CC BY
182
16. Федеральный закон от 05.05.2014 № 99-ФЗ «О внесении изменений в главу 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации и о признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Российской Федерации» (ред. от 28.11.2015) //Собрание законодательства РФ. 12.05.2014, № 19, ст. 2304.
17. Рудык Э.Н. Бизнес: социально-ориентированное развитие //В Кн.: Человек и экономика: справедливость и базисная демократия против тоталитаризма рынка и капитала /Под общ. Ред. А.В.Бузгалина и М.И.Воейкова. — М.: Экономика. — 2011. — С. 306.
18. Федеральный закон от 21.12.2001 № 178-ФЗ «О приватизации государственного и муниципального имущества» (с изм. и доп., вступ. в силу с 01.09.2016) //Собрание законодательства РФ, 28.01.2002, № 4, ст. 251; 04.07.2016, № 27 (Часть I), ст. 4198.
19. Федеральный закон от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (с изм. и доп., вступ. в силу с 01.09.2016) //Собрание законодательства РФ, 28.10.2002, № 43, ст. 4190; 04.07.2016, № 27 (часть II), ст. 4293.
20. «Налоговый кодекс Российской Федерации (часть вторая)» от 05.08.2000 № 117-ФЗ (ред. от 30.11.2016) //Собрание законодательства РФ, 07.08.2000, № 32, ст. 3340; 05.12.2016, № 49, ст. 6849.
21. Федеральный закон от 24.07.2007 № 209-ФЗ «О развитии малого и среднего предпринимательства в Российской Федерации» с изм. и доп., вступ. в силу с 01.08.2016) //Собрание законодательства РФ, 30.07.2007, № 31, ст. 4006, 04.07.2016, № 27 (Часть I), ст. 4198.
22. The Employee Ownership 100: America's Largest Majority Employee-Owned Companies // NCEO. 2016. August. Режим доступа: http://www.nceo.org/articles/employee-ownership-100 (дата обращения 04.11.2016).
23. Федеральный закон от 26.12.1995 № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (с изм. и доп., вступ. в силу с 01.09.2016) // Собрание законодательства РФ, 01.01.1996, № 1, ст. 1; 04.07.2016, № 27 (часть II), ст. 4273.
проблема монополизма через призму «глобального капитала»
О.О. Комолов,
младший научный сотрудник Центра исследований международной макроэкономики и внешнеэкономических связей Института экономики РАН (г. Москва),
кандидат экономических наук oleg_komolov@mail.ru
В статье рассматривается политико-экономический аспект монополизации современной рыночной экономики. Тенденции накопления капитала в промышленном и финансовом секторе с одной стороны, создают благоприятные условия для научно-технического прогресса, с другой — формируют риски стабильного функционирования глобального хозяйственного механизма. Диалектическое сочетание этих факторов приводит к последовательному вытеснению рыночных отношений из современной экономики. В качестве теоретической базы выбран труд профессоров А.В. Бузгалина и А.И. Колганова «Глобальный капитал», представляющий наиболее полное и подробное исследование тенденций и противоречий современного этапа развития мировой капиталистической системы.
Ключевые слова: монополизация, капитализм, ТНК, финансиализация, системный финансовый риск, социоальтерация
УДК 330.1 ББК 65.01
«Все грани в природе и в обществе условны и подвижны, нет ни одного явления, которое бы не могло, при известных условиях, превратиться в свою противоположность» [1]. Это знаменитое высказывание В.И. Ленина, раскрывающее главный принцип диалектики, наглядно подтверждает социально-экономические процессы, происходящие в современном мире. Глобальный экономический кризис, последствия которого мировая экономика не может преодолеть уже почти 10 лет, обнажил глубокие противоречия, лежащие в основе современного, капиталистического способа производства. Успешную попытку выделить и описать все эти противоречия в одной работе — «Глобальный капитал» предприняли А.В. Бузгалин и А.И. Колганов. Данный труд можно заслуженно назвать энциклопедией современного капитализма.
В рамках настоящей статьи речь пойдёт лишь об одной из важных характеристик современного капиталистического развития, которая заключается в усилении монополистических тенденций, господства монополистического капитала в мировой экономике конца XX — начале XXI вв. Авторы «Глобального капитала» определяют понятие монополии как «ситуацию, при которой компания (ряд компаний) полностью контролирует (контролируют) рынок» [2], предлагая «взглянуть на реальное многообразие монополистических структур (от отраслевых конференций и полулегальных картелей до диверсифицированных финансо-во-промышленно-информационных групп и холдингов» [2].
Таким образом, отмечают авторы, «можно сделать вывод, что такие агенты способны частично сознательно видоизменять параметры рынка, более того, они способны подрывать обособленность производителей и потребителей, делая их частично зависимыми от этих объединений» [2]. Несмотря на то, что такое определение вполне соответствует как здравому смыслу, так и реалиям современной экономики, с ним готовы согласиться
не все экономические школы, в частности, господствующая в мире доктрина неолиберализма. В этом она наследует подход неоклассиков, долгое время не желавших признавать монополии как устойчивое явление рыночной экономики.
Основы такого подхода были заложены ещё представителями классической политической экономии, когда монополии рассматривались как чужеродный элемент в рыночной экономике. Эта идея в дальнейшем получила развитие в рамках неоклассического направления, представители которого были уверены в том, что рынок не только способен самостоятельно преодолеть проблемы монополизма, связанные с монопольным ценообразованием, но и обращает образование монополий во благо общества за счёт использования преимуществ крупного производства. Так, по мнению У. Джевонса, сама монополия «ограничена конкуренцией и не существует такого владельца труда, капитала или земли, кто бы, в теории, получил большую долю в производстве, чем та, с которой другие владельцы такой же собственности, готовы были бы согласиться» [3], следовательно, конкуренция всегда является типичным состоянием рынка.
По мере углубления противоречий, вызванных монополизацией экономики, либеральные экономисты освободились от иллюзий всесилия «невидимой руки», и постепенно пришли к пониманию того, что без вмешательства государства проблему отсутствия гибкости цен и свободы сделок решить не удастся. Государство должно создавать благоприятные условия для рыночной конкуренции и законодательно ограничивать появление монополий. В этом им, по мнению В. Ойкена, должен помогать естественный процесс НТП, который уравнивает возможности рыночных игроков и подрывает источники монополизации. Развитие логистики и производство взаимозаменяемых продуктов расширяет рынок и даёт любой компании большие возможности для манёвра [4].
Такая точка зрения, очевидно, не учитывала объективный характер монополизации экономики, вызванной естественными рыночными мотивами конкурентной борьбы. Постоянно развивающиеся производственные технологии лишь увеличивают разрыв между участниками рынка, поскольку его лидеры получают возможность вкладывать больше ресурсов в инновации и тем самым всё дальше уходят в отрыв от более слабых конкурентов. Кроме того, государство находится в тесной связке с крупнейшими корпорациями через систему государственных заказов.
Неоклассики второй половины XX вв. отмечали бессмысленность государственной политики ограничения монопольных цен, считая, что рынок даёт малым конкурентам монополий действовать по принципу «бей — беги» [5]. Как утверждает У. Баумоль, потенциальный новичок не должен упускать возможность получить прибыль, если «он может войти на рынок и получить свой выигрыш прежде, чем цены изменятся, а затем уйти без издержек, если ситуация станет для него неблагоприятной» [6]. Даже в таком явлении как естественная монополия неоклассики отмечали конкурентные, рыночные черты. А. Крюгер назвала борьбу компаний за обретение монопольных привилегий «соисканием ренты» [7]. К нему можно отнести лоббирование, финансирование избирательных компаний, коррупцию и прочие способы воздействия на государственные органы власти. Это становится возможным отчасти и потому, что, по мнению Дж. Бьюкенена, государство само представляет вид политической монополии [8].
Иной точки зрения традиционно придерживаются представители марксистской политической экономии (К. Маркс, В.И. Ленин, П. Суизи, М. Калецкий, И.Г Блюмин и др.). Данный подход отмечает естественную, рыночную природу и двойственный характер монополизации. Она несёт в себе, с одной стороны, новые возможности для развития экономики. С другой стороны, возникает монопольное завышение цены и переложение издержек на потребителя и другие компании и отрасли; возможность в том или ном случае иррационально с общественной точки зрения регулировать цены и объемы выпуска; возможность сдерживать технический прогресс и экономить на качестве. Более того, монополии получили возможность в некоторой степени подчинить себе общество, обеспечить монопольно-административный диктат, подменяющий экономический механизм. Разрешение этого противоречия марксисты видели в обобществлении монополий. Для этого созрели объективные условия: движущая сила монополизации — централизация и концентрация капитала — стремительно сводит воедино процесс общественного производства. Таким образом, создаются объективные предпосылки для широкого применения плановых механизмов управления экономикой.
Этот марксистский подход развивают авторы «Глобального капитала», отмечающие формирование в современной экономике «промышленно-финансовых монополистических корпораций, способных сознательно частично воздействовать на рынок, порождающих несовершенную конкуренцию, антимонопольное регулирование и многие другие переходные отношения, подрывающие исходные свойства рынка, но остающиеся в общем и целом в рамках капиталистической системы» [9]. Монополистический капитал в этих условиях достигает таких масштабов, которые «позволяют ему сознательно, целенаправленно, планомерно воздействовать (в определенных пределах, естественно) на товарные отношения, в частности, рынок и такие его параметры, как цены и качество товаров, объемы и порядок продаж и покупок и т.п.» [10].
Неолиберальная идея отрицает такой подход, тем самым, как считают A.B. Бузгалин и А.И. Колганов, впадает в грех редукционизма. Он подразумевает «стремление к объяснению качественно новых феноменов всего лишь как разновидности хорошо известных старых или «исключения из правил», которым можно пренебречь» [11]. B качестве иллюстрации редукционизма, свойственного рыночной ортодоксии, авторы приводят понятие о «несовершенной конкуренции», которое традиционно представляется в качестве некоторого исключения из господствующей модели совершенной конкуренции. При этом задачей экономической политики выставляется необходимость возврата в состояние «совершенства».
Анализ статистических данных, иллюстрирующих основные направления развития современной экономики, не оставляет места такой логике, одновременно подтверждая правильность общих выводов «Глобального капитала». Например, в США доля крупнейших компаний* в общем объёме активов обрабатывающей промышленности в течение 1970-2015 гг. выросла почти на 40 п.п. В такой же степени выросла и доля извлекаемой прибыли. В 2015 г в обрабатывающей промышленности США несколько процентов компаний владеют почти 90% активов всей отрасли [12]. В целом аналогичные тенденции наблюдаются в экономиках всех развитых стран мира. В финансовой системе также чётко прослеживаются монополистические тенденции. Как правило, несколько крупнейших финансовых институтов контролируют подавляющую долю финансовой системы страны. например, в США с начала 1990-х гг. доля активов 10 крупнейших банков банковской системы США выросла с 16,9% до 53,2% [13].
Следует отметить, что банковский сектор современной экономики подвергается более высокой степени монополизации, чем промышленный. Одновременно стремительно укрупняющиеся банки представляют собой одну из сторон процесса финанси-ализации современной экономики, т.е. гипертрофированного развития мировой финансовой системы. В частности, зарубежные пассивы банков (займы и эмитированные ценные бумаги) за период с 1994 по 2014 гг. увеличились в 4 раза — с 6,6 до 26 трлн долл., а совокупный объём зарубежного долга банковского сектора более чем в 2 раза превышает объём внешних обязательств небанковского сектора [14]. В экономике США с середины 1960-х гг. доля промышленного сектора в ВВП упала с 25% до 12%, а доля финансового сектора выросла с 3,7% до 8,4%. В то же время доля доходов в первом случае снизилась с 49% до 15%, а во втором — увеличилась с 17% до 35% [15]. В совокупности это приводит к подчинению реального сектора экономики финансовому.
Авторы «Глобального капитала» заявляют, что исследование ими ведётся «на основе диалектического метода» и «противоречия самого предмета являются объектом нашего самого пристального рассмотрения» [16]. Это позволяет разглядеть противоречивую суть монополистических тенденций современного капитализма, создающих одновременно возможности и угрозы для стабильного развития общества. Рассмотрим этот вопрос более подробно, прибегнув к анализу эмпирического материала.
Монополизация экономики, проявляющаяся в укрупнении рыночных акторов, как в промышленном, так и в банковском секторах, приводит к повышению показателей эффективности их деятельности. В промышленном секторе крупные корпорации демонстрируют своё превосходство в сравнении с предприятиями малого и среднего бизнеса (СМБ), играя роль двигателя, локомотива экономики, её технологического, инновационного развития. Одновременно, СМБ сегодня играет подчинённую, вспомогательную роль в сравнении с крупными корпорациями, нередко будучи включённым в их производственные цепочки. При этом важная роль малых форм в экономике проявляется в смягчении проблем занятости. В 2012 г. на долю предприятий СМБ в США приходилось 48% рабочих мест (однако следует отметить, что в течение последних 20 лет роль СМБ в обеспечении занятости населения упала на 5 п.п.) [17].
Крупнейшие корпорации сегодня являются двигателями технологического прогресса, демонстрируют более высокий уровень инновационной активности по сравнению с компаниями СМБ. По данным за 2001 г. лишь чуть более 14% малых компаний США сумели предложить экономике новый товар, а новую технологию в производстве сумели внедрить только 9,5% малых компаний. В то же время 40,1% крупнейших корпораций представили обществу новую продукцию, а 34,2% разработали и внедрили новые технологии, алгоритмы и методы [18].
Статистика подтверждает и более высокую эффективность инновационной деятельности крупных американских компаний. Так, в 2011 г. среди всех компаний США, занимавшихся НИОКР, из всех отраслей промышленности, на крупные компании пришёлся 81% всех выданных патентов. В расчёте на 1000 работников предприятия крупного бизнеса приходится 1,09 патентов, что в 3,5 раза выше, чем у СМБ [19].
Компаний с активами более 1 млрд долл.
*
В финансовом секторе концентрация и централизация банковского капитала США привела к повышению эффективности его работы. В период с начала 1960-х гг. рентабельность отрасли возросла в 2,3 раза [20]. Это произошло в условиях общего падения расходов банков, причём как процентных, так и непроцентных. В условиях постепенного снижения с 1992 по
2014 гг. процентной ставки ФРС крупнейшие финансовые институты сумели достичь большей экономии в выплате процентов по депозитам, и расходах на оплату труда персонала, оплату оборудования, зданий и пр. [21]
Кроме вышеуказанных преимуществ, укрупнение финансовых институтов создаёт: объективные предпосылки к общему снижению стоимости заёмных ресурсов; к повышению роста кредитного мультипликатора и, как следствие, расширению денежной массы, что, в определённых ситуациях, может способствовать ускорению экономического роста страны; к проведению банками менее рискованной политики и к более эффективному распределению финансовых ресурсов на рынке; к удешевлению и упрощению контроля со стороны государства.
Одновременно углубление процессов монополизации современной экономики несёт в себе определённые риски, ставящие под угрозу стабильное развитие экономики в интересах всего общества. В промышленном секторе это выражается в следующем. Во-первых, крупнейшие корпорации в определённых условиях имеют склонность к умышленному сдерживанию собственного технологического роста. В 2003 г. компания Microsoft — фактический монополист на рынке программного обеспечения — объявила о расходовании 5 млрд долл. на НИОКР. Результатом этого стала регистрация 528 патентов [22], т.е. один патент обошёлся компании в 9,5 млн долл. Одновременно такие фирмы, как IBM и Xerox расходовали в расчёте на 1 патент по 1,4 млн долл., HP — 1,9 млн долл. Во-вторых, негативное проявление монополизации экономики также кроется в том, что крупнейшие корпорации являются источником роста коррупции. Этот тезис подтверждают результаты, полученные в ходе изучения фактов коррупции в 34 странах ОЭСР. Были проанализированы 427 дел о взяточничестве, имевших место за последние 15 лет [23]. Обнаружилось, что наибольшую коррупционную активность проявляют крупные компании. На их долю приходится 60% раскрытых эпизодов взяточничества, а на долю малого и среднего бизнеса — лишь 4%. В оставшихся 36% случаев исследователям не удалось определить размер фирмы, уличённой в коррупционных делах. В основном крупные компании прибегают к коррупционным схемам, чтобы получить государственные контракты. Третий риск монополизации экономики связан с монопольным завышением цен. В среднем в странах ОЭСР в период с 1991 по
2015 гг. индекс потребительских цен рос в 2,2 раза быстрее, чем индекс производительности труда [24].
Монополизация банковского сектора в определённых условиях может создавать преграды для устойчивого развития экономики. Крупные банки склонны занижать процентные ставки по депозитам и завышать кредитные ставки. Это ведёт к удорожанию производства, повышению цен одновременно со снижением доходов населения и, как следствие, к падению темпов экономического роста. Склонность к рационированию кредитов приводит к тому, что более рискованные проекты оказываются отсечены от кредитных ресурсов, что может вести к понижению инновационной активности. Банкротство крупного банка будет означать высокие расходы по его санации.
Кроме того, укрупнение банков ведёт к повышению системного финансового риска. На наш взгляд, он претендует на то, чтобы называться самым опасным риском современной рыночной экономики. Он связан с тем, что неспособность одного из крупнейших банков выполнить свои обязательства приводит к нарушению функционирования всей финансовой системы страны. В обиход вошёл новый термин, определяющий укрупняющиеся финансовые институты: «too big to fail» — слишком крупные, чтобы обанкротиться. Такие учреждения настолько велики и взаимоувязаны, что их банкротство становится гибельным для экономики. В этой связи поддержка таковых является необходимой для государств в случае финансовых потрясений.
Реализация системного риска стала одной из причин мирового финансового кризиса 2008-2009 гг. Осознающие собственную безнаказанность, системно значимые финансовые институты вели чрезмерно рискованную политику, которая в конечном счёте привела к «схлопыванию финансового пузыря». Взаимоувязанность системно значимых банков поставила под угрозу обрушения весь финансовый сектор США. Для недопущения «эффекта домино» власти страны были вынуждены «накачивать» финансовую систему страны ликвидностью, фактически выступая в роли страховой копании для финансового капитала. Политика регулятора, получившая название «бэйлаут» (bail-out), означала меры, направленные на выкуп государством у кризисных финансовых институтов, т.н. «токсичных активов» для того, чтобы не допустить их массового банкротства и, как следствие, коллапса всей финансовой системы. С 2007 по 2010 гг ФРС в рамках различных программ экстренной помощи выделила банкам средств на сумму 16,1 трлн долл. Главными получателями средств стали крупнейшие банки монопольного типа: Citigroup (2,5 трлн долл.), Morgan Stanley (2 трлн долл.), Merrill Lynch & Co. (1,9 трлн долл.), Bank of America Corporation (1,3 трлн долл.) [25]
Такие действия властей «внесли вклад» в подрыв рыночной дисциплины. Теперь банки получили возможность покупать любые активы. Если они принесут прибыль — банк повысит свою долю на рынке, если приведут к убыткам — он будет спасен регуляторами. В этой ситуации проблема преодоления системного риска в банковском секторе является одной из ключевых для регуляторов. Наибольшую остроту получил вопрос о том, как ограничить пагубное влияние монопольного банковского капитала, сохраняя при этом преимущества укрупнения участников рынка. На настоящий момент этот вопрос для большинства государств остаётся открытым.
Системный финансовый риск является тем, что в неоклассической ортодоксии принято относить к т.н. «провалам рынка» — тем экономическим функциям, «которые рынок не может выполнить или выполняет с большими потерями для общества, человека и природы» [26]. В «Глобальном капитале» «провалы рынка» рассматриваются как явление позднего, развитого рынка, лежащее «как правило, в областях, наиболее важных для перехода человечества к новому качеству развития ... речь идет не о пострыночных отношениях, которые могут решать те важнейшие социально-экономические проблемы, которые не могут решить рынок и капитал» [26].
В современной экономической науке существуют разные точки зрения относительно вопроса о характере и перспективах развития современной рыночной экономики. Согласно одной из них, рынок, свободный от постороннего вмешательства (включая государственное регулирование), является механизмом, способным обеспечить экономический рост, социальную справедливость и прогресс, а задача общества состоит лишь в том, чтобы гарантировать право частной собственности.
одновременно, многие современные экономисты придерживаются противоположной точки зрения, отмечая, что объективная реальность ставит перед обществом задачу активного вмешательства в процесс управления экономикой, в частности с помощью государства. Так, бывший председатель Совета управляющих Федеральной резервной системы США (1979-1987 гг.) Пол Волкер назвал справедливым утверждение, что «рынки не самоуправляемы». Им необходима в некоторой степени «сторожевая собака» в виде координатора или кого-то в этом роде, чтобы задавать системе направление движения» [27].
Вторая позиция сводится к тому, что в современной рыночной экономике происходит процесс деперсонификации собственности, диффузии капитала, когда в качестве собственников крупнейших компаний выступает не один собственник или их небольшая группа, а множество мелких собственников. Перед государством встаёт задача поиска баланса между традиционными рыночными механизмами и необходимостью их регулирования и направления для минимизации рисков экономического роста, а также ограничения в социальных целях, что проявляется в гуманизации производственных отношений, смягчении социальной дифференциации в экономически развитых странах, росте значения социальной сферы.
Перечисленные выше явления в современном капитализме относятся к часто используемому в научной литературе определению понятия «социализация рыночной экономики». Ему обычно придают следующий смысл: рыночная экономика приобретает некие социальные свойства, становится более гуманной, изменяется и подстраивается под новые вызовы; тем самым происходит постоянное совершенствование рыночной модели благодаря её адаптивным свойствам.
По нашему мнению, такая оценка происходящих в современной экономике, процессов сужает горизонт анализа, затрагивает лишь верхний слой явления, не касаясь глубинных его основ и тем самым не позволяет системно рассмотреть данную проблему. Понятие «социализация», на наш взгляд, стоит в одном ряду с «совершенной конкуренцией», «смешанной экономикой». Оно явно относится к упомянутому выше редукционному в экономической теории и является попыткой объяснить глубинные процессы, происходящие в базисе современного мира через «надстроечные» явления.
Для описания показанных выше тенденций необходимо ввести новое понятие и говорить не о социализации, а о соци-оальтерации рыночной экономики. Понятие «альтерация» [28], позаимствованное из биологии, означает изменение структуры клеток, тканей и органов, сопровождающееся нарушением их жизнедеятельности. Социоальтерацию рыночной экономики можно определить, как процесс вытеснения рыночных отношений, проявляющийся в развитии и повышении доли нерыночных элементов в рыночной экономике и все более жестком ее регулировании под воздействием монополизации. Такие перемены не означают смерть системы, но представляют собой предпосылки для принципиально иной стадии общественной эволюции, где всё общество принимает активное участие в управлении производством, распределением, обменом и потреблением.
Возникает вопрос: корректно ли говорить, о трансформации, совершенствовании рыночной экономики, её адаптации к новым условиям и гуманизации, когда сам рынок, т.е. товарно-денежные отношения постепенно вытесняются из современной экономики. Всё чаще государства вынуждены прибегать, по сути, к нерыночным методам антикризисного управления, весьма жёстко обращаясь со «священным» для рынка правом частной собственности. Распространённым инструментом регулятора является национализация проблемных коммерческих учреждений. На практике национализация частных банков, в т.ч. и принудительная, в период последних трёх-четырёх десятилетий осуществлялась во многих странах, в особенности в годы Великой рецессии, Азиатского финансового кризиса 1990-х и Банковского кризиса Скандинавии 1980-х-1990-х гг. Государства были вынуждены осуществлять активные вливания средств в финансовый сектор через механизмы рекапитализации, предоставления гарантий по «плохим» активам, поддержки ликвидности и т.д. Кроме того, органы государственной власти прибегали к насильственной смене руководства терпящих бедствие банков, осуществлению прямого управления.
Как отмечают авторы «Глобального капитала», государство в современных условиях трансформируется «в некоторую «супер»-(«сверх»-) корпорацию, не только устанавливающую правила игры на рынке, но и превращающуюся в одного из активнейших игроков, в гигантский капитал, находящийся во всеобщей частной собственности» [29]. Роль государства в современной экономике объективно растёт, однако на деле государственная антикризисная политика не способствует преодолению многих противоречий современного экономического развития. Государство, вынужденное напрямую вмешиваться в рыночные процессы для борьбы с кризисами, зачастую играет роль страховой компании частного сектора, ликвидируя последствия кризиса, после чего национализированные предприятия вновь передаются в частную собственность. Как правило, такое развитие событий сопровождается существенным урезанием госрасходов, в т.ч. в рамках политики жёсткой экономии, что сказывается на качестве социального обеспечения населения, ведёт к углублению неравенства и тормозит процесс экономического роста. Таким образом, современный капитализм не без успеха пытается применить защитные механизмы и «подчинить, ассимилировать ростки нового, приспособить их к
своей собственной пользе, что им удается до поры до времени (пока не грянут реформы и/или революции)» [30].
«Пострыночные отношения существуют, и они гораздо шире и глубже, нежели государственное воздействие на экономику» [31], — пишут Бузгалин и Колганов. Сюда относится активное развитие плановых механизмов управления внутри транснациональных корпораций, т.е. «образование во многом не рыночных «анклавов» экономической жизни во взаимодействии различных предприятий внутри крупнейших корпоративных структур (особенно ТНК, объемы производства которых сравнимы с объемами ВНП средних государств) где внутрихозяйственные отношения дивергируют с межхозяйственными, стирая границы отношений внутри и вовне хозяйственного звена» [32].
На внутрифирменные потоки в рамках ТНК приходится около трети мировой торговли [33]. Подразделения ТНК не производят товар в политэкономическом смысле этого слова, поскольку он не предназначен для продажи на рынке. Внутри ТНК отсутствует рыночное ценообразование, а продукция поставляется от одного подразделения в другое через механизм трансфертных цен. Структурные элементы корпорации не являются экономическими субъектами как таковыми, играя подчинённую роль в составе единых технологических цепочек. Они не обладают свободой действий, поскольку их производственный процесс напрямую зависит от задач, поставленных головным предприятием.
Влияние ТНК на современную экономку по истине огромно. Авторы «Глобального капитала» выделяют три основных направления такого воздействия: влияние корпораций на формирование не только параметров рынка, но и на социально-институциональные параметры экономической жизни; приватизация ряда функций государства по осуществлению легитимного насилия; формирование системы идеологического воздействия и манипулирования [34]. Этот перечень можно расширить. 12% транзакций в мировой экономике приходится на т.н. несимметричные экономические отношения взаимозависимости, включающие в себя контрактное производство, франчайзинг и т.д., где небольшие компании фактические попадают в зависимость от крупных корпораций [35]. Так, франчайзи теряет часть самостоятельности, принимая условия другой стороны — владельца торговой марки. В случае нарушения условий контракта, головная фирма может не только отозвать лицензию у него, но и взыскать неустойку, что будет означать банкротство последнего. Фактически речь идёт о подчинении национального капитала транснациональному. «Ключевые глобальные игроки, — говорится в «Глобальном капитале», — оказываются способны оказывать локальное регулирующее воздействие ... на мелкий бизнес (создавая международную, пронизывающую ряд государств зависимость мелких предпринимателей от данной ТНК; типичные примеры — мелкие предприниматели, связанные с деятельностью нефтяных компаний или ТНК, производящих пиво или т.п.)».
Крупнейшие компании используют механизмы планирования для наиболее эффективного распределения ресурсов между своими подразделениями и дочерними структурами. Более того, планированию подвергается не только производство и сбыт, но и поведение потребителя. Таким образом, происходит процесс вытеснения «рыночной» системы через рост «планирующей», выделенных в своё время Дж.К. Гэлбрейтом [36]. Формируются объективные условия для подчинения экономических процессов интересам общества. Однако двигателем общественного развития всегда является диалектическое взаимодействие объективных условий и субъективных факторов, т.е. сознательных действий человека. В условиях современного капитализма реализация субъективного фактора выражается в т.ч. через применение объективно необходимых инструментов планирования транснациональными корпорациями и антикризисных мер правительствами стран.
Будучи подчинёнными удовлетворению интересов частых корпораций, плановые и антикризисные механизмы не только не позволяют разрешить многие фундаментальные противоречия современной рыночной экономики, но и во многом усугубляют их и создают новые. Сюда относится уже упомянутая проблема системно значимых финансовых институтов. Кроме того, сохраняется проблема перепроизводства и цикличности кризисов.
Использование плановых инструментов частным капиталом приводит к тому, что до сих пор в современном обществе 800 млн человек испытывает состояние хронического голода, в то время как до 50% произведённых продуктов питания (в основном в наиболее развитых странах мира) не доходят до потребителя и утилизируются [37]. Такая политика ведёт не только к бесцельной растрате продовольствия в условиях стремительно растущего населения планеты, но и к неоправданному с точки зрения здравого смысла завышению цен на отпускаемые товары.
Использование прогрессивных методов экономического планирования, но поставленное на службу частному капиталу, приводит не к ожидаемому преодолению противоречий и дисбалансов в экономике, а наоборот усиливает их и создаёт новые. Эта тенденция наглядно проявляется в такой составляющей корпоративного планирования как управление спросом через применение планируемого устаревания. Оно заключается в умышленной политике производителя по сокращению срока службы своих товаров. Это позволяет стимулировать потребительский спрос и, как следствие, повышать прибыль компании. По оценке Европейского социально-экономического комитета, широкое использование принципа планируемого устаревания приводит к нерациональной растрате природных ресурсов и энергии, производство и добыча которых не является экологичной. Потребление природных ресурсов экономиками стран ЕС выросло на 50% за последние 30 лет. сокращение срока службы товаров и их ранняя утилизация приводят к усугублению проблемы отходов, загрязняя окружающую среду. Переработка отходов не становится эффективным решением, поскольку является ресурсо- и энергозатратной процедурой [38].
Исходя из вышесказанного, монополизацию современной рыночной экономики следует рассматривать в качестве объективного процесса, возникающего на почве противоречий рыночной экономики. С одной стороны, конкурентная борьба — главный двигатель прогресса в условиях капитализма — мотивирует капитал к централизации и концентрации. С другой — этот процесс приводит к сокращению количества
рыночных игроков, их укрупнению, что в значительной степени видоизменяет, преобразует основы рыночной экономики.
Монополизации подвергаются все отрасли рыночной экономики. В промышленном секторе крупнейшие корпорации представляют собой локомотив современной экономики, драйвер инновационного развития современного общества. Монополизация банковского сектора происходит параллельно с промышленным, демонстрируя в последнее время более высокие темпы. В условиях финансиализации и глобализации крупнейшие банки подчиняют себе реальный сектор экономики, становятся наиболее могущественной экономической силой. Это влечёт за собой появление новых экономических рисков, главным из которых является системный финансовый риск. Он связан с тем, что неспособность одного из крупнейших банков выполнить свои обязательства приводит к нарушению функционирования всей финансовой системы страны. Существование финансовых институтов монопольного типа, отсутствие действенных рычагов по ограничению их деятельности, часто носящей деструктивный, откровенно спекулятивный характер, ставит общество в опасную зависимость от них. разрешить эти противоречия, оставаясь в границах традиционных рыночных отношений невозможно, поскольку именно они стали источником такого развития событий.
Одновременно с развитием новых рисков в современной экономике вызревают объективные предпосылки к их преодолению. Сегодня они заключаются в развитии нерыночных элементов в рыночной экономике, во многом обусловленных тенденцией её монополизации. Происходит процесс вытеснения рыночных отношений через механизм социоальтерации. В отличие от выработанной в рамках марксизма идеи о подрыве товарного производства, кроме применения крупнейшими корпорациями плановых методов управления, он включает в себя повышение роли государства в антикризисном управлении экономикой, подверженной воздействию системного финансового риска в условиях финансиализации современной экономики, а также широкое распространение несимметричных экономических отношений, в которых национальные предприятия попадают в зависимость от транснациональных корпораций, играя подчинённую роль в их технологических цепочках.
Литература
1. Ленин В.И. О брошюре Юниуса // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.30. — Изд. 5-е — М.: Изд-во политической литературы, 1973. — С.5.
2. Бузгалин А.В., Колганов А.И. Глобальный капитал Т.2 Теория глобальная гегемония капитала и ее пределы. Изд. 3-е, испр. и сущ. доп. — М.: ЛЕНАНД, 2015. — с.33.
3. Jevons S.W. Theory of Political Economy — Macmillan, 3rd. ed., 1871, pp. XLV-XLVI.
4. Ойкен В., Основные принципы экономической политики. — М.: «Универс», 1995. — С. 305.
5. Уэст Э. Дж., Монополия // Экономическая теория / Под ред. Дж. Итуэлла, М. Милгейта, П. Ньюмена. — М.: ИНФРА-М, 2004. — XII. — С. 590.
6. Baumol W.J. 1982. Contestable markets: an uprising in the theory of industry structure // The American Economic Review, Vol. 72, No. 1, 1982, American Economic Association, URL: http://www.jstor.org/stable/1808571 p.4 (дата обращения 12.10.2016)
7. Kreuger А., The political economy of rent-seeking // The American Economic Review, Vol. 64, № 3, June 1974, p.291.
8. Buchanan M. The Collected Works of James M. Buchanan, Vol. 9 The Power to Tax: Analytical Foundations of a Fiscal Constitution 1980 // Online Library of Liberty, URL: http://oll.libertyfund.org/titles/2114 (дата обращения 12.10.2016)
9. Бузгалин А.В., Колганов А.И. Глобальный капитал Т.2 Теория глобальная гегемония капитала и ее пределы. Изд. 3-е, испр. и сущ. доп. — М.: ЛЕНАНД, 2015. — С.34.
10. Бузгалин А.В., Колганов А.И. Глобальный капитал Т.2 Теория глобальная гегемония капитала и ее пределы. Изд. 3-е, испр. и сущ. доп. — М.: ЛЕНАНД, 2015. — С.35.
11. Бузгалин А.В., Колганов А.И. Глобальный капитал. В 2-х тт. Т. 1. Методология: По ту сторону позитивизма, постмодернизма и экономического империализма. Изд. 3-е, испр. и доп. — М.: ЛЕНАНД, 2015. — С. 377.
12. Рассчитано автором по данным: Statistical Abstract of the United States 1989. 2010. Table 987., Historical QFR Data Manufacturing, Mining, Trade, and Selected Service Industries 2014 Table N (дата обращения 12.10.2015)
13. Рассчитано автором на основании данных Federal Deposit Insurance Corporation https://www2.fdic.gov/hsob/ (дата обращения 12.10.2015)
14. Summary of locational statistics, by currency, instrument and residence and sector of counterparty // Bank for international settlements, URL: http://bis.org (дата обращения 12.10.2015)
15. Осик Ю.И. Деглобализация мировой экономики как следствие ее финансиализации // Экономические науки. — 2014. — №1. — С. 202.
16. Бузгалин А.В., Колганов А.И. Глобальный капитал. В 2-х тт. Т. 1. Методология: По ту сторону позитивизма, постмодернизма и экономического империализма. Изд. 3-е, испр. и сущ. доп. — М.: ЛЕНАНД, 2015. — С. 9.
17. Рассчитано автором на основании данных US Census Bureau, 2012 Statistics of US Businesses
18. Рассчитано автором по материалам Companies that introduced new or significantly improved products or processes and the proportion of companies in each industry and company size classification: 2009-11 // The National Science Foundation // URL: http:// www.nsf.gov/statistics/2015/nsf15307/pdf/tab51.pdf (дата обращения 12.10.2016)
19. Рассчитано автором на основании данных Firm Size Data // U.S. Small Business Administration // URL: https://www.sba.gov/ advocacy/firm-size-data (дата обращения 12.10.2015)
20. Рассчитано автором на основании данных Federal Deposit Insurance Corporation https://www2.fdic.gov/SDI/ (дата обращения 12.10.2016)
21. Рассчитано автором на основании данных Federal Deposit Insurance Corporation https://www2.fdic.gov/hsob/ (дата обращения 12.10.2016)
22. Maney K. Microsoft spends a bunch on patents, but is it worth it? // USA Today, 4/21/2004 http://usatoday30.usatoday.com/tech/ columnist/kevinmaney/2004-04-20-microsoft-patents_x.htm (дата обращения 12.10.2015)
23. OECD Foreign Bribery Report 2014 // OECD, URL: http://www.keepeek.com/Digital-Asset-Management/oecd/governance/oecd-foreign-bribery-report_9789264226616-en#page23 (дата обращения 12.10.2015)
24. Рассчитано автором по данным OECD https://data.oecd.org/lprdty/labour-productivity-forecast.htm и http://www.oecd-ilibrary. org/economics/data/prices/consumer-prices-for-g20_data-00738-en (дата обращения 12.10.2016)
25. Webster S, Opportunities Exist to Strengthen Policiesand Processes for Managing Emergency Assistance // United States Government Accountability Office URL: http://ru.scribd.com/doc/60553686/GA0-Fed-Investigation#outer_page_144 p.131 (дата обращения 12.10.2016)
26. Бузгалин A.B., Колганов А.И. Глобальный капитал. В 2-х тт. Т. 1. Методология: По ту сторону позитивизма, постмодернизма и экономического империализма. Изд. 3-е, испр. и доп. — М.: ЛЕНАНД, 2015. — С. 406.
27. О чем думают экономисты. Беседы с нобелевскими лауреатами / Под ред. П. Самуэльсона и У. Барнетта. — М.: Московская школа управления «Сколково»; Альпина Бизнес Букс, 2009. — С. 236.
28. Саркисов Д. С. Альтерация // Большая медицинская энциклопедия. 3-е изд. — М.: «Советская энциклопедия», 1974. — Т.1. — С. 315-316.
29. Бузгалин А.В., Колганов А.И. Глобальный капитал Т.2 Теория глобальная гегемония капитала и ее пределы. Изд. 3-е, испр. и доп. — М.: ЛЕНАНД, 2015. — С.34.
30. Бузгалин А.В., Колганов А.И. Глобальный капитал Т.2 Теория глобальная гегемония капитала и ее пределы. Изд. 3-е, испр. и доп. — М.: ЛЕНАНД, 2015. — С.36.
31. Бузгалин А.В., Колганов А.И., Глобальный капитал. В 2-х тт. Т. 1. Методология: По ту сторону позитивизма, постмодернизма и экономического империализма. Изд. 3-е, испр. и доп. — М.: ЛЕНАНД, 2015. — С.409.
32. Бузгалин А.В., Колганов А.И. Глобальный капитал Т.2 Теория глобальная гегемония капитала и ее пределы. Изд.3-е, испр. и доп. — М.: ЛЕНАНД, 2015. — С.407.
33. Global value chains and Development, Investment and value added trade in the global economy // United Nations Publication Unctad/Diae, 01.2013, URL: http://unctad.org/en/PublicationsLibrary/diae2013d1_en.pdf p.16 (дата обращения 29.10.2015)
34. Бузгалин А.В., Колганов А.И. Глобальный капитал Т.2 Теория глобальная гегемония капитала и ее пределы. Изд. 3-е, испр. и сущ. доп. — М.: ЛЕНАНД, 2015. — С.160.
35. World Investment report, Reforming international investment governance 2015 // United Nations Publication UNCTAD, URL: http:// unctad.org/en/publicationslibrary/wir2015_en.pdf p. 146 (дата обращения 12.10.2016)
36. Гэлбрейт Дж.К. Экономические теории и цели общества / Пер. с англ. — М.: Прогресс, 1976. — С. 74.
37. Global food waste not, want not // Institution of Mechanical Engineers, 2013, URL: http://www.imeche.org/docs/default-source/ reports/Global_Food_Report.pdf?sfvrsn=0 p.25
38. The EESC calls for a total ban on planned obsolescence // European Economic and Social Committee, 17.10.2013, URL: http:// www.eesc.europa.eu/?i=portal.en.press-releases.29603 (дата обращения 29.10.2016)
ограниченная рациональность в различных областях
экономической теории
А.А. Управителев,
аспирант кафедры истории экономики и экономической мысли Санкт-Петербургского государственного университета, магистр экономики
a.a.upravitelev@gmail.com
В статье показано значение концепции ограниченной рациональности для различных областей современной экономической теории. Эта теория, впервые предложенная американским экономистом Гербертом Саймоном, предлагает модель человека альтернативную модели человека в неоклассике. Данная концепция наиболее известна в поведенческой экономике и новой институциональной экономической теории, однако нашей задачей являлось показать ее влияние также на теорию фирмы, эволюционную экономику, теорию игр и неоклассику.
Ключевые слова: ограниченная рациональность, поведенческая экономика, новая институциональная экономическая теория
УДК 330.88 ББК 65.02
Концепция ограниченной рациональности является одной из важнейших для экономической теории второй половины XX — начала XXI века. Её автором считается американский экономист, Нобелевский лауреат Герберт Саймон, впервые она фигурирует в его книге «Модели человека» (1957). С этой концепцией тесно связаны работы Нобелевских лауреатов Рай-нхарда Зельтена, Даниэла Канемана и других учёных.
Несмотря на то, что концепция ограниченной рациональности имеет наибольшее значение в поведенческой экономике и теории трансакционных издержек новой институциональной экономической теории, она оказала большое влияние и на другие направления экономической теории. Целью нашего исследования является анализ влияния тео-
рии ограниченной рациональности на различные направления экономической мысли, а также обозначение различий интерпретации этой концепции в прочтении того или иного экономиста-теоретика от оригинальной концепции Герберта Саймона.
Напомним, концепция ограниченной рациональности, впервые предложенная Гербертом Саймоном, базируется на следующих положениях:
1) принимаемые в сфере бизнеса решения могут быть лишь ограниченно рациональными, поскольку у экономических агентов нет достаточных когнитивных ресурсов для обработки имеющейся информации во всей её полноте и расчёта всех вариантов выбора;
