CC BY
65
войны". При этом территориализм прекрасно уживается с огромной дифференциацией между отдельными регионами, т.е. с внутренними разрывами столь дорого для него хозяйственного пространства [11, с. 76].
Длительность существования неоднородной системы зависит от многих факторов, среди которых первостепенное значение имеют фактор воздействия глобального мирового хозяйства и фактор устойчивости базовых институтов. В кризисной ситуации значимость первого из них резко возрастает, что чревато для неоднородной системы разрушением столь ценного для нее, но хрупкого институционально-хозяйственного равновесия, сдвигом в сторону утверждения качественной однородности, а также огромными социальными издержками.
Систематическое применение режима "ручного управления" обусловливает крайнюю неустойчивость тех фигурантов, которые персонифицируют функции власти и управления неоднородной системой. Отсюда - вынужденный популизм, формирование "тандемов", стремление сочетать в своей позиции и либеральные, и консервативные элементы, попытки согласовать то, что не может быть согласовано, чтобы использовать полученные результаты в качестве зыбкой опоры. Вертикаль власти неоднородной системы, сколько бы ее ни укрепляли, зиждется на болотном основании.
ЛИТЕРАТУРА
1. Дзарасов Р.С. Российский капитализм: анатомия эксплуатации // Альтернативы. 2010. № 4. С. 33-46.
2. Сото Э., де. Загадка капитала. Почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всем остальном мире. М.: ЗАО "Олимп - Бизнес", 2004. 272 с.
3. Маркс К. Капитал. Т. 1 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. 794 с. С. 170-171.
4. Бузгалин А.В., Колганов А.И. Теория социально-экономических трансформаций. М.: УРСС, 2003. 346 с.
5. Сапир Ж. К экономической теории неоднородных систем: опыт исследования децентрализованной экономики. М.: ГУ ВШЭ, 2001. 248 с.
6. Белокрылова О.С. Теория переходной экономики. Ростов н/Д: Феникс, 2002. 352 с.
7. Маевский В.И., Малков С.Ю. Переключающийся режим воспроизводства. М.: Институт экономики, 2011. 46 с.
8. Маевский В.И. Введение в эволюционную макроэкономику. М.: Япония сегодня, 1993. 182 с.
9. Королюк Е.В. Экономические противоречия формирования рынка земли современной России как институционально-хозяйственной системы. Краснодар: ООО "Гранат", 2011. 232 с.
10. Двадцатилетие российских реформ в оценках экономистов и социологов (двадцать тезисов о главном) // Мир перемен. 2012. № 1. С. 5-26.
11. Арриги Дж. Долгий двадцатый век. Деньги, власть и истоки нашего времени. М.: Территория будущего, 2006. 472 с.
10 мая 2012 г.
УДК 1:316
ПРОБЛЕМА СУБЪЕКТНОСТИ И БЕССУБЪЕКТНОЕ СОСТОЯНИЕ РОССИИ В КОНТЕКСТЕ ЭКОНОМОЦЕНТРИЧНОСТИ СОВРЕМЕННОЙ ЭПОХИ
Т.Г. Лешкевич
Масштабные изменения XXI века приводят к переосмыслению роли субъекта, выявлению нового понимания субъектности. Все чаще при анализе российской действительности ставится диагноз - "бессубъектность", звучит вывод о том, что тяжелая болезнь России
Лешкевич Татьяна Геннадьевна - доктор философских наук, профессор кафедры философии и методологии науки Южного федерального университета, 344038, г. Ростов-на-Дону, пр. М. Нагибина, 13, e-mail: Leshkevicht@mail.ru, т. 8(863)2303278.
и "главная проблема связана с бессубъектно-стью российского развития, с явной незаинтересованностью коррумпированных чиновников и олигархов в изменениях сложившейся очень удобной для них ситуации" [1]. Отсутствие субъектности в значении актора, конструктивно интенсифицирующего развитие, с которым
Tatiana Leshkevich - Doctor of Philosophy, professor of the Philosophy and Methodology of Science Department at the Southern Federal University, 13, M. Nagibina Avenue, Rostov-on-Don, 344038, e-mail: Leshkevicht@mail.ru, ph. +7(863)2303278.
связывается инициативность и энергия в выработке программности будущего, ощущается не только экспертами и обществоведами, но и массовой аудиторией, "людьми с улицы", далеко отстоящими от обобщающего философского исследования данной проблемы.
Рыночные ориентации современной эпохи явно увеличили степень взаимосвязанности "игроков" на карте мира и одновременно внесли серьезные изменения в стратегии жизнео-риентирования современников, обозначив возросшую степень неопределенности и остроту экзистенциальных проблем. Заметим, что понятие "габитус", введенное П. Бурдье, употребляется не просто с указанием на способность ориентироваться в санкционированных социальностью правилах, но и в значении "чувство игры", чувства, "инкорпорированные социальной игрой", или же "имманентное игре чувство необходимости" [2]. Во всех трактовках акцент смещен на ощущение пульса современности, которая, тем не менее, определяется как неравновесный, хоасомный, "сошедший с ума от неопределенности" мир. Действительно, как отмечают даже нейтрально настроенные исследователи, "мировой финансово-экономический кризис показал, что дальнейшее совершенствование даже таких универсальных регулятивов, как рынок, государство и право, в современных условиях уже не дает достойного прибавления эффективности управления" [3]. В условиях глобализующегося мира в едином геоэкономическом пространстве перемещаются информация, товар, капитал, а мобильность возводится в ранг важнейшей социокультурной ценности. В жизнь современного человека вынужденно встраиваются как стремительно развивающиеся технологии и ритмы современного мира, так и негативные последствия посттехнологического развития. Данные средовые факторы порождают характеристики нового антропологического типа, вынужденного адаптироваться и выживать в этой среде. При обсуждении перспектив трансформации субъектности возникает вопрос: "Каков он субъект третьего тысячелетия?" в условиях, когда сама эпоха охотно примеряет на себя не только маркер постиндустриальности, но и постчеловечности. Каковы способы формирования адекватных современному состоянию развития типов субъектности?
Экономоцентричная эпоха задает параметры порядка, в основе которых лежат
конкурентная борьба, конфликтогенность, поля сражений. Все более утончается смыс-лообеспечивающий слой, обнажается сфера духовного вакуума, процветает насажденный культ денег и система примитивных ценностей. Воцарение "мифа о саморегуляции рынком", якобы способствующим модернизации и самостийно устраняющим системные недостатки, начинает осознаваться как иллюзия. Но вместе с тем императив - "быть принятым рынком" - уже породил новую форму зависимости. В связи с интенсивным внедрением многообразных технологий возникает гибридная форма субъектности, предстающая сим-биотичным интеллектуально-функциональным образованием, свидетельствующая о "сращен-ности" субъектного и артефактного. "Действующим лицом" в постиндустриальном мире оказывается некий "актант", делегировавший разработанным технологиям ряд значимых функций. Под натиском экономоцентричной эпохи фиксируется своеобразный "дрейф" идентичности, "мутация себя самого, автором которой является сам индивид". Структура Я-личности предстает как диффузная и флек-сибельная; "фрагментарное" отношение к многообразию мира порождает фрагментарное отношение к собственной субъектности. Отдельное "Я" становится принципиально несвязанным, "недетерминированным фрагментом возмущения", раздраженно реагирующим на все происходящее. Выпестованная на рубеже веков ментальность "человека пост", пропитанная прагматизмом и рыночными сценариями, произрастает на фоне удушающей ато-мизации, солипсизма и вынашивает сценарий эскапизма - побега в иное смысловое пространство. С учетом конкретных реалий нынешнего развития российские ученые ставят проблему "сборки" субъектов, которая требует серьезных междисциплинарных усилий, направленных на решение адаптационных задач существования в сложившихся условиях.
Так, анализируя недалекое перестроечное прошлое России, В.Е. Лепский выделяет пять основных типов субъектов: менялы, идеалисты, разрушители, ТНК и морадеры-мифологи. По мнению В.Е. Лейского, менялы осуществляли обмен "номенклатурного ресурса" бывшей властной элиты на материальный ресурс" будущей. Идеалисты - масса советской интеллигенции - были в эйфории от "глотка свободы" и разделяли культ идеи демократии любой ценой. Для разрушителей
перестройка явилась долгожданным актом завершения "холодной войны". Для ТНК интерес к перестройке был связан с желанием ослабить государство, контролирующее территории с гигантскими запасами энергетических и других ресурсов, а также нейтрализовать конкурента в области высоких технологий. Морадеры-мифологи выдвигали ряд разрушительных мифов: рынок сам себя отрегулирует; начальный капитал всегда образуется преступным путем; административная система управления - это наш враг; все западные товары лучше отечественных и проч. Автор приходит к выводу, что необходимы экстренные меры по повышению субъектности государства[4, с. 8].
По мнению Т.С. Ахромеевой и Г.Г. Ма-линецкого, проблема заключается именно в отсутствии социального субъекта, имеющего потребность, желание и возможности менять действительность в соответствии с коренными интересами большинства населения, готовыми управлять "для будущего и из будущего" [5, с. 32]. К главным симптомам бессубъектности В.Е. Лепский причисляет: блокировку рефлексии; неспособность адекватно принять и оценить сложившуюся ситуацию; самоопределиться и самоидентифицироваться; отсутствие смелых, хорошо обдуманных "прорывных" идей и готовности, умело взаимодействуя с другими субъектами, их реализовывать [4, с. 10]. К компетенции же субъектности он относит системное и программное формирование ситуации в соответствии с поставленными целями и общей целесообразностью, лидерство; практические шаги, реализующие стремление к инновациям и преобразованиям; инициативность, умение и возможность оказывать влияние на происходящее. На сегодняшний день, по его мнению, к активным субъектам инновационного развития определенно можно отнести группу национально ориентированного российского бизнес-сообщества, которая строит свой бизнес на перспективу и желает передать его детям. В число потенциальных субъектов отечественного развития могут быть включены сырьевики, заинтересованные в сохранении доставшихся им ресурсов; крупные предприниматели, работающие в обрабатывающей продукции и оборонном комплексе; заинтересованные в росте своего влияния; научно-техническая интеллигенция; работники высоко технологичного сектора, жизненно заинтересованные
в инновационном развитии, хотя и "дезорганизованные, неспособные к рефлексии своего состояния, социальному проектированию, защите собственных интересов". К потенциальным претендентам на статус субъектов, по мнению В.Е. Лепского, можно причислить и силовиков, военное руководство, намеренных отстаивать интересы страны. Банковские структуры также начинают активно давать о себе знать, так как осознают угрозы потери бизнеса и перспективы банковского бизнеса при переходе страны на инновационный курс развития [4, с. 26-28].
Если говорить о концептуальном подходе к проблеме, то, помимо бессубъектности, на наш взгляд, фиксируется также уровень предсубъектности и антисубъектности. Уровень предсубъектности характеризует недостаточная степень самоорганизации, относительная автономность, невысокая групповая рефлексивность, слабая открытость для внутригруппового и межгруппового взаимодействия. Антисубъектность отрицает все характеристики, которые связанны с инициативной направленностью на изменения, указывает на состояние, лишенное стремления к активной и позитивной преобразовательной деятельности. Весомой фигурой, которую можно оценить в негативном смысле "антисубъектность", выступает коррумпированное чиновничество, которое не склонно к каким-либо инновационным изменениям, так как за ними, возможно, последуют изменения налаженных потоков финансирования. В доказательство того, что эта опасность реальна и значима, сошлемся на следующие оценки: "При коррупции, нелегальный объем которой сравним, по оценкам Генеральной прокуратуры, с бюджетом страны, рассчитывать на поддержку государства, без которой крупному бизнесу не обойтись, не приходится" [4, с. 13, 25].
В созданных условиях наука отстранена от реальных механизмов управления, а проблема субъекта стратегического планирования остается не только без своего решения, но и вне самой своей постановки. Ученые бьют тревогу по поводу продолжения деградации научного потенциала страны, указывая, что "Россия остается единственной страной в мире с сокращающейся численностью ученых. Более того, в ближайшие три года планируется сохранить двукратное по сравнению с общемировыми стандартами недофинансиро-
вание уровня расходов на образование, науку и здравоохранение, в которых именно сейчас критически важно провести модернизацию и кардинально поднять зарплату. Откладывание этих мер еще на несколько лет приведет к углублению необратимых тенденций, деградации отечественной науки и образования и тем самым сделает реализацию инновационного сценария в принципе невозможной" [4, с. 6]. Отмечается также, что сторонникам инновационного развития отводится пассивная роль, а доминирующим оказывается инерционный энергосырьевой сценарий. По мнению Т.С. Ахромеевой и Г.Г. Малинецкого, нынешнее состояние России может быть охарактеризовано как "холодная" гражданская война, в ходе которой происходит деградация населения, сокращение его численности, ликвидация ряда ключевых отраслей промышленности и оборонного комплекса, сужение коридора возможностей и уничтожение перспектив развития. Фиксируется тяжелый кризис жизнеустройства, Россия - в зоне социально-демографической катастрофы [5, с. 33-34]. По такому горькому показателю социального неблагополучия как самоубийство Россия в течение последних лет держала одно из первых мест в мире. Авторы считают, что в условиях, когда необходимо перейти от вымирания к выживанию, а от выживания к развитию, сборка социального субъекта есть не что иное как инструмент для решения этой грандиозной задачи [5, с. 36, 35].
Высоко оценивая попытку конструктивного выхода из существующей ситуации, стоит обратить внимание на то, насколько удачен концепт "сборка субъекта" и как он будет воспринят научным сообществом. Первоначальное впечатление настраивает на некую инженерную конструктивность, перед которой должно поставить множество как практических, так и теоретических задач. Но как можно подвергнуть сборке высшие состояния человеческого духа, достоинство, справедливость, совесть и пр.? Мягче звучало бы заявление о моделировании субъектности, однако выбран термин "сборка". Вместе с тем в классическом философском арсенале приемлемым считалось понятие "становление" субъекта, в гегелевском словаре речь велась о "конституировании", а в советской литературе говорилось о "формировании личности".
В оправдание данного концепта можно предположить, что "сборка" субъектов, по-
мимо бросающейся в глаза коннотации механистического толка, может содержать в себе импульсы собирания, объединения чего-то разрозненного воедино и на этом основании даже некоей соборности. Поэтому вопрос авторов Т.С. Ахромеевой и Г.Г. Малинецкого: "Что может собрать исторический субъект?" -приобретает иные, нежели механистические, смысловые акценты. Согласно их выводам, "это, прежде всего, общность: исторической судьбы; беды; проблемы; вызова; проекта" [5, с. 45]. При так понимаемой сборке важны и ценности, и жизненные стратегии, и идеология, и системообразующие идеалы не в меньшей степени, чем универсальность междисциплинарного подхода к данной проблеме. Кроме этого, следует учитывать и контекст эпохи, и стремление субъекта обустроить в ней свое существование, влияя на миропорядок. Не случайно одной из впечатляющих идей провозглашена идея "захвата будущего". Исследователи, в частности Е. Князева, уверены, что в непростом понятии habitus, развитом П. Бурдье, "фактически речь идет о сборке индивидуального субъекта социального действия, которая осуществляется под влиянием и по образу структур социального мира, в котором он действует" [6].
Однако подстерегает другая несообразность. Наряду с утверждениями, что "сборка социальных субъектов" есть процесс естественный и во многом результат самоорганизации, налицо фиксация осознанной установки на целенаправленные действия по сборке социальных субъектов. "Можно даже говорить о сети опытов таких различений и сборок: художественных, литературных, поэтических, религиозный и т.д." [7]. Описывая синергети-ческие обстоятельства сборки, Т.С. Ахромеева и Г.Г. Малинецкий отмечают, что "в теории самоорганизации - синергетике - в свое время было введено понятие русел и джокеров в пространстве возможных состояний системы (фазовом пространстве). Областям русел соответствуют медленные, эволюционные процессы с большим горизонтом прогноза. В области джокеров, напротив, горизонт прогноза мал, состояние системы характеризуется множеством факторов, переменных субъектов, которые при эволюционном течении событий вообще не играют никакой роли. Важными становятся субъективные, игровые моменты. В этих областях малые причины могут привести к большим последствиям, случайности на-
чинают играть большую роль. Смыслы, ценности, установки отдельных групп или людей могут оказаться решающими. Ситуация не просчитывается, и можно говорить лишь о сценариях, их вероятностях, о различных возможностях саморазвития системы. Происходящий мировой кризис, высветивший российские проблемы, быстро приблизил Россию к области джокера" [5, с. 50-51]. И завершая логику рассуждений авторов, на наш взгляд следует выделить еще одну, помимо пред-субъектности и антисубъектности, разновидность - это область переменных субъектов. Ее характеризует некое многообразие "частичных наблюдателей", фрагментарность их деятельного участия в исторических преобразованиях. Эта область либо не фиксируется вовсе, либо предстает как сфера случайности, при которой смыслы, ценности, установки отдельных групп и людей могут возыметь решающее значение.
Если осмысливать данный процесс с использованием уже заявившей о себе парадигмы сложности и инструментария порядка и хаоса, то, как отмечают питерские синергетики В.П. Бранский и С.Д. Пожарский, "сущность развития социальной реальности не сводится ни к одностороннему увеличению порядка, ни к одностороннему росту степени свободы (хаоса), как это полагали многие мыслители в прошлом" [8]. В связи с этим важное значение приобретает конструктивный потенциал отбора функционально и содержательно жизнеспособного. Можно сослаться на авторитетных исследователей: Я. Кузьми-нова, В. Радаева, А. Яковлева, Е. Ясина, причисляющих к негативным последствиям ситуацию, названную "консервацией частичных институциональных преобразований" и утверждающих, что подобных примеров в российской практике довольно много и относятся они к социальным реформам: образования, здравоохранения, пенсионной системы и пр. «Консервация частичных институциональных преобразований - по мнению авторов, -обозначает ситуацию, когда выбор образца с последующими для его введения инвестициями, способствует его закреплению, снижает стимулы и останавливает дальнейшие, более прогрессивные, выгодные (и, добавим, адекватные. - Л.Т.) изменения. В результате возможность введения более эффективных модернизационных форм либо не используется, либо игнорируется. Это приводит
к выводу, что "формируются группы игроков заинтересованных именно в частичных преобразованиях"» [9, с. 15]. В данном случае на роль субъектности претендуют группы игроков, защищающих свои экономические и финансовые интересы. Ожидания прогрессивных изменений сталкиваются с временными пролонгациями, так как "сколько-нибудь фундаментальные трансформации в обозримом будущем невозможны в силу жесткого защитного культурного панциря и инерции сложившихся институтов" [9, с. 6]. Срывы модернизационного процесса объясняются "неорганичной" модернизацией.
Ретроспективный анализ основных вех экономических преобразований показывает, что изменения могут опираться на генерирование инноваций, во-первых; рекомбинацию или мутирование существующих форм, во-вторых; и "импорт" институтов, в-третьих. Вместе с тем сугубо важна фаза адаптации модернизационных изменений, которая показывает, насколько они жизнеспособны (как в достаточно свежем прецеденте монетари-зации льгот населения 2005 г., являющемся показательным примером отторжения этих нововведений). Многие ученые считают, что для России свойственна модель "догоняющей модернизации", указывая при этом на низкие показатели социально-экономического развития, плохие институты, слабую законодательную базу, чрезмерную бюрократизацию, коррупцию и административные барьеры. Специальный термин "взяткоемкость" вызвал обоснованный призыв, нацеливающий на контроль за потреблением чиновников. С очевидностью фиксируется ситуация, что приоритеты модернизации и инновационных процессов во многом лишь декларируются, на деле же фиксируется чудовищная утечка средств, многочисленные претензии к, так называемому, человеческому фактору, (что, в свою очередь, выступает дополнительной гранью проблемы субъектности), отсутствие должного профессионализма, необходимой меры социальной ответственности, недостаточный уровень компетентности и некачественная система образования. Но на фоне всех этих негативов фактом остается лояльность к существующему режиму, обеспечивающему именно такие параметры порядка. Как отмечают элитологи, на сегодня преобладает ориентация на лидеров-прагматиков в противовес лидерам-патриотам; сохранились пред-
почтения лидерам-диктаторам и упал рейтинг лидеров-либералов.
В отношении Юга России, впрочем, как и в отношении Москвы и многих горо-дов-миллионников, дополнительной проблемой является присутствие мигрантов, имеющих мощную как экономическую, так и внеэкономическую мотивацию. Миграция на сегодняшний день отнесена к явлениям, которые определяют облик страны в XXI веке, и ее нельзя игнорировать при современной постановке проблемы субъектности. Исследователи отмечают, что "даже в тех национально-государственных образованиях Российской Федерации, где представители "титульных" народов составляют большинство, в городах преобладает инонациональное население" [10]. Это, в свою очередь, не может не сказаться на процессах самоидентификации, которые не сводимы к чисто экономической подоснове. При исследовании специфики Юга России выявляется, что существующие региональные элиты обладают групповой сплоченностью, концентрируют в своих руках значительные ресурсы. Фиксируется преобладание приватизации властного ресурса; диспозиция "доминирование - подчинение"; процесс перерождения региональной элиты в локально действующие кланы, где подбор руководящих кадров осуществляется по родственным и приятельским принципам. Процессы делегитимизации власти связаны с неформальными отношениями, межэлитной борьбой и конфронтационно-конкурентными взаимодействиями [11].
С точки зрения геополитического измерения Южный регион - регион высокой степени этнокультурного своеобразия, но одновременно зона нестабильности, порождающая морально-психологический синдром взаимного отчуждения. Фиксируется отсутствие позитивного психоэмоционального настроения, осознания благоприятных перспектив личностного роста, устойчивая тенденция оттока из республик Северного Кавказа русскоязычного населения, что, как обоснованно считают исследователи, "отрицательно сказалось на положении дел во всех областях и резко ослабило кадровый потенциал" [12]. Для русскоязычного населения резко ощутимой дискомфортной проблемой существования является отсутствие чувства уверенности, этнический фаворитизм и реальное разделение на этнические сегменты. При этом важ-
нейшими провозглашенными приоритетами остаются упрочение гражданского согласия, механизм ненасильственного решения возникающих проблем, установки на содействие и партнерство.
Заслуживает внимания теоретический вывод, согласно которому "аналитика национальной идентичности и аналитика этнической идентичности просто не имеют право быть тождественными - за ними стоят различающиеся конститутивные принципы, различающиеся институции". Под институциями подразумеваются не только собственно социальные институты, но и дискурсивные, символические, семиотические и даже телесные практики. Это "индивидуальные точки выделенности", определяющие конфигуратив-ность события и устанавливающие границы того или иного феномена. "Институции в аналитическом опыте обслуживают устройства идентификации, устанавливая, учреждая очевидности как далее нередуцированные предельности аналитики феноменальности. С другой стороны, они обеспечивают регулярное воспроизводство, повтор очевидностей" [13]. Таким образом, при формулировке исходных дефиниций следует отталкиваться от того, что субъектность, сращенная с национальной идентичностью, предполагает легитимность этатической - оформленной в государстве - проявленности. Этническая идентичность представляет собой тип самосознания и его пространственно-временную развертку во всех видах практики, активно проявляется в жизненном пространстве личности. Философия субъектности не может оставить без внимания личностную и социальную идентичность, относя к компонентам личностной, базовой Я-идентичности память, рефлексию, и то, что И. Кант называл синтетическим единством апперцепции, способность отчетливо осознавать реальное существование в качестве своего. Сращенная с субъектностью идентичность непременно сопровождается артикуляцией и, как отмечал Ю. Хабермас, может вступать с общественными институтами в публичные диалогические отношения.
Уже достаточно апробирован теоретический вывод, согласно которому от субъекта, степени его рефлексивности и активности в значительной мере зависят параметры порядка, задаваемые системе. Важнейшая роль принадлежит актору - т.е. зачинателю
инновационного процесса, тому "мозговому центру", который возглавляет креативный интеллектуальный поиск, от кого исходит инициативность и оригинальность предлагаемых решений. Ему свойственен и определенный тип причинности, проявляющийся как мотивация, и внутренняя энергийная установка на целесообразное, деятельное вторжение в мир [14, с. 8]. Речь идет не просто о самореференции, а о "преображении" и трансформировании среды. Качество субъектности предполагает влияние на будущее, выбор образа предпочитаемого будущего и его конструирование. Чтобы оттенить значимость сугубо гуманных, созидательных устремлений, данную активность следует промаркировать как "плюс-активность". Любопытно в этой связи звучит закон субъектности, о котором пишет В.И. Моисеев: "Закон субъектности гласит, что субъект стремится совершать только плюс-активность" [15, с. 138]. В этом контексте особое значение приобретают ценностно-целевые установки, оцениваемые в теоретическом дискурсе как системообразующие факторы, которые, помимо опыта прошлого и настоящего, создают трамплин для перехода на новую траекторию развития. Именно ценности и цели в современной постнеклассиче-ской парадигме воспринимаются как весомые регуляторы преобразований.
Вместе с тем следует учесть и то, что активность субъекта включает в себя все возможные, в том числе и незавершенные, неуспешные и частичные попытки трансформации, взятые во всей их параллельности, взаимосвязанности и сложности [16]. Это с дополнительной силой показывает чрезвычайную сложность процесса генерирования субъектности, который обозначен как "сборка субъекта". Если речь идет о множественности субъектов, то следует учитывать различные субъектные рефлексивные позиции, и здесь линейной зависимости быть не может. Ей на смену приходит сетевой подход, или принцип "паутины концепций" [17]. В. А. Лефевром введен термин "конфигуратор" [18], благодаря которому устанавливаются аналогии и связи между различными субъектными позициями. Видимо, на него и возлагается функция обеспечения интерсубъективности, своеобразного гаранта общезначимости.
В.И. Аршинов предлагает своеобразную реконструкцию процесса сборки синергетиче-ского субъекта, при которой «инструментами
реализации сборки синергетического субъекта должны выступить принцип круговой причинности, трансформированный в принцип креативного когнитивного цикла, принципы параметра порядка, подчинения, трансформированный в принцип коммуникативного, процессуального кооперативного гештальта, дополнительности "фона" и "фигуры" и, наконец, - наблюдаемости, трансформированный в принцип границы, различения и соединения внешнего и внутреннего, соединения "Я" и "Другого", "не-Я", посредством повторного вхождения (Reentry) познающего субъекта в познаваемый и одновременно создаваемый им объект» [19, с. 60]. Попытки терминологического осмысления процесса сборки синергетиче-ского субъекта следует приветствовать, однако нельзя забывать об адресате - реальном человеке, который желал бы разобраться в происходящем с помощью умудренных опытом академиков, но сориентироваться в проводимых сопоставлениях не в силах. Таким образом, возникает проблема перевода терминологически усложненного языка на язык, понятный для восприятия широкой интеллектуальной аудитории. «По моему глубокому убеждению, - продолжает вместе с тем В.И. Ар-шинов, - синергетический субъект второго этапа развития синергетики - его можно было назвать социосинергетическим - мог бы реализоваться в совокупности рекурсивно оформленных "встреч-узнаваний" синергетики с иными концептуально-оформленными практиками-рефлексиями современных междисциплинарных взаимодействий» [19, с. 61]. Увы, здесь, видимо, интуиция и непостижимое смысловое схватывание должны прийти на помощь пониманию!
На наш взгляд, совершенно очевидно, что мышление участника ситуации влияет на саму ситуацию; его действия трансформируют конфигурации данной ситуации с последующим субъектно-детерминирующим эффектом. Это дает возможность понять, как сращены реальность и субъект, во-первых, и что некоей, "самой по себе реальности" вряд ли можно отыскать, во-вторых. Получается, что реальность - это жизненный мир человека с его эмоциональными, образно-представленче-скими слепками, ценностями, потребностями, ощущениями и желаниями, многообразными коммуникативными практиками, имеющими историко-культурную и информационную подоплеку. Субъектность оказывается носителем
выбранного содержания своей эпохи и реальности. Тривиальное качество - быть носителем - по-новому высвечивает миссию субъектности. Таким образом, в общетеоретическом плане субъектность, полагая четкие границы собственного самопроявления, выступает от имени Я-деятельного. Субъектность связана с "наличной социальностью", так как участвует в ее созидании и преобразовании, проявляет себя в "живом настоящем", а не в некоем потенцированном бытии. Бытие на уровне грез и фантазий указывает на план субъективного, глубинную область, где помещены мечтания, переживания, надежды и эмоции [20]. В этом отношении прав В.И. Моисеев, подчеркивая возможность отрыва феномена субъектности от субъективности и выявляя онтологию субъектности как одну из возможных модальностей интегративного образа объективности [15, с. 133]. На наш взгляд, в условиях инфо-мира такой интегративный образ имеет еще и информационную подоснову и складывается с учетом коллективной когнитивно-информационной деятельности, используя ее ресурс, связующий "контент и средовые факторы".
Следует обратить внимание и на то, что в современном субъекте живет субъект классической эпохи, пытающийся понять и отличить субъективное от объективного, с претензией на "ясность и отчетливость", воюющий за объективность. Живет в нем и субъект неклассический, настроенный на учет созвездия возможностей и случайностей. Что же тогда есть субъект постнеклассический? Своеобразный симбиоз, сложное, многослойное образование? Циркуляция энергийных потоков по каналам аттрактивности? Некий фрактал или актант? Пафос новой субъектности в открытости для будущего и, как утверждают смелые головы, в "захвате" будущего. Его активность, инициатива, харизматические энер-гийные качества имманентны. Посредством новейших информационных технологий он сопряжен с пространством современной жизни, пребывает в ее интенсивной динамике и осуществляет себя посредством "специфического саморассеивания".
Кластер "субъект - субъектность -субъективность" не исчерпывает всей семантики данной проблемы. Важны различения субъекта и индивида, на что, в частности, указывал в своей работе А. Рено "Эра индивида" [21]; интересены и соотношения: ин-
дивид - индивидуальность - личность [22], а также противостоящих им взаимодействий: агент социальных практик - институт -общество. Какой же портрет современного человека предлагают нам авторы? Для эпохи "посмодернити" характерен особый тип человека - "современного номада", децентрализованного, с флуктурирующей (многомерной), космополитичной идентичностью, клиповым сознанием, ситуативной этикой, склонного к полурелигиозности и ценностному плюрализму в сочетании с повышенным прагматизмом и специфической "технологически-компьютерной" ментальностью [23]. В связи с чем одни исследователи приходят к выводу об «а-человеческом характере постнеклас-сического субъекта, когда тот выступает в роли субъекта коммуникатора с "высшим миром", предполагающим особую динамику и становление» [7, с. 76]. Другие же замечают, что понятие субъекта, сформированного в картезианской эпистемологии, стало в конце ХХ в. не актуально, а образ самостоятельно действующего, автономного носителя неудовлетворителен для описания мыслительной деятельности [24]. Отмечается и то, что в современном мире нарастает степень влияния "скрытых субъектов управления".
Тем не менее, тема "сборки субъекта", поднятая в начале XXI в., рассматривается как альтернатива бессубъектному состоянию России. Существенный недостаток такой постановки проблемы заключается в "иксовом" качестве той субъектности, которая будет собираться и которая будет собирать и отвечать за полученный продукт. Где, увы, те всеведующие субъекты, которые возьмут на себя эти функции? Или этот проект - образчик очередной утопии, которыми так богата социогуманитарная мысль? Вместе с тем все проанализированные позиции указывают на симптоматику поисков выхода из современного состояния бессубъектности.
ЛИТЕРАТУРА
1. Проблема сборки субъектов в постнеклассиче-ской науке. Рос. акад наук, Институт философии, М.: ИФ РАН, 2010. 272 с. С. 3.
2. Бурдье П. Начала. М.: Socio-Logos, 1994. 288 с. С. 112, 99.
3. Буров В.А. Постнеклассическая сборка субъекта: выбор точки отсчета // Проблема сборки субъектов в постнеклассической науке... C. 111.
4. Лепский В.Е. Проблема субъектов российского развития // Там же.
5. Ахромеева Т. С., Малинецкий Г.Г. Актуальность проблемы сборки российских субъектов в инновационном, технологическом, образовательном пространстве // Там же.
6. Князева Е.Н. Сборка субъекта с точки зрения коэволюции сложных систем // Там же. С. 87.
7. Аршинов В.И., Свирский Я.И. Рекурсивность постнеклассического субъекта // Там же. С. 65.
8. См.: Синергетическая философия истории. СПб., Рязань: Копи-принт, 2009. 314 с. С. 23.
9. Кузьминов Я., Радаев В., Яковлев А., Ясин Е. Институты от заимствования к выращиванию // Вопросы экономики. 2005. № 5. С. 5-27.
10. Стешенко Л.А. Многонациональная Россия: государственно-правовое развитие Х-ХХ1 вв. М., Норма, 2009. 384 с. С. 41.
11. См. подробно: Лешкевич Т.Г., Пономарева М.А. Трансформация элит и процессы модернизации на Юге России. Ростов н/Д., Изд-во ЮФУ, 2011. 262 с.
12. См.: Старостин А.М. Философские инновации, концепции и основные сферы проявления. Ростов н/Д.: Изд-во СКАГС, 2009. 564 с. С. 331.
13. Сухачев В.Ю. Особенности конституирования национальной и этнической идентичности в современной России // Национальная идентичность -теория и реальность. СПб.: Гражданская инициатива, 1999. 220 с. С. 30-31.
14. См.: Лешкевич Т.Г. Парадоксы "инно-преобра-зований" или размышления о философии инноваций // Научная мысль Кавказа. 2011. № 2. С. 7-13.
15. Моисеев В.И. Образы постнеклассической онтологии и сборка субъектов // Проблема сборки субъектов в постнеклассической науке...
16. См.: Меськов В.С., Мамченко А.А. Мир информации как тринитарная модель универсума. Пост-
неклассическая методология когнитивной деятельности // Философия и наука. 2010. № 10. С. 57-68
17. Аршинов В.И., Лепский В.Е. Субъектность в контексте этапов развития науки (от классической к постнеклассической науки) // Проблема сборки субъектов в постнеклассической науке... C. 53.
18. См.: Лефевр В.А. Конфликтующие структуры. М.: Изд-во Советское радио. 1973. 92 с.
19. Аршинов В.И. Становление субъекта синергетики // Проблема сборки субъектов в постнеклас-сической науке...
20. См. подробно: Лешкевич Т.Г. Новое понимание субъектности и вызовы глобализации // Новое понимание субъектности в различных контекстуальных полях. Ростов н/Д: Изд-во ЮРИФ РАНХ и ГС, 2011. 480 с. С. 30.
21. Рено А. Эра индивида: к истории субъективности. СПб.: Владимир Даль, 2002. 480 с.
22. См.: Лешкевич Т.Г. Неопределенность в мире и мир неопределенности. Философские размышления о порядке и хаосе // Saarbrucken, Germany, LAP LAMBERT Academic Publishing GmbH &Co. KG.2011. 320 р. Р. 217-240.
23. Хачатурян В.М. К проблеме архаической компоненты в сознании индивида// Проблема сборки субъектов в постнеклассической науке... C. 182.
24. Гутнер Г.Б. Субъект и индивид в коммуникативных практиках // Там же. C. 97.
Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ ("Субъектность в современной философии"), проект № 11-33-00235а1.
14 мая 2012 г.
УДК 001
МОДЕРНИЗАЦИЯ НАУКИ И МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ ПЛЮРАЛИЗМ (на примере Республики Дагестан)
М.И. Билалов
Говоря о модернизации в духовной сфере в России и ее регионах, мы предполагаем синтез старого и нового, на основе которого и рождаются
Билалов Мустафа Исаевич - доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой онтологии и теории познания Дагестанского государственного университета, директор Научно-исследовательского института практической философии и методологии социальных инноваций при ДГУ, 367026, г. Махачкала, пр. Шамиля, 16, e-mail: mibil@mail.ru, т. 8(8722)674381.
уникальные явления в искусстве, литературе, науке и т.д. Синтез может быть понят как взаимное приспосабливание идущей с Запада модернизации и самобытности, при-
Mustafa Bilalov - Doctor of Philosophy, professor, head of the Ontology and Theory of Knowledge Department at the Daghestan State University, Director of Science Research Institute (SRI) of Practical Philosophy and Methodology of Social Innovations at the Daghestan State University (DSU), 16, Shamil's Street, Makhachkala, 367026, e-mail: mibil@mail.ru, ph. +7(8722)674381.
