].
однако следует учитывать, что в изучаемый период времени преподавателями в АН, университетах и других учебных заведениях становились люди не только за свои научные заслуги, но и за профессиональные достижения. Так, если лечащий врач достигал авторитета и признания, ему предоставляли возможность занять приличную должность на медицинском факультете университета или в медицинской школе при госпитале. но это далеко не всегда служило для него стимулом к проведению научных исследований, так как будучи профессионалом в своем деле, вынужден был в реальном педагогическом пространстве того времени преподавать раличные учебные предметы, которыми владел лишь обзорно. По существу, у хорошего лечащего врача не было сильного стимула заниматься преподавательской работой, хотя она и давала потенциальную возможность заниматься наукой. Социальный статус и оплата труда преподавателя-медика были ниже, чем у успешного врача. Ситуация стала меняться только в XIX в., когда преподаватели высших учебных заведений были приравнены по своему статусу к государственным чиновникам и получили значительные привилегии.
Формированию научного сообщества естествоиспытателей в России в определенной степени мешали «государственные тайны» и «производственные секреты». Это во многом определялось, с одной стороны, милитаристским характером всего уклада жизни империи, а с другой — законодательным несовершенством патентной системы российского государства. вернадский приводит пример, как «ученым, отправленным в экспедицию, сенатским указом от 13 января 1733 г. запрещалось сообщать какие бы то ни было собранные ими сведения кому бы то ни было, кроме Академии наук и Сената». А не соблюдения этого указа привело к тому, что «академику Делилю пришлось оправдываться на этом основании [по поводу] доноса Шумахера [о том], что он сообщил свои наблюдения о комете в письме к Эйлеру» [Вернадский, 1988].
В России прототипом патента до XVIII в. была жалованная грамота — привилегия, которая в основном выдавалась на право заниматься промыслом и беспошлинной торговлей. Выдача привилегий на изобретения началась по существу со второй половины XVIII в. [Колесников, 1993, с. 5]. Заметки об изобретениях эпизодически появлялись в журнале «Комментарии Российской академии наук». С 1802 г. АН получила царское предписание печатать в своих ведомостях все, что появлялось в области изобретений и открытий в зарубежной литературе. Хотя в 1776 г. был издан указ, согласно, которому должны были награждаться все «сделавшие новые изобре-
тения для общей пользы» [Лукьянов, 1948, с. 482], но изобретатели только в редких случаях что-то получали от правительства.
В 1812 г. вышел царский манифест «О привилегиях на разные изобретения и открытия в ремеслах и художествах», который можно считать первым патентным законом в России. До этого года было выдано лишь 76 привилегий на ведение производственной, торговой деятельности и изобретения в ремеслах и художествах [Колесников, 1993, с. 5]. Выдача привилегий с 1812 г. осуществлялась Министерством внутренних дел по Департаменту мануфактур и торговли с уведомлением Государственного совета от имени царя и оформлялась специальным указом. Впервые изобретатели получили право продажи своего изобретения и преследования по суду лиц, посягнувших на их собственность. Однако за привилегии им приходилось платить высокие пошлины от 300 до 1500 руб., в зависимости от срока действия привилегии. Обычно максимальный срок не превышал 10 лет [Лукьянов, 1948, с. 484].
В 1833 г. вышло новое Положение о привилегиях, утвержденное Государственным советом. Там в статье «О порядке выдачи привилегий» записано: «Желающий получить привилегию на изобретение должен представить его описание существенными оного подробностями, приемами и образом употребления изобретения и с подлежащими к тому чертежами и рисунками, не утаивая ничего. В описании сем, равно как и в чертежах, проситель должен соблюсти величайшую полноту, точность и ясность, без малейшего двусмыслия или недоразумения; так, чтобы впоследствии времени люди могли по одному описанию и чертежам произвести означенный предмет в действо, не имея нужды прибегать к догадкам или пополнять недостатки, в нем содержащиеся» [Вишневецкий, 1990, с. 116—117]. Очень немногие ученые, в основном химики и физики, занимались оформлением привилегий. Хотя эта деятельность являлась действенным фактором профессионализации дисциплинарных научных сообществ.
Иностранные предприниматели внимательно следили за научно-техническими достижениями россиян. Поэтому изобретения российских ученых, инженеров и техников, не получившие признания на родине, часто перетекали за границу и через некоторое время экспортировались в россию уже как собственность того или иного зарубежного предпринимателя. так было с открытием гальванопластики профессором Дерптского университета Б. С. Якоби, который о нем сообщил 24 декабря 1838 г. в Санкт-Петербургской газете. Так как он не взял патент, то ему долго пришлось отстаивать свой приоритет на изобретение, а в материальном плане гальванопластика почти ничего не принесла ее изобретателю [Вишневецкий, 1990, с. 121]. Можно понять горечь в словах известного химика Н. Н. Зинина по поводу промышленного освоения, синтезированного им анилина: «До каких пор немцы будут уводить наши открытия у нас же из-под носа и использовать их?! До каких пор мы, русские, будем служить трамплином, с которого прыгают другие?! ...Но в этом виноваты мы сами, мы сами не заботимся о себе» [Вишневецкий, 1990, с. 130]. Зинин в 1842 г. получил «бензидам», который его коллега К. Ю. Фрицше идентифицировал как анилин, впоследствии ставший основой для развития целой отрасли химической промышленности [Штрубе, 1984, с. 204].
Слабая патентная культура в России, когда изобретения использовались на производстве без регистрации в правительственных органах, «компенсировалось» секретностью. На предприятиях доступ чужих специалистов строго ограничивался. Большинство изобретений и усовершенствований переходили в собственность
владельцев предприятий, а не изобретателей; сплошь и рядом существовали запреты на переход специалистов на конкурирующие предприятия. Это приводило к тому, что новые изобретения и разработки своевременно не доводились до общественности [Лукьянов, 1948, с. 488]. К тому же в основной своей массе, пожалуй, за исключением горной и металлургической отрасли, российская промышленность не была готова к инновациям и конкуренции с иностранными производителями.
Период XVIII — первой половины XIX в. российской истории важен в плане понимания процесса формирования дисциплинарных научных сообществ, фундамента будущих профессий химика, физика, биолога и геолога. Это время, когда происходило становление институтов науки (академии, средних и высших учебных заведений, обществ и управленческих структур в экономике); когда появлялись первые исследовательские лаборатории, кафедры, ботанические сады и опытные поля, научно-изыскательские экспедиции, естественно-научные кабинеты, музеи, редакции научных и научно-просветительских журналов, научно-технические комитеты и советы. Все это привело к созданию новых рабочих мест: от должностей академиков и профессоров до лаборантов и хранителей музейных коллекций.
В данном процессе можно обозначить определенные этапы становления дисциплинарных естественно-научных сообществ в российском социуме, что было сделано в одной из предыдущих работ [Родный, 2016, с. 188—189]. На первом этапе, назовем его «профессиональным», который берет свое начало с петровских реформ, были заложены основы стратификации государственно-хозяйственной деятельности и установлены социальные критерии их оценки. В определенной степени это был перенос европейской цеховой структуры на отечественную почву государственного монополизма. Здесь можно говорить о создании только рамок «матрицы естественно-научных профессий», где были заданы социальные стандарты, в которых могли существовать будущие естествоиспытатели. Второй этап, «академический», начался с организации АН с ее Академическим университетом. Во второй четверти XVIII в. закладывались первые «текстовые сообщения» этой матрицы благодаря научной, научно-педагогической и научно-производственной деятельности первых естествоиспытателей. Тогда же появляются когнитивно-институциональные структуры науки. Третий этап, «учебный», захватывает вторую половину XVIII и начало XIX в. и в первую очередь характерен развитием научно-педагогической деятельности; созданием базы отечественных научно-педагогических кадров во вновь открытых учебных заведениях: Московском университете, инженерных школах и медицинских академиях. Четвертый этап, «корпоративный», захватывает первую четверть XIX столетия. В это время усилились тенденции предыдущего периода, связанные с научно-педагогической деятельностью естествоиспытателей, значительно увеличилась численность студентов и преподавателей естественно-научных дисциплин во вновь открытых университетах крупных центров Российской империи; возникшая корпорация научно-педагогических кадров, вписалась в иерархическую систему государственных служащих. И вместе с тем в этой корпорации возросла роль естествоиспытателей, что показывает история организации научных и научно-практических обществ, созданных преимущественно при университетах. И, наконец, со второй четверти XIX в. можно говорить о пятом, «ведомственном» этапе становления дисциплинарных сообществ, когда в рамках государственных организаций (министерств и ведомств) под эгидой научно-технических комитетов, советов и комиссий стала создаваться экспериментальная база для научно-произ-
водственной деятельности. Исходно заложенная когнитивно-институциональная матрица отечественного естествознания, несла в себе черты специализации и дис-циплинарности. Однако дисциплинарные границы в реальной жизни преодолевались учеными весьма свободно. Пожалуй, тем свободнее, чем масштабнее была личность естествоиспытателя. Процесс специализации, начавшийся с организации АН, продолжался в университетах, а затем и в научных обществах. Уже в первой половине XIX в. сформировались в качестве самостоятельных научных и учебных дисциплин ботаника, зоология, анатомия, минералогия, химия и физика. Правда, сами естествоиспытатели далеко не всегда позиционировали себя в какой-то одной из этих дисциплин, особенно находясь в университетской среде, где институциональный менталитет был выше, чем предметный (дисциплинарный) или функциональный (полевой и камеральный, теоретический и прикладной, экспериментальный и инструментальный) [Родный, 2016, с. 505].
Карьерные траектории естествоиспытателей
В России уже до создания АН были приглашенные из Европы ученые-естествоиспытатели на службу в государственные учреждения и в дома знатных сановников в качестве врачей и учителей. Таким учреждением, где появились первые естествоиспытатели-натуралисты, была Канцелярия Главной аптеки (с 1721 г. Медицинская канцелярия) с Аптекарским огородом (Медицинским садом). Сотрудники Канцелярии занимались сбором лекарственных трав, выращиванием и селекцией полезных для врачебной практики растений.
Для этой деятельности был приглашен Д. Г. Мессершмидт (1685—1735) — доктор медицины университета в Галле, занимавшийся врачебной практикой. В 1818 г. он прибыл в Петербург и почти сразу же был отправлен в Сибирскую экспедицию (1719—1927), где ему удалось собрать ценные естественно-научные коллекции и подготовить многотомный отчет «Обозрение Сибири, или Три таблицы простых царств природы». Кроме того, Мессершмидт провел огромную работу по сбору археологического и этнографического материала, а также сведений метеорологического, географического и картографического характера. После образования АН он стал получать оттуда задания, что позволило ему значительно обогатить собранные коллекции. Однако, занимаясь трудной экспедиционной работой, Мессершмидт испортил отношения с начальством как Коллегии, так и АН. В результате конфликтов у него задерживали зарплату и вознаграждения за работу; некоторое время он даже провел в тюрьме, но продолжил службу после освобождения. Только в 1731 г. Мессершмидт покинул россию, но вскоре вернулся в Петербург, где до самой смерти не мог добиться заслуженного признания [Мессершмидт, 2017].
Профессиональная карьера ботаника И. Х. Буксбаума (1693—1730) сложилась благополучнее. Еще до приезда в Россию Буксбаум прослушал лекции по ботанике и медицине в университетах Лейпцига, Виттенберга, йены и Лейдена, но диплома врача в отличие от Мессершмидта не получил. Но уже в 1721 г. сумел напечатать свой первый ботанический труд и сразу привлек к себе внимание натуралистов. В том же году Буксбаум приехал по приглашению в Медицинскую канцелярию, где организовал Аптекарский огород и читал лекции по ботанике; в 1724—1728 гг.
был командирован в качестве врача в Константинопольское посольство; совершил экспедиционные поездки по Турции, Кавказу и Сибири; собрал коллекции растений, животных и окаменелостей для АН. В 1729 г. по состоянию здоровья Буксбаум вернулся в Германию, где на следующий год умер, оставив после себя обширную ботаническую коллекцию и многотомный труд, посвященный растительному миру Турции и Кавказа. В 1725 г. Буксбаум стал первым членом АН по кафедре ботаники и профессором ботаники и натуральной истории [Волков, 2003, с. 81—82].
Выпускник Виттенбергского университета И. Г. Сигезбек (1686—1755) до приезда в Россию в 1735 г. по приглашению архиятера (президента) Медицинской канцелярии, 16 лет занимался врачебной практикой. В Петербурге он был назначен заведующим Аптекарским огородом и одновременно врачом с правом преподавания ботаники в Медицинской школе при Морском госпитале. В 1738 г. Сигезбек издал первый каталог растений Аптекарского огорода, а в 1742 г. был принят на работу в АН профессором ботаники с обязанностью заведовать Ботаническим садом. Там он проработал 5 лет, но был уволен президентом АН К. Г. Разумовским на том основании, что «адъюнктом Крашенинниковым и без него пробавиться можно... да и нужды в ботанической науке при Академии такой нет, чтоб профессора на столь великом иждивении за одну только ботанику содержать» [Сигезбек, 2017]. Покинув Россию, Сигезбек последние годы занимался врачебной практикой у себя на родине в Германии.
Государственная политика по поиску и промышленной переработке полезных ископаемых осуществлялась «горным ведомством» (с 1700 г. — Приказом рудокопных дел, с 1705 г. — Сенатом и губернаторами, с 1715 г. — Рудной канцелярией, перебазированной из Москвы в Петербург, а с 1718 г. Берг- и Мануфактур-коллегиями) [Приказ, 2015]. По этому ведомству служили такие известные деятели горного дела, как, например, металлург И. А. Шлаттер (1708—1768), естествоиспытатель А.М. Карамышев (1744—1791), химик и горный инженер И. В. Авдеев (1818—1865).
Шлаттер, окончив гимназию в Берлине, приехал с отцом — горным мастером в Россию, где в 1722 г. поступил на службу в Берг-коллегию пробирным мастером, где сделал успешную карьеру, став в 1726 г. заведующим пробирной частью Монетного двора, в 1754 г. директором, а в 1760 г. президентом Берг-коллегии. Шлаттер разработал новые способы разделения драгоценных металлов, отливки и чеканки монет; опубликовал работы в области металлургии, принесшие ему известность не только в России, но и за рубежом. В 1763—1767 гг. вышла в свет его фундаментальная 3-томная работа «Обстоятельное описание рудного плавильного дела» [Шлаттер, 2017].
Следует подчеркнуть, что Шлаттер одним из первых в России специалистов получил возможность заниматься исследовательской работой и даже готовить специалистов горного дела, имея государственную лабораторию, созданную в Берг-коллегии его отцом — Г. Шлаттером под покровительством президента этого учреждения В. Я. Брюса. Вот как характеризует ситуацию И. Н. Юркин, занимавшийся историей первых химико-металлургических лабораторий Петербурга: «Так, учреждение, созданное для управления казенной и контроля за частной промышленностью, обращается к прикладным научным исследованиям, к технологическим экспериментам — развивает «ведомственную» науку. Так оно же развивает специальное образование. Петербургская лаборатория на бывшем царицыном дворе нигде школой не названа, но что же это, как не узкоспециализированная школа? Так
по первоначальному замыслу независимые от науки и образования проекты трансформировались, приобретая новую для них функциональную составляющую» [Юр-кин, 2013, с. 114].
Карамышев в отличие от Шлаттера долго и серьезно учился: сперва в Екатеринбургском горном училище, затем в Московском университете, а после Уппсальском университете, где в 1764 г. под руководством К. Линнея защитил диссертацию «О необходимости развития естественной истории в России». Ее основой послужили материалы, собранные им о растениях Сибири. После возвращения в Россию Карамышев получил должность маркшейдера при Берг-коллегии и преподавал в Горном училище Санкт-Петербурга (1773—1778) химию и металлургию. В 1779—1789 гг. он продолжал службу по горному ведомству; и в 1790 г. за свои заслуги получил чин коллежского советника. Карамышев занимался аффинажем серебра, проводил опыты по изготовлению искусственных драгоценных камней, предложил рецепт получения кармина и открыл пять новых месторождений серебра [Карамышев, 2017].
В первой половине XIX в. уже большинство естествоиспытателей из «горного ведомства» имели специальное образование. Так, карьера Авдеева в качестве промышленного химика началась сразу после окончания Института корпуса горных инженеров в 1836 г. Прибыв на службу в Екатеринбург в 1838 г., он вошел в штат Екатеринбургской заводской лаборатории, где в 1840 г. стал ее управляющим. В 1840—1843 гг. Авдеев находился в зарубежной командировке во Франции, Германии и Бельгии. В 1845 г. помимо обязанности руководить лабораторией его назначили смотрителем Екатеринбургской заводской библиотеки, минералогического и физического кабинетов. В 1856 г. Авдеев переехал в москву, став старшим лаборантом Главной пробирной палаты, а в 1861 г. — ее директором. В научном плане его интересовало изучение химического состава горных кристаллических пород; публиковался в «Горном журнале», который в то время являлся основным отечественным изданием для статей в области химии. Кроме того, Авдеев изучал процессы амальгамации золотосодержащих руд, выяснял причины отравлений угарным газом при выплавке золота, создал электрохимический способ извлечения золота [Авдеев, 2017].
Организация АН дала принципиально новую возможность естествоиспытателям выстраивать свою профессиональную карьеру. Первыми ее членами были исключительно иностранные подданные, а затем с 1740-х гг. в ее рядах стали появляться и россияне. Профессиональная карьера иностранных подданных, приглашенных на службу в Ан, в определенной степени зависела от того бэкграунда, который они имели до приезда в Россию. Понятно, что стартовые позиции были разными: у признанных в Европе ученых и выпускников европейских университетов или студентов и гимназистов, зачисленных в Академическую гимназию. так, магистр философии тюбин-генского университета, впоследствии автор первого в мире руководства по синдесмологии И. Вейтбрехт (1702—1747) в 1725 г. стал адъюнктом АН с правом чтения лекций по анатомии. Через 5 лет он сумел получить звание «доктора медицины», в 1736 г. — академика и профессора по кафедре анатомии, а через год — по физиологии. Когда в 1743 г. закончился его контракт с АН, то он не продлевался в течение 3 лет. Тогда Вейтбрехт обратился в высокие инстанции и был восстановлен в академическом звании, но через год скоропостижно скончался [Волков, 2003, с. 108—109].
Также выпускник Тюбингенского университета, доктор медицины И. Г. Гмелин (1709—1755), сразу по прибытии в Россию в 1727 г. был принят в АН, где первоначально занимался коллекциями Кунсткамеры и анатомированием; в 1730 г. стал адъюнктом,
а через год получил звание академика и возглавил кафедру химии и натуральной истории. Гмелин был одним из руководителей Камчатской экспедиции (1733—1743), где собирал коллекции, проводил метеорологические наблюдения и описывал сырьевую базу заводов Урала. В 1747 г. он возглавил кафедру ботаники и натуральной истории, но из-за конфликта с академическим начальством покинул Россию и возвратился в Тюбинген. В 1751—1752 гг. в Геттингене Гмелину удалось опубликовать свои дневники «Путешествие по Сибири», а собранные коллекции по натуральной истории после смерти он завещал Петербургской АН [Волков, 2003, с. 148].
Еще один выпускник Тюбингенского университета, физик и математик, автор работ по гидродинамике, теплоте, оптике, акустике и магнетизму Г. В. Крафт (1701—1754) с 1725 по 1744 г. прослужил в АН, став в 1731 г. академиком, он возглавил кафедру теоретической и экспериментальной физики. Крафт первым в России провел опыты по калориметрии; сумел значительно расширить приборную, инструментальную и демонстрационную базу Физического кабинета АН, сделав его одним из лучших в Европе. Ему пришлось заниматься далекими от физики вещами, как, например, разработкой плана Петербурга или составлением гороскопов для императрицы. Несмотря на свое высокое положение в АН Крафт в 1744 г. вернулся в Тюбинген, став профессором математики местного университета [Волков, 2008, с. 155].
В отличие от Вейтбрехта, Гмелина и Крафта морфолог и систематик растений И. Гертнер (1732—1791) приехал в Россию в 1768 г. уже известным ученым, оставив профессорскую должность в Тюбингенском университете, сразу став академиком, профессором ботаники, директором Ботанического сада и заведующим Кабинетом естественной истории АН. Однако через два года он отказался от всех занимаемых должностей и вернулся в Германию, чтобы полностью посвятить себя научной деятельности [Волков, 2008, с. 136].
Также уже известным ученым, ординарным членом Берлинской АН по классу математики и астрономии в 1757 г. на должность профессора физики в АН был приглашен Ф.У.Т. Эпинус (1724—1802). Главная причина его эмиграции в Россию была экономической, где зарплата в три раза была выше, чем он получал в Берлине. основные работы Эпинуса находились в области электричества и магнетизма; он первым в мире сконструировал ахроматический микроскоп. одновременно со службой в АН Эпинус в 1760—1765 гг. состоял профессором физики элитного Шляхетского сухопутного кадетского корпуса, что было значительной прибавкой к его жалованью. Эпинус создал прецедент, когда академику было разрешено совместительство с основной работой. По большому счету его исследовательская работа в области естествознания закончилась в 1765 г., когда Эпинус был зачислен в Коллегию иностранных дел, где в течение 33 лет возглавлял шифровальную службу России. Этот переход был вызван несогласием ученого с нравами, царившими в АН при решении научных споров. Все годы, находясь в России и приняв ее подданство, Эпинус вел чрезвычайно активную деятельность: давал уроки физики и математики царским особам, являлся членом комиссии по учреждению народных училищ, принимал участие и в других государственных проектах [Новик, 1999].
Одним из выдающихся физиков первой половины XIX в. был Э. Х. Ленц (1804— 1865). Еще студентом Дерптского университета он по рекомендации своего профессора физики был взят в кругосветное путешествие под командованием О. Е. Коцебу (1823—1826), где занимался океанологическими исследованиями. В 1827 г. Ленц по их результатам получил степень доктора философии Гейдельбергского универ-
ситета. Приехав в Петербург, он вначале преподавал физику в Училище Св. Петра, помогая профессору Г. Ф. Парроту в Физическом кабинете АН, а затем в 1928 г. становится адъюнктом по физике, в 1830 г. — экстраординарным, а в 1834 г. — ординарным академиком. С 1830-х гг. его главной темой являлось изучение электромагнитных явлений. В 1836 г. Ленц, не прерывая работу в АН, возглавил кафедру физики и физической географии Петербургского университета; в 1840 г. он назначается деканом физико-математического факультета, а в 1863 г. ректором университета. Помимо университета Ленц многие годы преподавал физику в Морском кадетском корпусе (1835—1841), Михайловском артиллерийском училище (1848— 1861) и Главном педагогическом институте (1851—1859) и участвовал в различных правительственных комиссиях [Ленц, 2017].
Пожалуй, самым авторитетным химиком в России во второй половине XVIII в. был Т. Е. Ловиц (1757—1804). Его труды внесли вклад в различные направления химии (органическую, неорганическую и физическую). При этом Ловиц не закончил никакого учебного заведения. Проучившись 2 года в Академической гимназии, он в 1776 г., поступил учеником в Главную аптеку в Петербурге; в 1780—1783 гг. повышал свое образование в Геттингенском университете, а затем путешествовал по Европе. С 1784 по 1797 гг. Ловиц снова работат в Главной аптеке, где прошел путь от лаборанта и провизора до аптекаря, выполнив за это время значительную часть своих исследований. Находясь на службе в Главной аптеке, а с 1797 г. занимаясь исследованиями в домашней лаборатории, Ловиц сумел сделать академическую карьеру, став в 1793 г. академиком. С 1783 г. он являлся членом Вольного экономического общества и автором публикаций в его журнале работ по химической технологии [Волков, 2008, с. 140-141].
Эстафету Ловица в АН принял один из основоположников термохимии Г. И. Гесс (1802-1850). Так же, как и Ловиц, он приехал в Россию вместе со своим отцом еще ребенком. После окончания Дерптского университета в 1825 г. со званием «доктора медицины», где было хорошо поставлено преподавание химии; он затем полгода совершенствовал образование в Стокгольмском университете, у знаменитого химика Я. Берцелиуса. После чего работал врачом в Иркутске, участвовал в небольших экспедициях по Сибири и уралу, занимался исследованиями в области минералогии, геологии и химии, публиковался в научных журналах. Работы Гесса не остались незамеченными; и ему в 1828 г. руководством АН было предложено стать адъюнктом; в 1830 г. экстраординарным, а в 1834 г. — ординарным академиком. Свою деятельность в АН он начал с реконструкции Химической лаборатории, которую расширил, оборудовал новейшей аппаратурой и снабдил всеми необходимыми реактивами. В 1831 г. Гессу было разрешено для «независимого существования» президентом АН работа по совместительству. С 1832 г. по 1948 г. его активная научная и педагогическая деятельность продолжалась одновременно в качестве ординарного профессора в нескольких учебных заведениях Петербурга: Технологическом училище, Горном кадетском корпусе, Главном педагогическом институте и Михайловском артиллерийском училище. В период с 1842 по 1848 г. Гесс уже почти не занимался научной работой, а только педагогической. За свои заслуги Гесс получал многочисленные поощрения как от АН, так и от Корпуса горных инженеров [Гесс, 2017].
Развитием химического направления в минералогии занимался В. М. Севергин (1765-1826), целенаправленно изучавший состав и строение минералов. Образование Севергин получил в Академической гимназии (1776-1784) и Геттингенском
университете (1785—1789). Сразу же после возвращения на родину он был избран адъюнктом по кафедре минералогии АН, а в 1793 г. стал академиком и профессором с правом преподавания химии и минералогии. В АН Севергин проработал до самой своей смерти в 1826 г.; где 6 раз избирался членом Комитета ее правления. В 1801 г. создал «Технологического журнала» и стал его главным редактором, а также был одним из основателей в 1817 г. Минералогического общества [Волков, 2008, с. 199].
Со второй половине XVIII в., после открытий новых учебных заведений (Московского университета (МУ), медико-хирургических академий, педагогических училищ, горного, инженерного и морского кадетских корпусов) возможности для занятий научной деятельностью увеличились. Эти возможности в первой половине XIX в. еще больше расширились за счет организации новых университетов, научных обществ и естественно-научных музеев. Развитие промышленности, сельского хозяйства и здравоохранения способствовало появлению прикладной науки с ее лабораториями, мастерскими, опытными полями, анатомическими театрами и экспериментальными производствами, а это, в свою очередь, приводило к созданию новых рабочих мест для людей склонных к научной деятельности.
Далеко не сразу естественно-научная проблематика находила себе место в де-ятельностной структуре отечественных учебных заведений. Исследования в области естественных наук в МУ начались только в конце XVIII в. Первые профессора и преподаватели занимались в основном чтением лекций и демонстрацией опытов, а исследовательская работа их интересовала только, чтобы быть в курсе достижений современной науки. Одним из первых, кого можно считать естествоиспытателем в МУ был анатом, физиолог и один из лучших врачей Москвы Е. О. Мухин (1766— 1850), который в 1813 г. стал ординарным профессором. Занимаясь врачебной практикой и педагогической работой и в Московском отделении Медико-хирургической академии (МО МХА), и в других учебных заведениях, и находясь на разных административных постах, он сумел опубликовать важные научные результаты по анатомии, физиологии и практической медицины [Волков, 20036, с. 517].
Если Мухин пришел в МУ, имея уже опыт преподавания в Медицинской школе, то И. А. Двигубский (1771—1840) начал свою профессиональную карьеру сразу после его окончания. В 1797—1802 гг. он состоял смотрителем кабинета естественной истории; после защиты магистерской диссертации по зоологии в 1798 г. получил должность адъюнкт-профессора с правом читать публичные лекции по естественной истории. Получив степень доктора медицины, двигубский был командирован в Европу для совершенствования в области натуральной истории, химии и медицины. Через два года, вернувшись в университет, он был определен по кафедре «технологии и наук, относящихся к торговле и фабрикам» экстраординарным профессором, где читал помимо технологии и минералогию, а с 1808 г. получил ординарного профессора геологии и химической технологии. С 1813 до 1827 г. он возглавлял кафедру физики, а затем, до выхода в отставку в 1833 г., — кафедру ботаники. Двигубский являлся с 1830 г. заслуженным профессором физики и естественной истории, активно занимался административной работой: был секретарем университетского Совета (1809—1826), деканом физико-математического факультета (1818—1826), проректором и ректором университета (1826—1833) цензором и ревизором московских училищ. В 1820—1829 гг. Двигубский издавал один из первых в России естественно-научных журналов «Новый магазин естественной истории, физики, химии и сведений экономических» [Волков, 2003, с. 163].
В отличие от АН, где у естествоиспытателей был интерес к теоретическим проблемам химии, то в МУ эта наука была представлена исключительно в прикладном аспекте (медико-химическом и химико-технологическом). Тот же Двигубский, преподававший химическую технологию и издавший учебник по этой дисциплине, был скорее дидактиком, компилятором и просветителем, нежели экспериментатором или теоретиком. надо сказать, что химия, в университетах в отличие от медико-биологических дисциплин не была приоритетной наукой, а ее кафедры возглавляли преимущественно люди с врачебным образованием, склонные к химико-фармацевтической работе. Кафедры же химической технологии в университетах служили для естествоиспытателей лишь ступенькой в их научной карьере.
так, интерес к прикладным проблемам науки был ярко выражен в деятельности доктора медицины Геттингенского университета и профессора кафедры химии МУ Ф. Ф. Рейса (1778—1852). Основные его работы лежали в руслах аналитической и коллоидной химии, связанных с медициной. Кроме МУ где он проработал с 1804 г. по 1834 г. за вычетом нескольких лет, связанных с войной 1812 г., Рейс одновременно в 1817—1834 гг. возглавлял кафедру химии и фармакологии МО МХА, став там академиком в 1828 г. После отставки Рейс около 5 лет продолжал чтение курсов, но в 1839 г. вместе с семьей уехал в Штутгарт, где провел последние годы своей жизни [Волков, 2004, с. 188].
После открытия университетов в крупных городах Российской империи там довольно успешно стала развиваться наука. Это иллюстрируют научные биографии российских химиков в университетах Дерпта и Казани. Так, типичные для своего времени «фармацевтические университеты» прошел К. К. Клаус (1796—1864). В Санкт-Петербурге он работал учеником в аптеке; сдал экзамены в МХА на звание аптекарского помощника; затем на провизора в Дерптском университете; а в 1817 г. в МХА получил звание аптекаря; после чего управлял аптеками в Казани и Саратове. Только после этого началась его научная карьера в качестве ассистента химической лаборатории дерптского университета, где он защитил магистерскую диссертацию по фитохимии. В 1837 г. Клаус был утвержден адъюнктом по кафедре химии и назначен заведующим химической лаборатории Казанского университета. Там он в 1838 г. после защиты докторской диссертации получил звание экстраординарного профессора, а в 1843 г. — ординарного профессора. Однако, несмотря на успешную карьеру в Казани, Клаус в 1851 г. перешел в Дерптский университет на вакансию ординарного профессора фармации. На этой должности он оставался до конца своих дней. Ему принадлежит заслуга открытия химического элемента — рутения; разработки новых методов разделения платиновых металлов и получения их в чистом виде; установления аналогии между триадами химических элементов и пионерские среди отечественных ученых исследования в области фитохимии [Волков, 2004, с. 106].
Так же с Казанью связана биография одного из создателей (вместе с С. А. Воскресенским) отечественной школы химиков-органиков и первого президента Русского химического общества Н. Н. Зинина (1812—1880). Окончив Математическое отделение Казанского университета в 1833 г. и начав там преподавать аналитическую механику, гидростатику и гидродинамику, он в 1835 г. неожиданно в приказном порядке был переведен на свободную вакансию по кафедре химии, так как в университете не было специалистов в этой области знаний. Защитив диссертацию в 1836 г. и став адъюнктом химии, Зинин на два года был командирован в Германию, Францию и Англию для ознакомления с организацией там химического образования.
Затем еще два года он работал под руководством знаменитого Ю. Либиха в Гисене, где выполнил свое первое экспериментальное исследование. Вернувшись в Казань, в 1841 г. Зинин защитил докторскую диссертацию и был утвержден экстаординар-ным профессором по кафедре химической технологии, а в 1845 г. стал ординарным профессором. В 1848 г. он возглавил кафедру химии и физики МХА в Петербурге, а с 1856 г. стал ее академиком. Там Зинин читал все курсы химии (органическую, неорганическую и аналитическую), занимался исследовательской работой в химической лаборатории и был ученым секретарем МХА (1852—1864). Уже ученым с мировым именем он стал в 1858 г. экстраординарным, а в 1865 г. — ординарным академиком АН [Волков, 2004, с. 87—88].
Изучение процесса формирования дисциплинарных естественно-научных сообществ затрагивает и проблему соотношения центра и периферии в профессиональной карьере ученого. так, российские химики, находились на периферии профессии, по крайней мере, по отношению к своим французским, английским и немецким коллегам в Европе. В основном немецкие выпускники и преподаватели университетов йены, Геттингена, Лейпцига, Берлина, Тюбингена, Виттенберга и Страсбурга стояли у истоков отечественной химической науки и химического образования.
Если в первой половине XVIII в. центром химии был Санкт-Петербург с его АН, то в конце столетия можно говорить о биполярной структуре региональной химии, где вторым центром стала Москва с ее университетом. Однако и там и там наукой занимались отдельные ученые, мало взаимодействующие друг с другом. Впервые о пра-образе научной школы в области химии на территории Российской империи можно говорить только по отношению к медико-фармацевтической школе Дерптского университета. Там в первой половине XIX в. целенаправленно ставились и решались химико-аналитические проблемы медицинской науки и практики. Но, по существу, «химического» центра в России не было ни в Дерпте, ни в Санкт-Петербурге, ни в Москве, ни в казани, где только стала зарождаться своя химическая школа.
В профессиональном плане сообщество химиков сформировалось только в 60-е гг. XIX в. Региональным центром его стал уже окончательно Санкт-Петербург, где кроме АН имелись разнопрофильные учебные заведения, Русское химическое общество, созданное в 1868 г., а также научно-практические комитеты различных министерств и ведомств, занимавшихся решением прикладных проблем химической науки. «Ближней» периферией этого сообщества были Москва, Дерпт, Казань и Харьков, где химические исследования получили постоянную университетскую прописку, а «дальней» периферией были Вильно, Киев и Одесса с эпизодическими всплесками работ в этой области науки [Родный, 2013, с. 98].
Заключение
Анализ историко-научного, в том числе и научно-биографического материала, связанного с периодом XVIII — первой половины XIX в., позволяет высказать утверждение, что суммарный вектор процесса профессионализации научной деятельности в российском социуме был результатом сложения трех его составляющих ролевого, ведомственного и дисциплинарного векторов. Ролевой вектор определял ученых как исполнителей функциональных операций в разных практиках (лабора-
торной, экспедиционной, экспертной, административной, педагогической и производственной). ведомственный вектор характеризовал существование ученых как представителей академических, вузовских и отраслевых корпораций. дисциплинарный вектор отражал специфику деятельности ученых как членов определенных дисциплинарных сообществ (ботаников, химиков, минералогов и др.).
здесь можно проследить определенные тенденции. во-первых, в естествознании возрастала роль эксперимента. Эта тенденция ярче всего проявилась в развитии «лабораторной базы» научно-практической деятельности, которая начиналась с «пробовальных палаток» и аптек, а ко второй половине XIX в. приобрела почти современные черты в лице исследовательских лабораторий. однако масштабы отечественной лабораторной практики были не только значительно меньше, чем в экономически развитых странах Европы, а относительно не велики по сравнению с ее же инфраструктурой. другими словами, соотношение естествоиспытателей, способных вести экспериментальные работы, к общему числу высококвалифицированных кадров было незначительным. но люди, обладающие этими способностями, как правило, были успешны в своей профессиональной карьере, даже если результаты их исследований были оценены только последующими поколениями ученых. основные же направления научной работы естествоиспытателей находились в русле собирания и систематизации сведений по естественной истории, анатомии и физиологии; изучению природных физических и физико-химических явлений; эмпирическому поиску полезных ископаемых; а также химическому анализу природного сырья и готовой товарной продукции.
во-вторых, по мере расширения экспериментальной базы науки возрастала ведомственная мобильность естествоиспытателей. с момента организации Ан деятельность ее членов не была изолированной, сконцентрированной только на задачах в рамках этого учреждения, а сопрягалась с работой различных государственных ведомств. в последней четверти XVIII в. можно говорить об «эмбрионом» существовании академической, вузовской и отраслевой науки. Если вузовская наука была представлена университетами и педагогическими училищами (институтами), то отраслевая, преимущественно специализированными медицинскими, инженерными и военными учебными заведениями, а также экспериментальной базой здравоохранения, промышленности и сельского хозяйства. ведомственная карьера естествоиспытателя в плане получения должностей, денежного вознаграждения, социального престижа и научного признания, как правило, протекала более успешно, когда он был профессионально мобилен, задействован и в академической, и вузовской, и отраслевой науке. так, важным этапом для академических ученых стала реальная возможность с 1760-х гг. совмещать их научную работу с преподавательской деятельностью в других учебных учреждениях помимо Академического университета, который в эти годы уже престал функционировать.
в-третьих, развитие естествознания шло по пути становления отдельных научных дисциплин. несмотря на то, что еще при организации Ан в когнитивно-институциональном плане вектор становления отечественного естествознания был задан на специализацию, но в реальности ситуация складывалась таким образом, что ученые строго не придерживались в своей деятельности дисциплинарных (кафедральных) рамок, занимаясь пусть и не всегда углубленно широким кругом естественно-научных проблем. но уже в первой половине XIX в. стала заметна тенденция на специализацию. Это определялось как логикой развития самого естествознания,
так и экстенсивной институционализацией отечественной науки, связанной, в первую очередь, с созданием в высших учебных заведениях новых специализированных когнитивно-институциональных структур (кафедр, лабораторий, кабинетов, музеев и т. д.).
наиболее благоприятные условия для научных занятий имели представители медико-биологических дисциплин, где под эгидой «медицинского ведомства» уже во второй половине XVIII в. сложилась научная инфраструктура врачебной практики с учебными госпиталями и анатомическими театрами, лабораториями аптек и аптечными огородами, медицинскими и естественно-научными кафедрами и кабинетами, химическими и химико-фармацевтическими лабораториями учебных заведений. со второй четверти XVIII в. естествоиспытатели — служащие медицинской канцелярии, не только имели рабочие контакты с Ан, а некоторые из них даже стали ее членами, что, конечно, способствовало их научной профессионализации.
Если первые естествоиспытатели, вышедшие из горной отрасли были самоучками, то во второй половине XVIII в. более успешными в профессиональном плане стали те, кто имел университетское или инженерное образование, а в первой половине XIX в. лицо геолого-минералогических наук уже определяли выпускники горного кадетского корпуса. научная инфраструктура «горного ведомства», сложившаяся к этому времени, включала в себя такие элементы как естественно-научные кабинеты и минералогические музеи, геолого-разведывательные экспедиции, химико-аналитические лаборатории и физико-механические мастерские при заводах и учреждениях.
в Ан первой половины XVIII в. профессиональная карьера складывалась удачнее у тех естествоиспытателей, кто приехал в россию, уже имея какой-то опыт научной работы. иностранные ученые вплоть до XIX в. составляли большинство членов Ан. работая по контракту, они расценивали свое пребывание в россии как временное. их продвижение по карьерной лестнице далеко не всегда зависело от результатов научной деятельности, которые были мало понятны не только администрации Ан, но и малочисленному и к тому же разделенному по специальностям академическому сообществу. оценка ученых во многом зависела от их педагогической и экспертной работы. Поэтому довольно часто происходили конфликты ученых, как с представителями администрации, так и друг с другом, что не редко заканчивалось их отъездами за границу для продолжения профессиональной карьеры в более комфортных условиях европейских университетов. к тому же менталитет иностранных ученых, особенно прошедших школу «прогрессивных» европейских университетов — «очагов просвещения», как, например, тюбингенского университета, не выдерживал не только российского «варварства», но и плотного соприкосновения со своими коллегами выходцами из более «консервативных» университетов. в определенной степени похожая ситуация была с иностранцами и в униврситетах, но только с той разницей, что университетские свободы несколько смягчали административное давление на профессоров и преподавателей.
Процесс профессионализации ученых коррелирует с процессом их социализации. чем больше возможностей ученый имеет для занятий исследованиями, тем ему легче социализироваться. Первые члены Ан фактически были ее заложниками, не имея, по существу, возможностей заниматься исследованиями в других местах, кроме как на редких должностях в ведомствах, а также в домашних лабораториях, личных мастерских и усадьбах вельмож. развитие научной инфраструктуры различ-
ных ведомств создало дополнительные условия для социализации естествоиспытателей, но только для тех, кто был профессионально мобилен. Это давало для них потенциальную возможность заниматься наукой, а также педагогическими и технологическими практиками. Если в развитых западноевропейских странах процесс социализации естествоиспытателей активно шел в первой половине XIX в., то в России он имел шаг запаздывания, по крайней мере, на полстолетия, что, в первую очередь, было связано со слабым развитием отечественной промышленности, где концентрировалась основная масса химиков и физиков.
Литература
Авдеев, Иван Васильевич // Википедия. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki (дата обращения: 11.07.2017).
Андреев А. Ю. Российские университеты XVIII — первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы. М., 2009. 648 с. (URL: http://www.e-reading.club/book. php?book (дата обращения: 10.08.2016)).
Биология в Санкт-Петербурге. 1703—2008: Энциклопедический словарь. СПб., 2011. 568 с.
Вернадский В. И. О научном мировоззрении // Вернадский В. И. Избранные труды по истории науки. М., 1981. С. 32—75.
Вернадский В. И. Очерки по истории естествознания в России в XVIII столетии // Вернадский В. И. Труды по истории науки в России. М., 1988. (URL: http://lib.ru/FILOSOF/ WERNADSKIj/hist-rus.txt (дата обращения: 10.02.2017)).
Вишленкова Е. А., Ильина К А. Об ученых степенях и о том, как диссертация в России обретала научную и практическую значимость // Новое литературное обозрение. 2013. Т. 122. № 4. С. 84-107. URL: http://magazines.russ.ru/nlo/2013/122/15v-pr.html (дата обращения: 09.02.2016)
Вишневецкий Л. М, Иванов Б. И., Левин Л. Г. Формула приоритета. Л., 1990. 206 с.
Волков В. А., Куликова М. В. Российская профессура. XVIII — начало XX в. Биологические и медико-биологические науки. Биографический словарь. СПб., 2003. 548 с.
Волков В. А., Куликова М. В. Российская профессура. XVIII — начало XX в. Химические науки. Биографический словарь. СПб., 2004. 275 с.
Волков В. А., Куликова М. В. Российская профессура. XVIII — начало XX в. Физико-математические науки. Биографический словарь. СПб., 2008. 360 с.
гесс герман Иванович // Электронная библиотека: научное наследие России. URL: http://e-heritage.ru/ras/view/person/history.html?id=47015586 (дата обращения: 11.07.2017).
Карамышев, Александр Матвеевич // Википедия. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki (дата обращения: 14.07.2017).
Колесников А. П. Организация и управление изобретательством и патентным делом в СССР с 1917 по конец 30-х годов. M., 1993. 204 с.
Ленц Эмилий Христианович // Электронная библиотека: Научное наследие России. URL: http://e-heritage.ru/ras/view/person/history.html?id=42041143 (дата обращения: 18.07.2017).
Лукьянов П. М. История химических промыслов и химической промышленности России до конца XIX века. Т. 1. М. — Л., 1948. 544 с.
Мессершмидт, Даниэль Готлиб // Википедия. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki (дата обращения: 09.06.2017).
Мирский М. Б. Медицина России XVI-XIX вв. М., 1996. 376 с.
Мосичева Т. А. История гимназического образования в России. URL: http://gym1517. narod.ru/sbornik/uchenik/Akolzina.htm (дата обращения: 28.05.2017).
Новик В. К. Академик Франц Эпинус (1724-1802): Краткая биографическая хроника // Вопросы истории естествознания и техники. № 4. 1999. С. 4-35.
Пинкевич А. П. Основы методики естествознания. М., 1930. 271 с.
Приказ рудокопных дел // Википедия. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki (дата обращения: 21.16.2015).
Родный А. Н. Роль врачей и фармацевтов в формировании профессионального сообщества химиков // Экспериментальная биология: страницы истории. ИИЕТ РАН. М., 2013. С. 73-100.
Родный А. Н., Елина О. Ю., Кузнецова Н. И., Кривошеина Г. Г. Изучение процессов социализации и профессионализации российских ученых в XVIII — первой половине XIX в. // Вопросы истории естествознания и техники. Т. 37. № 3. 2016. С. 479-505.
Родный А. Н. Механизмы появления дисциплинарных границ в процессе становления естественно-научных сообществ в России // Институт истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова. Годичная научная конференция (2016). Т. 1. М., 2016. С. 185-189.
Сигезбек, Иоганн Георг // Википедия. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki (дата обращения: 23.05.2017).
Шлаттер, Иван Андреевич // Википедия. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki (дата обращения: 28.05.2017).
Юркин И. Н. Петербургские лаборатории Берг-коллегии в первые годы ее существования // ВИЕТ. № 3. 2013. С. 97-115.
A Professional Сareer of Russian Scientist in the 18th and first half of the 19th centuries
Alexander N. Rodny
Institute for the History of Science and Technology, RAS, Moscow, Russia; e-mail: [email protected] Abstract: The processes of professionalizing and socializing of scientists in the Russian society of the 18th — first half of the 19th centuries were considered. The focus was done on a retrospective comprehension of the concept of "professional career of a scientist". The dynamics of cognitive-institutional structures' emergence (educational departments, natural-science offices and museums, chemical laboratories, search expeditions, etc.) as the basic elements of scientific activity was tracked. The presence of these structures and professional mobility of scientists gives an idea of the origins of academic science, university science and branch science in Russia.
The main focus was done on interdepartmental mobility of scientists in St. Petersburg Academy of Sciences, the universities, medical-surgical academies, Medical Chancery, Mining Cadet Corps and Corps of Mining Engineers. On the basis of scientific and biographical material are reflected the options for people to come into the science and their further career trajectories. A great attention was paid to biographies of the foreign scientists, with which the local science began. In the majority they were professors, teachers, graduates and students of European universities. Therefore time before arrival to the country and after homecoming was touched along with the period of their stay in Russia. The stages and tendencies of formation of the scientists' community in Russia were presented. The prerequisites of formation of disciplinary scientific communities in the context of logic of various professional groups' development (doctors, druggists, metallurgists, mining engineers, teachers, etc.) were revealed. It was noted that process of socializing of local scientists was accompanied by growth of a role of an experiment in science and formation of separate science disciplines. But even in the middle of the 19th century, this process in Russia had a delay step, at least, on half-century, what has been connected with poor development of the domestic industry where the bulk of the European chemists and physicists concentrated. Conclusions which were drawn in the context of the conducted research may represent a reference point for further study of historical and sociological problems of scientists' professional activity.
Keywords: professional career of scientist, professional mobility of scientist, scientists, national history of the 18-19 century science, scientific discipline, subject matter, cognitive-institutional structures.
References
"Avdeev, Ivan Vasilyevich" in Vikipediya, available at: https://ru.wikipedia.org/wiki (Accessed 11 Jul. 2017).
Andreyev, A. Yu. (2009), The Russian Universities in the XVIII — the first half of the XIX century in the Context of University history of Europe, Moscow, Russia, available at: http://www.e-reading.club/book.php?book (Accessed 10 Aug. 2016).
Biology in St. Petersburg: 1703-2008: Encyclopedic Dictionary (2011), St. Petersburg, Russia.
Vernadsky, V.I. (1981), "About Scientific World-Outlook" in Vernadsky, V.I., The chosen works on Science History, Moscow, Russia, pp. 32-75.
Vernadsky, V.I. (1988), "Sketches on Natural Sciences History in Russia in the XVIII century" in Vernadsky, V. I. The Works on the History of Science in Russia, Moscow, Russia, available at: http://lib. ru/FILOSOF/WERNADSKIJ/hist-rus.txt (Accessed 10 Feb. 2017).
Vishlenkova, E.A. and Ilyina, K.A. (2013), "About Academic Degrees, and How the Thesis in Russia Found the Scientific and Practical Importance", The New Literary Review, vol. 122, no. 4, pp. 84-107, available at: http://magazines.russ.ru/nlo/2013/122/15v-pr.html (Accessed 9 Feb. 2016)
Vishnevitsky, L.M., Ivanov, B.I. and Levin, L.G. (1990), A Priority Formula, Leningrad, Russia.
Volkov, V.A. and Kulikova, M.V. (2003), Russian Professorate. The XVIII — the beginning of the XXcenturies, Biological and Medico-Biological Sciences, Biographic Dictionary. St. Petersburg, Russia.
Volkov, V.A. and Kulikova, M.V. (2003), Russian Professorate. The XVIII — the beginning of the XXcenturies. Chemical Sciences, Biographic Dictionary, St. Petersburg, Russia.
Volkov, V.A. and Kulikova, M.V. (2008), Russian Professorate. The XVIII — the beginning of the XX centuries. Physical-mathematical sciences, Biographic Dictionary, St. Petersburg, Russia.
"Hess Herman Ivanovich" in Electronic Library: Scientific Heritage of Russia, available at: http://e-heritage.ru/ras/view/person/history.html?id=47015586 (Accessed 11 Jul. 2017).
"Karamyshev, Alexander Matveevich" in Vikipediya, available at: https://ru.wikipedia.org/wiki (Accessed: 14 Jul. 2017).
Kolesnikov, A.P. (1993), The Organization and Management of Invention and Patent Matter in the USSR since 1917 until the end of the 30th years, Moscow, Russia.
"Lenz Emily Khristianovich" in Electronic Library: Scientific Heritage of Russia, available at: http://e-heritage.ru/ras/view/person/history.html?id=42041143 (Accessed 18 Jul. 2017)
Lukyanov, P.M. (1948), History of Chemical Crafts and Chemical Industry of Russia until the End of the 19th Century, vol. 1, Moscow-Leningrad, Russia.
"Messershmidt, Daniel Gottlieb" in Vikipediya, available at: https://ru.wikipedia.org/wiki (Accessed: 9 Jun. 2017).
Mirsky, M.B. (1996), A Medicine of Russia in the XVI—XIXcenturies, Moscow, Russia.
Mosicheva, T. A. The History of Gymnasia Education in Russia, available at: http://gym1517. narod.ru/sbornik/uchenik/Akolzina.htm (Accessed 28 May 2017).
Novik, V.K. (1999), "Academician Franz Epinus (1724-1802): Short Biographic Chronicle", Questions of History of Natural Sciences and Equipment, no. 4, pp. 4-35.
Pinkevich, A.P. (1930), Natural Sciences' Method Bases, Moscow, Russia.
"Order of Mining Affairs" in Vikipediya, available at: https://ru.wikipedia.org/wiki (Accessed 21 Nov. 2015).
Rodny, A.N. (2013), "The Role of Doctors and Druggists in a Formation of Chemists' Professional Community" in Experimental Biology: Pages of History, IHST RAS, Moscow, Russia, pp. 73-100.
Rodny, A.N., Elina, O. Yu., Kuznetsova, N.I. and Krivosheina, G.G. (2016), "An Examination of the Processes of the Russian Scientists' Socialization and Professionalizing in the 18th and the first half of the 19 century", Studies in the History of Science and Technology, vol. 37, no. 3, pp. 479—505.
Rodny, A.N. (2016), "The Mechanisms for an Emergence of Disciplinary Borders in the Course of Formation' Natural-Science Communities' in Russia" in S. I. Vavilov Institute for the History of Sciences and Technology, An Year scientific conference, vol. 1, Moscow, Russia, pp. 185—189.
"Sigezbek, Johann George" in Vikipediya, available at: https://ru.wikipedia.org/wiki (Accessed 23 May 2017).
"Shlatter, Ivan Andreevich" in Vikipediya, available at: https://ru.wikipedia.org/wiki (Accessed 28 May 2017).
Yurkin, I.N. (2013), "The St. Petersburg Laboratories' Berg College in the First Years Its Existence", Studies in the History of Science and Technology, no 3, pp. 97—115.
