CC BY
162
Генрих Наталья Викторовна
кандидат юридических наук, доцент заведующая кафедрой уголовного права Северо-Кавказского филиала Российской академии правосудия (тел: 88612596984)
Проблемы совершенствования механизма уголовно-правового регулирования
Аннотация
В статье анализируются современные проблемы реформирования российского правового законодательства. Рассматриваются вопросы совершенствования механизма уголовно-правового регулирования.
Annotation
In article are analysed modern problems реформирования russian legal legislation. The questions of the improvement of the mechanism criminal-legal regulation are Considered.
Ключевые слова: уголовное законодательство, механизм уголовно-правового регулирования, зарубежный опыт, уголовно-правовые отношения, преступление, уголовный проступок, субъект преступления, потерпевший.
Key words: criminal legislation, mechanism criminal-legal regulation, foreign experience, criminal-legal relations, crime, criminal misdeed, subject of the crime, aggrieved.
Современный этап реформирования уголовного законодательства России характеризуется бессистемными и внутренне противоречивыми изменениями Уголовного кодекса, которые получают крайне негативную оценку со стороны представителей отечественной правовой науки и порой создают препятствия для практики уголовно-правового противодействия преступности. Одна из причин такого положения дел видится в том, что, с одной стороны, законодатель в ряде случаев игнорирует устоявшиеся доктринальные представления об основах уголовно-правового регулирования, а, с другой стороны, сама уголовно-правая наука в последнее время не уделяет должного внимания ключевым, концептуальным проблемам уголовно-правового регулирования, от решения которых во многом зависит системный характер и уголовного правотворчества, и уголовной политики в целом.
Заложенный трудами отечественных ученых теоретический фундамент понимания предмета уголовного права, а, следовательно, содержания и пределов уголовно-правового регулирования, во многом определяет пути развития уголовного права [1]. Вместе с тем, как справедливо отмечается в литературе, история уголовного права - это история его изменений, смены парагдигм, отказа от старого опыта. "На
современном этапе развития общества становится настоятельной необходимость такого критического пересмотра сложившегося методологического подхода к уголовному праву, который считаясь с существующими взглядами и представлениями в этой сфере, мог бы адаптировать уголовное право к происходящим историческим изменениям в сфере бытия и сознания" [2, с. 30]. В самом деле, устоявшиеся позиции и оценки нуждаются сегодня в уточнении, а некоторые из них и в пересмотре. Это вызвано и теми изменениями в общественной и правовой жизни, которые связаны с интенсивным влиянием универсализации уголовно-правовых систем, с трансформацией роли и значения государства в обеспечении общественной безопасности, с принятием новой конституционной модели взаимоотношений между государством и личностью, с новыми криминальными вызовами.
Принципиальное значение для определения содержания уголовного закона имеет однозначное решение вопроса о юридическом факте, порождающем уголовно-правовые отношения. Сегодня в уголовном законе он решен весьма противоречиво. Как известно, в УК РФ регламентированы последствия совершения не только преступления, но и общественно опасного деяния, совершенного лицом в состоянии невменяемости (Глава 15 УК РФ). Порождаемые
_162
ОБЩЕСТВО И ПРАВО • 2009 • № 4(26)
этим фактом отношения урегулированы нормами уголовного права и уже в силу этого носят уголовно-правовой характер. Вместе с тем, в уголовном законе не определены последствия совершения общественно опасного деяния лицами, не подлежащими уголовной ответственности по иным основаниям, в частности, в связи с недостижением возраста уголовной ответственности. Соответствующий факт порождает отношения, которые урегулированы нормами Закона РФ "Об основах системы профилактики и безнадзорности несовершеннолетних". И хотя в отечественной правовой науке не существует единого мнения об отраслевой принадлежности этих отношений; в любом случае, есть достаточно широкое понимание того, что они не носят уголовно-правового характера.
Отсюда возникает весьма противоречивая ситуация: с одной стороны, юридическим фактом, порождающим уголовно-правовые отношения, признается в законе не только преступление; а, с другой стороны, не всякий случай совершения деяния, предусмотренного УК РФ, признается фактом, порождающим уголовно-правовые отношения. Эта неопределенность порождает ряд значимых практических проблем. В частности, последствием признания различной правовой природы отношений, возникающих в связи с фактом совершения деяния, предусмотренного УК РФ, лицом, не подлежащим уголовной ответственности, выступает и различный процессуальный порядок применения мер воздействия. В отношении лиц, совершивших общественно опасное деяние в состоянии невменяемости, применяется уголовно-процессуальный порядок; а в отношении лиц, не достигших возраста уголовной ответственности, согласно позиции Верховного Суда России, должен по аналогии применяться порядок гражданско-процессуального производства [3].
Столь различный подход к регулированию сходных по своей социально-правовой природе отношений, на наш взгляд, не является оправданным. Предложения об исключении из УК РФ норм, определяющих последствия совершения непреступных деяний, были, как известно, проигнорированы при разработке действующего закона [4]. Между тем сегодня от законодателя требуется более четкий ответ на вопрос о юридическом факте, порождающем уголовно-правовые отношения. На наш взгляд, единственным фактом, который способен порождать уголовно-правовую связь между государством и причинителем вреда, может считаться факт совершения преступления. В этой
связи требуется изъятие из уголовного закона положений, определяющих правовые последствия совершения общественно опасного деяния лицом в состоянии невменяемости. Дальнейшее развитие уголовного права будет все более настоятельно требовать решения этого вопроса.
Уточнение представлений о юридическом факте, порождающем уголовно-правовые отношения, значимо, как минимум, еще с одной точки зрения. Сегодня непреложным считается мнение, что все преступления, предусмотренные УК РФ, имеют единую социально-политическую сущность, а по характеру и степени своей общественной опасности отличаются от всех иных видов правонарушений. Не подвергая сомнению указанную позицию, полагаем необходимым продолжить дальнейшее исследование вопроса о сущности преступления. Деяния, описанные в УК РФ, крайне неодинаковы по уровню опасности, что признает и сам законодатель, предусматривая категоризацию преступлений, а также различный порядок осуществления предварительного и судебного уголовного производства.
При всех различиях и серьезных "перепадах" в степени общественной опасности, все предусмотренные в УК РФ деяния считаются именно преступлениями и образуют единый по своей правовой природе массив общественно опасных деяний. Такое положение вещей сегодня может быть пересмотрено. Исторический опыт России и современная зарубежная практика дают основание полагать, что целям совершенствования механизма уголовно-правового регулирования будет способствовать более глубокая дифференциация преступлений и выделение из них особой группы уголовных проступков. Эта идея с некоторой периодичностью поднималась и дискутировалась в отечественной науке, однако однозначного решения вопроса о природе проступка, о сущности порождаемых им отношений, их субъектном составе и содержании до сих пор нет [5].
Именно такая классификация преступлений, как известно, закреплена в уголовном законодательстве многих зарубежных государств; в одних странах она предопределяет систему наказаний, основания и порядок досрочно освобождения от наказания; в других, наоборот, сроки наказания определяют классификацию правонарушений, закрепленную в УК. При этом в уголовном законодательстве одних стран в основу дифференциации деяний положен формальный критерий (УК ФРГ, Австрии,
163
УГОЛОВНАЯ ПОЛИТИКА: ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА Швейцарии), в других - материальный критерий (УК Франции) или же комбинация этих критериев (УК ряда штатов США).
В УК Германии, например, классификация уголовно-значимых деяний поставлена в зависимость от минимального наказания (пара. 12 УК). Выделяя уголовные преступления и проступки, закон в качестве преступлений называет деяния, за которые в качестве минимального наказания предусмотрено лишение свободы на срок не менее одного года и более строгое наказание. А уголовный проступок
- это противоправное деяние, за которое в качестве минимального наказания предусмотрено лишение свободы на более короткий срок или денежный штраф.
В уголовном законодательстве Австрии в основу классификации преступных деяний также положен размер наказания. Преступлением признаются умышленные деяния, наказываемые пожизненным лишением свободы или лишением свободы на срок до трех лет; остальные деяния считаются проступками (пар. 17 УК). Кроме того, в пар. 42 УК предусмотрена ненаказуемость деяния (проступка) в случае его незначительности
- когда деяние не причинило "никаких последствий или эти последствия были незначительными", а также в случаях позитивного посткриминального поведения лица ("настойчивое" устранение последствий преступления, возмещение вреда или иные формы компенсации ущерба).
Несколько иные, но в принципе те же критерии классификации деяний предусмотрены в уголовном законодательстве Швейцарии, где закреплено их деление на собственно преступления и проступки, а также нарушения. В ст. 9 УК указано, что преступлением признается деяние, наказуемое каторжной тюрьмой; проступок - это деяние, подлежащее наказанию тюрьмой "в качестве наиболее тяжкого", а нарушениями, согласно ст. 101 УК, считаются преступные деяния, наказуемые арестом или штрафом, или только одним штрафом.
Уголовное законодательство Италии, как и в других романских странах не содержит общего определения преступного деяния, но закрепляет их классификацию на преступления и проступки в зависимости о различных видов наказания, "назначаемых за их совершение в соответствии с данным кодексом" (ст. 39 УК). По сути дела, тот же критерий заложен в основу классификации преступных деяний, принятой в законодательстве Испании ("мера строгости наказания"), где говорится о тяжких преступлениях, менее тяжких и проступках (ст. 13 УК).
Статья 111-1 УК Франции предусматривает
трехзвенную классификацию преступных деяний, которая, в отличие от законодательства других стран, зависит от тяжести содеянного. Определение преступлений и проступков, а также наказаний за их совершение дается непосредственно в законе, а в "постановлениях" определяются уголовно-значимые "нарушения". Принятая во Франции классификация преступных деяний имеет важное значение при решении таких вопросов, как выбор процедуры уголовного преследования, определение уголовно-правовых последствий деяния, истечение сроков давности и т. д. Но главное, здесь именно классификация преступных деяний предопределяет систему наказаний, а не наоборот. Так, за совершение преступлений назначаются уголовные наказания (les peines criminelles); за проступки -исправительные наказания (les peines correctonnellen), а за совершение правонарушений -полицейские меры (les peines de police),
Классификацию преступлений в США определяет своеобразие УК различных штатов, где все больше прослеживается тенденция к закреплению в законодательстве таких признаков преступления, как противоправность и возможность применения строго определенных видов наказания (пар. 10 УК штата Нью-Йорк, пар. 15 УК Калифорнии). При всем разнообразии принятых в штатах классификациях преступлений в большинстве штатов преступления делятся на фелонии (опасные преступления) и мисдеминоры (менее опасные преступления), различающиеся по характеру и степени наказуемости. Каждый из этих видов деяний в УК многих штатов подразделяется на несколько степеней тяжести содеянного ("классов").
Таким образом, следует признать, что уголовный проступок - особый вид уголовных правонарушений, отличающийся как от административных проступков, так и от собственно преступлений. Его специфика состоит в относительно невысоком уровне общественной опасности, которая обуславливает необходимость определения особого режима ответственности (сокращенные сроки давности, применение не всех видов наказания, сокращение сроков наказания). Такое решение ныне приобретает особую значимость в свете реализуемого курса на гуманизацию уголовной политики.
Отказ от понимания сущности и значения уголовно-правового регулирования как средства государственного разрешения социальных коллизий означал поворот к признанию приоритета иных ценностей, связанных с гуманистическим подходом к защите безопасности личности и ее интересов, охране прав и свобод граждан,
164
ОБЩЕСТВО И ПРАВО • 2009 • № 4(26)
утверждению новых экономических и иных социальных отношений. Этот идеологический поворот от первостепенности защиты государственных интересов и других проявлений тоталитарной организации общественного строя поставил на первое место задачу охраны признанных цивилизованным обществом прав и свобод граждан. В контексте этих преобразований дальнейшее совершенствование механизма уголовно-правового регулирования ставит в повестку дня необходимость определиться не только с вопросом о юридическом факте, но и с субъектным составом уголовно-правовых отношений. Сегодня общепризнанно, что в качестве субъектов уголовно-правового отношения выступают лицо, совершившее преступление, и государство. Вместе с тем, это положение нуждается в уточнении. Речь идет, прежде всего, о возможности признания в качестве субъекта охранительных уголовно-правовых отношений потерпевшего от преступления. От науки требуется однозначный ответ, по крайней мере, на ряд следующих вопросов:
является ли потерпевший самостоятельным участником уголовно-правовых отношений или же он - их субсидиарный участник на стороне государства [6] ;
обусловлено ли участие потерпевшего в уголовно-правовых отношениях делегированием ему части полномочий государством или же наоборот, участие государства в некоторых уголовно-правовых отношениях санкционируется волей потерпевшего;
каково содержание взаимных прав и обязанностей потерпевшего, государства и лица, совершившего преступление.
Ответы на эти и другие вопросы способны привести к надлежащей фиксации на законодательном уровне прав и обязанностей потерпевшего, к разработке на этой основе действенного механизма компенсации вреда, причиненного преступлением. В частности, если признать, что потерпевший - самостоятельный участник уголовно-правовых отношений, то, по логике вещей, его и только его следует наделить безусловным правом на возбуждение уголовного преследования по той категории уголовных дел, которые связаны с преступлениями, нарушающими его частные интересы.
Государство не должно брать на себя функции уголовного преследования, если потерпевший не считает причиненный ему вред достаточным основанием для наказания виновного лица. В связи с этим в уголовно-правовой науке необходимо четко определить понятие частного
интереса, обособить (возможно, в отдельную классификационную группу) категорию преступлений, нарушающих частный интерес, определить правовые последствия совершения преступлений против частных интересов. Последствия эти, как представляется, должны определяться сущностью соответствующей группы преступлений и представлять собой не столько традиционное публичное уголовное наказание, сколько носить характер возмещения вреда потерпевшему, как это уже давно принято в законодательстве большинства развитых стран (См. УК Австрии, ФРГ, Швеции, Швейцарии, Нидерландов, Франции, Англии и т. д.) [7].
Уголовное право, несмотря на все изменения, наблюдаемые в общественной жизни, остается публичной отраслью права, в приоритетном порядке защищающей публичные интересы. Это не означает, что потерпевший не имеет и не должен иметь вообще правомочий в уголовном праве. Признание его субъектом уголовно-правовых отношений - важный и оправданный шаг. Однако объем прав и обязанностей потерпевшего в рамках этих отношений, его взаимоотношения с государством, должны быть, на наш взгляд, поставлены в зависимость от особенностей преступления как юридического факта, их порождающего.
Представляется, что последовательному и непротиворечивому решению рассматриваемого вопроса будет способствовать классификация всех преступлений на категории в зависимости от того, нарушаются ли ими частные и публичные или исключительно частные интересы. Разумеется, при тесной связи личных и общественных, частных и публичных интересов, провести жесткое деление вряд ли удастся. Однако, исходя из содержания основного объекта преступления, вполне возможно установить, какие именно отношения были им нарушены преимущественно, в первую очередь.
Преступления, нарушающие только публичные интересы или причиняющее вред одновременно частным и публичным интересам, порождают уголовно-правовые отношения, в которых нет места потерпевшему как самостоятельному субъекту. Здесь правовая связь возникает исключительно между государством и лицом, совершившим преступление. Потерпевший же, как уже отмечалось, выступает лишь в качестве субсидиарного участника уголовно-правовых отношений на стороне государства и его участие в этих отношениях обусловлено делегированием ему части полномочий государством. Государство, свободно распоряжаясь принадлежащим ему правом наказания лиц,
165
совершающих преступления, может реализовать его "по совету", но не "с согласия" потерпевшего от преступления. Мнение потерпевшего лишь может быть учтено при принятии решения, но не предопределяет самого решения. Любые попытки придать участию потерпевшего в этих отношениях самостоятельный характер и применить возможности частноправовых методов, потенциально опасны нарушением принципов уголовного права и серьезными просчетами в реализации его задач [8].
Зарубежный опыт, накопленный в борьбе с преступностью, показывает, что сегодня принципы гуманизма и справедливости все больше определяют стратегию уголовной политики большинства демократических государств. При этом наиболее очевидной и общей тенденцией является сокращение сферы применения реального лишения свободы, стремление заменить карательные меры превентивными, улучшить условия содержания осужденных в местах отбывания наказания. минимизировать число женщин и несовершеннолетних, отбывающих наказание в местах лишения свободы. К сожалению, указанная тенденция пока еще не является повсеместной. Здесь сказываются, во-первых, различия между континентальной (европейской) и англосаксонской уголовно-исполнительными системами. Если первая в большей степени ориентирована на предотвращение преступлений и гуманизацию пенитенциарной системы, то в англо-саксонской системе все больше применяются длительные сроки лишения свободы и суровые меры наказания за преступления средней тяжести; растет не только общий массив заключенных, но и число осужденных к пожизненному заключению. В тюрьмах США, например, сегодня содержится 2,3 млн осужденных, из них 6 % приговорены к пожизненному заключению (Для сравнения в Китае, где численность населения в 4 раза выше, в местах лишения свободы содержится 1,5 млн осужденных).
Во-вторых, различия в подходах и смена ориентиров наблюдаются и в рамках континентальной системы, где часть стран взяла курс на ужесточение карательной практики (это и некоторые европейские страны, и Россия, и Казахстан). Весьма остро этот вопрос ныне стоит в России, где уровень отбывающих наказание в виде лишения свободы (в расчете на 100 тысяч населения) лишь совсем немного уступает соответствующему показателю в США. Этот факт вызывает особую тревогу на фоне призывов к еще большему ужесточению репрессии, на фоне
резкой критики "либерализма", повлекшего "кризис" уголовной политики [9].
Свидетельством отсутствия системного видения мер уголовно-правового характера может, наконец, служить и ситуация, возникшая в связи с возвращением в УК РФ института конфискации имущества. До настоящего момента остается неясным, является ли конфискация обязательной мерой, следует ли при ее назначении учитывать характер и степень общественной опасности деяния и иные обстоятельства дела. По мнению некоторых ученых, конфискация носит необязательный характер и суд формально не обязан применять эту меру [10, с. 369]. Однако действующее законодательство, на наш взгляд, решает вопросы назначения конфискации имущества в императивном порядке, не предоставляя суду права отказаться от назначения этой меры при наличии оснований ее назначения. К сожалению, поставленные здесь и иные вопросы, связанные с применением конфискации, не нашли освещения только что принятом Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 29 октября 2009 г. "О некоторых вопросах судебной практики назначения и исполнения уголовного наказания".
Обсуждение поднятых проблем, по нашему убеждению, будет полезным как для развития доктрины уголовного права, так и для законотворческой и правоприменительной практики.
Литература
1. См.: Разгильдиев Б.Т. Задачи уголовного права и их реализация. Саратов, 1993; Ляпунов Ю. Уголовное право: предмет и метод регулирования и охраны // Уголовное право, 2005, № 1; Звечаровский И.Э. Современное уголовное право России. СПб., 2001.
2. Жалинский А. Э., Уголовное право в ожидании перемен. Теоретико-инструментальный анализ. М., 2008.
3. См.: Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации за III квартал 2005 года // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2006. № 3.
4. См.: Игнатов А. Н., Красиков Ю. А. и др. Концептуальные начала уголовного законодательства Российской Федерации // Советская юстиция, 1992, № 3.
5. См.: Клепицкий И. А. Преступление, административное правонарушение и наказание в России в свете Европейской конвенции о правах человека //Государство и право,2000, № 3.
6. Именно к такому выводу пришел
_166
ОБЩЕСТВО И ПРАВО • 2009 • № 4(26)
Конституционный суд России, указав, что в уголовно-правовых и уголовно-процессуальных отношениях потерпевший выступает лишь в качестве субсидиарного участника на стороне обвинения. См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 27 июня 2005 г. № 7-П "По делу о проверке конституционности положений частей второй и четвертой статьи 20, части шестой статьи 144, пункта 3 части первой статьи 145, части третьей статьи 318, частей первой и второй статьи 319 Уголовно-процессуального Кодекса РФ в связи с запросами Законодательного Собрания Республики Карелия и Октябрьского районного суда города Мурманска".
7. См.: Квашис В. Е, Вавилова Л. В. Зарубежное законодатедьство и практика защиты жертв преступлений. М.. 1996; Квашис В. Е. Основы виктимологии. M.,.NOTA BENE, 1999.
8. См. подробнее: Генрих Н. В., Пудовочкин Ю. Е. К вопросу о статусе потерпевшего в уголовно-правовых отношениях // Уголовное право. 2009, № 6.
9. См.: Алексеев А. И., Овчинский В. С., Побегайло Э. Ф. Российская уголовная политика: преодоление кризиса. М., 2006.
10. См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. А. В. Бриллиантова. М., 2010.
167
