CC BY
18
Леонид КЕСЕЛЬМАН
Продолжение Жизни
Что остается в памяти людей? В октябре 2003 г. Центр изучения и прогнозирования социальных процессов в ходе своего очередного наблюдения попробовал выяснить, сохранила ли память жителей С.-Петербурга имя Галины Старовойтовой, в связи с пятилетием со дня ее гибели — 20 ноября 2003 г. Одновременно мы выясняли также то, каким знаком отмечено это имя в их памяти. Подведя итоги осуществленного по репрезентативной для С.-Петербурга выборке наблюдения горожан (N=10 081 человек)1, мы с удивлением обнаружили, что имя Галины Старовойтовой ничего не говорит лишь 1 из 20 или даже 25 (4%) ее земляков; и еще примерно каждый 12-й (8%) с ее именем связывает нечто не очень определенное. Остальные — 87% как минимум знают о том, что Галина Старовойтова представляла С.-Петербург в Государственной Думе, в том числе 10% ничего, кроме того, что это имя принадлежит депутату Государственной Думы, не знают; 70% помнят о ее трагической гибели и еще около 7% знают о таких подробностях ее судьбы, как научная работа в этнографических экспедициях, сотрудничество с Андреем Сахаровым, участие в разрешении Карабахского конфликта и т.д. Иначе говоря, более чем три четверти (77%), т.е. подавляющее число земляков Галины Старовойтовой, и сегодня, спустя пять лет после ее гибели, помнят об этой трагедии.
Но, естественно, возникает вопрос: а помнит ли Россия или хотя бы жители других городов? Мы попросили своих коллег из Самарского Фонда социальных исследований (руководитель
В.Звоновский) включить наши сюжеты в свою текущую работу. Репрезентативная выборка по Самаре насчитывает практически 2 тыс. единиц наблюдения (N=1987 человек), и еще около
1 Основные параметры выборки либо полностью совпадают с известными нам характеристиками генеральной совокупности, либо отклоняются от них, не выходя за допустимые пределы. Не отличаются они и от аналогичных распределений, полученных во всех предыдущих наблюдениях петербуржцев. Это позволяет считать, что в каждом из них получены надежные данные не только об общем отношении избирателей С.-Петербурга к рассматриваемым вопросам, но и о специфике этого отношения в отдельных социальных группах. Сопоставление же общих и структурных характеристик, полученных в нескольких последовательных замерах, позволяет судить о динамике наблюдаемых процессов.
1 тыс. составила выборка, репрезентирующая Тольятти.
По данным наших самарских коллег, имя Галины Старовойтовой ничего не говорит 13% жителей Самары; и еще примерно каждый пятый (19%) связывает с ее именем нечто не очень определенное. Остальные 68% как минимум знают
о том, что Галина Старовойтова была депутатом Государственной Думы, в том числе 13% не знают ничего, кроме этого; 50% жителей города на Волге помнят о ее трагической гибели, и еще 4% знают о других подробностях ее судьбы. Иначе говоря, заметно больше половины (55%) самарцев, не земляков Галины Старовойтовой, и сегодня помнят о ней.
Конечно, память о Галине Старовойтовой в С.-Петербурге заметно шире, чем за его пределами. Это и естественно. Она практически всю свою жизнь жила и работала в Ленинграде — С.-Петербурге. Здесь Г.Старовойтова окончила школу, потом вуз, здесь она начинала свою научную и политическую карьеру. Здесь в ночь на 20 ноября трагически оборвалась ее жизнь. И жители ее родного города не могут не помнить этого несколько острее, чем остальные россияне. Вместе с тем данные по Самаре убедительно свидетельствуют, что Галина не только наш местный городской феномен. И это значит, что сегодня она присутствует в памяти и в жизни как своих земляков, так и в общей социальной памяти России.
Поколение не выбирают. Память о Г.Старо-войтовой корректируется не только причастностью С.-Петербурга к ее судьбе, но и рядом других обстоятельств, среди которых заметную роль играет возраст или принадлежность к определенному поколению. В С.-Петербурге в группах, родившихся после 1980 г. и позже (кому сейчас до 25 лет), число тех, кто не знает даже того, что она представляла наш город в Государственной Думе, минимум больше 25%, а среди тех, кому еще нет 20 лет, приближается к 40%. В том числе для более чем одной пятой (22%) не переступивших порог своего 20-летия, имени Г.Старовой-товой уже просто не существует. Пять лет назад, в ноябре 1998 г., им было заведомо меньше 15 лет, и потому в их гражданской социализации это имя уже не присутствовало. Не существует
этого имени и для каждого восьмого (12%) из тех, кому сегодня от 20 до 25 лет. Им в тот день было заметно меньше 20 лет, и жизнь была заполнена массой других сюжетов, в которых политика присутствовала далеко не на самых первых местах. Тем не менее лишь немногим более четверти (29%) тех, кому в ноябре 1998 г. было от 15 до 20 лет, не знают о ее депутатстве, в том числе для 12% имени Г.Старовойтовой просто не существует. Остальные как минимум знают о ее депутатстве, а свыше трех пятых (61%) помнят о ее трагической гибели.
Среди родившихся в конце 1970-х годов (кому сейчас от 25 до 30 лет) память о Г.Старо-войтовой несколько шире, и все же каждый пятый (ровно 20%) не знает о ее депутатстве, в том числе 5% ее имя ни о чем не говорит. В следующей возрастной группе (от 30 до 35 лет) память о Г.Старовойтовой близка к среднестатистической: ничего о ней не знают 5%; что-то неопределенное слышали 8%; как минимум знают о ее депутатстве 10%; помнят о ее трагической гибели 77%. Правда, подробности судьбы этим относительно молодым людям известны несколько меньше — 4%, при 7% среднестатистических.
Во всех остальных возрастных (поколенческих) группах помнят о трагической гибели политического деятеля заметно больше, чем "в среднем по городу". Уже в группе родившихся в конце 1960-х — начале 1970-х годов (сейчас им от 35 до 40 лет) число тех, кому имя Г.Старовойтовой ни о чем не говорит, сокращается до 3%, а среди родившихся в более ранние годы число таких "инопланетян" опускается до 1,5%. Правда, среди родившихся в довоенное время и первые годы Великой Отечественной войны, кому уже более 60 лет, численность забывших или не знавших этого имени вновь несколько поднимается — до 2,5%.
Ниже средней у тех, кому более 40 лет, и доля имеющих смутное представление о том, что стоит за именем Г.Старовойтовой. Во всех возрастных группах их число ограничивается примерно 5% (для города в целом этот показатель равен 8%). При этом численность тех, кто помнит о трагической гибели Г.Старовойтовой, среди родившихся до начала 1960-х годов заметно выше "среднего" городского показателя. Об этом помнят от 83 до 86% из тех, кому сейчас 40 лет и больше.
Как видим, принадлежность к определенному поколению, в конкретное время выражающаяся через показатель возраста человека, является значимым обстоятельством сохранения памяти
о ярком политическом лидере, чья деятельность разворачивалась на глазах у тех, кто в силу свое-
го возраста мог наблюдать за ней. Вместе с тем нельзя не увидеть, что отсутствие собственного опыта наблюдения за политическим лидером, ограниченность межпоколенных информационных потоков приводит к заметному сужению памяти о Г.Старовойтовой среди тех, чья гражданская социализация происходила после ухода ее из жизни.
Аналогичная закономерность, правда, на несколько другом уровне обнаруживается и в данных, полученных на основе опроса жителей Самары. Здесь в группах родившихся после 1980 г. и позже (кому сейчас до 25 лет) число тех, кто не знает даже того, что Г.Старовойтова была депутатом Государственной Думы, приближается к 50%, а среди тех, кому еще нет 20 лет, составляет уже 53%. В том числе для почти третьей части (31%) не переступивших порога своего 20-летия имени Г.Старовойтовой уже просто не существует. Как и их питерским сверстникам, пять лет назад им было меньше 15 лет, да и росли они вдалеке от невских берегов, и потому в их гражданской социализации это имя присутствовало еще в меньшей мере, чем у социализировавшихся в северной столице.
Не существует этого имени и для каждого шестого (17%) из тех, кому сегодня от 20 до 25 лет. Им в тот ноябрьский день было меньше 20 лет, и политические сюжеты их занимали много меньше прочих, куда более актуальных для этого возраста и для этого уже постсоветского поколения. Тем не менее не знают о ее депутатстве (в том числе для 17% имени Г.Старовойтовой не существует) заметно меньше половины (43%) тех, кому в ноябре 1998 г. было от 15 до 20 лет. Остальные как минимум знают о ее депутатстве, а 45% помнят о ее трагической гибели.
Среди родившихся в конце 1970-х годов, тех, кому сейчас от 25 до 30 лет, память о Г.Старовойтовой несколько шире, однако 39% не знают
о ее депутатстве (в С.-Петербурге у их сверстников этот показатель был вдвое ниже и составлял "всего" 20%), в том числе 12% имя этого политического деятеля ничего не говорит (в С.-Петербурге у их сверстников этот показатель был почти втрое ниже — 5%). В следующей возрастной группе (от 30 до 35 лет) память о Г.Старовойтовой несколько шире: ничего не знают о ней "только" 9%. Слышали о ней что-то не очень определенное 21%; знают как минимум о ее депутатстве 10%; помнят о гибели 59%. Аналогичный показатель у их питерских сверстников — 77%.
Во всех остальных возрастных (поколенческих) группах память о политическом деятеле заметно шире, чем в "среднем по городу Самаре". У тех, кто родился в конце 1960-х — начале 1970-х годов
(кому сейчас от 35 до 39 включительно), число тех, кому имя Г.Старовойтовой ни о чем не говорит, сокращается до 8%, а среди родившихся в более ранние годы число таких "непросвещенных" сжимается до 7% в группе находящихся в преддверии своего 60-летия, а в группе перешагнувших этот порог вновь увеличивается до 15%, т.е. почти вдвое. Интересно, что и у петербурж-ских пенсионеров мы наблюдали такой же "скачок" отчуждения от этой информации. По-видимому, дело тут не столько в возрасте, сколько в принадлежности к поколению. Для Г.Старовойтовой "своим" поколением были ее сверстники (она родилась 17 мая 1946 г.), и именно среди родившихся в 1940-е годы (кому сейчас между 50—60 лет) мы обнаруживаем наибольшую память о ней как на берегах Невы, так и на берегах Волги.
Политическая ангажированность памяти. Естественно предположить, что память о человеке среди идейно и политически близких ему охраняется лучше, чем среди политически более чуждых. И в первом приближении эта гипотеза вроде бы находит подтверждение в эмпирических данных. Среди сторонников близких Г.Старовойтовой партий правого крыла — "Союза правых сил" и "Яблока" — численность тех, кому неведомо ее имя, равно примерно 2,5%, что заметно меньше значения этого показателя для всего С.-Петербурга — 4%; и в два с лишним раза меньше, чем "рекордные" для сторонников каких-либо партий 7%, характеризующие апологетов В.Жириновско-го и его ЛДПР. Тех же, кто помнит о гибели этого яркого демократического политика, среди сторонников этих партий несколько больше, чем в целом по городу: 79% среди сторонников "Союза правых сил” и 80% среди сторонников "Яблока" — при условии, что среднее для города значение этого показателя равно 77%, а значение соответствующего показателя у сторонников ЛДПР 65%, т.е. значимо ниже, чем у сторонников дружественных политических сил.
Казалось бы, вот оно, не очень убедительное, но все же статистически значимое (напомним, что общий объем нашей выборки несколько больше 10 тыс. единиц наблюдения) подтверждение нашей гипотезы. Все бы хорошо, но среди приверженцев КПРФ, являющихся принципиальными политическими противниками этого лидера, численность помнящих о гибели своего политического оппонента равна 85%; а среди сторонников патриотического блока "Родина" — 84%, в числе которых 12% помнящих не только
о трагическом конце своего политического противника, но и знающих многие подробности его
судьбы (притом, что у приверженцев СПС таких "знатоков" всего 8,5%).
Если к этому присовокупить 82%, обнаруженных у сторонников "Единой России", являющейся по сути модернизированной версией НДР, то приходится признать, что подтверждения столь естественной на первый взгляд гипотезы на этот раз не состоялось.
Почему сторонники близких Г.Старовойтовой политических сил оказались обладателями более прочной памяти о ней, чем жители города в целом? Да потому, что, кроме тех (56%), кто определил свои политические пристрастия и готов отдать свой голос за ту или иную политическую силу, зарегистрированную в Минюсте России в качестве политической партии или блока, в С.-Петербурге есть еще 44% тех, кто этого не захотел или не смог сделать, в том числе те, кому абсолютно безразличны любые политические игры и участвующие в них партии. Эти люди живут вне анализируемого нами "политического пространства". В политику, как и в азартные игры, с нынешним нашим государством они не играют и играми на этом поле не интересуются. Именно среди них мы обнаруживаем рекордные для С.-Петербурга 9% тех, для кого имени Г.Старовойтовой не существует, и еще 15% тех, кто слышал о ней что-то не очень определенное. Именно среди них обнаруживаются минимальные для С.-Петербурга 62% знающих о гибели политического деятеля (при среднем для города показателе 77%), что и способствовало первоначальной видимости подтверждения нашей естественной гипотезы. Она не подтвердилась. Но подтвердилась другая: живущие в нынешнем российском политизированном пространстве связаны друг с другом теснее, чем сумевшие вывести свое сознание из пространства предлагаемых публике политических смыслов и символов нашего времени. Впрочем, и внутри общего пространства политизированных смыслов есть свои "частные сюжеты". И один из них — А.Чубайс.
Среди тех, кто относится к А.Чубайсу резко негативно, так и среди положительно оценивающих его и его деятельность, уровень информированности о жизни и судьбе Г.Старовойтовой оказался много выше, чем среди не имеющих однозначного отношения к этому "злому гению" мучительных российских реформ. В группе с амбивалентным отношением к лидеру СПС доля тех, в чьем сознании Г.Старовойтова "напрочь отсутствует", достигает 11% (в группах, имеющих позитивное или негативное отношение к этому персонажу, доля таких нелюбознательных колеблется вокруг 3%). При этом, если
среди носителей неоднозначного отношения к А.Чубайсу число знающих о гибели депутата заметно меньше среднестатистического (70%), то среди выработавших тот или иной знак в отношении к нынешнему председателю РАО ЕС значение аналогичного показателя заметно выше среднего; а среди пока еще немногочисленной группы (11%) позитивно воспринимающих образ и дело главного лоббиста российского "либерального империализма" число помнящих о гибели Г.Старовойтовой равно 84% (из них свыше 10% не только помнят об этом трагическом эпизоде, но и знают многие подробности ее жизни и судьбы). Вместе с тем среди тех, чье отношение к лидеру СПС имеет резко негативную окраску, число помнящих о трагическом уходе демократического лидера заметно (и статистически значимо) скромнее — 78%.
Как видим, политические позиции в этом сюжете обнаруживают себя как минимум дважды. Первый раз — через разделение тех, кто имеет тот или иной знак в своем отношении к широко известному реформатору, и тех, кто может позволить себе не иметь такого знака. Второй раз это разделение проходит между теми, чье отношение к отцу российских ваучеров имеет явно негативное, эмоционально окрашенное и даже агрессивное выражение, и теми, кто видит этого человека и его действия в позитивном свете. Другим политическим пересечением судеб стало "дело ЮКОСА" и взорвавший российское политическое пространство арест М.Ходорковского.
Новое пересечение судеб. В последние дни октября 2003 г., после того как прокурорские работники, осуществив в Новосибирском аэропорту захват одного из опаснейших нынче российских преступников, доставили его в "Матросскую Тишину", а гарант всего, что у нас есть, в том числе и Конституции России, успокоил взволнованную публику заявлением о том, что он ни с кем из ее представителей этот вопрос обсуждать не намерен, мы поинтересовались у жителей С.-Петербурга, известно ли им что-ни-будь о так называемом "деле ЮКОСА" и аресте М.Ходорковского, а также тем, как они относятся к этому сюжету.
Подсчитав итоги осуществленного по репрезентативной для С.-Петербурга выборке наблюдения свыше 2,5 тыс. горожан (N=2552 человека), мы обнаружили, что об этом сюжете совсем ничего не знает лишь один из семи (14%) взрослых жителей нашего города и еще примерно столько же (15%) слышали о нем что-то не очень определенное. Около 12% знают, что есть такой "олигарх", но не представляют, чем он просла-
вился в последнее время. В целом три эти группы составляют примерно две пятых (41%) жителей нашего города. Среди остальных — 52% тех, кто как минимум знает о состоявшемся 25 октября 2003 г. аресте главы крупнейшей российской нефтяной корпорации, и 8% хорошо, подробно осведомлены об этом деле. Понятно, что степень знакомства с этим сюжетом в разных социальных группах очень сильно дифференцирована, но в целом уже на второй день после заявления В. Путина о своем нежелании вмешиваться в прокурорские дела большинство (три пятых) горожан знали
о ключевом событии этой интриги, месяц развивавшейся на глазах у публики.
У людей, хоть что-нибудь слышавших о "ЮКОСЕ" и раскрученном вокруг него деле, мы поинтересовались, в какой мере, по их мнению, арест (долгожданный) олигарха (одного из самых ненавидимых широкими трудящимися массами) способствует общему улучшению ситуации в нашей (обворованной им и его подельниками) стране. Кроме тех, кто совсем ничего не знал ни о деле нефтяного магната (а их число, напомним, составило на 31 октября 2003 г. примерно 14%), еще около 30% петербуржцев затруднились однозначно определить свое понимание этого вопроса, а еще 12% уклонились от определения своей позиции. Иначе говоря, свыше половины (около 56%) жителей нашего города позволили себе остаться пока в стороне от этого взбудоражившего нашу политическую элиту сюжета.
Остальные (примерно 44%) по этому вопросу сумели занять вполне определенные позиции. В том числе: 4% твердо (как правило, с эмоциональной экспрессией) убеждены в том, что блестящая новосибирская операция нашей Генеральной прокуратуры будет способствовать долгожданному улучшению экономической и политической ситуации в нашей стране; и еще 10% склоняются к этой позиции, но уже без особой уверенности и вышеозначенного эмоционального подкрепления. В целом же версию о том, что арест нефтяного магната (по мнению сотрудников прокуратуры и их единомышленников, особо ненавистного широким трудящимся массам) будет способствовать общему улучшению экономической и политической ситуации в стране, с той или иной уверенностью разделяют ровно 14% жителей нашего города практически каждый седьмой, или примерно столько же, сколько было тех, кто ничего не слышал ни о "деле ЮКОСА", ни о возглавлявшем его олигархе.
С этими сторонниками сильного управляемыми прокурорами государства принципиально не согласна почти треть (30%) петербуржцев,
полагающих, что столь вольное обращение с равноудаленными от нашего гаранта российскими гражданами не только не способствует улучшению нашего экономического положения, но и чревато прямо противоположными последствиями для нашей страны. В том числе: примерно каждый девятый (11%) твердо, как правило, с эмоциональной экспрессией, убежден в том, что доблесть наших прокуроров неизбежно провоцирует резкое ухудшение экономической и политической ситуации в нашей стране; а почти каждый пятый (19%) склоняется к этой позиции без столь явного эмоционального подкрепления.
В целом же те, кто к началу ноября 2003 г. сумел определить свои позиции по "делу ЮКОСА", разделились на две группы явно не согласных друг с другом по этому вопросу. С одной стороны, мы видим 14% взрослых жителей нашего города, в той или иной мере верящих, что наблюдающееся сейчас силовое решение экономических проблем будет способствовать дальнейшему процветанию нашей страны, с другой — 30%, т.е. в два с лишним раза больше, тех, кто считает, что такое развитие этого сюжета представляет серьезную угрозу дальнейшему экономическому и политическому развитию нашего общества.
Понятно, что ни это, ни любое иное процентное соотношение имеющих свои взгляды никоим образом не является аргументом в пользу "объективной" правоты какой-либо из противостоящих друг другу сторон. Для нас в этом балансе важно лишь то, что приведенное соотношение не совсем совпадает с расхожим представлением о том, что подавляющее большинство наших сограждан глубоко убеждено в том, что чем больше "мочить" наших "олигархов", тем лучше для Родины и для большинства ее подданных. Среди способных определить свою позицию по этому вопросу соотношение, как видим, явно иное.
Впрочем, не следует забывать о том, что это соотношение фиксирует положение среди способных определить свою позицию, и нельзя полностью абстрагироваться от существования "неопределившегося" большинства, составляющего более половины (56%) взрослого населения нашего города. Это пока еще "молчаливое большинство" (на другом языке — "болото") может рассматриваться как почти неисчерпаемый резерв (да и в самом деле является им) для каждой из противостоящих сторон. Тем не менее соотношение это само по себе также достаточно интересно, и главное, как свидетельствуют полученные данные, обладает ярко выраженной социальноструктурной дифференциацией.
Здесь же упомянем, что самый низкий уровень информированности о гибели Г.Старовойтовой, как нетрудно было предположить, обнаружился у тех, кто через неделю после ареста М.Ходорковского все еще ничего не слышал об этом, как, впрочем, и о самом "деле ЮКОСА". Напомним, что численность таких "нелюбознательных" составила, по нашим данным, 14% взрослых жителей С.-Петербурга. При этом среди них обнаружилось "рекордное" число (9%) тех, для кого имя Г.Старовойтовой абсолютно неведомо, и минимальное число (66%) тех, кто знает о ее гибели. Среди же тех, кто знал о состоявшемся в Новосибирске аресте главного российского "олигарха", свыше 85% знали и о трагедии пятилетней давности; а среди тех, кто знал многие подробности этого подвига российских прокуроров, число помнивших о гибели демократического лидера вплотную приблизилось к девяти десятым и составило 89%, в числе которых свыше 20% тех, кто обнаружил знакомство с подробностями жизни и судьбы погибшего депутата. Мы не знаем, приходилось ли при жизни встречаться двум героям этой главки, но в социальном пространстве они, как видим, встретились.
У Господа нет других рук, кроме наших собственных. Еще недавно, в конце 1980-х — начале 1990-х годов петербуржцы видели свой город наиболее продвинутым в направлении Европы и западной цивилизации. И этому было множество подтверждений. Так, результаты первых свободных выборов в С.-Петербурге убедительно свидетельствуют о том, что ленин-градцы-петербуржцы заметно больше, чем жители других регионов, ориентированы на демократические преобразования, на становление новых экономических и социальных отношений. Многие яркие российские демократические лидеры конца 1980-х — начала 1990-х годов были выходцами из нашего города. И это определялось не просто стечением обстоятельств, а конкретными характеристиками социального сознания жителей С.-Петербурга, что и обеспечивало городу особый статус в стране. Однако скорость, с которой происходили российские экономические и социальные преобразования, оказалась заметно ниже, чем предполагалось на старте движения. Сейчас приходится констатировать, что те надежды, которые возлагались на скорую социально-экономическую трансформацию нашего общества, явно не оправдались.
Однако связано это с аспектами не только и не столько экономическими, сколько с социальными, в частности, с характеристиками социального
сознания российского населения. Базовые характеристики миропонимания и мироотноше-ния в С.-Петербурге и, тем более, в России в целом существенно отличаются от характеристик населения стран и обществ, сблизиться с которыми предполагала в результате этих преобразований демократически настроенная часть общества. Одна из таких характеристик — "ин-тернальность" миропонимания и мироотноше-ния, т.е. способность или готовность воспринимать мир и относиться к нему как к системе, где человек вынужден, а может, и обречен принимать ответственность за собственное благополучие и в целом за свою судьбу на самого себя. Такое миропонимание выражается лаконичной формулой европейских протестантов: "У Господа нет других рук, кроме наших собственных", в противовес которому существует более привычное для нашего слуха: "Все в руках Господних".
При переходе к новым формам организации социальной (общественной) жизни адаптация населения к изменяющимся условиям происходит как минимум в двух внешне не зависимых друг от друга, но внутренне стратегически тесно связанных между собой пространствах обстоятельств. В первом из них, относительно доступном для внешнего наблюдения, происходит адаптация различных социальных групп и составляющих их индивидов к изменяющимся социальным условиям жизни, в первую очередь материальным и экономическим. Арсенал средств, используемых при этом, состоит преимущественно из материальных благ (жилищные условия, недвижимость и другие имущественные обстоятельства) и социальных позиций, унаследованных от предыдущих социально-экономических обстоятельств, обеспечивающих удержание (или развитие) сложившегося уровня и качества жизни1. Среди них в первую очередь — экономический и профессиональный статус, а также системы социальных связей.
Другая область, внутри которой происходит адаптация, — это ценностно-нормативное пространство, детерминирующее изменившиеся (изменяющиеся) социальные отношения. В этом пространстве на уровне поведенческих навыков происходит или не происходит освоение норм,
1 Гордон Л.А. Область возможного. М., 1995. С. 192; Он же. Общество "недовольных" (Особенности массового сознания в переходный период) // Полис. 1998. № 3. С. 32-48; Муздыба-ев К. Стратегия совладания с жизненными трудностями: Теоретический анализ //Журнал социологии и социальной антропологии, 1998. Т. 1. № 2. С. 102-112; Он же. Феноменология надежды // Психологический журнал. 1999. Т. 20. № 3. С. 18-27; Он же. Измерение надежды // Психологический журнал. 1999. Т. 20. №4. С. 26-35.
адекватных новым социальным обстоятельствам, но главное — интернализация ценностных приоритетов и общей системы мироотноше-ния, обеспечивающая индивиду эффективную реализацию собственных жизненных программ в изменившихся социальных обстоятельствах1.
Представление человека о причинах происходящих с ним событий, локализация этих причин в себе или во внешних обстоятельствах — одна из важнейших характеристик, определяющих осознающую себя личность. Если человек видит причины происходящих с ним событий преимущественно в самом себе, объясняя их своими склонностями, характером, способностями или своими конкретными поступками, то это свидетельствует о наличии у него внутренней (ин-тернальной) локализации контроля, или внутренней атрибуции ответственности. Если же он склонен видеть причины происходящих с ним событий в судьбе или случае, в других людях, начальстве, государстве или окружающей среде, то это свидетельствует о наличии у него внешней (экстернальной) локализации контроля, или внешней атрибуции ответственности2.
Ощущение (не обязательно осознанное) доминирующей причинности собственной судьбы и ответственности самого человека за основные события в своей жизни, сформировавшись в определенном возрасте, в дальнейшем почти в неизменном виде сопровождает человека практически всю жизнь. Это глубоко усвоенное представление определяет и его отношение к себе и миру, и почти все наиболее значимые намерения и поступки, и большую часть навыков повседневной жизни. Как свидетельствуют многочисленные исследования отечественных и зарубежных специалистов, способность принимать на себя ответственность или отсылать ее вовне является предельно устойчивой (консервативной) чертой личности.
Те, кто осознают преимущественно собственную ответственность за свою судьбу и основные ее события, как правило, более инициативны, более рациональны и конструктивны, менее агрессивны и более доброжелательны и, принимая
1 Инглхарт Р. Постмодерн: Меняющиеся ценности и изменяющиеся общества// Политические исследования. 1997. №4. С. 6-32; Левада Ю.А. Социальные типы переходного периода: Попытка характеристики // Экономические и социальные перемены: Мониторинг общественного мнения. 1997. № 2. С. 9-15. Бурмыкина О.Н., Нечаева НА. Социокультурные аспекты адаптации населения к рыночной экономике. СПб.: СПб. филиал Института социологии РАН, 1998.
2 Муздыбаев К. Психология ответственности. П., 1983.
решения, рассчитывают в первую очередь на себя и собственные усилия в достижении поставленной цели. Отсылающие ответственность к внешним обстоятельствам склонны видеть причины происходящих с ними событий в судьбе или случае, в других людях, начальстве, государстве или окружающих условиях. Такие люди, как правило, менее инициативны, менее рациональны и в большинстве своих неудач и неприятностей видят злой умысел и козни недоброжелателей или тайных врагов, что, впрочем, не мешает им искренне приписывать себе основные заслуги за те удачи, которые случаются в их судьбе. В своей повседневной жизни эти люди в основном исходят из несколько иррационального представления о том, что окружающие (соседи, родственники, коллеги, просто случайные прохожие, но особенно начальство и "государство”) обязаны обеспечить реализацию их основных потребностей1.
В своих представлениях о доминирующей причинности происходящего различаются не только отдельные люди, но и социальные группы, и даже целые общества. Наиболее развитые страны выделяются как развитой промышленностью и экономикой, так и господствующим в них типом представлений о причинности происходящего в судьбе человека. В обществах с устоявшимися демократическими институтами и развитой экономикой преобладают представления о внутренней ("интернальной") причинности происходящего с человеком. В обществах с более низким уровнем развития преобладают представления, приписывающие основную ответственность за происходящее с человеком внешним, не зависящим от него обстоятельствам.
Общество, состождее. -из даоде« с "фе.одалъ-ным" сознанием, не осознающих собственную ответственность за судьбу, но рассчитывающих на ответственность за нее справедливых и добрых начальников, как правило, не может обеспечить всем этим людям сколько-нибудь приемлемый "современный" уровень жизни. Его могут обеспечить себе люди своим ответственным, рациональным поведением и в первую очередь свободным, а значит, ответственным, экономическим поведением. Но освоение адекватных форм такого поведения предполагает соответствующее этому поведению сознание, которое у каждого взрослого (социализированного) человека крайне инерционно и очень трудно транс-
1 Goodhart D.E. The Effects of Positive and Negative Thinking on Performance // Journal of Personal and Social Psychology. 1986. Vol. 51. P. 117-124.
формируется. Аналогичная инерция присуща и социальному (или, как принято говорить, общественному) сознанию1.
В конце 1980-х годов наше общество, в подавляющем большинстве состоявшее из людей, приписывающих ответственность за свою судьбу внешним, не зависящим от них обстоятельствам, легко переключило эту ответственность с официальных коммунистических опекунов на их преемников. Глубоко усвоенная парадигма тоталитарно-государственного патернализма вплоть до начала экономических реформ сохранялась в своем первозданном виде. Повышение уровня благосостояния виделось не через изменение привычных глубоко усвоенных форм своего социального, прежде всего профессионального и экономического поведения, а как результат деятельности новых руководителей. Делегировав "новых людей" в органы власти, значительная часть нашего общества сочла свой позитивный вклад в обеспечение новой жизни в основном состоявшимся. То, что не смогли или не захотели сделать обещавшие всеобщее благоденствие коммунисты, теперь должны были осуществить "демократы", многие из которых несли в себе те же иллюзии общественного сознания, что и позволило им вполне искренне обещать скорое воплощение социальных ожиданий.
Для "вступающих в жизнь" проблемы их адаптации в пространстве обновляющихся социальных норм и ценностей в принципе мало отличаются от общих проблем социализации2. Другое дело — интернализация новых ценностно-нор-мативных систем индивидами, социализация которых произошла ранее. Такая интернализация, как правило, сильно осложняется наличием
речивой) системы мироотношения, ценностнонормативных представлений и поведенческих навыков, сложившихся прежде3. Следы подобных закономерностей обнаруживаются практически во всех сферах жизни трансформирующегося общества. Но особенно заметны они в экономической и достаточно тесно связанной с ней полити-
1 Докторов Б.З. Россия в европейском социокультурном пространстве // Социологические исследования. 1994. № 3. С. 4-19; Inglehart R. Culture Shift in Advanced Industrial Society. Princeton, 1990; Idem. Modernization and Postmodernization. Cultural, Economic and Political Change in 43 Societies. Princeton: Princeton University Press, 1997; Tellegen A. Differential Personality Ques-tionnare. University of Minnesota, 1979.
2 Кон И.С. Социология личности. М.: Мысль, 1967.
3 Левада Ю. Пятилетние группы — пятилетние сдвиги (Опыт ретроспективного лонгитюда) // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 1999. № 2.
С. 19-24.
ческой сферах жизни1. Как свидетельствуют результаты не только наших, но и многих других исследований, проблемы современного российского общества в значительной, если не в решающей мере обусловлены именно этими "осложнениями", механизмы микширования которых до сих пор остаются мало исследованными2.
Аналогично тому, как индивидуальное сознание личности, осознаваемое ею (осознаваемое сознание) есть лишь относительно незначительная часть всего сознания, включающего не только актуально осознаваемое, но и значительные пласты под-, над- и внесознания, социальное сознание также содержит в себе не только осознаваемые и вербализуемые (декларируемые) приоритеты, ценности, нормы и способы поведения, но и значительный объем существующих рядом (не вместо вербализованных частей социального сознания, а именно рядом, одновременно с вербализованными элементами социального сознания) социальное под-, над- и внесознание.
Социальное (социум) есть внешнее по отношению к индивиду ("не зависящее от воли и желания отдельного человека"), поднимающее его как над его биологической, так и над его собственной психической природой. Именно социальное превращает индивида в того "объемного" человека, регуляция деятельности которого осуществляется параллельно на самых разных уровнях: от физического до психического и социального. Явления и события любого из этих уровней способны оказывать существенное, подчас кардинальное воздействие как на отдельного человека, так и на общий социальный процесс.
Уточним: социальное сознание не совокупность индивидуальных, а надличностное образование, в которое, подобно тому, как физические тела погружены в земную атмосферу, погружены индивидуальные сознания и в котором эти индивидуальные сознания формируются в процессе социализации на первых этапах своего становления.
Для современной социологической теории подобные концептуальные построения не явля-
1 Мацкевич М., Кесельман Я. Изменение политических ориентаций различных социальных групп (По материалам исследований в Москве, С.-Петербурге, Самаре и Кемерове) // Образ мыслей и образ жизни. М.: ИС РАН, 1996. С. 104-146.
2 Левада Ю.А. От мнений к пониманию. Социологические очерки. 1993-2000. М.: Московская школа политических исследований, 2000\Ахиезер A.C. Жизнеспособность российского общества // Общественные науки и современность. 1996. № 6; Докторов Б.З. Указ. соч С. 4-19; Дубин Б. Группы, институты и массы: Культурная репродукция и культурная динамика в сегодняшней России // Мониторинг общественного мнения... 1998. №4. С. 22-32.
ются чем-то необычным. Однако, как нам представляется, методология эмпирического наблюдения и анализа, реализующая себя в наиболее распространенных опросных технологиях, не позволяет на эмпирическом уровне надежно вычленить собственно социальное из индивидуального (того, с чем непосредственно сталкивается наблюдатель в ситуации опроса). В социологических опросах элементы индивидуального и социального сознания, в частности, ценностнонормативные образования, как правило, предстают в нерасчлененном виде. Это существенно затрудняет исследование их взаимосвязи на эмпирическом уровне. Отсюда следует необходимость вычленения (сепарации) этих элементов индивидуального и социального сознания в практике эмпирических исследований.
Отметим, что и в зарубежной практике также существует описанный выше отрыв общетеоретических представлений от соответствующей практики массовых опросов и эмпирических наблюдений. Непосредственным объектом этих наблюдений обычно является не концептуализированная социальность в соответствующих ее операционализациях, а все тот же индивид (респондент), несущий в себе внешне неразличимое единство индивидуального и социального.
И кружить им по этой пустыне лет сорок... На
протяжении последних более чем десяти лет (с осени 1991 г.) Центр изучения и прогнозирования социальных процессов в рамках долговременной программы исследования трансформации общественного сознания периодически обращается к жителям С.-Петербурга с одним и тем же вопросом: "Как Вы полагаете, Ваше благополучие по преимуществу зависит от Вас или от внешних обстоятельств (других людей, начальства и т.п.)?" В каждом из таких репрезентативных для С.-Петербурга "замеров" атрибуции ответственности нами опрашивается не менее 2500 респондентов. Это позволяет получить надежные данные об интересующих нас характеристиках населения города и о соответствующих характеристиках основных социально-демографических и социально-экономических групп этого населения. В 2000 г. нами проведено четыре опроса, посвященных обсуждаемой теме. Поскольку данные, полученные в каждом из этих репрезентативных для города опросов, достаточно близки между собой, мы сочли возможным объединить все четыре полученных массива данных в один, общая численность которого составила около 10 тыс. человек.
Немногим менее половины (47%) взрослых жителей С.-Петербурга основную или преиму-
щественную ответственность за сложившийся у них уровень материального благополучия приписывали внешним по отношению к себе обстоятельствам. Около трети (32%) основную часть ответственности принимали на себя, а остальные (21%) склонны были разделить ее между собой и внешними обстоятельствами поровну.
В октябре 2003 г. мы провели очередное репрезентативное наблюдение жителей С.-Петербурга (выборочная совокупность свыше 10 тыс. единиц). Теперь, согласно полученным данным, преимущественную ответственность за сложившийся у них уровень материального благополучия приписывали внешним по отношению к себе обстоятельствам уже только 38% взрослых жителей С.-Петербурга. Основную часть ответственности за свое благополучие принимали на себя 33%, а остальные (29%) были склонны разделить ее между собой и внешними обстоятельствами поровну.
Немногим более десяти лет до этого, в январе 1992 г., доля взрослых горожан, полагавших себя ответственными за свое материальное благополучие, была почти вдвое меньше и составляла всего 17%, а доля отсылающих эту ответственность вовне равнялась 63%. Но уже в феврале
1992 г. мы могли наблюдать некоторые изменения — тогда впервые прекратился рост числа отсылающих вовне основную ответственность за свое экономическое положение и даже обозначилось его понижение. Одновременно приостановилось и сокращение численности принимающих преимущественную ответственность за свое благосостояние на себя. Не исключено, что именно в этот период произошел первый важный поворот в становлении нового сознания. Во всяком случае, в последовавших за этим десятках замеров число экстерналов уже ни разу не поднималось до отметки, зафиксированной в январе 1992 г. Не опускалась в дальнейшем до этой "рекордной" отметки и численность интер-налов.
Вместе с тем дальнейшие изменения локализации ответственности были не столь однозначны и нередко походили на случайные колебания. При более внимательном взгляде на этот ряд показателей можно было заметить как минимум три вполне отчетливые тенденции.
Во-первых, за внешне несколько хаотичными колебаниями общей интра/экстернальности жителей С.-Петербурга просматривалась некоторая сезонная составляющая, согласно которой уровень интернальности осенью (в октябре-но-ябре), как правило, начинает понижаться и до февраля-марта находится на своем циклическом минимуме; после чего обозначается его весен-
не-летнее повышение, продолжающееся вплоть ; до завершения этого цикла в октябре—ноябре.
Во-вторых, колебания относительной численности интерналов, принимающих на себя преимущественную ответственность за свое материальное положение, обнаруживают и определенную синхронность с изменениями макроэкономической и политической ситуации в стране. Ухудшение экономической ситуации, инфляция или увеличение политической неопределенности ведут к повышению численности отсылающих ответственность вовне; понижение темпов инфляции и уровня политической напряженности порождают противоположные тенденции в атрибуции ответственности.
В-третьих, если усреднить сезонные и частные колебания и обратиться к среднегодовым показателям, то мы увидим, что численность отсылающих ответственность за свое экономическое положение вовне очень медленно, но неуклонно сокращается. Если в 1991 г. она составляла в среднем 53%, то в 1992 г. — 52, в 1993 г. — 49%. Примерно через десять лет после начала экономических преобразований в нашем городе оста- | валось лишь 46% экстерналов, а в октябре 2003 г. ; этот показатель опустился до 38%. Общее уменьшение всего на 5-6% можно было бы принять за незначимое, если бы все эти показатели не выстраивались в относительно пологую, но все же однонаправленную кривую и за каждым из среднегодовых показателей не стояли десятитысячные совокупности суммарных (годовых) выборок. Для таких объемных совокупностей даже 1%-ное различие статистически значимо на уровне р>0,95. У нас же общее уменьшение численности экстерналов за 12 лет составило почти 15% (53% — 38,3% = 14,7%). Похоже, что для возвращения на землю обетованную нам потребуется несколько меньше, чем 40 библейских лет.
Несколько менее выразительна тенденция расширения круга интерналов, признающих преимущественную ответственность за собственное материальное благополучие. Средняя их численность в 1991 г. составила 22%, в 1992 г. — 25, в 1993 г. — 26, а в 2000 г. мы обнаружили в нашем городе 32% интерналов, и в 2003 г. примерно на 1% больше (33%). Как видим, доля принимающих на себя преимущественную ответственность за последние десять лет выросла на 10%, или почти в полтора раза, по сравнению с исходным уровнем. Рост впечатляющий, но относительное сокращение численности экстерналов, которому, видимо, способствуют естественные демографические процессы, как мы видели несколько раньше, идет более быстрыми
темпами. Так или иначе, но если вся Россия уходит из своего прошлого такими же темпами, то за 40 лет мы из этого прошлого должны успеть выбраться.
Попытка математического агрегирования показателей социального процесса. Общая атрибуция ответственности той или иной социальной группы характеризуется как относительной численностью отсылающих ответственность за свое материальное благополучие вовне, так и числом их антиподов, принимающих ее преимущественно на себя. Так как обе эти части меньше общей совокупности на число делящих ответственность между собой и внешними обстоятельствами примерно поровну, то групповая атрибуция ответственности более емко может быть выражена через показатель (индекс), выражающий соотношение численности антиподов.
Показатель интернальности атрибуции ответственности (индекс интернальности) — отношение численности принимающих ответственность за свое материальное положение на себя к числу отсылающих ее вовне — будет тем выше, чем больше будет числитель (число интерналов), и тем ниже, чем больше знаменатель (число экстерналов). Теоретически область изменения этого показателя находится в пределах от нуля до плюс бесконечности. Однако поскольку принимающие ответственность на себя — пока еще явление более редкое, чем их антиподы, и общая численность интерналов пока еще меньше численности отсылающих ответственность за свое благополучие к внешним обстоятельствам, постольку общий (городской) индекс интернальности атрибуции ответственности, как правило, варьирует в области ниже единицы. В 1991 г. среднегодовой показатель интернальности в С.-Петербурге равнялся 0,41; в 1992 г. — 0,48; в 1993 г. он поднялся до 0,53, в 2000 г. достиг 0,69, а в 2003 г. — 0,85. Как видим, и здесь показатели выстраиваются в относительно пологую, но все же неуклонно растущую кривую, которая уже приближается к заветной ”1", свидетельствующей о том, что численность людей с новым "европейским" миропониманием, принимающих основную ответственность за свое благополучие на самих себя, равна численности остающихся во власти старого миропонимания. До точки перехода, как видим, уже совсем недалеко. Год или два, но в любом случае не больше четырех — и "критическая масса" людей с новым миропониманием в городе появится. И тогда у них возникнет возможность и даже необходимость взять на свои плечи ответственность не только за свое индивидуальное, но и за наше общее петербургское и российское благополучие.
Новая социализация как фактор социальной трансформации. Традиционный взгляд на становление экономической независимости человека в нашем обществе предполагает, что степень принятия им ответственности за свое материальное положение растет по мере его профессионального становления и карьеры, которая почти до выхода на пенсию идет по восходящей. Однако данные всех наших замеров однозначно опровергают эту, казалось бы, вполне естественную версию.
В данных таблицы, характеризующих ситуацию нового века, легко прослеживается буквально противоположная тенденция. Среди наиболее молодых петербуржцев интерналов, принимающих на себя преимущественную ответственность за свое материальное благополучие, уже сейчас заметно больше, чем их антиподов, отсылающих к внешним обстоятельствам большую часть ответственности за свое благосостояние. Особенно заметно преобладание интерналов в группе тех, кто родился между 1978 г. и 1983 г. (у тех, кто родился после 1983 г., оно пока не так сильно выражено, поскольку многие из них еще учатся). Однако и среди родившихся после 1963 г. (кому сейчас меньше 40 лет) интерналы так же заметно преобладают над экстерналами.
Но уже среди тех, кто родился до появления торжественной декларации о том, что "нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме" (кому сейчас за 40 лет), число интерналов сокращается до трети, что заметно меньше, чем число их антиподов. В каждой следующей возрастной группе интерналов (принимающих на себя преимущественную ответственность за свое благополучие) все меньше и меньше, а среди родившихся в довоенные годы (кому сегодня более 60 лет) их около одной десятой. При этом экстерналы (отсылающие к внешним обстоятельствам большую часть ответственности за свое благосостояние) составляют тут почти четыре пятых. Еще контрастней межпоколенные различия крайней экстернальности (по относительной численности тех, кто отсылает к внешним обстоятельствам не просто большую, а основную часть ответственности за свое благосостояние). Если среди не достигших своего 40-летия доля экстерналов примерно равна 20%, то в группах 40—49 лет уже достигает 32%, 50—54 лет — 43, 55—59 лет — 55%, а среди тех, кто старше 60 лет, их доля составляет уже почти три четверти (72%).
Аналогичные тенденции обнаружились и в данных 1991 г. В дальнейшем во всех без исключения наших замерах (напомним, что в каждом из них опрашивалось не менее 2,5 тыс. человек) число принимающих ответственность за свое
Таблица
АТРИБУЦИЯ ОТВЕТСТВЕННОСТИ В РАЗЛИЧНЫХ ВОЗРАСТНЫХ ГРУППАХ НАСЕЛЕНИЯ С.-ПЕТЕРБУРГА
(в % по столбцу; октябрь 2003 г.; N=10 081 человек)
Группы по возрасту Экстерналы Средняя группа Интерналы , . н
___________ 3___________"_____________^ _____________________________наблюдении интернальности
До 19 лет 22,4 27,3 50,2 428 2,24
20-24 года 18,1 27,8 54,0 1003 2,98
25-29 лет 23,9 30,7 45,4 970 1,90
30-34 года 25,2 31,8 43,0 1063 1,71
35-39 лет 25,0 31,9 43,2 1089 1,73
40-49 лет 31,9 33,1 35,0 1588 1,10
50-54 года 42,6 29,7 27,7 1160 0,65
55-60 лет 54,9 28,8 16,4 1088 0,30
Старше 60 лет 71,9 19,8 8,3 1691 0,12
Число наблюдений 3864 2896 3320 10 080 0,86
В целом 38,3 28,7 32,9 10 081 0,86
материальное положение на себя среди молодежи было значимо больше, чем среди людей старшего возраста. В 1991 г. в группах до 30 лет было в среднем 30% интерналов; от 30 до 45 лет — 26; до 60 лет — 18, а среди тех, кому более 60 лет, — лишь 14%. Та же картина повторилась и в 1992 г. Среднегодовые показатели численности интерналов в приведенных возрастных группах соответственно составили 35, 29, 22 и 10%. В 1993 г. этот ряд выглядел так: 41, 27, 22 и 14%. В целом, как видим, чем старше человек, тем меньше вероятность того, что он обладает внутренней атрибуцией ответственности.
Обратим внимание на то, что во всех приведенных данных число интерналов среди людей в возрасте до 30 лет минимум вдвое выше, чем среди тех, кто старше 60 лет. За прошедшие десять лет во всех возрастных группах тех, кто родился до 1963 г., доля людей с внутренней атрибуцией ответственности или росла относительно медленно, или вовсе сохранялась примерно на одном уровне. При этом среди тех, кто родился после первого полета человека в космос, доля интерналов выросла с 30% в 1991 г. до 41% в
1993 г. и до 45% — в 2000—2003 гг. Как видим, молодежь сейчас является не только наиболее интернальной возрастной группой, но и общая тенденция роста численности людей с внутренней атрибуцией ответственности обеспечивается главным образом за счет той же возрастной когорты.
Еще более отчетлива тенденция увеличения с возрастом численности тех, кто большую часть ответственности за свое материальное положение приписывает внешним обстоятельствам.
Если в поколениях, рождение которых пришлось на 1970-е годы и позже, экстерналов во всех опросах заметно меньше половины, то среди людей, родившихся в 1940-е годы и раньше, они составляют не менее двух третьих. В 1991 г. доля самых молодых экстерналов в среднем равнялась 45%; в возрастных группах от 30 до 45 лет — уже 49; до 60 лет — 57; а среди тех, кому более 60 лет, — 67%. Аналогичная закономерность повторилась в 1992 г. Среднегодовые показатели численности экстерналов соответственно составили: 40, 48, 54 и 74%. В 1993 г. этот ряд выглядел уже так: 34, 42, 55 и 68%. Как видим, чем старше человек, тем выше вероятность того, что большую часть ответственности за свое благополучие он приписывает внешним для себя жизненным обстоятельствам.
За десять лет во всех группах, родившихся до начала 1960-х годов, доля людей с внешней атрибуцией ответственности сокращалась относительно медленно, а у довоенных поколений и вовсе сохранилась примерно на том же уровне. При этом среди молодежи в возрасте до 30 лет доля экстерналов сократилось с 45% в 1991 г. до 20—22% в 2003 г. Иначе говоря, для людей, родившихся в последние 40 лет, внешняя атрибуция ответственности не только менее характерна, но и общая тенденция сокращения внешней атрибуции обеспечивается главным образом за счет этого поколения.
Если в возрасте до 30 лет на одного признающего основную ответственность за свое благополучие приходится примерно в два-три раза меньше отсылающих ее к внешним обстоятельствам, то среди тех, кто старше 60 лет, на одного
интернала приходится почти десять экстерналов. В 1991 г. средний индекс интернальности атрибуции ответственности в возрастных группах у наиболее молодых равнялся 0,67; от 30 до 45 лет — 0,53; до 60 лет — 0,32; а старше 60 лет — 0,21. Аналогичную тенденцию мы видели и в 1992 г. Среднегодовые показатели интернальности тогда соответственно составили: 0,88, 0,58, 0,41 и 0,13. В 1993 г.: 1,34, 0,64, 0,40 и 0,21; в 2000 г.: 1,45, 1,22, 0,66 и 0,15; а в 2003 г. этот ряд выглядел уже так: 2,45, 1,72, 0,45 и 0,12.
Как видим, за последние десять лет во всех группах, родившихся до 1960-х годов, показатель интернальности атрибуции ответственности рос относительно медленно или сохранялся примерно на том же уровне. У довоенного поколения (среди тех, кто родился до Второй мировой войны) этот показатель равен сейчас 0,12; при условии, что десять лет назад он был даже несколько выше, но находился примерно на том же уровне (0,20—0,25). А среди тех, кто родился после первых полетов в космос, этот показатель вырос почти вдвое и в 2000 г. заметно превысил единицу. Это значит, что среди поколений, завершавших свое образование после начала "перестройки", численность интерналов стала больше численности их антиподов. Для этого поколения внешняя атрибуция ответственности уже менее характерна, чем многовековая традиция (продолжающая и сейчас доминировать в нашем обществе) отсылать большую часть (а то и всю) ответственности за благополучие отдельного человека к внешним, не зависящим от него обстоятельствам.
Приведенные данные свидетельствуют о том, что поколения, формировавшиеся в условиях нарастающего потока ценностных воздействий европеизированных моделей значимости личности и ее ответственности за свою судьбу, в большей мере готовы к принятию на себя основной ответственности за свое экономическое положение. Вместе с тем у молодежи эта готовность значительно выше, чем у поколений, формировавшихся в условиях преобладания патерналистских (коммунистических или православных) моделей, где отдельный человек является в основном лишь функцией общества-государства, жестко детерминирующего его поведение в основных сферах его жизни.
Описанный сдвиг произошел сегодня лишь среди тех, чье ценностное сознание и представления о социальных нормах формировались преимущественно в период после начала реформ середины 1980-х годов, тогда как во всех остальных возрастных когортах изменения уровня интернальности практически на порядок
меньше. Это еще раз подтверждает, что освоить новое содержание социальных норм и соответствующие им формы поведения, отвергающие, в частности, внешнюю атрибуцию ответственности, в ходе социализации заметно проще, нежели завершившим свою социализацию сменить уже усвоенные представления на противоположные.
Уровень интернальности в нашей стране отличается от аналогичных характеристик населения в большинстве стран Западной Европы и Соединенных Штатах Америки, причем различаются значительно. Но надежда на их скорое изменение в ближайшем будущем, как видно из приведенных данных, все же есть.
Конечно, показатели интернальности сознания предельно инерционны. Фактически эта характеристика формируется в период базовой социализации (приблизительно в 15—20 лет), и далее человек уже не меняет основной способ мироотношения. В то же время в процессе смены поколений такие характеристики могут меняться, но это зависит и от условий, в которых проходит социализация последующих поколений. Если показатели интернальности молодых поколений уже могут рассматриваться в качестве соотносимых с показателями общих характеристик уровней интернальности населения стран Западной Европы, то показатели людей, формировавшихся в советское время, стабильны и мало отличаются от того, какими они были в самом начале преобразований.
Вместе с тем, как мы помним, память о Г.Старовойтовой лучше всего сохранилась в поколении ее сверстников, находящихся в плену экс-тернальной модели мировосприятия, тогда как среди родившихся в последние 25-30 лет, являющихся основными носителями нового способа миропонимания, память о ней заметно слабее. Это находит свое отражение в том печальном факте, что среди "новых людей", по сравнению с теми, кто не сумел преодолеть цепкую хватку старого миропонимания, заметно меньше помнящих о гибели одного из первых демократических лидеров, мечтавшего о новой России, в которой люди наконец смогут освободиться от патерналистских иллюзий.
Знак нашей памяти. В отношениях к трагически погибшему политическому лидеру доминирует позитивный знак, более чем в пять раз превосходящий по своему весу противоположное отношение к ней как демократическому лидеру. В Самаре мы обнаружили почти такое же доминирование позитива над негативом, хотя результат деления одного показателя на другой выглядит несколько скромнее — "всего" 4.
Такое преобладание позитивного отношения к Г. Старовойтовой мы могли наблюдать в конце 1980-х — самом начале 1990-х годов. Но вскоре после начала рыночных реформ произошло стремительное падение рейтинга наших демократических лидеров, принявших на себя ответственность не только за естественные трудности плохо подготовленного выхода из пережившего самого себя позднего российского феодализма, но и за весь разнузданный разбой этого переходного периода. Преобладание негатива над позитивом в отношении к первым демократическим лидерам становилось нормой. Чем больше надежд и иллюзий на быстрое превращение постсоветской России, не захотевшей служить коммунистическим идеалам, в страну всеобщего благоденствия рождалось в головах россиян при виде новых демократических лидеров, тем с большим энтузиазмом и озлоблением проклинали они затем своих вчерашних кумиров. "Новые начальники" в глазах этих воспитанных в патерналистской, по сути,
феодальной этике людей оказались не лучше предыдущих. К мысли о том, что надо учиться отвечать за свое благополучие, большинство из нас еще не пришло, и мы начали "мстить" этим "дерьмократам". Не стало исключением и отношение к Г.Старовойтовой.
Но сейчас, как свидетельствуют данные достаточно строго выполненных наблюдений, отношение к ней нашего общества заметно изменилось. Объяснений этому феномену можно предложить много. И первое из них, традиционное: "О мертвых либо хорошо..."
Но так ли уж однозначно "хорошо" получается? Отнюдь. Можно и иначе: "У нас любить умеют только мертвых". У нас ли только? Да и так ли уж любить? Ведь более половины из помнящих о трагическом уходе из жизни Г.Старо-войтовой, до этой "любви" так и не снизошли. Не снизошли до нее и те, кто, помня ее "ответственность" за свои несбыточные надежды, и сейчас продолжают предъявлять ей эти обвинения.
ИНДЕКС СОЦИАЛЬНЫХ НАСТРОЕНИЙ (ИСН) И ИНДЕКС ПОТРЕБИТЕЛЬСКИХ НАСТРОЕНИЙ (ИНН),
январь 1998 г. = 100%
%
160
140
120
100
80
60
у \ N / Ч А / X.
/ г / > / > / •ч Ч и Л ■
ч”* V N «■к* / V \ / N Л / / *ч к Г \ 1/ ■
\ > / N / /
40
х га ; к2‘
1995 г.
£н\Ьвп’5£н\оо
5 I к I «г п 1 к 1
2® ост;
О Ш ■ К X
' о о; ■
га ¡= *” 40 00 '22® о £ .
О СВ о.
1996 г.
ИСН-------------------
1997 г. ИПН
1998 г.
1999 г.
2000 г.
2001 г.
2002 г.
3; I— \о оа к 2 ~ ►— \о зох 2 SOx
2003 Г.
Отмеченный в начале осени рост общественных настроений в ноябре не продолжился, несмотря на предстоящие выборы. В ноябре 2003 г. Индекс социальных настроений (ИСН) составил 103 пункта, снизившись на 1% по сравнению с рекордными показателями сентября (104 пункта), самыми высокими за последние полтора года. Сильнее всего ухудшились оценки текущего личного положения — соответствующий индекс понизился на 3%. Оценки положения страны в целом, ожидания на будущее (и в политике, и в экономике), вера в способность действующей власти наладить жизнь в стране — все эти индикаторы чуть-чуть — в пределах 1%, но ухудшились. Лишь индикатор психологического состояния общества, собственно "настроения людей" — один из составляющих сводного индекса социальных настроений, ведет себя вполне по предвыборному: с сентября по ноябрь он вырос на 3%, смягчив отрицательное влияние всех прочих составляющих. В целом же можно говорить о продолжении сложившейся в последние два года динамике ИСН — относительная стабильность с незначительными признаками роста во второй половине 2003 г.
