CC BY
124
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
УДК 821.161 Г.В. Мосалева
ПРОБЛЕМА НЕВЫРАЗИМОГО И КАТЕГОРИЯ ИКОНИЧНОСТИ В РАССКАЗЕ И.С. ШМЕЛЕВА «КУЛИКОВО ПОЛЕ»
Предметом истолкования в статье является специфика изображения мистической реальности и откровений в рассказе И. Шмелева «Куликово Поле». Структура повествования и принципы словесного воплощения образов здесь ориентированы на иконопись.
Ключевые слова: невыразимое, иконичность, структура повествования, метасюжет.
Рассказ И.С. Шмелева «Куликово Поле» относится к малоизученным произведениям писателя. Попытаемся прочитать его рассказ в свете проблемы Невыразимого, через категорию иконичности, соотношение Слова и Вещи, Слова и Образа.
Проблема Невыразимого имеет давнюю литературную традицию. Обычно ее связывают с «Невыразимым» В.А. Жуковского и <^Пепйит» Тютчева. Однако традиция воплощения Невыразимого или Неизреченного своими корнями уходит еще дальше - в древнерусскую словесность. Область Неизреченного характерна, прежде всего, для житийной литературы и связана с возможностью вербального выражения сверхестественных откровений и явлений в жизни святого.
Рассказ «Куликово Поле» как раз из числа произведений, сюжетом которых является Невыразимое и Непостижимое. Рассказ создавался в январе-феврале 1939 г. - феврале-марте 1947 г. в Париже. В нем отразились принципиально важные мысли писателя о смысле искусства, о «предназначении» художника, о миссии создателя русской культуры. Поскольку поэтика Шмелева является воплощением христианского символизма, знаково-символический характер изображения предметного мира здесь очевиден.
«Куликово Поле» имеет не просто иконографические черты, это опыт создания Шмелевым вербальной иконы России. Само пространство повествования выстраивается как иконическое, в центре которого оказывается Троице-Сергиева Лавра. На связь повествования с иконой указывает структура рассказа. Основное сюжетное время повествования начинается со второй главы, с «действия первого», происшедшего на Куликовом Поле 25 октября (по церковному календарю) 1925 г. Завершение рассказа о передаче Креста с Куликова Поля преп. Сергием Радонежским происходит в двух последних главах (Х1-Х11). Повествование о Лавре оказывается в «среднике» иконы. Пространство Куликова Поля у Шмелева является символом мистической реальности, осуществления Тайны, Богоявления, где происходит утверждение незыблемости Божьей Правды. Устами идеальной героини Оли Средне-вой высказывается заветная мысль Шмелева о том, что Куликово Поле - «не отсвет в истории, а самая его живая сущность, живая явь».
Вещным символом Небесной Правды в рассказе является «медный Крест», найденный Василием Суховым в «водной колдобине» на Куликовом Поле в день поминовения усопших воинов. На кресте Сухов замечает «сечение», оставленное татарской саблей, а другой герой рассказа Среднев (с явно иконной фамилией) во всех особенностях этой сакральной вещи видит ее «несомненную старину».
История, рассказанная Сергеем Николаевичем, чрезвычайно проста. Она о чудесном явлении преп. Сергия Радонежского в один и тот же вечер «родительской, Дмитриевской субботы» 25 октября 1925 г. разным людям, отделенным друг от друга расстоянием свыше четырехсот верст. Преп. Сергий является вначале «лесному объездчику» (и в этом наименовании героя звучит мотив странничества, искания правды), Василию Сухову, надломленному глумлением над Небесной Правдой, поруганием над мощами Преподобного Старца богоборческой властью, установившейся в России. Своим Явлением преп. Сергий приносит утешение душе Василия, тем самым подтверждая истинность народной мудрости: «Бог поругаем не бывает». Он объясняет Сухову смысл обретения Креста: « - Не смущайся, чадо, и не скорби. Милость дает Господь, Светлое Благовестие. Крест Господень - знамение Спасения» [1. С. 139].
Имена героев в рассказе «иконичны». Любопытно, как образуется в именной сюжет, связанный с Георгием Победоносцем. Имя Георгий носит Среднев. У Георгия есть в «свой» Змей («товарищ Змей» - оратор из Москвы), символическую победу над которым Георгий Андреевич одерживает,
2012. Вып. 4 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
обретя детскую, непосредственную веру. В «Куликовом Поле» в связи с образом Преподобного можно увидеть мотив Святой Живоначальной Троицы, проведенный через поэтику имени: помимо Преподобного, имя «Сергей» носят еще два героя: сам рассказчик - Сергей Николаевич и бывший «приват-доцент» Сергей Иванович. Рискнем предположить, что в этом мотиве Троицы, мистически выраженном через именную парадигму, Шмелев «сокрыл» глубоко личную тему - смерть сына Сергея и, вообще, собственную родословную. Шмелевы по мужской линии именовались, как известно, Иванами и Сергеями. Иван Шмелев связан со своим отцом как раз именем - Сергей. Посредством родового имени Шмелевы оказываются связанными с Преподобным Сергием, а через него - с Богом. Поскольку преп. Сергий мистически связан со Св. Троицей, Святой словно обращает каждого приходящего к нему к смыслу этого догмата. Именная парадигма таким образом приобретает символикодогматическое углубление, указывая на предвечный смысл воплощенного на иконе «Живоначальной Троицы» Со-Бытия: Любви и Искупления.
Рассказчиком в Куликовом Поле» является Сергей Николаевич, но он не простой рассказчик, а «рассказчик-следователь по особо важным делам», называющий себя «Фомой»-интеллигентом со свойственной ему привычкой не принимать «явления» на веру, не «ощупав» его. Предметом его повествования-исследования является человеческая душа, соприкоснувшаяся с областью «знамений и откровений», с «чудом».
В «Куликовом Поле» противопоставляются два праздника - сакральный и инфернальный, Праздник и анти-праздник: «Святая Суббота» и «8-я годовщина «Октября»: «Два празднования: там -и здесь. Неба - и земли. Света - и тьмы» (С. 163). «Откровение» Тайны сопровождается мотивом «ухода» героев: земной смертью Сухова, таинственным исчезновением Средневых, отъездом из России Сергея Николаевича.
По наблюдению рассказчика, русскому человеку свойственна и «нетленная красота души», соразмерная вечности. «Человеческая душа» - область Непостижимого, где упраздняются пространство и время. Для жизни души необходимы «свет» и «воздух», ее вечность оплачена свободным выбором умирания ради любви к Богу и ближним - крестной жертвой. Сергей Николаевич сознается, что к расследованию Необычайного он был привлечен Высшей Волей. Это означает, что из следователя в сюжете «Куликова Поля» он неожиданно для себя превращается в свидетеля.
Рассказчик называет «предметом расследования» - «человеческую душу». Именно к исследованию феномена «души» Шмелев обращается, помимо «Куликова Поля», в своих знаменитых рассказах «Душа Москвы», «Душа Родины». В психологическом плане герой-рассказчик называет себя «маловером» и отождествляет с героем Евангелия Фомой - учеником Христа. Этим сопоставлением в рассказе открывается евангельская перспектива. По убеждению рассказчика, тип евангельского Фомы - это, вообще, среднестатистический тип человека-интеллигента.
Вместе с тем герой-рассказчик сообщает о себе, что он искал «знамений и откровений», то есть не был пассивным маловером, но, как и другой «Фома», - Георгий Андреевич Среднев, - «искал Бога». Этой духовной жаждой Правды герои Шмелева уподоблены пушкинскому Пророку. Сюжет Сергея Николаевича развивается, как и сюжет пушкинского «Пророка»: из мира духовной жажды и смерти в мир жизни. Правда, с одним отличием: в пушкинском стихотворении сюжет заканчивается «тайной преображения» героя, «тайной его земного, тленного умирания». Пушкинский герой лежит в пустыне «как труп», «его земная воля упраздняется», это состояние героя символизирует предельное послушание Богу, волей Поэта-пророка становится воля Божия. Шмелев в «Куликовом Поле» словно «продлевает» этот сюжет: от безрадостности к радости, от безжизненности к полному обновлению. Обращение Христа к маловеру-ученику приводит последнего к творческому опыту богопознания, «с надрывом и восторгом», опыту глубокого покаяния и предельно личной любви к Богу.
Феномен Куликова Поля является своеобразным метасюжетом в древней русской словесности, отразившим «сказания» о великой победе русских на Куликовом Поле. Сергей Николаевич называет себя «участником явления» (выделено мною. - Г.М) преп. Сергия. Сами топонимы в рассказе отражают мир мистической реальности, в котором пребывают шмелевские герои: Сергей Николаевич пять лет живет в Богоявленске. Бог через мистическое явление Святого являет миру Себя. Рассказчик именует себя «исследователем и оповестителем», то есть свидетелем и посредником.
В рассказе «Милость Преп. Серафима» Шмелев, делясь с читателем личной историей, рассказывающей об исцелении от язвы, осознает задачу писателя как «вестничество» (выделено мною. -Г.М.) о «потустороннем» («должен оповестить»), об инобытии. Эту же мысль Шмелев высказывает и
в «Куликовом Поле», доверяя выразить ее герою-рассказчику: Сергей Николаевич неожиданно для себя понимает, что это не он ведет расследование, а сам ведом Высшей Волей.
Сюжетом героя-рассказчика Шмелев убеждает читателя в мысли, что особая поэтическая миссия художника заключается в перемене себя. Нужно «самому перемениться» и только тогда можно стать «участником и оповестителем» «явлений» и «событий»: «Я привлечен к раскрытию необычайного ... привлечен Высшей Волей»; «...указано было мне поехать» (С. 141). Герой-рассказчик активен в своей жажде чуда: «.я молитвенно взывал о ... чуде. В моем подсознании уже само творилось оно, чудо» (С. 161). Собственно, молитва - это разговор с Богом, и мысль, выраженная устами героя-расказчика, проста: главное чудо - это чудо обретения Бога, перемена себя и восстановление души. Состояние «оцепенения» и «конца» сменяется у героя чувством «освобождения». «Бесспорным фактом» для героя оказывается его «преображение», на что указывает то благодатное состояние, которое ему дано пережить: «ликование сердца», «дивное чувство полноты», «вдохновенную радостность», «сияние радостности».
В «Куликовом Поле» Шмелев показывает два пути обретения веры: «путь простецов» (Василий Сухов, Оля), «по-детски», просто воспринимающих и не истолковывающих «откровения свыше», и «путь мудрецов» (Сергей Николаевич, Среднев), стремящихся к «ощупыванию» «явлений», к «познанию». Но второй (рациональный) путь, по словам Оли, оказывается всего лишь «маленьким земным знанием». Анализирование заслоняет очевидность, не дает места Богу.
Видеть - значит верить и знать. Истинное знание дается сердцу, определяет невозможность солгать. В этой связи возникает проблема Невыразимого. Она связана с принципами осмысления иной, мистической реальности, в которой исчезают время и пространство: «.Коснулось сознания моего, что времени не стало ... века сомкнулись ... будущего не будет, а все - ныне ... живая сущность» (С. 142).
Не раз в своих произведениях Шмелев обращается к размышлению о «живой сущности» (наиболее полно в рассказе «Рождество в Москве»). «Живая сущность» - это идея Бога, для ее выражения «жалок земной язык». Приближение Необычайного герои ощущают в сердце: «.Что-то мне в сердце толкнуло» (С. 138). Они затрудняются выразить свое состояние словами: «Я уже не сознавала себя, какой была. будто я стала другой, в н е обычного-земного ... не я, а ... душа моя, нет, это нельзя словами» (С. 156). Человеческие слова оказываются бессильны выразить суть происходящего. Не случайно Ольга не истолковывает сама это «явление», а обращается к сакральному тексту, к Апостолу, читая на память из послания ап. Павла к Римлянам: «.И потому, живем ли, или умираем, всегда Господни. У Господа ничего не умирает, а все - есть! Нет утрат ... в с е г д а, в с е живет» (С. 157-158). Идеальные герои Шмелева отказываются от истолкования «знамений» и «явлений». Это касается и «простаков», и «мудрецов».
Главная тема в «Куликовом Поле» - поиск и обретение человеческой душой вечности, потому что только «вечное» составляет ее «основу и опору». «Жаждущей вечности», по мысли героя, оказывается сама «душа России». Отсюда возникает вера Шмелева в промыслительность исторических путей России, ее страшного, но спасительного Креста, его убеждение, что уничтожаемая тленная «телесность» России не касается ее «основы». «Душа России» нетленна. Вот он пишет о Лавре: «Поруганная, плененная, с в е т и л а с ь она - нетленная. Было во мне такое. чувство ли, дума ли: ”Все, что творится, - дурманный сон, призрак, ненастоящее.а вот это - живая сущность, творческая народная идея, завет веков.это - вне времени, нетленное.можно разрушить эти сияющие стены, испепелить, взорвать, и ее это не коснется.”» (С. 145). Мощи Св. Сергия осквернены, но Святой сам «является» со словом утешения и любви, как когда-то сразу по Воскресении являлся Иисус Христос к своим ученикам - будущим апостолам. Главная мысль Шмелева в «Куликовом Поле» выражается поэтически ясно: духовная реальность неуничтожима: уничтоженный Храм Христа Спасителя - «вечен», уничтожаемая Россия - «нетленна».
Медный Крест с Куликова Поля является Светлым Благовестием нерушимости Божией Правды, Словом-Иконой Христа. Вещь в данном случае указывает на Весть, на Слово Любви и Жертвы. Шмелев, таким образом, изображает не ушедший в небытие православный уклад дореволюционной России, как об этом нередко можно прочитать в критической литературе, а живую сущность вечно «выпрямляющейся России». Былая Красота России принадлежит Небесному Граду, она невидима и нетленна, но она Есть.
2012. Вып. 4 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
Самым большим пространством в «Куликовом Поле» Шмелева оказывается сердце. У Шмелева сердце - икона Вечности: сердце «ликует», чувствует Лик.
Речь преп. Сергия - особая, что отмечают и Василий, и Средневы. Он говорит «священными словами, церковными, как Писание писано». Его речь - это слово литургического БлагоВестия. Приветствие Преподобного совпадает с началом-благословением церковной службы. Его первая фраза, собственно, и есть «возглас» священника, что и отмечает Сухов: «Старец ласково возгласил (выделено мною. - Г.М.) голосом приятным: - Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь. Мир ти, чадо» (С. 138).
Речь и облик старца освобождены от всего душевного. Оля не может передать точность слов Преподобного. По мнению отца и дочери, Преподобный говорил «проще и глубже», чем это возможно передать. У Преподобного «лик священный.как на иконе пишется, в себе сокрытый» (С. 138). Именно лик Преподобного видит и Оля Среднева. Прощается «старец» с Суховым тем же благословением. Старец «является» по воле Божией, что невольно выражает Сухов: «Сам Господь вас, батюшка, послал.» (С. 139). В ответ на «слезную» просьбу Оли остаться у них на ночь «старец» говорит: «Волею Господа пребуду до утра зде» (С. 156). Преподобный не говорит всуе, его слова иконич-ны и литургичны, а появление у Средневых окружено «сиянием»: «Небо сияло звездами, такой блеск.не видала, кажется, никогда, такого» (С. 155); «До сего дня помнила она сладостное горение сердца и трепетное, от слез, сияние» (С. 156). Ироническая деталь: небо освящает путь Преподобного «звездами», Среднев выходит на крыльцо посветить ему «лампочкой».
Жизнь Святого - восхождение к Престолу Света. Епифаний Премудрый называет Св. Сергия «пресветлой звездой», а царьградский епископ - «светильником». Все эти наименования повторяются и в акафисте преп. Сергию Радонежскому. В икосе 12-м Преподобный отождествляется с евангельским светом и с трисолнечным Светом Святыя Троицы: «Радуйся, доброзрачное света евангельскаго всесветлое сияние; Радуйся, трисолнечнаго Святыя Троицы Света выну просвещающее озарение». Свет Преподобного освещает Москву, созывающую похвалить Св. Сергия всю вселенную, о чем поется в тропаре на обретение мощей Преподобного: «Днесь пресветло красуется царствующий град Москва, яко светолучными зарями, молниями чудес твоих осияемь...». Для героев Шмелева Св. Сергий является таким же вестником Неизреченного, как для Святого являлись Ангел и Пречистая с апостолами: «Пребысть же святый всю нощь без сна, внимаа умом о неизъреченномъ вид'Ьнии» [2].
Пространство Лавры у Шмелева - пространство совершающейся литургии: «Высокая розовая колокольня, “свеча пасхальная” с золотой чашей, крестом увенчанной.синие и золотые купола. -не грустью отозвалось во мне, а светило» (С. 145). «Свеча», «золотая чаша», «крест» - сакральные предметы литургии. Как русское воинство противопоставлено войску Мамая, так в «Куликовом Поле» противопоставлены герои Сергиева Посада (переименованного большевиками) героям Загорска. Сами главы о Сергиевом Посаде - Загорске построены на приеме антитезы. С одной стороны, Шмелев изображает мир Святости, с другой - мир Абсурда.
Миру «окаянства» противостоят в «Куликовом Поле» духовная культура России и те, кто ее создал. В этой связи упоминаются Великий Князь Московский Дмитрий Иванович, Иоанн Грозный, хранящий в своей опочивальне иконы «Рождества Богородицы» и «Нерукотворенного Спаса». Икона «Нерукотворенного Спаса» - одна из древних икон, она была на хоругвях в войске Дмитрия Донского, с ней русское воинство одержало немало славных побед. Среди «детей» «родной национальной культуры» в «Куликовом Поле» называются имена патриарха Гермогена, Николая I, Карамзина, Пушкина, Гоголя, Ключевского, Достоевского, Розанова, Л. Тихомирова, С. Булгакова, П. Флоренского. Эта именная парадигма представляет собой своеобразный именной сюжет, призванный к расширению в сознании читателя текста «Куликова Поля» Шмелева и выступлению его за пределы художественной реальности в качестве сюжета духовной метаистории России.
Называя Ключевского, Достоевского, Ильина «триптихом русской духовной мощи», герой-рассказчик выражает одну из самых важных мыслей Шмелева об источнике этой мощи: все идеалы России питаются «светом веры», «таинственно дарованном нам».
Глубоко символичен следующий момент в рассказе: светлый Крест, переданный старцем Сред-невым, лежит «на белом листе бумаги». Визуальный, иконический образ Слова, устраняющий все другие вербальные возможности выражения образа, производит впечатление как единственно возможный и исчерпывающий все другие смыслы. Сияние Креста - Сияние Слова Спасителя: «Стараясь не зашуметь, Оля на цыпочках подошла к столу, перекрестилась на светлый Крест и приложилась. Ей
казалось, что Крест сияет» (С. 157). Вещь в этом случае символизирует Весть, Слово. Вообще, Шмелева можно назвать писателем-паламистом, то есть следующим в передаче Образа и Откровения за учением преп. Григория Паламы. Поэтому совершенно закономерно, что одной из влиятельных категорий в творчестве Шмелева является категория преображения. Световая [5] образность в творчестве Шмелева на фоне и без того световой выраженности русской словесности оказывается все-таки по-особому исключительной, так что поэтика Шмелева в определенной степени сверхсветовая.
Подобные - световые - принципы шмелевского письма можно назвать иконическими. Визуализация Слова, опыт его перевода в иконический ряд свидетельствуют, на наш взгляд, об осознании Шмелевым предела вербальной выразимости Образа в художественном произведении, за которым следует мир Тайны, мир Невыразимого и Неизреченного, непроницаемый и для автора. Вместе с тем Крест как Слово о спасении символизирует всю полноту Смысла богословия Образа, сильнее которого только молчание.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Шмелев И.С. Собр. соч.: в 5 т. М., 1998. Т. 2. В дальнейшем в тексте ссылки на это издание с указанием страницы в тексте. Здесь С. 139.
2. Ключевский В.О. Благодатный воспитатель русского народного духа. Речь (1892) // Знамя Преподобного Сергия Радонежского: сб. Новосибирск, 1991. С. 20.
3. Козлова Е.О. Символическая природа образа Куликова поля (на материале очерка И.С.Шмелева «Куликово поле») // Художественный мир И.С.Шмелева и традиции славянских литератур. XII Крымские междунар. чтения: сб. материалов Междунар. науч. конф. 11-15 сент. 2003 г. Симферополь: Таврия-Плюс, 2004. С. 72-77.
4. Захарова В.Т. Православная Истина в художественном осмыслении И.С.Шмелева (рассказ «Куликово Поле») // Художественный мир И.С.Шмелева и традиции славянских литератур. XII Крымские междунар. чтения: сб. материалов Междунар. науч. конф. 11-15 сент. 2003 г. Симферополь: Таврия-Плюс, 2004. С. 196-204.
5. Мосалева Г.В. «И цвет его был - свет Истины»: цветопись и светописание в художественном универсуме И.С.Шмелева // Теория Традиции: христианство и русская словесность: коллективная монография. Ижевск: Изд-во «Удмуртский университет», 2009. С. 282-304.
Поступила в редакцию 16.05.12
G. V. Mosaleva
The problem of the Ineffable, and iconicity in I.S. Shmelev’s story «Kulikovo Pole»
The subject of interpretation in the article are the principles of Shmelev’s interpretation of the world of mystical reality and revelations in the story "Kulikovo pole" (“Kulikovo field”) Shmelev likens the structure of the narrative to the icon, and the very principles of verbal images turn to be like the embodiment of icon-painting.
Keywords: the ineffable, iconicity, structure of the narrative, metaplot.
Мосалева Г алина Владимировна, Mosaleva G.V, doctor of philology, professor
доктор филологических наук профессор Udmurt State University
ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» 426034, Russia, Izhevsk, Universitetskaya st., 1/2
426034, Россия, г. Ижевск, Университетская, 1 (корп. 2) E-mail: mosalevagv@yandex.ru
E-mail: mosalevagv@yandex.ru
