CC BY
155
2013
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Сер. 2
Вып. 1
ИСТОРИЯ РОССИИ
УДК 94(47).043 А. Л. Корзинин
ПРОБЛЕМНЫЕ АСПЕКТЫ В ИЗУЧЕНИИ ИСТОЧНИКОВ ПО СОСТАВУ ГОСУДАРЕВА ДВОРА СЕРЕДИНЫ XVI ВЕКА*
Основные источники по изучению состава Государева двора можно разделить на следующие типы: актовые материалы, делопроизводственные земельные документы массового статистического характера (писцовые, приправочные и межевые книги), делопроизводственные материалы правительственных учреждений (разрядные, посольские и родословные книги, боярские списки и боярские книги, десятни, Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь, местнические памяти и судебные разбирательства, вкладные и кормовые книги монастырей, синодики), нарративные источники (летописи, хроники, жития, сочинения современников, записки иностранцев), вещественные, археологические источники (надгробия, надписи на могильных плитах соборов и монастырей). Каждый тип источников содержит ценные сведения о представителях Государева двора, но при этом требует критического к себе отношения. Извлечение информации из документов требуется совмещать с их анализом и проверкой на репрезентативность. Остановимся подробнее на проблеме репрезентативности источников по изучению состава Государева двора середины XVI в.
Актовые материалы — очень важный источник по землевладению представителей Государева двора. Акты (грамоты) сохранились либо в подлинниках, либо в поздних копиях, которые делались светскими и духовными феодалами для подтверждения прав на землю: при спорах, судебных разбирательствах, межевании вотчин. Истец и ответчик предъявляли хранившиеся в своих архивах документы на землю. Сохранилось немало данных грамот служилых землевладельцев, передававших (даривших) недвижимое имущество монастырям, либо частным лицам. Важным источником сведений о землевладении светских лиц являются духовные грамоты князей и бояр, писавшиеся, как правило, перед смертью. В духовных грамотах подробно перечислялись все земли (деревни, села, починки) феодала, разбросанные по разным уездам Русского государства, которые он передавал своим наследникам, родным и родственникам. Духовная грамота скреплялась печатью и содержала имена послухов (свидетелей), участвовавших в её составлении. Послухами чаще всего были местные землевладельцы. Помимо данных и духовных грамот имеется небольшая часть кормленных грамот,
Корзинин Александр Леонидович — канд. ист. наук, доцент, Санкт-Петербургский государственный университет; e-mail: alex.kor77@gmail.com
* Работа выполнена при финансовой поддержке гранта Президента Российской Федерации по теме «Правящая элита Русского государства XVI в.» (№ гранта МК-2252.2011.6).
© А. Л. Корзинин, 2013
фиксировавших передачу городов и волостей в кормление наместникам и волостелям с указанием четких сроков их пребывания на доходных должностях [1; 2]. Кормленные грамоты позволяют разыскать несохранившиеся в других источниках сведения о службах представителей знатных фамилий, но среди этих документов попадаются и подложные грамоты. К настоящему моменту значительная часть актового материала опубликована. В фонде Грамот коллегии экономии (ГКЭ) в РГАДА хранится большое количество разнородных материалов (более 30 тысяч), касающихся феодального землевладения (акты, межевые и писцовые книги) по различным уездам Русского государства. Фонд грамот был создан после секуляризации церковных земель, произведенной правительством Екатерины II в 1764 г. Вместе с землями у монастырей была отобрана вся документация, подтверждающая их права на недвижимость. До революции С. А. Шумаковым были изданы описания грамот коллегии экономии [3]. Помимо грамот коллегии экономии в XIX — начале XX в. Археографической комиссией, Академией наук и отдельными исследователями были изданы акты из разнообразных рукописных собраний и архивов [4; 5; 6; 7; 8; 9; 10]. Несмотря на недостаточный научный уровень и выборочный характер дореволюционных изданий актовых источников, многие из документов к настоящему времени утрачены.
Сложность издания грамот коллегии экономии заключается в их неоднородности, поэтому в советское время был выбран путь публикации актов по фондообразователям, то есть по конкретным монастырям. В 1950-х гг. увидели свет акты Троице-Сергиева монастыря, а также подведомственных Троицкому монастырей и других духовных феодалов до 1505 г. [11]. Почти одновременно с актами социально-экономической истории были изданы акты феодального землевладения и хозяйства митрополичьей, затем патриаршей кафедры, Иосифо-Волоколамского монастыря [12]. В начале 1980-х гг. Л. И. Ивиной были выпущены акты Московского Симонова монастыря за 1506-1613 гг. [13].
Публикация актового материала по основным фондообразователям (монастырям и церковным учреждениям) оказалась наиболее перспективной и закономерной. В новейшее время изданы земельные документы Савино-Сторожевского монастыря, московских Успенского и Архангельского соборов, Богоявленского, Новоспасского и Новодевичьего, Суздальского Спасо-Евфимьева и Троицкого Калязина монастырей [14; 15; 16; 17]. Большое количество новых архивных документов из собраний монастырей, материалов к каталогу актов Русского государства было опубликовано на страницах 10-томного журнала «Русский дипломатарий», руководителем (ответственным редактором) и идейным вдохновителем которого выступил А. В. Антонов [18]. Кроме работы над сбором материалов для Русского дипломатария им был составлен каталог к актам из архивов русских феодалов XV-XVII века, а затем выпущены сами акты служилых землевладельцев [19]. В научный оборот оказались введены документы о частном землевладении феодалов, которые были обнаружены и извлечены исследователем из столбцов Поместного приказа, а также найдены в фондах Разрядного приказа, Герольдии и Дворянских депутатских собраний.
Существенно дополняют грамоты коллегии экономии копийные книги крупнейших русских монастырей. В копийные книги записывались важнейшие монастырские акты и другой материал, прямо либо косвенно связанный с церковным землевладением. Как и в грамотах, в копийных книгах содержатся некоторые документы из феодальных архивов, которые попали в руки церковнослужителей после приобретения ими земли. Для монастырей очень важно было представлять историю конкретной вотчи-
ны, имена её прежних владельцев. В случае возникновения судебных споров, попыток родичей выкупить землю монастырские власти могли аппелировать к этим ценным документам и выигрывать земельные тяжбы. Основной массив копийных книг Кирил-ло-Белозерского монастыря хранится в рукописном отделе РНБ [20]. Что касается копийных книг Троице-Сергиева монастыря, то они хранятся в ГКЭ в РГАДА и в Отделе рукописей РГБ.
Однако, несмотря на публикацию к настоящему моменту значительного числа актов из архивов монастырей и феодалов, этот источник содержит далеко не полные, а отрывочные сведения о землевладении знати. Акты чаще всего не говорят об объеме вотчинных и поместных земель. Существенно дополняют акты писцовые и межевые книги. Особенность писцовых книг заключается в том, что они представляют собой массовый и очень информативный источник. Целью их составления выступало поуездное описание земель, раскладка налогов, фиксация повинностей и размеров земельных владений. В распоряжении ученых есть древнейшие книги Новгородской земли конца XV — начала XVI вв., раскрывающие ранний этап становления поместной системы на новгородских пятинах и позволяющие проследить судьбы землевладения предков представителей Двора середины XVI в. [21]. В новейшее время издание писцовых книг по Новгородской земле было возобновлено К. В. Барановым [22]. Что касается остальных уездов Русского государства, то они оказались хуже представлены в писцовых книгах второй половины XVI в. в связи с плохой сохранностью либо отсутствием самих книг. До революции Н. В. Калачевым был выпущен двухтомник писцовых книг Московского государства [23]. В дополнении к нему В. Б. Павловым-Сильванским издан список вотчинных владений Московского уезда [24, с. 238-253.]. К настоящему времени опубликован весь комплекс писцовых книг по Старой Руссе [25]. В последнее время стали доступны наиболее ранние из сохранившихся писцовых книг 1540-х-1560-х гг. по Звенигородскому, Рузскому, Ярославскому, Тверскому уездам [26; 27; 28; 29].
Писцовые описания в середине — второй половине XVI в. проводились регулярно и охватывали все уезды Московского государства, однако большинство из них до нас не дошло. Зато писцовые книги первой четверти XVII в. сохранились в наиболее полном виде. Ценность писцовых книг начала XVII в. состоит в том, что они позволяют ретроспективно рассмотреть состав землевладельцев за середину — вторую половину XVI в. Проводя ретроспективный анализ писцовой книги конкретного уезда, можно выявить ранний слой феодалов, владевших землей в середине — второй половине XVI в. Часто земли (вотчины и поместья) служилых землевладельцев 1550-х гг. упомянуты в «порозжих землях» (в разделе, которые замыкает описание поместий в станах). Путем подсчета четвертей земли можно узнать размер поместья либо вотчины представителя аристократии.
Писцовые книги и актовые материалы требуют комплексного изучения. Такой подход дает возможность реконструировать объем земельных богатств знати и позволяет сравнивать между собой и уточнять информацию о расположении недвижимой собственности.
Служебную карьеру представителей Двора раскрывают посольские и разрядные книги. В посольских документах содержится ценная информация об отправке послов в иностранные государства, о встречах иноземных послов на границе, о сопровождении послов и об их приеме у царя либо бояр. В посольских книгах можно найти немало
имен представителей Государева двора. Однако списки посольств в иностранные государства за середину XVI в. сохранились далеко не полностью. В распоряжении историков есть крымские, ногайские, польско-литовские, турецкие, шведские и датские посольские книги, находящиеся в РГАДА в фондах Посольского приказа. Но эти источники далеко не полные, поскольку часть книг погибла во время московских пожаров [30; 31; 32; 33; 34]. Ценность посольских книг применительно к истории Двора состоит в перечислении имен послов и посланников в иностранные государства, а также боярских комиссий, участвовавших с русской стороны в переговорах. Это, несомненно, члены Двора. Немного сложнее обстоят дела с фамилиями приставов у иноземных послов. Немало приставов, фигурирующих, например, в литовских посольских документах, происходило из местных (смоленских, дорогобужских) помещиков и не входило в Государев двор. Местные землевладельцы по приказу наместников западнорусских городов только встречали польских послов у границы. Сопровождать их до Москвы, а после следить за обеспечением кормом и за постоем должны были приставы из родовитых семей, принадлежавших ко Двору. На страницах посольских книг помимо приставов упоминаются лица, посылаемые царем из Москвы к наместникам, воеводам с различными письмами и поручениями. Очевидно, это также представители Двора, имея в виду важность их миссии и высокое социальное происхождение.
Разрядные книги дают нам наибольшее количество имен дворовых. Все воеводы, головы (полковые, осадные, стрелецкие), поддатни, рынды, участвовавшие во всех походах царя, безусловно, принадлежали ко Двору. Однако сведения разрядных книг, к сожалению, далеко не полны и фрагментарны. Подлинники разрядных книг погибли во время многочисленных пожаров Москвы [35]. До нас дошли в частных списках официальные разрядные книги (в основе которых лежат Государевы разряды) [36] и частные редакции разрядных книг [37; 38; 39]. Несмотря на публикацию к настоящему моменту основного комплекса разрядных книг, немало официальных разрядных записей мелких, вспомогательных походов в них безвозвратно утрачены. Ценным источником, напоминающим разрядную книгу, является записная книга Полоцкого похода 1563 г., представляющего собой подлинник официального документа [40; 41]. В книге Полоцкого похода поименно названо 359 представителей Двора (в основном воевод и голов), то есть гораздо больше, чем в описании Полоцкого похода в Государевом разряде.
Родословные книги наряду с разрядными книгами являются важным свидетельством о происхождении и службе членов Государева двора. Родословные книги позволяют реконструировать родословную представителей знати, раскрыть родственные и семейные связи между различными родами. Родословные книги, как правило, содержат легенду о выезде основателя рода, о начале службы великим князьям московским. Эта информация важна, поскольку дает возможность представить место происхождения рода и очертить начало формирования родового вотчинного землевладения, если имело место пожалование князем вотчины. Однако в родословных легендах имеется немало фальсификаций, ошибок и неточностей. Особенностью родословных книг было то, что в них записывали не все ветви рода, а только те, которые служили при дворе великого князя. Семьи, рано прекратившие эту службу, в родословные не попали, их родственники не стремились упоминать о неродовитых сородичах. Кроме этого, в родословцы могли и не записать человека, если он был бездетным. В родословцы также не записывали женщин и детей, умерших еще в младенчестве.
Значительный массив частных родословных росписей находится в фондах Герольд-мейстерской конторы (в РГАДА) и Департамента Герольдии (в РГИА). Эти частные родословцы, написанные представителями знатных родов, были положены в основание Бархатной книги — официальной версии родословных книг, составленной в 1688 г. после уничтожения в России института местничества [42]. После открытия Н. П. Лихачева выяснилось, что в тексте Бархатной книги содержится более древний Государев родословец середины XVI в. [43, с. 8, 12]. Копии частных родословных росписей, хранящиеся в фондах РГАДА, РГИА, СПбИИРАН, — это сложный и противоречивый источник, который нуждается в тщательной и всесторонней проверке с привлечением актов, синодиков, вкладных и кормовых книг, летописей и писцовых книг. Поколенные росписи требуется сверять в первую очередь с частными родословными книгами, источником более древним и достоверным, хотя также содержащем многочисленные неточности и лакуны. Изучение частных родословных книг и родословных росписей крайне затрудняется еще и тем обстоятельством, что большинство их к настоящему моменту не опубликовано. Это делает родословцы одним из сложнейших для анализа источником.
К середине XVI в. относятся два близких по времени документа, зафиксировавших представителей Двора: Тысячная книга и Дворовая тетрадь. Сравнение лиц, включенных в Тысячную книгу и Дворовую тетрадь, помогает понять причины создания источников и реконструировать Двор 1550-х гг. В советский период А. А. Зимин осуществил последнее по времени научное издание Тысячной книги вместе с Дворовой тетрадью 1550-х гг. [44]. Тысячная книга 1550 г. появилась в связи с указом от октября 1550 г. о наделении поместьями под Москвой тысячи «лучших слуг», предназначенных для именных государевых посылок и не имевших земли в Подмосковье. Дети боярские были записаны по трем статьям в зависимости от своего служебно-местническо-го статуса. По подсчетам Зимина, в Тысячную книгу занесено 1078 человек. По нашим подсчетам, в памятник внесено 1074 тысячника. Если из этой цифры удалить неизвестных лиц, чьи фамилии трудно определить (Петра Васильева, Степана, Матюшку Прокофьева сына), и исключить повторы (кн. Д. И. Микулинского, кн. И. И. Пронского, И. В. Большого Шереметева), то в Тысячной книге останется 1068 человек. При сравнении Тысячной книги с Дворовой тетрадью 1550-х годов мы обнаружили совпадение 627 имен из 740 тысячников «Московской земли». Известно, что членов Двора с Северо-Запада, за исключением кн. Ф. Ю. Глазатого Оболенского, в Дворовую тетрадь вообще не внесли. Любопытно, что в Дворовой тетради отсутствуют 113 тысячников. Некоторые из них были убиты во время казанских походов и решающего штурма Казани 2 октября 1552 г., кто-то состарился и умер, попал в опалу к 1553 г. Трудно сказать, по какой причине оставшиеся более 80 человек из Тысячной книги не попали в Дворовую тетрадь. Очевидно, это было связано с особенностями Дворовой тетради как делопроизводственного документа.
Некоторые наблюдения позволяют предположить, что Тысячная книга была составлена не сразу, а в несколько этапов. По крайней мере, тот оригинал, списки с которого дошли до нас, подвергся редакторской обработке и некоторой переделке после написания. М. М. Бенцианов заметил, что в третьей статье служилые люди из Костромы (с Д. Ф. [Адашева] до И. Ф. Шишкина включительно) оказались записаны по Галичу, поскольку раздел «Кострома» с А. Ф. Адашевым и кн. Д. Ф. Палецким, возглавлявшими список костромичан, был механически перенесен редакторами из третьей статьи в ко-
нец городов первой статьи [45, л. 21-22]. Это произошло в связи с ростом влияния А. Ф. Адашева, которого переписали вместе с родственником кн. Д. Ф. Палецким в первую статью, увеличив вдвое их поместный оклад. Можно предположить, что изготовленный в 1550 г. документ в конце лета — осенью 1553 г. по указанию царского фаворита А. Ф. Адашева подвергся окончательной переделке и приобрел нынешний вид. Именно к концу лета — началу осени 1553 г. относится возвышение Адашева и кн. Па-лецкого. Князь Д. Ф. Палецкий стал окольничим в августе, а А. Ф. Адашев — в ноябре 1553 г. [37, с. 141, 143]. Есть некоторые основания считать, что черновые документы, послужившие источниками для создания Тысячной книги, были собраны приказными служащими задолго до написания источника. Князь И. И. Шемякин Пронский записан в раздел детей боярских первой статьи по Тарусе таким образом: «Князь Юрьи да князь Иван княж Ивановы дети Шемякины Пронскова». Однако второй раз кн. И. Пронский встречается в разделе бояр [44, с. 56, 54]. Известно, что он стал боярином в феврале 1547 г. [37, с. 10]. Следовательно, его запись без боярского чина по Тарусе восходит к черновику, выполненному до начала 1547 г. И. В. Шереметев (очевидно, Иван Большой Васильевич) есть среди тысячников второй статьи по Коломне («Иван да Федор Васильевы дети Шереметева»), однако второй раз И. В. Шереметев значится среди бояр [44, с. 59, 54]. Запись Ивана вместе с братом Федором хронологически предшествовала получению им боярского чина и отражает черновой пласт Тысячной книги. Следует отметить, что в Тысячной книге, как и в Дворовой тетради, первоначальной следует считать запись представителей одной семьи компактной группой в одну строку. По ошибке составителей кн. Д. И. Микулинский оказался дважды отмеченным в Тысячной книге: в первый раз во главе списка детей боярских третьей статьи по Твери, а во второй раз — по Твери в первой статье.
Вероятно, Тысячная книга в готовом виде имела вид тетради (кодекса), в конце рубрик было оставлено некоторое место для дополнительных записей и приписок. Тысячная книга несет в себе следы архаики. Служилые люди в ряде статей занесены в рубрики «Князь Юрьевские Ивановича» (по Кашину, Дмитрову), «Князь Андреевские» по Старице. Эти дети боярские когда-то служили удельным князьям Ю. И. Дмитровскому и А. И. Старицкому, но к 1550 г. их дворы давно перестали существовать. Князь Юрий Дмитровский был схвачен 11 декабря 1533 г. и 3 августа 1536 г. умер в заточении. 10 декабря 1537 г. князь Андрей Иванович Старицкий скончался «в нуже старадалче-скою смертию» [46, с. 78, 121]. К 1537 г. были, очевидно, ликвидированы дворы этих удельных князей. Сохранение пережитков старины в Тысячной книге 1550 г. М. М. Бен-цианов объясняет тем, что главным её источником послужила не сохранившаяся боярская книга 1537 г., ссылки на которую были обнаружены Н. П. Лихачевым в дворянских родословных росписях [45, л. 21, 22].
А. П. Павлов предположил, что записанные в Тысячную книгу представители знати входили во Двор, и само составление Тысячной книги было приурочено к реформе Государева двора и его оформлению в новом составе [47, с. 89-90]. Данные о родовитом происхождении и высоких назначениях тысячников косвенно подтверждают выводы Павлова. Цифра в 1068 человек, включая помещиков Северо-Запада (Новгорода, Пскова, Великих Лук и пр.), выглядит вполне реалистичной для состава Государева двора середины XVI в.
Дворовая тетрадь 50-х гг. XVI в. тесно примыкает к Тысячной книге. Это один из важнейших документов по истории Государева двора. Дискуссионным является
вопрос о датировке Дворовой тетради. Большинство исследователей согласились с датировкой Дворовой тетради Зимина, предположившего, что документ возник в 1550/1551 г. и был завершен в 1560/1561 г. [48, с. 371-974]. Однако нами были высказаны сомнения в данной датировке и уточнено время составления Дворовой тетради осенью 1553 — начале 1554 г., а завершение в 1560 г. Мы связываем составление и бытование Дворовой тетради с деятельностью Избранной рады [49; 50]. Судя по названию и характеру записи служилых людей, документ первоначально имел тетрадную форму. Источниками для разделов Дворовой тетради служили документы Разрядного приказа (списки думных членов Государева двора, а также поуездные перечни служилых землевладельцев и их детей). Черновые материалы Дворовой тетради восходят к 1551/1552 гг., а возможно, и к более раннему времени. Кодекс начинался с разделов бояр, окольничих, дворецких, казначеев, дьяков. За ними шли листы с поуездными перечнями дворян. В конце рубрик было оставлено свободное пространство для добавления и дописок новиков, поскольку документ решено было пополнять новыми лицами. Значительные интервалы между именами также позволяли вписывать новые фамилии. Не ранее осени 1560 г. после образования удела Юрия Васильевича листы с землевладельцами из Углича, Ярославца и Медыни были перенесены в конец документа компактной группой. Источник был действующим до 1560/1561 гг. В него вносили новых лиц, ставили напротив имен различные пометы. Небольшая редакторская работа имела место даже в начале 70-х гг. XVI в.
Подлинник памятника был утрачен, очевидно, уже к началу XVII в. До утраты Тетрадь Дворовая была переписана в столбец. Это вытекает из анализа списка Стародуб-ских князей, большая часть имен которых отсутствует вследствие расклейки столбца. Во второй половине XVII в. в связи с отменой местничества представителями служилых родов Дворовая тетрадь, как и Тысячная книга, была переписана в Разрядном приказе. В середине — второй половине XVIII в. Дворовую тетрадь дворяне продолжали копировать для частных нужд. Все имеющиеся копии конца XVII-XVIII вв. были сняты с дефектного и позднего экземпляра (копии) Дворовой тетради, который имел вид столбца, либо с копии, снятой с расклеившегося столбца.
До сих пор не выяснена цель составления Дворовой тетради, хотя документ был введен в научный оборот более 100 лет назад. Есть различные точки зрения по этому вопросу. Количество записанных в источник лиц (всего 4357, а без повторов 4143 дворян) заставляет усомниться к принадлежности их всех к Государеву двору. Такая цифра характерна для Двора только второй четверти XVII в. Ясно, что в Дворовую тетрадь были внесены не только члены Двора, но и городовые дети боярские, недоросли, которых в дальнейшем предполагалось призвать на государеву службу. Напротив целого ряда персон стоят пометы «приказчик городовой», «у царицы», которые не могли означать их принадлежность ко Двору. Многие землевладельцы, служившие в 1550-е — начале 1560-х гг. на воеводских, придворных должностях, выполнявшие важные посольские обязанности (приставы при послах, большие послы и посланники), назначенные в наместники, волостели, в руководители писцовых комиссий, по какой-то причине в Дворовую тетрадь не попали. По нашим подсчетам, их более 560 человек, включая новгородских дворовых. Составители Дворовой тетради и не ставили перед собой цели учесть всех представителей Двора. Поэтому оказались далеко не полными не только перечни землевладельцев по уездам, но даже списки бояр, окольничих, дьяков. Всё это убеждает нас в том, что Дворовую тетрадь 1550-х гг. нельзя считать
источником по учёту состава Государева двора середины XVI в. Особенности Дворовой тетради как делопроизводственного документа позволяют сделать предположение о создании этого источника с целью дальнейшего пополнения Двора новыми лицами не только из числа дворовых, но и городовых детей боярских. Все записанные в источник землевладельцы представляли собой резерв для призыва на дворовую службу. В этом смысле появление Дворовой тетради можно рассматривать как одну из реформ Избранной рады.
Боярские списки были призваны фиксировать только членов Государева двора. В начале в списки вносили бояр, окольничих, казначеев, стольников, жильцов, московских дворян, а затем выборных дворян по городам с указанием их поместных окладов и пометами о службе. Боярские списки в основной своей массе охватывают период только с 1577 г. и позволяют ретроспективно изучать представителей Двора середины XVI в. [51; 52]. Однако за 1546-1547 гг. В. Д. Назаровым были обнаружены фрагменты боярских списков, дающих имена стольников, стряпчих, дворовых, служивших по различным городам в середине XVI в. [53].
К боярским спискам примыкают десятни. Десятни — это военно-учетные документы, в которые записывались главным образом лица из уездных дворянских корпораций (городовые дети боярские), а иногда и члены Двора (например, выборные дворяне). Десятни, как и боярские списки, в основной своей массе также дошли до нас только со второй половины 1570-х гг. Редким исключением из сохранившихся десятен является Каширская десятня 1556 г. [54]. Подлинник документа погиб в московском пожаре 1812 г. Но еще до гибели десятни с нее был сделан список, по которому она была опубликована в 1900 г. Н. В. Шапошниковым. Впоследствии копия со списка была утрачена. Достоверность публикации 1900 г. была проверена М. Г. Кротовым по сохранившимся в РГАДА алфавиту к десятне и выпискам из нее, сделанным архивистами в конце XVIII в. Однако следует иметь в виду, что не все названные в Каширской де-сятне дворовые дети боярские принадлежали ко Двору. В 1550-е гг. происходило постепенное оседание дворовых по городам. И хотя в источниках они продолжают называться дворовыми детьми боярскими, реально ко Двору они уже не принадлежали. Например, в Полоцком походе 1563 г. названо 2564, а в Дворовой тетради 1550-х гг. 4143 дворовых детей боярских. Понятно, что в случае включения их всех во Двор, его численность окажется неестественно раздутой, ведь в самом начале XVII в. Государев двор насчитывал не более 1500 лиц [51, с. 134]. В Каширской десятне 1556 г. по уточнению М. Г. Кротова записаны только двое выборных дворян (Г. З. Петров и И. И. Большой Алексеев Уваров), реально входивших в тот момент в Государев двор [55].
Боярская книга 1556/1557 г., как и боярские списки, принадлежит к числу ценных источников по учету членов Двора. Её составление связано со смотром войск в Серпухове, проходившим 25 июня 1556 г. [46, с. 270-271]. Сохранился подлинник Боярской книги, однако есть основания считать, что это только часть первоначального делопроизводственного источника. В Боярскую книгу попали 180, но пофамильно названы 179 человек [56]. Служилые землевладельцы записаны по 11-25 статьям. Отсутствуют наиболее знатные и богатые землевладельцы 1-10 статей. В исторической науке есть различные мнения о характере и причинах составления Боярской книги 1556 г. Противоречивость мнений об источнике проистекает из-за формы и содержания памятника, который чем-то напоминает десятню, боярский список и боярскую книгу. Для нас важно отметить, что в Боярскую книгу 1556 г., очевидно, были записаны члены Государе-
ва полка, что явствует из летописного известия и родовитости внесенных в документ служилых людей.
Вкладные и кормовые книги монастырей — незаменимый источник по истории княжеских и боярских семей. Во вкладные и кормовые книги монастырскими властями записывались разнообразные вклады, движимое и недвижимое имущество (ценные предметы домашнего обихода, драгоценности, деньги, вотчины). За внесенные вклады феодал получал от монастыря возможность постричься в монахи, быть похороненным в пределах монастырской ограды, быть помянутым монашествующей братией в определенные дни года на какой-то срок либо вечно (в зависимости от размера вклада). На основании объема вклада можно судить о богатстве представителя знати, а также о расположении пожалованных им сел, деревень, их названии, особенностях владельческой принадлежности. Благодаря вкладам можно рассчитать приблизительное время смерти представителя Двора. Из вкладных книг мы узнаем фамилии родственников по женской линии, имена дочерей вкладчика, его семейные связи. Большая часть списков вкладных и кормовых книг середины XVI в. относится к XVII-XVIII вв., многие из вкладных книг до сих пор не изданы. До революции были опубликованы вкладные и кормовые книги Кирилло-Белозерского, Московского Новоспасского, Ростовского Борисоглебского, Иосифо-Волоколамского и других крупных монастырей [57; 58; 59; 60]. В советское время была издана наиболее богатая по содержанию и датированным вкладам вкладная книга Троице-Сергиева монастыря [61]. Опубликована вкладная книга Новодевичьего монастыря [62, с. 152-210]. В новейшее время продолжаются публикации и изучение вкладных и кормовых книг [63; 64; 65]. Сложность изучения документов состоит в том, что многие вклады в них не датированы, обозначены лишь днем месяца, на который могла падать как смерть вкладчика, так и память святого, которому он был тезоименит.
Синодики тесно связаны с вкладными и кормовыми книгами монастырей. В синодики священнослужители также вносили лиц из высшего сословия и их родственников, которых полагалось поминать в определенные дни. Синодики не содержат вкладов, зато подробно перечисляют имена тех, кого следовало поминать. Записи велись по мере дачи вкладов, по родам. Поэтому синодики несут в себе ценную информацию, касающуюся происхождения рода и имен родственников. В документы вписывали и женских представительниц рода, а также детей, умерших в младенчестве. Но информацию большинства синодиков невозможно понять и проверить без привлечения дополнительных документов (актов, писцовых и вкладных книг), поскольку имена представителей родов даны без фамилий и отчеств. До настоящего момента не появилось специального монографического исследования, посвященного синодикам как особому типу источников, хотя продолжаются публикации глав и частей синодиков [66; 67]. Значительным подспорьем в исследовании представителей аристократии середины XVI в. являются синодики-помянники. Их составление было продиктовано православной традицией поминать погибших в сражениях воинов-христиан. Решение о соборном государственном поминании погибших воинов было оформлено приговором царя Ивана IV от 21 июня 1548 г. по благословению митрополита Макария. А. В. Антоновым в недавнее время осуществлено издание фрагментов синодиков с перечнями погибших в различных сражениях XIV-XVI вв. служилых людей [68, с. 5-8, 171-213]. Не все записанные в эти синодики воины были членами Двора, но всё же многие из них упоминаются тысячниками, воеводами и головами в походах.
Нарративные источники, повествующие о внутренних событиях в Русском государстве и о роли в них представителей Двора, значительно дополняют сведения из учетно-окладных документов. К летописям изучаемого периода относятся Никоновская летопись [50], Степенная книга [69], Львовская [70], Александро-Невская и Лебедевская летописи, Летописец начала царства [71], Пискаревский и Бельский летописцы [72]. Местное летописание отражено в Новгородских II и III летописях [73], Псковских [74] и Устюжских летописях [75], в Вологодско-Пермской летописи [76]. К публицистическим произведениям второй половины XVI в., освещающим вопросы состава Двора, относятся переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским, сочинения А. М. Курбского [77; 78, с. 161-954]. Записки иностранцев, мемуары представлены «Записками о Московии» С. Герберштейна, записками А. Шлихтинга, Г. Штадена, произведениями И. Таубе и Э. Крузе, Д. Горсея, П. Юстена, Д. Флетчера [79; 80; 81; 82; 83; 84; 85]. Нарративные источники отличает субъективность, тенденциозность, политическая конъюнктура, намеренное искажение информации, поэтому их следует изучать комплексно без отрыва от других официальных документов.
Наконец, вещественные (археологические) источники включают в себя надписи на могильных плитах монастырей. Они позволяют дать точную дату смерти служилого человека и определить место его погребения. Могильные плиты, к сожалению, не являются массовым археологическим источником. Сохранилось сравнительно небольшое число могильных плит и только крупнейших русских монастырей, таких как Троице-Сергиев, Кирилло-Белозерский, Московский Новоспасский и другие [86; 87; 88; 89; 90].
Подводя итоги рассмотрению проблемных аспектов в изучении источников по составу Государева двора середины XVI в., необходимо подчеркнуть фрагментарность, отрывочность, неполноту сведений разных типов документов. Кроме этого, источники разбросаны, распылены по различным архивам и рукописным собраниям. Значительная часть актовых документов и писцовых, межевых книг не опубликована. Всё это требует комплексного подхода, критического и перекрестного анализа всех видов рукописных и вещественных памятников с целью всестороннего исследования биографий служилых людей, объединенных Государевым двором.
Источники и литература
1. Юшков А. Акты XIII-XVIII вв., предоставленные в Разрядный приказ представителями служилых фамилий после отмены местничества. М.: Университетская тип., 1898. Ч. 1. 416 с.
2. Антонов А. В. Из истории великокняжеской канцелярии: кормленные грамоты XV — середины XVI века // Русский дипломатарий. М.: Древлехранилище, 1998. Вып. 3. С. 91-158.
3. Шумаков С. А. Обзор грамот коллегии экономии. М.: Университетская тип., 1899. Вып. 1. 208 с.; М.: Университетская тип., 1900. Вып. 2. 208 с.; М.: Синодальная тип., 1912. Вып. 3. 259 с.; М.: Синодальная тип., 1917. Вып. 4. 688 с.
4. Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией Императорской Академии наук. СПб.: Тип. II Отд. канцелярии, 1836. Т. 1. 491 с.; Т. 2. 392 с.
5. Акты юридические или собрание форм старинного делопроизводства. СПб.: Тип. II Отд. Канцелярии, 1838. 61 с.
6. Акты исторические. СПб.: Тип. Экспедиции заготовления Государственных бумаг, 1841. Т. 1. 551 с.; СПб.: Тип. II Отд. Канцелярии, 1841. Т. 2. 438 с.
7. Дополнения к актам историческим. СПб.: Тип. II Отд. Канцелярии, 1846. Т. 1. 400 с.
8. Акты, относящиеся до юридического быта Древней России: в 3 т. / изд. археогр. комиссиею под ред. Н. Калачева. СПб.: Тип. Имп. Академии наук, 1857. Т. 1. 776 с.; СПб., 1764. Т. 2. 871 с.; СПб., 1884. Т. 3. 522 с.
9. Лихачев Н. П. Сборник актов, собранных в архивах и библиотеках. СПб.: Тип. В. Балашева, 1895. 271 с.
10. Русская историческая библиотека. Пг.: Тип. Главного Управления уделов, 1915. Т. XXXII: Архив П. М. Строева. Т. I. 896 с.
11. Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV — начала XVI в. М.: АН СССР, 1952-1964. Т. 1-9. 804 с., 727 с., 687 с.
12. Акты феодального землевладения и хозяйства XIV-XVI веков / подг. к печати Л. В. Черепнин,
A. А. Зимин. М.: АН СССР, 1951-1961. Ч. 1-9. 400 с., 683 с., 443 с.
13. Акты феодального землевладения и хозяйства. Акты Московского Симонова монастыря (15061613 гг.) / сост. Л. И. Ивина. М.: Наука, 1983. 352 с.
14. Савин Сторожевский монастырь в документах XVI в. (из собраний ЦГАДА) / сост. С. Н. Кистерев, Л. А. Тимошина. М.: Древлехранилище, 1992. 94 с.
15. Акты Российского государства. Архивы московских монастырей и соборов. XV — начало XVII вв. / отв. ред. В. Д. Назаров. М.: РАН, 1998. 735 с.
16. Акты Суздальского Спасо-Евфимьева монастыря 1506-1608 гг. / сост. С. Н. Кистерев, Л. А. Тимошина. М.: Памятники исторической мысли, 1998. 638 с.
17. Акты Троицкого Калязина монастыря XVI в. / сост. С. Н. Кистерев, Л. А. Тимошина. М.; СПб.: Альянс-Архео, 2007. 247 с.
18. Русский дипломатарий / отв. ред. А. В. Антонов. М.: Древлехранилище, 1997-2004. Вып. 1-10.
19. Акты служилых землевладельцев XV — начала XVII вв. / сост. А. В. Антонов. М.: Древлехранилище, 1997-2008. Т. 1-4.
20. Описание документов XIV-XVII вв. в копийных книгах Кирилло-Белозерского монастыря, хранящихся в отделе рукописей Российской национальной библиотеки / сост. Г. П. Енин. СПб.: Изд-во РНБ, 1994. 356 с.
21. Новгородские писцовые книги. С-Пб., 1868. Т. I-VI, СПб.: Тип. Безобразова, 1859-1910.
22. Писцовые книги Новгородской земли / сост. К. В. Баранов. М.: Древлехранилище, 1999-2009. Т. 1-6.
23. Писцовые книги Московского государства XVI в. / сост. Н. В. Калачев. СПб.: Тип. II отделения Канцелярии, 1872. Ч. 1. Отд. 1. 924 с.; СПб.: Тип. II отделения Канцелярии, 1877. Ч. 1. Отд. 2. 1598 с.
24. Источниковедение отечественной истории. 1984. М.: Наука, 1986. 245 с.
25. Писцовые и переписные книги Старой Руссы конца XV-XVII вв. / подг. И. Ю. Анкудинов, К. В. Баранов, А. А. Селин. М.: НП «Рукописные памятники Древней Руси», 2009. 532 с.
26. Материалы для истории Звенигородского края / сост. С. Н. Кистерев, Л. А. Тимошина. М.: Археографический центр, 1992. Вып. 1. 154 с.
27. Материалы для истории Звенигородского края. Рузский уезд по писцовой книге 1567-1569 годов / сост. С. Н. Кистерев, Л. А. Тимошина. М.: Памятники исторической мысли, 1997. Вып. 4. 295 с.
28. Писцовые материалы Ярославского уезда XVI в. / сост. В. Ю. Беликов, С. С. Ермолаев, Е. И. Колычева. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999-2000. 255 с., 357 с.
29. Писцовые материалы Тверского уезда XVI века / сост. А. В. Антонов. М.: Древлехранилище, 2005. 758 с.
30. Сборник Русского исторического общества. СПб.: Тип. Ф. Елеонскаго, 1887. Т. 59. 629 с.
31. Сборник Русского исторического общества. СПб.: Тип. А. Катанскаго, 1892. Т. 71. 807 с.
32. Сборник Русского исторического общества. СПб.: Тип. Печатня С. П. Яковлева, 1910. Т. 129. 544 с.
33. Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой (1551-1561 гг.) / сост. Д. А. Мустафина,
B. В. Трепавлов. Казань: Казанское книжное изд-во, 2006. 389 с.
34. Посольская книга по связям России с Ногайской Ордой (1576 г.). М.: Институт Российской истории РАН, 2003. 93 с.
35. Буганов В. И. Разрядные книги последней четверти XV — начала XVII в. М.: Наука, 1962. 215 с.
36. Разрядная книга 1475-1598 гг. М.: Наука, 1966. 614 с.
37. Разрядная книга 1475-1605 гг. М.: АН СССР, 1977-1994, 2003. Т. 1, ч. 1-9; Т. 2, ч. 1-9; Т. 3, ч. 1-9; Т. 4, ч. 1-2.
38. Разрядная книга 1559-1605 гг. М.: АН СССР, 1974. 432 с.
39. Разрядная книга 1550-1636 гг. М.: АН СССР, 1975-1976. Т. 1-2. Вып. 1-2.
40. Баранов К. В. Записная книга Полоцкого похода 1562/63 г. // Русский дипломатарий. М.: Древлехранилище, 2004. Вып. 10. С. 119-155.
41. Книга Полоцкого похода 1563 г. (Исследование и текст) / подг. текст К. В. Петров. СПб.: Изд-во РНБ, 2004. 107 с.
42. Родословная книга князей и дворян Российских и Выезжих. М.: Тип. Н. Новикова, 1787. Ч. 1-2. 68 с., 453 с.
43. Лихачев Н. П. Государев родословец и род Адашевых. СПб.: Тип. В. С. Балашева, 1897. 89 с.
44. Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х гг. XVI в. / подг. к печати А. А. Зимин. М.; Л.: АН СССР, 1950. 455 с.
45. Бенцианов М. М. Государев двор и территориальные корпорации служилых людей Русского государства в конце XV — середине XVI в.: дис. ... канд. ист. наук. Екатеринбург, 2000. 290 л.
46. Полное собрание русских летописей. М.: Языки русской культуры, 2000. Т. 13. 532 с.
47. Павлов А. П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове (1584-1605 гг.). СПб.: Наука, 1992. 220 с.
48. Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. М.: Изд-во социально-экономической литературы, 1960. 511 с.
49. Корзинин А. Л. К вопросу о датировке Дворовой тетради 50-х гг. XVI века. Ч. 1 // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 2. 2009. Вып. 1, ч. 1. С. 12-29.
50. Корзинин А. Л. К вопросу о датировке Дворовой тетради 50- х гг. XVI века. Ч. 2 // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 2. 2009. Вып. 2. С. 42-62.
51. Станиславский А. Л. Труды по истории государева двора в России XVI-XVII веков. М.: Издат. Центр РГГУ, 2004. 505 с.
52. АнхимюкЮ. В. Список членов Двора царя Федора Ивановича, оставшихся в Москве на время его поездки в Троице-Сергиев монастырь в августе 1585 г. // Исследования по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода: сб. статей. М.: Институт истории СССР, 1990. С. 55-66.
53. Назаров В. Д. О структуре Государева двора середины XVI в. // Общество и государство феодальной России: сб. статей к 70-летию Л. В. Черепнина. М.: Наука, 1975. С. 40-55.
54. Каширская десятня 1556 г. // «НегаИюа»: Исторический сборник. СПб., 1900. Т. 1. Отд. 4. С. 28-44.
55. Кротов М. Г. К истории составления десятен (2-я половина XVI в.) // Источниковедение и историография истории СССР. Дооктябрьский период. М.: Наука, 1984. С. 56-72.
56. Антонов А. В. Боярская книга 1556/57 г. // Русский дипломатарий. М.: Древлехранилище, 2004. Вып. 10. С. 82-118.
57. Сахаров И. П. Кормовая книга Кирилло-Белозерского монастыря // Записки Отделения русской и славянской филологии Императорского археологического общества. СПб.: Тип. Якова Трея. 1851. Т. 1. Отд. 3. С. 46-139.
58. Титов А. А. Вкладные и кормовые книги Ростовского Борисоглебского монастыря в XV, XVI, XVII и XVIII столетиях. Ярославль: Тип. Губернской Земской управы, 1881. 99 с.
59. Титов А. А. Вкладные и записные книги Иосифова Волоколамского монастыря XVI в. // Рукописи славянские и русские, принадлежащие И. А. Вахрамееву. М.: Печатня А. И. Снегиревой, 1906. Вып. 5. С. 1-115.
60. Кормовая книга Московского Новоспасского монастыря. СПб.: Тип. В. С. Балашева, 1883. 32 с.
61. Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря / подг. изд. Е. Н. Клитина, Т. Н. Манушина, Т. В. Николаева. М.: Наука, 1987. 440 с.
62. Источники по социально-экономической истории России XVI-XVIII вв.: Из архива Московского Новодевичьего монастыря / подгот. В. Б. Павлов-Сильванский. М.: Наука, 1985. 354 с.
63. Вкладная и кормовая книга Московского Симонова монастыря / подг. текста А. И. Алексеев, А. В. Маштафаров // Вестник церковной истории. 2006. № 3. С. 5-184.
64. Алексеев А. И. Древнейшая кормовая книга Кирилло-Белозерского монастыря // История в рукописях и рукописи в истории. Сборник научных трудов к 200-летию Отдела рукописей РНБ. СПб.: Изд-во РНБ, 2006. С. 363-978.
65. Кириченко Л. А., Николаева С. В. Кормовая книга Троице-Сергиева монастыря 1674 г. (Исследования и публикация). М.: Индрик, 2008. 519 с.
66. Алексеев А. И. Роспись главам древнейшего синодика Московского Богоявленского монастыря // Опыты по источниковедению. Древнерусская книжность. СПб.: Дмитрий Буланин, 2001. Вып. 4. С. 7-93.
67. Алексеев А. И. Древнейший синодик Макариева Унженского Троицкого монастыря // Вестник церковной истории. М., 2007. № 4 (8). С. 5-41.
68. Памятники истории русского служилого сословия / сост. А. В. Антонов. М.: Древлехранилище, 2011. 554 с.
69. Полное собрание русских летописей. СПб.: Тип. М. А. Александрова, 1908, 1913. Т. 21, ч. 1-2. 342 с., 708 с.
70. Полное собрание русских летописей. М.: Языки славянских культур, 2005. Т. 20. 686 с.
71. Полное собрание русских летописей. М.: Знак, 2009. Т. 29. 389 с.
72. Полное собрание русских летописей. М.: Наука, 1978. Т. 34. 271 с.
73. Полное собрание русских летописей. СПб.: Тип. имп. АН, 1879. Т. 3. Вып. 2. 488 с.
74. Полное собрание русских летописей. М.: Языки русской культуры, 2000, 2003. Т. 5, вып. 1-2. 335 с., 363 с.
75. Полное собрание русских летописей. Л.: Наука, 1982. Т. 37. 227 с.
76. Полное собрание русских летописей. Т. 26. М.: Языки русской культуры, 2006. 412 с.
77. Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. М.: Наука, 1979. 430 с.
78. Сочинения князя Андрея Курбского // Русская историческая библиотека. СПб.: Тип. М. А. Александрова, 1914. Т. XXXI. 622 с.
79. Герберштейн С. Записки о Московии. М.: Изд-во Московского ун-та, 1988. 430 с.
80. Шлихтинг А. Новое известие о России времени Ивана Грозного. Л.: АН СССР, 1934. 51 с.
81. Штаден Г. Записки о Московии. М.: Древлехранилище, 2008-2009. Т. 1-2. 582 с., 476 с.
82. Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе // Русский исторический журнал. Пг., 1922. Кн. 8.
83. Горсей Д. Записки о России. XVI — начало XVII в. / под ред. В. Л. Янина. М.: Изд-во Московского ун-та, 1990. 288 с.
84. Юстен П. Посольство в Московию в 1569-1572 гг. СПб.: Блиц, 2000. 211 с.
85. Флетчер Д. О государстве Русском. СПб.: Тип. А. С. Суворина, 1905. 138 с.
86. Список погребенных в Троицкой Сергиевой лавре от основания оной до 1880 г. М.: Тип. Т. Рис, 1880. 101 с.
87. Гиршберг В. Б. Материалы для свода надписей на каменных плитах Москвы и Подмосковья XIV-XVII вв. // Нумизматика и эпиграфика. М.: АН СССР. 1960. Т. 1. С. 3-77.
88. Беляев Л. А. Русское средневековое надгробие. Белокаменные плиты Москвы и Северо-Восточной Руси XIII-XVII вв. М.: МОДУС-ГРАФФИТИ, 1996. 563 с.
89. Панова Т.Д. Некрополи Московского Кремля. М.: Тип. ФГУП Изд-во «Известия», 2002. 70 с.
90. Русское средневековое надгробие, XIII-XVII века: материалы к своду. М.: Наука, 2006. Вып. 1. 358 с.
Статья поступила в редакцию 13 сентября 2012 г.
