Проблемы обеспечения разработок концепции борьбы с преступностью в ходе уголовно-политического прогнозирования Текст научной статьи по специальности «Право»

ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ

УДК: 343.13:342. 7 (470)

Новичков В. Е.

д.ю.н., профессор, Юго-Западный государственный университет,

г. Курск

ПРОБЛЕМЫ ОБЕСПЕЧЕНИЯ РАЗРАБОТОК КОНЦЕПЦИИ БОРЬБЫ С ПРЕСТУПНОСТЬЮ В ХОДЕ УГОЛОВНО-ПОЛИТИЧЕСКОГО

ПРОГНОЗИРОВАНИЯ

В статье исследуются проблемы разработки концепций борьбы с преступностью в рамках уголовно политической футурологии (прогнозирования) на современном этапе, гибкость, маневренность и оперативность их выбора и использования в борьбе с преступностью в современной России.

Ключевые слова: уголовно-политическое прогнозирование, футурология, политика, уголовное право, криминология, оперативно-розыскная деятельность, концепция, борьба с преступностью, компромисс, сотрудничество.

Уголовно-политическое прогнозирование (футурология) в сфере борьбы с преступностью объединяет в себе криминологическое, уголовно-правовое, пенитенциарное, уголовно-процессуальное, оперативно-розыскное, и ряд других отраслевых прогнозов в сфере борьбы с преступностью. Такое объединение обусловлено общностью предметов, основных элементов конструкций концепций, приоритетов, методов и методик указанных прогностических направлений в силу их социогенного характера. Концепции вышеназванных видовых прогнозов олицетворяют собой идеологическую основу уголовной политики, из которой берут начало перспективы борьбы с преступностью.

В современных условиях стремительных и глобальных изменений многих сфер жизнедеятельности людей и развития государств, преобладания политических решений над базисными отношениями перед российской юридической наукой и практикой встает задача как можно полнее обеспечить новые потребностей общества по разработке перспектив развития и реализации уголовной политики. Следовательно, уголовно-политическая футурология и ее концепция должна учитывать, объяснять, предвидеть, рекомендовать то, что фактическая борьба с преступностью в современной жизни перестраивается на новые начала, не выжидая, чтобы они были окончательно установлены в законодательстве, и соответствующей юридической науке. Так, переход к рыночным отношениям, не обеспеченный прогнозными вариантами, начатый без обоснованной научной концепции, спонтанно, привел к резкой активизации криминальной деятельности, проникновению криминалитета во вновь образовавшееся экономическое пространство, политическую власть и, на сегодняшний день характеризуется следующими очевидными моментами:

1. Всепроникающей криминализацией государственно-общественных сфер жизни, а в некоторых — ее преобладанием (например, политическая сфера и государственная деятельность); легализацией криминальной среды; слиянием ее с государственно-властными и реально существующими экономическими структурами; коррупцией — не официального, бесконтрольного обмена ресурсами между теневыми структурами и государственными системными образованиями. Например, на одну единицу потребляемой и перерабатываемой нефти (по старым технологиям) необходимо две единицы добываемой нефти. В России это соотношение составляет 1:4. Логично считать, что половина добываемой нефти потребляется теневой экономикой и теневой коммерцией, а если учесть то обстоятельство, что современные нефтеперерабатывающие технологии безотходные, то из этого следует, что 75% нефтепродуктов добыты, но где, как и кем используются, остается только догадываться.

2. Становлением, устойчивостью, активизацией и дифференциацией профессиональной преступности, а соответственно, профессиональных преступников (имеется в виду разно уровневая преступность: от международных синдикатов до микро криминального социума), путем: а) имеющегося спроса и предложения как на само социальное явление, которое, как не парадоксально, используется государством (например, в виде политической идеологии (образа врага), политического и уголовного фундаментализма и т.д.); б) имеющегося спроса и предложения на рынок криминальной рабочей силы [1, с. 90-94] или профессиональных преступников, так как последние все чаще привлекаются широкими социальными слоями и финансово-экономическими структурами, для разрешения различного рода конфликтов (вымогательство, шантаж, "разборки" с обидчиками и конкурентами, коллекторные отношения, рейдерство и др.). При этом заметим, что конфликты чаще всего «правовые», то есть разрешать их призваны государственные и правоохранительные органы.

3. Окончательным определением (распределением) сфер преступного влияния и рынков сбыта разноуровневыми криминальными структурами, путем охвата этими структурами, практически всех без исключения социально-экономических сфер, включая государственное строительство и политику, а также использования методов и способов контроля над данными сферами (вопрос лишь в объеме этого охвата); сосредоточения на определенно — конкретных территориях (рынках сбыта) сил и средств криминального характера, их координации, взаимоотношений и «альтернативно-правового» регулирования, а также объема «сращивания» преступников с должностными лицами государственных органов.

4. Контролем со стороны государства, через его специальные органы, аналитико-исследовательские и иные подразделения, за всеми без исключения криминальными структурами (профессиональными преступными группами, коррумпированными субъектами и т.д.), в целом над преступностью, как социальным явлением, с помощью: а) общепринятых, общеизвестных мировой и отечественной практике совокупности мер и способов борьбы с преступностью, в том числе и сугубо полицейского характера (оперативно-розыскными мерами); б) влияния на преступность законодательными мерами; в) проведения "жесткой" либо "мягкой" уголовной политики, в том числе и путем материально-технического стимулирования органов внутренних дел или отсутствием такого стимулирования (здесь необходимо четко оговорить, что общеизвестная презумпция: "дешевая полиция дорого обходится государству" может игнорироваться тем же государством только специально, «умышленно»).

Как адекватную реакцию большинства населения страны на указанные процессы следует отнести (отметить): разрыв в правосознании людей связи ценностных ориентаций и соответствующих средств их достижения; выработку нигилистического стереотипа к правопониманию и правопослушанию у индивидов. Эту существенную особенность в правосознании населения необходимо принять как реальность и не мифицировать обратное. Очевидно, что в настоящее время практически любой преступной деятельности присущи основные законы политической экономики, как рыночной, так и общественно-распределительной. Этот показатель имеет положительный аспект для органов, ведущих борьбу с преступностью, которые должны использовать известные закономерности рыночной и политической экономики в уголовно-политическом прогнозировании и непосредственном воздействии на преступность.

Теории и практике известны несколько основных концептуальных моделей уголовно-политического воздействия на преступность, которые, в том или ином объёме учитываются и используются уголовно-политической футурологией. Это: 1) "война с преступностью"; 2) "борьба с преступностью"; 3) "компромисс в борьбе с преступностью"; 4) "сотрудничество" с преступностью"; 5) "дифференцированное воздействие на преступность и контроль над ней".

Отметим, что большинство юристов, когда речь идет о жесткой репрессивной, уголовно-пенитенциарной политике, рассматривает её как тоталитарное прошлое нашей и только нашей страны. Однако, объективно, дело обстоит далеко не так, что позволяет нам раскрыть содержание указанных концептуальных конструкций несколько иначе.

I. Концептуальная модель "войны" с преступностью предполагает максимально жесткую, порой непримиримую уголовную и пенитенциарную политику воздействия на преступность. Ее основным принципом выступает тезис о том, что "цель оправдывает средства" и, соответственно, концепция целесообразности может наполняться совершенно иным содержанием — становится тождественной понятию "произвола", при котором на первое место выдвигаются жесткие, карательные виды репрессий. При этом сам принцип "цель оправдывает средства" и сама извращенная концепция целесообразности при данной модели в политике и законодательных актах государства откровенно не популяризируется. В период реализации концепции "войны с преступностью" верховенство над законами, по сути, приобретают иные нормативно-правовые акты, в том числе и подзаконные. В дальнейшем под призывами к борьбе с отдельными видами и формами преступлений, по сути, им объявлялась настоящая война. Объявление подобных "военных кампаний" носило в чистом виде политико-идеологический характер, ставивший своей целью отвлечь население страны от насущных социально-экономических и политических проблем. Так, например, с 1966 года была объявлена война хулиганству, когда после криминализации мелкого хулиганства, до этого признававшегося административным правонарушением, произошел существенный рост регистрации преступлений именно за счет хулиганства, которое по удельному весу того времени составляло каждое пятое преступление.

В принципе, с отдельными видами особо опасных преступлений государство должно именно воевать, а не бороться и тем более сотрудничать или идти на компромисс. Речь идет о таких видах преступлений как: терроризм, убийство при отягчающих обстоятельствах, бандитизм, захват заложника, организация незаконного вооруженного формирования или участия в нем, террористические акты и некоторых других. Реально эта война уже идет с 1993 года по ликвидации незаконных вооруженных бандитских формирований в закавказских республиках Российской Федерации.

Для реализации модели "войны с преступностью" в современной России необходимы: а) соответствующая нормативно-правовая база; б) политическая воля; в) жесткое администрирование; г) усиление репрессии; д) акцент на полицейские силы и армию.

Модели "войны с преступностью", как правило, сопутствует "война законов". Подзаконные акты приобретают действительную юридическую силу над законами. Чаще всего "война с преступностью" в политическом, уголовно-правовом, пенитенциарном и криминологическом смысле именуется "борьбой с преступностью", что есть не более, чем косметическая ретушь. Чаще всего она "объявляется" в период свертывания значительной части социальных реформ; расслоения общества; обнищания большей части населения, отсутствия перспективных идей развития государства и общества; упадка нравственности, идеалов и ценностей и так дальше, с целью отвлечения общественного мнения от насущных жизненно важных проблем.

В ходе "войны с преступностью", как правило, возникает отчуждение научного знания от правоохранительной деятельности, а прогноз последствий не осуществляется либо игнорируется. Мировой опыт показывает: эффект "военных" мер воздействия на преступность всегда носит недолговременный характер. Более того, под воздействием исключительно жестких мер криминальный феномен начинает мутировать, и на социальную арену выходят наиболее уродливые представители преступного мира.

При осуществлении "военных" мер воздействия на преступность всегда велик риск возможного нарушения законности, осуществления произвола и необоснованных репрессий политического характера. Модель "войны", тем не менее, целесообразна и возможна локально, т.е. для воздействия на отдельные виды преступлений и формы преступности,

характеризующиеся высокой степенью общественной опасности (например, коррупция, терроризм, бандитизм, организованная преступность, наркомания и т.д.). На наш взгляд, ее необходимо именовать "политикой жесткого реагирования и контроля".

II. Концептуальная модель "борьбы с преступностью" в том числе и сам термин, хотя и признаны Организацией Объединенных Наций, тем не менее до сих пор вызывают научные споры и не могут оцениваться как достаточно определенные или по крайней мере однозначные. Это создает значительные сложности как в теоретическом уяснении смысла того, о чем идет речь в конкретном случае, так и в практической деятельности. К большому сожалению, в нашей стране термин "борьба с преступностью" стал критическим инструментом при оценке деятельности правоохранительных органов — полиции, судов, прокуратуры, что серьезно расшатало правоохранительную систему государства. Десятки тысяч квалифицированных оперативников уголовного розыска, контрразведки, следователей, прокуроров, судей, научных работников и ученых ежегодно покидают уголовную юстицию страны уходя на пенсию, преждевременно увольняясь по выслуге лет, предпочитая работать в коммерческих и иных негосударственных структурах. Одновременно, реальная борьба с преступностью брошена в жертву политическим амбициям: политические "обвинители" становятся "обвиняемыми и заключенными" и наоборот. Собственно, борьба с преступностью мало чем отличается от концепции войны с ней. Например, аналогичное положение дел наблюдается в "войне (борьбе) законов". Новые законы, необходимые для более эффективной борьбы с растущей преступностью, рассматривались (и рассматриваются) годами. Это относится и к принятым уголовному, уголовно-исполнительному, уголовно-процессуальному, гражданскому, административному кодексам и к не принятым по сегодняшний день отраслевым процедурным законам. Прогнозирование уголовно-политической сферы осуществляется учеными-энтузиастами и, как правило, социального заказа в большинстве случаев не имеет. Одним словом, политическая "чехарда" вокруг законодательства по борьбе с преступностью, с систематической сменой руководства правоохранительных органов, с изобличением в преступной деятельности политических противников и т.п. в условиях России лишь тормозит решение этой проблемы, если не сказать, что способствует самой преступности.

Теоретический анализ содержания модели борьбы с преступностью показывает, что она применяется для регулирования сложной системно-структурной деятельности, имеющей цель добиться эффективного воздействия на преступность и ее детерминанты, в том числе, и с помощью государственной уголовной политики. В науке существует два принципиально разных подхода к возможностям уголовной политики в реализации данной концептуальной модели. Одни ученые исходят из того, что в рамках уголовной политики решаются вопросы воздействия на преступность (преступления) уголовно-правовыми средствами, соответственно, данный подход реализуется в рамках социологии уголовного права [2, с. 25]. Другие считают, что уголовная политика касается всех мер воздействия на преступность (и даже высказывалось утверждение, что понятие борьбы с преступностью не должно выводиться за пределы уголовной политики), поэтому данный подход фактически отождествляет понятия "уголовная политика" и "борьба с преступностью" [3, с. 12-14].

Оба подхода в основе модели борьбы с преступностью предполагают четкие правовые ограничения: воздействие на преступность должно осуществляться законными средствами, базироваться на определенной правовой основе, иметь рациональные социологические и юридические обоснования, достигаться только через законность, справедливость и целесообразность.

На наш взгляд, оптимальная модель борьбы с преступностью концептуально закрепляет и юридически оформляет дифференцированное отношение к различным преступлениям и правонарушениям. Отсюда следует четыре принципиальных вывода:

Во-первых, в политике борьбы с преступностью право выступает не как форма исполнения общих политических директив, разработанных вне сферы правовых ценностей, а

как воплощение самой уголовной политики, которая реализует правовые ценности безопасности, законные интересы личности, общества и государства.

Во-вторых, при определении пределов правового регулирования борьбы с преступностью нельзя обходить ни одну из реально существующих проблемных ситуаций, на которые указывает уголовная политика. Любые виды отношений в рассматриваемой сфере, если они закономерно повторяются и связаны с социальными конфликтами, требуют правового регулирования. Соответственно, законодатель и правоприменитель обязаны исходить из такой позиции потому, что правовое регулирование создает возможность для закрепления и наделения общеобязательной силой оптимальных правил, реализующих стратегию и тактику правоохранительной деятельности, максимальную защищенность ее субъектов. Законодательство: уголовное, уголовно-исполнительное, процессуальное, об оперативно-розыскной деятельности, профилактическое и иное — определяет не только границы дозволенного и формы этой деятельности, но и ее содержание.

В-третьих, в новых социально-политических условиях, наряду с коррекцией существовавших ранее положений в сфере воздействия на преступность, необходимо соблюдать преемственность их базовых положений. В частности, это касается задач, места, структуры, принципов, субъектов и приоритетов уголовной политики. При таком подходе будут не нужны призывы, объявляющие "войну с преступностью", лишенные реального содержания и организационного подкрепления. Их место займут прогнозная стратегия и тактика воздействия на преступность на основе реальных целей и с учетом реальных возможностей государства и общества.

В-четвертых, несмотря на современную сложную социальную ситуацию и значительные в этой связи проблемы в сфере борьбы с преступностью, в российском государстве, тем не менее, существует достаточный, уголовно-правовой, пенитенциарный, уголовно-политический и иной антикриминогенный потенциал, на который необходимо ориентироваться при прогнозировании уголовной политики.

С этих позиций должно строиться и прогнозироваться целеуказание на ближайшие годы и адекватное ему обеспечение воздействия на преступность: информационное, правовое, футурологическое, ресурсное, методическое, психологическое и иное.

III. Компромисс. Данная концептуальная модель как эффективное средство рационального и разумного разрешения тех или иных социальных конфликтов, связанных с совершением преступлений всегда присутствовала в уголовном, пенитенциарном законодательстве, в практике реализации их норм, а также в уголовной политике государства. Другое дело, что в условиях войны с преступностью и политики ее искоренения эта модель умышленно не афишировалась. В настоящее время подобные нормы распространяются не только на институт уголовной ответственности, но и на институт наказания, что очень важно для пенитенциарной политики.

В современной России «Концепция компромисса» показала свою эффективность в борьбе с захватами самолетов, захватами заложников, террористическими актами, незаконными лишениями свободы, похищениями людей, изнасилованиями, в урегулировании конфликтов, связанных с клеветой, возмещением материального и морального вреда, с налоговыми и другими правонарушениями. Тем не менее, законодательное закрепление идей компромисса идет медленно, а позиция бескомпромиссной борьбы с преступностью в большинстве случаев остается превалирующей. Однако это вовсе не означает, что мы призываем к допустимости компромисса со всем массивом совершаемых преступлений. Речь идет о том, чтобы бескомпромиссная борьба (правильнее "война") велась не с преступностью, а строго избирательно, с отдельными видами преступлений, с которыми иная форма борьбы не согласуется с общественной нравственностью и интересами безопасности государства (например, преступное распространение наркотиков, терроризм, преступления против

окружающей среды). В остальных же случаях бескомпромиссная борьба нередко ведет к отягощению вредных последствий совершаемых преступлений.

В правоприменительной деятельности ситуации, когда используется модель компромисса, возникают повседневно. Речь идет, в частности, о тех случаях, когда у органов предварительного расследования нет достаточных доказательств для правильного разрешения уголовного дела. В то же время, тот или иной участник расследуемого преступления проявляет готовность указать на доказательства или предоставить доказательства, позволяющие полностью раскрыть преступление, изобличить его основных участников, возместить ущерб в обмен на гарантии освобождения от уголовной ответственности или наказания, либо смягчения их. И нередко правоприменители, столкнувшись с такой дилеммой, не урегулированной материальным и процедурным законодательством, идут на различные ухищрения, чтобы достигнуть компромисса сторон по уголовному делу. Например, для этого задним числом оформляются явки с повинной, исключаются отдельные эпизоды преступной деятельности, приобщаются к делу встречные заявления потерпевших с просьбой прекратить уголовное преследование в связи с примирением сторон, возмещением им ущерба и т.д. По сути, речь идет о новой концептуальной модели борьбы с преступностью — "разрешения социального конфликта путем удовлетворения стороны, чьи интересы были нарушены преступлением" [4]. Надо отметить, что эта концепция получила широкое практическое воплощение во многих странах мира и чаще всего именуется "компенсационно-примирительной".

Одной из главных ценностей компромиссного разрешения криминальных конфликтов, не имеющих особо отягчающих обстоятельств, как раз и является способность избавить виновного, потерпевшего и их близких от взаимных, негативных друг к другу чувств, создать обстановку, способствующую взаимопониманию и терпимости, реально смягчить вредные последствия преступления, как для потерпевшего, так и для виновной стороны.

Таким образом, реализация базовых целей уголовной политики по конкретным преступлениям требует в рамках рассматриваемой проблемы "встроить" в концепцию уголовной политики, уголовного, уголовно-исполни-тельного закона, правоприменительной практики и уголовно-политического прогнозирования в сфере борьбы с преступностью механизм, который противодействовал бы смещению иерархии ценностей, охраняемых действующим законодательством, когда за приоритетное направление принимается стремление к подавлению во что бы-то ни стало инициатора конфликта.

IV. Самое противоречивое отношение криминологов вызывает концептуальная модель "сотрудничества в борьбе с преступностью". В большинстве своем юристы стараются умалчивать о ней или высказывать точки зрения не в пользу применения данной модели в сфере воздействия на преступность [5, с. 3-5]. Это связано, прежде всего, с тем, что исследователи представляют себе понятие "сотрудничества" как какое-то соглашение или сделку с преступностью, а не в широком смысле, и, во-вторых, специалисты исходят из позиции антагонистического характера борьбы с преступностью (что, на наш взгляд, абсолютно недопустимо!) [6, с. 90].

С подобными подходами к пониманию сущности концептуальной модели сотрудничества нельзя согласиться. Во-первых, сотрудничество в деле борьбы с преступностью по кругу участников в нем не должно ограничиваться каким-либо числом субъектов. Под сотрудничеством в рамках рассматриваемой нами модели следует понимать участие широкого круга граждан, учреждений, организаций и иных структур совместно с правоохранительными органами в системе мер воздействия на преступность. Во-вторых, мотивация многих преступлений определяется рядом факторов, не сводящихся к антагонизму (например, социально-психологический (классовый) антагонизм не имеет никакого влияния на формирование мотива при совращении малолетних, развратных действиях и т.п.). В-третьих, оценка общественно-опасных деяний по мере развития общества, сознания людей, разрушения стереотипов и многого другого меняется (например,

спекуляция как запрет трансформировалась в коммерческое посредничество, т.е. дозволительную гражданско-правовую норму). "Каждое преступление, — очень точно замечает В. В. Лунеев, — уникальный социально-стихийный эксперимент по противоправному разрешению противоречий между человеком и обществом. Он очень дорого обходится последнему. Пренебрегать мерами воздействия, которые хоть как-то нейтрализуют результаты таких экспериментов, исчисляемыми тысячами и миллионами, значит еще более увеличивать цену преступления" [7, с. 20]. Практика сотрудничества органов правопорядка с различными категориями граждан широко распространена в зарубежных странах. Например, в Великобритании на добровольной основе в помощь полиции привлекаются граждане для охраны общественного порядка и пресечения преступлений и, в соответствии с планами правительства этой страны, численность подразделений "добровольной стражи" достигает 5 млн. человек.

V. Дифференцированное воздействие на преступность и контроль над ней как одна из концептуальных моделей, собственно, просматривается, в том или ином объеме, во всех вышеназванных моделях антикриминальной политики. Акценты на обеспечение системности в воздействии на преступность, развитие мер социальной превенции сделаны практически во всех странах и включают в себя:

1. Информационно-аналитическую деятельность по возможно полной регистрации проявлений преступности, изучению этих проявлений, их причинности и детерминации, результатов борьбы с преступностью на предшествующих этапах и оценке соответствующих данных.

2. Комплексное прогнозирование сферы борьбы с преступностью (уголовно-политическая футурология), требующее системно-структурного подхода в контексте различных изменений в обществе.

3. Определение стратегии воздействия на преступность на основе оценок негативных социальных ситуаций, их причинности, состояния борьбы с преступностью, прогноза и рекомендаций специалистов по дальнейшему совершенствованию этого воздействия.

4. Программирование воздействия на преступность, максимально отражающее стратегию борьбы с преступностью.

5. Законотворчество в сфере воздействия на преступность и правовое реагирование на нее.

6. Реализацию программ воздействия на преступность, их корректировку и координацию деятельности по борьбе с преступностью.

7. Организацию и развитие научных исследований воздействия на преступность.

8. Эффективную правоохранительную деятельность и наличие прогнозных вариантов ее оперативного реформирования.

Литература

1. Тайбаков А. А. К вопросу о понятии рынка криминальной рабочей силы // Государство и право. — 1994. — № 3. — С. 90-94.

2. Бородин С. В. Борьба с преступностью: теоретическая модель комплексной программы. — М., 1990.

3. Основные направления борьбы с преступностью. — М., 1975.

4. Новичков В. Е. Применение уголовно-правовых норм, поощряющих или обязывающих граждан оказывать помощь правоохранительным органам (по материалам органов внутренних дел): дисс. ... канд. юрид. наук. 12.00.08. — М. : Академия МВД СССР, 1991; Новичков В. Е. Прогнозирование в сфере борьбы с преступностью в современной России: дис. ... д-ра юрид. наук. 12.00.08. — М. : Академия управления МВД РФ, 2005.

5. Галиакбаров Р. Р. Квалификация групповых преступлений. — М., 1980.

6. Марцев А. И. Диалектика и вопросы теории уголовного права. — Красноярск,

1990.

7. Лунеев В. В. Преступность ХХ века. Мировые, региональные и российские тенденции. 2-е изд., перераб. и доп. — М. : Волтерс Клувер, 2005.