CC BY
25
УДК 87.6
ПРОБЛЕМЫ ВОСПРИЯТИЯ ИСТОРИИ РОССИЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ
© 2013
О.Д. Агапов, доктор философских наук, профессор Институт экономики, управления и права, Казань (Россия)
Аннотация: Статья посвящения исследованию проблем восприятия генезиса, периодов развития, методов и форм познания российской философии.
Ключевые слова: проблемы философии, история, русская философия, богословие, советская философия, этика.
«Основные проблемы мировой философии являются, конечно, проблемами и русской философии.
В этом смысле не существует никакой специально русской философии. Но существует
русский подход к мировым философским проблемам, русский способ их переживания и обсуждения».
Б.П. Вышеславцев [1]
История философии, философских учений, на наш взгляд, несомненно, это история человека, открывшего в себе и других такое качество души как ум. Следовательно, история философии - это историческое событие человека ум в разум приводящего, это история понимания мира человеком и понимания своей возможной позиции мира в нем.
Вышеприведенное напоминание о смысле философского занятия для человека / человеческого рода в контексте изучения генезиса и путей развития русской / российской философии немаловажно, поскольку без него, как нам кажется, можно пройти мимо, не увидеть ни дела, ни места философии в российской истории.
Соблазн объявить отсутствие философской традиции в отечественной истории, в истории российской цивилизации был всегда. Фактически ни одна из созданных историй русской философий (В.В. Зеньковский, Н.О. Лосский, Г.Г. Шлет, о. Г. Флоровский, Д. Галковский, И.И. Евлампиев, Л.Н. Столович) не избежала дискуссии о том, с какого момента следует говорить о формировании философии. Признавая плодотворность научного диспута, следует отметить, что помимо объективных трудностей в реконструкции путей мысли, выявления личностей самих мыслителей в ряде случаев мы встречаемся с априорной установкой о том, что вообще бессмысленно искать философскую традицию России. Иными словами, в ряде работ мы увидим реминисценцию давнего спора между «западниками» и «славянофилами», между нигилистами и апологетами российской формы бытия в истории.
В известной мере, споры вокруг судьбы русской философии повторяют дебаты относительно генезиса философии в древнем мире, где одни выступают сторонниками европейского - греко-римского - прочтения истока философии, а другие - приверженцами концепции «осевого времени», согласно которой философия зародилась одновременно как в Древней Греции, так и в Древней Индии, Древнем Китае. Вместе с тем, указанные интерпретации истоков философии имеют ряд общих моментов, подчеркивающих, что необходимость в философствовании возникает в периоды мировоззренческих кризисов архаических / мифологических форм сознания, глубинных социальных перемен, связанных с утверждением государства, институтов экономики и культуры.
Феноменологическая реконструкция истории русской / российской истории позволяет утверждать, что философия как феномен мировой культуры начинает утверждаться с периода Киевской Руси. Другой вопрос, что культура философствования в каждой стране обретает свой топос, вид, динамику, не вполне идентичную античности. Становление древнерусской государственности, тесно связанное с процессами этногенеза, религиозного поиска, социального развития создали все необходимые условия для начала философствования. Первое размышление и первая апория, на которой стала
расти русская ветвь философии - это «Слово о Законе и Благодати» киевского митрополита Илариона. Иными словами, философствование на Руси тесно связано с богословием, с принятием в 988 г. из Византии христианства. Таким образом, пути развития философии в средневековой Западной Европе и средневековой Руси совпали, ибо доминирующей формой общественного сознания в этот период была религия, где философии, согласно авторитетному утверждению св. Иоанна Дамаскина, было предписано быть служанкой богословия.
Вместе с тем, предмет осмысления Илариона - постижение смысла истории человеческого рода, определение места Руси в этом процессе, как видим, тесно связан с проблемой идентичности, волнующей новых христиан - восточных славян. На наш взгляд, сама постановка проблемы свидетельствует о рождении субъекта истории - народа, который входит в ум /разум через самоопределение в истории. Иными словами, онтология истории или историософия, становится тем «камнем преткновения», вокруг которого будет выстраиваться русский философский дискурс.
Разумеется реальная история ломает схемы теоретического дискурса, говорящего о первичности - вторич-ности структуры философского познания (онтология, гносеология и т.д.), также она не щадит и установившиеся стереотипы. История, а не сущее, космос или число стали той животворящей проблемой, создавшей русскую философию. История - вот первая и последняя реальность, которая занимала ум; реальность, где в единое целое вплетены вопросы жизни и смерти, бытия; реальность, требующая понимания и деятельного освоения, труда, аскезы и предстояния. Проблема и тема истории станет для русской /российской философии станет доминирующей, ибо само бытие Руси / России есть история постоянного ее утверждения вопреки обстоятельствам природного и исторического порядка.
Установление философии в богословском формате помимо техники философствования (экзегеза, опора на Библию) дает нам ключ к пониманию социокультурной среды, способов постановки проблемы, порядка становления историософов - философами. Более того, принятие христианства из Византии уже в контексте будущего разделения Церкви на православие и католицизм будет влиять на стиль мышления. Исследователи (А.Ф. Лосев, В.В. Бычков, С.С Хоружий) отмечают, что путь Православия - это исихазм, мистико-аскетическое подвижничество, подразумевающее «бесконечную патристику». Принимая во внимание этот фундаментальный принцип, мы должны помнить, что исихазм кардинально отличает путь восточно-христианской традиции от католической, ставящей во главу угла текст Библии и работу с ним. Именно это обстоятельство предопределило перерождение патристики в схоластику в западноевропейском христианстве. Коренное отличие православия от католичества состоит в факте сдвига сознания, «задания и установки мышления: на место установок Богопознания вставали установки Богообщения, устремления к Богу как Живому и Личному, то есть специфические установки сферы личного бытия» [2, С.291].
Таким образом, в отличие, от античного мышления христианская парадигма поставила в центр внимания общение, где «чистая мысль и цельная духовно-душевная устремленность к Христу» сходились в одно. Западно-христианская парадигма мышления, основан-
ная на длительной традиции римского юридического мировоззрения, в центр внимания поставила познание. Разница между Богопознанием и Богообщением проявилась не сразу, но она показала себя в дальнейшем в истории церкви. В частности, Богопознание есть путь бесконечного гнозиса. На излете средневековья импульс Богопознания выродился в схоластику. Не случайно, в XIII - XIV вв. происходит смещение в сторону пантеизма, каббалы, различных оккультных практик. Феномен Возрождения и Реформации невозможно понять без осознания кризиса линии Богопознания, где иерархи церкви обращаются к античному наследию для спасения от раздирающих тело католической церкви ересей. Толкование Библии зашло в тупик, спасение видели в творении Бога - природе, в этой второй книге Бога. Путь Богообщения связан с бесконечной патристикой, взращиванием и воплощением божественного смысла. В православной традиции доминирует прославление
- «точное сохранение, подтверждение и возобновление того Богоотношения, глобальной бытийной ориентации человека, что было дано Писанием» [2, C.22]. Богообщение - это свидетельство о бытии Бога, включенное в бытийную антропологическую перспективу и стратегию синергии обожения.
Ретроспектива путей развития христианства - гносеологической и онтологической - позволяет утверждать, что в историческом разворачивании импульса Богопознания со временем теряется синергийная, он-толого-экзистенциальная компонента: она выхолащивается, превращаясь в игры разума, принимая зачастую уродливые формы (ереси средневековья). Недостаток онтолого-экзистенциальных сил попытались восполнить деятели христианского возрождения (Н.Кузанский) и Реформации, а в ХХ в. католические и протестантские экзистенциалисты (Э. Марсель, К. Барт, А. Мацейна, М. Бубер). Но этот путь не нашел серьезного отклика в социальной политике католичества, не стал основанием для преодоления импульса Богопознания.
Опыт богообщения породил феномен аскетики/ подвижничества, духовно-душевного процесса, где в полной мере вырастала стратегия обожения, соединяющая в единое импульсы экзистенциального преображения и богословия, образуя синергию «мысли-слова-деяния», единство Духовной практики. Икономия обожения также способствовала формированию особого дискурса духовной практики - дискурса энергий, закрепленного на Поместных соборах 1341 и 1351 гг. и ставшего ядром развития православия. А.С. Панарин убежден, что именно паламизм выступает основой православной цивилизации [3].
Исихазм, парадигма бесконечной патристики стали истоком для творений Климента Смолятича и Кирилла Туровского (XII в.), св.пр. Сергия Радонежского (XIV в.), иконописи - «умозрения в красках» Андрея Рублева, Нила Сорского (XV в.), Максима Грека (1470
- 1556 гг.), многих подвижников XVII - XX вв. (Паисий Величковский, св. пр. Серафим Саровский, св. пр. Иоанн Кронштандский, о. А. Шмеман, ). Такое широкое обобщение проблематики и формы осмысления, возникшей в средневековой Руси и развивающейся до современности, не является преувеличением, поскольку, несмотря на известное вытеснение богословского стиля философствования, начиная в Новое время, особенно после эпохи Просвещения, востостохристианский дискурс выступает основанием для русской / российской культуры мышления. Достаточно вспомнить, что глубокие интуиции в Православии черпал для себя И.В. Киреевский, А.С. Хомяков, К.Н. Леонтьев, Ф.М. Достоевский, В.С. Соловьев; деятели «Серебряного века» русской культуры Н.А. Бердяев, С.Л. Франк, о. С. Булгаков, о. П. Флоренский, А.Ф. Лосев; подвижники неопатристи-ческого синтеза о. Г. Флоровский, В.Н. Лосский, о. В. Кривошеин, о. И. Мейндорф; новая христианская мысль С.С. Аверинцева, В.В. Бибихина, С.С. Хоружего, О.И. 56
Генисаретского, О.А. Седаковой.
Следующим этапом в развитии русской / российской философии стал период секуляризации, начавшийся с XVIII в., с правления Петра I. Образование Академии наук (1724 г.), а затем Московского университета (1755 г.) способствовали институализации нового типа интеллигенции и интеллигибельности, тесно связанной с освоением новоевропейской парадигмы рациональности, с развитием академической и вузовской среды. В целом, университетская линия философской традиции с XVIII в. и по сей день выступает сферой высокой теоретико-методологической культуры, мышления, сферой, где поднимаются и предлагаются решения целого ряда онтологических, гносеологических, социально-философских, антропологических и аксиологических проблем.
Уникальной страницей и самостоятельным периодом в истории российской философии стал XIX в., тесно связанный с рождением российской национальной идентичности, творчеством П.Я. Чаадаева, спорами западников и славянофилов, гением В.С. Соловьева. В целом необходимо отметить, что в девятнадцатом столетии сложилась чрезвычайно насыщенная для развития философии метафизическая среда, включающая в себя целый ряд топосов богословской, научной, общественно-политической мысли. Монастыри, литературные салоны, кружки разночинцев, университетские кафедры, «толстые» журналы, межличностные парадоксальные связи и отношения. Каждая ветвь русской философии при общем историко-социокультурном «поле» имела свое основание, формировала своего субъекта философствования. В итоге сфера истоков, пути и перепутья философствования чрезвычайно многогранные, многоуровневые, устремленные к различным объектам / предметам, практикующие разнообразную методологию и категории. Именно в этой среде нашли себя В.С. Соловьев, К.Н. Леонтьев, В.В. Розанов, Д.С. Мережковский, Вяч. Иванов, Н.А. Бердяев, Л. Шестов, богоискатели - марксисты А. Луначарский, А. Богданов, мистики Н. Рерих и Г. Гурджиев.
Со стороны религии, науки и искусства российская философия, как видим, получает мощнейшую трансцендентальную «подпитку», что создает известного рода сложность в переводе «подспудных» сил на язык философских теорий. К сожалению, богатство потенций мысли не всегда оборачивается богатством философского учения. Апофатизм и аморфность, амбивалентность духовных исканий, высокая полярность суждений создали ситуацию многочисленных начинаний, интенции которых практически мало кто мог продолжить; ситуацию многоголосицы, когда «каждый о своем»; ситуацию, когда каждому казалось, что момент разрешения многовековых антиномий, исторических конфликтов не за «горами» и может быть дан в простой формуле, объединяющей власть и общество, интеллигенцию и Церковь, вступившие в борьбу классы. В этот период Россия впала в транс, в амеханию, суть которой состоит в том, что все богатство социальных отношений начинает полагаться самодвижущимся, без усилий человека, более того, человек буквально чувствует себя в мощном потоке ведущим его к освобождению. Магнитное поле этого транса притягивало и вбирало в себя все, и богословие, и позитивизм, и марксизм, и мистицизм. Безусловно, длиться долго этот миг амехании не мог, и разрешиться «сам по себе» тоже. В конечном итоге, визионерство начала ХХ в. развеяли Первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции, трагедия гражданской войны (1918 - 1921 гг.). Трагедия России начала ХХ в. стала катарсисом или очищением от прежних ветхих догм, от всех социальных препонов. Однако, вместе с очищением революция поставила на грань небытия саму Россию, российскую государственность и общество, российскую культуру, российский народ. Именно так реальность истории вновь напомнила о себе, стала той первой и последней реальностью, от понимания и сохранения / забо-Балтийский гуманитарный журнал. 2013. № 4
ты которой зависит и понимание и хранение человеком себя. 20 - ее гг. ХХ в. при всей тяжести выступают поистине «золотым веком» русской философии, предельная драматичность и подлинная трагедия страны, народа, каждого человека позволили «выковаться», выйти из аморфного потока - богословию В.Н. Лосского, о. Г. Флоровского; философии жизни (истории, культуры, языка) А.Ф. Лосева; философии диалога М.М. Бахтина; социальной философии Г.П. Федотова, Ф.А. Степуна, И.А. Ильина, С.А. Левицкого, Б. П. Вышеславцева; неомарксизму М. Лившица и Д. Лукача; философии А. Кожева и Н.М. Бахтина.
История российской философии после революции, как за рубежом, так и в Советской России весьма показательна, ибо достаточно полно высвечивает основания и пределы, место и роль философской рефлексии в российской культуре. Конкретнее, стало очевидно, что уровень профессиональной квалификации российских философов имеет мировой статус. Признание Н. А. Бердяева доктором философии Кембриджа, парижские семинары А. Кожева, принятие философско-социоло-гической концепции П.А. Сорокина в Гарварде, почтение, оказанное английскими коллегами Б. Расселом, Р. Муром, Л. Витгенштейном, Н.М. Бахтину - положили предел всем спекуляциям относительно вторичности философской культуры России. Далее, новаторство и оригинальность, смелость философии культуры А.Ф. Лосева и М.М. Бахтина засвидетельствовали высокий уровень философствования в осмыслении не только ситуации в России, но и мире в целом.
«Падение» мировой философии в 30 - ее гг. ХХ в. - это продолжение начавшегося в России процесса освобождения от «морока» прогрессизма, от ложных идолов возрожденческой и новоевропейской рациональности. Более того, приход тоталитарных утопий / идеологии в СССР и Третьем Рейхе (общее принятие авторитарно-тоталитарных концепций в Европе) свидетельствует об общемировом кризисе, утрате идентичности, отказе от философской рефлексии, своеобразном обмороке. Однако, путь души, путь вхождения ума в разум, при всех отступлениях, забвениях и падениях - это путь и удел человеческий, поэтому уже при первом серьезном, социально-экзистенциальном испытании, тяга к смыслу / пониманию настраивает нас на философский лад. Таким испытанием для СССР была II Мировая война (1939 - 1945 гг.), ставшая для советских людей Великой Отечественной войной. Именно война стала школой мысли для Э.В. Ильенкова, А.А. Зиновьева, Г. Померанца, Ю.М. Лотмана, а дети войны стали первыми неофициальными философами, открытыми как для западной, так восточной философии; мысли религиозной и атеистической - М.К. Мамардашвили, А.М. Пятигорский, Г.П. Щедровицкий, С.С. Аверинцев, С.С. Хоружий, В.В. Бибихин, О.И. Генисаретский. Нельзя также забывать и оригинальных мыслителей советской эпохи не укладывающихся в «прокрустово ложе» советской идеологии - В.И. Вернадском, Л.Н. Гумилеве, М. А. Гефтере, писателе А. Платонове, кинорежиссере А. Тарковском.
В известной степени, по мере восстановления философского познания в СССР в 40 - 60-ее гг. ХХ в., искушение одномерным объяснением истории, утопией прыжка из царства необходимости в царство свободы покидало не только отдельные вольные умы послеста-линской эпохи, но постепенно становилось тенденцией общественного сознания, а критика сталинизма, критическая переоценка советского опыта сделала возможным поворот от идеологии к культуре, от мира науки / позитивизма к миру жизни.
Таким образом, обобщая путь русской философской традиции X - XXI вв., мы можем выделить три больших парадигмы: богословско-философскую; философско-научную и философско-мировоззренчекую, каждая из которых обладает довольно развитым теоретико-ме-
тодологическим «арсеналом» и потенциалом для рефлексии над наиболее актуальными вызовами современности. В частности, Б.П. Вышеславцев в своей работе «Вечное в русской философии» наглядно показал, что «вечные» темы философии, такие как свобода, власть, соотношение субъекта и объекта, сознание и самосознание, идентичность, познаваемость мира, смысл истории, смысл жизни в полной мере стали проблемами русских / российских философов, темами российской культуры и общества. Действительно, разве интуиция, трансценден-тирование имеют территориальную привязку, ведь «Дух дышит, где хочет!». Парадигма «бесконечной патристики», ставшая формой не только религиозного, но и народного сознания с XIV в., определяет, как отметил С.Л. Франк онтологизм и интуитивизм русского мировоззрения. «Опыт означает для русского в конечном счете то, что понимается под жизненным опытом. Что-то «узнать» - означает приобщиться к чему-либо посредством внутреннего осознавания и сопереживания, постичь что-либо внутреннее и обладать этим во всей полноте его жизненных проявлений. В данном случае опыт означает, следуя логике, не внешнее познавание предмета, как это происходит посредством чувственного восприятия, а освоение человеческим духом полной действительности самого предмета в его живой целостности» [4].
Указанные три стиля философствования свидетельствуют о включенности в герменевтическое поле философии как общечеловеческой духовной практики. Поэтому, на наш взгляд, выражения о К.Н. Леонтьеве -«русский Ницше», о В.В. Розанове - «русский Фрейд»; о В.В. Бибихине - «русский Хайдеггер» являются подтверждением наличия у утверждающего мирового ума, все мышление которого арпоп включает момент компаративистики, сравнительного анализа. Также о пребывании в поле смыслов мировой культуры говорит и явление эпигонства, развития линий мысли И.Канта, Г.Гегеля, Ф. Ницше или К. Маркса (соответственно -кантианство, гегельянство, ницшеанство или марксизм). Только, если в первом случае речь идет о сравнении проблематики, методологии анализа, категориального ряда, уровня рефлексии, т.е. о восходящей линии осмысления бытия, то в случае эпигонства мы встречаемся с модой на философию, которая с эпохи Просвещения (XVIII в.) стала атрибутом массового образования / сознания.
На наш взгляд, утверждения «русский Ницше» или «украинский Сократ» о Г. Сковороде также показывают, что в философском познании складываются свои историко-когнитивные, идущие из античности архетипы, имеющие отношение к стилю философствования, типу дискурса, формы бытия философа. В частности, М.К. Мамардашвили, которого, кстати, называли «грузинским Сократом» отмечал, что в истории философии можно выделить три ведущих архетипа философствования, сложившихся в Древней Греции - это архетип Сократа, Платона и Аристотеля. Поэтому, соотнесение того или иного философа Нового или новейшего времени, философа определенной страны или народа с Сократом - это своего рода маркер состоявшейся философской культуры, вступление его в стадию «акмэ».
Русская философская традиция в противовес всем изоляционистам (религиозным в XVII в; политико-идеологическим в XIX - XX вв.) чрезвычайно открытое явление, развивающееся одновременно в большом и малом времени культуры. Большое время - это «осевое время» мировой истории, где античность, средневековье, Возрождение и Новое время; где Афины и Иерусалим даны через тексты Платона, Аристотеля, Святых Отцов, философов и поэтов. Малое время - это исторически переживаемое, творимое «здесь-и-сейчас» время, где есть необходимость личностного ответа на вызовы эпохи. В этом плане, каждый философ с «веком наравне» и нас не смущает обращение Льва Шестова не только к Ф.М. Достоевскому, но и текстам В. Шекспира, Ф. Ницше, С. Кьеркегора или утонченная энциклопедичность филосо-
фа, богослова и ученого о. П. Флоренского.
Более того, мы можем смело утверждать о развитии в современной России историко-философской, онтологической, гносеологической, социально-философской и аксиологических школ исследования, чьи результаты деятельности (идеи, концепты, теории, монографии, переводы) не только интересны российскому гуманитарному сообществу, но и довольно быстро вводятся в оборот мировой гуманитарной мысли.
Иное дело, что скептическое отношение к философии (шире - к культуре в целом), которое можно наблюдать со стороны определенных социальных или политических кругов, на наш взгляд, связаны с рядом заблуждений и недоразумений. Прежде всего, философия для многих выступает синонимом идеологии, что, разумеется, неверно. Неподдельный интерес философов к истине, к справедливости задает критический настрой по отношению к любой форме идеологий. Наоборот, задача философии состоит в последовательной деконструкции идеологических мифов, в их рациональном осмыслении, в создании интеллигибельных условий для самостояния человека, освобожденного от захватов власти, техники, политических утопий и т.д.
Далее, дело философии, философствование путают с пророчеством, желая видеть в философах пророков, указывающих на путь спасения России, всего человечества. История русской философии, особенно в лице В.С. Соловьева или Н.Федорова, дает для этого определенные основания, однако, философия, изначально, с античности, не выступала в роли Пифии или Кассандры.
К тому же, как показывает опыт ХХ в., пророки быстро превращаются в вождей / фюреров, предлагающих очередную утопическую идеологию. Современные философы - это, в большей мере, диагносты эпохи, рассматривающие место и роль человека в стремительно глобализирующемся мире и заботящиеся о сохранении условий его бытия.
И, еще одно недоразумение, порождающее некорректное восприятие философии в российском обществе, связано с общей тенденцией на понижение образа человека, профанацию и редукцию высших проявлений его духа. В этом плане судьбу философии разделяет вся культура (искусство, балет, театр, документальное кино, литература и т.д.). Для человека общества потребления - философия, если она неспособна вести человека к успеху, неспособна производить шоу - это лишняя трата времени и усилий. Вместе с тем, следует помнить, что «игра на понижение» ведет к нигилизму, пустоте, тоске и скуке существования.
Какие же задачи сегодня решает российская / мировая философия? Полагаю, что при всей значимости глобальных проблем задачей философии по-прежнему остается осознание бытия (мира по В.В. Бибихину), смысла жизни человека / человеческого рода, путей, методов и форм исторического / цивилизационного развития. Вопрос вопросов, а существует ли ресурс для философского творчества после эпохи перманентного «пост». Убежден, философии есть, что сказать человеку, если она еще раз вспомнит о своих истоках, об Афинах и Иерусалиме (Л. Шестов, С. Аверинцев), начнёт творить новую (традиционную) рациональность, «забытую Новым временем», неотделимую от совести и сердца.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Вышеславцев Б.П. Вечное в русской философии / Б.П. Вышеславцев Кризис индустриальной культуры. Избранные сочинения. - М.: Астрель, 2006. - С. 617.
2. Хоружий С.С. О старом и новом / С.С. Хоружий. -СПб.: Алетейя, 2000.
3. См.: Панарин А.С. Православная цивилизация в глобализирующемся мире / А.С. Панарин. - М.: Фонд славянской письменности и культуры, 2003. - 544с.
4. Франк С.Л. Русское мировоззрение / Духовные основы общества. - М.: Республика, 1992. - С. 476.
© 2013
PROBLEMS OF PERCEPTION OF HISTORY RUSSIAN PHILOSOPHY
O.D. Agapov, Ph.D., professor
Institute of Economics, Management and Law, Kazan (Russia)
Annotation: Research articles on the perception of the genesis, development periods, methods and forms of knowledge of Russian filosofii.
Keywords: problems of philosophy, history, Russian philosophy, theology, Soviet philosophy, ethics.
УДК 87.6
© 2013
ЗНАЧЕНИЕ ДУХОВНЫХ ПРАКТИК В ИСТОРИИ СОВРЕМЕННОГО РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА
Э.И. Агапова, старший преподаватель кафедры социально-политических дисциплин
Институт экономики, управления и права, Казань (Россия)
Аннотация: Статья направлена на исследование места и роли духовных практик в динамике развития современного российского общества.
Ключевые слова: духовные практики, потерянное время, личная годность, идентичность.
гативной или позитивной, разговор, адекватный антропологической реальности, должен вестись о практиках свободы» [1, С.80].
О.И Генисаретский убежден, что «путь от событийной изменчивости становления к мучительно искомым сегодня возможностям свободного самоопределения и саморазвития, к историческому автопоэзису человеческих сообществ лежит через институционально структурированный процесс социально-исторической трансформации деятельности» [2]. Отмечая, что мы живем в эпоху массового проектирования, он призывает обращать внимание не только на процесс целеполагания, но и на работу со смыслами и ценностями, ибо «думать, что минуя понимание, ценностное согласие, народ с энтузиазмом побежит что-то делать наивно». Каждый субъект деятельности и управления, субъект деятель-
На наш взгляд, первым шагом в сторону раскрытия российским обществом своего творческого и жизненного потенциала является реабилитация и возрождение духовных практик, повсеместное поддерживание практик личностного творения бытия, действительно широкое и масштабное конституирование мировоззрения гражданского служения и участия. Незаменимую роль в этом процессе способна сыграть теория и методология синергийной антропологии, созданная С.С. Хоружим и развиваемая философско-гуманитарным сообществом, связанная с деятельностью Института синергийной антропологии (г. Москва). По убеждению К. Штекль в сфере политической философии синергийная антропология преодолевает дихотомию позитивной и негативной свободы. Она указывает нам, что вместо схоластических разговоров о том, является ли свобода «в принципе» не-
