CC BY
113
M.A. Zagibalova
FEATURES OF THE CULTURAL DEVELOPMENT OF OUR TIME: THE PHENOMENON OF BOUNDARY
This article marks actuality of the analysis of the discontinuity phenomenon in modern culture, some aspects in the conceptualization of discontinuity phenomenon in the modern cultural sphere are distinguished.
Key words: contemporary culture, postmodern, boundary transgression, Synergy, laughing.
Получено 17.10.2011 г.
УДК 316.462
М.М. Кожаев, аспирант, (4872) 23-24-18, erarot@rambler.ru (Россия, Тула, ТулГУ)
ПРОБЛЕМА ВОСПРИЯТИЯ ВЛАСТИ В РУССКОЙ КУЛЬТУРЕ И МЕНТАЛЬНОСТИ XI - XVI ВВ.
Рассматривается проблема перцепции власти и её толковании в русской культуре и ментальности XI - XVI вв. Анализируются представления о властных полномочиях и личной ответственности правителя в картине мира русского средневекового человека.
Ключевые слова: власть, правитель, социальная ответственность властителя, «симфония» властей, церковно-государственные отношения, самодержавие, ментальность.
Проблеме идеального и реального измерения власти, «симфонии» Церкви и государства в рамках синергии в Древней Руси посвящены различные религиозно-философские трактаты, которые более подробно будут проанализированы в следующих параграфах. Пока же важно подчеркнуть, что само понятие «симфонии» является теоретическим идеалом, к которому возможно приближение, но достичь которого на земле невозможно. Это понимал и создатель теории император Юстиниан. Однако как данность это не отрицает необходимости стремления к осуществлению этого идеала. Тем не менее «симфония» в Древней Руси, как и в Византии, проводилась в жизнь не всем народом, а только высшими представителями государственной и церковной власти. Поэтому для многих исследователей в стороне оставался вопрос, на наш взгляд, важный и принципиальный: как воспринималась государственная власть и её союз с Церковью в среде народа, в рамках культурной картины мира, свойственной той или иной эпохе. Важное место здесь занимает не теоретическая, идеологическая основа церковно-государственных отношений, а именно преломление власти и правителя в культуре древнерусского народа.
Если говорить о восприятии власти русским средневековым сознанием в XI в., то обращает на себя внимание тот факт, что Киевская Русь
была крещена не духовным лидером, какого ещё не могло быть в конце X в., а государственным правителем, князем. В этом смысле можно обнаружить явные параллели истории Владимира I с историей императора Константина, который в IV в. обратил в христианство Римскую империю. Естественным представляется мнение о государственных интересах и политических соображениях, которыми руководствовались оба правителя. При этом христианское чувство в этом случае отходит на второй план, уступая место внешней мотивацией, направленной на централизацию власти и укрепление государства на основе новой единой религиозной системы. Однако в русле подобных мировоззренческих конструкций, абсолютизирующих политико-государственные цели и приоритеты, исчезает духовноличностная характеристика правителей. Между тем одним из центральных вопросов остаётся, как воспринимали себя первые русские князья и сколь широкими полномочиями они себя наделяли. С другой стороны, в отечественной культуре отразилась и иная картина - как власть воспринималась обыденным сознанием и в памятниках современной письменности и как она понималась и трактовалась в русской религиозной ментальности (по крайней мере, как ментальность определяется А.Я. Гуревичем: «социально-психологические установки, автоматизмы и привычки сознания, способы видения мира, представления людей, принадлежащих к той или иной социально-культурной общности») [1, с. 75].
С принятием христианства на Руси кардинально меняется представление о происхождении, функциях и обязанностях верховной власти. Для русского религиозного мировоззрения становится всё более понятным, что христианство придало власти и государству новое духовное и историческое содержание. А.Н. Боханов указывает особенности христианского восприятия власти в Древней Руси, замечая, что уже с конца X в. «не политическое доминирование и властное господство сами по себе, не земное благополучие определённой государственной системы, её превосходство и преобладание стоят на вершине политико-государственных устремлений, а - исполнение определённой всемирной миссии» [2, с. 53]. Христианизированная Русь в своей культурной парадигме осознаёт, что такой миссией является исполнение духовного предначертания, ниспосланного людям жизнью и наставлением Спасителя, оберегаемого на земле Его Церковью.
Уже в начале исторического бытия Церкви был преодолён разрыв между «эллинством» и «иудейством» как двух крайних картин смысла человеческой истории. Именно в христианстве возникла идея максимальной всеобщности и всемирной человеческой истории в противовес национальным культурным парадигмам. И выразителем новой исторической реальности стала христианская власть и государство, которые и в Древней Руси стали восприниматься как оплот внутреннего и внешнего единства. Соответственно и представитель власти расценивался как глава христианского
государства, в задачи которого входит сохранение этого единства и гармонизация социального устройства.
Уже в XI в., таким образом, Киевская Русь, в сознании народа и правителей, представлялась составной и неотъемлемой частью христоцен-тричного мира. Так, по крайней мере, воспринимали русские реальности все государственные деятели и мыслители, начиная с Владимира I Святославовича. В русской ментальности утверждается космологический взгляд на историю, когда вся цепь мировых событий соотносилась с сакральным предначертанием, ниспосланным через Священное Писание и разъяснённое человечеству апостолами и отцами Церкви.
Показательно, что при крещении повелитель Киевской Руси не просил у Всевышнего материальных выгод для своего государства, для себя лично или своих родственников. Князь Владимир, как сообщает об этом «Повесть временных лет», молил о ниспослании ему даров Божественной мудрости, о наделении его способностью овладеть крепостью веры. Лишь при усвоении такой благодати он мог рассчитывать на милость Господа и как человек, и как правитель.
Комментируя выбор князя Владимира в пользу восточного христианства и последствия такого выбора, академик Б.Д. Греков замечает: «Русь предпочла византийскую ориентацию, считая её более выгодной, чем подчинение Риму... Византийская церковь была, несомненно, терпимее Римской; в противоположность последней она допускала существование национальных церквей, давала значительную возможность самостоятельной жизни» [3, с. 313, 315]. Такое положение дел после крещения Руси привело к тому, что в национальную картину мира проникло ощущение значимости русского народа. Хотя в церковно-канонической сфере Русская Церковь формально почитала Константинопольский Патриархат кириархальным, в государственном плане русский этнос осознавал себя как самостоятельное и значимое сообщество. Соответственно и правитель - русский князь воспринимался в русской ментальности как крупная политическая фигура на международной арене.
Так или иначе древнерусское государство осуществило модернизацию протославянской картины мира именно с помощью христианства, к тому времени уже укоренившегося в Европе и на Ближнем Востоке и представлявшего в то время значительную политическую и культурную силу. Однако первые греческие миссионеры братья Кирилл и Мефодий принесли на Русь христианство не с греческой грамотой, но изобрели кириллицу - славянский алфавит, на который стали переводить богослужебные источники. Тем самым Русь оказалась «отрезанной» от античной культуры, которая использовала греческий и латинский языки. Это тем более важно, что собственный язык и своеобразная культура поднимали статус нового христианского государства в глазах русского народа. И князь
воспринимался как Богом поставленный правитель крупной геополитической и культурной державы.
Действительно, византийско-христианский элемент в новой картине мира славян самым существенным образом изменил образ окружающей действительности. В русском миросозерцании, как и в Византии, мироздание ориентируется по вертикали - от земли к небу - и выглядит как сосуществование двух иерархий - земной и небесной. Небесная иерархия возглавляется Богом, творцом всего сущего, а во главе земной стоит глава государства. Позднее, в ходе всей дальнейшей русской истории эта особенность русской ментальности служила постоянным источником преклонения перед носителем власти, рассматривавшегося в качестве наместника Бога на земле.
Исследователи B.C. Жидков и К.Б. Соколов подмечают важную особенность русского национального сознания: «Глава государства в России служил недосягаемым идеалом для своих подданных: в народной памяти многогрешный великий князь сохранился под именем Владимира Красное Солнышко, в былинах его называли «ласковым князем»» [4, с. 125]. Добавим, что подобный же пиетет по отношению к главе государства просматривается и в повестях о Куликовской битве, княжеских житиях, народных сказаниях об Иване Грозном и т. п.
Вместе с тем в подобных представлениях просматривается несомненное тюркское влияние. Иностранные путешественники не раз отмечали раболепие русского народа перед носителями власти, а последних в свою очередь - перед царём. Беспрекословное подчинение представляет собой основу азиатской государственности. Однако оно распространяется последовательно до верховного правителя, который и сам беспрекословно подчинён какому-нибудь высшему принципу. В Древней Руси таким принципом стала православная вера, понимаемая как органическое соединение религиозных догматов и обрядов с особой православной культурой, частным проявлением которой и был государственный строй с его иерархической лестницей. Именно этот высший принцип, одинаковый как для каждого подданного, так и для самого царя, соединил Русь в одно целое.
Во второй четверти XII в. русское государство вступило в завершающую фазу распада на самостоятельные княжества. В этот период с новой силой вспыхнула объединительная идея. К концу XII в., перед окончательным распадом Руси на ряд отдельных княжеств, по мнению Д.С. Лихачёва, была выдвинута «идея родины, чувство родины, народный патриотизм», в связи с чем становится понятным создание в этот период такого значительного произведения русской литературы, как «Слово о полку Иго-реве» [5, с. 58]. Однако идея национальной консолидации возникла слишком поздно: с появлением татаро-монголов во второй четверти XIII в. наступили страшные события, которые относят к числу величайших катастроф мировой истории.
В конце XIV в. над империей ромеев, которую на Руси воспринимали как лидера, главу православного мира, нависла реальная угроза падения и разрушения. Тогда же в Константинополе стало известно, что в Москве хотят прекратить церковное поминание императора. На это Вселенский Патриарх Антоний IV ответил великому князю Василию I Дмитриевичу отдельным богословским трактатом, в котором разъяснялся смысл и цель императорского служения. Этот текст представляет собой квинтэссенцию греческой кратологической мысли, которое впоследствии определила русское миропредставление в целом.
Патриарх Антоний IV излагал сакральное обоснование и исторические причины особой миссии, которой руководствовались константинопольские императоры с древних времён. «Святой царь, - писал патриарх Антоний, - большое место имеет в Церкви; он не то, что другие князи и местные властители, ибо изначала цари утвердили и определили благочестие по всей вселенной. Невозможно христианам иметь Церковь, а царя не иметь» [6, с. 43]. При этом подразумевалось, что царь - это единственный император православной вселенной, а не царь какого-то отдельного народа. Именно поэтому он и имеет «великую честь и место в Церкви». Общий пафос послания заключался в том, чтобы Московская Русь как государство и Русская Церковь признали абсолютный характер императорской власти Византии. И действительно в картине мира древнерусского общества власть византийского императора воспринималась как абсолютная.
Такое признание действительно имело место. Попытка церковного сепаратизма, связанная с желанием утвердить независимость Русской Церкви в условиях сложной военно-политической ситуации в Византии, была осуждена собором 1389 г., в котором особо подчёркивалась вселенская власть императора. «Высочайший и Святой Самодержец, - говорилось в соборном определении о византийском правителе, - поборник и предстатель Церкви, отмститель и защитник её прав, приложил все старания к тому, чтобы исправить Русскую Церковь, восстановить в ней древний порядок и устройство и уничтожить недавно возникшие соблазны, действуя в этом отношении достойно своему сану, великому разуму и царской мудрости, выражая заботу о том народе словами, делами и всеми возможными способами, и ставя на второй план все свои дела, лишь бы в той Церкви всё благоустроилось» [7, с. 13]. Таким образом, в картине мира древнерусского общества власть византийского императора воспринималась как абсолютная, а случавшиеся попытки выступить против этой власти считались нелегитимными и осуждались. Русский правитель являлся главным и безусловным охранителем православной веры в своём государстве, однако его место во вселенском православии было строго подчинено власти Византии.
Данную особенность в восприятии княжеской власти в древнерусском религиозном сознании следует подчеркнуть особо, так как именно
такое целостное представление об императорской власти как о власти над всей православной ойкуменой сделало возможным кардинальную идеологическую реконструкцию в воззрениях на княжескую власть после падения Византийской империи в середине XV в.
Первое неофициальное использование титула «царь» применительно к московскому великому князю Василию II употребил митрополит Иона в послании в Псков, где московский правитель назван «царем русьским» [8, с. 141]. Однако прошло ещё несколько десятилетий, чтобы Московская Русь окончательно осознала себя царством, а впоследствии институционально и стало таковым. Философски-мессиански завершённая концепция «Третьего Рима» выступила основой традиционного христианского мировоззрения о едином православном царстве, однако теперь это царство было перенесено из Византии на Русь. В то же время наличие в Москве царя явилось главным аргументом для учреждения русского патриаршества.
Однако вопреки распространённым в историософии и историографии утверждениям, личность самого царя совсем не уподоблялась Богу на земле. Лишь комплекс властных полномочий воспринимался в русской религиозной ментальности как призвание, ниспосланное Богом. Необходимо подчеркнуть, что такое понимание восходит ещё к Византийской империи, где ни императоры, ни константинопольские патриархи не присваивали себе сакральной инсигнии.
Татаро-монгольское иго, длившееся на Руси четверть тысячелетия, закончилось изгнанием захватчиков объединёнными силами русских земель. Русские люди XIV - XV вв. по-новому стали смотреть на своё будущее. Появилось более светлое, оптимистическое национальное самосознание. В XIV - XVI вв. вокруг Москвы сложилось Русское централизованное государство, включившее в себя все земли северо-восточной и северозападной Руси. Пример татаро-монгольской государственности, сумевшей овладеть и управиться на значительный исторический срок огромной территорией, несомненно, сыграл большую и положительную роль в создании русской государственности.
Б.Н. Чичерин в своей докторской диссертации писал: «Для соединения рассеянных, разобщённых сил нужна была власть, стоящая над ними, от них независимая; она явилась в лице московских государей. Её восстановлению значительно содействовало татарское владычество, которое, подчиняя народ внешнему игу, приучало его к покорности... Едва ли без татарского ига государственное подданство могло развиться в форме холопства. На Западе подданические отношения строились по типу Римской империи. В России образцом служила восточная деспотия. Владычество татар. способствовало установлению единой, сильной, центральной власти. которая сделала Россию тем, чем она есть» [9, с. 474 - 475].
И только со второй половины XIV в. начинается новый подъём русской культуры, формирование великорусской народности. Русский народ,
почти два века живший в условиях непрерывных войн, устал от шаткости и непредсказуемости своего существования, стремясь получить надёжного защитника. В картине мира в качестве спасителя - имевший к тому времени уже глубокие православные и ордынские корни - образ авторитарного правителя. Таким правителем становится великий московский князь Иван III. Во время его княжения сложилось ядро единого Российского государства и началось формирование центрального государственного аппарата.
С вступлением на престол Ивана III начинается эпоха самодержавного правления московских государей. Многообразная по своим местным особенностям картина мира всё более складывалась как единое целое, однако завершиться этому процессу было суждено лишь в XVI в. К концу же XV в. сложилось территориальное ядро единого Российского государства, вырос его международный авторитет. Перестав быть ханским данником и женившись на греческой принцессе, Иван III считал необходимым встроить в национальную картину мира образы царского величия, представить в ней самодержавие как опорного столпа общества. И Церковь стала одним из важнейших средств осуществления этих целей.
В XVI в., по мнению Д.С. Лихачёва, представления о власти в русском самосозании претерпевают ряд существенных изменений. Так, параллельно с централизацией государственного аппарата и повышения авторитета Московской Руси на международной арене власть начинает восприниматься как эффективный механизм государственного укрепления, способный изжить существовавшуюся ещё во второй половине XV в. раздробленность. «XVI век, - пишет Лихачёв, - это время, когда русская культура ставилась на службу единому Русскому государству, когда уничтожались отдельные её областные особенности и усиленно обсуждались вопросы общественного блага, общественного и государственного строительства. Это время обширных «обобщающих предприятий» во всех областях культуры» [10, с. 86].
Определённые различия в общественной жизни проявлялись в церковной среде, в судебных установлениях, в монетной системе, даже в быту и одежде. И централизованная власть в русском средневековом мировоззрении, стала восприниматься как созидательный, объединяющий фактор, как стимулятор культурной интеграции русского народа и государства.
Личность монарха в русской ментальности стала осознаваться как исключительная, ключевая. В XVI в. проявилась вера народа, что делом и убеждением всесильного государя может быть достигнуто коренное социальное преобразование на началах Божественного домостроительства и разумности. В этом смысле можно даже говорить, что идеи просвещённой монархии на Западе появились позднее, чем в Московской Руси.
В этот же период в сознание русского человека входит мысль, что забота о благе населения - главная обязанность государя. Появляется идея ответственности государя перед народом. Эта идея была настолько нова и
сильна, что сам царь вступает в полемику со своими идейными оппонентами и заботится об идеологическом истолковании своей политики. В своих знаменитых посланиях Иван Грозный отстаивал честь Русского государства и выступал за укрепление государственной власти, которая, по его убеждению, должна быть авторитарной, без вмешательства боярства и Церкви.
В этой связи важно отметить, что авторитарность власти ограничивает возможность какой бы то ни было критики в свой адрес. И в случае, когда правитель не исполняет свои обязанности о заботе о благе народа, народ, казалось бы, не в силах повлиять на государя. Тогда функцию критики власти брала на себя особая личность - юродивого. В русском средневековом обществе имелась настоящая опасность наказания за негативные высказывания в адрес властителя, произнесённые даже крупными церковными иерархами (достаточно вспомнить пример митрополита Филиппа при Иване Грозном).
Для нас важнейшим является тот факт, что юродивый как бы получает от общества санкцию на обличение власти и что даже сам властитель понимает невозможность наказания для обличителя как носителя и ретранслятора, напоминателя о Божественном характере власти и обязательствах перед Богом за пасомый народ. С другой стороны, обличение юродивым царя может обходиться вовсе без вербального выражения, потому что идеальный язык юродивого - молчание. Оно оберегает подвижника от слияния с миром, выступая в то же время парадоксальным коммуникативным средством. Молчание юродивого полисемантично, оно может служить и целям разрушения (как пишет М. Ямпольский, молчание и вопль тождественны: вопль - интенсивный элемент молчания) и целям укора, если обстоятельства позволяют «вычитать» смысл этого акта.
Наиболее употребительно в данном качестве молчание перед лицом тирана - царя и прочих «сильных мира сего». Обличение - один из входящих в обязанности подвижника типов общественного служения. Царь необходим юроду как фигура, олицетворяющая собой всё земное устройство, он наиболее ответственен перед Богом. Вступая в общение с царём, юрод получает в оппоненты не просто конкретную личность, а целый мир, процесс обличения при этом глобализуется, что и требуется подвижнику, воюющему со всем миром. Со своей же стороны царь нуждается в юроде как своеобразном «пределе», ограничивающем безмерность монаршей власти: ставя границы, юрод определяет, делает её для монарха более отчётливой. Вероятно, это единственно «равный» царю по степени обладания свободой и даже превосходящий его в этом, поскольку юрод свободен от привязанности к ценностям мира, он их разрушает, и данное превосходство царь чувствует, смиренно идя к нему за советом. В некотором смысле фигуры царя и юрода тождественны, амбивалентны (что подтверждается
фактами откровенно юродского поведения Парфения Уродивого - Ивана Грозного).
Важно отметить, что вся русская культура конца XV - XVI вв. развивалась в тесной связи с задачами государственного объединения страны, в ней отчётливо преобладали общерусские тенденции. Возник целый ряд крупных культурных предприятий, объединяющих разрозненные явления русской культуры. В рамках кристаллизации общегосударственной идеологии создаётся историческая теория происхождения русской великокняжеской власти. Исторические сочинения объединяются в единые летописные своды. Митрополитом Макарием компилируются «Великие Четьи-минеи» - полное собрание всех произведений, посвящённых житиям святым. Одним словом, унификация культуры преследует в качестве цели максимальную общественно-политическую и идеологическую консолидацию общества под властной рукой абсолютного монарха.
В литературе того времени духовенство начинает настойчиво внушать своим читателям необходимость «любви», понимаемой как всеобщее согласие, послушания, покорности и смирения. Но главное, что Церковь всеми своими силами содействовала формированию и охране картины мира, ядром которой были единый Бог и царь-государь. «Вера тотемного типа в царя как воплощение высшей Правды, гаранта покоя и порядка, - замечает B.C. Жидков, - противостояла отношению ко всем другим сословиям общества (впоследствии боярству, затем - дворянству). Для промежуточного слоя между царём и народом в манихейской модели мира места не остаётся» [4, с. 153]. Действительно, в складывавшейся картине мира глава государства выступал идеалом для своих подданных, а дела государя воспринимались обществом как образец.
Такое восприятия власти в русской средневековой культуре значительно усиливается во время правления Ивана IV. Политическим идеалом Ивана Грозного была неограниченная монархия с наследственной властью, выступающая в союзе с православной Церковью. К тому же военные победы и террор внутри страны должны были создать в картине мира россиян образ великого и страшного государя, мудрого и беспощадного. Отметим, что примерно до конца XV в. ещё не было заметно следов того почитания, можно даже сказать - культа, которым впоследствии был окружён московский государь. Но уже при Иване III, а ещё более при его наследнике Василии верховная власть стала окружать себя тем загадочным ореолом, который так резко отделил московского государя от всего остального общества.
Величественный образ царской власти московские цари создавали, ссылаясь не только на Византийскую империю, но и на древние деспотии Востока. Для этого в древнерусской картине мира образ государя тесно связывался с образом Бога. Подкреплением этого служила репрессивная политика Ивана Грозного. Причём подданные верили, что страх и ужас ис-
ходит не от царя, а в конечном счёте, от Бога. В сознании непокорных городов, в частности Пскова и Новгорода, образы власти, царя и государства надолго окрасились в цвета невыносимого ужаса.
Уроки покорности и страха, полученные за столетия татаромонгольского ига, продолжались и при своих национальных царях, и ещё неизвестно, какие из этих уроков были более жестокими. Таким образом, картина мира московитов ко второй половине XVI в. формировалась вполне определённым образом и в одном направлении: всё в ней было окрашено страхом перед насилием, а притворство и покорность представали главным и самым надёжным средством выживания. Причём характерно, что такое отношении к личности правителя пронизывало все слои общества, существовавшие в поле единой культурной традиции, в рамках которой мир иерархически ориентирован от неба к земле. На вершине пирамиды находился Бог - творец всего сущего, а в земной иерархии ему соответствовал царь как руководитель государства. Отсюда понятно преклонение перед носителем власти, на которого смотрели как на наместника Бога на земле.
Список литературы
1. Гуревич А. Я. Проблематика ментальностей в современной историографии // Всеобщая история: Дискуссии, новые подходы. Вып. 1. М.: Наука, 1989. С. 75 - 89.
2. Боханов А. Н. Русская идея. От Владимира Святого до наших дней. М.: Вече, 2005. 400 с.
3. Греков Б. Д. Киевская Русь. М.: АСТ, 2004. 671 с.
4. Жидков В. С., Соколов К. Б. Десять веков российской ментальности: картина мира и власть. М.: Алетейя, 2001. 640 с.
5. Лихачёв Д. С. Национальное самосознание Древней Руси. Очерки по области литературы XI - XVII вв. М.; Л., 1945. 118 с.
6. Асмус В., прот. Церковные полномочия византийских императоров // Православная государственность. 12 писем об империи. СПб.: Лань, 2002. С. 41 - 69.
7. Дьяконов М. Власть московских государей. СПб.: Издательский дом И. П. Сойкина, 1889. 234 с.
8. Успенский Б. А. Этюды по русской истории. СПб.: Азбука, 2002. 474 с.
9. Чичерин Б. О народном представительстве. 2-е изд. М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1899. 836 с.
10. Лихачёв Д. С. Культура русского народа X - XVII вв. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1961. 120 с.
M. Kozhaev
THE PROBLEM OF PERCEPTION OF POWER IN THE RUSSIAN CULTURE AND MENTALITY OF THE XI-XVI CENTURIES
The article is dedicated to problem of perception and interpetations of the political power in russian culture and mentality in XI - XVI centuries. In article are analysised representations about master’s power authorizes and his own responsibility in ancient-russian mentality.
Key words: the power, master, social responsibility, “symphony ” powers, church-state interaction, autocracy, mentality.
Получено 17.10.2011 г.
УДК 78.01
И.А. Корсакова, канд. филос. наук, доц., 8-915-086-21-17, korsak.rgsu@yandex.ru (Россия, Москва, РГСУ)
КОММУНИКАТИВНЫЕ ОСНОВАНИЯ МУЗЫКАЛЬНОГО ИСКУССТВА
Поднимается проблема философского осознания музыкальной коммуникации. Раскрывается диалектика соотношения авторского творчества, исполнительской интерпретации и слушательского восприятия. Приводятся различные формы реализации авторского замысла. Рассматриваются уровни и этапы музыкальной коммуникации. Предлагаются некоторые философские обобщения относительно онтологического статуса музыкального произведения.
Ключевые слова: музыкальный диалог, полилог, творчество, музыкальное произведение, мироздание, личность
Работа выполнена в рамках ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России на 2009-2013 годы. ГК № П735 от 12.08.2009.
Субъектами музыкального диалога можно назвать: композитора, исполнителя, слушателя, педагога, ученика, исследователя, лирического героя — центрального субъекта диалога. Благодаря большому количеству участников общения диалог превращается в полилог.
Как рождается музыка? Ответ на этот вопрос зависит от того, что мы понимаем под словом «музыка». Если музыка — природная космическая сила, одно из проявлений мироздания, значит, она рождена вместе с сотворением мира. Человек, будучи также творением мира, постигает ее законы, наслаждается ее красотой и творит, лишь являя ее миру, актуализируя, делая ее воспринимаемой. Но человек — не только часть природы. Он — «подобие Божие», а значит, творит подобно Богу. Культура «альтернативна» природе. Художественная культура — это то, что создано ради Красоты. То, что человек создает, становится частью мира. В этом смысле искусство рождается из небытия: человек научился подобно Богу превра-
