CC BY
185
А.П. Кузнецов, М.В. Степанов
Кузнецов Александр Павлович — доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, заслуженный юрист Российской Федерации, заведующий кафедрой государственно-правовых дисциплин Нижегородского института менеджмента и бизнеса;
Степанов Максим Вячеславович — кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного и уголовно-исполнительного права Нижегородской академии МВД России
Проблемы технико-юридического конструирования норм, предусматривающих ответственность за хищение имущества
1. Введение в проблему. В современных условиях охрана всех форм собственности была и остается одной из важных функций государства. Эффективность ее реализации зависит от многих факторов. К числу основных следует отнести Уголовный кодекс Российской Федерации, устанавливающий нормы, посредством которых осуществляется противодействие противоправным деяниям, посягающим на интересы собственности.
Исключительная распространенность имущественных преступлений, все более изощренные формы их совершения, требуют выработки новых подходов в решении вопросов по противодействию указанным противоправным деяниям. В рамках статьи авторы хотели бы обратить внимание научной общественности на отдельные, ставшие уже системными юридико-технические ошибки уголовного законодательства, особенно главы 21 УК РФ «Преступления против собственности».
Отметим, что одним из значимых требований эффективности уголовного законодательства является соблюдение правил технико-юридического конструирования уголовно-правовых норм. Выполнение данных предписаний позволяет существенно повысить уровень понимания нормативных установлений, исключить ложные толкования, улучшить качество правоприменения в целом.
Прежде чем исследовать особенности отдельных составов преступлений, обратимся к примечаниям, закрепленным в статье 158 УК РФ, как важнейшим структурным элементам главы 21 УК РФ.
2. Проблемы конструирования примечаний к статье 158 УК РФ. Полагаем, что нет необходимости дискутировать о том, является ли этот технико-юридический прием необходимым в процессе конструирования. Он существует как правовое явление, следовательно, мы вынуждены его признавать.
Примечания являются одними из наиболее показательных в уголовном законодательстве, в связи с их конструктивной сложностью и многофункциональностью. Кроме того, некоторые содержательные признаки примечаний не безупречны с точки зрения законодательной техники, что требует их дополнительного исследования.
Во-первых, законодатель при их конструировании нарушил логику и системность изложения нормативного материала. По нашему мнению, он должен был избрать другой прием построения примечаний: сгруппировать их по принципу однородности, расположив в определенной последовательности. Первоначально следовало зафиксировать примечания-определения, а затем примечания, содержащие стоимостные критерии.
Во-вторых, рассматриваемые примечания имеют не только технико-юридические погрешности построения, но и изъяны в отображении определенных сущностных характеристик. Например, примечание 1, дающее определение «хищения».
Н.Ф. Кузнецова считает, что это единственное примечание, которое описывает не отдельные элементы хищения, а в целом хищение чужого имущества и оно относится, таким образом, к общедефинитивным нормам1. Также по ее справедливому замечанию такое определение не охватывает разбоя как формы хищения и вымогательства.
В примечаниях к статье 158 УК РФ, кроме определения понятия «хищение», формулируются дефиниции «помещение» и «хранилище», что является совершенно оправданным. А в примечании к статье 139 УК РФ раскрывается дефиниция «жилище».
Исследование различных правовых норм российского законодательства позволяет сделать вывод
о том, что в нем нет единого, выработанного для всех отраслей права определения понятия «жили-
1 См.: Кузнецова Н.Ф. Понятие Особенной части российского уголовного законодательства // Курс уголовного права: В 5 т. — М., 2002. — Т. 3: Особенная часть. — С. 3.
ще»1. Кроме того, неоднократно ставился вопрос о том, носят ли статус жилища транспортные средства, купе поездов, каюты судов. Но он так и остался неразрешенным. В целях устранения противоречий в определении анализируемых понятий необходимо использовать единую терминологию.
Примером нарушения системности при конструировании примечаний к статье 158 УК РФ являются примечания, закрепляющие эвальвационные критерии — значительный ущерб гражданину, крупный размер и особо крупный размер. Закрепление первого стоимостного критерия непосредственно в уголовном законе, с учетом имущественного положения гражданина, не решило многих проблем. С одной стороны, данное законодательное положение позволяет исключить следственно-судебное усмотрение при расследовании уголовных дел и создать условия для единообразного его применения, а также дает возможность учитывать особенности имущественного положения граждан, исходя из создавшихся социально-экономических реалий. С другой стороны, при исследовании этимологии слова «значительный» становится ясно, что оно включает в себя не только смысловое значение «больший по размерам», но и «имеющий большое значение»2. В то же время значение термина «крупный» в словаре определяется как «больший по размеру, величине»3.
Таким образом, сравнительный анализ слова «крупный» и «значительный» показывает, что объем содержания понятия «значительный» больше, чем объем содержания понятия «крупный», так как в первом случае речь идет о «размерах», а во втором — о «размере».
На основании изложенного можно заключить, что законодательные подходы к конструированию примечаний являются свидетельством формализма к оценке определяемого ущерба, игнорированием значимости похищенного имущества для потерпевшего.
3. Проблемы конструирования форм хищения.
Кража. Изучение состояния и динамики преступности в нашей стране за последние годы позволяет констатировать, что наиболее распространенным преступлением среди известных форм хищения имущества неизменно остаются кражи. Ущерб, который причиняют только данные деяния, ежегодно составляет несколько десятков миллиардов рублей.
Несмотря на кажущуюся простоту данного состава преступления, научные публикации по данному вопросу и правоприменительная практика свидетельствуют о наличии трудностей и противоречивых положений, ведущих к ошибочным решениям при квалификации краж.
Позволим обратить внимание на некоторые положения, которые сводятся к следующим принципиальным моментам, связанным:
— с моментом окончания преступления;
— с размером ущерба, причиненного потерпевшему;
— с обоснованностью закрепления отдельных квалифицирующих признаков анализируемого состава преступления.
Момент окончания кражи.
Легальное решение данного вопроса имеет следующий вид: «Кража и грабеж считаются оконченными, если имущество изъято и виновный имеет реальную возможность им пользоваться или распоряжаться по своему усмотрению» (п. 6 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 года № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое»)4.
Х.Д. Аликперов, Э.Ф. Побегайло и Б.В. Волженкин отмечают, что «в тех случаях, когда субъекту не требуется совершать никаких дополнительных действий для завладения имуществом (преодолевать охрану, ограду, различные контрольно-пропускные пункты и т. п.), представляется, что кражу следует считать оконченной с момента изъятия имущества. Так, вор, задержанный с похищенным после выхода из обворованной им квартиры, или карманный вор, схваченный потерпевшим или другими людьми после того, как он вытащил кошелек из кармана или сумки потерпевшего, виновен в оконченном пре-ступлении»5.
С ними солидарны М.Г. Иванов и В.И. Каныгин, считающие, что «в случае совершения кражи с неохраняемой территории кража признается оконченной с момента изъятия чужого имущества, поскольку виновному не надо совершать каких-либо дополнительных действий по завладению имуществом»6.
Подтверждением правильности данной позиции является следующий пример. 30 ноября 2000 года Б., Ж. и С., работающие на ОАО «ГАЗ» г. Н. Новгорода, вступили в преступный сговор, направлен-
1 См.: Кузнецов А.П. Особенности построения и содержания примечаний к статье 158 УК РФ / А.П. Кузнецов, Е.Л. Лобова // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. — Серия: Право. — Н. Новгород,
2003. — Вып. 1 (6). — С. 175—183.
2 См.: Ожегов С.И. Словарь русского языка / Под ред. Н.Ю. Шведовой. — 23-е изд., испр. — М., 1990. — С. 310.
3 См. там же. — С. 235.
4 Бюллетень Верховного Суда РФ. — 2003. — № 2. — С. 2—6.
5 Практический комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под общ. ред. Х.Д. Аликперова и Э.Ф. Побегайло. — М., 2001. — С. 388.
6 Иванов М.Г. Преступления против собственности: Научно-практический комментарий / М.Г. Иванов, В.И. Каныгин. — Н. Новгород, 2004. — С. 49.
ный на хищение редукторов с производства. Ж. похитил три редуктора и передал их Б., который их разобрал на шестерни. Также Ж. вступил в преступный сговор с С. по поводу хищения еще пяти редукторов. После этого похищенные редукторы были переданы Б., который спрятал их в укромное место. Довести до конца преступный умысел виновные не смогли, так как были замечены сотрудниками милиции и задержаны. Суд квалифицировал действия виновных как покушение на кражу, совершенное группой лиц по предварительному сговору (ч. 3 ст. 30, п. «а» ч. 2 ст. 158 УК РФ)1.
Такой же позиции придерживаются В.М. Лебедев и А.Н. Игнатов, полагающие, что «если карманный вор был задержан сразу после того, как он вытащил у потерпевшего кошелек или иную ценность, он также совершил оконченную кражу. Моментом окончания кражи следует считать изъятие имущества из владения собственника или законного владельца»2.
Указанные позиции критикует Н.А. Лопашенко, считающая, что оконченного хищения быть не может до тех пор, пока виновный не получил реальной возможности ни пользоваться, ни распоряжаться похищенным3.
Наша позиция по вопросу о моменте окончания кражи как формы хищения основывается на приоритетной защите потерпевшего. В связи с чем хищение в форме кражи должно признаваться оконченным с момента изъятия имущества из владения собственника или иного лица, которому оно передано на законных основаниях.
Отмеченные разночтения порождены, в том числе, несостоятельностью актов официального толкования, принимаемых по вопросам квалификации преступлений против собственности. В науке уголовного права до сих пор не сложилось единого мнения об их влиянии на решения, принимаемые нижестоящими судебными инстанциями4.
Для этого еще раз обратимся к Постановлению Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 года № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое»5. В пункте 6 указанного акта устанавливается, что «кража и грабеж считаются оконченными, если имущество изъято и виновный имеет реальную возможность им пользоваться или распоряжаться по своему усмотрению (например, обратить похищенное имущество в свою пользу или в пользу других лиц, распорядиться им с корыстной целью иным образом)».
Полагаем, что такое установление вторично нарушает права лица, которое является потерпевшим в результате совершения преступления (первоначально его права нарушены преступными действиями виновного). В данной позиции Пленума отмечается, что квалификация содеянного будет в полной мере зависеть от того, получил ли виновный после изъятия имущества реальную возможность пользоваться или распоряжаться похищенным имуществом. Если ответ на этот вопрос будет отрицательным, то вести речь об оконченном преступлении вряд ли будет возможно.
А теперь рассмотрим состояние потерпевшего. Последний, обнаружив пропажу имущества (например, после возвращения из квартиры соседа, где он находился определенное время), ощутив все последствия шока и неудобства, обусловленные нежелательным вторжением в его, к примеру, жилище посторонним, ставится перед фактом, что действия, совершенные виновным не образуют оконченного состава хищения с незаконным проникновением в жилище (п. «б» ч. 3 ст. 158 УК РФ), а представляют всего лишь покушение на указанное преступление. На основании указанных размышлений, можно заключить, что интересы собственника охраняются крайне неэффективно. Подобная редакция Пленума больше «заботится» о правах и интересах виновного лица, оставляя пострадавшего один на один со своей проблемой.
4. Проблемы конструирования размера ущерба, причиненного потерпевшему. Обращает на себя внимание некорректность и несправедливость законодателя при определении ущерба и размера вреда, наступившего в результате кражи, а также иных преступлений против собственности.
Согласно примечания к статье 7.27 КоАП РФ, хищение признается мелким, если размер причиненного ущерба не превышает 1000 рублей; простым, хищение признается при ущербе в размере от 1000 до 2500 рублей; значительный ущерб гражданину определяется с учетом имущественного положения, но не может составлять менее 2500 рублей, максимум при этом установлен на границе 250 тыс. рублей; крупный размер — свыше 250 тыс. рублей до 1 млн рублей; особо крупный — свыше
1 См.: Дело №1-339. Архив Автозаводского районного суда г. Н. Новгорода.
2 Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под общ. ред. В.М. Лебедева. — М., 2004. — С. 362.
3 См.: Лопашенко Н.А. Преступления против собственности: теоретико-прикладное исследование. — М., 2005. — С. 247.
4 См.: Рарог А.И. Правовое значение разъяснений Пленума Верховного Суда РФ // Государство и право. — 2001. — № 2. — С. 53; Кузнецов А.П. Толкование Пленумом Верховного Суда РФ уголовного законодательства об ответственности за хищения / А.П. Кузнецов, М.В. Степанов, М.Л. Ситникова // Российский судья. — 2006. — № 2. — С. 12; Ображиев К. Постановления Пленуми Верховного Суда РФ как формальные (юридические) источники российского уголовного права // Уголовное право. — 2008. — № 4. — С. 40; и др.
5 См: Бюллетень Верховного Суда РФ. — 2003. — № 2. — С. 2—6.
1 млн рублей. Проведя элементарные арифметические действия можно сделать вывод о том, что минимально возможный значительный ущерб меньше минимального крупного размера в сто раз. Минимальный крупный размер меньше минимально возможного особо крупного размера всего в четыре раза. То есть значительный ущерб слишком «растянут в денежном эквиваленте». Особо крупный же размер фактически имеет место при стоимости похищенного свыше 1 млн рублей и до бесконечности, что по основным показателям сближает его с хищением предметов, имеющих особую ценность.
Как показывает анализ материалов уголовных дел, наиболее часто в результате краж причиняется ущерб, охватываемый частью 1 статьи 158 УК РФ (простая кража), либо причиняется значительный ущерб гражданину (п. «в» ч. 2 ст. 158 УК РФ). Учитывая, что деяния указанного вида наиболее распространены, а также принимая во внимание десятикратное повышение размера мелкого хищения, которое является базовым для исчисления иных видов хищения, наказуемых в порядке уголовного судопроизводства (со ста рублей до одной тысячи), следует увеличить минимально возможный размер, признаваемый значительным с 2500 до 5000 рублей. В то же время считаем необходимым понизить нижнюю планку крупного ущерба, причиненного хищением с 250 тыс. рублей до 100 тыс. рублей. Такое изменение позволит в большей степени обеспечивать охрану прав собственника и несколько сгладит необоснованные разрывы между размерами различных видов хищений.
5. Проблемы обоснованности закрепления отдельных квалифицирующих признаков кражи. Пункт «г» части 2 статьи 158 УК РФ предусматривает ответственность за кражу, совершенную из одежды, сумки или иной ручной клади, находившихся при потерпевшем. В учебной научной литературе подробно описывается содержание данного квалифицирующего признака1.
Исходя из содержания указанного отягчающего признака, следует заключить, что противоправное изъятие имущества осуществляется не просто в присутствии потерпевшего (как правило, собственника), но и при непосредственном контакте с ним или с предметами, находящимися при потерпевшем (например, в его руках, в сумке или другой ручной клади) либо в непосредственной близости от него. Это обстоятельство свидетельствует о значительной дерзости содеянного и, следовательно, о возросшей степени общественной опасности совершаемого преступления и виновного лица.
Но в практике правоохранительных органов имеются случаи, которые характеризуются той же дерзостью, однако не могут быть квалифицированы по пункту «г» части 2 статьи 158 УК РФ.
Так, гражданин С., находясь в зале ожидания Московского вокзала г. Н. Новгорода, тайно завладел сумкой гражданки К., которая отвлеклась на чтение журнала. Сумка находилась в непосредственной близости от потерпевшей, но в силу невнимательности последняя не приняла необходимых мер для обеспечения сохранности своего имущества. Поскольку действиями виновного потерпевшей был причинен незначительный имущественный ущерб, правоохранительными органами было возбуждено уголовное дело по части 1 статьи 158 УК РФ2.
Если рассмотреть приведенную ситуацию, то она характеризуется повышенной степенью общественной опасности, как и в случае, если бы виновный совершил изъятие непосредственно из сумки, которую он похитил в описанном примере целиком. Таким образом, если виновный осуществляет кражу кошелька из пальто, находящегося на спинке кресла, то его действия следует квалифицировать по пункту «г» части 2 статьи 158 УК РФ (кража, совершенная из одежды, находившейся при потерпевшем). Если же похитить пальто вместе с кошельком (при условии отсутствия значительного или иного более серьезного ущерба), то действия нарушителя следует квалифицировать лишь по части 1 статьи 158 УК РФ.
Считаем, что подобная редакция пункта «г» части 2 статьи 158 УК РФ неудачна и требует корректировки. Можно предложить следующий вариант: «кража, совершенная в отношении имущества, находящегося при потерпевшем».
Другой пример связан с закрепленным в части 3 рассматриваемой статьи квалифицирующим признаком «кража, совершенная из нефтепровода, нефтепродуктопровода, газопровода».
До принятия в декабре 2006 года данной законодательной поправки, посягательства подобного рода квалифицировались по пункту «б» части 2 статьи 158 УК РФ (кража, совершенная с незаконным проникновением в иное хранилище), поскольку в пункте 3 примечаний к статье 158 под хранилищем понимались хозяйственные помещения, обособленные от жилых построек, участки территории, магистральные трубопроводы, иные сооружения независимо от форм собственности, которые оборудованы ограждением либо техническими средствами или обеспечены иной охраной и предназначены для постоян-
1 См., например: Севрюков А.П. Хищение имущества: криминологические и уголовно-правовые аспекты. — М.,
2004. — С. 82; Лопашенко Н.А. Преступления против собственности: теоретико-прикладное исследование. — М.,
2005. — С. 75—76; Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. В.Т. Томина,
В.В. Сверчкова. — 5-е изд., перераб. и доп. — М., 2009. — С. 520—521; Уголовное право России. Особенная часть / Под ред. А.И. Рарога. — 2-е изд., с изм. и доп. — М., 2008. — С. 158; Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под общ. ред. В.М. Лебедева. — М., 2004. — С. 367; и др.
2 Архив Канавинского районного суда г. Н. Новгорода, дело 1-4275/06.
ного или временного хранения материальных ценностей. Указанным же Федеральным законом внесено изменение в пункт 3 примечаний к статье 158 УК РФ в части, касающейся дефиниции «хранилище».
Исходя из позиции законодателя можно сделать вывод, что хищение из указанных объектов характеризуются повышенной степенью общественной опасности по сравнению со всеми иными трубопроводами. Но теперь они не являются хранилищами, поскольку законодатель осуществил четкую дифференциацию.
Но даже если представить необходимость подобного шага, то возникает другой вопрос. Устанавливая ответственность за тайное хищение из нефтепровода, нефтепродуктопровода и газопровода, законодатель не предусмотрел возможности привлечения к уголовной ответственности в случае, если аналогичное посягательство осуществлено посредством проникновения в нефте- и газохранилища, которые относятся к объектам, непосредственно связанным с процессом хранения указанных продуктов. Вместе же они представляют единую технологическую систему транспортировки и хранения нефти, продуктов ее переработки и природного газа. Налицо коллизия, заключающаяся в том, что кража из нефтепровода, нефтепродуктопровода или газопровода квалифицируется по части 3 статьи 158 УК РФ, а подобное деяние, совершенное из нефтехранилища или газохранилища, — по части 2 статьи 158 УК РФ.
Обратимся к иным квалифицирующим признакам кражи. Так, в статье 158 УК РФ в пункте «б» части 2 установлена ответственность за совершение кражи с незаконным проникновением в помещение или иное хранилище, а в пункте «а» части 3 за кражу, совершенную с незаконным проникновением в жилище. Изучение этих квалифицированных видов кражи позволяет сформулировать следующие идеи.
Законодатель дифференцирует ответственность в зависимости от цели и назначения места, из которого совершается хищение. Более неблагоприятные последствия для виновного предусмотрены в случае совершения кражи именно из жилища, то есть из индивидуального жилого дома с входящими в него жилыми и нежилыми помещениями, жилого помещения независимо от формы собственности, входящего в жилищный фонд и пригодного для постоянного или временного проживания, а равно иного помещения или строения, не входящего в жилищный фонд, но предназначенного для временного проживания1.
В отличие от помещений или хранилищ, жилище охраняется уголовно-правовыми средствами более тщательно и серьезно. Нет ли в данном случае нарушения упомянутого выше положения Конституции о равной охране всех форм собственности? Полагаем, что нет2. В самом деле, может показаться, что личная собственность защищена более эффективно, поскольку жилище это та обособленная часть личного имущества, которая имеет для каждого человека принципиальное значение. В процессе посягательства, выражающегося в совершении хищения с незаконным проникновением в жилище, правомерно говорить о том, что в результате такого посягательства нарушаются как минимум два объекта уголовно-правовой охраны — собственность и неприкосновенность жилища. В процессе хищения с незаконным проникновением в помещение или иное хранилище страдают только интересы собственности. Это обстоятельство объясняет причину отмеченного «неравенства»3.
Кроме того, личное имущество граждан объективно защищается менее эффективно, нежели имущество организаций и государства. Это объясняется тем, что граждане просто не обладают возможностями для обеспечения качественной охраны своего имущества, потому что это довольно дорогостоящее удовольствие. И его могут осуществить лишь субъекты, имеющие для этого серьезные финансовые возможности, а это, прежде всего, юридические лица4.
И последнее замечание относительно закрепления в УК РФ анализируемых признаков. На примере статьи 158 УК РФ мы видим, что законодатель кражу с незаконным проникновением в помещение либо иное хранилище относит к квалифицированному составу, закрепляя в части 2, а такое же деяние, совершенной с незаконным проникновением в жилище — к особо квалифицированному составу, устанавливая ответственность за нее в части 3 статьи 158 УК РФ.
Но указанные квалифицирующие признаки упоминаются еще в двух статьях главы 21 УК РФ — в статьях 161 (грабеж) и 162 (разбой). Однако законодатель, по всей видимости, допустил как минимум две ошибки. Во-первых, в статьях 161 и 162 УК РФ выделенные признаки не дифференцируются по степени общественной опасности, так как они объединены. Во-вторых, по непонятным причинам грабеж, совершенный с незаконным проникновением в жилище, помещение либо иное хранилище,
1 См. примечание к статье 139 УК РФ.
2 Аналогичной точки зрения придерживаются и другие ученые. См., например: Панченко П.Н. Оптимизация уголовной политики и проблемы правопорядка в экономике: Монография / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2004. — С. 83, 88—101; Кочои С.М. Ответственность за корыстные преступления против собственности. — М.,
2000. — С. 157; Лесниевски-Костарева Т.А. Дифференциация уголовной ответственности. Теория и законодательная практика. — М., 2000. — С. 264; и др.
3 См.: Лопашенко Н.А. Преступления против собственности: теоретико-прикладное исследование. — М., 2005. — С. 93, 96.
4 См.: Панченко П.Н. Оптимизация уголовной политики и проблемы правопорядка в экономике: Монография / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2004. — С. 95.
законодателем отнесен к квалифицированному составу (п. «в» ч. 2 ст. 161 УК РФ), а в статье 162 — к особо квалифицированному (ч. 3 ст. 162 УК РФ). Это обстоятельство позволяет говорить о непоследовательности законодателя при конструировании уголовно-правовых норм и различной, необоснованной оценке схожих криминообразующих признаков при их включении в текст уголовного закона.
Таким образом, кража в течение продолжительного времени является наиболее распространенным преступлением против собственности, поэтому одной из приоритетных задач уголовной политики является четкая, организованная, системная работа, направленная на формирование эффективной базы противодействия рассмотренным противоправным деяниям.
Мошенничество. Особенностью состава мошенничества является более широкий, по сравнению с хищением, предмет данного деяния, в который помимо чужого имущества включено и право на имущество. Кроме этого, специфика мошенничества выражается в двух способах совершения данного преступления — обмане или злоупотреблении доверием. Позволим высказать некоторые замечания и точки зрения, относительно анализируемых позиций.
С отнесением к предмету мошенничества чужого имущества никаких особенностей не выделяется, поэтому остановимся на категории «право на имущество».
Многими учеными она понимается по- разному. Кроме того, как показывает практика, это понятие представляет определенную сложность для сотрудников правоохранительных органов, расследующих указанные деяния. Документы, содержащие указания на имущественные права, включая их приобретение, нередко бывают предметом различных мошеннических операций. Причем с момента получения мошенником такого документа, на основании обладания которым он приобрел право на имущество, преступление признается оконченным независимо от того, удалось ли мошеннику получить по нему соответствующее имущество в натуре или в денежном эквиваленте1.
Так, Б., являясь управляющим Нижегородским филиалом Московского Акционерного Банка «Возрождение» 5 ноября 1997 года направил в Центральное Управление МАКБ «Возрождение» заявку на разрешение выдачи кредита в сумме 15 593 600 рублей одному из Нижегородских предприятий под залог партии товарных машин марки ГАЗ. Заведомо зная, что без разрешения Правления банка выдавать кредит на данную сумму запрещено, Б. 9 ноября 1999 года заключил с данным предприятием договоры займа и залога, на основании которых выдал данной организации кредит на указанную сумму. В качестве обеспечения выданного кредита Б. принял паспорта транспортных средств на 156 автомашин марки ГАЗ на общую сумму 23 400 000 рублей. В нарушение статьи 357 ГК РФ, регламентирующей порядок распоряжения залоговым имуществом 16 ноября 1999 года Б. направил два письма, которыми предписывал в счет исполнения договора осуществить отпуск автомобилей, оформленных в качестве залога, в адрес ООО «Скорпион», руководителем которого являлся его знакомый А., для дальнейшей реализации. Впоследствии, используя хитрые финансовые операции, имея умысел на хищение денежных средств, полученных в результате реализации автомобилей, Б. похитил часть денежных средств, причинив банку крупный ущерб. В результате действия виновного были квалифицированы по пункту «б» части 3 статьи 159, части 2 статьи 186, части 1 статьи 187, части 1 статьи 327 УК РФ2.
Следственно- судебная практика квалифицирует как мошенничество в форме приобретения права на чужое имущество деяния, которые направлены на безвозмездное изъятие чужих безналичных денежных средств, находящихся на счетах хозяйствующих субъектов бездокументарным способом (спомощью ЭВМ). При этом преступление должно считаться оконченным с момента зачисления денежных средств на счета виновного3.
О.Ф. Шишов относительно права на имущество имеет мнение, в соответствии с которым оно заключается в праве на его приобретение. Автор приводит в пример долговую расписку для получения денег с кредитора, сберегательную книжку для получение денег в банке4. Однако в данном положении имеется одна неточность, касаемая разновидности сберегательной книжки. В случае, если данная сберкнижка на предъявителя, то она является ценной бумагой, и в соответствии с гражданским законодательством является не правом на имущество, а имуществом.
А.П. Севрюков отмечает, что «деление мошенничества на две разновидности (хищение чужого имущества и приобретение права на чужое имущество) существенно влияет на содержание предмета мошенничества. Если при наличии первой разновидности мошенничества его предметом могут быть только движимые вещи, то при приобретении права на чужое имущество предметом мошенничества может стать дом, дача и другие виды недвижимого имущества»5.
1 См.: Завидов Б.Д. Обычное мошенничество и мошенничество в сфере высоких технологий: Практическое пособие. — М., 2002. — С. 4—5.
2 См.: Приговор Московского районного суда г. Н. Новгорода от 14 марта 2003 года по обвинению Б.
3 См.: Иванов М.Г. Преступления против собственности: Научно-практический комментарий / М.Г. Иванов,
В.И. Каныгин. — Н. Новгород, 2004. — С. 70.
4 См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации: В 2 т. / Под ред. О.Ф. Шишова. — М., 1998. — Т. 2 — С. 22.
5 Севрюков А.П. Хищение имущества: криминологические и уголовно-правовые аспекты. — М., 2004. — С. 94.
Так, И.Я. Козаченко, З.А. Незнамова и Г.П. Новоселов под правом на имущество понимают юридическую категорию, включающую в себя определенные полномочия собственника, то есть права владения, пользования или распоряжения принадлежащим имуществом1.
Б.В. Волженкин полагает, что «при мошенничестве получение права на имущество может быть связано с приобретением незаконным путем не только отдельных правомочий собственника на чужое имущество, но и права требования имущества: вклад в банке, безналичные деньги, бездокументарные ценные бумаги, заложенное имущество и др.»2.
Отдельные авторы не считают приобретение права на чужое имущество путем мошеннических действий формой хищения. В. Юрин утверждает, что рассматриваемое деяние не является хищением, так как не связано с изъятием и (или) обращением чужого имущества в пользу виновного или других лиц. По его мнению, специфика этой разновидности мошенничества заключается в том, что лицо, совершающее такого рода действия не завладевает чужим имуществом, а только приобретает право на него. Следовательно, отсутствуют некоторые признаки хищения, перечисленные в его законодательном определении3.
Необходимость выделения наряду с чужим имуществом еще и права на чужое имущество объясняется, во-первых, необходимостью предусмотреть возможность привлечения виновного лица к уголовной ответственности за мошенничество в форме приобретения права на чужое имущество в связи с повышенной степенью общественной опасности данного деяния и, как нам кажется, необходимостью привлечения к уголовной ответственности, когда имущество еще не изъято из правомерного владения собственника или законного владельца, то есть на более раннем этапе, нежели традиционное хищение; во-вторых, закрепление права на чужое имущество в качестве предмета мошенничества осуществлено для квалификации неправомерного завладения недвижимостью, в случае невозможности изъять имущество в физическом смысле.
Второй момент, в котором заключается особенность мошенничества — это способы его совершения. Уголовный закон закрепил два способа: обман и злоупотребление доверием.
Эти способы можно рассмотреть на следующем примере. В течение нескольких месяцев Б. лично и через посредников заключал договоры с частными лицами — представителями предприятий и организация на поставку сахарного песка. Не имея намерения и возможностей выполнить указанные в договорах обязательства, Б. путем обмана и злоупотребления доверием присваивал полученные по договорам различные суммы денег, которые тратил на личные нужды и выплачивал вознаграждения посредникам за оказанные услуги. Президиум Верховного Суда РФ после рассмотрения материалов дела и показаний свидетелей пришел к выводу, что Б. нигде не работал, реальной возможности поставить сахарный песок и крупу не имел, покупал много дорогостоящих вещей, вел праздный образ жизни. На основании данных выводов действия Б. были квалифицированы как мо-шенничество4.
Отметим, что в науке нет принципиальных споров по вопросу относительно определения данных способов мошенничества. Обман традиционно понимается как информационное воздействие на потерпевшего, при котором он вводится в заблуждение с целью заставить его передать виновному имущество или право на имущество. Злоупотребление доверием — использование виновным для незаконного получения чужого имущества особых, доверительных отношений, сложившихся в силу наличия каких-либо обстоятельств между ним и потерпевшим5.
1 См.: Уголовное право. Особенная часть / Отв. ред. И.Я. Козаченко, З.А. Незнамова и Г.П. Новоселов. — М., 2001. — С. 261. Данную позицию поддерживает А.Ю. Чупрова, добавляющая в качестве обязательного признака оформление права на имущество документально. См.: Научно-практический комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации: В 2 т. / Под ред. П.Н. Панченко. — Н. Новгород, 1996. — Т. 1. — С. 414—415.
2 Волженкин Б.В. Мошенничество. — СПб., 1998. — С. 23. Аналогичной позиции придерживается В.И. Лесняк. См.: Лесняк В.И. Мошенничество: уголовно-правовой и криминологический аспекты: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Екатеринбург, 2000. — С. 11.
3 См.: Юрин В. Как установить умысел мошенника // Российская юстиция. — 2002. — № 9. — С. 58—59.
4 См. там же.
5 См., например: Лопашенко Н.А. Преступления против собственности: теоретико-прикладное исследование. — М., 2005. — С. 262, 276; Севрюков А.П. Хищение имущества: криминологические и уголовно-правовые аспекты. — М., 2004. — С. 98—100; Борзенков Г.Н. Ответственность за мошенничество (вопросы квалификации). — М., 1972. — С. 78—80; Сабитов Р.А. Обман как средство совершения преступления. — Омск, 1980. — С. 6; Владимиров В.А. Квалификация похищений личного имущества. — М., 1974. — С. 91 —106; Бойцов А.И. Преступления против собственности. — СПб., 2002. — С. 324 и далее, 406 и далее; Гаухман Л.Д. Ответственность за преступления против собственности / Л.Д. Гаухман, С.В. Максимов. — М., 2001. — С. 66—70; Кригер Г.А. Квалификация хищений социалистического имущества. — М., 1971. — С. 157—175; Рогова Н.Г. Некоторые проблемные вопросы уголовно-правовой характеристики мошенничества // Вестник Волжского университета им. В.Н. Татищева. — Серия: «Юриспруденция». — Тольятти, 2003. — Вып. 35. — С. 120—125; Гусев Р.С. Проблемы уголовно-правовой квалификации мошенничества и отграничение его от смежных составов преступлений // Научные труды РАЮН. — М.,
2004. — Вып. 4: В 3 т. — Т. 2. — С. 513—515; и др.
Относительно соотношения указанных терминов в науке имеются некоторые разногласия. Одни отмечают, что злоупотребление доверием и обман при совершении мошенничества взаимно дополняют друг друга. Другие считают, что нет необходимости выделять оба способа хищения при совершении мошенничества. Например, А.Г. Безверхов предлагает выделить из мошенничества способ «злоупотребление доверием» в самостоятельный состав преступлений против собственности1.
Наша позиция по данному вопросу следующая. Мы предлагаем отказаться от способа «злоупотребление доверием» по следующим основаниям:
Во-первых, мы полагаем, что злоупотребление доверием является частным способом обмана.
Во-вторых, суть мошенничества заключается именно в обмане, так как виновный сообщает заведомо ложные сведения относительно намерения совершения действий, на которые рассчитывает потерпевший. При этом не играют решающего значения при квалификации содеянного моменты относительно наличия или отсутствия между виновным и потерпевшим близких или доверительных отношений.
К примеру, 6 сентября 2004 года Ю., действуя умышленно, из корыстных побуждений (курсив мой. — М.С.). Хочу еще раз обратить внимание на обоснованность нашего предложения относительно замены признака корыстная цель в понятии хищения на корыстный мотив. В следственно- судебной практике уже активно используется признак корыстный мотив или побуждение, что с точки зрения закона неверно, однако, по мнению правоприменителя, логичнее и правильнее), злоупотребляя доверием своей знакомой Ф. и обманывая ее, подошел к потерпевшей, находящейся в минимаркете, где под предлогом позвонить, попросил у Ф. сотовый телефон «Сименс» стоимостью 4700 рублей, не имея намерений его возвращать. Ф., доверяя подсудимому и веря ему, передала ему телефон, с которым Ю. скрылся, продал его, чем причинил потерпевшей значительный материальный ущерб. Суд верно квалифицировал действия виновного по части 2 статьи 159 УК РФ2. Как видно из данного примера, суд в приговоре указывает оба мошеннических способа и обман и злоупотребление доверием, существенно их не разграничивая, что подтверждает правильность нашего предложения об исключении признака злоупотребление доверием.
В-третьих, отказ от выделения способа «злоупотребление доверием» позволит не привлекать, категорически, к уголовной ответственности за мошеннические действия знакомых, близких для виновного лиц. Поскольку имеющая место в УК РФ трактовка мошенничества позволяет привлекать к уголовной ответственности также указанную категорию граждан, что, по нашему мнению, не вполне гуманно и не учитывает интересы потерпевшего.
Анализ практики противодействия мошенничеству позволяет говорить о том, что у правоохранительных органов до недавнего времени не было единой концепции противодействия мошенническим деяниям в различных секторах экономики (финансовая деятельность, страхование, бюджетные отношения и др.)3, которые получили распространение в последние годы. Хочется надеяться, что последние изменения уголовного законодательства, дополнившие главу 21 УК РФ шестью специальными составами мошенничества, позволят осуществлять данную деятельность значительно эффективнее.
Присвоение и растрата. Указанная норма не нова для практики и теории уголовного права. В Уголовном кодексе 1960 года имелась статья 92, предусматривающая ответственность за хищение государственного или общественного имущества, вверенного виновному, под которым понималось имущество, которое передано во владение виновному соответствующей государственной или общественной организацией4.
1 июля 1994 года в УК РСФСР законодатель включил статью 147.1, предусматривающую ответственность за присвоение и растрату чужого имущества, вверенного виновному, а равно за хищение государственного имущества путем злоупотребления должностного лица своим служебным положением.
1 См.: Безверхов А.Г. Имущественные преступления. — Самара, 2002. — С. 278. Такой же позиции придерживается С.М. Кочои, считающий, что «злоупотребление доверием должно быть выделено из мошенничества в самостоятельную норму посягательств на собственность». См.: Кочои С.М. Ответственность за корыстные преступления против собственности. — М., 2000. — С. 182—183.
2 См.: Дело №1-934. Архив Автозаводского районного суда г. Н. Новгорода.
3 См. об этом: Мельников А. Мошенничество // Законность. — 2002. — № 6. — С. 33—34; Воронцова С.В. Особенности совершения мошенничества с использованием кредитных карт // Научные труды РАЮН. — М., 2003. — Вып. 3: В 3 т. — Т. 2. — С. 426—428; Подольный Н.А. Механизм совершения мошенничества на рынке ценных бумаг // Экономическая безопасность России: политические ориентиры, законодательные приоритеты, практика обеспечения: Вестник Нижегородской академии МВД России. — Н. Новгород, 2003. — № 3. — С. 136—138; Лапин Е. Расследование мошенничества, совершенного с использованием товарных кредитов // Законность. —
2000. — № 12. — С. 12—13; Завидов Б.Д. Обычное мошенничество и мошенничество в сфере высоких технологий. — М., 2002; Ларичев В.Д. Коммерческое мошенничество в России. Способы совершения. Методы защиты /
В.Д. Ларичев, Г.М. Спирин. — М., 2001; и др.
4 См.: Кригер Г.А. Борьба с хищениями социалистического имущества. — М., 1974. — С. 177.
Действующее уголовное законодательство России под присвоением и растратой понимает хищение чужого имущества, вверенного виновному (ст. 160 УК РФ). Отечественный законодатель определяет, что особенность присвоения и растраты как самостоятельных форм хищения заключается в особом правовом отношении субъекта к похищаемому имуществу.
Особенностями обладает предмет присвоения и растраты — это вещи, включая деньги и ценные бумаги, вверенные виновному в силу его служебных обязанностей, договорных отношений или специального поручения для осуществления правомочий по владению, пользованию и распоряжению в пределах, которые определяются собственником. Эти предметы идентичны предметам иных форм хищений. Отличие заключается в особом правовом положении похищаемого имущества1. Предметом преступления может быть также имущество, переданное лицу во владение для личного пользования, если оно не было получено виновным путем обмана. Предметом присвоения и растраты может быть как движимое, так и недвижимое имущество.
Слово «вверенное» не полностью отражает все разновидности правомочий в отношении передаваемого собственником в обслуживание имущества. Материально ответственным лицам передаются чаще всего конкретные виды имущества под непосредственный отчет, многим из них для выполнения какой-то одной операции с ним (продать, перевезти и т. д.). Но собственник может передавать все разновидности имущества для осуществления с ним многих операций, управления им. В отношении такого имущества теория и практика стали употреблять термин «в ведении» — ведать, управлять, заведовать2.
Присвоение означает незаконное обращение чужого имущества, вверенного виновному, в его пользу без эквивалентной компенсации. Присвоенное имущество продолжает находиться в распоряжении виновного, оно еще не отчуждено и не потреблено. Хищение в этой форме считается оконченным с момента, когда владение вверенным виновному имуществом из законного превратилось в незаконное и виновный начал пользоваться им с корыстной целью3.
При присвоении виновный удерживает у себя чужое имущество, то есть не возвращает его собственнику в установленный срок или не предъявляет его в момент проверки и устанавливает над ним свое неправомерное владение, не возмещая собственнику стоимости этого имущества4.
Наличие правомочий по владению, пользованию или распоряжению поступившей в правомерное пользование виновного собственности отличает указанные хищения от иных форм хищений, установленных УК РФ. Хищение государственного или общественного имущества, совершенное лицом, не обладающим указанными полномочиями, но имеющим к нему доступ в связи с порученной работой либо выполнением служебных обязанностей, подлежит квалификации как кража5.
Растрата представляет собой незаконное и безвозмездное использование виновным вверенного ему чужого имущества (например, путем личного потребления или иного способа израсходования) либо его отчуждение, то есть продажа, дарение, передача в долг или в счет погашения долга и т. д. В отличие от присвоения, которое характеризуется как удержание чужого имущества, растрата представляет собой издержание этого имущества. Она признается оконченной с момента фактического израсходования или отчуждения вверенного виновному имущества6.
В литературе ведется много споров относительно самостоятельности присвоения и растраты, как форм хищения. Так, А.П. Севрюков полагает, что не приемлема точка зрения относительно необходимости в каждом случае растраты предварительно определить факт установления виновным неправомерного завладения чужим имуществом, то есть присвоения7. Правда тут же оговаривается, что правильнее говорить не о том, предшествует ли присвоение растрате (оно может предшествовать и не предшествовать), а о наличии либо отсутствии похищенного имущества у виновного в момент обнаружения факта хищения. Если имущество еще находится у виновного, то речь идет о присвоении, а если оно уже отчуждено, то о растрате8.
Хочется заметить, что во исполнение соблюдения принципов уголовного права орган дознания, следователь, прокурор или суд должны установить и исследовать все представленные доказательства с целью определения фактических обстоятельств дела, а именно установить, предшествовало ли
1 См.: Севрюков А.П. Хищение имущества: криминологические и уголовно-правовые аспекты. — М., 2004. —
С. 107.
2 См.: Плохова В.И. Ненасильственные преступления против собственности. — СПб., 2003. — С. 172.
3 См.: Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть: Учебник / Под ред. Б.В. Здравомыслова. — М.,
2001. — С. 154.
4 См.: Научно-практический комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации: В 2 т. / Под ред. П.Н. Панченко. — Н. Новгород, 1996. — Т. 1. — С. 421.
5См.: Бюллетень Верховного Суда СССР. — 1972. — № 4. — С. 9.
6 См.: Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть: Учебник / Под ред. Б.В. Здравомыслова. — М.,
2001. — С. 154.
7 См.: Севрюков А.П. Хищение имущества: криминологические и уголовно-правовые аспекты. — М., 2004. —
С. 120.
8 Севрюков А.П. Хищение имущества: криминологические и уголовно-правовые аспекты. — М., 2004. — С. 120.
присвоение растрате или нет. На наш взгляд, этот момент очень важен, и вот почему. Как мы указывали выше, присвоение представляет собой изъятие и обращение имущества вверенного виновному в свою пользу, то есть в момент обнаружения пропажи имущество должно находиться у виновного. О присвоении говорят такие обстоятельства, как внесение заведомо ложных изменений в учетные и отчетные документы, замена изъятого имущества другим — менее качественным или негодным и т. п.
О незаконном обращении имущества виновным можно судить по фактам использования этого имущества в интересах присвоившего, а также по полученному доходу в результате пользования этим имуществом.
При совершении растраты имущество или какая-то его часть окончательно отчуждается третьим лицам либо начинает расходоваться самим присвоившим, если идет речь о потребляемом имуществе. Таким образом, при растрате начинает меняться количественный и качественный состав имущества, вверенного виновному, что, но нашему мнению, безусловно, общественно опаснее присвоения, при котором данные вещи находятся в фондах присвоившего лица. Также подтверждением этого является то, что растрата совершается позднее присвоения (хотя не всегда), что свидетельствует о более качественной подготовке к указанному хищению, виновный осуществляет мероприятия по «маскировке» своих действий, убеждается в том, что собственник введен в заблуждение относительно наличия имущества у присвоившего его лица и впоследствии не станет истребовать его.
Несогласие вызывает у нас и точка зрения профессора Бойцова А.И., который считает, что если субъект, присвоивший имущество, затем так или иначе распоряжается им или использует согласно его потребительскому назначению, содеянное остается все же хищением путем присвоения, поскольку изъятие имущества было совершено именно в форме присвоения и окончено с момента обособления имущества и установления над ним незаконного владения. Поэтому, полагает автор, последующее распоряжение присвоенным имуществом находится уже за пределами состава присвоения, так же как распоряжение украденным лежит за пределами состава кражи1.
По нашему мнению, если лицо сначала присвоило имущество, а затем по прошествии какого-то промежутка времени растратило его, то оно должно нести уголовную ответственность за растрату, как за более опасное деяние. Аналогию здесь можно провести с таким преступлением как кража, которая может перерасти в грабеж и даже в разбой при определенных обстоятельствах. Отличие между этими формами хищений проводится по особому правовому отношению субъекта к похищаемому имуществу.
Грабеж и разбой. Грабеж и разбой — самые опасные формы хищений, установленные в Уголовном кодексе Российской Федерации. Способы совершения данных деяний свидетельствуют об особой дерзости и наглости преступника, что должно стать предметом внимательного изучения правоохранительных органов и научной общественности. Конструкции данных составов обладают как некоторыми существенными различиями, так и имеют схожие позиции, которые рождают определенные трудности при квалификации и разграничении рассматриваемых преступлений.
Способ совершения грабежа заключает в себе, в силу его открытости и очевидности, особую дерзость преступника, свидетельствует о полном пренебрежении установленного правопорядка и игнорирование моральных и правовых норм поведения до прямого противоправного применения насилия окружающим. Обстоятельство возможности реального применения насилия или угрозы его применения еще выше поднимает уровень общественной опасности грабежа2.
Разбой по способу совершения — наиболее опасное хищение, так как изъятие имущества в результате данного деяния осуществляется в процессе насилия над личностью. Нападение при разбое — внезапное агрессивное действие в отношении потерпевшего в целях завладения чужим имуществом. Оно может быть совершено как скрытно для потерпевшего (например, нанесение удара сзади), так и открыто. Разумеется, для определения степени и характера причиненного вреда возникает необходимость назначения судебно-медицинской экспертизы по каждому факту разбойного на-падения3.
Это положение не защищает права и интересы потерпевшего. В самом деле, как необходимо квалифицировать содеянное в том случае, если потерпевший полагал, что насилие или угроза его применения опасны для его жизни или здоровья. Наше законодательство, в данном случае, совершенно несправедливо исходит из приоритетной оценки и защиты интересов виновного, порой делая выводы, в основе которых лежат лишь ни чем не обоснованные показания преступников.
Хотелось бы отметить некоторые положения, установленные в статьях 161 и 162 УК РФ, которые вызвали ряд вопросов при анализе указанных норм.
1 См.: БойцовА.И. Преступления против собственности. — СПб., 2002. — С. 422.
2 См.: Севрюков А.П. Хищение имущества: криминологические и уголовно-правовые аспекты. — М., 2004. —
С. 137—138.
3 См.: Иванов М.Г. Преступления против собственности: Научно-практический комментарий / М.Г. Иванов,
В.И. Каныгин. — Н. Новгород, 2004. — С. 108—109.
1. Определение подлинной степени тяжести причиненного насилия — одно из важных условий квалификации действий виновного по части 2 статьи 161 УК РФ. Поверхностное исследование данного вопроса нередко приводит к ошибочной квалификации разбоя как грабежа и наоборот. Поэтому по таким категориям уголовных дел в пограничных ситуациях следует назначать судебно-медицинскую экспертизу на предмет установления характера и тяжести насилия, причиненного потерпевшему1.
Проведенный анализ свидетельствует о том, что в ходе практической деятельности не всегда учитываются различия между насильственным грабежом и разбоем, несмотря на то, что признаки данных деяний неоднократно толковались в постановлениях Пленумов Верховных Судов. В результате чего имеются многочисленные ошибки в квалификации грабежей и разбоев.
Так, Королев и Гриднев вступили между собой в преступный сговор для нападения на Цветкову в целях хищения принадлежащего ей имущества. Действуя совместно и согласованно, на лестничной площадке в подъезде дома они сняли с Цветковой шубу и шапку. С целью подавления сопротивления потерпевшей они нанесли ей руками и ногами не менее двух ударов каждый в грудь и по голове, применив тем самым насилие, опасное для жизни и здоровья потерпевшей, причинив ей телесные повреждения (кровоподтеки, ссадины), не повлекшие вреда здоровью.
Заместитель Председателя Верховного Суда РФ в протесте поставил вопрос об изменении приговора в части квалификации содеянного Королевым и Гридневым ввиду неправильного применения уголовного закона. Президиум Московского областного суда протест удовлетворил, указав следующее.
В соответствии с действующим законодательством под насилием, опасным для жизни и здоровья, применяемым при нападении в целях хищения чужого имущества, понимается такое насилие, которое выразилось в причинении потерпевшему тяжкого, средней тяжести или легкого вреда здоровью. Как видно из заключения судебно-медицинского эксперта, Цветковой причинены телесные повреждения, не повлекшие за собой вреда здоровью. Степень интенсивности и продолжительности примененного к потерпевшей насилия, также не дают оснований считать его опасным для жизни и здоровья.
В связи с изложенным действия Королева и Гриднева следует квалифицировать как грабеж, совершенный с применением насилия, не опасного для жизни и здоровья2.
Данный пример свидетельствует, что одни и те же обстоятельства могут в различных ситуациях получать разную правовую оценку. По нашему мнению, это недопустимо при отправлении правосудия и здесь должна быть абсолютная, полная согласованность всех «подуровней» судебной власти в целях назначения справедливого наказания. Также существенной ошибкой является неучет мнения потерпевшего. В самом деле, кто-нибудь поинтересовался, что чувствовала Цветкова, когда ее избивали двое мужчин?
Считаем, что если потерпевший в ходе изъятия имущества полагал, что применяемое к нему насилие опасно для его жизни или здоровья (во время его причинения) и фактические данные свидетельствуют о том, что потерпевший мог так полагать, то в данном случае необходимо вести речь о разбое, а не о грабеже.
2. В действующем уголовном законодательстве закреплено ошибочное положение относительно основного и дополнительного объектов разбоя. В качестве основного объекта разбойного нападения, исходя из буквального толкования нормы, выступают общественные отношения, охраняющие жизнь и здоровье человека, дополнительным же объектом являются общественные отношения, охраняющие собственность. Данное установление не отвечает сути рассматриваемого преступления. Кроме того, деяние в таком случае нельзя относить к преступлениям против собственности, так как собственность не может по важности и приоритетности уголовно-правовой охраны соперничать с жизнью и здоровьем. В данной связи мы не согласны с А.И. Бойцовым, который расширительно толкует данное положение, считая, что «доминирующей целью разбойника является похищение имущества, а посягательство на личность служит лишь средством для достижения этой цели»3. Конечно, фактически это так, однако юридически закрепленная трактовка свидетельствует об обратном. Поэтому, чтобы делать выводы необходимо буквально толковать закон. В связи с чем основное действие разбойника — нападение, а завладение имуществом — лишь отдаленная цель, которая, вполне возможно, и не осуществится.
Указанное противоречие порождено неточностью при формулировании диспозиции части 1 статьи 162 УК РФ. В статье указано, что разбой есть нападение в целях хищения чужого имущества, совершенное с применением насилия опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия.
3. Опасность для жизни или здоровья как признак разбоя создает впечатление, что объектом деяния следует считать не только здоровье, но и жизнь. На ошибочность данного утверждения неодно-
1 См.: Иванов М.Г. Преступления против собственности: Научно-практический комментарий / М.Г. Иванов, В.И. Каныгин. — Н. Новгород, 2004. — С. 106.
2 См.: Бюллетень Верховного Суда РФ. — 2004. — № 2. — С. 23.
3 Бойцов А.И. Преступления против собственности. — СПб., 2002. — С. 459.
кратно указывалось в юридической литературе1. Проанализировав различные мнения по этому вопросу, мы пришли к выводу, что насилие, применяемое в ходе разбоя, может быть опасным только для здоровья, так как в рамках статьи 162 УК РФ речь идет только о причинении вреда здоровью человека. Вред, причиненный жизни, лежит за пределами рассматриваемого состава и требует дополнительной квалификации по статье 105 или 111 УК РФ, в зависимости от умысла виновного лица2.
Так, Москвин, Хаванский и другое, не установленное следствием лицо, напали на гражданина, личность которого не установлена. Избив потерпевшего, нанеся удары кулаками и ногами по различным частям тела и по голове, Москвин, Хаванский и упомянутое лицо завладели шапкой, курткой и ботинками потерпевшего. Увидев, что потерпевший подает признаки жизни, Хаванский и Москвин нанесли ему удары по голове, причем Москвин несколько раз ударил подобранной металлической трубой, после чего они сбросили его в реку. Смерть потерпевшего наступила в результате асфиксии.
В надзорной жалобе подсудимый Москвин считал неправильной квалификацию его действий. Однако виновность Москвина в разбое на не установленного следствием потерпевшего и убийстве того с целью сокрытия разбоя подтверждена совокупностью доказательств, тщательно исследованных в судебном заседании и подробно изложенных в приговоре. Таким образом, Москвин справедливо осужден по совокупности преступлений, предусмотренных пунктами «ж», «к» части 2 статьи 105 УК РФ и по пунктами «а», «б» части 2 статьи 162 УК РФ3.
4. Сведение разбоя к нападению является ошибочным. Р.Д. Шарапов высказал точку зрения, что замены признака «нападение» на признак «применение насилия, опасного для жизни или здоровья, либо угрозу применения такого насилия» будет достаточно для описания корыстно-насильственного характера действий в объективной стороне данного состава4. Действительно, формулировка диспозиции части 1 статьи 162 УК РФ «нападение, совершенное с применением насилия...» тавтологична, так как нападение без насилия довольно трудно представить. Данный вывод основан на этимологическом значении слова «нападение» производного от глагола «нападать», то есть внезапно бросаться на кого-либо с целью нанесения ущерба, приступать к насилию5.
Кроме этого, нападение не всегда суть разбоя. Например, тайное или обманное введение в организм потерпевшего сильнодействующих, ядовитых или одурманивающих веществ опасных для жизни, с целью приведения его в беспомощное состояние не является нападением, хотя подобные действия образуют состав разбоя6.
Абсолютно верно квалифицированы действия Ф. по статье 162 УК РФ, которая будучи в гостях у Б., добавила в алкоголь барбитурат, тем самым вызвала серьезное отравление жертвы. После чего завладела валютой и ювелирными украшениями и скрылась7.
Нам видится, что понятия «опасность для жизни» и «опасность для здоровья» очень разные по своим последствиям. Действительно, для здоровья может быть опасен практически любой вред здоровью, для жизни же — только тяжкий. Более того, жизнь человека это высшая ценность, которая не может сравниться по важности ни с чем иным. Поэтому совместное употребление данных терминов вносит определенный дисбаланс в систему ценностей отечественного права.
Таким образом, в данной статье была предпринята попытка системного анализа общих норм, предусматривающих ответственность за хищение, что позволило выявить их существенные техникоюридические недостатки, влияющие на эффективность правоприменительной деятельности в сфере охраны интересов собственника. Устранение указанных изъянов должно способствовать повышению качества правоприменительной деятельности и стабильности уголовного законодательства.
1 См., например: Кригер Г.А. Квалификация хищений социалистического имущества. — М., 1971. — С. 136; Сев-рюковА.П. Разбой и некоторые смежные составы преступлений // Закон и право. — 2001. — № 12. — С. 23.
2 См. пункты 21, 22 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 года № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» (Бюллетень Верховного Суда РФ. — 2003. — № 2. — С. 2—6). Подробный анализ этих вопросов проводит И.Х. Галимов. См.: Галимов И.Х. Разбой: уголовно-правовые и криминологические аспекты. Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Челябинск, 2004. — С. 24—25.
3 См.: Бюллетень Верховного Суда РФ. — 2004. — № 2. — С. 17—18.
4 См.: Шарапов Р.Д. Уголовно-правовая характеристика физического насилия: Автореф. дис. канд. юрид. наук. — СПб., 1999. — С. 12. Аналогичную точку зрения высказывали и другие ученые. См., например: Гугучия М.Б. Ответственность за разбой по советскому уголовному законодательству. — Сухуми, 1958. — С. 29; Сирота С.И. Преступления против собственности и борьба с ними. — Воронеж, 1968. — С. 74; Кригер Г.Л. Ответственность за разбой. — М., 1968. — С. 14; и др.
5 См.: Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. — М., 1994. — Т. 2. — С. 1165; Толковый словарь русского языка / Под ред. Д.Н. Ушакова. — М., 1994. — Т. 2. — С. 391.
6 Данное положение было установлено в пункте 8 Постановления Пленума Верховного Суда РСФСР от 22 марта 1966 года № 31 «О судебной практике по делам о грабеже и разбое», а затем в пункте 23 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 года № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое».
7 См.: Бюллетень Верховного Суда РФ. — 1997. — № 3. — С. 17.
