CC BY
88
УДК 94(470)"1920"
Васеха Мария Владимировна
Институт этнологии и антропологии РАН, г. Москва
ПРОБЛЕМЫ АКТУАЛИЗАЦИИ ПРАКТИК ПЛОДОИЗГНАНИЯ В УСЛОВИЯХ ДЕМОГРАФИЧЕСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ В 1920-х гг. (на материалах Западной Сибири)*
В статье раскрываются причины актуализации практик плодоизгнания (легальные и нелегальные аборты) среди сибирячек в связи с реализацией государственной семейной политики в Сибири в 1920-е гг. Автор рассматривает особенности внедрения политики в области медицинских абортов в Сибири, показывает отсутствие альтернативных аборту предложений планирования семьи. В статье приводятся новые данные о состоянии этого вопроса среди крестьянок-сибирячек и «адаптации» этих медицинских практик у деревенских «бабушек». Автор статьи показывает, все лицемерие политики советской власти по отношению к населению страны, ведь декларируя свободу женщины в распоряжении собственным телом, в том числе и в принятии решения по планированию семьи, государство пыталось решить вопросы восстановления народного хозяйства и перехода к курсу индустриализации. Иллюзорная свобода прокреативного выбора, практически без альтернативных вариантов, сформировала тактику планирования семьи в Сибири и России в целом на протяжении ХХ в. На фоне общей дезорганизации семейной жизни, падения морально-нравственных установок все же довольно незначительная часть сибирских крестьянок, по сравнению с горожанками, обращались к новому для них способу регулирования рождаемости, при этом предпочитая «бабушек». Сельское население в 1920-х гг. не было готово активно пользоваться новыми законодательными возможностями, все еще придерживаясь традиционных взглядов на этот вопрос.
Ключевые слова: планирование семьи, практики плодоизгнания, аборт, раскрепощение женщин, телесность, 1920-е годы.
Молодая советская власть впервые в мировой практике 18 ноября 1920 г. легализовала медицинский аборт по медицинским и социальным показателям. Постановление Наркома здравоохранения «Об охране здоровья женщин» [12] подкрепляло политический проект по «раскрепощению женщины», целью которого было выведение ее за пределы семейных обязанностей (жены, матери, хранительницы семейного очага) и добавление функционала общественной работницы и политически активной гражданки [4, с. 43-46]. При этом материнство оставалось репродуктивной обязанностью женщины перед советским обществом. Эксперимент с внедрением медицинского аборта в существовавшее тогда традиционное репродуктивное поведение должен был помочь женщине распоряжаться собственным телом и принимать решения о перспективах собственной жизни, а, по словам В.И. Ленина, аборт являлся охраной «азбучных демократических прав гражданина и гражданки» [10, т. 23, с. 257].
Идеи о половой свободе, дискуссии об обобществлении жен и детей, раскрепощении межполовых отношений и т. д. в Сибири 1920-х гг. воплотились в примитивизации моральных норм, связанных не только с отношениями между полами, но и в отношении собственных детей [3, с. 191-196].
На собраниях 1920-х гг. работников Крайздра-ва и отделов охраны материнства и младенчества Сибкрая вопрос об участившихся случаях подкидывания младенцев и криминальных детоубийствах стоял во главе угла. Сотрудники этих госу-
дарственных органов считали главными мерами борьбы с этими явлениями проведение с женщинами консультаций, ассигнование на социальную помощь безработным матерям и матерям-одиночкам (считалось, что именно эта категория женщин более всех склонна избавляться от детей), а также широкое ознакомление населения с методами искусственного прерывания беременности и методами контрацепции [7, л. 11]. Методами предохранения, известными в те годы, сибирский врач П.Б. Болтянская на страницах журнала «Красная сибирячка» в 1929 г. называла химические или лекарственные средства, например, таблетки «Кон-трацептин», шарики «Контрацептин», паста «Пре-консоль». Эти препараты выпускались аптекой Отдела охраны материнства и младенчества Нар-комздрава и выдавались по рецепту врача. Были известны и механические средства - колпачки и презервативы. Одновременно с вышеперечисленными контрацептивами, средствами предохранения у населения считались «естественные меры» (прерванный половой акт и пролонгация лактации детей до 2-3-х лет). Однако, как отмечала опытный сибирский врач, последнее средство предохранения является неэффективным: из 100 женщин 60 вновь становились беременными. Важно отметить, что в женской популярной периодике 1920-х гг., кроме этой публикации, автору не встретились другие документы, пропагандировавшие средства превентивной контрацепции [2, с. 12].
Идея планирования семьи посредством противозачаточных средств не стала популярной среди населения Сибири, как, впрочем, и всей страны. В середине 1920-х гг. медработники констатирова-
" Работа поддержана грантом РГНФ № 12-01-00229.
© Васеха М.В.. 2015 Вестник КГУ им. H.A. Некрасова № 2, 2015
37
ли резкий рост числа абортов как в городах Сибири, так и в сельской местности [1, с. 39].
В дореволюционной России женщине, сделавшей аборт, и лицам, способствовавшим этому, полагалась ссылка на каторгу [15, с. 775]. В целом прокреативное поведение крестьянства до начала его трансформации (1920-е гг.) носило выраженную пронаталистскую ориентацию. Женская фер-тильность представлялась божественным даром, изменение же репродуктивного поведения у русских считалось страшным грехом [9, с. 42]. В то же время появление ребенка в бедных многодетных семьях воспринималось как отягощение, однако как ни тяжело было бы женщине с детьми, она не решалась вмешаться в процесс беременности и родов [16, с. 192-195; 11, с. 100].
Медицинский аборт, по установкам советских медработников, являлся «неотъемлемой особенностью культурного развития человечества», а законы, регулирующие аборты, - «большим прогрессом советского законодательства» [1, с. 39-42]. На протяжении 1920-х гг. по всей стране прослеживалась тенденция роста числа абортов, появилось много частных кабинетов, акушерок, «специали-стов-абортистов», а в сельской местности просто «бабушек», не имевших отношения к медицине.
Западную Сибирь рост практик плодоизгнания, нелегальных абортов, в том числе с летальным исходом, также не миновал. В своей статье «Аборт в деревне» в 1926 г. доктор В.Е. Смирнов из Змеино-горской участковой больницы писал [14, с. 43-47], что в деревне знали три вида различных способов вытравления плода. Это абортативные вещества: свинцовые белила, селитра, настойка багульника, можжевельник, чистотел, «мужской папоротник», «сорокапотужная травка» и т. д. Случалось, что крестьянки употребляли эти ядовитые вещества в смертельных дозах, что приводило к летальному исходу. Автор также писал о распространенности на селе «случайных» причин, таких как падение, поднятие тяжестей, битье по животу бутылками и кулаками, «накидывание горшков» и пр. Как отмечал В.Е. Смирнов, оба эти метода широко использовались «бабушками» в деревне с давних времен. Нередко женщины после подобной «помощи» становились инвалидами на всю жизнь. По сведениям доктора, из города от невежественных «специ-алистов-абортистов», перенявших хирургические методы врачей-гинекологов, в деревенскую глушь пришли новые способы изведения плода. «Абортных дел мастера» в деревне по-своему восприняли методы бужирования матки и катеторы: за неимением инструментов «бабушки» использовали «подручные» инструменты. Сам врач сталкивался в своей практике со следующим: березовый прутик из веника или метлы, набивалка гильз Катык, ржавые гвозди, спица от зонтика и т. д. Эти предметы извлекались из полости матки у женщин, которые
приходили в больницу с очень сильными болями и кровотечениями. По словам больных, «бабушки» делали укол в матку и обещали, что «предмет выйдет сам вместе с кровями». В большинстве случаев, писал Смирнов, с так называемым «начавшимся абортом» в больницы обращаются разведенные женщины и солдатки, пытавшиеся «скрыть свой позор» [14, с. 43-47].
Сбор статистических данных об абортах начался только в 1924 г. с введения обязательной регистрации женщин, попавших в больницу для производства полного аборта, и женщин, поступивших в больницу с начатым вне больницы (неполным) абортом [6, с. 22]. В медицинских журналах 1920-х гг. отмечалось: «Стали делать аборты наспех, не утруждая больную снять галоши, а больные, в свою очередь, стали проделывать аборты между делом, мимоходом» [1, с. 41]. По данным сибирских врачей, женщины, как городские, так и деревенские, в 1920-е гг. продолжали обращаться к непрофессиональным частникам, а не в абортные комиссии. Абортные комиссии (врач-гинеколог и представители женотдела) решали, существуют ли социальные или медицинские показания для искусственного прерывания беременности. Отказы женщинам поступали только в редких случаях, в основном по причине нехватки мест в стационаре.
Врачи-энтузиасты в некоторых городах Сиб-края пытались составить общую картину, характеризующую это явление, опираясь на имеющиеся у них официальные данные прошений в абортные комиссии и карточки пациенток после меда-борта. Так, например, врачом П.Т. Приходько [13, с. 19-24] дается характеристика возрастного, социального, семейного состояния женщин, прошедших медицинский аборт в Томской и Судженской больницах в 1925-1926 гг. В больницу обращались женщины от 16 до 46 лет, около 40% из них были с осложнениями после нелегального аборта, что говорит о широкой распространенности и неконтролируемости этого явления. Средний возраст обратившихся за легальным абортом (через абортные комиссии) был 32,1 года, у поступивших с нелегальным - 24,3 года. Это значит, что более молодые сибирячки фертильного возраста предпочитали первоначально обращаться за помощью не к врачам, а к подпольным специалистам. Из всех женщин, прошедших медаборт в Томской больнице, большую часть составила возрастная группа от 20 до 30 лет - около 60%, женщин старше 30 лет -примерно 33%, моложе 20 лет - 5%, у 2% - возраст был неизвестен. По семейному состоянию большинство женщин были замужними (87,5%), и лишь 12,5% не имели законных мужей (одиночки, вдовы, девицы), однако сюда были включены и женщины, жившие в незарегистрированном браке. П.Т. Приходько считал, что нестабильное положение женщины в незарегистрированном браке
18% Бедность
2%% Иные причины
48%% Нежела ние иметь ребенка
32% Ушибы, падения
27%% Болезнное состояние
1%%
Нежела ние иметь ребенка
70%%
2% Недостаток
Иные причины материальных средств
А. После нелегального медаборта
Б. После легального медаборта
Рис. 1. Причины, толкнувшие женщин на аборт в 1925-1926 гг., по анкетам пациентов Судженской и Томской больниц.
Составлено по: Приходько П.Т. Социальные основы абортов в Анжеро-Судженском районе Томского округа // Сибирский медицинский журнал. - 1927. - № 1. - С. 19-24.
в большей степени провоцирует ее на избавление от ребенка, чем в зарегистрированном [13, с. 24]. Данные о том, что большинство женщин, решившихся на операцию (как легальную, так и не легальную) были замужем, говорит о том, что эта мера не была инструментом скрытия «позора», а вполне осознанным средством планирования семьи.
Врач Приходько в статье приводил причины, по которым женщины шли на операцию (пациентки указывали их сами). Источником стали анкеты пациентов за 1925-1926 гг., в которых была заполнена соответствующая графа, всего таких анкет было 345 (рис. 1).
Причинами, заставлявшими женщин прибегать к таким мерам планирования семьи как аборт, по мнению акушера-врача, по большей части, являлось нежелание иметь ребенка (как это хорошо видно из ответов женщин после нелегального аборта). В ответах женщин, прошедших через абортные комиссии, эта причина практически не звучала. Однако, как считал Приходько, пациентки приводили такие существенные доводы, как болезненное состояние и недостаток средств, по причине того, что это позволяло получить от комиссии 100 % разрешение, в отличие от эгоистического желания женщины избавиться от ребенка [13, с. 19-24].
Между тем, показатели количества легальных абортов (не говоря уже о нелегальных) к 19251926 гг. резко выросли по всей России, не обошло это явление и регионы Западной Сибири (табл. 1).
Почти во всех округах Сибкрая возросло число абортов, в некоторых из них число операций за полгода в 1926 г. превысило общее количество операций, сделанных за весь 1925 г. В 1925 г. женщины с «неполными абортами» (после криминальных) составляли 32% от числа всех операций, в первой половине 1926 г. их было уже 35%. Этот факт говорит о том, что количество женщин, пошедших на аборт выросло не только в специальных медицинских учреждениях, но и у «специалистов-аборти-стов». Если в 1925 г. отказов со стороны абортной комиссии не было, то в 1926 г. они уже появились, что во многом было связано с низкой пропускной способностью «абортных коек в больницах и абортариях». В Сибкрае за 6 месяцев 1926 г. специалистами абортных комиссий был дан отказ на операцию почти 13% женщин. Эти 420 женщин, по мнению врачей, стали потенциальными клиентками подпольных специалистов. Женщины, которым было отказано в операции по тем или иным причинам, как проследили в красноярской окружной больнице, обычно не останавливались и обращались к «повитухам» [13, с. 19-24].
Унизительное собирание справок для абортной комиссии, придание публичности столь интимному мероприятию, в особенности в узком деревенском мирке, а также возможный отказ в производстве аборта толкали большинство женщин к «народным умельцам». Только по официальной статистике в 1928 г. в Омском округе женщин с начавшимися
Количество абортов по Сибкраю за 1925 г. и 6 месяцев 1926 г. (легальных, прошедших через комиссии по разрешению абортов)
Таблица 1
Округ 1925 г. 6 месяцев 1926 г.
Всего Полных Не полных Отказано Всего Полных Не полных Отказано
Итого 4964 3368 1596 0 4367 2843 1524 420
Составлено по: Отчет о движении абортов в Сибкрае (по данным абортных комиссий) // Сибирский медицинский журнал. - 1927. - № 6/7. - С. 108; По Иркутскому округу сведения отсутствуют.
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова „^ № 2, 2015
39
выкидышами, доставленных в больницы, было 115 на каждые 100 легальных медицинских абортов [8, с. 19].
Аборты хотя и не были редкостью в деревне, однако, по официальной статистике, крестьянок, прошедших эту операцию, было в несколько раз меньше, чем горожанок. В медицинских журналах 1920-х гг. часто встречаются заметки врачей, имеющих дело с начавшимися выкидышами у селянок, которые, в силу меньшей осведомленности и сложившихся традиций, обращались к «бабушкам». С 1924 г., в связи с началом работы госкомиссии по борьбе с абортами, врачи и работники комитетов по Охране материнства и младенчества начинают говорить о вреде абортов для женского здоровья и называть это явление «социальным злом». В 1929 г. в статье «Предохранительные средства от беременности» сибирский врач П.Б. Болтянская писала о несомненном зле абортов, представляющих большой вред для здоровья женщины [2, с. 12]. Выход из ситуации неуклонно растущего числа абортов специалистам виделся в поднятии санитарной грамотности населения, расширении сети женских консультаций, где будет рассказываться о вреде аборта и проводиться широкая пропаганда противозачаточных средств. Врачи с середины 1920-х гг. начали говорить о необходимости устранения абортных комиссий, которые отказом «толкают женщин в лапы повитухам» [13, с. 19-24].
Приняв во внимание сложившуюся ситуацию, в 1929 г. Отдел здравоохранения при ИК Западно-Сибирского краевого Совета депутатов трудящихся принял новую инструкцию о производстве абортов [7, л. 33-39]. В инструкции значилось: отказаться от работы абортных комиссий, а обязанности распределения бесплатных абортов возложить на врачей. Врачи должны были действовать по инструкции: все женщины, не лишенные избирательного права, имеющие не менее троих детей, имели право на бесплатный аборт. Социально-имущественное положение женщины определяло очередность на данную операцию. В первую очередь на селе преимущество имели «батрачки», следующими в списке были колхозницы, жены батраков и красноармейцев, далее - «беднячки-единолич-ницы» и только потом «середнячки». Остальные должны были платить за операцию в зависимости от заработка на члена семьи (от 5 до 30 рублей).
Принципиальным делом в Отделе здравоохранения Западно-Сибирского краевого Совета депутатов трудящихся считали увеличение количества абортных коек, поскольку «задачи вовлечения женского труда во все отрасли промышленности и сельского хозяйства наталкиваются на вопрос "женской заболеваемости" (т. е. время беременности и послеродовой период. - М.В.), дающей большие прогулы работниц и колхозниц, особенно растущих по Западно-Сибирскому краю благодаря
крайне ничтожной сети родильных коек и почти полному отсутствию абортных» [7, л. 33-39]. Пожалуй, в этих словах сосредоточено все лицемерие политики советской власти по отношению к населению страны. Декларируя свободу женщины в распоряжении собственным телом, в том числе и в принятии решения по планированию семьи, государство пыталось решить вопросы восстановления народного хозяйства и перехода к курсу индустриализации. Вот почему среди городских женщин-работниц поощрялись отказы от права на отпуск по беременности, не говоря уже о селянках, привыкших на следующий день после родов приниматься вновь за хозяйство [17, с. 37-38].
Иллюзорная свобода прокреативного выбора, практически без альтернативных вариантов, сформировала тактику планирования семьи в Сибири и России в целом на протяжении ХХ в. На фоне общей дезорганизации семейной жизни, падения морально-нравственных установок все же довольно незначительная часть сибирских крестьянок, по сравнению с горожанками, обращались к новому для них способу регулирования рождаемости, при этом предпочитая «бабушек». Сельское население в 1920-х гг. не было готово активно пользоваться новыми законодательными возможностями, все еще придерживаясь традиционных взглядов на этот вопрос.
Библиографический список
1. Благодаров А.А. Современный аборт // Сибирский медицинский журнал - 1927. - № 5. -С. 39.
2. Болтянская П.Б. Предохранительные средства от беременности // Красная сибирячка -1929. - № 11. - С. 12.
3. Васеха М.В. Проявления некоторых аспектов демографической модернизации в деревнях Западной Сибири (по материалам 1920-х гг.) // Пол. Политика. Поликультурность. Гендерные системы и гендерные отношения в прошлом и настоящем. -М.: ИЭА РАН, 2014. - С. 191-196.
4. Васеха М.В. Вовлечение женщин в процесс строительства советского общества в 1920-е гг. (по материалам юга Западной Сибири) // Известия Алтайского государственного университета. 2013. -Т. 2. - № 4. - С. 43-46.
5. Вишневский А.Г. Демографическая модернизация России, 1900-2000. - М.: Новое издательство, 2006. - 608 с.
6. Генс А.Б. Аборт в РСФСР: Доклад на Всесоюзном съезде по охране материнства и младенчества (1-8 декабря 1925 г.). - М.: Охрана материнства и младенчества, 1926.
7. Государственный архив Новосибирской области. - Ф. 1353. - Оп. 1. - Д. 46.
8. Еще раз о вреде аборта и мерах борьбы с ним // Красная сибирячка. - 1929. - № 20. - С. 19.
Общехозяйственное состояние музеев Костромской области в 1945-1991 годах
9. Коляскина Е.А. Образ женщины в картине мира русских Алтая второй половины XIX - первой трети ХХ вв.: дис. ... канд. ист. наук. - Бийск, 2010. - 283 с.
10. Ленин В.И. Рабочий класс и неомальтузианство // Полное собрание сочинений. - Т. 23. - М.: Политиздат, 1973. - 595 с.
11. Липинская В.А. Старожилы и переселенцы. Русские на Алтае (ХУШ - XX в.). - М.: Наука, 1996. - 296 с.
12. Постановление Наркомздрава РСФСР, Нар-комюста РСФСР от 18.11.2920 «Об охране здоровья женщин» [Консультант Плюс]. - Режим доступа: http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc; base=ESU;n=26749 (дата обращения 25.11.2014).
13. Приходько П.Т. Социальные основы абортов в Анжеро-Судженском районе Томского округа //
Сибирский медицинский журнал. - 1927. - № 1. -С. 19-24.
14. Смирнов В.Е. Аборт в деревне // Сибирский медицинский журнал. - 1926. - № 2. - С. 43-47.
15. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 г. - СПб.: Изд. Н.С. Таганцева, 1898. - 800 с.
16. Фурсова Е.Ф. Обычаи, связанные с рождением ребенка, в среде сибиряков Приобья: прошлое и настоящее (по полевым материалам 1980-1990-х гг.) // Сохранение и развитие русской культуры: семья, язык, общество. - Омск: Изд-во ОмГПУ, 2008. - С. 192-195.
17. Фурсова Е.Ф. Белорусы в Сибири: сохранение и трансформация этнической культуры. - Новосибирск: Издательство Ин-та археологии и этнологии СО РАН, 2011. - 424 с.
УДК 069
Данильченко Иван Вениаминович
Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
ОБЩЕХОЗЯЙСТВЕННОЕ СОСТОЯНИЕ МУЗЕЕВ КОСТРОМСКОЙ ОБЛАСТИ
В 1945-1991 ГОДАХ
В статье освещено состояние зданий и помещений музеев Костромской области в 1945-1991 гг. и условия хранения в них экспонатов. Положение музеев области в отношении помещений, условий хранения и ремонта в послевоенное время оставалось практически неизменным. Проблема эта сохранялась долгие десятилетия. Построение экспозиций, сбор экспонатов находились в прямой зависимости от свободной площади фондохранилищ музея. Как в областном центре, так и в районах были сложности в получении музеями более подходящих помещений. Эта проблема десятилетиями решалась так же, как и вопрос ремонта. Если Костромской областной музей, после преобразования в музей-заповедник, в 1958 г. получил здания бывшего Ипатьевского монастыря и смог произвести ремонт (в течение почти десяти лет), то музеи районов оставались в тесных помещениях, не приведенных в должное состояние. За редким исключением в некоторых райцентрах выделялись более просторные помещения, но в таких же ветхих зданиях. Некоторые музеи, располагаясь в сооружениях, признанных памятниками архитектуры светского или церковного значения, не имели даже водяного отопления вплоть до начала 1980-х годов. Развитие районных музеев зависело от благосклонности местной власти.
Ключевые слова: музей, музейное здание, памятник, реставрация, экспозиционная площадь, экспонаты.
Без знаний о состоянии музейных зданий и помещений, условиях хранения экспонатов невозможно сложить целостное представление о развитии музейного дела в нашем крае. Построение экспозиций, сбор экспонатов во многом зависели от того, насколько была велика площадь музея. Эти факторы оказывали сильное влияние на работу музеев в период 1945-1991 гг.
После окончания Великой Отечественной войны первоочередной задачей всех музеев являлось восстановление приостановленной в военные годы музейной работы. Для чего требовалось получить здания и помещения, привести в порядок законсервированные фонды и разместить их в хранилищах. И только после этого сотрудники музеев могли приступить к развертыванию экспозиций и выставок [27, л. 34].
Костромской областной музей, занимая здание бывшего Романовского музея (построено в 1913 г. изначально как музейное), имел три этажа. Однако и в таком здании не хватало экспозиционной
площади. Не было отдельного помещения для библиотеки. При музее отсутствовали лаборатории и мастерские. Еще три зала временно, как предполагалось, занимала Костромская картинная галерея [24, л. 1].
Несмотря на специальное здание, условия хранения фондов в Костромском областном музее не являлись идеальными. Зимой 1945/46 гг. музею не хватало топлива [25, л. 3]. Помехой в работе на тот момент являлись холод, пыль, что стало причиной порчи экспонатов [25, л. 11]. Часть более ценных и легко поддающихся порче предметов успели переложить газетами, пересыпать нафталином и перенести в сухое помещение. Для книжных фондов не было специального помещения - книги хранились в шкафах по коридорам, а часть - в канцелярии [27, л. 36-37]. Для фондов было выделено отдельное помещение, в котором экспонаты размещались в шкафах, на стеллажах в открытом виде [24, л. 13].
В 1946 г. областной музей провел текущий ремонт устаревшего печного отопления и канализа-
© Данильченко И.В., 2015
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова .¿к № 2, 2015
41
