CC BY
85
А.М. Жемчужникова, Г. Флобера, И.В. Гете. Бунин неоднократно обращается к мемуарному наследию А. Герцена и к мемуарам многих других авторов. По словам самого Бунина, «в дневнике надо, кроме наблюдений о жизни, записывать цвет листьев, в о с п о м и н а н и е (разрядка наша - А.Р.) о какой-то полевой станции, где был в детстве, пришедший в голову рассказ, стихи... Такой дневник есть нечто вечное...» [3, с. 114].
Итак, проблема жанра является, пожалуй, центральной и наиболее сложной при комплексном анализе «Окаянных дней» И.А. Бунина. На первый взгляд, это дневник. Но это скорее не дневник в собственном смысле слова, а оригинальное произведение в форме дневника. Дневниковая форма стала для Бунина фундаментом, платформой для различных художественных экспериментов в области жанра. Бунину уда-
Библиографический список
лось в пределах отдельного текста совместить, казалось бы, несовместимые жанровые образования, в результате чего «Окаянные дни» приобрели неповторимую жанровую тональность и представляют собой оригинальное произведение, которое можно квалифицировать как д н е в н и к - в о с п о м и н а н и е. Жанровая структура «Окаянных дней» усложняется за счет таких элементов, как микрозарисовка, заметка без комментариев, рассказ-миниатюра. (Хотя эти элементы существуют в тексте на уровне композиции, они, на наш взгляд, оказывают некоторое влияние не только на архитектонику «Окаянных дней», но и на жанровую природу). Кроме того, дополнительный жанровый колорит «Окаянным дням» придают фрагменты бунинских статей из эмигрантской прессы, отрывки из его рассказов эмигрантского периода и цитаты из книги французского историка Ленотра.
1. Бунин, И.А. Окаянные дни. - М.: Молодая гвардия,1991.
2. Ошар, Клер «Окаянные дни» как начало нового периода в творчестве Бунина // Русская литература. - 1996. - №4.
3. Михайлов, О.Н. Неизвестный Бунин // Бунин И.А. «Окаянные дни»: Сер. Возвращение. - М.: Молодая гвардия, 1991.
Статья поступила в редакцию 23.10.09
УДК 784.4 (47-943.84)
К.И. Бринев, канд. филол. наук, доц. АлтГПА, г. Барнаул, E-mail: [email protected]
ПРОБЛЕМА ТОЖДЕСТВА ЯЗЫКОВЫХ ЕДИНИЦ, ЗАДАЧИ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ И ПРЕДЕЛЫ КОМПЕТЕНЦИИ ЛИНГВИСТА-ЭКСПЕРТА
Статья посвящена исследованию проблемы типологии задач, которые ставятся перед лингвистом в ходе проведения судебной лингвистической экспертизы. В работе осуществлена номиналистическая переформулировка традиционной лингвистической проблемы тождества языковой единицы, на фоне которой решаются вопросы о пределах компетенции лингвиста-эксперта при производстве судебной лингвистической экспертизы.
Ключевые слова: юридическая лингвистика, тождество, язык, код, компетенция лингвиста-эксперта.
В настоящее время в лингвистической экспертологии остается открытым вопрос о характере задач, которые способна решать судебная лингвистическая экспертиза и, соответственно, вопрос о пределах компетенции лингвиста-эксперта. Данный вопрос требует самостоятельного теоретического исследования поскольку как в теории, так и в практике лингвистических экспертиз доминируют стихийные решения данной проблемы, что влечет за собой возможность противоречащих друг другу экспертных заключений, проведенных в рамках одного и того же судебного разбирательства.
Как известно, цель любой судебной лингвистической экспертизы - проверка истинности / ложности (категорические выводы), возможности / невозможности (модальные положительные и отрицательные выводы) высказываний о предмете исследования, которые вытекают из вопросов, поставленных перед экспертом. Так, при исследовании спорного речевого произведения на предмет наличия / отсутствия в нем негативной информации о лице проверяется истинность / ложность утверждения «В речевом произведении присутствует негативная информация о лице».
Для того чтобы достигнуть описанной выше цели, лингвист вынужден решать конкретные исследовательские задачи, которые так или иначе связаны, по нашему мнению, с решением проблемы тождества. Таким образом, в любом экспертном заключении лингвист вынужден решать проблему тождества, например, если эксперту задан вопрос: «Присутствуют ли в тексте призывы?», то если мы хотим ответить на этот вопрос, мы должны уметь отождествлять определенные фрагменты текста с призывами, или если задан вопрос: «Выражена ли оценка в неприличной форме?», то лингвист вынужден отождествлять фрагменты текста с тем явлением, которое называется именем «неприличная форма».
Существует точка зрения, и она весьма распространена в лингвистической экспертизе (как в ее теоретической, так и в практической части), что проблема тождества сводима к проблеме тождества значений употребляемых понятий. Это зна-
чит, что когда мы отвечаем на вопрос о приличности / неприличности высказываний, мы сначала должны определить или выработать четкие критерии того, что прилично, а что - нет, а затем уже решать поставленный вопрос [1; 2]. Мы считаем, что при таком подходе описывается не фактическое положение дел относительно «неприличности» как фрагмента реальной действительности, а выясняется то, как мы употребляем слово «неприличное» по отношению к фрагментам реальной действительности. Еще до проведения «исследования» можно сказать, что безусловен факт, что такое употребление будет размытым и нечетким1. Обычно из этого делается вывод, что «неприличность» как фрагмент реальности субъективен и релятивен по отношению к конкретному говорящему или социальной группе или даже по отношению к лингвистике и юриспруденции. Это является иллюстрацией реалистического подхода к словам и понятиям.
Но проблема тождества может быть поставлена и в фактическом аспекте (=номиналистический подход к словам, терминам и понятиям), при данном подходе «неприличное», например, - это перечень истинных утверждений о фрагменте действительности, который мы условились называть словом «неприличное», а проблема тождества сводится к описанию того, как ведет себя конкретный исследуемый в экспертизе фрагмент речевого произведения, при этом мы можем получать такие описания, что этот фрагмент ведет себя относительно таких-то параметров как неприличная форма, а относительно других - нет. На основании этого фактического описания юридическое решение принимает суд, таким образом,
1 Автор пытался решить проблему описания задач экспертного исследования в реалистическом ключе, выделяя при этом два типа задач: классификационные и герменевтические, но был очевиден факт, что возможно все задачи назвать герменевтическими, и наоборот - возможно обозначить все задачи как классификационные, это заставило нас отказаться от решения, принятого в работе [2].
лингвист может и не использовать слово «неприличное» в своем экспертном исследовании, но только указать перечень фактов, которые он выявил при проведении экспертизы.
Применительно к лингвистической экспертизе проблема тождества возникает в трех случаях: первый связан с тождеством на уровне кода, второй - с тождеством на уровне пропозиционального содержания сообщения, третий - с тождеством на уровне фактических намерений производящего сообщение и достижения ими (сообщениями) поставленных говорящим целей. Рассмотрим каждый случай отдельно.
Тождество на уровне кода. Первый случай представляет собой традиционную лингвистическую проблему соотношения эмического и этического уровней, другими словами, проблему соотношения код / сообщение. Сюда относятся такие традиционные проблемы, как проблема отождествления звуков в фонемы, морфов в морфемы, высказываний в предложения и т. п. Следует пояснить, что эта проблема фактическая, то есть она не зависит от определения терминов. Как так получается? Прежде чем ответить на этот вопрос, зададим несколько другой вопрос: «Зачем в лингвистику был введен термин «код» («язык»)?». Ответ будет, вероятно, таким.
Мы имеем следующие факты:
А) Вариативность речевых произведений такую, что мы можем с определенной степенью уверенности утверждать, что не существует двух тождественных речевых произведений. Если перед нами два тождественных речевых произведения, то это одно и то же речевое произведение (конкретные факты заключаются в том, что мы говорим различным тембром, в различных состояниях и ситуациях и т. п.).
Б) Очевидно, что общающиеся на одном и том же языке понимают друг друга, хотя бы в том смысле, что они адекватно реагируют на определенные высказывания.
Встает вопрос, как такое возможно? Отсюда возникает гипотеза кода, который выполняет функцию отождествления
- приводит разнообразие к виду удобному для декодирования.
К уровню «проблем кода» в лингвистической эксперто-логии относятся следующие проблемы:
I. Проблема описания кодирующих возможностей продуктов речевой деятельности. В некоторых случаях необходимо описать значение речевого произведения или его компонентов, основной вопрос в данном случае следующий: «Что означает речевое произведение?». Этот вопрос не нужно понимать абстрактно, как вопрос, связанный исключительно с содержанием, которое заключено в тексте, конкретное речевое произведение при решении данного типа задач понимается как детерминанта поведения воспринимающего данное речевое произведение, другими словами, за исследовательскими задачами подобного рода стоит конкретный тип проблемных ситуаций. Принимающий речевое сообщение декодирует его определенным образом, и содержание сообщения может влиять на его поведение, при этом всегда возможна ситуация, когда декодируемое содержание не совпадает с содержанием текста (ошибки декодирования) или речевое произведение обусловливает различные варианты поведения (неопределенность сообщения). В данном случае возникают два подтипа задач, которые входят в компетенцию лингвиста-эксперта.
А) Задача по установлению содержания спорного речевого произведения (текста закона, договора, инструкции). Данный тип задач с процессуальной точки зрения не решается при помощи назначения судебной лингвистической экспертизы, так как в праве действует презумпция, что толкование, например, текстов законов или договоров входит в компетенцию суда. В юриспруденции описаны и «предписаны» определенные формы герменевтической деятельности, так что лингвист в данном случае способен процессуально выступать только как специалист, но не как эксперт.
Б) Задача по установлению кодирующих возможностей словесных обозначений. Данная задача ставится при исследовании словесных обозначений спорных товарных знаков на предмет тождественности двух спорных товарных знаков или
на предмет различительных возможностей конкретного товарного знака.
Во всех описанных случаях предметом исследования является отношение «продукт речевой деятельности / адресат, воспринимающий информацию, закодированную в этом продукте». Позиция говорящего в данном аспекте не имеет значения, речевое произведение полагается тождественным самому себе и противопоставленным другим речевым произведениям, которые кодируют не такую информацию.
П. Проблема квалификации речевого поведения говорящего. В основе решения этих задач лежит гипотеза о возможности различных вариантов поведения говорящего относительно каждой конкретной ситуации. В данном случае задача лингвистической экспертизы - описать тот вариант поведения, который выбирает субъект речевого произведения в той ситуации, которая квалифицируется как юридический факт, влечет юридически значимые последствия. Сюда относятся задачи по выявлению следующих тождеств (в том смысле, что мы отвечаем на вопрос, кодирует ли говорящий соответствующую информацию в своем сообщении или нет).
1. Отождествление речевых актов:
- оскорбления;
- призыва;
- утверждения;
- угрозы.
2. Отождествление семантических характеристик высказывания:
А) Отождествление утверждения о фактах:
а) ментального состояниях субъекта, порождающего текст;
б) описывающих фрагменты окружающей действительности.
Б) Отождествление оценки.
Общим для всех типов является то, что они кодируются в сообщении. То есть в языке, с одной стороны, существуют эмические единицы такие, например, как «речевой акт оскорбления», которые способны отождествлять какие-то фрагменты речевых произведений как оскорбления. С другой стороны, информация может кодироваться и не при помощи цельной единицы, но кодируется, как правило, словами и выражениями (а также интонацией и др., например, «по-моему», «вероятно», «я видел», «я считаю», «я думаю», «плохо», «хорошо» (группа 2 в представленной выше типологии).
Тождество на уровне пропозиционального содержания. Очевидно, что когда мы решаем проблему, являются ли данные призывы призывами к экстремистской деятельности, мы вынуждены отождествлять речевые произведения на другом основании, нежели чем код (или язык). В общем случае для отождествления необходимо знать, призывы к каким действиям являются экстремистскими, очевидно, что в данном случае мы отождествляем исходя из внеязыковых оснований. В общем случае этот тип проблем находится за пределами компетенции лингвиста. К этому типу проблем тождества относятся следующие:
1. Является ли утверждение истинным или ложным.
3. Содержится ли информация о неэтичном поведении
лица.
4. Содержится ли информация о нарушении лицом действующего законодательства и т. п.
На приведенную типологию особенно в той ее части, где из лингвистического рассмотрения исключаются пропозициональные отождествления возможно возражение: лингвист способен установить, что некое высказывание кодирует информацию, выраженную, например, пропозицией «Захват властных полномочий» [3]. Так, лингвист способен отождествить путем трансформаций (как это, например, представлено в модели «Смысл ^ Текст [4]) те высказывания, в которых выражается идея захвата властных полномочий. Сюда, например, будут относиться следующие высказывания:
Призываю вас к захвату властных полномочий!
Давайте захватим властные полномочия!
б7
Захватим власть!
Необходимо захватить власть!
Возьмем власть в свои руки! и т. п.
Такой трансформационный подход допустим, но при условии, что судья или следователь понимает, что это именно трансформационный анализ исследуемого фрагмента текста на предмет его тождества / различия с исходным фрагментом текста закона, а не установление факта отношения определенных реальных действий к разряду экстремистских. Если относительно этого достигнуто взаимопонимание, тогда судья, например, мог бы всегда взять произвольный фрагмент текста закона и поставить вопрос о тождестве этого фрагмента и исследуемого текста. При этом всегда сохраняется возможность, что какие-то действия будут являться «действительно»2 экстремистскими, но семантика исследуемого предложения не трансформируется к тексту закона. Вряд ли такие процедуры представляют ценность для суда, алгоритмами трансформации владеют все носители языка, таким образом, вряд ли такое развитие экспертных исследований возможно. В настоящее же время суд, как правило, хочет узнать, относятся ли действия, к которым призывают, при условии их возможного, например, осуществления к разряду экстремистских, а это, очевидно, юридическая проблема тождества и мы подменяем предмет исследования, когда отвечаем на вопросы подобного рода.
Тождество на уровне целевого содержания и последствий, которые способно вызвать речевое произведение.
К данному тождесту относятся все проблемы, которые направлены на выявление реальных3 (=не коммуникативных) намерений говорящего или реальных реакций слушающего:
- хотел ли говорящий разжечь межнациональную рознь;
- хотел ли говорящий оскорбить;
- призывает ли говорящий к захвату властных полномочий;
- оскорбился ли слушающий;
- нанесен ли вред деловой репутации лица или субъекта делового оборота и др.
Решение названных задач также не входит в компетенцию лингвиста. Эти проблемы необходимо отличать от проблем, связанных с кодом, а именно от проблемы сформулированных по модели: «Является ли данное речевое произведение призывом?» Высказывать призыв - это, безусловно, значит «вести себя определенным образом», но реальная психологическая (=некоммуникативная) цель может не совпадать с той целью, которая кодируется в сообщении, это факт вытекает из того, что речевые произведения могут быть употреблены неискренне. А из этого следует, что лингвистические факты иллокутивного порядка могут иметь лишь вероятностное значение для доказательства наличия / отсутствия умысла и его характера, в некоторых категориях дел, конечно, данные явления тесно между собой связаны, но все-таки наличие одного не позволяет обосновать наличие другого. Поясним этот тезис на примере речевого акта оскорбления, где умысел и интенция, вероятно, наиболее связаны друг с другом.
Структура речевого акта оскорбления предполагает наличие коммуникативного намерения оскорбить и унизить адресата речи,4 таким образом, употребляя этот речевой акт неискренне, говорящий ведет себя, как если бы он был намерен оскорбить собеседника, поэтому намерение говорящего,
2 Мы заключили слово «действительно» в кавычки, потому что действия относительно истины и лжи не могут быть экстремистскими. Экстремизм - это наше решение о том, какие действия мы будем считать недопустимыми. Очевидно, что допустимость / недопустимость каких-либо конкретных действий не является предметом изучения лингвистики как науки.
3 Слово «реальное» употребляется здесь условно, мы не хотим сказать, что коммуникативные намерения нереальны.
4 Структура речевого акта оскорбления может быть представлена следующей формулой:
A) Знаю, что Х способно причинить тебе психологический ущерб Б) Хочу, чтобы ты знал, что я говорю Х
B) Говорю Х, чтобы причинить тебе психологический ущерб
скажем, спровоцировать конфликт несущественно для квалификации умысла. (В данном случае порождается эффект оскорбления, говорящий знает, что он оскорбляет слушающего, тот факт, что он делает это, чтобы, например, посмотреть на поведение слушающего в данном случае несуществен). Но вполне можно представить и такую ситуацию, когда говорящий употребляет инвективное высказывание, чтобы пошутить, при этом, искренне полагая, что после его (высказывания) произнесения, он объяснит слушающему, что это была шутка, и что слушающий вследствие этого объяснения не сочтет произнесенную в его адрес инвективную фразу оскорблением. Вполне возможно, что слушающий впоследствии, несмотря на объяснения говорящего, будет настаивать на возбуждении уголовного дела по статье «Оскорбление» и суду предстоит ответить на вопрос, являлось ли данное поведение тем, что в статье 130 УК РФ называется словом «оскорбление», то есть был ли у лица прямой умысел на совершение данного преступления. Таким образом, даже в самых очевидных случаях речевого поведения соотношение между коммуникативным намерением и умыслом носит характер вероятностной связи. В этой связи следователь или судья, очевидно, принимает (или должен принимать?) решение по следующей схеме: «Если нет никаких фактов, указывающих на то, что говорящий был неискренен, то верно Х», отметим, что установление самих этих фактов на основе того речевого произведения, которое является объектом исследования, является невозможным, так что лингвист не может установить факт искренности (или неискренности) речевого поведения говорящего исходя только из этого речевого поведения.
Отметим еще одно следствие, которое вытекает из принятого объяснения. Высказывать что-то - это, безусловно, воздействовать на адресата, то есть каждое высказывание имеет какую-то предрасположенность воздействовать на конкретного адресата или неопределенную группу лиц. В целом любой говорящий на русском языке знает об этих предрасположенностях и умеет пользоваться данной информацией. Конкретная же степень воздействия конкретного высказывания на конкретного адресата - величина, зависящая от «многих неизвестных», а потому не может быть установлена лингвистом. Всегда, например, возможна ситуация, когда кто-то не был оскорблен инвективным неприличным высказыванием (высказыванием, имеющим предрасположенность оскорбить слушающего, которая близится к единице), но подал иск в суд и утверждает, что он оскорблен. Очевидно, что такое положение дел не может быть в общем случае (а может быть, никогда) реконструировано при помощи лингвистического анализа сообщения.
Таким образом, только проблема тождества, возникающая на уровне кодирования информации, из всех выделенных типов тождества может являться предметом лингвистического исследования и только относительно этой проблемы могут быть сформулированы соответствующие экспертные задачи.
Библиографический список
1. Иваненко, Г.С. Лингвистическая экспертиза в процессах по защите чести, достоинства, деловой репутации. - ООО «Полиграф-Мастер», 2006.
2. Кусов, В.Г. Коммуникативная перверсия как способ диагностики искажения при оскорблении // Юрислингвистика-6: инвективное и манипулятивное функционирование языка : межвузовский сборник научных трудов / под ред. Н.Д. Голева. - Барнаул: изд-во Алт. ун-та, 2005.
3. Баранов, А.Н. Лингвистическая экспертиза текста: теория и практика: учеб. пособие. - М.: Флинта: Наука, 2007.
4. Мельчук, И.А. Опыт теории лингвистических моделей «СМЫСЛ ^ТЕКСТ». - М., 1974.
5. Бринев, К.И. Лингвистическая экспертиза: типы экспертных задач и методические презумпции // Юрислингвистика-9: Истина в языке и праве: межвузовский сборник научных трудов / под ред. Н.Д. Голева. -Кемерово; Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2008.
Статья поступила в редакцию 16.09.09
